CC BY
185
О.И. Плешкова
Барнаул
ПОСТМОДЕРНИСТСКОЕ ПАРОДИРОВАНИЕ ТВОРЧЕСТВА М. ГОРЬКОГО В СОВРЕМЕННОЙ МУЛЬТИПЛИКАЦИИ: «БУРЕВЕСТНИК» А. ТУРКУСА
Одним из проводников постмодернистской эстетики в настоящее время остаётся мультипликация - синтетический вид искусства, значимым конструктивным элементом которого выступает литературный текст [1]. Любопытным опытом постмодернистской интерпретации отечественной литературной классики является мультфильм Алексея Туркуса «Буревестник» (2004), в образной форме демонстрирующий особенности развития российской культуры за годы постсоветской реформации. В основе пародии - мульттекст, воссоздающий сюжетную ситуациею современного школьного урока литературы. Несмотря на абсурдность и эпатажность, мульттекст затрагивает серьёзные проблемы, среди которых - проблема отношения к национальному наследию и проблема современного уровня преподавания литературы в школе.
Первые кадры мультфильма, стилизованные под кинематограф начала ХХ века, отличаются постмодернистской смесью: под музыку Ф. Шопена на горчичном фоне, напоминающем старые фотографии, появляется вначале англоязычная надпись "Argus International present", что ориентирует на зарубежный кинематограф, затем - русскоязычная имитация книжного титула: «Буревестник. По мотивам произведения М. Горького "Песня о Буревестнике". Аргус Интернейшнл. Москва 2004».
Дальнейший видеоряд переносит зрителей в начало XXI века, т.е. на сто лет вперёд от времени создания горьковского произведения. На фоне динамично развивающихся событий обычного урока литературы, включающего череду опоздавших и попытки учительницы удерживать дисциплину, читается горьковская «Песня о Буревестнике». В континууме мульттекста соединяются разные пространственно-временные пласты: а) хронотоп школьного класса, обращающий к современности, где ученики, устрашённые носатой очкастой учительницей с противным голосом, стремятся незаметно
«отсидеться» до конца урока; б) хронотоп русской культуры, соединяющий «золотой» и «серебряный» века, и актуализирующий вневременные ценности.
Сцены, предшествующие звучанию горьковского текста, изображают опаздывающих на урок подростков, фамилии которых в совокупности обыгрывают языковое клише: Сидоров, Петров, Иванов. Гиперболически нарастающая абсурдность объяснений опоздавших сводится к сломанному трамваю («А у меня трамвай сломался!»), который, безусловно, культурологически маркирован и обращает к эпохе начала ХХ века, в чём видится постмодернистская игра литературными символами. В этих репликах варьируются различные разговорные интонации и молодёжный сленг (типа «Ва-аще сломался!»). «Степень сломанности» трамвая каждого опоздавшего демонстрируется в виде мультяшного видеоролика на классной доске. Постмодернистской демонстрацией синтеза искусства и не искусства, вербальности и предметности оказывается история про сломанный трамвай хулиганов-близнецов Петровых, «трамвайное колесо» из рассказа которых обретает плоть и с грохотом скатывается с доски-экрана к ногам учительницы. Сцены с трамваями в целом работают на создание эффекта преднамеренного повествовательного хаоса.
Буревестником метафорической «бури» - гнева учительницы -оказывается ученик, похожий на второгодника, некий Федотов, издавший губами пищаще-свистящий звук. Но безобразие поведения подростков отодвигается на второй план, теряя знаковость при чтении вслух «Песни о Буревестнике». Читает «Песню...» отличница с говорящей фамилией Лизунова, которая предварительно «сдаёт» учительнице Федотова, рассказывая, что это именно он - причина того самого непонятного звука. Пафосность речи ученицы, её поза (вытянутая вверх рука, приподнятый подбородок), напоминая митингующего оратора, ассоциативно соотносятся с монументами вождя мирового пролетариата.
С началом чтения картина в классе меняется, что видится метафорой воздействия искусства: в пространстве над столом учительницы появляется «гордый» буревестник (правда, похожий на гуся), надвигаются тучи, блещут молнии. Музыка С. Рахманинова, сопровождающая сцены чтения «Буревестника», оттеняет комичность ситуации. «Завороженность» класса, захлёстнутого волной искусства, изредка нарушается энергичными криками учительницы («Федотов, выйди из класса!»), не желающей забыть о хулиганской выходке и (!) неподвластной воздействию искусства. В системе мульттекста видится значимым, что учительница литературы, демонстрирующая
несопоставимость своих функций (приобщение детей к прекрасному) и реальных действий, оказывается неспособной остановить процесс воздействия искусства. Федотов из класса не выходит, а она сама вовлекается в водоворот (в буквальном смысле слова) событий. Учительница, как и её ученики, барахтается в морской пучине, пытается схватить буревестника за крыло, и обвиняет его в том, что он «...крылом волны касался» и «... пену волн крылом срывал». Возражение Буревестника-гуся противным голосом Федотова: «Это я, чё ль?» - совмещает несовместимое. «Волшебная сила искусства» отступает с последними словами горьковской песни, которая вдруг завершается пушкинской образностью, в чём видится постмодернистский приём цитатно-пародийного письма: «Пусть сильнее грянет буря! Та, что мглою небо кроет!»
Авторы мультфильма демонстрируют синтез искусства и не искусства, накладывают литературно-художественную условность на мультипликационную гиперреальность. Так, в конце урока забывшие про шалости ученики выглядят «ошарашенными» от соприкосновения с искусством, и буквально выплывают из класса, превратившегося в руины после бури, учительница отжимает промокшее платье со словами, обращёнными к Лизуновой: «Садись, пять!»
Дальнейшее развитие сюжета, собственно, выходящее за пределы текста горьковского произведения, обнажает постмодернистское отношения к категории автора. Так, в мульттекст вводится образ автора-творца произведения: внезапно появляются пародийно сниженные Пушкин и Горький, до этого фигурировавшие в видеоряде портретов в классе и разговорно-сниженной фразе учительницы («Кто это сделал? <.> Пушкин, чё ль?»).
Несмотря на визуальное сходство и явную маркированность, учительница не узнаёт классиков, что обнажает и уровень её образованности, и отсутствие креативности, необходимой для преподавателя словесности. Пушкин представлен сидящим посреди класса за большим письменным столом с пером и чернильницей. Постмодернистская гротескность, заданная в начале мультфильма мотивом опоздания, достигает апогея в образе опоздавшего по той же причине - неисправности трамвая - Горького. Но горьковский трамвай оказывается сломанной игрушкой, которую оправдывающийся у дверей класса писатель демонстрирует, достав из кармана. В Горьком акцентировано представление о его «босячестве» и близости народным массам (отсюда - тюбетейка, тапочки на босую ногу, окающий говор). В объединении образов Пушкина и Горького видятся постмодернистская попытка сращивания литературных эпох,
демонстрация вечно ускользающих нюансов смысла. Дурашливое поведение Пушкина и его подтрунивание над Горьким со словами «Опоздал! Опоздал!» подчёркивают метафорическое «опоздание» автора на урок по его произведению. На смоделированном мультипликационном уроке литературы проблемы искусства вытесняются бытовыми мелочами, учитель словесности не соответствует своей функции. Всё это, несомненно, обращает к современной школьной действительности.
Гротескная драка Горького с Пушкиным пародически оттеняет представление о доминирующем начале этих классиков в создании отечественной литературы (профили Пушкина и Горького запечатлены на титуле «Литературной газеты»). Концептуальное значение имеет окрик учительницы, не узнавшей писателей («Вон из класса!»), где вербализация визуально подкрепляется многократно умноженными очками, имитирующими пулемётную очередь. Пушкин и Горький исчезают из пространства класса (а, возможно, и из пространства культуры, значимой для современного поколения). Всё, что остаётся от литературных мэтров - чернильное пятно, перо, лист бумаги, тапок и тюбетейка, падающие по очереди на пол перед столом учительницы (здесь же - пародическое осмысление постмодернистских представлений о «смерти автора» [Плешкова, 2006: 13-16]).
Возникающие титры, стилизованные под старинный кинематограф, одновременно озвучиваются тем же мажорным голосом ученицы Лизуновой, читающей «Песню о Буревестнике».
Парадоксальный открытый финал мультфильма обнажает постмодернистскую установку на отсутствие итоговости: неожиданно возникшие после титров, в самом последнем кадре, Пушкин и Горький, склонившись друг к другу, имитируя позу близких людей со старых фотоснимков, дружно издают губами тот самый пищаще -свистящий звук, за который выгонялся Федотов. В подобном «хулиганистом» финале видится демонстрация жизнеутверждающей силы литературной классики, в любое время, в любую эпоху остающуюся живым искусством, не загнанным в догматические параграфы учебников. Финал концептуально связан с началом фильма, где за спинами сидящих в классе детей виднеется плакат «С книгой -на ты!» Так, ироничный и живой взгляд режиссёра на Горького, превращённого советским литературоведением в икону, а постсоветскими идеологами исключаемого из школьных программ, как бы разбивает устоявшиеся взгляды на писателя. Гротескные, смешные, неправильные Пушкин и Горький выглядят живыми и близкими, словно демонстрируя тот самый плакат из виртуального
класса. Фильм А. Туркуса «Буревестник», построенный на игре в текст и игре с текстом, театрализации текста, обнаруживает синтез развлекательности и эрудированности. В 2005 году фильм получил приз десятого Открытого российского фестиваля анимационного кино в Суздале - официальном центре российских аниматоров.
Постмодернистский текст, варьирующий образы и мотивы произведений литературы и искусства предшествующих эпох, способствует деавтоматизации мышления, повышению интереса к классике, формированию нового взгляда на знакомое произведение [2].
Примечания
1. См. о постмодернизме: Киреева, Н.В. Постмодернизм в зарубежной литературе / Н.В. Киреева. - М.: Флинта: Наука, 2004. - 216 с.; Скоропанова, И. Русская постмодернистская литература / И. Скоропанова. - М.: Флинта: Наука, 1999. - 608 с.; Русский постмодернизм. Вести из Алтай-Виднянска: Сб. статей/ под. ред. В.В. Десятова. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та , 2006. - 256 с. См. о мультипликации: Плешкова, О.И.
Постмодернизм в советском искусстве для детей: мультипликация и литература / О.И. Плешкова // Вестник БГПУ: Гуманитарные науки. -Выпуск 6. - 2006. - С.55-62; Плешкова, О.И. Постмодернистская трансформация образа Красной шапочки в современном отечественном искусстве для детей / О.И. Плешкова // Детский текст. Детская литература. Детское чтение: материалы международной научно-практической
конференции «Воспитание читателя»: теоретический и методический аспекты. Барнаул, 14-16 марта 2007 г. - Барнаул: БГПУ, 2007. - Часть 1. -С. 240-248; Плешкова, О.И. Изучение постмодернизма в курсе истории литературы на факультете начальных классов / О.И. Плешкова // Подготовка учителей начальных классов к реализации вариативных образовательных систем: материалы всероссийской научно-практической конференции: в 2 ч. - г. Барнаул, 26-27 сентября 2006 года. - Барнаул: БГПУ, 2006. - Ч.2. - С. 22-30.
2. См.: Корнев, С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? Об одной авантюре Виктора Пелевина / С.Корнеев [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:
//pelevin.nov.ru/stati/o-krn2/l.htm. - Загл. с экрана.
