CC BY
107
Раздел 8 ФИЛОСОФИЯ
Редактор раздела:
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ГУК - доктор филосовских наук, профессор, Кемеровский государственный университет культуры и искусств (г. Кемерово)
УДК 101.1:316 Elin S.P POST-SOVIET ELITE IN ITS HISTORICAL DEVELOPMENT PROCESS STRUCTURIZATION The article describes the transformation of post-Soviet elite, in the context of post-Soviet history and its internal structure. The socio-philosophical interpretation of relationships and structures allows you to see the relationship of change of elites in the history of post-Soviet society.
Key words: political elite, business elite, elite federal regional elite, transformation of the elite.
С.П. Елин, аспирант Кемеровского гос. университета культуры и искусств,
г. Кемерово, E-mail: [email protected]
ПОСТСОВЕТСКАЯ ЭЛИТА В ЕЁ ИСТОРИЧЕСКОЙ ДИНАМИКЕ ПРОЦЕССА СТРУКТУРИЗАЦИИ
В статье рассматривается процесс трансформации постсоветской элиты - в контексте постсоветской истории и её внутренней структуризации. Социально-философская интерпретация соотношений событий и структур позволяет увидеть взаимосвязь изменений структур элит в истории развития постсоветского общества.
Ключевые слова: политическая элита, бизнес-элита, федеральная элита, региональная элита, трансформация элит.
Изменения в российском обществе, с 90-х годов XX столетия, тесно связаны с трансформацией структур элит. Постсоветская элита стала обладать сложной структурой. В неё стали входить политическая элита (в которой следует различать федеральную и региональные элиты), бизнес-элита, культурная элита и др. И если можно сказать, что различия между специализированными элитами существовали и в советский период, то ныне мы являемся свидетелями появления региональной и бизнес-элит, что сильно изменило структуру элит российского общества.
Структура элит тесно связана со структурой общества и исследуется очень часто посредством стратификационного подхода, ранжирующим положение групп по шкале иерархических статусов, что выражает одну из частных проекций многомерной групповой структуры.
В этом контексте хотелось бы отметить возможность использования подхода Т.И. Заславской. Она обосновала гипотезу трансформационной структуры российского общества, где предположила возможный взаимосвязанный анализ вертикальной и горизонтальной проекций. Эта гипотеза предполагает, что социально-трансформационная структура каждого общества имеет две относительно независимые, но одинаково важные проекции
- вертикальную (социально-иерархическую) и горизонтальную (культурно-политическую).
Заславская рассматривает вертикальное измерение этой структуры как специфическое отражение социальной стратификации общества, разделяя участников трансформационного процесса на страты, существенно различающиеся масштабом и структурой располагаемых ресурсов, а соответственно и возможностями участия в принятии и реализации важных решений. Уровень социального статуса индивидов и групп сказывается на направлениях и механизмах трансформационной активности, а также её масштабах и значимости. Чем выше социальный
статус групп, тем шире возможности их участия в установлении новых правил игры и распределении общественных ресурсов и тем сильнее их влияние на трансформационный процесс [1].
Горизонтальная же проекция трансформационной структуры общества определяется ею как совокупность социально-культурных общностей, характеризующихся разными политическими интересами, преследующих разные политические цели и ориентированных на разные направления социетального преобразования общества. Центральной субстанцией являются политические интересы, которые выступают той основой, которая, с одной стороны, скрепляет социально разрозненные элементы внутри интересующих нас групп, обеспечивая их относительную целостность и способствуя их солидарному действию, а с другой - разделяет эти целостности, противопоставляя группы друг другу [1]. Важность политических интересов в социальной жизни общества также отмечал А.Г. Здравомыслов, который подчеркивал, «что политические интересы - это обобщенное концентрированное выражение всех прочих интересов, так как в них, отношение данного класса или данной социальной группы к политической власти в обществе» [2, с. 167].
Рассматривая вертикальную проекцию трансформационной структуры общества, Т.И. Заславская указывает, «что она может исследоваться в двух ракурсах. Первый из них непосредственно связан с социальной стратификацией общества. Его элементами являются слои и группы, занимающие разное положение на стратификационной шкале и служащие традиционным объектом исследований социальной структуры. Второй подход классифицирует социальные субъекты в зависимости от того, на каком уровне осуществляется их трансформационная активность» [1, с. 274], то есть Заславская указывает на возможность рассмотрения в горизонтальной и вертикальной проекции, отдельно, любую страту общества.
В данной работе мы намерены рассмотреть верхнюю страту российского общества - элиту, структура которой менялась от близкой к монолитной в советском обществе - до плюралистической в российском обществе.
Если советская элита и не была монолитом (в ней можно было различить функциональные элиты, например, технократическую, культурную, да и в самой политической элите имелись различные клиентарные группировки), то, во всяком случае, отличалась высоким уровнем сплоченности и единства, прежде всего идеологического, а также организационного. Постсоветская же элита обладает значительно более сложной структурой, она плюралистична, интересы её структурных элементов могут существенно различаться, хотя общие интересы, связанные со стабилизацией социально-политической системы, её объединяют.
Структура постсоветской элиты заметно изменилась, хотя все же продолжает существовать верховенство политической элиты. Это связано с тем, что в России, много веков, абсолютное верховенство принадлежало политико-административной элите, она занимала решающие командные позиции. Еще сильны традиции не правового, а полицейского государства, традиции тоталитарного и авторитарного периодов российской истории, когда политико-административная элита по существу бесконтрольно распоряжалась страной, а отношения между различными функциональными элитами были строго иерархизированы, это были вертикальные властные отношения. Все элиты были подконтрольны политической элите и не могли бросить ей вызов. Порой политические элиты до сих пор считают себя вправе командовать прочими социальными группами, ориентируясь на вертикальные структуры власти. А в условиях гражданского общества должны преобладать как раз горизонтальные связи [3].
И все же произошедшая трансформация в российском обществе дала значительные изменения в постсоветской структуре элит. И чтобы понять сущность и масштаб этого процесса нужно сравнить современную структуру российского общества с некоторой исходной точкой, в качестве, которой мы примем структуру советской элиты, так как ей была характерна монолитность и вертикальная структура власти.
Советская элита отличалась монолитным единством, за что подвергалась критике со стороны демократов. Ведь западная общественная мысль считает одним из признаков демократии плюралистическое распределение власти между элитами, представляющие интересы разных общественных групп. В советском государстве господствовала социалистическая политикоправовая доктрина, в которой принцип разделения властей отвергался как буржуазный и неприемлемый. Единая государственная власть провозглашалась как власть Советов, то есть власть представительных органов. Такой тип государства можно назвать моноцентрическим. Приведем мнение О.В. Крыштановской, в котором она утверждает, что «типичным примером моноцентричного государства является советское государство, в котором политический класс был институционализирован в форме номенклатуры... Номенклатура охватывала все сколько-нибудь значимые должности страны, руководителей всех уровней и сегментов общества. Политический класс был гипертрофирован, так как тоталитарное государство вобрало в себя почти весь социум» [4, с. 74].
На сегодняшний день структура постсоветской элиты приближается к структуре элит демократических стран. Уже существует определенное сходство структур элит России и стран Запада. Оно базируется, прежде всего, на развивающейся рыночной экономике, основой которой является институт частной собственности. Это значит, что политическая демократия, еще не полностью, но уже присутствует в России, где развивается свободный рынок, так как свободный рынок является важной составной частью того, что специалисты в области общественных наук называют гражданским обществом. Оно состоит из организаций и групп, отделенных от государства, таких как профсоюзы, религиозные и профессиональные объединения. Наиболее значимой группой, отдельно функционирующей от государства, считается бизнес-элита, которая является самостоятельным элементом в горизонтальной структуре элит. Рассмотрение бизнес-элиты как отдельной группы в общей структуре элит в современной России становится необходимым, так как она является важнейшим элементом института частной собственности. А частная собственность - это краеугольный камень гражданского общества, в котором аккумулируются различные группы.
Надо отметить, что понятие «гражданское общество» в современной России ассоциируется с понятиями «свобода» и «право», но не с понятием «собственности». Между тем еще К. Маркс писал: «Гражданское общество обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил. Оно обнимает всю торговую и промышленную жизнь данной ступени и поскольку выходит за пределы государства и нации, хотя, с другой стороны, оно опять-таки должно выступать вовне в виде национальности и строится внутри в виде государства» [5, с. 71].
Как отмечает Б. Миронов «... до середины XVIII века в русском законодательстве отсутствовали понятия “собственность” и “движимая собственность”. Только при Екатерине они были введены в законы» [6, с. 381]. Характерна и сложившаяся традиция, как в народном сознании, так и в сознании интеллигенции, вплоть о 1917 года - доминировало отрицательное отношение к частной собственности на землю. В Манифесте от 17 октября 1917 года среди дарованных гражданских свобод мы находим неприкосновенность личности, свободу слова, собраний и союзов, но там не нашлось места для частной собственности. Частная собственность как гарант независимости гражданина от государства фактически отсутствовала в России на протяжении всего его имперского периода для большей части населения, а в дальнейшем и в Советской России. Классовое разделение общества, основа которого - собственность, не было применимо к России, как и термин «гражданское общество» не находил места в фактах российской истории. В то же время данные понятия являются важной составляющей современного российского общества.
Генезис российской бизнес-элиты, как зарождающейся отдельной группы, нужно отнести к началу 80-х годов, когда элита еще не владела экономическим капиталом, но все же у нее имелся потенциал, измеряющийся мерой их участия во владении, распределении и использовании общественного богатства. По этому критерию выделялись такие группы, как бюрократия, распределявшая дефицитные социальные блага, руководители производств, распоряжавшиеся финансами и продукцией предприятий и обычно причастные к теневой экономике, работники материально-технического снабжения, оптовой и розничной торговли, сферы обслуживания и прочие.
Советская элита испытывала неудовлетворенность от того, что не могла передать “свою собственность” по наследству, поскольку это была государственная собственность, которой она бесконтрольно распоряжалась и она все более стремилась превратиться в элиту собственников. Поэтому в период перестройки она использовала свое исключительное положение для того, чтобы стать собственником средств производства. Именно в конце перестройки старая элита, осознав неминуемость перехода к рынку и не желая оказаться на обочине, стремилась сохранить свое положение, дополняя власть богатством.
В период перестройки для политической элиты главной интенцией становится инстинкт наследования. Поэтому конверсия власти в собственность, а точнее, слияние власти с собственностью, и стало основным побудительным мотивом перестроечной элиты в условиях слабой верховной власти. Именно противоречия между правом распоряжения - действительно крайне широким, в отдельные периоды практически неограниченным
- и правом владения, вернее, отсутствием такового, стало ключевым противоречием советской номенклатуры - противоречием, ставшим одним из побудительных мотивов перестройки.
Раскол монолитной советской элиты на две функциональные группы (в горизонтальном плане) стал изменением конфигурации власти, перераспределением ресурсов, где власть одних основана на политических ресурсах, а власть других - на экономических. В дальнейшем это историческое развитие постсоветской элиты сформировало относительно устойчивые и довольно разнообразные отношения между политической элитой и бизнес-элитой, выражающихся преобладанием то вертикальных, то горизонтальных структурных отношений.
На начальном этапе развития стимулировали бурное развитие примитивные формы и типы отношений. Эти отношения были, скорее всего, свойственны традиционному обществу, чем современному. В этот период центральное место заняли «патронаж» и «клиентела» - разновидность иерархических отношений с вертикальной структурой власти, предполагающих обмен покровительства «патрона» на лояльность «клиентов». В этих отношениях главную роль стала играть неустойчивость во вза-
имоотношениями между властью и бизнесом. Отчасти эта неустойчивость связана с тем фактом, что патронаж оказывается неспособен восполнить дефицит общественного порядка, «эрзацем» которого он выступает. Другая причина неустойчивости
- внутренняя противоречивость патронажно-клиентельных форм. Во-первых, патрон-клиентские отношения противоречат новым образцам отношений: правовым, демократическим, рыночным, которые были признаны в качестве нормативных. Во-вторых, вынужденное участие в патронажно-клиентельных отношениях вызывает у многих акторов неудовлетворенность. Это делает такие формы взаимоотношений, не вполне или полностью нелегитимными и побуждает периодически оспаривать их. Примером может служить семерка ведущих финансовых структур России, каждый из членов которой в ходе своего развития в той или иной степени был объектом патронажа. Однако затем каждый из них накопил такой совокупный объем ресурсов, что поднялся практически на один уровень со своими патронами. Они переросли патронаж, а их отношения с бывшими патронами приблизились к горизонтальным отношениям. Теперь члены «семерки» могут обмениваться с представителями политической элиты равноценными услугами.
Иерархические отношения практически исчезают, фигуры патрона и клиента теряют свою определенность. «Ведущий» и «ведомый» постоянно меняются местами, и зачастую трудно определить, кто от кого зависит. Патронаж уступает место симбиотическим отношениям, происходит сращивание бюрократии и бизнеса, а точнее политической элиты и бизнес-элиты.
Можно привести пример по поводу сращивания политической элиты и бизнес-элиты. Так в предвыборной борьбе за пост президента России в 1996 году, Ельцин стал опираться на ведущие политико-финансовые кланы в качестве базы поддержки на выборах, «побочным продуктом» этой переориентации стало вхождение во власть крупного капитала, что означало победу олигархической модели элитообразования. Эта форма сращивания политической элиты с бизнес-элитой имеет горизонтальную составляющую в общей картине структур элит, где итогом становятся симбиотические отношения, сводящие к минимуму или исключающие вовсе иерархию. Однако побочным эффектом сближения государства и капитала стало становление привилегированных связей с наиболее крупными финансовыми структурами, способными взять на себя функцию агентов государства или высшего политического руководства. Сокращение дистанции между политической властью и бизнес-элитой стало фактором, побуждающим, при возникновении такой необходимости, бизнес-элиты, идти на конфликт с властью.
Как обоснованно отмечает А. Мигранян, одержанная таким образом победа на выборах для президента означала поражение во власти, ибо степень участия и масштабы финансирования избирательной кампании Ельцина ведущими политико-финансовыми структурами определяли высокую степень зависимости президента от олигархов спонсоров [7].
По этому поводу Гаман-Голутвина отмечает, что «свидетельством окончательной победы олигархической модели элитооб-разования стал состав сформированного летом 1996 года правительства, представшего в качестве сообщества отраслевых лоббистов. Не случайно целый ряд “подписантов” “Письма тринадцати” заняли весьма влиятельные государственные посты. В. Потанин с августа 1996 по март 1997 гг. в качестве первого вице-премьера правительства - курировал экономический блок. Б. Березовский стал заместителем секретаря Совета безопасности Российской Федерации, а впоследствии - секретарем Исполкома СНГ. М. Ходорковский был назначен членом коллегии Минтопэнерго. Н. Михайлов стал статс-секретарем - первым заместителем министра обороны, а Л. Невзин занял пост первого заместителя гендиректора ИТАР-ТАСС» [8, с. 322].
Изменился и тип организации властной элиты. Здесь Га-ман-Голутвина выделяет два типа организации властного класса: бюрократический и феодальный (олигархический). Первый основан на разграничении функций экономического и политического управления, второй же базируется на их слиянии. В результате осуществления реформ в России была воспроизведена модель образования элит, характерная для феодальной, а не современной западной формы функционирования государства, где в основном сохраняется автономность государства от частных экономических корпораций [9, с. 162-163].
Теневое сращивание государственной власти с бизнесом постепенно распространилось вширь и вглубь, охватив все звенья государственной машины. Место и связи в политической
системе стали главным фактором приумножения собственности, а собственность, в свою очередь, превратилась в мощный источник политического влияния. В результате возникла олигархическая верхушка общества, сосредоточившая в своих руках, как всю полноту государственной власти, так и большую часть национальных богатств. По утверждению Б. А. Березовского, в 1996 - 1997 годах половина российской экономики контролировалась всего семью промышленно-финансовыми группами. Но все же, по утверждению О. В. Гаман-Голутвиной, в России говорить об олигархии можно лишь «с известной долей условности: у нас есть олигархи, но нет, и не было олигархии как консолидированной группы: воины между кланами носят перманентный характер» [9, с. 165].
Между тем в странах Запада центральную роль играют не привилегированные связи между государством и бизнесом, а взаимоотношения между государством и союзами (ассоциациями) предпринимателей. Так в Великобритании такое положение во взаимоотношениях с государством занимает Конфедерация британской промышленности, в ФРГ - Федеральный союз германской промышленности и Федеральное объединение немецких работодателей, во Франции - Национальный совет французских предпринимателей. В Италии - Конфиндустрия. В Швеции - Конфедерация промышленников и Шведское объединение предпринимателей и т. д. Главное достоинство этой модели взаимоотношений, между политической властью и бизнес-элитой, состоит в том, что она позволяет государству избегать «сращивания» и строить взаимоотношения с бизнесом на цивилизованной основе.
Ситуация в России начала несколько меняться на рубеже тысячелетий, были устранены причины, которые привели к разрушению власти при Ельцине. Федеральной элите времен Путина удалось обуздать бизнес-элиту, это сделало управляемой Россию из центра. Принципиальная позиция Путина по сравнению с ельцинской моделью отношений с крупными собственниками заключалась в том, что если при Ельцине взаимодействие осуществлялось исключительно по неформальным каналам по формуле «приватизация власти», то Путин предпочел формулу «равноудаления» бизнеса от «вертикали власти» и сделал выбор в пользу институциональных форм взаимодействия с крупным бизнесом. Основными участниками взаимодействия с властью, от большого бизнеса стали созданный в 2000 году Совет по предпринимательству при Правительстве Российской Федерации и сформированное в 2001 году бюро РСПП (Российский союз промышленников и предпринимателей). В сравнении с ельцинским периодом это взаимодействие со стороны бизнеса носило более консолидированный характер, и на высшем политическом уровне оно касалось не только и не столько тех или иных сугубо конкретных вопросов, сколько основных направлений социально-экономической политики государства. Бизнес и олигархи действительно были удалены от прямого воздействия на внешнюю и оборонную политику, кадровых перемещений и решений чисто политических проблем внутри страны. Однако их роль в определении основных параметров судьбоносных для будущего России социально-экономических проблем и взаимодействие на социально-экономическую ситуацию страны и регионов не только не снизилась, но напротив, существенно возросла (в соответствии с резко возросшим экономическим потенциалом крупного корпоративного капитала). На высшем политическом уровне взаимодействие бизнеса и власти стало носить характер согласования [10].
Важное место среди факторов, влияющих на структуру власти, является конфигурация центров принятия ключевых решений, т.е. фрагментация власти (разделение властей), которая, как правило, содействует интересам всего общества. Такое разделение властей является одним из важнейших принципов организации государственной власти и функционирования правового государства на Западе. Наиболее последовательно принцип разделения властей был проведен в Конституции США 1787 года. Её основателями были: А. Гамильтон, Дж. Мэдисон, Дж. Джей; которые развили классическую модель разделения властей. Это горизонтальное разделение властей: на законодательную, исполнительную и судебную, дополнив её моделью вертикального разделения властей, разграничив полномочия между федеральной властью и властью штатов. Кроме того, в содержание классической модели была включена система «сдержек» и «противовесов», в результате действия которой судебная власть США реально реализовала свою прерогативу контроля над конституционностью тех или иных законодательных актов.
В России, в начале 90-х годов, в президентском окружении то же существовала идея о разделении властей, которая была особенно популярна среди новых демократов, они предлагали копировать, то американскую, то французскую модель государственного устройства. Их не пугало отсутствие единого центра власти, каким было политбюро ЦК КПСС. Напротив, они стремились к созданию иных, независимых структур, которые легитимировались бы на выборах и прямо не зависели от президентской власти. Так в 1993 году была принята Конституция Российской Федерации, где впервые был провозглашен принцип разделения властей. Статья 10 Конституции гласила: «Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной властей самостоятельны». Статья 11 продолжает: «П. 1. Государственную власть в Российской Федерации осуществляют: Президент Российской Федерации, Федеральное Собрание (Совет Федерации и Государственная Дума), Правительство Российской Федерации, суды Российской Федерации» - горизонтальное разделение политической элиты. «П. 2. Государственную власть в субъектах Российской Федерации осуществляют образуемые ими органы государственной власти. П. 3. Разграничение предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации осуществляется настоящей Конституцией, Федеральным и иными договорами о разграничении предметов ведения и полномочий» [11, с. 6] - вертикальное разделение политической элиты.
Однако, как показывает практический опыт функционирования властей, после принятия Конституции России в 1993 году, обладая относительной самостоятельностью и сдерживая в своей повседневной деятельности, друг друга, государственные власти далеко не всегда уравновешивают отношения между собой. В особенности это касается законодательной и исполнительной властей. В отношении между ними, равно как и в отношениях с судебной властью, неизменно доминирует президентская, а точнее исполнительная власть. Во взаимоотношениях с судебной властью это предопределяется, прежде всего, тем, что президент обладает конституционными возможностями оказывать влияние на кадровый состав судебных органов. Так, в соответствии со ст. 83 и 128 Конституции Российской Федерации президент представляет кандидатуры Совету Федерации для назначения на должности судей Конституционного Суда, Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда. Кроме того, он назначает судей других федеральных судов.
В отношении между законодательной и исполнительной властями доминирование исполнительной власти во многом предопределяется тем, что президент обладает такими весьма действенными рычагами, как право роспуска Государственной Думы, право назначения выборов в Государственную Думу, право назначения референдумов, право на внесение законопроектов в Думу, подписания и обнародования федеральных законов. Президент обладает также правом вето на принимаемые законы.
Согласно Конституции законодательная власть имеет тоже определенные рычаги обратного воздействия на исполнительную власть. Среди них наиболее действенными считаются, например, такие, как полномочия Государственной Думы на решение вопроса о доверии правительству России. Право Совета Федерации, на основе выдвинутой Государственной Думой обвинения против президента на решение вопроса об отрешении его от должности и др. Данные и другие подобные полномочия, несомненно, являются важными рычагами влияния законодательной власти на исполнительную власть и оказывают определенное сдерживающее по отношению к ней воздействие. Однако по своей силе они заметно уступают средствам воздействия исполнительной власти на законодательную власть. Кроме того, некоторые средства сдерживания исполнительной власти со стороны законодательной в значительной мере нейтрализуются потенциальной возможностью применения обратных, более сильных мер.
Отсюда можно сделать вывод, что современное состояние политической элиты, её структурирование в горизонтальном отношении пока далеко еще от оптимального, не работают в полную силу система «сдержек» и «противовесов», хотя по сравнению с монолитной советской элитой, это, несомненно, шаг вперед на пути построения демократического общества.
Другим изменением структуры политической элиты является разграничение власти по вертикали, то есть переход к феде-
ративному устройству государства, который является тем разграничением, когда часть государственной власти и суверенитета становилась собственностью субъектов федерации. Можно было бы проводить много справедливых слов по поводу незавершенности и противоречивости процесса федеративного строительства в России. Однако существенным для нас, в данном случае, является то, что впервые в отечественной истории региональные элиты превратились в относительно самостоятельных политических акторов, с относительно независимой от центральной власти базой легитимации, с относительно автономной политической, финансовой и организационной ресурсной базой своего функционирования. Разумеется, степень независимости региональных политических элит неверно было бы преувеличивать. Но в сравнении с советским периодом истории, когда глава региона или региональное партийное руководство, де-факто обладая огромными властными полномочиями, находились в абсолютной личной зависимости от центрального руководства, произошедшие же в 90-е годы сдвиги, действительно носили качественный характер.
При этом отношения между федеральной властью и региональными элитами постоянно изменялись, и выражались, то в ослаблении вертикали власти, то в её усилении. Можно выделить три основных периода. Первый - самый короткий с августа 1991 г. - до конца 1992 г. - период наиболее хаотичный, когда действующая кое-где советская власть соседствовала с властью, которая объявила себя властью демократической, где назначенные центром главы некоторых регионов соседствовали с первыми руководителями исполнительной власти, избранными населением региона.
Второй период (1993-1999 гг.) был периодом регионализации, усиления субъектов Российской Федерации. В результате изменилась модель вертикального разделения властей, то есть способы разграничения полномочий между федеральной властью и властью регионов. Глубокие преобразования в данной сфере в течение 90-х годов XX столетия привели к значительному увеличению политического влияния региональных элит в российской политической системе. Важнейшим фактором, определяющим современное состояние взаимоотношений центра и регионов, стало массовое проведение, в этот период, региональных выборов глав исполнительной власти. Итогом этого процесса стала консолидация региональных лидеров и обретение ими роли влиятельного участника российской политики. Центр был вынужден согласиться с усилением региональных элит. Это было основой внутриэлитного пакта, целью которого стало строительство нового социального и политического порядка.
Однако амбиции ряда национальных и региональных элит стал одним из источников напряженности в обществе. Элиты этих территорий явились инициаторами движения за суверенизацию, в котором элита старалась упрочить свое положение, уменьшить зависимость от центра и даже обособиться от него. В этой ситуации большая доля вины Президента Ельцина и федеральной элиты - в попустительстве сепаратистским настроениям элит ряда регионов, заигрывания с этими элитами; все это имело печальные последствия для страны: процесс децентрализации вышел из под контроля федерального центра. Это было время, когда Ельцин сказал: «Берите столько суверенитета, сколько сможете». И региональные элиты взяли суверенитета, сколько смогли, пренебрегая угрозой распада России как единого государства.
Третий период можно охарактеризовать восстановлением вертикали власти в России, которую осуществил президент Путин в начале XXI века. Новый президент вернул федеральному центру значительный объем власти над регионами, наметил пути для восстановления действия механизмов управлениями территориями, при этом, формально не нарушая демократических принципов.
Региональные элиты практически без боя приняли новые правила игры. Реформа Путина заметно изменила роль губернаторов, которые в период правления Ельцина стали силой, угрожавшей стабильности центра. Теперь позиции губернаторов были сильно поколеблены. Фактически они лишились прямого доступа к президенту, так как между ними и Кремлем появился новый институт федеральной власти - полпреды президента.
Теперь всенародно избранные губернаторы могли быть уволены президентом, а региональные парламенты - распущены. Новый закон, принятый Государственной Думой 19 июня 2000 года, предусматривал возможность роспуска президентом регионального парламента и отрешения от должности высшего должностного лица субъекта Российской Федерации.
Следующим шагом политической реформы Путина стало принятие 5 августа 2000 года, федерального закона РФ «О порядке формирования Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации». Новым законом отменялся порядок формирования Совета Федерации Российской Федерации «по должности», то есть губернаторы, и спикеры региональных парламентов уже не могли быть “сенаторами”. Теперь верхняя палата российского парламента формировалась из представителя законодательного собрания и представителя руководителя региональной администрации. Кандидатура представителя от законодательного органа власти вносилась на рассмотрение местного парламента спикером и утверждалась простым большинством. Кандидатура представителя от исполнительного органа власти назначалась губернатором, утверждалась указом, который направлялся в региональный парламент и там утверждался.
Сам Путин так объяснил логику производимой реформы тем, что губернаторы и руководители республик являются институтами исполнительной власти. А будучи членами Совета Федерации - одновременно парламентариями, то есть соавторами законов, которые сами же должны исполнять. Это фактически нарушение принципа разделения властей.
Такое изменение принципа формирования Совета Федерации внесло ощутимые поправки в вертикальную структуру элиты. Губернаторы теперь не имели возможности регулярно собираться вместе для обсуждения актуальных проблем и выработки согласованных подходов. Территориальные ассоциации губернаторов, которые в последние годы ельцинского правления играли все более заметную роль, распались. Коалиция сенаторов, представлявших регионы-доноры, которая осмелилась ставить условия Кремлю и считала себя всемогущей, теперь была рассеяна. Губернаторы лишились не только возможности согла-
Библиографический список
1. Крыштановская, О. Анатомия российской элиты. - М., 2005.
2. Маркс, К. Немецкая идеология // Собр. соч.: в 3 т. - М., 1983. - Т. 1.
3. Заславская, Т.И. Современное российское общество: социальный механизм трансформации. - М., 2004.
4. Мигранян, А. Осень патриарха // Независимая газета. - 1997. - 14 окт.
5. Гаман-Голутвина, О.В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции. - М., 2006.
6. Перегудов, С.П. Корпорации, общество, государство. - М., 2003.
7. Гаман-Голутвина, О.В. Бюрократия или олигархия? // Куда идет Россия? Власть, общество, личность. - М., 2000.
8. Ашин, Г.К. Элитология. - М., 2005.
9. Здравомыслов, А.Г. Интерес социальный / Российская социологическая энциклопедия. - М., 1998.
10. Конституция Российской Федерации: офиц. текст. - М., 1999.
11. Миронов, Б.Н. Социальная история России // Собр. соч.: в 2 т. - СПб., 2000. - Т. 1.
Bibliography
1. Krihshtanovskaya, O. Anatomiya rossiyjskoyj ehlitih. - M., 2005.
2. Marks, K. Nemeckaya ideologiya // Sobr. soch.: v 3 t. - M., 1983. - T. 1.
3. Zaslavskaya, T.I. Sovremennoe rossiyjskoe obthestvo: socialjnihyj mekhanizm transformacii. - M., 2004.
4. Migranyan, A. Osenj patriarkha // Nezavisimaya gazeta. - 1997. - 14 okt.
5. Gaman-Golutvina, O.V. Politicheskie ehlitih Rossii: vekhi istoricheskoyj ehvolyucii. - M., 2006.
6. Peregudov, S.P. Korporacii, obthestvo, gosudarstvo. - M., 2003.
7. Gaman-Golutvina, O.V. Byurokratiya ili oligarkhiya? // Kuda idet Rossiya? Vlastj, obthestvo, lichnostj. - M., 2000.
8. Ashin, G.K. Ehlitologiya. - M., 2005.
9. Zdravomihslov, A.G. Interes socialjnihyj / Rossiyjskaya sociologicheskaya ehnciklopediya. - M., 1998.
10. Konstituciya Rossiyjskoyj Federacii: ofic. tekst. - M., 1999.
11. Mironov, B.N. Socialjnaya istoriya Rossii // Sobr. soch.: v 2 t. - SPb., 2000. - T. 1.
Статья поступила в редакцию 11.09.13
УДК 165
Menyaeva M.P. THE CONCORD PRINCIPLE IN THE CONTEXT OF NOOSPHERE CONCEPT BY V.I. VERNADSKIY. The article deals with conceptualization of the concord principle in the context of noosphere concept
by V.I. Vernadskiy. The concord principle is considered as an initial concept in V.I. Vernadskiy's reflections about
interaction between human and the space, and correlations between biosphere and noosphere.
Key words: concord, unity, harmony, integrality, biosphere, noosphere, coevolution.
М.П. Меняева, доц. каф. философских наук Челябинской гос. академии культуры и искусств,
г. Челябинск, Е-mail: [email protected]
ПРИНЦИП СОГЛАСИЯ В КОНТЕКСТЕ КОНЦЕПЦИИ НООСФЕРЫ В.И. ВЕРНАДСКОГО
Целью настоящей статьи является осмысление принципа согласия в контексте концепции ноосферы В.И. Вернадского. Принцип согласия в статье рассматривается как исходное положение в размышлениях В.И. Вернадского о взаимодействии человека и космоса, о взаимосвязи биосферы и ноосферы.
Ключевые слова: согласие, единство, гармония, целостность, биосфера, ноосфера, коэволюция.
сованно вырабатывать решения и оказывать давление на центр, но и возможности апеллировать лично к президенту. Теперь они должны были решать все возникающие вопросы с полпредами и их аппаратом. Федеральные инспектора приобрели больше полномочий, нежели бывшие представители президента, и теперь они то и дело внедрялись в сферу компетенции губернаторов, ощущая уверенность в поддержке их действий федеральными структурами.
Можно констатировать, что структурная трансформация элит в постсоветский период прошла определенный путь своего развития, она стала более плюралистична, хотя все еще в структуре власти доминирует политическая элита. При этом вертикальная модель структуры власти во многом уже исчерпала себя, а задачи демократического транзита и создания гражданского общества не удается решить должным образом, они все еще стоят на повестке дня. Так как важной особенностью структуры гражданского общества должен быть баланс интересов, который имеет первостепенное значение при характеристике структуры общества и должен носить, по преимуществу, горизонтальный характер.
Эти выводы можно подкрепить мнением элитолога Г.К. Аши-на, который определяет стабильность государства, через поддержание динамического равновесия между различными группами элит, поскольку складывающийся российский истеблишмент заинтересован в социальной стабильности. Доминирование одной элиты должно уступить место диалогу элит, учету интересов других социально-динамических групп, горизонтальными связями между элитами, а еще лучше, если они преобладают над вертикальными. Не следует сохранять жесткие вертикальные связи, задача наладить плодотворный диалог между группами, найти баланс сил между различными элитами.
