CC BY
189
в текстах на том или ином языке, что отчасти осуществлено в исследовании И. Ю. Моисеевой [3].
Важными представляются вопросы о деривационных переходах одних структур в другие в порядке их следования в пространстве-времени текста, какими факторами они определяются и/ или запрещаются. Возможно также построение внутрисистемных отношений в кругу различных форм текста, например, выявление функциональной синонимии и омонимии форм текста, определение возможной взаимозаменяемости отдельных форм или их уникальности. Позиционная детерминация употребительности/ неупотребительности текстовых структур позволяет выяснить и отчасти сузить сферы употребительности отдельных структур и их распространенных композиций как заполнителей определенных позиций текста [4 ; 6 ; 7].
Актуальным представляется моделирование текстовых структур, прогностика их поведения в тексте и/ или дискурсе с использованием компьютерных технологий. Проблема экспериментальной проверки отдельных положений теории формообразования текста и бытия его структур смыкается с вопросами правдоподобного в современных лингвистических представлениях, поэтому важной становится экспериментальная и модельная верификация результатов, в том числе их воплощение в работающие компьютерные программы для исследования текста. Применение компьютерных технологий позволяет в достаточно обозримые сроки изучать несколько тысяч текстов в самых разнообразных направлениях, формулировать скрытые стратегии деятельности человека с целыми текстами, выйти на инвари-
антные теоретические обобщения о деятельности с текстами в определенных сферах, таких, например, как перевод [5]. Для реализации данной исследовательской программы необходимо создание формализовнных баз данных о разнообразных текстах.
Список литературы
1. Бекасова, Е. Н. Векторы интерпретации текста: структура, смыслы, генезис: монография / Е. Н. Бекасова, Г. Г. Москальчук,
B. Ю. Прокофьева. М., 2013. 217 с.
2. Кадомцев, Б. Б. Динамика и информация // Успехи физ. наук. М., 1994: http://dargo.ru/ риЫ/47-1-0-379.
3. Моисеева, И. Ю. Синергетическая модель текстообразования : автореф. дис. ... д-ра фи-лол. наук. Челябинск, 2007.
4. Москальчук, Г. Г. Позиционный подход к изучению текста // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2013. № 29 (320). Филология. Искусствоведение. Вып. 83. С. 101-106.
5. Москальчук, Г. Г. Самоподобие структуры текста как переводческая стратегия / Г. Г. Москальчук, Я. А. Бузаева // Вестн. Иркут. гос. лингв. ун-та. Филология. 2013. № 3 (24).
C.199-207.
6. Москальчук, Г. Г. Структура текста как синергетический процесс. М., 2010. 296 с.
7. Москальчук, Г. Г. Текст как информационный пакет / Г. Г. Москальчук, Н. А. Манаков // Вестн. Оренб. гос. ун-та. 2004. № 9. С. 77-80.
8. Урманцев, Ю. А. Симметрия природы и природа симметрии (философские и естественнонаучные аспекты). М., 1974. 229 с.
Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 7 (336).
Филология. Искусствоведение. Вып. 89. С. 50-54.
Н. Е. Мусинова
ПОСТАКМЕИЗМ И ТВОРЧЕСТВО Н. ЗАБОЛОЦКОГО, Б. ПАСТЕРНАКА, И. БРОДСКОГО
Рассматривается актуальная для акмеизма как художественного направления и Серебряного века в целом проблема целостной художественной формы. Актуализируется значение акмеизма для литературы и его влияние на творчество русских поэтов, в частности, на поэзию Н. Заболоцкого, Б. Пастернака, И. Бродского.
Ключевые слова: Серебряный век, художественный процесс, художественная форма, акмеизм, постакмеизм, Н. Заболоцкий, Б. Пастернак, И. Бродский.
Серебряный век в русской культуре стал источником пассионарности для многих выдающихся поэтов, художников, музыкантов. Поэтика и эстетический ориентир акмеистов - Н. Гумилёва, О. Мандельштама, А. Ахматовой, М. Зенкевича, В. Нарбута - на целостность художественной формы, на первозданный «ло-госный» смысл слов, на «поэтическую органику», привлекали не только студийцев Цеха поэтов. О. Лекманов отмечает среди последователей акмеизма Б. Пастернака, Н. Заболоцкого. И. Бродского и некоторых других известных поэтов [14. С. 139].
Многим поэтическим произведениям Николая Заболоцкого была присуща, по мнению И. Бродского, «дюреровская техника» (особенно - в поэме «Торжество Земледелия», в стихотворениях «Железный Август в длинных сапогах» и «Некрасивая девочка») [5. С. 153]. Этой «дюреровской технике» Заболоцкий, по мысли Бродского, учился именно у акмеистов. Более того, вслед за школой акмеизма и Цехом поэтов, Заболоцкий вместе с другими литераторами организовал новую литературно-театральную группу ОБЭРИУ, просуществовавшую в Ленинграде с 1927-го до начала 1930-х гг. Надо сказать, что ОБЭРИУ стала последней оригинальной русской поэтической школой Серебряного века наряду с символизмом, акмеизмом и футуризмом. В работе над поэтическим словом обэриуты превзошли своих учителей, при этом они в своем поэтическом творчестве «играли» не только с фонетической основой слова, но и со смысловым его содержанием. Именно Заболоцкий предложил формулы новой поэтической эстетики: «очищать предмет от мусора истлевших культур» и «смотреть на предмет голыми глазами» [9. С. 78]. Эти лозунги в свете поэтики акмеизма кажутся весьма знакомыми. Следует отметить, что Заболоцкий в поэтических приемах так же, как акмеисты, ориентировался на живопись (Гумилёв особой «пластичности образов» учился у П. Гогена и Н. Рериха). Это подтверждает Т. Бек: «Чрезвычайное влияние на раннюю лирику Заболоцкого оказали работы художников Татлина
и, в особенности, Филонова с их вниманием к магии конкретных вещей, с “постановкой на сделанность”» [2. С. 11]. У Заболоцкого есть стихотворение «Портрет» (1953), в котором он демонстрирует свою эстетическую устремленность к искусству живописи, стараясь раскрыть «секрет пластических изображений»: «Любите живопись, поэты!» [10. С. 254-255].
Заболоцкий в своем творчестве ориентировался на понимание единства органической жизни. Его любовь к натуралистическим образам: бабочкам, жукам, птицам, коням, коровам роднит его с творчеством М. Зенкевича и В. Нарбута. При анализе поэзии Зенкевича («Дикая порфира») и Нарбута («Аллилуйя») наблюдаем те же «органические» особенности художественной формы стиха, что и у Заболоцкого. Заболоцкий, как и акмеисты, ощущал органическое единство бытия и обладал особым даром сопричастности целостности мира. В стихотворении «Вчера, о смерти размышляя» (1936) он так пишет об этом: «Все, все услышал я - и трав вечерних пенье, // И речь воды, и камня мертвый крик. // И все существованья, все народы // Нетленное хранили бытие» [10. С. 192]. В стихотворении «Метаморфозы» (1937) его поэтическое видение еще более приближено к постулатам акмеистской «органической поэтики»: «Звено в звено и форма в форму. Мир // Во всей его живой архитектуре - // Орган поющий, море труб, клавир, // Не умирающий ни в радости, ни в буре» [10. С. 201-202]. У Заболоцкого так же, как и у акмеистов, было особое отношение к слову как к «знаку вещи»: «Слова вылетали в мир, становясь предметами», - говорит он в стихотворении «Искусство» (1930) [10. С. 89]. А в стихотворении «Читая стихи» (1948) он по истине «верует в животворящий», «полный разума русский язык» [10. С. 239]. В стихотворении «Светляки» (1949) поэт искренне считает, что именно слова обладают уникальным свойством «сливать целый мир в единственном дыханье» [10. С. 246]. Поэтому только поэты - обладатели слова - способны воссоздать бытийную целостность мира творческим усилием.
Борис Пастернак сформировался как творческая личность под влиянием традиций и символизма, и акмеизма, что не раз подтверждает сам Пастернак, причем акмеистического влияния, по его мнению, было больше, а от символизма он зачастую и вовсе открещивался.
О. Клинг свидетельствует: «Пастернак отрицал свою связь с Белым и в вопросе о “музыке слова” применительно к стихотворчеству» [12. С. 25-59]. К. Локс, отмечая влияние на Пастернака символизма (особенно В. Брюсова), полагал, что «при всей близости тем и словесного совпадения» стихи двух этих поэтов очень разные [15. С. 34]. У Пастернака «мастерство восполняется творческим напря-
жением», а не символистскими метафорами и аллитерациями. Есть разница и в масштабе: у Брюсова в стихах присутствует какое-то абстрактное пространство, а у Пастернака - конкретный масштаб (уголок земли), например, «масштаб одного вечера» с «конкретными приметами весны», зримо осязаемыми. «У Пастернака “жизнь символична, потому что она значительна”. У символистов наоборот: жизнь значительна, потому что она символична», -поясняет К. Г. Исупов [11. С. 121]. Поэтому есть смысл говорить об особом влиянии на творчество Пастернака, скорее, О. Мандельштама, чем В. Брюсова [12. С. 25-59].
«В основе эстетики Пастернака лежит вера в онтологические возможности слова <...> Слово, по Пастернаку, должно совпасть своими смысловыми контурами с эйдосом» [11. С. 121]. В этом проявляется прямая взаимосвязь творчества Пастернака с поэтикой акмеизма. При этом поэтику Пастернака тоже можно назвать органической. «Какое-то растительное мышление сидело во мне», - признается Б. Пастернак [16. С. 54]. Это подтверждает К. Г. Исупов: «Непредсказуемость пастернаковских метафор - в их онтологической инверсии. На мир людей Пастернак может «смотреть» глазами предметов, растений, минералов, животных, изнутри дремлющего в них «эйдоса», которому не хватает только слова, чтобы мир мог запечатлеть себя впервые проговоренным образом. Слово рождается как окликание естества в смысловом пространстве самого естества» [11. С. 120]. Пастернак устанавливает общий недостаток символистов (и футуристов тоже) в их пренебрежении к слову и в неоправданности самой условности поэтической формы. В этой связи появляется недовольство Пастернака и собственными стихами. В письме М. Цветаевой от 7 июня 1926 г. главный свой недочет поэт видит в «непозволительном обращении со словом». В письме М. Цветаевой от 24 сентября 1928 г. Пастернак объясняет логику переделки двух ранних книг: «С ужасом вижу, что там, кроме голого и часто оголенного до бессмыслицы движенья темы, - ничего нет» [18]. В этом отношении свое творчество Пастернак часто сравнивает с творчеством О. Мандельштама.
Пастернак постепенно начинает разделять идею «преодоления символизма» акмеизмом. Он выстраивает даже свою «акмеистическую» биографию. «В ней господствует, - пишет он в книге «Поверх барьеров», - добрый акмеисти-
ческий лад». По словам О. Клинга [12. С. 259], из своих ранних стихов Пастернак признает только два стихотворения, первое - «Февраль. Достать чернил и плакать!» (1912) [17. С. 22], а второе - «На пароходе» (1916) [17. С. 40], так как они являются образцами целостной художественной формы, в которых «нужные слова» стоят «в нужном порядке» и выражают точно, без символистской расплывчатости содержание. «Осуждая всякую манерность, он тяготел к классической форме. Стих его как бы очистился, обрел чеканную ясность», - подтверждает Н. Банников [1. С. 17].
Следует отметить и влияние традиций акмеизма на творчество Иосифа Бродского. Сам Иосиф Александрович не раз говорил о тех поэтах, чье творчество на него повлияло. В своей Нобелевской лекции (1987) он заявил, что на формирование его творчества повлияли «Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Роберт Фрост, Анна Ахматова, Уистан Оден», добавив, что «не будь их, как человек и как писатель я бы стоил немногого» [3. С. 240-241]. Отмечаем, что среди пятерых - двое акмеистов: Мандельштам и Ахматова (которую он так же, как и В. Жирмунский в статье «Преодолевшие символизм» (1916), считает единственным подлинным акмеистом). Творчество Гумилёва Бродскому особо не нравилось, однако это не мешало ему быть под его активным влиянием. Свои поэтические пристрастия Бродский подтверждал в диалоге с Соломоном Волковым, где сузил круг своих учителей до четырех: «Мандельштам, Цветаева, Пастернак и Ахматова» [5. С. 153]. Отмечаем, что в «большую четверку» попадает еще и Пастернак, сформировавшийся, о чем сказано ранее, под влиянием акмеизма. Далее в разговоре с Волковым Бродский не раз останавливается на анализе творчества Мандельштама, «одного из наставников» [6. С. 10], давая ему очень высокую оценку, особенно стихотворению «Грифельная ода». Творчество Ахматовой Бродский также высоко оценивает: «Ахматова поэт очень емкий, иероглифический, если угодно. Она все в одну строчку запихивает. Она - поэт малых форм. А ведь суть изящной словесности - это и есть короткое стихотворение. Будучи поэтом этих малых форм, этих якобы фрагментов, она является автором законченных произведений - ведь в любой из них (якобы фрагмент) втиснуто содержание ничуть не меньшее, чем в роман. Потому что главная феня Ахматовой - это афористичность. Она поэт в высшей
степени афористический. При этом все, что Ахматова пишет, - изобразительно и музыкально» [5. С. 153].
Большинству стихов Пастернака Бродский тоже дает хорошую характеристику, особенно стихам из романа «Доктор Живаго»: «Вообще-то мне стихи Пастернака из романа очень сильно нравятся. Замечательные стихи, особенно “Рождественская звезда”. Я о них часто вспоминаю» [5. С. 154]. То есть творчество акмеистов Бродский высоко оценивает, тогда как многих символистов, в частности, А. Блока, не любит: «Блока, к примеру, я не люблю... за дурновкусие. На мой взгляд, это человек и поэт во многих своих проявлениях чрезвычайно пошлый. Человек, способный написать: “Я ломаю слоистые скалы // В час отлива на илистом дне... ”. Ну, дальше ехать некуда! Или еще: “Под насыпью, во рву некошеном, // Лежит и смотрит, как живая, // В цветном платке, на косы брошенном, // Красивая и молодая”. Ну что тут вообще можно сказать!» [5. С. 154].
Еще одно наблюдение: Бродский очень хорошо знал историю поэтического мастерства и придавал технике стихосложения так же, как акмеисты, большое значение. Например, он высоко оценивает техническую сторону творчества английского поэта Одена. «У Одена вы найдете и сафическую строфу, и анакреонтический стих, и силлабику (совершенно феноменальную - как в “Море и зеркале” или в “Хвале известняку”), и секстины, и вилланели, и рондо, и горацианскую оду. Формально - Оден просто результат того, что мы считаем нашей цивилизацией. По сути же он - последнее усилие ее одушевить», - признается поэт [5. С. 155]. Бродский положительно отзывается о творчестве Анри де Ренье: «Я прочел несколько романов Анри де Ренье. Думаю, что если я научился у кого-нибудь конструкции стихотворения, то это был именно де Ренье. Хотя он и прозаик. По части конструкции главный учитель для меня - это де Ренье. Самое потрясающее в том, как все это сделано, как эти составные части организованы. В художественном произведении это самый главный элемент - что за чем следует. Не что именно говорится, а что за чем следует. Возникает кумулятивный эффект, и становится важным, что говорится. Это замечательный писатель, о котором никто ни сном ни духом не ведает - даже во Франции» [5. С. 155]. В этом Бродский заблуждается, поскольку Н. Гумилёв как раз очень хорошо знал творчество этого автора и приводил его
в пример в вопросах художественной формы своим ученикам в Цехе поэтов. Михаил Крепс в этой связи пишет: «Бродский является новатором стиха не только в тематике, но и в ритме, в рифмах, в метафорах, в эпитетах, в отказе от стилистически дифференцированного языка поэзии в отличие от языка прозы, и все это новаторство подается в крепкой спайке с содержанием, так что как раз у Бродского содержание и форма становятся равными самому себе, то есть той неотъемлемой структурой, которую мы прежде ставили в кавычки» [13]. Именно Бродский в своем творчестве, будучи активным новатором художественной формы, по мнению Крепса, достиг заветного идеала акмеистов: «равновесия формы и содержания».
Если говорить о некоторых непосредственных лексических и образных влияниях акмеистов на Бродского, то можно привести несколько примеров. В стихотворении Гумилёва «Заблудившийся трамвай» (1919) лицо лирического героя сравнивается с выменем: «В красной рубашке, с лицом как вымя, // Голову срезал палач и мне» [8. С. 352]. Подобное же сравнение находим у Бродского: «И тут Наместник, чье лицо подобно // гноящемуся вымени, смеется» [13]. Необходимо отметить, что Бродский, подобно акмеистам, экспериментировал в вопросах рифмы, в частности, в употреблении составной рифмы (союзы, предлоги, частицы). Приведем строки из его стихотворения 1972 года: «Даже кукушки в ночи звучание // трогает мало - пусть жизнь оболгана // или оправдана им надолго, но // старение есть отрастание органа // слуха, рассчитанного на молчание» [13]. Или: «Пот катится по лицу. // Фонари в конце улицы, точно пуговицы у // расстегнутой на груди рубашки» («Колыбельная Трескового Мыса»; 1975) [4].
Мы привели лишь некоторые примеры, подтверждающие влияние акмеизма на творчество
Н. Заболоцкого, Б. Пастернака, И. Бродского, но есть и другие авторы (особенно эмигранты), находившиеся под влиянием этого художественного направления. Известный американский литератор Андрей Грицман отмечает: «Предтечей творческого развития литературы «перемещенных лиц» (эмигрантов) является именно акмеизм, кратковременный как литературное движение, но сыгравший огромную роль как идея слияния русской культуры с мировой, а именно - с западно-христианской» [7]. Неслучайно О. Мандельштам дал определение акмеизму как «тоске по мировой культуре»,
поэтому «постакмеизм» как художественное явление актуален и является средством поэтической коммуникации в межкультурном пространстве.
Список литературы
1. Банников, Н. О Борисе Пастернаке // Пастернак, Б. Л. Стихотворения / сост. и предисл. Н. Банникова. М., 1990. С. 5-20
2. Бек, Т. Бессмертье перспективы // Заболоцкий, Н. Не позволяй душе лениться : стихотворения и поэмы. М., 2008. С. 7-32
3. Бродский, И. А. Нобелевская лекция // Бродский, И. Поклониться тени : эссе. СПб., 2006. С.240-241.
4. Бродский, И. А. Часть речи. Стихотворения. СПб., 2007. 144 с.
5. Волков, Соломон. Диалоги с Иосифом Бродским / вступ. ст. Я. Гордина. М., 1998. 328 с.
6. Гордин, Я. Трагедия . событие биографическое // Бродский, И. Поклонение тени : эссе. СПб., 2006. С. 5-11.
7. Грицман, А. Постакмеизм. Русский поэт в диаспоре [Электронный ресурс] // Пролог : интернет-журнал молодых писателей России. 2008. № 192-рп (14 апреля). иЯЬ: www.ijp.ru.
8. Гумилёв, Н. Стихотворения и поэмы / вступ. ст. Н. Н. Скатова. М., 1989. 461 с.
9. Заболоцкий, Никита. Жизнь Н. А. Заболоцкого. М., 1998. 588 с.
10. Заболоцкий, Н. Не позволяй душе лениться : стихотворения и поэмы. М., 2008. 384 с.
11. Исупов, К.Г. «Доктор Живаго» как риторическая эпопея (Об эстетической философии истории Б.Л. Пастернака) // Исупов, К. Г. Русская эстетика истории. СПб., 1992. С. 118-126
12. Клинг, О. Борис Пастернак и символизм // Вопр. лит. 2002. № 2. С. 25-59
13. Крепс, М. О поэзии Иосифа Бродского. СПб., 2007. 200 с.
14. Лекманов, О. А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск, 2000. 704 с.
15. Локс, К. Г. Повесть об одном десятилетии (1907-1917) // Минувшее: исторический альманах. М. ; СПб., 1993.
16. Пастернак, Б. Охранная грамота. Л., 1933
17. Пастернак, Б. Л. Стихотворения / сост. и предисл. Н. Банникова. М., 1990. 222 с.
18. Письма Цветаевой М. Пастернаку Б. (от 7 июня 1926 г., от 24 сентября 1928 г.) // Дыхание лирики: переписка М. Цветаевой, Б. Пастернака, Р. М. Рильке. Антология. М., 2000 304 с.
Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 7 (336).
Филология. Искусствоведение. Вып. 89. С. 54-63.
Е. М. Образцова
КОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ПРЕДЛОЖЕНИЯ И ТЕКСТА С ПОЗИЦИЙ ТЕОРИИ СЕМАНТИКО-КОГНИТИВНОГО СИНТАКСИСА
Статья посвящена проблеме делимитации текста. Сопоставление квалификативных параметров текста в его композиционно-речевой форме (КРФ) описание и структурно-семантических характеристик (в частности, взаимного расположения определений и однородных предикативов) является основанием для признания простого предложения минимальной моделью текста КРФ описание. Выявленная корреляция обосновывается метолодогически со ссылкой на данные ког-нитивистики, психологии, психолингвистики.
Ключевые слова: текст, композиционно-речевая форма текста, описание, простое предложение, порядок слов, когниция, восприятие.
Методологическая проблема определения и требуют своего решения вопросы делимита-соотношения между предложением и текстом ции границ минимального текста, дальнейшее в современном языкознании остается дискус- сокращение которых привело бы к исчезно-сионной. В частности, являются актуальными вению текста как такового, задача выявления
