CC BY
70крестообразную черту и велела сказать, что крест — вот разгадка" [4, с. 32]. Жизнь и смерть человека — неразрешимые загадки, над которыми мучительно бьется герой Тургенева.
Таким образом, основные идеи русской народной и мировой культур, отраженные в загадке, своеобразно могут быть интерпретированы в художественном тексте, выполняя либо фоновую роль, для усиления образа; либо композиционную, являясь подтекстом в повествовании и важнейшим средством внутренней связи эпизодов.
Литература
1. Шмелев И. С. Избранное. — М., 1989.
2. Загадки русского народа. Сборник загадок, вопросов, притч и задач. Составил Д. Н. Садовников. — М., 1995.
3. Достоевский Ф. — М. Полн. собр. соч.: В 30 т. — Л., 19721990.
4. Тургенев И. С. Сочинения: В 12 т. Т.7. — М., 1981.
А.П. Тусичишный
ПОСТРОЕНИЕ ОБРАЗА ГЛАВНОГО ГЕРОЯ В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ИДИОТ»
Эта небольшая статья является откликом на недавно вышедший сборник работ отечественных и зарубежных исследователей, посвященный современному состоянию изучения романа «Идиот». Мыш-кин по-прежнему предстает загадочной личностью, «основной линией, осью» современных дискуссий [1]. Как нам представляется, разгадка кроется в принципах архитектоники образа главного героя романа.
В художественном мире, созданном под влиянием традиций романтиков, Достоевский диктует свои законы: центральному герою романа автор подчинил всю систему образов. Само заглавие заставляет предполагать, что структура отношений между Мышкиным и другими персонажами будет строиться по принципу противопоставления. Достоевский на протяжении всего романа выдерживает этот принцип, но постепенно это противопоставление как бы меняет свой знак. Характеристика князя, вынесенная в заглавие романа, становится, скорее, его моральной характеристикой, а именно, означает чуждые этому обществу качества: благородство, бескорыстие, смирение. Впервые наиболее ярко противопоставление Мышкина обществу было продемонстрировано в кульминационной сцене первой части — на вечере у Настасьи Филипповны. В этой "массовой" театральной сцене
Достоевский до определенного времени отстраняет своего героя, делает его не участником, а статистом. Он дает парад типажей этого общества с их определяющими качествами, создавая контрастный фон, на котором проявляется характер князя. Автор усиливает антитезу, неожиданно наделив героя столь ценимым в этом обществе богатством.
Черновые материалы свидетельствуют о том, что Достоевского мучал вопрос, каким образом передать "главную мысль романа". "Не вести ли лицо Князя по всему роману загадочно, изредка определяя подробностями (фантастичнее и вопросительнее, возбуждая любопытство) и вдруг разъяснить лицо его в конце..." [2, с. 3]. И затем более определенно: "Князя — сфинксом". И на полях прибавил: "Сфинксом. Сам открывается, без объяснений от автора, кроме разве первой главы" [2, с. 248].
Действительно роман начинает объективный повествователь, всезнающий и всевидящий, который как бы играет открытыми картами при изображении героев, что видно уже по портретам Мышкина и Рогожина, которые даны в контрасте. Следует сказать, что открытость вообще присуща портретному искусству Достоевского. В облике Мышкина передана его одухотворенность, но автор тут же приземляет образ: "Глаза его были большие, голубые, пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжелое, что-то полное того странного выражения, по котрому некоторые угадывают в субъекте падучую болезнь" [2, с. 8].
Автор все время делает уточнения, как бы из-за боязни неверного истолкования. Когда непосредственная реакция Мышкина дает возможность читателю приписать ему отрицательные свойства, автор тут же уточняет истинный смысл реакции героя. По ответам героя читатель и сам мог бы составить свое мнение о готовности Мышкина к общению, но автор, словно не доверяя читателю, подчеркивает эту черту. И тут же снова: "Готовность белокурого молодого человека в швейцарском плаще отвечать на все вопросы своего черномазого соседа была удивительная и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов" [2, с. 6]. Автор не только раскрывает эту черту героя, но и оценивает ее как бы "объективно", то есть со стороны других персонажей.
Подобно тому как Толстой любит повторять какую-нибудь одну характерную деталь внешнего облика героев, Достоевский, представляя Мышкина, воспроизводит одни и те же детали его психологического портрета. Цель у обоих одна — чтобы читатель лучше зафиксировал образ, но вместе с тем в этом состоит различие их авторской позиции: Толстой занимает позицию косвенной психологической характеристики, у Достоевского она местами откровенна и подчеркнута (свойство, которое мы называем открытостью).
Однако этот объективный всезнающий повествователь выступает не только в первой главе, как предполагал писатель в черновиках. Время от времени он выходит на страницы романа, беря инициативу изображения в свои руки, давая пояснения к поступкам, переживаниям, словам Мышкина. В середине романа, в третьей части, автор вдруг обращает внимание на черту князя, которая давно известна, как по характеристикам самого автора, так и по поведению героя: "В князе была особенная черта, состоявшая в необыкновенной наивности внимания, с каким он всегда слушал что-нибудь его интересовавшее и ответов, какие давал, когда при этом к нему обращались с вопросами. В его лице и даже в положении его корпуса как-то отражалась эта наивность, эта вера, не подозревающая ни насмешки, ни юмора" [2, с. 278]. Автор акцентирует внимание читателя на этом простодушии князя, вызываемом художественным намерением сделать поведение влюбленного князя более выразительным. Объективный повествователь обычно прямо называет и поясняет состояние Мышкина, например восприятие князем своего отношения к Аглае: "Возможность любви к нему, "к такому человеку, как он", он почел бы делом чудовищным, ему мерещилось, что это была просто шалость с ее стороны..." [2, с. 301].
Интонации этого объективного повествователя довольно разнообразны: от менторских до юмористических и ироничных. В романе есть юмористические моменты, включенные в серьезный драматический контекст, которые произносятся как бы серьезным голосом, между прочим, но вызывают невольную улыбку, несмотря на драматизм ситуации. Например, сцена в пятой главе четвертой части (Аглая выгоняет князя) вдруг осветляется как будто незначительным, посторонним эпизодом — Коля Иволгин и его друг Костя Лебедев купили ежа. "Смешить и глубоко потрясать душу читателя в одно и то же время, заставить его улыбаться сквозь слезы, какое уменье, какой талант!" — писал В.Г. Белинский по поводу "Бедных людей" [3, с. 16].
Объективный повествователь иногда отстраняется и не поясняет происходящих событий и поступков князя. Например, князь говорит сестрам Епанчиным: "И не подумайте, что я с простоты так откровенно все это говорил сейчас вам про ваши лица; о нет, совсем нет! Может быть, и я свою мысль имел" [3, с. 65]; какую мысль — не разъясняется.
Загадочность роману придает пунктиром проводимая через все произведение мысль о "деле"князя, о той миссии, которую он приехал выполнять в Петербург из Швейцарии, однако ни в одном месте романа не прокомментированной. Князь лишь сам изредка упоминает о миссии: "Я сидел в вагоне и думал: "Теперь я к людям иду; я, может быть, ничего не знаю, но наступила новая жизнь". Я положил исполнить свое дело честно и твердо" (8, 64).
Кроме того, автор иногда ограничивается указанием на неопределенность, неясность душевного состояния героя. Этим создается впечатление подлинности героя, аутентичности жизни, и читатель начинает относиться к герою как к живому человеку.
Наряду с объективным повествователем, которому открыт внутренний мир князя, рассказ ведется и посторонним наблюдателем, не обладающим "ясновидением", способным лишь фиксировать внешнее поведение и опираться на сведения других лиц, поэтому большое значение приобретают слухи о герое. Например, о шестимесячном отсутствии князя судится по слухам в начале второй части: "Доходили, правда, к иным, хотя и очень редко, кой-какие слухи, но тоже большей частью странные и всегда почти один другому противоречивые" [2, с. 149]. В романе тонкими штрихами очерчен характер этого рассказчика. Например: "Прочтя эту коротенькую и довольно бестолковую записку, Аглая вся вдруг вспыхнула и задумалась. Нам трудно бы было передать течение ее мыслей" [2, с. 157]. Этот рассказчик не просто описывает события, но выражает свое эмоциональное отношение. Не исключено, что этот рассказчик-наблюдатель близок к окружению Евгения Павловича Радомского, о котором он отзывается с большим уважением. Во всяком случае, несмотря на свою живость и любознательность, он относится, скорее всего, к разряду ординарных людей, хотя вполне возможно, что вся эта история с князем Мышкиным оказала на него, как, судя по эпилогу, и на Евгения Павловича, благотворное влияние.
Такое сочетание двух совершенно разных повествователей позволило изображать события и характер главного героя то снаружи, то изнутри, позволило совмещать открытость изложения с таинственностью и занимательностью. Если ограничиться только одним всезнающим объективным повествователем, который способен фиксировать все малейшие причины действий, поступков, событий,. то читатель будет лишен романной занимательности и таинственности. Такое чередование изображения создает интригу повествования, завлекает читателя в размышления над человеческой тайной.
Образ главного героя является целостным, многозначным и противоречивым. Такая семантика диктует особые условия построения образа. Начальные сцены романа рисуют вроде бы одноплановый образ Мышкина, в котором преобладают доверчивость, наивность, доброжелательность. Однако постепенно этот образ дополняется еще второй чертой, которая является, казалось бы, несовместимой с его доверчивостью и простодушием, а именно — проницательностью. Несколько неожиданно совмещение этих двух черт уже при первом посещении Епанчиных, когда, оказывается, он предвидел, как его может принять, а точнее, не принять генерал Епанчин. Переплетение этих двух черт потом прослеживается на протяжении всего романа и
составляет контрастную целостность образа. Осложнение характера, которое мы наблюдаем в первой части романа, когда этот восторженный, наивный, не знающий жизни герой начинает понимать сущность того общества, куда он попал, происходит в течение всего лишь одного дня, что подтверждает драматургические принципы построения романа.
Итак, вначале герой представлен поступками, словами, но не мыслями и переживаниями. Лишь постепенно автор переходит к анализу его внутренней жизни, углубляет этот анализ, и мы видим героя во всей его сложности и противоречивости. В изображении героя много оттенков. Среди них можно выделить и ученическую робость перед Аглаей, и твердость убеждений, критичность и даже резкость, стремление выполнить долг и вместе с тем уйти от ответственности: "Он предчувствовал, что если только останется здесь, хоть еще на несколько дней, то непременно втянется в этот мир безвозвратно, и этот же мир выпадет ему впредь на долю, но он не рассуждал и десяти минут, и тотчас решил, что бежать невозможно, что это будет почти малодушие, что пред ним стоят такие задачи, что не разрешить или, по крайней мере, не употребить всех сил к разрешению их, он не имеет теперь никакого даже и права" [2, с. 256]. Проницательность князя вырастает, доходит до предчувствия своей судьбы, своей роли в судьбах людей. Здесь видна решительность, ответственность за других, готовность к исполнению тяжелого долга. За каких-то четверть часа он решает свою судьбу. Он осознает возможность убежать, спрятаться, но отказывается от такого варианта. Только теперь раскрывается истинный смысл слов князя о том, что он не ребенок [2, с. 63]. Он приехал в Петербург с радостным чувством, что идет в люди, но постепенно у него возникает желание уйти от людей, сбросить слишком тяжелый для него груз.
Многоплановость, объемность образа создается и тем, что наряду с этой сознательной жизненной позицией большое внимание уделяется неосознанным порывам, влечениям героя.
Особенной силы автор достигает в том случае, когда он не комментирует противоречивость между подсознательными побуждениями и осознанными князем стремлениями. Переплетение неосознанных и осознанных чувств, желаний иллюстрируется иногда тем, что определенным событиям неожиданно сопутствуют воспоминания самого князя, чтобы усилить суггестивность текста. "Он вспомнил уже потом, чрез несколько дней, что в эти лихорадочные часы почти все время представлялись ему ее глаза, ее взгляд, слышались ее слова — странные какие-то слова, хоть и немного потом осталось у него в памяти после этих лихорадочных и тоскливых часов" [2, с. 467]. В изображении характера Мышкина большую роль автор отводит его предчувствиям, которые обычно сбываются.
Достоевский на протяжении романа, словно по ступенькам, сначала фиксируя внешние поступки, затем мысли, постепенно спускается в самую глубину психической жизни героя. И тогда перед нами открывается удивительная картина подсознательного мира человека. После сцены "братания" передан поток сознания Мышкина. Автор фиксирует противоположные, изменчивые мысли, чувства героя, оказавшегося в пограничной ситуации, что создает особую интенсивность всей пятой главы второй части романа. Неопределенность психического состояния героя подчеркивается использованием неопределенных местоимений, частиц, например: "Несколько времени спустя, на улице, он вдруг как бы что-то припомнил, как бы что-то внезапно сообразил, очень странное, что-то уж долго его беспокоившее" [2, с. 186]. "Переживания Мышкина в этот момент сильны, но смутны, хаотичны. Метод Достоевского — показать эти переживания во всей их логической нерасчлененности, показать мотивы действий героя во всей их силе, но и во всей их неясности. Манера описания данных переживаний удивительно соответствует их природе" [4, с. 68]. Но к анализу Н.М. Чиркова мы хотим добавить, что автор и тут не отказывается от позиции комментатора, он как-то даже еще более выделяет эту функцию. Автор описывает неосознанные поступки, но их неосознанность обостряет умолчанием, например, какой-то предмет в лавке князь оценил в 60 копеек. Автор сначала не комментирует этот факт, относя его в область бессознательного. Потом он заставляет героя повторить путь в лавку, указывая конкретно, что Мышкин разглядывает садовый нож, образ которого уже связан в сознании князя с намерениями Рогожина устранить его как соперника.
Анализ художественных приемов Достоевского показывает, что ни один из них не является абсолютным, например, открытость повествования сочетается с загадочностью, театральность с психологизмом, противопоставление главного героя другим персонажам сочетается с поисками их родственности. Объемность образа допускает многочисленные интерпретации, делает его одновременно цельным и незавершенным.
Литература
1. Роман Ф.М. Достоевского "Идиот": Современное состояние изучения. / Под ред. Т. А. Касаткиной. — М., 2001.
2. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч: В 30 т. — Л., 1972-1990.
3. Белинский В. Г. Петербургский сборник, изданный Н. Некрасовым // Ф.М. Достоевский в русской критике. Сборник статей. — М., 1966.
4. Чирков Н.М. О стиле Достоевского. — М., 1963.
