CC BY
35© ФГБУ «НМИЦПН им. В.П. Сербского» Минздрава России, 2018 УДК 616.89+159.9
Для корреспонденции
Ткаченко Андрей Анатольевич - доктор медицинских наук, профессор, руководитель отдела судебно-психиатрической экспертизы в уголовном процессе ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» Минздрава России; профессор кафедры социальной и судебной психиатрии ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет)
Адрес: 119034, г. Москва, Кропоткинский пер., д. 23 Телефон: +7 (495) 637-22-62 E-mail: [email protected]
А.А. Ткаченко1, 2, Л.Ю. Демидова1
Построение общей модели саморегуляции в судебной психиатрии. Сообщение 1. Принцип изоморфизма
Научный обзор
1 ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» Минздрава России, Москва, Россия
2 ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет), Москва, Россия
В научном обзоре с целью обоснования необходимости построения общей теории психической саморегуляции проводится уточнение взаимных пересечений между клиническим, психологическим и психофизиологическим уровнями анализа. Предполагается, что такая модель может стать основой для методологического и методического совершенствования экспертной практики. Раскрывается современный взгляд на решение психофизиологической проблемы. Объясняется принцип изоморфизма и его понимание в гештальт-психологии, информационной теории психических процессов, теории функциональных систем, системной психофизиологии и гиперсетевой теории мозга. Рассматриваются физиологические основы свободного выбора. Утверждается принципиальная возможность анализа психического в терминах физиологии.
Ключевые слова: изоморфизм, судебная психиатрия, психофизиологическая проблема, нейронаука, системная психофизиология, экспертная оценка
AA Tkachenko1-2, LYu Demidova1
Development of the general model of self-regulation in forensic psychiatry. Paper 1. The principle of isomorphism
Review
1 V. Serbsky National Medical Research Centre for Psychiatry and Narcology Moscow, Russia
2 I.M. Sechenov First Moscow State Medical University, Moscow, Russia
The review justifies the necessity for development of general theory of mental self-regulation what implies clarification of associations between clinical, psychological and psychophysiological levels of analysis. It is assumed that this model could become the basis for methodological and technological improvement of expert practice. A modern view on the solution of the problem about relations between brain and mind is clarified. The principle of isomorphism is considered as well as its understanding in Gestalt psychology, information theory of mental processes, theory of functional systems, systemic psychophysiology and hyper-network theory of the brain. The physiological basis of freedom of choice is shown. The principal possibility of analyzing the mind in terms of physiology is approved.
Keywords: isomorphism, forensic psychiatry, the mind-brain problem, neuroscience, systemic psychophysiology, expert assessment
В соответствии со ст. 8. Федерального закона от 31 мая 2001 г. № 73-Ф3 «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», требования «обоснованности и достоверности [экспертных выводов] с точки зрения общепринятых научных и практических данных» диктуют необходимость создания комплексных диагностических систем, направленных на уров-невый анализ поведения с учётом достижений фундаментальных наук. В связи с этим насущной становится потребность в профессиональной опе-рационализации юридических (психологических) критериев с точки зрения наиболее интегративных представлений о произвольной регуляции из существующих в настоящее время. Подобная операцио-нализация необходима для обоснованного выбора методов (нейрофизиологических, психологических) и методик, наиболее адекватных основному вопросу судебно-психиатрической экспертизы - оценке сохранных и нарушенных звеньев регуляции применительно к конкретной юридически значимой деятельности. Кроме того, расширяющиеся технические возможности позволяют проводить анализ поведения на нескольких уровнях, что невозможно без понимания принципов соотношения между психикой и нейрофизиологией и требует построения обобщающей модели регуляции.
На сегодняшний день в отечественной судебной психиатрии в качестве основы экспертного анализа утвердился деятельностный подход, позволяющий судить о нарушениях организации деятельности на этапах планирования и принятия решения, целеполагания и целедостижения, оценки, прогноза, контроля и коррекции действий [1-5].
Подобный подход, однако, имеет свои ограничения, сужающие его применение в качестве концептуальной базы экспертного вывода. Так, Ф.С. Сафуанов указывает на затруднения, возникающие при операционализации критериев экспертной оценки ограничения регуляции, выражающиеся в расплывчатых формулировках типа «достаточный уровень развития и слаженность функционирования звеньев», «выпадение, редукция, свернутость или недостаточность отдельных звеньев регуляции деятельности» [6]. При этом акцент в основном делается на выделении типичных регулятивных профилей, отражающих разные варианты нарушения системы саморегуляции (в звеньях планирования, моделирования, программирования и оценки результатов), в том числе при одинаковой нозологической квалификации [7-11].
Преобладание по большей части типологического подхода было необходимым шагом на пути разработки дифференцированной экспертной оценки в отношении лиц с нозологически однородными психопатологическими состояниями, но различными по степени произвольности поведения. Однако такой подход не дает понимания индивидуальных
причин поступка, позволяя только в общих чертах оценивать степень нарушений регуляции, делая экспертный вывод скорее интерпретацией (а значит, не лишённым субъективизма), чем доказательством. Это создаёт достаточно уязвимую позицию судебной психиатрии. Возможно, поэтому реальное воплощение данного подхода в практическую экспертную деятельность остаётся затруднительным и он используется в основном в научно-исследовательских целях, способствуя осмыслению механизмов нарушения саморегуляции на разных её уровнях.
О.Д. Ситковская [12] подчёркивала сложность и трудоёмкость психологического обследования личности и изучения психического состояния субъекта на момент юридически значимого деяния, что предполагает установление способности к мыслительной и волевой деятельности того же уровня сложности, который требовался для реализации поведения. Вследствие этого она выступала против отождествления задач психологического обследования только с использованием тестовых методик, а разработку способов исследования с учётом вышеизложенного требования называла одним из значимых направлений развития судебной психиатрии.
Таким образом, существующие в судебно-экспертной практике наработки по оценке регулятивной составляющей поведения требуют дополнительного осмысления, уточнения, интеграции и систематизации, что, на наш взгляд, может быть реализовано через создание обобщающей модели саморегуляции.
T. Ward [13] утверждает, что подобная объяснительная теория юридически релевантных состояний должна быть многоуровневой, интегрирующей объяснения от биологического до социального уровней функционирования; должна включать эмоциональные, когнитивные, биологические и контекстуальные (социальные, ситуационные) факторы. При этом на каждом более высоком уровне появляются новые свойства, напрямую не сводимые к составляющим их механизмам, в конечном итоге обеспечивая способность индивида к саморегуляции. Все эти процессы становятся основой субъ-ектности, выбора конкретного способа действия индивидом с точки зрения именно его уникального опыта взаимодействия со средой.
Следовательно, проблематика доказательной оценки саморегуляции в первую очередь сводится к общенаучной проблеме овладения своим поведением - традиционной проблеме свободы воли, которая в значительной степени является производной от психофизической (психофизиологической) проблемы, заключающейся в соотношении чисто физиологического (рефлекторного) и собственно человеческого (произвольного). Важным является тот факт, что в патогенезе психопатологических
феноменов участвуют те психофизиологические звенья, которые задействованы и в механизмах саморегуляции. Первостепенным в этом контексте представляется поиск единых оснований для сближения различных дисциплинарных направлений в ходе исследования общего предмета, составного по своей одновременно и естественно-научной, и гуманитарной природе.
Соотнесение нейрофизиологических/психофизиологических параметров активности со структурными звеньями саморегуляции в значительной степени позволило бы разрешить и сложности, связанные с сознательной презентацией «знаемой» социальной нормативности (когда декларируются просоциальные ценности, не имеющие для субъекта подлинно личностного смыслового значения) или, напротив, с симуляцией (когда декларируется непонимание социальной подоплёки деяния при её действительных осознанности и осмыслении).
Обеспечение доказательности, таким образом, сводится к поиску физиологических оснований под собственно человеческими решениями. Это соответствует задаче, которую ставил ещё И.П. Павлов, писавший: «...представляет, как мне кажется, особый интерес - наложить явления так называемой психической деятельности на физиологические факты, то есть слить, отождествить физиологическое с психологическим, субъективное с объективным, что, по моему убеждению, составляет важнейшую современную научную задачу» [14].
Предлагаемая эволюционная модель изоморфных систем саморегуляции разрабатывается в рамках парадигмы активности для создания объяснительных концепций с уточнением взаимных понятийных пересечений психофизиологии, психологии, психиатрии. Краеугольный камень в контексте этой модели - системообразующий принцип изоморфизма, означающий, что системы разного уровня выстраиваются для достижения предполагаемого результата деятельности и, соответственно, имеют схожую функциональную структуру. То есть конкретный поведенческий акт может быть описан не только на языке психологии, но и в терминах системной психофизиологии.
Роль нейронаук в судебной психиатрии
Принципиальная возможность проведения таких параллелей активно обсуждается в последние годы. Например, I.E. Dror указывает, что наука в области судебной медицины «процветала на протяжении десятилетий с минимальным контролем», однако «за последние несколько лет это резко изменилось, и теперь встают вопросы о самом фундаменте и основах судебной науки» [15]. Разрешение данных проблем видится именно в русле нейронаук. Так, J. Green и J. Cohen отмечают, что нейронаука предоставит детальную информацию для судебной оценки, что она «будет изменять право, не подрывая его базовых положений,
но трансформируя наши интуитивные представления о свободной воле и ответственности» [16]. Авторы указывают, что до недавнего времени представления о человеческой активности и ответственности были основаны преимущественно на теоретических рассуждениях и могут оказаться ошибочными [16].
По мнению T. Ward и других исследователей, данные нейронаук будут способствовать развитию судебной оценки, поскольку помогут создать новую теоретическую основу классификации поведения, позволят описывать активность человека на «натуральном языке» [17]. В настоящее время, например, существуют доказательства, что разные моральные решения связаны с различными паттернами нейрональной активности и имеют свою специфику при наличии психического расстройства [18]. Иными словами, понимание неправомерности своих действий может быть зарегистрировано с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии.
Тем не менее попытки перевести или сопоставить «натуральный» язык напрямую с терминологическим аппаратом психиатрии и психологии были бы ошибочны. Способы решения психофизиологической проблемы путём прямого сопоставления психического и физиологического неизбежно приводят в тупик, поскольку не могут объяснить эмерджентность психического, то есть появление на психическом уровне новых, специфических качеств, которыми не обладают элементы или суммы элементов физиологического уровня [19].
Концепция изоморфизма в гештальт-психологии
Существенный шаг для решения психофизиологической проблемы и проблемы эмерджентности был сделан в начале XX века в гештальт-психологии М. Вертгеймером, переложившим понятие изоморфизма из естественных наук (математики и физики) на психическую организацию. В несколько измененном, а лучше сказать, уточнённом, развёрнутом виде эта идея дошла до наших дней и в настоящее время подкреплена множеством данных, в том числе из области естественных наук.
М. Вертгеймер в своих экспериментах обнаружил, что два источника света, загорающиеся с определённым временным интервалом, воспринимаются как один движущийся. Это явление получило название фи-феномена, поскольку иллюстрирует феноменальное движение, существующее только в восприятии субъекта [20]. На примере фи-феномена М. Вертгеймер показал, что восприятие не равняется сумме ощущений, а субъективное переживание реальности зачастую кардинально отличается от самой реальности. То есть психическое качественно отличается от физиологического.
Иллюстративным примером в данном случае является музыка: «Ноты мелодии... переживаются как отдельные, если интервалы времени между
ними достаточно велики. Но при определённых условиях возникает совершенно новое переживание мелодии» [21]. В разных мелодиях одни и те же ноты воспринимаются принципиально иначе, а мелодия в разных тональностях и ритмах сохраняет целостность. Аналогичным образом геометрические фигуры сохраняют свой целостный характер и, несмотря на большие изменения в размере, цвете и точке зрения, распознаются как квадрат, круг и т.п. Ч. Осгуд подчёркивает, что этот феномен связан не только с константностью восприятия, но и с образованием понятий, и полагает, что до перцептивного научения внутренний опыт субъекта может быть хаотичен, однако со временем «сенсорный хаос оказывается подчинённым перцептивному порядку» [22].
Гештальтисты заключают: «Когда изначально разделённые [сенсорные] переживания совмещаются... исходные переживания теряют свой оригинальный характер, получая новый, тесно связанный с их вхождением в новую целостность» [21].
Принцип целостности распространяется М. Верт-геймером и на нервные процессы, которые для понимания психического он предлагает рассматривать не как суммы отдельных возбуждений, а как целостные структуры (то есть системы клеток) [20]. Тем самым постулируются изоморфные отношения между физиологическим и феноменологическим уровнями. К. Коффка так поясняет изоморфизм психического и физиологического: «Следует думать о физиологических процессах не как о молекулярном, а как о молярном феномене... Если они молярны, их молярные свойства будут теми же, что и у процессов сознания» [23].
Таким образом, переживание целостного образа предполагает целостность лежащих в основе переживания физиологических процессов. Если что-либо «воспринимается как целостное единство, должна быть какая-то соответствующая целостная единица физиологических процессов. Единицы в переживаемом опыте соотносятся с функциональными единицами физиологических процессов, лежащих в их основе» [21].
Наглядными в этом смысле являются классические для гештальт-психологии изображения с обращающимися фигурами, сменяющими друг друга фигурой и фоном при неизменности сенсорных ощущений. Физиологические механизмы, лежащие в основе самой возможности такой перемены, раскрывает нейрофизиологическая гипотеза Дональда Хебба [24], говорящая о том, что «клеточные ансамбли определённой топографии могут организовываться в объединения для формирования когнитивных единиц типа слов или гештальтов иного рода, например зрительных образов» [25]. То есть в головном мозге буквально объединяются группы нейронов, отвечающие за восприятие и организацию каждого нового образа, опыта и т.п.
Однако, как подмечает М.Г. Ярошевский [26], сохранив за сознанием самостоятельную ценность и в то же время утвердив его соответствие материальным структурам, отношение двух рядов явлений - психических и физических - мыслилось гештальтистами по типу параллельности, а не причинной связи. Однако динамика сознания не может быть каузально понята из него самого. Неспособность выйти за пределы параллелизма в объяснении связи душевных и телесных актов помешала гештальтистам создать целостную систему, объединяющую как внешнее, так и внутреннее.
Тем не менее учёные подчёркивают концептуальный вклад гештальт-психологии в решение психофизиологической проблемы и отмечают, что принцип изоморфизма выдержал испытание временем [27]. По мнению Л.М. Веккера, целостность, выделяемая гештальтистами, является частным следствием принципа изоморфизма, высокие уровни которого соответствуют отражению на уровне мозга не каких-то единичных свойств объекта, а целостных образов восприятия, представлений, допонятийных образований, а затем и концептов.
Изоморфизм как объяснительный и системообразующий принцип
Т.В. Черниговская указывает, что такой взгляд примиряет локализационистский и холистический подходы, поскольку речь идёт об объединении нейронов из разных областей коры в общий функциональный блок для реализации конкретной программы. Причём такие функциональные блоки динамичны, постоянно реорганизуются в зависимости от наличной когнитивной задачи: «Это значит, что мы имеем дело с тонко настраивающимся оркестром, местоположение дирижёра которого неизвестно и нестабильно, а возможно, и не заполнено вообще, так как оркестр самоорганизуется с учётом множества факторов и настраивается на доминанту [по А.А. Ухтомскому]» [25].
Принцип изоморфизма, постулирующий соотношение между физиологическим и психическим через их молярные качества, таким образом устанавливает соответствие между двумя порядками. Следовательно, существуют целые системы клеток, обеспечивающие образное восприятие. И физиологические процессы в головном мозге следует рассматривать как процессы, детерминируемые целым. Иными словами, то, ради чего организуется восприятие, целое (можно называть это доминантой, интенцией), сказывается на том, как это будет воспринято.
Интересной иллюстрацией в данном случае является эффект перцептивной готовности, когда мы воспринимаем то, что приготовились увидеть, исходя из контекста. Идентичная сенсорная информация в одном случае отчётливо воспринимается как число 13, в другом - как буква «B» (рис. 1).
Е гД
ABC С, £ 14
Рисунок 1. Примеры гештальт-феноменов.
Дж. Брунер отмечает, что восприятие включает акт упорядочивания сенсорных признаков в категории и сопряжено с опережающим отражением, а перцептивная организация объектов позволяет выйти за пределы непосредственно воспринимаемой сенсорной информации и предсказать другие, ещё не воспринятые свойства. Например, в одной из иллюзий отчётливо видится белый треугольник при его фактическом отсутствии (см. рис. 1). То есть речь идёт о механизмах апперцепции и антиципации, лежащих в основе прогнозирования.
Любопытно, что зачастую мы предполагаем, что воспринимаемое нами по-настоящему существует в чувственном плане, как в случае с иллюзиями Мюллера-Лайера и Эббингауза: идентичная сенсорная информация (длина горизонтальной линии и размер центрального круга) в зависимости от условий воспринимается иначе (рис. 2).
<->
>-<
<-<
Рисунок 2. Иллюзии Мюллера-Лайера и Эббингауза.
К какой категории будет отнесена сенсорная информация, определяется условиями, прошлым опытом, мотивацией. Исследователи отмечают, что значение и потребность выступают организующими факторами восприятия. «Независимо от характера стоящей задачи наблюдатель или его нервная система решает, что воспринимаемая вещь есть то, а не другое... такой-то объект -змея, а не упавшая ветка; слово с пропущенной буквой L*VE в контексте MEN L*VE WOMEN есть „любовь" (LOVE), а не „жизнь" (LIVE)» [28]. Адек-
ватность внутренней системы категорий, построенной для восприятия окружающего, и мо-тивационной предуготованности определяют успех и точность сделанных предсказаний о мире [28]. Таким образом, можно предположить, что нарушения в системе категоризации или искажения мотивации определяют изменения восприятия.
Итак, восприятие свойств внешнего объекта зависит не только от самого объекта и поступающей сенсорной информации, но и от воспринимающего субъекта: «Парадоксальное воплощение свойств внешнего объекта в состояниях другого объекта... или, наоборот, „перевоплощение" собственного „нутра" носителя психики в свойства другого, внешнего по отношению к нему физического тела составляет подлинную, исконную специфичность психического процесса» [29].
Концепция изоморфизма в информационной теории психических процессов
Принцип изоморфизма был стержневым для Л.М. Веккера [29], пытавшегося построить теорию, объединяющую общими исходными закономерностями и едиными принципами организации психические процессы разных ступеней развития и уровней сложности. Он рассматривал психическую деятельность как одну из форм работы нервной системы, выступающей носителем и аппаратом психики. Вследствие этого механизм и способы организации психических процессов объяснялись им на основе общих законов функционирования нервной системы. С таких позиций механизм любого психического процесса в принципе описывается в той же системе физиологических понятий и на том же общефизиологическом языке, что и механизм любого физического акта жизнедеятельности.
Из окружающего мира органы чувств получают информацию, которую Л.М. Веккер называл исходным сенсорным уровнем, пространственно-временным фоном [27]. Эта сенсорная информация зависит исключительно от органов чувств и у большинства из нас принципиально не отличается. Но для следующего шага очень важно физическое взаимодействие носителя психики с объектом. Именно здесь может быть обнаружен адекватный материал, из которого строятся психические структуры [29]. Над исходным сенсорным уровнем начинает доминировать восприятие формы, организация перцептивного образа (элементарной формы психических явлений), появляющаяся в эволюции существенно позже и связанная с организацией системных процессов в мозге.
Л.М. Веккер [27] убедительно продемонстрировал важную роль опыта, памяти в такой организации целостных систем. Память позволяет проводить обобщение текущей информации с ранее полученной. Ключевым здесь является то, что перцептивные образы высокого порядка
формируются только в онтогенезе, в процессе взаимодействия индивида со средой. На основании закрепления в памяти прошлого опыта создаётся субъективный образ внешнего мира, обеспечивая индивидуальную, уникальную приспособляемость субъекта к среде.
Эволюционный смысл этого новообразования в том, что способ декодирования сигналов среды в условиях непрерывно меняющихся параметров должен соответствовать непрерывным изменениям качественно-структурных характеристик программ действий, отвечающих структуре постоянно меняющихся объектов этих действий. В психической организации адекватность управления обеспечивается работой механизмов уже не видового, как в стереотипных инстинктивных актах, а индивидуального приспособления [29].
Таким образом, системный подход Л.М. Векке-ра говорит, что нейроны в мозге организуются для обеспечения наиболее точного информационного контакта со средой, изоморфно воспроизводя внешний мир в психической структуре человека.
Л.М. Веккер говорит о разных уровнях изоморфизма, точности психического отражения среды и, соответственно, о разных возможностях регулирования в зависимости от уровня развития психики. В свете данной концепции «личностный уровень психического синтеза является производным по отношению к формированию сенсорно-перцептивных, мнемиче-ских, эмоциональных, речемыслительных и других психических процессов, на основе и в качестве результата развития которых организуется личность как целое» [29]. Иначе говоря, из непсихического, собственно сенсорного, возникает простейшее психическое отражение, все более усложняющееся в процессе развития. Мышление в подобном контексте является высшей ступенью психического отражения. Именно такая форма отражения позволяет проводить операции с образами в мысленном плане, создавая предпосылки для реализации свободного выбора. В этом случае нет жёстко пред-заданной и фиксированной во всех её конкретных реализациях и деталях программы [27].
Концепция изоморфизма в системной психофизиологии
Идеи Л.М. Веккера нашли блестящее отражение в рамках системной психофизиологии - направления, разрабатываемого последователями школы П.К. Анохина. Системная организация физиологических процессов для достижения полезного приспособительного результата убедительно показана в ряде экспериментов, подтверждающих специализацию нейронов относительно элементов субъективного опыта, вновь формируемых систем [30]. Это означает, что в активности мозга отражается не внешний мир, а отношения конкретного организма с внешним миром, и отражение конкретного соотношения осуществляется активацией соответ-
ствующей системы нейронов. Поскольку нейроны специализированы относительно элементов субъективного опыта, этот субъективный опыт состоит из функциональных систем поведенческих актов различного фило- и онтогенетического возраста.
Группа учёных в 2004 г. получила убедительное подтверждение идеи о системной организации нейронных структур для формирования новых образов [31]. Исследователи задались вопросом, каким образом нейроны человеческого мозга позволяют формировать высокоуровневые репрезентации собственно психических образов. Полученные данные показывают, что группы нейронов в медиальной височной доле избирательно активируются при предъявлении конкретных объектов, достопримечательностей или людей. Например, удаётся регистрировать активность одних и тех же нейронов при предъявлении известной актрисы в совершенно разных нарядах и образах и даже при чтении её имени. То есть фактически есть система нейронов, отвечающая за репрезентацию образа конкретной актрисы. Полученные данные доказывают, что группы нейронов в головном мозге реагируют не на конкретную сенсорную стимуляцию, а на психический образ объекта. Эти результаты свидетельствуют о наличии системного кода, который преобразует сложные визуальные образы в долговременные и абстрактные воспоминания.
Данный шаг от рефлекторного реагирования к построению целостного образа определяет возникновение уже психического отражения, то есть психики. Сама возможность действовать в отрыве от ситуации и оперировать не реальными предметами, а психическими образами создаёт предпосылки развития произвольного поведения, когда субъект руководствуется не имеющимися стимулами, а внутренними представлениями.
Таким образом, описание деятельности мозга в терминах активности нервных элементов, специализированных относительно элементов субъективного опыта, есть одновременно и описание состояния субъективного мира. В этом и состоит решение психофизиологической проблемы, или проблемы соотношения психики и мозга, так как описание специализаций совокупностей клеток мозга, активных в какой-либо момент, является одновременно описанием и состояния субъективного жизненного опыта в этот момент, а описание всех специализаций нейронов - описанием всей фило- и онтогенетической памяти субъекта. Изучение специализаций нейронов становится объективным методом изучения структуры субъективного мира, а анализ активности нервных клеток с известной специализацией - объективным методом изучения его динамики. Это решение открывает возможность изучения психики объективными физиологическими методами [30].
То есть поиск психофизиологических оснований под человеческими решениями следует вести не в конкретных структурах мозга, а в нейронных системах, выстраивающихся для организации разных типов поведения. Здесь уместно перейти к теории, которая объясняет, как функционируют относительно простые системы, как они организуются в более сложные, обеспечивая многоуровневое поведение человека.
Изоморфизм функциональных систем разных уровней
Теория функциональных систем П.К. Анохина [32] во многом явилась основой для формирования описанных концепций. Она стала «концептуальным мостом», раскрывающим принципиальную схожесть организации системных процессов на разных уровнях, как низших, так и высших.
П.К. Анохин также говорит об изоморфизме [32]. Согласно его теории, работа любой функциональной системы разворачивается по определённой логике, а межсистемное взаимодействие становится возможным благодаря тому, что работа систем разных уровней нацелена на общий результат (полезный приспособительный эффект): «...все функциональные системы независимо от уровня своей организации и от количества составляющих их компонентов имеют принципиально одну и ту же функциональную архитектуру, в которой результат является доминирующим фактором, стабилизирующим организацию систем» [33]. Подобным образом могут формироваться системы всё более высокого порядка. При этом структура функциональной системы одного уровня оказывается изоморфна структуре системы другого (высшего или низшего) уровня, а каждый элемент отражает состояние системы в целом. Результат как системообразующий фактор, являясь неотъемлемым компонентом системы, ограничивает степени свободы её элементов, создавая упорядоченность их взаимодействия.
Иначе говоря, психические феномены могут быть сопоставлены не с локализуемыми элементарными физиологическими явлениями, а только с процессами их организации. При этом психологическое и физиологическое описания поведения и деятельности оказываются частными описаниями системных процессов. Тем самым теория функциональных систем стала основой для решения психофизиологической проблемы, постулировав, что организация физиологических клеточных процессов осуществляется с помощью качественно своеобразных системных процессов: их субстрат -клеточная физиология, их информационное содержание - свойства и отношения внешних объектов.
Кроме того, формирование психического образа выводит эволюционный механизм опережающего отражения (акцептор результата действия), ключевой для теории функциональных систем, на новый
уровень, отличный от элементарного отражения, которое делит мир на «полезные» и «вредные» объекты и явления. Психический образ даёт возможность ментального моделирования ситуаций и их возможных исходов, возникает уже собственно человеческое опережающее отражение и формирование собственно человеческих целей.
Гиперсетевая модель мозга как воплощение изоморфизма
Рассмотренные идеи находят воплощение в гиперсетевой модели мозга, развиваемой уже К.В. Анохиным [34]. Он задаётся вопросом создания общей теории когнитивной науки, которая могла бы объединить исследователей в области нейрофизиологии, психологии, лингвистики, искусственного интеллекта, и опирается на рассмотренные выше шаги в решении психофизиологической проблемы. По сути это попытка создания единой теории, объясняющей функционирование мозга и разума. Необходимость создания такой теории подтверждается активным развитием в последние годы масштабных научно-исследовательских проектов (например, Human Connectome Project, Human Brain Project), направленных на описание анатомических и функциональных связей в человеческом мозге, в том числе при психических нарушениях.
Любой мозг может быть изображён как нейронная сеть - коннектом, который представляет собой полное описание всех связей в нервной системе [35, 36]. Такая нейронная сеть устроена определённым образом: часть клеток, выполняющих схожие функции, интегрированы локально, но отдельные (проекционные) нейроны отдают свои отростки по всему мозгу, что позволяет всей системе функционировать как целое, за короткое время узнавая о том, что делается в другой части. Для понимания функционирования этой сети необходимо знать её элементы в их взаимосвязях.
Как указывает К.В. Анохин [34], представление мозговой организации в виде сети открывает возможности для её математического анализа. Однако воспроизведение коннектома человека не позволит понять организацию человеческой психики и тем более сознания, поскольку характеризует только попарные связи и не предполагает описание высших, системных уровней организации. Некоторые учёные уже обозначают трудности понимания механизмов человеческого поведения исходя из анализа сетевых взаимосвязей того или иного поведенческого акта [37].
К.В. Анохин [34] предлагает решение этой проблемы в опоре на высказанные ранее идеи о системной и уровневой организации психики, полагая, что необходимо описывать мозговую организацию не как сеть, а как разноуровневую гиперсеть, элементами которой являются уже не отдельные
нейроны, а когнитивные группы (функциональные системы), элементы которой объединяются, чтобы получить общий результат. Каждая такая когнитивная группа нейронов обладает знанием о мире, которым не обладают её отдельные элементы, а отдельные группы находятся между собой в конкурентных отношениях. Концепция таких когнитивных групп обобщает представления теории функциональных систем П.К. Анохина и теории клеточных ансамблей Д. Хебба. С точки зрения гиперсетевой теории мозга когнитивные группы образуют новые группы/функциональные системы более высокого порядка, обеспечивающие появление новых психических качеств. Подобная многоуровневая гиперсеть называется автором когнитом, который он определяет как «полную систему субъективного опыта, сформированную у организма в процессе эволюции и познания» [34], то есть охватывающую всё многообразие ментальных явлений, связанных с поведением,психикой и сознанием.
Заключение
Решение психофизиологической проблемы в опоре на принцип изоморфизма позволяет проводить аналогии между функциональными системами головного мозга и организацией психических процессов. Возможность анализировать субъективный опыт путём анализа функциональных групп, сопоставления функциональных систем разных уровней в перспективе может обеспечить
строгую научную обоснованность судебно-психи-атрического вывода. Это первый важнейший шаг в понимании механизмов регуляции деятельности, поскольку построение психических образов и проведение мыслительных операций с ними выводит психику человека на качественно иной уровень, позволяя субъекту строить прогнозы относительно возможных вариантов развития событий, то есть создаёт предпосылки для постановки целей, субъективного выбора из различных альтернатив. Однако принцип изоморфизма и системная психофизиология дают ответ только на вопрос о соотношении психики и физиологии, субъективного мира и мозга, не объясняя, какая физиологическая система лежит в основе сознания, за счёт каких физиологических механизмов становится возможным осознание собственных психических процессов. Представляется, что никакое усложнение в построении психических образов, в организации психического не может объяснить появление самосознания, рефлексии, возможности дать себе отчёт о своих психических состояниях. Переход от построения психических образов к сознанию такой же качественно своеобразный, как переход от рефлекторных реакций к психическому отражению. Определённо, можно говорить об эмерджент-ности сознания. Однако вопрос о физиологической основе сознания как о качественно новом свойстве системных психических процессов требует отдельного рассмотрения.
Сведения об авторах
Ткаченко Андрей Анатольевич - доктор медицинских наук, профессор, руководитель отдела судебно-психи-атрической экспертизы в уголовном процессе ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» Минздрава России; профессор кафедры социальной и судебной психиатрии ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет) Индексы: РИНЦ AuthorlD: 84989; Scopus AuthorlD: 7102706101 E-mail: [email protected]
Демидова Любовь Юрьевна - кандидат психологических наук, научный сотрудник лаборатории судебной сексологии ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» Минздрава России Индекс: РИНЦ AuthorlD: 705305 E-mail: [email protected]
Литература
1. Дозорцева Е.Г. Аномальное развитие личности у подростков с противоправным поведением. М., 2004. 352 с.
2. Кудрявцев И.А., Лапшина E.H. Психологические подходы к проблеме саморегуляции и их прикладное значение для решения вопросов судебно-экспертной практики (ст. 22 УК РФ): Аналитический обзор. М., 2010. 3S с.
3. Савина О.Ф., Макушкин E.B., Морозова МБ. Алгоритм экспертного исследования дизрегуляции деятельности в криминальной ситуации у лиц с психическими расстройствами // Российский психиатрический журнал. 201S. № 1. С. 31-42.
4. Сафуанов Ф.С. Критерии экспертной оценки ограниченной вменяемости обвиняемых в агрессивных преступлениях // Ограниченная вменяемость / Под ред. !Б. Дмитриевой, ББ. Шостаковича, А.А. ^аченко. М., 200S. С. 166-1S1.
5. ^аченко А.А., Корзун Д.К Судебно-психиатрическая экспертиза. М., 2016. 672 с.
6. Сафуанов Ф.С. Психология криминальной агрессии. М., 2003. С. 36.
7. Кудрявцев И.А., Моросанова BM., Лапшина E.H. Экспериментальное изучение целевого уровня саморегуляции у лиц, признанных ограниченно вменяемыми, с различными личностными расстройствами // Судебная психиатрия. Bbm. 3 / Под ред. !Б. Дмитриевой. М., 2006. С. 131-144.
S. Кудрявцев И.А., Лапшина E.H. Психологические механизмы и эффекты влияния патологии характера на саморегуляцию общественно опасных деяний // Российский психиатрический журнал. 200S. № 3. С. 29-35.
9. Кудрявцев И.А. Судебно-психологическая экспертиза направленности личности и особенностей нарушения саморегуляции социального поведения при пограничной психической патологии // Российский психиатрический журнал. 2013. № 4. С. 9-19.
10. Усюкина МБ., Корнилова СБ., Булыгина BI. Клинико-психологи-ческие факторы общественной опасности больных эпилепсией (структурно-динамический подход) // Российский психиатрический журнал. 200S. № 2. С. 21-25.
11. Усюкина МБ., Булыгина B.r, Корнилова СБ. Эпичные варианты нарушения регуляции поведения у больных эпилепсией // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. BM Бехтерева. 2015. № 3. С. 63-69.
12. Ситковская О.Д. Психология уголовной ответственности. М., 199S. 2S5 с.
13. Ward T. Prediction and agency: The role of protective factors in correctional rehabilitation and desistance // Aggression and Violent Behavior. 2017. Vol. 32. P. 19-2S.
14. Павлов И.П. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. М., 1973. С. 370.
15. Dror I.E. Cognitive neuroscience in forensic science: understanding and utilizing the human element // Philos. Trans. R. Soc. Lond. B Biol. Sci. 2015. Vol. 370, № 1674. P. 1.
16. Green J., Cohen J. For the law, neuroscience changes nothing and everything // Philos. Trans. R. Soc. Lond. B Biol. Sci. 2004. Vol. 359, № 1451. P. 1775-1785.
17. Ward T., Wilshire C., Jackson L. The contribution of neuroscience to forensic explanation // Psychology, Crime and Law. 2018. Vol. 24, № 3. P. 195-209.
18. Abe N., Greene J.D., Kiehl K.A. Reduced engagement of the anterior cingulate cortex in the dishonest decision-making of incarcerated psychopaths // Soc. Cogn. Affect. Neurosci. 2018. Vol. 13, № 8. P. 797-807.
19. Александров Ю.И. Введение в системную психофизиологию // Психология XXI века / Под ред. В.Н. Дружинина. М., 2003. С. 39-85.
20. Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М., 1987. 336 с.
21. Humphrey G. Thinking: An introduction to its experimental psychology. NY, 1951. P. 151-153.
22. Осгуд Ч. Перцептивная организация // Психология ощущений и восприятия / Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.В. Любимова, М.Б. Михалевской. М., 2002. С. 322-336.
23. Koffka K. Principles of gestalt psychology. NY, 1936. p. 56.
24. Hebb D.O. The organization of behavior. A neuropsychological theory. NY, 1949. 336 p.
25. Черниговская Т.В. Чеширская улыбка кота Шредингера: язык и сознание. М., 2013. С. 68-325.
26. Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1976. 463 с.
27. Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. М., 1998. 685 с.
28. Брунер Дж. О перцептивной готовности // Психология ощущений и восприятия / Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.В. Любимова, М.Б. Михалевской. М., 2002. С. 164-181.
29. Веккер Л.М. Психические процессы. Том 1. Л., 1974. С. 11-121.
30. Швырков В.Б. Введение в объективную психологию: нейрональ-ные основы психики. М., 2006. 592 с.
31. Quiroga R.Q., Reddy L., Kreiman G. et al. Invariant visual representation by single neurons in the human brain // Nature. 2005. Vol. 435, № 7045. P. 1102-1107.
32. Анохин П.К. Избранные труды. Философские аспекты теории функциональной системы. М., 1978. 400 с.
33. Анохин П.К. Очерки по физиологии функциональных систем. М., 1975. С. 44.
34. Анохин К.В. Когнитом: в поисках общей теории когнитивной науки // Шестая международная конференция по когнитивной науке: тезисы докладов. Калининград, 2014. С. 26-28.
35. Sporns O., Tononi G., Kotter R. The human connectome: A structural description of the human brain // PLOS Comput. Biol. 2005. Vol. 1, № 5. P. e42.
36. Hagmann P. From diffusion MRI to brain connectomics [PhD Thesis]. Lausanne: Ecole Polytechnique Fédérale de Lausanne (EPFL). 2005. 127 p.
37. Butts C.T. Revisiting the Foundations of Network Analysis // Science. 2009. Vol. 325, № 5939. P. 414-416.
References
1. Dozortseva EG. Anomal'noe razvitie lichnosti u podrostkov s protivopravnym povedeniem. Moscow; 2004. 352 p. Russian.
2. Kudryavtsev IA, Lapshina EN. Psikhologicheskie podkhody k probleme samoregulyatsii i ikh prikladnoe znachenie dlya resheniya voprosov sudebno-ekspertnoi praktiki (st. 22 UK RF): Analiticheskii obzor. Moscow; 2010. 38 p. Russian.
3. Savina OF, Makushkin EV, Morozova MV. Algoritm ekspertnogo issledovaniya dizregulyatsii deyatel'nosti v kriminal'noi situatsii u lits s psikhicheskimi rasstroistvami [The algorithm of forensic expert study of the dysregulation of activity in criminal situation in persons with mental disorders]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2018;(1):31-42. Russian.
4. Safuanov FS. Kriterii ekspertnoi otsenki ogranichennoi vmenyaemosti obvinyaemykh v agressivnykh prestupleniyakh. In: Ed. by Dmitrieva TB, Shostakivich BV, Tkachenko AA. Ogranichennaya vmenyaemost'. Moscow; 2008. p. 166-81. Russian.
5. Tkachenko AA, Korzun DN. Sudebno-psikhiatricheskaya ekspertiza. Moscow; 2016. 672 p. Russian.
6. Safuanov FS. Psikhologiya kriminal'noi agressii. Moscow; 2003. p. 36. Russian.
7. Kudryavtsev IA, Morosanova VI, Lapshina EN. Eksperimental'noe izuchenie tselevogo urovnya samoregulyatsii u lits, priznannykh ogranichenno vmenyaemymi, s razlichnymi lichnostnymi rasstroistvami. In: Ed. by Dmitrieva TB. Sudebnaya psikhiatriya, Vypusk 3. Moscow; 2006. p. 131-44. Russian.
8. Kudryavtsev IA, Lapshina EN. Psikhologicheskie mekhanizmy i effekty vliyaniya patologii kharaktera na samoregulyatsiyu obshchestvenno opasnykh deyanii [Psychological mechanisms and the effects of the impact of character pathology on self-regulation of socially dangerous acts]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2008;(3):29-35. Russian.
References
9. Kudryavtsev IA. Sudebno-psikhologicheskaya ekspertiza napravlennosti lichnosti i osobennostei narusheniya samoregulyatsii sotsial'nogo povedeniya pri pogranichnoi psikhicheskoi patologii [Forensic-psychological evaluation of personality orientation and impairment of social behaviour self-regulation in borderline psychic pathology]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2013;(4):9-19. Russian.
10. Usyukina MV, Kornilova SV, Bulygina VG. Kliniko-psikhologicheskie faktory obshchestvennoi opasnosti bol'nykh epilepsiei (strukturno-dinamicheskii podkhod) [Clinico-psychologic factors of social danger posed by epileptic patients (structural dynamic approach)]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2008;(2):21-5. Russian.
11. Usyukina MV, Bulygina VG, Kornilova SV. Tipichnye varianty narusheniya regulyatsii povedeniya u bol'nykh epilepsiei [Typical variants of disorders of regulation of behavior at patients with epilepsy]. Obozrenie psikhiatrii i meditsinskoi psikhologii im. V.M. Bekhtereva [V.M. Bekhterev review of psychiatry and medical psychology]. 2015;(3):63-9. Russian.
12. Sitkovskaya OD. Psikhologiya ugolovnoi otvetstvennosti. Moscow; 1998. 285 p. Russian.
13. Ward T. Prediction and agency: The role of protective factors in correctional rehabilitation and desistance. Aggression and Violent Behavior. 2017;32:19-28. DOI: 10.1016/j.avb.2016.11.012
14. Pavlov IP. Dvadtsatiletnii opyt ob"ektivnogo izucheniya vysshei nervnoi deyatel'nosti (povedeniya) zhivotnykh. Moscow; 1973. p. 370. Russian.
15. Dror IE. Cognitive neuroscience in forensic science: understanding and utilizing the human element. Philos Trans R Soc Lond B Biol Sci. 2015;370(1674):1. DOI: 10.1098/rstb.2014.0255
16. Green J, Cohen J. For the law, neuroscience changes nothing and everything. Philos Trans R Soc Lond B Biol Sci. 2004;359(1451):1775-85. DOI: 10.1098/rstb.2004.1546
17. Ward T, Wilshire C, Jackson L. The contribution of neuroscience to forensic explanation. Psychology, Crime and Law. 2018;24(3):195-209. DOI: 10.1080/1068316X.2018.1427746
18. Abe N, Greene JD, Kiehl KA. Reduced engagement of the anterior cingulate cortex in the dishonest decision-making of incarcerated psychopaths. Soc Cogn Affect Neurosci. 2018;13(8):797-807. DOI: 10.1093/scan/nsy050
19. Aleksandrov YuI. Vvedenie v sistemnuyu psikhofiziologiyu. In: Ed. by Druzhinin VN. Psikhologiya XXI veka. Moscow; 2003. p. 39-85. Russian.
20. Vertgeimer M. Produktivnoe myshlenie. Moscow; 1987. 336 p. Russian
21. Humphrey G. Thinking: An introduction to its experimental psychology. NY; 1951. p. 151-3.
22. Osgud Ch. Pertseptivnaya organizatsiya. In: Ed. by Gippenreiter YuB, Lyubimov VV, Mikhalevskaya MB. Psikhologiya oshchushchenii i vospriyatiya. Moscow; 2002. p. 322-36. Russian.
23. Koffka K. Principles of gestalt psychology. NY; 1936. p. 56.
24. Hebb DO. The organization of behavior. A neuropsychological theory. NY; 1949. 336 p.
25. Chernigovskaya TV. Cheshirskaya ulybka kota Shredingera: yazyk i soznanie. Moscow; 2013. p. 68-325. Russian.
26. Yaroshevskii MG. Istoriya psikhologii. Moscow; 1976. 463 p. Russian.
27. Vekker LM. Psikhika i real'nost': edinaya teoriya psikhicheskikh protsessov. Moscow; 1998. 685 p. Russian.
28. Bruner Dzh. O pertseptivnoi gotovnosti. In: Ed. by Gippenreiter YuB, Lyubimov VV, Mikhalevskaya MB. Psikhologiya oshchushchenii i vospriyatiya. Moscow; 2002. p. 164-81. Russian.
29. Vekker LM. Psikhicheskie protsessy. Tom 1. Leningrad; 1974. p. 11-121. Russian.
30. Shvyrkov VB. Vvedenie v ob"ektivnuyu psikhologiyu: neironal'nye osnovy psikhiki. Moscow; 2006. 592 p. Russian.
31. Quiroga RQ, Reddy L, Kreiman G, et al. Invariant visual representation by single neurons in the human brain. Nature. 2005;435(7045):1102-7. DOI: 10.1038/nature03687
32. Anokhin PK. Izbrannye trudy. Filosofskie aspekty teorii funktsional'noi sistemy. Moscow; 1978. 400 p. Russian.
33. Anokhin PK. Ocherki po fiziologii funktsional'nykh sistem. Moscow; 1975. p. 44. Russian.
34. Anokhin KV. Kognitom: v poiskakh obshchei teorii kognitivnoi nauki. In: Shestaya mezhdunarodnaya konferentsiya po kognitivnoi nauke: tezisy dokladov. Kaliningrad; 2014. p. 26-8. Russian.
35. Sporns O, Tononi G, Kotter R. The human connectome: A structural description of the human brain. PLOS Comput Biol. 2005;1(5):e42. DOI: 10.1371/journal.pcbi.0010042
36. Hagmann P. From diffusion MRI to brain connectomics [PhD Thesis]. Lausanne: Ecole Polytechnique Fédérale de Lausanne (EPFL). 2005. 127 p.
37. Butts CT. Revisiting the Foundations of Network Analysis. Science. 2009;325(5939):414-6. DOI: 10.1126/science.1171022
