CC BY
268
ПОСЛЕВОЕННЫЙ КРИЗИС ГУМАНИЗМА И РОМАН У. ГОЛДИНГА «ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ»
О. В. Самарцева
Самара
Вторая мировая война, кроме множества самых значительных ее последствий для человека, заставила человечество по-иному взглянуть на процесс собственного развития. Беспрецедентное количество жертв, жестокость войны, во всех подробностях ставшие известными после Нюрнбергского процесса, поразили мир. И глубина падения человека, человеческой цивилизации была тем более очевидной и потрясающей потому, что дикая идея целенаправленного и методичного уничтожения людей, стран, наций охватила народы Европы, обладающие тысячелетней великой культурой, давшей миру прекраснейшие образцы гуманизма и духовности.
Однако мир и спокойствие длились недолго, победа в одной войне стала началом следующей, «холодной», а победа над одним оружием послужила стартом производства нового, более смертоносного, более фатального. Стало очевидно, что дикое низменное начало в человеке, овладевшее им в годы войны, живет в нем постоянно. Борьба за человека, за культуру и цивилизацию начинается с каждой новой жизнью и никогда не может завершиться.
Разрушилась сама идея о человеке разумном и добром - идея, существовавшая не одну сотню лет. Философы, теологи, культурологи вновь говорили о «первородном грехе», вечной первородной вине человечества, об этом нравственном атавизме, преследующем каждого из живущих. Теперь понятия культуры и морали стали определяться просто и узко как осознанное стремление и способность человека опознавать и подавлять в себе животное начало, изгонять из самого себя зло. Такие идеи высказывались еще в начале века Шпенглером, затем Орте-гой-и-Гассетом, наконец, они были во многом близки экзистенциалистам. В послевоенные годы это было общеевропейской атмосферой, и совершенно естественно, что она отразилась в творчестве многих писателей. В творчестве Голдинга эта идея и вся эта атмосфера нравственной зыбкости не просто отразилась на состоянии умов, она стала основой не только послевоенного, но и всего творчества писателя, основой его мировоззрения. У.Голдинг в своих повестях, и в своих лекциях, ив своих публичных выступлениях и в своих интервью не раз говорил о крушении гуманизма, о том, что «человек — существо падшее» [1], что человек - «самое опасное из всех животных» [2], что «темно сердце человеческое» [3]. Такие взгляды дали повод критикам говорить о Голдине как о мизантропе,
крайне критично оценивающем человеческую цивилизацию.
Роман Голдинга «Повелитель мух» (1954 г.) проникнут той же атмосферой послевоенного кризиса гуманизма, и во многом именно он служит основой обвинений писателя в человеконенавистничестве. Причина этого, в данном случае, скорее всего в том, что героями, символизирующими собой падение человечесгва являются дети. Действительно, «Голдинг в определенном смысле разрушает Устоявшуюся в европейской литературе традицию изображения детей как воплощения чистоты и неиспорченности: многие юные персонажи романа не уступят взрослым в жестокости и способности пьянеть от насилия» [4]. Однако не стоит основывать обвинения автору на этом. В романе множество планов и мотивов. Его можно воспринимать и как полемику с «романом воспитания», и как пародию на роман P.M. Баллантайца «Коралловый остров» (1858 г.), и как «антиробинзонаду», и вообще антиутопию. В любом случае, в нём нет отрицания идеи человеческой цивилизации, но есть отрицание мнимых достижений реальной цивилизации стран Запада.
Как же выглядит цивилизация в романе Голдинга «Повелит мух»? Автор сам говорит о её значении для человека: «Роджер набрал горсть камней и стал бросать их один за другим. Однако ... старался попасть. Действовало хотя и невидимое, но строгое табу его прошлой жизни. Сидевший на корточках ребёнок всё еще находился под опекой родителей, школы, полиции и закона. Рука Роджера сдерживалась цивилизацией, которая ничего не знала о нем и сама лежала в развали нах» (8/70). Чуть выше говорится о другом подростке, который тоже помнит лишь о запретах и наказаниях взрослого мира: «В той, другой жизни его как-то наказали за то, что он засыпал глаза какому-то малышу. И хотя сейчас ему не грозила тяжелая рука родителей, он все почувствовал себя неловко. Где-то в глубине сознания у него шевельнулось желание извиниться (8, 70). Для детей на острове весь остальной мир поначалу существует в виде затверженных правил, истин, «англичане всегда и во всем лучше других», «мы хотим, чтобы спасли, нас, конечно, спасут», «у королевы есть такая комната, полно всяких карт, и на них все острова на свете», «раньше или позже, но корабль все равно придет сюда», «Персиваль Уинис Медисон, графство Гемпшир, Харкорт Сент-ЭнТони, дом викария, телефон...» и т.д. Но постепенно схемы исчезают, и остается только тоска, мечта, Остается не у всех. Кто-то счастлив от безнаказанности, кто-то жив одним мгновением, и лишь некоторые грезят о потерянном мире, где есть смысл, где все просто и организованно: «...дикое теперь уже не казалось ему привлекательным. Он настойчиво заставил себя
мысленно вернуться от дикости к цивилизованному городу, куда дикари и ногой ступить не смеют. Где еще можно почувствовать себя в такой безопасности, как на автобусной станции среди фар и колёс?» (11, 65). Эти немногие из всех сил стараются соответствовать взрослым: «Все мы плывём по течению - вот что, и дела наши всё хуже и хуже. Дома-то всегда был кто-нибудь взрослый. Пожалуйста, сэр, будьте так любезны, мисс, - и получил ответ ... Взрослые во всём разбираются, ... и темнота им нипочём. Они бы собрались, пили бы чай и обсуждали что да как. И дела бы у них пошли как надо...» (9,66). Три мальчика знают, что у них всё идёт неправильно, они принимают ответственность за всех на острове и ждут того же и от взрослых: «Эх, если бы они могли с нами связаться! - воскликнул Ральф в отчаянии. -Прислали бы нам что-нибудь ... знак какой или ещё что...» (9, 66).
Мир взрослых посылает свой знак, о котором не ведают дети. Далеко в небе идёт война, и из этого боя выпадает мертвец на парашюте и становится телом «зверя». Первобытный страх, долго не находивший подтверждения, наконец обрёл реальный облик и теперь побеждает Остатки человеческого в детях. Страх овладевает их душами, превращает в животных, в стадо, которым управляют тираны и садисты. Таков первый посланец цивилизации. Но будет и второй -морской офицер - итог охоты на Ральфа, тот, кто стоял за чертой страха, смерти, дикости, тот, кто вернёт Ральфа и всех остальных домой. Казалось бы, он вернёт смысл существованию, вернёт разум и просветлит одичавшие души, потому что он пришёл из мира взрослых. Но этого не будет, так как он весь состоит из тех же формул и заученных правил, какие наполняли детей в начале их «робинзонады», да и сам он есть форма: «он ..., поднял глаза, увидел огромную фуражку. У нее был белый верх, а над зеленым козырьком корона, якорь и золотые листья. Еще он увидел эполеты, белый китель, ряд позолоченных пуговиц, револьвер» (14,77). Он говорит так же, как говорил Ральф на первом собрании: «А я-то думал, что англичане, даже если они дети... ведь вы англичане, верно?... Что англичане способны завести порядки получше» (11, 77). Он не способен понять ни того, что случилось на острове, ни горя, охватившего детей, ни, тем более, того, о чем плачет Ральф: «Эти рыдания растрогали офицера и слегка смутили его. Он отвернулся, дожидаясь, пока они возьмут себя в руки, и, чтобы дать отдых глазам, стал смотреть на свой красующийся в отдалении опрятный крейсер» (11, 77). Строки эти тем более значительны, что они - последние строки в романе, этой фразой все заканчивается.
Мы понимаем, что цивилизованный мир не сможет внести
утерянный смысл в жизнь Ральфа, что спасение его - это всего лишь спасение от ужасной смерти, но не спасение от трагедии жизни. Мир взрослых по большому счету ничем не отличается от мира детей, жизнь человечества - это жизнь детей на острове. Не случайно и сам остров похож на корабль: «Был отлив, от рифа в море тянулись длинные полоски пены, и на мгновение ребятам показалось, что их корабль движется кормой вперед» (7, 23). Традиционный образ корабля-цивилизации выражает мысль Голдинга о том, что противоположность человеческого общества на острове и в большом мире - лишь видимость. Дикость детей символизирует дикость любого, каждого человека, дикость всего человечества. Темное, злое начало в душе человека, «Повелитель мух» уничтожает добро и красоту, превращает благое в губительное, друзей во врагов, полезное в смертельное, унижает мудрость и возвеличивает тупую жестокую власть.
Общеизвестно, что название «Повелитель мух» - это перевод имени Баал-Зебуб, от которого образовано имя Вельзеву, имени князя бесов, древнейшего образа дьявола, «повелителя нечистот». Нечистота, скверна, идолопоклонничество сливаются в образе этого божества тьмы. Муки страха, жажда крови, тьма сердца человека рождают этого бога на острове, где нечего бояться. И так же как жаждут мяса охотники, жаждет жертвы и Повелитель Мух. Он начинает жить и править
островом вместе с первым жертвоприношением свиньи-матери, он ждет новую жертву - человеческую, этой жертвой должен быть Ральф, для которого уже заготовлен шест, заточенный с обеих сторон. Только один Саймон знает, что зверь, Повелитель Мух - часть каждого из них, только Саймону доступна истина и даже провидение будущего, только Саймону князь тьмы открывает свой облик: «Некоторое время спустя мухи нашли и Саймона... черные и радужно-зеленые, и им не было числа; а прямо перед Саймоном Повелитель Мух торчал на палке и ухмылялся. Саймон сдался и посмотрел: белые зубы, тусклые Глаза, кровь...И взгляд его застыл во власти неизбежно знакомого древнего образа» (10, 70). -
Вечный спутник цивилизации - огонь - из послушного помощника человека превращается в стихийное бедствие, превращает группу детей в толпу дикарей: «При виде огня и непреодолимого шествия пожара толпа ребят огласилась пронзительными и взволнованными криками ликования... Мальчишки ошалели от восторга» (7, 27). В этом же огне гибнет первая жертва - безымянный малыш с пятном на всю щеку. Тот же огонь в конце романа уничтожит
весь остров, потому что дикое племя охотников во что бы то ни стало захочет найти и убить Ральфа. Огонь из символа цивилизации, из дара богов становится здесь символом дикости, посланником дьявола, ада.
Единственное разумное действие любого, оказавшегося на необитаемом острове, - подавать сигналы о своем бедствии дымом. Здесь же и это благое намерение становится причиной раздоров и раскола в группе мальчиков. Образуется «два мира чувств и переживаний, два замкнутых в себе мира» (8,68). Для одного из этих миров главное - вернуться домой с минимальными потерями, сохранив здравый смысл.
Для другого же - утолить древнюю жажду крови, животную страсть убийства. Эти миры представлены двумя мальчиками: Ральфом и Джеком. Их противоположность ощущается уже в описании их внешности. Ральф «был довольно «большой - ему шел тринадцатый год - и уже утратил детскую выпуклость животика; и, однако, еще не превратился в нескладного подростка. Судя по ширине и массивности плеч, со временем из него мог бы получиться боксер, но едва приметная кротость в глазах и линиях рта не предвещала в нем дьявола» (7, 17). Джек со своим хором является на собрание в черном плаще, и «пока плащ описывал дугу, было видно, мальчик долговязый и костлявый; из-под черной шапочки выглядывали рыжие волосы. Лицо, веснушчатое и сморщенное, казалось гадким, но не глупым. С этого лица пристально смотрели голубые глаза, еще растерянные, но они уже вспыхивали или были готовы вот-вот вспыхнуть гневом» (7, 20).
Ральф светел и разумен, хотя и он не лишен недостатков, но его недостатки не разрушают личность, он способен на понимание и развитие, его окружают самые мудрые и справедливые, его атрибутом становится прекрасная раковина, символ порядка и добра: «в Ральфе, в том, как он сидел, было какое-то спокойствие, отличавшее его от остальных; притягивала и его внешность, и его стать, но сильнее всего и притом самым непостижимым образом на них действовала раковина. Тот, кто трубил в нее, кто сидел и ждал их на платформе с такой восхитительной вещью, не мог быть как все» (7, 21).
Образу Джека всегда сопутствует мотив тьмы. Руководитель хора жаждет власти и никогда ни в чем не сомневался. Его дикое стремление к убийству — это природная склонность любой ценой добиться своей цели, настоять на своем, исполнить собственную прихоть. Эта страсть ведет его от безумства охоты через безответственность маски к безграничной, безнаказанной власти, основанной на низменных инстинктах, толкает к убийству того, кого он считает соперником.
В мире Г олдинга, несмотря ни на что, нет деления на черное и белое,
нет праведников и нет злодеев, есть только приближающиеся к таковым персонажи.
Взаимодействие, взаимовлияние сил на острове выражено в романе Голдинга в цветовых сочетаниях. Здесь «черное» - это дым, застилающий все небо в конце романа, это «зверь», Повелитель Мух и та тьма, которую он воплощает; черны и одежды хористов, поющих псалмы перед алтарем. «Белое» здесь - это скала, на которой гибнет Хрюша, это череп человека и череп свиньи, насаженный на палку. «Белое» - это простыня, о которой мечтает Ральф, и его волосы. «Белое» - это раковина-морской рог и китель морского офицера. «Черное» - это тьма и зло, страх и предвестие беды, «белое» - это чистота и жертвенность, но в то же время и безжизненность, бессилие и пустота. Красный цвет - это цвет скал острова, цвет крови и волос Джека, цвет ритуального костра, огня, зарева. Сочетания этих цветов создает гамму романа: черное внушает ужас, белое пугает и завораживает, красноватый отсвет лежит на всех и на всем.
Картиной, в которой смешаны все эти краски, заканчивается роман: «Ральф оцепенело смотрел на офицера. Перед глазами у него промелькнула ослепительная картина пляжа с идущими вдоль воды мальчиками. Но остров полыхал как сухое дерево... Саймон погиб, а Джек стал... Хлынули слезы, он затрясся от рыдания... Под клубами черного дыма, на краю гибнущего в огне острова, звучал его громкий плач. Захваченные его горем мальчики тоже начали всхлипывать и рыдать. И среди них, омерзительно грязный, со спутанными волосами, стоял Ральф и рыдал, думая об утраченной невинности, о том, как темно сердце человеческое, и о смерти своего верного и мудрого друга по прозвищу Хрюшка» (11, 77).
Подводя итоги, следует отметить, что Голдинг, говоря о кризисе, крушении гуманизма, не создает впечатления безнадежности и бессмысленности жизни. Его романы печальны, но не мрачны, его взгляд прям, но не безжалостен. В любом случае, в своих произведениях он ставит острейшие вопросы, но не спешит с ответами, он задает тему для осмысления, а выводы по поводу сказанного должен сделать каждый для себя. Такое свойство творчества ставит Голдннга в ряд лучших прозаиков XX венка, а его произведения делает постоянно интересными для думающего читателя.
Примечания:
1. Иностранная литература. 1963. № 11. С. 205.
2. Чамеев А.У. Голдкнг - сочинитель притч // У. Голдинг. Избранное. М.,
1996. С. 447.
3. Голдинг У. Повелитель мух // Вокруг света 1969. № 11. С. 77. Далее
номер журнала и страницы указываются в скобках за текстом.
4. Английская литература 45-80 гг. М., 1987. С. 142.
