CC BY
5
Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение.
2024. № 55. С. 80-86. Tomsk State University Journal of Cultural Studies and Art History. 2024. 55. pp. 80-86.
Научная статья УДК 304.4
doi: 10.17223/22220836/55/7
ПОСТПРАВДА: ПРЕДПОСЫЛКИ, ИСТОКИ, ОСОБЕННОСТИ ДИСКУРСА
Елена Николаевна Савельева
Национальный исследовательский Томский государственный университет, Томск, Россия,
Аннотация. Статья посвящена феномену постправды, оказывающему влияние на разнообразные сферы культуры. Несмотря на активный интерес в научной среде, данный феномен остается предметом осмысления и дискуссий. В статье рассматриваются основные представления в сфере исследований постправды. В результате обозначаются ключевые акценты содержания понятия, предпосылки формирования и онтологические основания постправды. Предложенная концептуализация обуславливает новизну работы и вносит вклад в определение контуров культуры постправды. Ключевые слова: среда постправды, кризис истины, кризис факта, масс-медиа
Благодарности: исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 24-28-01869, https://rscf.ru/project/24-28-01869/
Для цитирования: Савельева Е.Н. Постправда: предпосылки, истоки, особенности дискурса // Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение. 2024. № 55. С. 80-86. doi: 10.17223/22220836/55/7
POST-TRUTH: PREREQUISITES, ORIGINS, FEATURES OF DISCOURSE
Elena N. Savelieva
National Research Tomsk State University, Tomsk, Russian Federation, [email protected]
Abstract. The author of the article addresses the phenomenon of post-truth, which has an impact on various spheres of culture after it goes beyond political discourse. Despite the increased interest in the scientific community associated with modern socio-political events, the phenomenon of post-truth remains a subject of understanding and discussion. The uncertainty of its content and ontological foundations continues to attract the attention of theorists in the field of humanitarian studies. The purpose of the article is to conceptualize the main ideas in the field of post-truth research in order to identify key emphases that reveal its specificity. The proposed conceptualization determines the novelty of the work and contributes to the understanding of the phenomenon, outlining the contours of the post-truth culture.
First of all, the history of use and theoretical aspects of the concept's content are considered, including: the dominance of the emotional/subjective to the detriment of the rational/objective; problematization of meaning creation; struggle for the right to determine the truth. Secondly, the prerequisites for the formation of a post-truth culture are outlined (the development of information and communication technologies, the specifics of media production and media landscape, the legacy of the postmodern era). Thirdly, guidelines are proposed that reveal the ontological content of a post-truth culture: a new "truth regime" and the separation of language from reality, operating with meanings in the "rules of the game" pre-established by discourse. The main conclusion is that the new truth in the form of post-truth is characterized by a number of features (establishment within the framework of a mental model that has asserted its power in the struggle for the right to determine the rules
© Е.Н. Савельева, 2024
and criteria of Truth/Falsehood; priority of the emotional component to the detriment of
rationality; disintegration into many mini-truths, etc.).
Keywords: post-truth environment, crisis of truth, crisis of fact, mass media.
Acknowledgments: The study was supported by a grant from the Russian Science Foundation, project № 24-28-01869 (https://rscf.ru/project/24-28-01869/).
For citation: Savelieva, E.N. (2024) Post-truth: prerequisites, origins, features of discourse. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Kul 'turologiya i iskusstvovedenie - Tomsk State University Journal of Cultural Studies and Art History. 55. pp. 80-86. (In Russian). doi: 10.17223/22220836/55/7
На актуальность проблематики феномена постправды указывает рост научной литературы, охватывающий его различные измерения: с позиции политологии, социологии, психологи, этики и т.д. Между тем в современной социальной и гуманитарной академической среде понятие «постправда» остается гипотетическим, недостаточно теоретически разработанным и не имеющим на данный момент исчерпывающего философско-культурологического определения [1]. Мы полагаем, что обращение к основным представлениям в сфере исследований данного феномена (в области исторического генезиса, предпосылок, онтологической природы и т.д.) поможет наметить контуры культуры постправды.
Первое употребление понятия «постправда» связывают с американским драматургом сербского происхождения Стивом Тешичем (Steve Tesich), который в 1992 г. использует его в статье «Синдром Уотергейта: правительство лжи», рассуждая об Уотергейтском скандале, Иран-контрас и Войне в Персидском заливе, в том числе о роли медиа в освещении событий, повлиявшем на отношение американцев к истине и правде. По словам Тешича, американский народ стал отождествлять правду и плохие новости, а поскольку плохие новости ему были не по душе, он стал искать защиты от истины у правительства и СМИ. В итоге, пишет Tesich, американцы «обрели духовный механизм, позволяющий лишить истину какого бы то ни было значения... будучи свободным народом, мы свободно решили, что желаем жить в своего рода постправдивом мире» (цит. по: [2]). Активно слово постправда используется в 2010-е гг., на фоне президентской кампании и дальнейшего избрания Дональда Трампа. А широкое распространение получает в 2016 г. благодаря политическим кампаниям (за выход Британии из Евросоюза и президентским выбором в США). «Тогда-то массовое производство постправды достигло своего апогея» [3. С. 48]. Осенью 2016 г. ввиду огромной популярности Оксфордский словарь английского языка назвал «постправдивый» (post-truth) словом года, описывающим обстоятельства, в которых объективные факты менее важны для формирования общественного мнения, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям [4. P. 594].
В отечественной гуманитаристике постправда рассматривается как риторический феномен и социально-философское понятие (А.В. Морозов [2], Ю.В. Шатин [5],); как характеристика современной культуры (И. Будрайт-скис и С. Шурипа [6]), отражающая проблемы эпистемологии (А.А. Шевченко [7]) и истины в условиях социальных медиа (Н.А. Родосский [8]); как феномен политической коммуникации в медиапространстве, который имеет эпистемологическое и антропологическое измерения (С.В. Чугров [3], Н.Н. Кошкарова [9], В.А. Ачкасов, Н.А. Баранов и др. [10]), особые лингво-прагматические характеристики, риторические приемы, манипулятивные
лексические маркеры и инструменты реализации в форме кликбейтинга, фей-ка, псевдо-новостей (Ю.В. Шатин [5], С.В. Чугров [3], Г. Почепцов [11], М.В. Берендеев [12] и др.).
Российские ученые указывают на семантическую неопределенность понятия «постправда» (как и понятия «политика постправды») [10. С. 6], на контекстуальность и размытость значения, не проясняющего истину, а подчеркивающего релятивность рассматриваемых явлений [13. С. 1162], призванного в качестве «лингвистической инъекции» (А.В. Яковенко) «смягчить неприятие политической, экономической и социокультурной обыденности, в которой продолжает доминировать двойная мораль, что, по сути, означает лживость и аморальность сложившихся общественных устоев» [14. С. 2]. В отношении постправды, полагают исследователи, следует говорить скорее об истине, а не о правде [9]. Необходимо разделять эти понятия, поскольку истина может быть верифицирована, в то время как слово «правда» в русском языке сопряжено с понятием справедливости, последней правоты, нравственной ценности [15. С. 133]. Ценностные же убеждения могут быть общезначимыми, но не подлежат верификации.
Вместе с тем в многочисленных определениях постправды обнаруживаются следующие ключевые акценты, раскрывающие содержание понятия. В первую очередь, подчеркивается доминирование эмоционального / субъективного в ущерб рациональному / объективному. Это территория снижения роли фактов, доказательств и аргументации, вынесенных за скобки дискурса, апелляции к рефлексам, но не к рефлексии [3. С. 46]. Приоритетное значение имеют чувства потребителя масс-медиа (страх, сострадание, отклик, личные убеждения, эмоции и т.п.). Постправда рассматривается как квазиреальная среда, где возможно распространение ложных новостей, не предполагающих за это ответных санкций и соответствующих эмоциональному настрою потребителя и политическим целям коммуникатора [3. С. 46].
В силу того, что «постправду порождают не факты, а их переживание» (С.В. Чугров), второй важный акцент связан с проблематизацией создания смыслов, основанных не на объективной информации, а на субъективных и нередко заведомо ложных, некомпетентных оценках, конструирующих новую реальность [10. С. 101]. Бесконечное количество таких субъективных высказываний, «с одной стороны, дает гарантию объемного и беспристрастного изображения, а с другой - так же гарантирует абсолютную невозможность познания» [8. С. 227].
Третьим принципиальным фактором, определяющим мир постправды, является борьба за право определять истину (С. Фуллер), что приводит к смещению границ между истинным и ложным, объективным и субъективным, правильным и неправильным, моральным и аморальным. В связи с этим уместно выглядит предостережение о том, что постправда - это новое название для идеологической правды, позволяющей выстраивать единую для всех оптику и понимание мира, на основе преодоления антитезы правда-ложь, устранения дуализма и различий (с которых начинается человек). Как подчеркивает Н.Н. Ростова, конструируется мир вне человека, обусловливающий возможность репрессий и фашизма [15. С. 131].
Относительно исторических корней мнения исследователей расходятся. Одни отстаивают позицию, что «феномен постправды всегда был с нами»
(С. Фуллер), другие его помещают в рамки современной эпохи, «когда субъект получил производственные и организационные возможности информационно преобразовывать реальность, а объект стал активным потребителем информации» [10. С. 102].
К предпосылкам формирования культуры постправды относят развитие информационно-коммуникационных технологий и масс-медиа; специфику медиапроизводства и саму архитектуру медиаландшафта, обусловливающую устранение контроля достоверности и свободный доступ непрофессионалам, что привело к «засилью псевдолидеров мнений, превративших Web 2.0 в неразличимую кашу из лжи и ничтожного с точки зрения смысла шитпостинга» [8. С. 235]. Свое место в ряду предпосылок занимает наследие постмодернистской эпохи, легитимирующей отказ от метанарративов, от абсолютной истины, ее контекстуальность, релятивизм и фрагментарность.
Изначально феномен постправды связывался с областью политической коммуникации, однако выход за пределы политического дискурса и его стремительное распространение позволяют говорить о формировании среды культуры постправды. В качестве важнейшего ориентира, раскрывающего ее онтологическое содержание, можно рассматривать кризис истины, или новый «режим истины», определяющий то, как производится и оценивается информация в конкретном обществе [7. С. 9]. А.А. Шевченко подчеркивает, что в свете классического трехчастного определения знания как «обоснованного истинного мнения» становится очевидным изменение требований к истинности, к процедурам обоснования высказываний, а также к субъектам таких высказываний [7. С. 9]. Истинным теперь признается сообщение, созданное в рамках интерпретации, утвердившей свой приоритет, победившее в борьбе за «модальную власть» (Bmodal power, «власть, основанную на знании одних и незнании других» [16]), т.е. за право провозглашать истины, устанавливать «правила игры» в знание, определять и устанавливать такие модальности, как «возможное» и «допустимое» [7. С. 11]. Модальная власть, уточняет S. Rider, реализуется в контроле над тем, что можно считать истинным или ложным, причем правила игры могут быть изменены даже на уровне личной идентичности [17].
Таким образом, постправда не отказ от истины, не ситуация «после истины», а пролиферация истин, когда по поводу одного и того же события высказываются самые разные мнения, претендующие на истину [7. С. 9]. Главные, все объясняющие нарративы заменяются локальными, ситуативными, а также их эмоциональными толкованиями. А поскольку нарратив не возможен без собственной борьбы за правду, поэтому тысяча маленьких нарративов обросли тысячами маленьких правд [11]. В условиях утери универсального статуса классической Истины появилась множественность субъектов - «авторов» истины, претендующих на право провозглашать истины. В итоге «обилие «альтернативных фактов» от множества авторов сделало более важной авторскую позицию относительно того или иного события, а не сами факты» [7. С. 10]. «Проблема постправды в итоге упирается в проблему множественности субъектов, высказывающихся о вопросах, находящихся вне их компетенции» [8. С. 230]. Превратившись в собственность отдельного индивида, в вопрос личного выбора, новая истина в виде постправды спустилась на уровень онлайн-супермаркета, реагирующего на желание потребителя. Соцсети, чутко реагируя на персональную потребность в истине (соответ-
ствующую уникальности субъекта), упаковывают это чувство в тысячу вариантов, предлагая линейки продуктов для разных сегментов рынка. В связи с этим постправду можно рассматривать как истину на рынке, которая спрофилирована и нацелена на определенного потребителя [6]. А поскольку рынок постоянно требует все новых «истин» от все большего количества поставщиков, то наступает переизбыток, предложение начинает превышать спрос и товар теряет в цене [7. С. 11]. На этом зиждется коллективная природа постправды, которая производится партиципаторно, в сотрудничестве с потребителем. «Ложь бывает индивидуальной, а постправда всегда коллективна» [6]. Коллективное же мнение не нуждается в проверке факта. Как отмечает Г. Почепцов, правдой становится то, что тиражируется, исходит от достоверного источника, отрицается в недостоверном источнике [11].
В кризисе истины свою провокативную роль сыграли отказ от рациональности и приоритет эмоциональной стороны восприятия. Конечно, ответственность несет «подрыв веры в нахождении „архимедовой точки", с которой мы могли бы объективно взглянуть на мир и попытаться определить объективную истину, отвлекаясь от наших культурных, национальных, языковых, гендерных и прочих особенностей» [7. С. 11]. Все «сенсационное» превращается в важное, подчеркивает Н.А. Родосский, а все важное - в правдивое [8. С. 229]. Соблазнительно сделать заключение о том, что подобный режим истины (в форме постправды) общество культуры потребления вполне заслужило, поскольку это «новая толпа» (по определению С.В. Чугрова), очарованная популизмом, смакующая сенсации, предпочитающая душевный комфорт и простые решения [3. С. 45].
Онтологические основания среды постправды, в свою очередь, уточняются в рамках концептуализации нового типа отношения к языку. Привлечено внимание к отрыву языка от реальности, связей между означающим и означаемым, к отказу от референции и от реальности в целом, в контексте проблематики достоверности образов, фактов и информации, поставляемых медиа. Правда невозможна в мире тотальной симуляции, изобретения и конструирования образов. Симулякры как «копии без оригинала», знаки с отсутствующим или ложным значением, формируют гиперреальность, порождающую псевдособытия и псевдоисторию, все социальные процессы симулируются [10. С. 52], истинного мира как такового не существует. Такое замкнутое на себе пространство знаков предполагает отсутствие противопоставления истинного и ложного. Суверенитет виртуальности (приоритет мира иллюзий) относительно константной реальности делает бессмысленным дискуссию о «правде» [10. С. 53]. Не случайно показательным симптомом культуры постправды является кризис факта - отказ от точности и объективности фактов, которые «существуют в состоянии пугающих кавычек» (S. Rider), и от возможности их проверки. Теперь семантика подчиняется прагматике, и важна эффективность словесного жеста [5]. Появился серьезный повод говорить об инверсии смыслов - процедуре «искажения или полного изменения смысла (включая его онтологические, аксиологические и когнитивные параметры) описываемого события с последующим его укоренением в определенной знаковой и культурной системе (включая язык)» [12. С. 25].
Итак, онтологическую природу постправды определяет новый «режим истины», в основании которого отказ от традиционных форм создания и ле-
гитимации истин (кризис истины), а также отрыв языка от реальности, оперирующего смыслами в заранее предустановленных дискурсом «правилах игры». Новая истина в виде постправды устанавливается в рамках интерпретации и ментальной модели, утвердившей свой приоритет в борьбе за право определять правила и критерии Истина / Ложь, на основе эмоциональной составляющей в ущерб рациональности и факту, за счет эффективности словесного жеста, а не конкретного факта; истина распадается на множество локальных мини-правд, имеющих множество авторов; становится персональным продуктом в партиципаторном производстве на рынке истин культуры потребления.
Список источников
1. Якимов А.Е. Постправда и повседневность. К проблеме определения понятия «постправда» // Философия и культура. 2020. № 9. С. 1-8. URL: https://nbpublish.com/lib-rary_read_article.php?id=33801 (дата обращения: 01.05.2024).
2. Морозов А.В. Ответ на вопрос: что такое постправда? Перспектива проблематологии // Горизонты гуманитарного знания. 2019. № 3. С. 93-105. URL: http://journals.mosgu.ru/ggz/ar-ticle/view/1048 (дата обращения: 15.05.2024).
3. Чугров С.В. Post-truth: трансформация политической реальности или саморазрушение либеральной демократии? // Полис. Политические исследования. 2017. № 2. С. 42-59.
4. Lynch M. STS, symmetry and post-truth // Social Studies of Science. 2017. Vol. 47 (4). P. 593-599.
5. Шатин Ю.В. Постправда как риторический феномен в современном медиапространстве // Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2020. Т. 19, № 6: Журналистика. С. 250-257.
6. Будрайтскис И., Шурипа С. Постправда - истина на рынке // Художественный журнал. 2019. № 109. С. 65-73. URL: https://moscowartmagazine.com/issue/93/article/2066 (дата обращения: 15.05.2024).
7. Шевченко А.А. «Постправда» как новый «режим истины» // Гуманитарный вектор. 2019. Т. 14, № 4. С. 8-14.
8. Родосский Н.А. Постправда или фейк: проблема истины в социальных медиа. СПб. : Владимир Даль, 2023. 303 с.
9. Кошкарова Н.Н., Руженцева Н.Б. На пути к правде, ведущем ко лжи: феномен постправды в современной политической коммуникации // Политическая лингвистика. 2019. № 1 (73). С. 50-56.
10. «Политика постправды» и популизм / под ред. О.В. Поповой. СПб. : Скифия-принт, 2018. 216 с.
11. Почепцов Г. От правды к пост-правде, от фейка к пост-фейку. URL: https://www.acade-mia.edu/36453322/ (дата обращения: 17.05.2024).
12. Берендеев М.В. Инверсия образа страны и политика постправды в медийном дискурсе (Россия в польском кейсе) // Политика постправды в современном мире. СПб. : Скифия-принт, 2017. С. 24-27.
13. Рязанов А.В., Мозжилин С.И. Образ будущего в условиях постправды / Манускрипт. 2021. Т. 14, вып. 6. С. 1160-1164.
14. Яковенко А.В. Постправда как показатель современного общества и аналитический потенциал марксизма // Журнал социологии и социальной антропологии. 2018. Т. 21, № 5. Р. 91102. URL: https://doi.org/1031119/jssa.2018.21.5.5 (дата обращения: 15. 06.2024).
15. РостоваН.Н. Философская аналитика идеи постправды // Христианское чтение. 2018. № 6. С. 130-138.
16. Фуллер С. Постправда // ПостНаука. 18 апреля. 2018. URL: https://postnauka.ru/long-reads/84059 (дата обращения: 17.03.2024).
17. Rider S. Review of Steve Fuller. Post-Truth: Knowledge as a Power Game. London : Anthem, 2018. 207 p.
References
1. Yakimov, A.E. (2020) Postpravda i povsednevnost'. K probleme opredeleniya ponyatiya "postpravda" [Post-truth and everyday life. On the problem of defining the concept of "post-truth"]. Filosofiya i kul'tura. 9. pp. 1-8. [Online] Available from: https://nbpublish.com/lib-rary_read_ article.php?id=33801 (Accessed: 1st May 2024).
2. Morozov, A.V. (2019) Otvet na vopros: chto takoe postpravda? Perspektiva problematologii [Answering the question: What is post-truth? The perspective of problematology]. Gorizonty gumanitarnogo znaniya. 3. pp. 93-105. [Online] Available from: http://journals.mosgu.ru/ggz/ar-ticle/view/1048 (Accessed: 15th May 2024).
3. Chugrov, S.V. (2017) Post-truth: transformatsiya politicheskoy real'nosti ili samorazrushenie liberal'noy demokratii? [Post-truth: Transformation of political reality or self-destruction of liberal democracy?]. Polis. Politicheskie issledovaniya. 2. pp. 42-59.
4. Lynch, M. (2017) STS, symmetry and post-truth. Social Studies of Science. 47(4). pp. 593-599.
5. Shatin, Yu.V. (2020) Postpravda kak ritoricheskiy fenomen v sovremennom media-prostranstve [Post-truth as a rhetorical phenomenon in the modern media space]. Vestnik NGU. Seriya: Istoriya, filologiya. 19(6). pp. 250-257.
6. Budraytskis, I. & Shuripa, S. (2019) Postpravda - istina na rynke [Post-truth - truth on the market]. Khudozhestvennyy zhurnal. 109. pp. 65-73. [Online] Available from: https://moscow-artmagazine.com/issue/93/article/2066 (Accessed: 15th May 2024).
7. Shevchenko, A.A. (2019) "Postpravda" kak novyy "rezhim istiny" ["Post-truth" as a new "regime of truth"]. Gumanitarnyy vektor. 14(4). pp. 8-14.
8. Rodosskiy, N.A. (2023) Postpravda ili feyk: problema istiny v sotsial'nykh media [Post-truth or fake: The problem of truth in social media]. St. Petersburg: Vladimir Dal'.
9. Koshkarova, N.N. & Ruzhentseva, N.B. (2019) Forth to Truth and Back to Hoax: Post-truth in Modern Political Communication. Politicheskaya lingyistika. 1(73). pp. 50-56. (In Russian). DOI: 10.26170/pl19-01-05
10. Popova, O.V. (ed.) (2018) "Politika postpravdy" i populism ["Post-truth politics" and populism]. St. Petersburg: Skifiya-print.
11. Pocheptsov, G. (n.d.) Otpravdy kposst-pravde, otfeyka kpost-feyku [From truth to post-truth, from fake to post-fake]. [Online] Available from: https://www.acade-mia.edu/36453322/ (Accessed: 17th May 2024).
12. Berendeev, M.V. (2017) Inversiya obraza strany i politika postpravdy v mediynom diskurse (Rossiya v pol'skom keyse) [Inversion of the country's image and post-truth politics in media discourse (Russia in the Polish case)]. In: Politika postpravdy v sovremennom mire [Post-Truth Policy in the Modern World]. St. Petersburg: Skifiya-print. pp. 24-27.
13. Ryazanov, A.V. & Mozzhilin, S.I. (2021) Obraz budushchego v usloviyakh postpravdy [Image of the future in the context of post-truth]. Manuskript. 14(6). pp. 1160-1164.
14. Yakovenko, A.V. (2018) Postpravda kak pokazatel' sovremennogo obshchestva i analiticheskiy potentsial marksizma [Post-truth as an indicator of modern society and the analytical potential of Marxism]. Zhurnal sotsiologii i sotsial'noy antropologii - Journal of Sociology and Social Anthropology. 21(5). pp. 91-102. [Online] Available from: https://doi.org/1031119/jssa.2018.21.5.5 (Accessed: 15th June 2024).
15. Rostova, N.N. (2018) Filosofskaya analitika idei postpravdy [Philosophical analytics of the idea of post-truth]. Khristianskoe chtenie. 6. pp. 130-138.
16. Fuller, S. (2018) Postpravda [Post-truth]. PostNauka. 18th April. [Online] Available from: https://postnauka.ru/long-reads/84059 (Accessed: 17th March 2024).
17. Rider, S. (2018) Review of Steve Fuller. Post-Truth: Knowledge as a Power Game. London: Anthem.
Сведения об авторе:
Савельева Е.Н. - кандидат философских наук, доцент кафедры культурологии и музеоло-гии Института искусств и культуры Национального исследовательского Томского государственного университета (Томск, Россия). E-mail: [email protected]
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
Savelieva E.N. - National Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 09.07.2024; одобрена после рецензирования 14.08.2024; принята к публикации 15.08.2024.
The article was submitted 09.07.2024; approved after reviewing 14.08.2024; accepted for publication 15.08.2024.
