Научная статья на тему 'Пословичный тип: модель, вариант, синоним'

Пословичный тип: модель, вариант, синоним Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
509
91
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПОСЛОВИЦА / ВАРИАНТНОСТЬ / СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ / PROVERB / VARIANCE / STRUCTURAL-SEMANTIC MODEL

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Селиверстова Е. И.

Статья посвящена анализу группы пословиц, построенных по одной структурно-семантической модели и обнаруживающих неодноодность образного оформления. Автор анализирует особенности варьирования пословиц, повторяемость отдельных фрагментов, свидетельствующие о принадлежности пословиц к общему паремиологическому пространству.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The proverbial type: model, variant, synonym

The article deals with a group of proverbs which are based on the same structural-semantic model and reveal a great variety of figurative design. The author analyses peculiarities of their variation and repetition of distinct fragments which indicate the fact that proverbs belong to a common paremiological space.

Текст научной работы на тему «Пословичный тип: модель, вариант, синоним»

Е. И. Селиверстова

ПОСЛОВИЧНЫЙ ТИП: МОДЕЛЬ, ВАРИАНТ, СИНОНИМ

Отмеченное как свойственное фольклору в целом наличие «типичного» набора текстов, очерченного арсенала поэтики, определенного фонда сюжетов и мотивов, набора кодов [10, с. 193], свидетельствующее скорее об обозримости, нежели о бесконечности возможного фольклорного творчества, характерно и для пословиц. В паремиологиче-ском пространстве (термин Ю. И. Левина) трудно не заметить повторяемость пословичных смыслов, неоднократное использование одних и тех же компонентов и их комбинаций. Более того, повторение отдельных компонентов и фрагментов в семантически родственных единицах может сопровождаться и сходством синтаксической структуры, позволяющей говорить о серийности воспроизведения в пословицах некоторых идей.

Остановимся подробнее на нескольких пословичных типах. Под этим термином, предложенным Э. Я. Кокаре в качестве единицы измерения при сравнительном изучении близких пословичных единиц (далее — ПЕ) разных языков [4, с. 28-29], мы понимаем не только межъязыковые схождения, но и совокупность синонимичных паремий одного языка со всеми их вариантами, обнаруживающих, помимо семантической эквивалентности, сходство композиции, синтаксической и образно-поэтической структур и функций. Частотность «перевыражения» в пословицах одного и того же значения с помощью разнообразного «предметного материала» отмечена Ю. И. Левиным как одна из важных характеристик паремиологического пространства — структуры «окрестностей» каждой ПЕ, т. е. отношений между нею и другими единицами, соседствующими и пересекающимися с ней в рамках некоторого фрагмента пространства [6, с. 110-111].

Размышления человека о жизни и ее трудностях отразились в ПЕ, объединенных инвариантной паремийной идеей «жизнь прожить нелегко»1. Сравнение пословицы Жизнь прожить — не поле перейти и иных ПЕ, близких к ней по семантике и структуре, позволяет указать на некоторые разновидности варьирования ПЕ, входящих в один пословичный тип.

Один из видов лексических замен — использование компонента век («срок жизни человека; продолжение земного бытия» (Д. Т. 1. С. 330)) наряду с компонентом жизнь: Век (жизнь) изжить — не рукой махнуть; Век (жизнь) прожить — не поле перейти (ММ, с. 22). Следует, однако, заметить, что компонент жизнь, как нам представляется, появляется в качестве компонента ПЕ сравнительно поздно. На это указывают «старшие» паремиологические источники, приводящие ПЕ преимущественно с компонентом век: Век пережить —не поле перейти (ППЗ, с. 120); Век не поле вдруг перескочить (ППЗ, с. 48); Век прожить — не поле перейтить (Сн., с. 61) и т. д. Компонент жизнь представлен в ППЗ лишь книжным оборотом Жизнь наша временна (ППЗ, с. 81), но имеются ПЕ с глаголом жить: Век жить — не мех шить (ППЗ, с. 75); Жить—не сено трясти, а надо дом вести (ППЗ, с. 171). В более поздних источниках ПЕ с компонентом жизнь встречаются намного чаще: Жизнь изжить — не лапоть сплесть;

© Е. И. Селиверстова, 2009

Жизнь пережить — что море переплыть (ММ, с. 22); Жизнь прожить — не поле перейти (СП, с. 130).

Замена компонента поле формой множественного числа порождает грамматические варианты: Век пережить — не поля перейтить (ППЗ, с. 25). Эта форма не закрепляется и в дальнейшем, похоже, совсем исчезает, и в ПЕ укореняется форма единственного числа: Жизнь прожить (пережить) — не поле перейти [5, с. 60].

Еще одна линия варьирования формы ПЕ — вовлечение однокоренных глаголов, различающихся префиксами: Век пережить/жить — не поле перейти (ППЗ, с. 120; СП, с. 126); Век жить — не мех шить (ППЗ, с. 75); Век прожить — не поле перейтить (Сн., с. 61); Век изжить —не нитку исшить (ММ, с. 22). Варьируются и глаголы во второй части ПЕ: шить / сшить / исшить.

Традиционным для паремий является и привлечение в качестве субститутов глаголов одной лексико-семантической группы, демонстрирующих чередование мотивирующих основ при одном префиксе, но с сохранением семантики ‘конечности, завершенности’ действия: Век пережить — не поле переехать (ППЗ, с. 48); Век не поле вдруг перескочить (ППЗ, с. 50); Век (жизнь) прожить — не поле перейтить/перейти (Сн., с. 61; СП, с. 130); Век прожить — не море переехать (Ан., с. 42); Жизнь пережить — что море переплыть (ММ, с. 22).

Наибольшее разнообразие отмечено в той части ПЕ, которая «отвечает» за формирование семантики ‘нелегко, непросто’. Первая часть не образна, вторая представляет собой отрицательное сравнение, вносящее яркий образный элемент. Эстетическое впечатление усиливается рифмой. Здесь сходятся ПЕ с разными образными мотивами. Так, по сравнению с жизнью непродолжительным и легким представляется пошив мешка: Век жить — не мех шить (ППЗ, с. 75); Век жить — не мех сшить (СП, с. 126). Интересно, что мех в значении ‘мешок’ (особенно в сочетании с определением холщовый) и в других ПЕ способен выступать как единица измерения ценности, полезности жизни: Изжила <свой> век — <ни> за холщовый мех! (Д. Т. 2. С. 372; Сим., с. 109; ППЗ, с. 28; Сн., с. 151); Прошла молодость ни за холщовый мех (ДП. Т. 1. С. 279). Очевидно, ни сам мешок, ни процесс его пошива не кажутся говорящим сколько-нибудь достойными внимания. Сравнительно краткой и необременительной является и иная швейная операция — использование до конца нитки, вдетой в иголку: Век изжить — не нитку исшить (ММ, с. 22). Не требующими особых усилий признаются и другие действия: Век изжить — не рукой махнуть (ММ, с. 22); Век изжить — не рукавицей тряхнуть (ММ, с. 22; Ан., с. 42) (ср.: мотив легкости стряхивания рукавицы в ПЕ о супруге).

Плести лапти — занятие отнюдь не самое простое, а ковать / перековывать пальцем — и вовсе невозможное, но, согласно пословичной логике, они не идут ни в какое сравнение с трудностью такого «действия», как жизнь: Жизнь изжить—не лапоть (лапти) сплесть (ММ, с. 22); Век пережить — не пальцем перековать (СП, с. 126). Более логичным было бы позитивное сравнение — что пальцем перековать, т. е. «трудно, почти невозможно», однако здесь сказывается, вероятно, традиция указания на палец как мерило приложения сил, своего рода символ совершения (несовершения) минимального, не требующего особых усилий действия, какой-либо работы. Ср., например, обороты рассказал, как пальцем размазал; высосать из пальца; (этого) пальцем не выковырнешь; и пальцем не тронуть; (этого дела) вокруг пальца не обмотаешь (Д. Т. 3. С. 12) и др. Многие из фразеологизмов с компонентом палец объединены семантикой ‘абсолютно ничего не делать = бездельничать’: палец о палец не ударить (не стукнуть), пальцем не пошевелить (не погнуть), и пальца не поднять [8, с. 80].

На периферии данной группы находятся обороты, с одной стороны, имеющие общее с вышеуказанными ПЕ семантическое звено и близкую логико-грамматическую структуру: они представляют собой характеристику жизни как процесса через сравнение с иными действиями. Но есть и отличия. Так, в ПЕ Жить—не сено трясти, а надо дом вести (ППЗ, с. 171) отсутствует компонент век / жизнь и сема предельности. Но за счет второй и третьей частей происходит смещение семантики целого, окрашенное оттенком иронии, с философского в бытовое русло, в сторону повседневных забот.

Сравнение жизни с пересекаемым из конца в конец земным или водным пространством отразилось с помощью символических компонентов поле и море, входящих в пословичную систему в качестве единиц измерения (ср.: Наг поле перейдет, а голоден ни с места; Одним конем всего поля не изъездишь (Д. Т. 3. С. 257)). При этом море как мерило продолжительности чего-либо, может выступать как символ конечности: Горе —не море, пройдет; Горе не море: выпьешь до дна (Д. Т. 2. С. 346), а с другой стороны, наоборот, — с акцентом на неизбывности, бесконечности: Горе — что море: ни переплыть, ни вылакать (Д. Т. 2. С. 346). Сюда же можно отнести и ПЕ Век прожить — не реку перебрести (Ан., с. 43), где мерилом становится не протяженность, а относительная легкость пересечения пространства.

Особое место занимают ПЕ, решенные в позитивном ключе: Жизнь прожить — море переплыть (ММ, с. 22). ПЕ Жизнь пережить — что море переплыть: побарахтаешься, да и ко дну (ММ, с. 22) —единственная в данной группе единица, где раскрывается смысл сравнения. В целом же отсутствие аргументации в подобных ПЕ столь же типично, как и обоснование толкования. Наличие «ходячих» пословичных (фольклорных) мотивов позволяет рассчитывать на понимание или домысливание, что вполне типично для паремиологии. Примечательно, что действия в обеих частях ПЕ практически все конечные, завершенные (Год прожить — не реку переплыть (ММ, с. 23)), за редким исключением — Век жить — не мех шить ( СП, с. 126).

ПЕ с отшлифованной временем и традицией структурно-логической формой и особым способом образования семантики составляют четкую группу в паремиологическом пространстве: Правда не мутовка: повертев, да не покинешь (Д. Т. 2. С. 361); Вдовица не девица: свой обычай у всех (Д. Т. 1. С. 173); Баба не горшок: берестой не повьешь (Д. Т. 1. С. 83); Горе не море: выпьешь до дна (Д. Т. 2. С. 346) и др. Подобные ПЕ определяются З. К. Тарлановым как отрицательные предложения тождества [11, с. 154], а Т. Г. Бочиной — как дезидентифицирующие пословицы [3, с. 110]. Для этой структурносемантической разновидности ПЕ, отмеченной взаимосвязью контраста и отрицания, Т. Г. Бочина выводит формулу «А не (есть) Б: В», составляемую элементами: субъектом сравнения (А), термином сравнения (Б), основанием сравнения, поясняющей частью (В). По мнению исследователя, такие экономно оформленные ПЕ обычно представляют собой бессоюзное сложное предложение со строго фиксированным порядком размещения подлежащего и сказуемого, составляющих первую часть, и второй, комментирующей, части. Это предложения с сопоставительно-противопоставительными отношениями, а подчеркивание несходства между двумя объектами проводится, за редким исключением, по признаку действия, эксплицитно выраженного в комментирующей части различными формами глагола [3, с. 111-113]. Т. Г. Бочина наглядно показывает, что комментарий В может соотноситься как с подлежащим первой части ПЕ, так и со сказуемым. На это указывают формально-грамматические показатели и особенности логико-семантических отношений между всеми элементами ПЕ [3, с. 129-131].

К одному пословичному типу относятся и дезидентифицирующие ПЕ, выражающие отношение к работе, сходные по структуре и протяженности, но со значительным

разнообразием образного элемента: Работа не волк, в лес не убежит (не уйдет) (Сн., с. 109); Работа не черт, в воду не уйдет (ММ, с. 275); Дело не голуби — не разлетятся (Сн., с. 109); Дело не малина, и в зиму не опадет (Сим., с. 96) и др.

В соответствии с традиционным подходом к разграничению фразеологических вариантов и синонимов (см. работы В. П. Жукова, А.В.Кунина, В. М. Мокиенко, А. И. Молоткова и др.) лексическими вариантами по отношению друг к другу можно признать лишь ПЕ с субститутами волк / медведь и ПЕ с заменами воробей / сокол / голуби, в то время как между собой пословицы с компонентами, принадлежащими этим двум группам лексики, вариантами не являются. Но едва ли возможно не увидеть несомненное сходство этих ПЕ (даже с учетом различий в образной сфере).

Между приведенными пословицами много общего: развертывание происходит между начальным именным компонентом, задающим тему выражения, и конечным глагольным компонентом: работа (дело) [. .. ] не уйдет, не улетит, не убежит (= ‘никуда не денется’). Они образуют основу ПЕ и являются эквивалентом выражаемой идеи; ср. «непословичное» выражение желания отложить какое-либо занятие на другое время, например: На следующий день я сказала Севке, что со свадьбой в самом деле торопиться не стоит, никуда она не убежит, а вот диплом. . . (Полякова Т. Жестокий мир мужчин).

Глагольные компоненты в основном относятся к семантическому микрополю со значением «исчезновение/ неисчезновение». Между этими «рамочными» компонентами размещаются элементы, поясняющие, почему дело не уйдет / не улетит / не убежит:

Работа [не волк (медведь), в лес] Работа [не черт, в воду]

Дело [не медведь, в лес]

Дело [не голуби]

Дело [не воробей]

Дело [не сокол]

Дело [не малина, в лето]

Дело [не малина, и в зиму]

Работа [не медведь]

Работа [не медведь]

Работа [не бес + *в лес]

не убежит (не уйдет) (Сн., с. 109); не уйдет (ММ, с. 275); не уйдет (Д. Т. 2. С. 312);

— не разлетятся (Сн., с. 109);

— не улетит (Д. Т. 2. С. 242);

— не улетит (Д. Т. 1. С. 510);

не опадет (ДП. Т. 2. С. 11; ММ, с. 275); не опадет (Сн., с. 109; Сим., с. 96);

— можно завтра посмотреть (ММ, с. 275);

— дадут и завтра поглядеть (СП, с. 138); не убежит [в лес] (СП, с. 138).

«Серединные» компоненты представлены термином сравнения «не (есть) Б» (не малина, не медведь), и факультативным компонентом — локусом в воду, в лес или хроно-сом в лето/ зиму. Обстоятельственный компонент грамматически связан с глаголом, но тематически образует бином медведь + лес; черт + вода; малина + лето. Восприятие малины как летней ягоды отражается и в других ПЕ; ср.: Марина не малина: в одно лето не опадет (Д. Т. 2. С. 292); Деньги не малина, и зимой растут (Рыб., с. 157) и др. ПЕ с образным мотивом опадающей в конце сезона ягоды (Дело не малина—в лето не опадет (ММ, с. 275); Дело не малина —и в зиму не опадет (Сн., с. 109)) несколько выбиваются из ряда остальных ПЕ, указывающих на неспособность устраняться, исчезать в лесу, в воде. Малина обычно связывается с представлением о чем-либо приятном (Да это просто малина! = ‘раздолье, приволье’ (Д. Т. 2. С. 292); За милую малину! = ‘Очень хорошо, лучше не бывает’ (ФСГ, с. 109)), а уж никак не с представлением о нежелательной работе. Использование мотива опадающей малины находим и в иных оборотах: Не малина, еще не опала (Сн., с. 277); Не малина —не

опадет (ДП. Т. 2. С. 62) — с отсутствием субъекта сравнения и, следовательно, с возможностью присоединения произвольных элементов А. В. И. Даль указывает, что в ПЕ Не малина, в одно лето не опадет (Д. Т. 2. С. 292) речь идет «о девке»; это подтверждается и паремией Девушка зреет: не малина —не опадет; замуж поспеет (Рыб., с. 180), как будто составленной из готовых частей путем их определенной компоновки. Вполне выглядит пословицей сочетание начального и конечного элементов — Девушка зреет, замуж поспеет — как по смыслу, так и по наличию рифмы, ритма, отличающих истинную ПЕ. С другой стороны, фрагмент замуж поспеет служит не только для оформления ПЕ, но и представляет собой уже элемент семантизации, уточняющий сказанное во второй части пословицы. Образный элемент не малина — не опадет используется для художественной аранжировки идеи «девка рано или поздно выйдет замуж», хотя и не вписывается в ритмическое оформление ПЕ. Налицо удваивание пословичного смысла «Девушка успеет выйти замуж» (*Девка не малина — не опадет = Девушка зреет, замуж поспеет). В данной ПЕ нарушается, как нам кажется, привычная модель образования дезидентифицирующих ПЕ — один элемент оказывается лишним, поэтому данный оборот кажется контаминацией двух разных выражений.

Направление «побега» не случайно указано в ПЕ с компонентами медведь / волк / черт / бес: определенный локус закреплен за каждым из них в паремиологическом пространстве. Ср. указание на традиционную в фольклоре среду обитания черта (В тихом омуте / озере <всегда> черти водятся (ППЗ, с. 73; СП, с. 136); Было бы болото, а черти будут (Д. Т. 4. С. 597)) и беса (Все бесы в воду, да и/а пузырья вверх (Сн., с. 44; Д. Т. 1. С. 158)). Мотив ухода в воду (исчезновения) может реализоваться и вне связи с конкретным «персонажем»: Все беды пропадут, в воду уйдут (Д. Т. 1. С. 218); Все беды в воду, да и пузырья вверх (Д. Т. 1. С. 158; Сн., с. 44). По всей видимости, здесь, как в идиомах и заговорах, отражается представление о магической силе воды как «очищающей стихии» (СРФ, с. 416), о ее сакральности; ср.: С гуся вода, с лебедя вода, а с тебя вся худоба; Как чужую беду я водой разведу, а на свою беду сижу да гляжу; Будь здорова, как вода, плодовита, как земля (Д. Т. 1. С. 219) и т. д. Лес как «место жительства» беса, волка, медведя поддерживается паремиями Неправ медведь, что корову съел; неправа и корова, что в лес ушла (ППЗ, с. 31); Радостен бес, что отпущен инок в лес (Д. Т. 1. С. 157); Счастье, что волк: обманет да в лес уйдет (ДП. Т. 1. С. 47) и т. д. Среда обитания диких птиц отражается в пословицах не часто: более важной оказывается способность птиц летать. Ср.: Виден сыч во взгляду, а сова по полету (Сн., с. 33); И сокол выше солнца не летает (ППЗ, с. 34) и др.

В рифмованные ПЕ Работа не медведь — можно завтра посмотреть (ММ, с. 275); Работа не медведь — дадут и завтра поглядеть (СП, с. 138) вплетается иной мотив — зрительного восприятия чего-либо редкого, диковинного: медведя можно увидеть не каждый день. Эти паремии кажутся более поздними по происхождению: мотив медведя как будто позаимствован из других ПЕ, где уже намагничен смыслом «не уйдет/ не убежит». В ПЕ Товар не медведь, всех денег не съест (Д. Т. 2. С. 312) сочетание не медведь обеспечивает метафоричность, стоящую в ПЕ по законам жанра на первом месте. Это яркий пример типового фрагмента, который постепенно становится до некоторой степени независимым и может служить для выражения различных, даже взаимно противоположных идей [1, р. 240]. Хотя медведь денег не ест, это сравнение в составе ПЕ позволяет сохранить один из ярких пословичных маркеров.

Итак, данный ряд ПЕ, рассматриваемых нами как реализации одной модели, образован за счет различных образных стержней: медведя / волка, черта / беса, голубя /

сокола / воробья, малины2. Названные мотивы — опадающей малины, исчезающего в воде черта, улетающей птицы, уходящих / убегающих в лес медведя, беса и др. — можно рассматривать как образные коды, типовые пословичные фрагменты, приводящие в действие обкатанный механизм образования ПЕ. Взаимозаменяемость освоенных пословичным пространством мотивов — явление в паремике довольно частое, тем более в одномодельных пословицах; ср., к примеру: На волка поклеп (помолвка), а зайцы кобылу съели (а пастухи овцу съели); На волка помолвка, а пастух (солдат) теленка украл и т. д. Функционирование данной модели поддерживают и окказиональные варианты ПЕ и новые образования: как с точным соблюдением модели (Работа не Алитет — в горы не уйдет; Работа не Дудаев, в горах не скроется; Работа не «Хонда» — не уедет), так и с отклонениями от нее: Работа не х. .., стояла и стоять будет! (АП, с. 400); Работа не волк, но в лес убегает (Час пик. 1992.1.06. С. 7). Наиболее частотной является, безусловно, ПЕ с образом убегающим в лес волка. В окказионализмах обновляется стершаяся образность привычных ПЕ, что создает яркий стилистический эффект. Пословица, приведенная авторами словаря «Антипословицы русского народа», пересказывает паремийную идею с акцентом на семантическом элементе ‘не уйдет’ = стояла и стоять будет, который логически подводит к появлению термина сравнения в виде обсценного компонента. Два последних варианта ПЕ демонстрируют типичную пословичную логику, допускающую противоречивость в отношении одних и тех же вещей, показывая при этом и относительную весомость аргумента волк / не волк.

Все ПЕ данного ряда родственны друг другу, но в разной степени: «родными» (вариантами) можно назвать ПЕ в парах Работа не волк — в лес не убежит и Дело не волк — в лес не уйдет; Работа не медведь — можно завтра посмотреть и Работа не медведь — дадут и завтра поглядеть; Дело не малина, в лето не опадет и Дело не малина, и в зиму не опадет. «Двоюродные» — это ПЕ с разной образной «начинкой», но с общим мотивом ухода, исчезновения: Работа не волк — в лес не убежит; Работа не черт, в воду не уйдет; Дело не воробей (не сокол) — не улетит. Наиболее слабую степень родства обнаруживают ПЕ с разными мотивами, но с одинаковой структурой: Работа не волк — в лес не убежит и Дело не малина, и в зиму не опадет. Далекими семантическими родственниками приведенным представляются ПЕ за пределами данного типа, связанные с желанием отложить работу: День к вечеру, а работа к зав-трему; Всех работ не переработаешь (Д. Т. 2. С. 11) и др.

Идея трудности / невозможности избавления от постылого супруга реализуется в паремике также с использованием нескольких мотивов. Образный фрагмент заполняет пространство, обозначенное двумя основными семантическими опорами: ‘Жена /муж’ + ‘не бросить’:

Жена [не сапог — <с ноги>] не скинешь (не сбросишь) (ППЗ, с. 52);

Жена [не гусли: поиграв,] на стенку не повесишь (Сн., с. 118);

Жена [не седло: со спины] не скинешь (не сымешь) (ММ, с. 212);

Жена [не рукавица, с руки] не сбросишь (за пояс не заткнешь) (СП, с. 130; ДП.

Т. 1. С. 287).

Наиболее активно исчерпывает все возможные варианты «обувной» мотив: Жена не валенок —не сбросишь с себя (ММ, с. 212); Жена (баба) не лапоть: с ноги не скинешь (ДП. Т. 1. С. 287); Муж не башмак: с ноги не сбросишь (Д. Т. 4. С. 142); Жена не башмак, с ноги не сымешь <не разуешь, да не кинешь> (Д. Т. 1. С. 57). Эти паремии в компактной форме представляют мотив, который встречается и в других

жанрах, проецируется на отдельные обряды или их элементы. В частности, пословичный сапог связан со свадебным обрядом, включающим снимание сапога с жениха, и с девичьими гаданиями, когда за порог дома бросают башмак в надежде узнать, откуда появятся женихи. Обувные ассоциации поддерживаются и нерегулярной метонимической моделью «предмет обуви ^ человек», которая, по мнению А. К. Бириха, приводит к формированию у слов лапоть и сапог значения «презр. О невежественном, некультурном, отсталом человеке», послужившего основанием для образования ПЕ Лапоть сапогу не товарищ; Лапоть знай лаптя, сапог сапога; Чем лаптю кланяться, так уж поклонюсь сапогу [2, с. 56].

С точки зрения Г. А. Левинтона, малые фольклорные жанры способны выполнять функцию словаря мотивов, поскольку часто ассоциируются с известными ритуалами, но с отличиями в степени эксплицитности/ имплицитности их «дешифровки» — разной для слова, фразеологизма, пословицы, «сюжетных» жанров фольклора [7, с. 148-149]. Возникая в этнографической реальности, мотив получает дальнейшее развитие и становится неким стереотипом, вписывается в определенный ряд (сапог, лапоть, башмак). Использование обувного мотива порождает одну из версий ПЕ — инвариантен в таком случае сам способ указания на невозможность легкого, беспрепятственного избавления от супруга — по аналогии со снятием временно носимого предмета. Ср. также ПЕ Баба не рукавица, с руки не соймешь, за пояс не заткнешь (СП, с. 130) и сравнение менять <женщин> как перчатки (ССР, с. 314).

Мотив избавления, освобождения от чего-либо весьма активен в ПЕ и реализуется путем отрицания возможности привычным движением удалить предмет (и не только предмет одежды) от себя (с себя / с ноги / с руки): выбросить (в окно), передвинуть, повесить (на стенку), положить (в карман), снять, скинуть и т. д. С помощью модуса фиктивности, оперирующего ассоциациями с образом (12, с. 24), можно выразить общее для всех приведенных вариантов ПЕ ядро: «как если бы человек жестом показывал решительное отторжение / удаление чего-либо от себя». Особую важность в формировании семантики ПЕ данного ряда имеют глаголы, образующие лексикосемантическую группу со значением ‘избавляться’: сбросить — скинуть — выкинуть — снять (с ноги) — разуть — заткнуть (за пояс); повесить, встречающиеся в этой функции и в иных ПЕ, использующих мотив легкого избавления от чего-либо. Именно они служат основанием для сближения сферы предметов и человека. Ср. ПЕ, построенные по одной структурно-семантической модели, но с характеристикой разных «предметов»: Правда не мутовка: повертев, да не покинешь (Д. Т. 2. С. 361); Беда не дуда, играть не умеет, а покинуть не смеет (Сн., с. 26); Любовь не картошка —не выбросишь в окошко (СП, с. 134); Это дело не сапог: с ноги не скинешь (ДП. Т. 1. С. 110); Это не мешок: с плеч не свалишь (ДП. Т. 1. С. 110)). Слова картошка, сапог, мутовка, седло и др. выступают как эталоны для передачи процессуально-динамических ассоциаций; эти предметы являются объектом таких действий, как «размахнуться», «движением руки по направлению от себя бросить».

Все ПЕ, как представляется, развертываются аналогичным образом. Пара компонентов (Баба. . . не передвинешь; Любовь. . . не выбросишь; Жена. . . не скинешь), кратко выражающая основную идею, для приобретения статуса пословицы нуждается в соответствующем оформлении. Чтобы служить авторитетной формулой здравого смысла, эмпирическим (мировоззренческим) правилом, высказывание должно, в частности, обладать образной составляющей. Указанный тип ПЕ обретает этот элемент благодаря развертыванию, появлению «вставной» части, поясняющей и декорирующей основной смысл. Таким образом, первый и последний элементы базовой пары (тема и рема) со-

здают рамку, в границах которой относительно свободно разворачивается языковая фантазия и варьируются образные фрагменты.

Т. Г. Бочина, рассматривая подобные пословицы, указывает на случаи грамматической рассогласованности комментария и первой части ПЕ — субъекта сравнения, проявляющейся при операциональном исключении термина сравнения из состава паремии; ср.: Жена не икона, не на полочку ее ставить — *Жену не на полочку ставить; Бог не свой брат, не увернешься — * От бога не увернешься,. Исключение отрицательного предиката, вносящего образный элемент, ведет, по мнению исследователя, к превращению ПЕ в аномальные высказывания, к переходу в разряд максим и общих суждений, противоречит характеру ассоциаций, поддерживаемых иными фольклорными материалами. Это служит для исследователя аргументом в пользу признания тесной связи между термином (Б) и основанием сравнения, его поясняющей частью (В). Следовательно, образ, используемый для отрицания идентичности в ПЕ, — не формальная деталь, а элемент сплавленного воедино комплекса, поддерживаемого ассоциациями, стереотипами, формальным подобием [3, с. 130-131].

С этим трудно не согласиться: в отдельных случаях наличие такой прочной связи кажется бесспорным и подтверждается выражениями вообще без субъекта сравнения (ср.: Не малина, еще не опала; Не малина — <в одно лето> не опадет). С другой стороны, есть отдельные примеры (ср.: Слово не воробей, вылетит —не поймаешь; Слово не воробей: выпустя из уст —не воротишь и др.), в которых эта связь не столь очевидна, хотя и не без влияния грамматического статуса компонента слово, совпадающего по форме в именительном и винительном падежах. Во второй ПЕ термин сравнения не воробей выглядит изолированным, поскольку комментарий выпустя из уст относится непосредственно к компоненту слово (слово + выпустить из уст + не воротишь).

К рассмотренным группам ПЕ применимы, как нам кажется, критерии, выделенные Г. Л. Пермяковым и позволяющие квалифицировать некоторые выражения как соварианты — пословицы, занимающие промежуточное положение между синонимами и вариантами. К совариантам относятся, по его мнению, ПЕ, обнаруживающие сходство логических отношений, касающихся одних и тех же сущностей, хотя и выраженных разными в тематическом отношении компонентами (ср.: На безрыбье и рак рыба, а на безлюдье и баба человек ( Сн., с. 239); На безлюдье и Фома дворянин).

Поиск закономерностей варьирования пословиц позволяет увидеть, как одна и та же идея, переданная определенными художественно-эстетическими средствами, реализуется максимально разнообразными способами, но в рамках пословичного канона, что порождает пословичную парадигму. Версии одномодельных синонимических ПЕ образуются за счет смены образного стержня — «вставного» фрагмента, делающего пословицу пословицей. При этом помимо синонимических и вариантных отношений, наблюдается еще один вид близости, основанный на общем принципе расположения и функциональном сходстве составляющих ПЕ, корреляции семантических и формальных фрагментов целого. Все эти единицы образуют один пословичный тип, в котором разграничение вариантов и синонимов практически теряет смысл в силу очевидности типичного «конструирования» ПЕ с использованием готовых структур и блоков для выражения определенных смыслов.

1 Многие из сделанных нами наблюдений стали возможными благодаря сводной картотеке пословиц, созданной при Межкафедральном словарном кабинете филологического факультета СПбГУ. Это результат работы коллектива фразеологов, возглавляемого и вдохновляемого профессором В.М.Мокиенко. Выбранные из наиболее крупных паремиологических сборников ХУШ—ХХТ вв., по-

словицы предстают сгруппированными вокруг одного пословичного компонента во всем разнообразии вариантов.

2 Ср. славянские параллели: белор. Праца (Работа) не воук, в лес не уцячэ; Работа не заяц — не уцячэ; болг. Работата не е заек да избяга; пол. Robota nie zajqc, nie ucieknie; серб. Посао Huje зец, неНе nобjеhи; укр. Робота не вовк, у лгс не втече; чеш. Price neni zajic, neutece [5, с. 125—126].

Список источников

АП: Валтер Х., Мокиенко В. М. Антипословицы русского народа. СПб., 2005. 576 с.

Д.: Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1978-1980. Т. 1-4.

ДП.: Даль В. И. Пословицы русского народа: Сб.: В 2 т. М., 1984. Т. 1. 383 с.; Т. 2. 399 с.

Ил.: Иллюстров И. И. Жизнь русского народа в его пословицах и поговорках. СПб., 1915.

480 с.

Мих.: Михельсон М. И. Русская мысль и речь. Свое и чужое: опыт русской фразеологии: Сб. образных слов и иносказаний: В 2 т. М., 1997. Т. 1. 800 с.; Т. 2. 832 с.

ММ: Пословицы. Поговорки. Загадки / Сост., авт. предисл. и коммент. А. Н. Мартынова, В. В. Митрофанова. М., 1986. 510 с.

ППЗ: Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII-XX вв. М.; Л., 1961. 289 с.

Рыб.: Рыбникова М. А. Русские пословицы и поговорки. М., 1961. 280 с.

Сим.: Симони П. К. Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII-XIX столетий. Вып. 1. Сб. 1-2. СПб., 1899. 235 с.

Сн.: Снегирев И. М. Русские народные пословицы и притчи. М., 1995. 527 с.

Соб.: Соболев А. И. Народные пословицы и поговорки. М., 1956. 155 с.

СП: Словарь псковских пословиц и поговорок / Сост. В. М. Мокиенко, Т. Г. Никитина. СПб., 2001. 173 с.

Спир.: Спирин А. С. Русские пословицы. Ростов-на-Дону, 1985. 204 с.

СРС: Мокиенко В. М. Словарь сравнений русского языка. СПб., 2003. 603 с.

СРФ: Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Словарь русской фразеологии: историко-этимологический справочник. СПб., 1998. 700 с.

Список используемой литературы

1. Jason Heda. Proverbs in society: The Problem of Meaning and Function. («Proverbium». 1971. N 17. S. 617-623) // Паремиологический сб.: Пословица. Загадка (Структура, смысл, текст). М., 1978. С. 239-240.

2. Бирих А. Метонимия в современном русском языке (Семантический и грамматический аспекты). Мюнхен, 1995. 192 с.

3. Бочина Т. Г. Стилистика контраста: Очерки по языку русских пословиц. Казань, 2002. 194 с.

4. Кокаре Э. Я. Интернациональное и национальное в латышских пословицах и поговорках. Рига, 1978. 294 с.

5. Котова М. Ю. Русско-славянский словарь пословиц с английскими соответствиями / Под ред. П. А. Дмитриева. СПб., 2000. 356 с.

6. Левин Ю. И. Провербиальное пространство // Паремиологические исследования: Сб. статей / Сост. и ред. Г. Л. Пермяков. М., 1984. С. 109-126.

7. Левинтон Г. А. К вопросу о «малых» фольклорных жанрах: их функции, их связь с ритуалом // Этнолингвистика текста: семиотика малых форм фольклора. 1. Тез. и предварит. материалы к симпозиуму: В 2 ч. М., 1988. Ч. 1. С. 148-152.

8. Мокиенко В. М. Славянская фразеология. 2-е изд., испр. и доп. М., 1989. 286 с.

9. Пермяков Г. Л. Основы структурной паремиологии. М., 1988. 235 с.

10. Путилов Б. Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994. 235 с.

11. Тарланов З. К. Русские пословицы: синтаксис и поэтика. Петрозаводск, 1999. 447 с.

12. Человеческий фактор в языке: языковые механизмы экспрессивности / Отв. ред. В. Н. Телия. М., 1991. 214 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.