CC BY
163
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2014. № 3. С. 121-126.
УДК 687.1(571.5)(091)+391(571.5)(091) В.А. Шаламов
ПОВСЕДНЕВНАЯ ОДЕЖДА
И ОБУВЬ КРЕСТЬЯНСТВА ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ В 1920-е гг.
(на примере Иркутской области и Красноярского края)
Исследуются проблемы трансформации костюма сельского жителя под воздействием начавшейся модернизации страны в 1920-е гг. Использованы воспоминания сельских жителей, которые до сих пор не были востребованы, а также архивные данные и периодическая печать. Практически все материалы вводятся в научный оборот впервые. Описывается одежда и обувь простого крестьянина, а также рассматривается решение проблемы обеспечения сельчан одеждой и обувью на протяжении всего изучаемого периода. Акцентируется внимание на особенностях повседневного костюма крестьянина сибирского региона.
Ключевые слова: крестьянство, повседневность, этнология, костюм, одежда и обувь.
В начале XXI в. деревенская тематика в России в связи с нерешенностью ряда социальных проблем вновь становится актуальной. В настоящее время разрабатывается комплексная методика изучения жизни и деятельности сельских жителей на микроуровне, уровне повседневной жизни, которую видел обычный человек. Современных ученых интересует не только массовая история, но и то, из чего строится поведение масс. Большое внимание уделяется бытовой повседневности, поскольку она таит в себе ответы на более широкий круг вопросов [1]. В этой связи представляет большой интерес изучение влияния модернизации на повседневный быт, в том числе личную гигиену, советского крестьянина. Среди наименее изученных факторов личной гигиены следует особо выделить одежду. Именно одежда ближе всего расположена к телу человека, защищает его от неблагоприятного воздействия окружающей среды, сохраняет тепло. Она играет важную роль в личной гигиене каждого человека. Обычные этнографические исследования, как правило, не обращали внимания на такие детали, поэтому эта составляющая повседневной жизни восточносибирского крестьянства оказалась слабоизученной.
С приходом к власти в 1917 г. большевики активизировали свою деятельность во многих направлениях, в том числе и в одежде. Революция стала толчком для формирования нового быта, противопоставленного дореволюционному, пережитки которого власть старалась ликвидировать. В 1919 г. в комиссариате здравоохранения не раз устраивались заседания представителей искусства, медицины, технологии, посвященные вопросу модернизации рабочего костюма. «Стояла задача: создать новый рабочий костюм, так как нынешний рабочий костюм (рабочая блуза) недостаточно рационален. Новый костюм должен быть удобен и изящен, обязан соответствовать современным экономическим условиям и гигиеническим требованиям». Было намечено направление, в котором «следовало разрабатывать новые формы костюма, практичного и функционального, отвечающего требованиям каждой профессии» [2]. Таким образом, было дано начало для широкой специализации одежды, так характерной для Советской России сталинской эпохи. Социальная значимость костюма отвергалась.
Не последнее место в построении послереволюционной одежды сыграло спортивное движение, поддерживаемое властью. Поборник физ-
© В.А. Шаламов, 2014
культуры Т. Хокс резко отрицательно оценивал бессмысленность форм старого костюма, вредное влияние на организм человека тесной и неудобной обуви, громоздких, закрывающих все тело женских платьев, нелепых форм брюк-галифе. «Форма костюма диктуется модой, красотой, обычаем, но ни в коем случае не целесообразностью». Он боролся за внедрение в повседневную практику спортивной одежды, которая «должна выйти за пределы спортивной площадки» [3].
Между тем в обществе пути развития советского костюма носили чрезвычайно разнообразный характер. Само слово «мода» стало означать буржуазный предрассудок, выражающий нечто враждебное коммунистическому быту. Отвергались нефункциональность одежды прошлой эпохи, ее офор-мительные принципы, удаление от практики жизни. Галстуки, ярких цветов мужские костюмы и рубашки, отделки женских платьев кружевами и рюшами, шляпы и портфели на некоторое время подверглись остракизму. Одежда под влиянием послевоенного уклада стала максимально пуритански строгой [4], чему способствовала хозяйственная разруха в стране.
Тем временем перед государством встали иные проблемы, которые также внесли свои коррективы в принципы построения советского костюма. Прежде всего, после двух тяжелых войн в стране практически остановилось все промышленное производство, существующее же не отвечало современным требованиям. В результате «ножниц цен» крестьянство, и без того задавленное различными поборами, отсекалось от возможности приобретения фабричных одежды и обуви. Товарный голод на ткани ощущался чрезвычайно остро несмотря на все усилия властей вплоть до конца 1930-х гг. Дефицит, несомненно, влиял на ассортимент и качество текстиля. До 1924 г. набивной рисунок вырабатывался в очень небольшом количестве. Основную массу составляли гладко-окрашенные ткани - полотно, холст, солдатское сукно, низкие сорта шерсти, байка, гарус, бязь, ситец. От правлений обувных заводов и текстильных фабрик требовалось уменьшение себестоимости продукции, сокращение товарного брака и увеличение производительности труда [5]. Между тем на практике это было трудновыполнимо, даже в более благополучные 1930-е гг. Например, в обзоре Тельминской суконной фабрики за 1920-е гг. отмечалось, что она стала нерентабельной вследствие «старого оборудования, больших затрат на приобретение сырья, низкого качества продукции» [6], в результате чего продукция удорожалась. Все предпринимаемые меры давали небольшой эффект. Требовались не изменения в организации труда и добыче сырья, а коренная реконструкция предприятий легкой промышленности.
Естественно, что перед дизайнерами была поставлена соответствующая задача. Один из ведущих модельеров страны Н.П. Лама-нова в 1928 г. в своих рекомендациях швейным фабрикам отмечала: «Экономия материала. Отсутствие отбросов при построении костюма. Форма, дающая свободу движения» [7]. В стране были нужны и реально выполнимы лишь очень простые и скромные проекты одежды и обуви, удобные в работе, практичные и дешевые.
Местные производители также стремились изменить пристрастия населения к привычной одежде. Например, Иркутский кож-синдикат всячески ограничивал выработку традиционной обуви (ичиги, чирки), поскольку на их изготовление требовалось большое количество сырья. Однако крестьянское население испытывало огромный спрос на традиционную обувь. Причиной такого выбора служит то, что пара больших чирков с завода отпускалась за 2 руб. 80 коп., а хорошие сапоги - за 12-13 руб., шагреневые ботинки хорошего качества - 6 руб. 50 коп. Именно поэтому низовая кооперация старалась закупать именно чирки и ичиги, хотя администрация заводов пыталась поставлять на рынок наиболее дешевые виды заводской обуви в надежде приучить сельчан к городским фасонам [8]. Следующий из этого вывод говорит о том, что население не сопротивлялось нововведениям, но слабое экономическое состояние не позволяло приобретать более современную одежду и обувь.
Не последним фактором, оказавшим влияние на советскую одежду, была медицина. Вопрос телесной гигиены в те годы стоял особенно остро в связи с бушевавшими в стране эпидемиями. В спорах 1920-х гг. в среде медиков отмечается необходимость частого посещения бань и смены нательного белья не реже одного раза в неделю. Нижнее белье должно было служить защитой от внешнего воздействия - холода, жары и грязи, а также защитой внешней одежды от телесных выделений. Специалисты настаивали на широком внедрении в производство нижнего белья из хлопчатобумажных тканей, льна, батиста, поскольку они хорошо впитывают влагу, сохраняют тепло и защищают тело. Шерсть отвергалась из-за маркости. Гигиенисты рекомендовали светлые цвета нижнего белья, потому что на нем всякое загрязнение обнаружится быстрее. На цветном белье следы грязи скрываются. К тому же среди красок часто встречаются ядовитые вещества (сурьма, свинец, мышьяк), которые раздражают кожу, вызывая зуд и сыпь [9]. Между тем выбор цвета белья среди крестьянского населения все чаще падал на цветное. Белая мануфактура не пользовалась популярностью, поэтому ее чаще всего отдавали при распределении частным торговцам [10], которые были основными проводниками товаров в сельскую местность.
При конструировании советского стиля одежды западноевропейские наработки также использовались, особенно в годы НЭПа [11]. Это выразилось в заимствовании деталей и видов западноевропейского костюма. В обиход советского человека начинают входить майки и трусы, сменившие нательные рубашки и кальсоны. Различного рода кепки заменяют картузы, а кожаные и парусиновые ботинки - громоздкие сапоги. Длинная юбка у женщин сменяется на короткую юбочку-клеш английского образца, а неудобные кофты - на рабочие легкие блузы. Западноевропейский стиль одежды с некоторыми особенностями стал ведущим во всех видах одежды. Однако крестьянство тяжело расставалось с привычной одеждой, поэтому только небольшая часть сельчан смогла приобрести новые виды одежды.
Итак, на советский костюм оказали большое влияние многие обстоятельства, в том числе: прогрессивное развитие техники, транспорта, спорта; массовое производство и потребление; необходимость экономии ресурсов; эмансипация женщин; идеология и развитие системы всеобщего здравоохранения. Модернизация одежды происходила под большим влиянием рационализма, эстетическая значимость стояла на втором месте.
Набиравшая обороты индустриализация страны сильно изменили костюм человека тех лет. Восточная Сибирь, не являвшаяся регионом приоритетного развития легкой промышленности, зависела от ввоза мануфактурных изделий. Увеличение производства продуктов легкой промышленности было напрямую связано с индустриализацией. Однако даже в конце 1930-х гг. местная легкая промышленность развивалась медленными темпами и была не в состоянии насытить потребительский рынок своего региона. В 1920-х гг. положение было еще более напряженным. Восточная Сибирь зависела от поставок промышленных товаров из других регионов СССР, этому посвящена отдельная работа Л.Е. Мариненко о развитии системы снабжения населения этого региона. Основной причиной недостаточного снабжения сельских жителей следует считать систему распределения, в результате которой ключевые районы промышленного развития получали приоритет в снабжении всеми видами продукции, в то время как сырьевые и сельскохозяйственные районы снабжались неполноценно [12]. Это обстоятельство и влияло на дефицитность фабрично-заводских изделий в изучаемом регионе.
Особенно острое положение было в 1920-х гг., когда под действием высоких цен на промтовары крестьянство замыкается на своем хозяйстве, ограничивая торговые контакты с городом. В итоге большевики пошли на крайние меры. Государство стало распределять промтовары по регионам страны в зависимости от значимости этого региона.
Так, по сообщениям печати, в Иркутск почти каждый месяц поступало от 17 до 30 вагонов с мануфактурой, при этом не менее 70 % товара направлялось в деревню, где товарный голод был сильнее. Заведующий Заларинской конторой Ирсоюза тов. Ковальский отмечал в ноябре 1925 г.: «Недостает мануфактуры. В начале месяца получили 19 кип мануфактуры, которые разошлись за 3 дня. Крестьяне требуют мануфактуру и, главным образом, одежную» [13]. Наибольший спрос на ткани у крестьян наблюдался в декабре-марте, а наименьший - в летние месяцы, что связано с сельскохозяйственным циклом. Прибывшую мануфактуру в регионе распределяли также неравномерно. Например, в декабре 1925 г. Тулуно-Братскому району передавалось 30 % прибывшей мануфактуры, Зимин-скому - 20 %, Иркутскому - 17 %, Верхолен-скому и бурятским аймакам - 13 °% [14]. Все зависело от значимости региона в сельскохозяйственном отношении. Количество населения и плотность торговых организаций в расчет не бралось.
Лишь к 1928 г., по данным официальной статистики, в промышленном развитии удалось достигнуть уровня 1913 г. По подсчетам Л.Е. Мариненко, в 1928 г. легкая промышленность СССР производила в год на одного человека хлопчатобумажных тканей 17,3 м, шерстяных - 0,56 м, шелковых -0,06 м, кожаной обуви - 0,37 пары [15]. Конечно же, этого было явно недостаточно. Тем не менее, как отмечалось выше, большевики делали упор на первоочередном развитии тяжелой промышленности, а не легкой. Все эти особенности наложили свой отпечаток на повседневный облик советского человека.
Между тем определить норму потребления одежды и обуви сельским населением в 1920-е гг. очень сложно. Статистические данные этого времени за основу принять невозможно, поскольку осуществлялись они в условиях товарного голода. Современные сведения, например данные о минимальной потребительской корзине, также нельзя использовать из-за того, что расчет идет в готовой одежде из более прочных современных синтетических тканей. Гораздо более верными цифрами, на наш взгляд, являются материалы кооперативной статистики по Сибири за 1919 г., когда товарный голод не носил еще острого характера. Согласно этим данным, общее количество потребляемой мануфактуры (платьевой и бельевой) колебалось между 22,9 аршина (16,3 метра) на душу населения в хозяйствах с посевом до 3 десятин и 34 аршин (24,1 метра) в хозяйствах с посевом более 15 десятин. Обувь валяная и галоши распределялись, соответственно, от 1,4 до 1,7 пар на душу населения [16]. Исходя из этих данных, а также указанных выше расчетов о производстве в стране мануфактуры и обуви на душу насе-
ления, выходит, что население недополучало необходимого ему товара.
Существенное влияние на развитие изучаемого региона, кроме уже упомянутого кризиса с продукцией легкой промышленности, оказывала удаленность сельских населенных пунктов от торговых и административных центров, неразвитость путей сообщения, дефицитность промышленных товаров и т. д. По данным иркутских статистиков Г.И. Решетникова и А.В. Черных, в Иркутской губернии в 1923 г. из наиболее крупных торговых центров можно назвать Иркутск и еще ряд поселений, расположенных вдоль железной дороги (Тулун, Куйтун, Тайшет, Зима, Усолье, Нижнеудинск, Шера-гул, Тыреть, Черемхово, Кутулик), которые обслуживали близлежащие районы. При этом расстояние до базаров от ближайших селений, экономически тяготеющих к ним, варьировалось в зависимости от развитости региона. Например, в Нижнеудинском уезде расстояние колебалось от 10 до 150 верст, в Балаганском - от 3 до 200 верст, в Иркутском - от 8 до 260 верст, в Верхоленском -от 3 до 250 верст [17]. Естественно, что при подобном положении население было не в состоянии активно участвовать в торговых операциях. Большевики пыталась усилить приток товаров за счет организации потребкооперации, но практичный крестьянин редко вступал в нее. Из доклада рабоче-крестьянской инспекции Назаровского района Красноярского края в 1925 г. видно, что население кооперировано только на 35 %, потому что его мало привлекают дефицитность, постоянные перебои в снабжении необходимыми товарами, мизерный ассортимент товара [18]. Подобное положение было характерно и для других частей Сибири.
Воспоминания сельских жителей содержат немало упоминаний об удаленности от торговых центров. Возьмем, к примеру, такие селения, как Черчет, Тремино, Волнистый Тайшетского района. Все эти селения удалены от тракта и торговых центров. При обработке воспоминаний старожилов практически всегда отмечается одна фраза, которую можно назвать ключевой: «С рукоделия своего одевались» [19]. В воспоминаниях старожилов можно найти сведения о том, что и в 1920-е гг. население изготавливало самостоятельно одежду из льна и конопли. Здесь господствовали натуральные отношения. Однако если мы просмотрим воспоминания жителей сел Большая Елань, Больше-жилкино, Тайтурка Усольского района, расположенных вблизи от Московского тракта и рядом с базарами в Усолье и Иркутске, то увидим несколько иную картину. Население этих сел стремилось вырастить как можно больше табака, который шел на продажу. Центральной фразой жителей этих селений была: «Садили табак на продажу, одевались из-за него» [20]. Непропорциональное разви-
тие регионов, неразвитость торговли заставляли часть крестьян для личного выживания возвращаться к натуральному хозяйству либо при возможности активизировать торговую деятельность.
Крестьянство в создавшихся условиях встало перед необходимостью изготавливать часть одежды и обуви самостоятельно в своем хозяйстве, что было вынужденным возвращением к натуральному хозяйству. При первой же возможности крестьяне приобретали промышленные изделия. Воспоминания крестьян содержат на этот счет массу сведений. Жительница Тайшетского района М.М. Коваленко отмечала: «И ткали, и пряли, ходили все в холщёвом» [21], а Е.Я. Головачева вообще поведала о полном цикле производства одежды, начиная от посева конопли и льна и заканчивая изготовлением одежды [22]. Им вторит С.Г. Кузнецова из Усольского района: «Юбки и кофты даже самотканые были, товаров мало было. Платки из овечьей шерсти вязали» [23]. Из бланка обследования хозяйства Ф.А. Саломатова из Большемуртинского района Красноярского края видно, что наряду с покупными текстильными изделиями имелись также в наличии изделия, изготовленные самостоятельно. Их перечень довольно большой: чулки шерстяные - 6 пар, рукавицы - 10 пар, обувь валяная - 7 пар, шерстяные ткани -19 метров, льняные ткани - 44 метра, посконные ткани - 158 метров, а кроме этого упомянуты заготовки для обуви и подошвы, которые явно нужны для самостоятельного пошива обуви [24]. Однако имеющиеся данные не позволяют соотнести пропорции покупной и самодельной одежды и обуви.
Бедняцкие хозяйства в 1920-е гг. часто были не в состоянии обеспечить всех членов семьи необходимой одеждой и обувью. В результате только трудоспособные имели весь необходимый набор одежды и обуви, а дети и старики одевались по остаточному принципу. Одежда часто переходила от старшего к младшему члену семьи, что нарушает все принципы личной гигиены, поскольку способствует распространению кожных и острозаразных болезней. В 1930 г. даже появляется статья для местных работников образования, которая рекомендовала им: «Нет пимов - купите шерсти, дайте скатать. Нет кожи - собирайте старую обувь, наладьте починку. А когда получите для фондов помощи детям бедноты мануфактуру - организуйте через культ армейцев пошивку одежды» [25]. Именно этот аспект сильно тормозил всеобщее начальное образование. Детям бедноты, а их было немало (к бедняцким хозяйствам относилось 30 % крестьянских дворов), не в чем было даже выйти за пределы своего двора, а в некоторых случаях - за пределы избы. Вынужденное нахождение в замкнутом пространстве тесных крестьянских изб серьезно подрыва-
ло здоровье молодого поколения. Недаром в 1920-е гг. оставался очень высоким процент детской смертности. Такое положение было характерно не только для деревни. Б.А. Демьянович, старейший житель Иркутска, вспоминал девочку из бедной семьи, которая сказала ему: «Всю зиму свежим воздухом не дышала, одежонки не было» [26].
Наибольших успехов требовалось добиться в изменении традиционного нижнего нательного белья. В 1920-е гг. власти в буквальном смысле приручали сильную половину сельчан к ношению трусов, которые не воспринимались ими, что нашло отражение в тематике юмористических плакатов. В нижнем мужском белье в это время преобладали домотканые кальсоны или подштанники произвольной формы, а также нательные рубашки, о чем свидетельствуют, например, данные добровольного корреспондента П.К. Озерова из с. Заледеево Красноярского уезда [27]. Подобное белье не отличалось комфортностью, было слишком громоздким и неудобным. Женское нижнее белье вообще представляет собой загадку. О. Гурова в своей работе о нижнем белье отмечает появление в 1920-х гг. мягких бюстгальтеров, женских трусиков, комбинаций [28], но в перечне местной галантереи подобные товары отсутствовали. Вероятно, роль нательного белья для крестьянок играла нижняя ночная рубашка, более длинная, чем у мужчин. На ноги женщины надевали бумажные покупные чулки, которые в условиях деревни считались очень дорогими, и доступными не для всех. Обычные крестьянки летом ходили босиком, а зимой вязали шерстяные чулки, которые были более доступны. Нательное белье в этот период полностью повторяло дореволюционные образцы и претерпело незначительные изменения. С точки зрения гигиены оно было ниже всякой критики, вызывало массу неудобств, требовало значительных усилий и времени для изготовления.
Костюм крестьянина в 1920-е гг. свидетельствовал о социально-экономическом положении его обладателя. Мужчины носили, в зависимости от возможностей, холщевые, сатиновые или плисовые косоворотки, иногда вышитые по вороту. Домотканые рубашки иногда окрашивали в красный цвет с помощью лиственничной коры, а в черный -с помощью толоконника. Рабочую одежду могли и вовсе не красить. На ногах носили порты из тех же материй. Первый губернатор Красноярского края А.Ф. Вепрев - выходец из вятских крестьян - вспоминал о своей самодельной одежде: «В школу я пошел в грубых домотканых штанах. Пока до школы добежал, ноги натер до боли» [29]. Одежда мало претерпела изменения с начала века и практически не имела территориальных особенностей. Данные Ангарской экспедиции 1911 г. из Красноярского краеведческого музея, материалы этнографиче-
ских экспедиций из Музея истории города Иркутска, сведения, почерпнутые из периодической печати, полностью подтверждают этот факт. Отличием одежды служили материал и отделка.
Женская одежда также не отличалась разнообразием. Повсеместно в воспоминаниях отмечается, что женщины изучаемого региона редко носили платья или сарафаны. Исключение составляют переселенки. Сибирские женщины шили рубашки из дрели, са-рапинки или холста. Юбки делали прямыми или со сборками. Зимой одевались в вязаные юбки и кофты. Здесь уже все зависело от мастерства рукодельницы. Иногда хозяйки носили фартук различных форм. Так же, как и у мужчин, женский костюм отражал социальный статус его обладательницы. Штаны среди женщин в крестьянской среде не допускались и даже осуждались. «Раньше женщины русские штанов не носили, нельзя было. Юбки три наденут, а штаны не носили» [30], что говорит о высоком значении нравственности при взгляде на женщину.
Из верхней одежды в 1920-е гг. упоминаются пиджаки и армяки, которые изготавливали из толстого сукна. Армяк делался длинным до колена, а пиджак - коротким. К ним пришивались деревянные пуговицы, поверх повязывались вышитыми кушаками, выполнявшими несколько функций, в том числе были необходимы для затягивания хомутов. В сильные морозы одевали поверх армяка полушубок, шубу или доху. Голову мужчины покрывали летом картузом, а зимой преимущественно использовалась шапка-ушанка из различного меха. Женская верхняя одежда ограничивалась армяками, носившимися поверх кофт. Шубы и дохи использовались только в дальнюю дорогу. На ноги надевали вязаные чулки, а на руки -варежки. Ленты и цветастые фабричные платки были излюбленным подарком женщинам в любом возрасте. Поверх обычного платка в зимнее время женщины и девушки повязывали пуховую шаль собственной вязки. Верхняя одежда была самой дорогостоящей частью гардероба сибиряка, которую, как правило, заказывали в кустарной мастерской. Почти в каждом селении был человек, который умел шить шубы, дохи, меховые шапки и т. д. Этот промысел был особенно востребован в сельской местности.
Обувь сельчан в 1920-е гг. уже была подвержена влиянию города. Наряду с изготовленной самостоятельно или в кустарных мастерских традиционной обувью - чирками и ичигами - среди крестьянства имели хождение также покупные сапоги или ботинки. Кроме них изготавливали также бродни и изредка лапти из кожи, пеньки или лозы. Женская обувь мало чем отличалась от мужской. Из другой обуви был спрос только на калоши, но их ввоз в край был невелик, и большого распространения они не получили.
Зимой чаще носили валенки (катанки, пимокаты) собственного производства.
Одной из особенностей региона была полинациональность. Переселенцы 1920-х гг., как столыпинские, так и советские, еще не утратили своих культурных особенностей, в том числе и в ношении привычной для них одежды, отличной от той, которая была в обиходе у местных уроженцев. Так, П.Н. Мар-тынюк, жившая в с. Черчет Тайшетского района, отмечала, что «у скобарей (местное название выходцев из Псковской губернии) мода на сарафаны была» [31]. Е.Я. Головачева рассказывала о рукоделии матери, которая была родом из Белоруссии и сохранила традиции национальной вышивки [32]. К этому необходимо добавить и местное автохтонное население, которое также сохраняло свою культуру [33]. Из этого следует, что одежда могла значительно варьироваться в регионах, где собрались представители различных национальностей, а это требовало специальных знаний при изготовлении (вышивка, способы окраски, изготовление сарафанов, унтов, выделка шкур и т. д.).
Таким образом, в структуре крестьянской одежды 1920-х гг., бытовавшей в восточносибирском регионе, прослеживаются сразу несколько тенденций. Во-первых, сохранялось бытование изготовленных кустарным способом одежды и обуви, непрактичных, плохо отвечающих требованиям личной гигиены, требующих значительных затрат времени на изготовление. Во-вторых, самодельная одежда и обувь были более приспособлены к условиям тотальной нехватки промышленных товаров, жесткого распределения товарного фонда государством и слабой товаропроводящей сети. В-третьих, все теоретические разработки отечественных модельеров, исходивших из российских особенностей в костюме и западноевропейских модернизационных достижений, слабо применялись на практике, так как сельчане приобретали чаще всего не готовую одежду, а мануфактуру, поскольку она была дешевле. Практика жизни требовала модернизации одежды сельчанина. Был необходим простой, доступный, дешевый, соответствующий гигиеническим требованиям, удобный костюм, но в условиях НЭПа это было возможно лишь в отдаленном будущем.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Безгин В. Б. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX - начала XX века). М., 2004. 304 с. ; Мельничук Г. А. Конференция «Российская деревня: прошлое и настоящее» // Отечественная история. 2004. №2. С. 199202 ; Поляков Ю. А. Человек в повседневности (исторические аспекты) // Отечественная история. 2000. № 3. С. 125-132.
[2] Стриженова Т. К. Из истории советского костюма. М., 1972. С. 17.
[3] Хокс Т. Организация тела // Октябрь мысли. 1924. № 2. С. 60-62.
[4] Стриженова Т. К. Указ. соч. С. 21.
[5] Резолюция XVI съезда ВКП(б) «О выполнении пятилетнего плана промышленности» // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1954. Ч. 3: 1930-1954. С. 36-40.
[6] Земля усольская: очерки истории Усольского района с древнейших времен до начала Гражданской войны / авт.-сост. А. Ильинский, В. Скороход. Иркутск, 2005. С. 111-112.
[7] Стриженова Т. К. Указ. соч. С. 30, 42.
[8] Арановский И. О кожсиндикате и о чирочной коже // Власть труда. 1926. 26 февраля.
[9] Гурова О. Советское нижнее белье: между идео-
логией и повседневностью. М., 2008. С. 117-119.
[10] Ковальский Т. Каких товаров не хватает // Власть труда. 1925. 18 ноября.
[11] Стриженова Т. К. Указ. соч. С. 30.
[12] Мариненко Л. Е. История развития системы снабжения восточносибирской деревни в 1930-е гг. Красноярск, 2008. 146 с.
[13] Ковальский Т. Указ. соч.
[14] 20 вагонов мануфактуры // Власть труда. 1925. 2 декабря.
[15] Мариненко Л. Е. Указ. соч. С. 7.
[16] Киреев К., Красильников М. П. Товарное потребление в Сибири (по данным отдела кооперативной статистики). Новониколаевск, 1922. С. 4-5.
[17] Решетников Г. И., Черных А. В. Торговля и рынок Иркутской губернии: стат.-экон. очерк. Иркутск, 1923. С. 13.
[18] ГАКК (Государственный архив Красноярского края). Ф. р-384. Оп. 1. Д. 3. Л. 49.
[19] МИГИ (Музей истории города Иркутска). Материалы лаборатории истории Сибири. Тайшетская группа отрядов. Ф. 30. Тетрадь 1. С. 50.
[20] МИГИ. Материалы лаборатории истории Сибири. Усольско-тельминская группа отрядов. Ф. 31. Тетрадь 15. С. 51.
[21] МИГИ. Материалы лаборатории истории Сибири. Тайшетская группа отрядов. Ф. 30. Тетрадь 1. С. 31-32.
[22] МИГИ. Материалы лаборатории истории Сибири. Тайшетская группа отрядов. Ф. 30. Тетрадь 1. С. 21-33.
[23] МИГИ. Материалы лаборатории истории Сибири. Усольско-тельминская группа отрядов. Ф. 31. Тетрадь. 10. С. 35.
[24] ГАКК. Ф. р-769. Оп. 1. Д. 126. Л. 12-13.
[25] Редкин Б. Район - опорный пункт культурного похода // Восточно-Сибирская правда. 1930. 1 октября.
[26] Демьянович Б. А. Записки иркутянина (19261942). Иркутск, 2008. С. 61.
[27] ГАКК. Ф. р-769. Оп. 1. Д. 105. Л. 19 об.
[28] Гурова О. Указ. соч. С. 114-116.
[29] Вепрев А. Ф. Первые. История жизни / гл. ред. И. Лусникова. Красноярск, 2002. С. 22.
[30] МИГИ. Материалы лаборатории истории Сибири. Усольско-тельминская группа отрядов. Ф. 31. Тетрадь 11. С. 82.
[31] МИГИ. Материалы лаборатории истории Сибири. Тайшетская группа отрядов. Ф. 30. Тетрадь 1. С. 50.
[32] МИГИ. Материалы лаборатории истории Сибири. Тайшетская группа отрядов. Ф. 30. Тетрадь 2. С. 28-30.
[33] Винокуров М. А. Историко-экономические аспекты переселенческой политики в дореволюционный период // Иркутский историко-экономи-ческий ежегодник. Иркутск, 2008. С. 18-30.
