CC BY
412
А. И. Кольба
ПОСЛЕ 2009: СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ УПРАВЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫМИ КОНФЛИКТАМИ В КОНТЕКСТЕ ТЕОРИИ Р. ДАРЕНДОРФА
В статье рассматривается вклад выдающегося учёного Р. Дарендорфа в развитие теории социального конфликта, а также вопросы реализации его идей в современной политической практике. Большое внимание уделяется демократическим механизмам и роли гражданского общества в управлении конфликтами. Анализируются также альтернативные возможности управления конфликтами на глобальном, национальном и местном уровне. Автор приходит к выводу, что идеи Р. Дарендорфа могут вновь приобрести актуальность в посткризисном мире.
Ключевые слова: Р. Дарендорф, управление конфликтами, институциализация, гражданское общество, демократия, глобальная иерархия.
Источником и отправной точкой рассуждений, представленных в данной статье, послужило научное наследие Ральфа Дарендорфа — одного из величайших исследователей общественных проблем современности, скончавшегося в июне 2009 г. Оно представляет особую ценность потому, что сэр Ральф как учёный, общественный деятель, публицист не только исследовал, но и пережил сложный путь становления постиндустриального мира и увидел его изнутри. Проблемы, которые он затрагивает в своих работах, волновали его не только как учёного, но и как человека. И в этом сила его работ, продолжающих оставаться актуальными вне зависимости от того, погружался ли их автор в глубины социальной теории или откликался на какие-то события, происходящие «здесь и сейчас». Точнее говоря, Дарендорф не разделял и не противопоставлял друг другу теорию и существующую реальность, научную и общественную деятельность, что и позволило ему абсолютно органично воплотить в своём творчестве позиции европейского интеллектуала, последовательного и убеждённого сторонника либеральных идей.
Вклад Р. Дарендорфа в социальные науки весом, а направления интересов многообразны. Но чаще всего его имя ассоциируется с наукой о социальных конфликтах, одним из основоположников которой он по праву является. В своих исследованиях он периодически возвращался к её различным аспектам. Несомненным достижением, прорывом для конфликтологии стало то, что Дарендорфу удалось вписать проблематику социальной конфликтности в широкий круг явлений и процессов, находящихся в центре внимания об-
© А. И. Кольба, 2011
щественных наук: проблемы социального неравенства, распределение ресурсов, права и свободы человека, демократия и демократизация, гражданское общество и многое другое. Более того, выбрав конфликт в качестве центрального объекта анализа, Дарен-дорф как бы стянул к нему множество других социальных проблем, на которые «динамическая теория» позволила взглянуть по-новому. Иногда сознательно заостряя существующие научные противоречия, выводя «конфликтологические максимы», ставшие затем классикой, её автор, на наш взгляд, стремился всемерно расширить познавательный горизонт молодой ещё науки. Это позволило укрепить две основы современной конфликтологии — её междисциплинарность, способность исследовать проблемы, разбросанные доселе между различными направлениями науки как единое целое, и её парадигмальность, способность «переформатировать» научное знание, создавать новое прочтение социальной реальности.
В своих ранних работах Р. Дарендорф выступает, прежде всего, как социолог, исследующий основные параметры, влияющие на развитие социального конфликта, факторы и модели управления им. «В то время как общее объяснение структурной подоплеки всех социальных конфликтов невозможно, процесс развертывания конфликтов из определенных состояний структур, по всей вероятности, применим ко всем их различным формам» (Дарендорф, 1994, с. 142). Социальные классы и классовый конфликт присутствуют везде, где власть распределена неравномерно (Dahrendorf, http://media.pfeiffer. edu/lridener/courses/DAHREND1.HTML). Он приходит к выводу, что конфликты, укоренённые в общественной структуре, вовсе не обязательно приобретают насильственные формы развития и разворачиваются до крайне жёстких противоборств. Различные типы конфликтов могут существовать в одном обществе, не исключая друг друга (Dahrendorf, http://www.sociosite.net/topics/texts/dahrendorf.php). Основным условием для этого является многообразие общественных структур, предотвращающее ситуации, когда разнотипные противоречия накладываются друг на друга. «Интенсивность конфликтов... снижается в той степени, в какой структура общества становится плюралистичной, т. е. обнаруживает разнообразные автономные области... При напластовании различных социальных областей каждый конфликт означает борьбу за всё...» (Дарендорф, 1994, с. 144).
Картина социального мира, согласно Р. Дарендорфу, представляет собой поле битвы: множество групп, борющихся друг с другом, возникающих, исчезающих, создающих и разрушающих альянсы. Аналогия биологической и социальной систем, да и идея системы как таковой, превращается в концепцию «императивно координирован-
ной системы», являясь развитием веберовских понятий «господствующей» (authority) или «властной» (power) систем, синонимичных для него (см.: Семенов, http://aconflict.ru/2009/07/01/pamyati-ralfa-darendorfa/).
В обществе постиндустриального типа происходит индивидуализация конфликтов: если и наблюдаются действия организованных групп, то это группы особых интересов или социальные движения, а не классовые партии. При этом речь уже не идёт о завоевании всеобщих прав, как то было раньше, а о решении более мелких проблем. В данных конфликтах можно проследить элементы предшествующих эпох, но они уже не приводят к организованной борьбе классов. При наличии каналов социальной мобильности отдельный человек пытается решить проблемы сам, не кооперируясь с другими. Конфликты становятся более вариативными и многоликими (см.: Darendorf, 2003, p. 94-95).
Подчёркивая, что подавление конфликтов не только аморально, но и неэффективно, что попытки «отменить» конфликты, в корне ликвидировать противоречия обманчивы, Дарендорф формулирует условия, при которых регулирование конфликтов будет успешным. Стороны должны признать неизбежность и оправданность конфликтов, их творческий потенциал. Поэтому вмешательство в конфликты должно ограничиваться регулированием их проявлений, без намерения устранить причины. Участники должны согласиться на определённые правила конфликтного поведения, тогда регулируемый конфликт станет в известной степени смягчённым и будет протекать в формах, совместимых с непрерывно изменяющейся социальной структурой (Дарендорф, 1994, с. 146).
Данное положение, утверждающее принципы институциализа-ции конфликтов, имеет особую значимость для управления ими. Общество не может согласиться со стихийным, нерегулируемым развитием конфликтных процессов, так как это угрожает разрушением его структур. При этом возможные формы и методы их регулирования разнообразны и во многом определяются параметрами социальных отношений (если говорить о политической системе, то можно выделить тип политического режима, коммуникаций и др.). Если конфликтные отношения институциализированы, это не означает, что сложившиеся принципы регулирования устраивают всех, кто в них участвует. Люди могут использовать определённый институт для решения своих проблем (как говорится, за неимением лучшего) и в то же время желать его изменения. В условиях разделения на управляющих и управляемых первые могут навязывать вторым те способы институциализации, которые представляются для
элит наиболее приемлемыми. Поэтому для определения механизмов, позволяющих вырабатывать «правила игры» с учётом требований всех участников, на основе достаточно широкого общественного согласия, необходимо обратиться к принципам политического устройства общества. Так, в творчестве Р. Дарендорфа проявляется интерес к проблемам демократии и гражданского общества, и он выступает уже как представитель политической науки.
Анализируя процессы развития западного общества во второй половине ХХ в., Дарендорф определял его как динамично конфликтную среду, в которой происходит выработка и постоянная корректировка общественного договора, учитывающего вновь возникающие в повестке дня проблемы. Без активного участия граждан и их объединений эти процессы не могут проходить конструктивно, так как каждый субъект общества должен быть включен в общественный договор на основе равенства прав. В духе кантовской традиции один из основоположников современной науки о конфликтах предсказывал на исходе 1980-х годов возникновение в будущем глобального гражданского общества и распространение на весь мир принципов управления конфликтами, выработанных на Западе.
«Конфликт — источник прогресса, ведущий к цивилизации и в конечном счёте к мировому гражданскому обществу. Реальной свободы для кого бы то ни было не существует, пока нет свободы для всех», — писал он. Пути, ведущие к этому результату, — создание наднационального права на основе идей правового государства, деятельность международных правительственных организаций как распространителей прав, деятельность неправительственных организаций, осуществляемая без границ (см.: Дарендорф, 2002а, с. 250256). Таким образом, процессы социальной конфликтности рассматриваются с позиций демократических ценностей и взаимодействия механизмов государства и гражданского общества. Демократия, по его мнению, — это в первую очередь возможность регулировать конфликты в институтах, канализирующих, т. е. вводящих в определенные русла, напряженность. Политические, экономические, межэтнические конфликты должны институционально разрешаться.
В серии эссе, созданных на основе публичных выступлений начала 1990-х годов и объединённых впоследствии в книгу «После 1989. Размышления о революции в Европе», Дарендорф неоднократно возвращается к идее построения нового институционального порядка, а также к проблемам сохранения гражданских прав и свобод. «Институты — это инструменты совершенствования; лучшие из них претворяют устремления открытого общества в реальность, это делают, например, институты демократии, позволяющие нам
выбирать тех, кто нами правит, и, что ещё важнее, освобождать их от постов, когда мы чувствуем, что они сбились с пути. Гражданское общество — источник жизненной силы для свободы; его творческий хаос дает людям шанс жить, не стоя с протянутой рукой перед государством или иными силами» (Дарендорф, 1998, с. 62). Мысля в рамках либеральной парадигмы, Р. Дарендорф видит в конфликтах, которые присущи демократии, и средство её защиты, и инструмент развития общества. Институты регулируют конфликты; в ходе конфликтов происходит трансформация институтов, оформление новых версий общественного договора. В этом, на наш взгляд, заключены сущность взглядов Дарнедорфа на проблему социального конфликта и определение его роли в общественной жизни. «Конфликт является великим стимулом перемен, и нашей задачей в мире, в котором перемены представляют собой единственную надежду, должно быть обуздание конфликта с помощью правил, посредством конституции свободы» (Там же, 1998, с. 41). Таким образом, конфликт, демократия и гражданское общество в его представлениях тесно увязаны.
Само название книги «После 1989...» призвано обозначить некий рубеж в развитии современного мира. Значение «бархатных революций» в Европе Дарендорф видел в том, что они обозначили поворот ко всё более полному утверждению гражданских прав и свобод как основы существования общества, восклицая: «Какое замечательное настало время!» (Примерно тогда же Ф. Фукуяма пришёл к категоричному выводу о «конце истории», связанном с торжеством либеральных ценностей.) Это вовсе не означает, что сэр Ральф находился во власти политических иллюзий. Напротив, он признавал: «Величайшая опасность для демократии заключается сегодня в том, что множество людей думают, если свобода не увеличивает нашего процветания, то мы в ней не нуждаемся, больше того — не хотим» (Там же, с. 141). В 1990-2000-х годах Дарендорф, видя, что недоверие к демократическим институтам и процедурам растёт не только в «новых», но и в «старых» демократиях, сожалел об общем тренде современности и призывал вернуться к защите базовых институтов, гарантирующих экономические и политические свободы (см.: Миняжев, 2009, с. 98). Его ориентация на управление конфликтами с помощью институтов гражданского общества оставалась неизменной, а основные проблемы виделись в плоскости недостаточно полной реализации либеральной модели. Для него конфликтная модель общества — это одно из «лиц» общества, показывающее нам реальность с точки зрения изменения, конфликта и принуждения (Дарендорф, 2002б, с. 358).
Период европейских революций и падения «системы мирового социализма» (по Дарендорфу, авторитарных и тоталитарных режимов) отделяет от нашего времени уже более двадцати лет. Его тезисы, посвящённые проблемам управления конфликтами, стали за это время общепринятыми. Однако, на наш взгляд, им грозит превращение в некое «общее место» современной политической конфликтологии, т. е. в набор некритично провозглашаемых принципов. Между тем события этих двух десятилетий, в том числе и набравший силу в год смерти классика глобальный экономический кризис, подвигают нас к новому осмыслению «прописных истин», тем более что под его влиянием всё больше исследователей и политических деятелей озвучивают мысли о крахе либеральной модели общественного развития, о необходимости усиления государственного регулирования. Конечно, речь идёт в первую очередь об экономике; но было бы глупо обманывать себя, считая, что изменения не затронут политическую сферу. В своё время, выдвигая идею мирового гражданского общества, Дарендорф говорил о глобальной модели регулирования общественных отношений, в том числе и конфликтов. Сейчас, анализируя становление новой реальности, следует задаться вопросом: каковы будут принципы управления конфликтами как на глобальном, так и на национальном, локальном уровнях? Понятно, что на этих «этажах» политическая практика может различаться, однако она всё равно складывается в рамках определённой модели.
Почему современный мир находится существенно дальше от реализации идей мирового гражданского общества, чем это было в конце 1980-х годов, почему они вызывают скепсис, зачастую оправдываемый событиями, происходящими в реальности? Более того, мир балансирует на грани эпохи, когда безопасность, возможно, начнёт представляться гораздо большей ценностью, чем абстрактная свобода (хотя изначально они и не противоречат друг другу). Если баланс общественного мнения (в том числе и в России, и на Западе) качнётся в эту сторону, не грозит ли нам возвращение к тотальному контролю в ущерб гражданским правам и свободам? Реакция на террористические акции, выходки экстремистов показывает, что общество вполне может согласиться его принять.
Разочарование, которое испытали от демократии государства, так или иначе приобщавшиеся к ней в последние два десятилетия, следует рассматривать в двух плоскостях. Первая из них — институциональная. Теория институциональных трансформаций утверждает, что одним из важнейших условий приживаемости и работоспособности новых политических институтов является их соответствие социокультурной среде, в которую эти институты трансплан-
тируются. Страны, по своей политической культуре далёкие от западных образцов, испытали своеобразный культурный шок при внедрении институтов, в рамках которых должны урегулироваться политические конфликты. Неудачи демократии в решении важных социальных проблем, а также новые конфликты, порождаемые или актуализируемые ею, должны были вызвать неизбежный откат от достигнутого, который, однако, не является фатальным. Со временем новые институты способны прижиться, состыковавшись с местными правилами и традициями. Но этот откат усугубляется проблемами, накапливающимися во второй идеологической плоскости.
В странах, образовавшихся после распада СССР, демократия поначалу воспринималась как способ вхождения в «цивилизованный мир», средство стать равными тем, кто победил в «холодной войне». Ожидалось, что великодушные победители помогут промигавшим выйти из исторического тупика советского социализма. Однако эти ожидания во многом оказались иллюзорными. Страны развитой демократии, в первую очередь США, стали использовать «общечеловеческие ценности» демократии для реализации достигнутых стратегических преимуществ, защиты собственных интересов, отождествляемых с интересами мирового сообщества. Это неизбежно породило разочарование в самом демократическом идеале, в возможности построения на его основе справедливой системы отношений в глобализирующемся мире. Мировое гражданское общество в этих условиях воспринимается как проявление либо крайнего политического идеализма, либо крайнего цинизма. В свою очередь формируются конкурирующие представления о том, как устроено и функционирует современное глобальное общество.
В условиях глобализации вся мировая политика переживает радикальные, качественные изменения. На первый план выходят проблемы современного государства, охватывающие его содержание, функции и будущее. В то же время происходит формирование новых уровней политического управления. С одной стороны, возникают наднациональные институты, всё активнее вмешивающиеся в политическую жизнь не только отдельных стран, но и целых макрорегионов. Их деятельность отчётливо видна не только на официальном уровне (саммиты «большой восьмёрки», рекомендации международных финансовых организаций для стран-должников и др.), но и в сфере неправительственных взаимодействий. К примеру, «цветные революции» в Грузии, Украине в идеологическом, организационном и финансовом отношении спонсировались через некоммерческие организации, ставшие в том числе проводниками новых политических технологий на их территорию. В этих условиях госу-
дарства, стремясь сохранить свою состоятельность, стремятся «закрыться» от подобных воздействий, что вызывает определённое противоречие с необходимостью интеграции в мировые процессы. С другой стороны, всё более важную роль в политическом управлении начинают играть регионы, отдельные территории в составе государства. Происходит определённое рассеивание властных функций, отражающее реальную степень концентрации и деконцентрации власти на различных уровнях политического процесса.
Как отмечает Л. В. Сморгунов, в конце XX - начале XXI в. нарастают признаки кризиса суверенитета национальных государств, прежде всего в сфере контроля над своими политическими и экономическими границами. Растет взаимозависимость между государствами не только в аспекте решения общих межгосударственных проблем, но и в отношении внутренней политики. Идея универсальности прав человека, подтвержденная абсолютным большинством государств мирового сообщества, ведёт к признанию суверенитета государства в той степени, в которой он этими правами легитимирован. «Транснациональное гражданское общество» забирает на себя часть властного влияния и определения государственной политики. Однако универсализм, на который претендует глобальный демократический проект сегодня, в сущности, не оставляет места суверенитету государства в его прежнем виде. Согласно концепции «космополитической демократии», разработанной Д. Хелдом, в современном мире происходит пересмотр отношений, закреплённых в своё время Вестфальской, а потом и Потсдамской системами (Сморгунов, http://anthropology.ru/ru/texts/smorg/global2_07.html). Как ответная реакция возникает изоляционизм, стремление оградить себя от «чрезмерных» внешних воздействий, опираясь на традиционные формы легитимации государственной власти. В российской политической реальности такая тенденция выразилась в создании концепции «суверенной демократии».
Черты «космополитической демократии» отражают идеи, заложенные в концепциях Р. Дарендорфа и Ф. Фукуямы. Но не все исследователи согласны с концепцией всеобщей демократизации. Многие расценивают демократический проект как инструмент политического воздействия со стороны сил, стремящихся к господству в мировой политике. Политолог К. Лэш считает, что в условиях глобализации наблюдаются интернационализация и виртуализация политических элит, утративших патриотизм и точку соприкосновения с народом. Место демократии, по мнению Лэша, в современном мире занимает меритократия — пародия на демократию («искусственная демократия»), власть наиболее одаренных, которая оправдывает разделение на элиту и управляемые массы (Лэш, 2002, с. 36).
Существует ряд концепций, рассматривающих политические процессы в эпоху глобализации с иных методологических позиций. К ним относится и концепция «нового феодализма» (Дж. Розенау, Ф. Черни) (см.: Сморгунов, http://anthropology.ru/ru/texts/smorg/global 2_07.html). Как отмечает М. Николсон, религиозные движения, транснациональные корпорации, политические объединения способны оказывать непосредственное влияние на ход событий, не оглядываясь на национальные правительства. В результате в систему международных отношений, охватывающую возросшее число участников, внесена теперь большая неуверенность, порожденная чрезвычайно широкой палитрой интересов, стремлений и целей (Николсон, 1996). Результатом этих тенденций является то, что человечество движется не к новому мировому порядку, а, скорее, к мировому беспорядку.
Можно выделить и концепции, в которых видение современной политической реальности выстраивается, исходя из принципов «глобальной иерархии». Согласно им, в современном мире выделяется группа стран, которые становятся лидерами глобализационных процессов, как следствие, создают порядок международных отношений, исходя из своих мировоззренческих позиций, по сути беря на себя функции глобального управления. Остальные страны должны по возможности встраиваться в предлагаемые рамки отношений. А. И. Неклесса характеризует эту систему отношений следующим образом: «Действующий принцип поствестфальской системы — избирательная легитимность государств, что предполагает существование как властной элиты, санкционирующей эту легитимность, так и особой группы стран-изгоев с ограниченным суверенитетом. Верхушка новой иерархии обладает не только этим “священным правом”, но и техническими возможностями для формирования мирового общественного мнения, служащего затем основой для легитимации и делегитимации национального суверенитета, а также для осуществления властных полномочий, связанных с приведением нового статуса государств в соответствии с политической реальностью. Кроме того, важный элемент складывающейся системы — появление нового поколения международных регулирующих органов (элитарных, а не эгалитарных)» (Неклесса, 2000). В условиях мирового кризиса происходит некоторое изменение принципов урегулирования противоречий в международном масштабе (так, наряду с «большой восьмёркой» начинает функционировать «большая двадцатка»), но пока говорить о каком-то новом мировом порядке преждевременно.
Экономический кризис конца 2000-х годов — первый в условиях
глобального общества — выявил или заострил ещё ряд проблем, которые необходимо исследовать с позиций теории конфликта. Прежде всего, это место и роль государства в регулировании общественных противоречий, в том числе и тех, которые на первый взгляд неочевидны. Исследователи ещё ранее указывали на происходящие в этой сфере изменения, связанные с процессами глобализации. Так, Ф. Фукуяма отмечал, что «большинство международных кризисов сосредоточилось вокруг слабых или несостоявшихся стран... Международное сообщество так или иначе оказывалось втянутым в конфликты внутри этих стран... и в ряде случаев дело кончалось тем, что оно брало там бразды правления в свои руки» (Фукуяма, 2006, с. 158). Таким образом, конфликты, ранее сосредоточенные в рамках государственных институтов, начинают регулироваться иначе. На это указывает и известный российский исследователь А. В. Глухова: «В прошлом ареной политики... всегда оставалось национальное государство как институциональная матрица для возникновения и развертывания внутренних политических конфликтов... Мир возвращается от Канта к Гоббсу: сила, а не право определяет происходящее между государствами» (Глухова, 2005, с. 102-103). Однако кризис привёл к «возвращению государств»: именно они взяли на себя большую часть ответственности за антикризисное регулирование, в то время как международные структуры, даже такие как Европейский Союз, подвергаются суровой проверке на прочность. В то же время становится вновь актуальной задача сохранения баланса между государственной властью и гражданским обществом.
Почему же не сбылись оптимистические ожидания начала 1990-х годов, а «политика свободы» сталкивается с серьёзными затруднениями в современном мире? Если сформулировать ответ коротко, он будет звучать как «неготовность». С одной стороны, страны, принимающие новую модель управления, столкнулись с массой внутренних и внешних проблем: экономические трудности, рост национализма, несформированность государственных устоев и т. д. В условиях, когда эффективность принимаемых решений зачастую зависела от их быстроты, искушение возврата авторитарных методов управления оказалось особенно велико. Отсутствие во многих «новых демократиях» социальных сил, готовых последовательно поддерживать идеи демократизации, сыграло существенную роль (особенно ярко это проявляется на постсоветском пространстве). Например, Россия в какой-то момент оказалась «демократией без демократов», что привело к довольно быстрой деградации символизирующих её институтов. Преобладание административных методов регулирования политической конфликтности, усиление не-
формально составляющей институциализации конфликтов — естественное следствие этого.
Однако неготовыми к реализации на практике либеральной концепции «мирового гражданского общества» оказались и страны, рассматриваемые в качестве образца демократического мироустройства. Если восточноевропейские государства, к примерам которых постоянно обращался Р. Дарендорф, были, хотя и не без проблем, интегрированы в европейское сообщество, то другим «новым демократиям» не удалось стать вровень со «старыми». На наш взгляд, этому способствовал ряд факторов. С одной стороны, формируются предпосылки «конфликта цивилизаций», диагностированные примерно тогда же С. Хантингтоном. Западные демократии сталкиваются с новыми рисками и угрозами, в результате чего в мире быстро формируются новые разделительные полосы, которых так опасался Дарендорф. Пика эти процессы достигают после терактов в США 11 сентября 2001 г. Сам он, указывая на возможность возникновения нового авторитаризма под лозунгами обеспечения безопасности, писал по этому поводу: «Для того чтобы восстановить уверенность в свободе в демократиях... необходимо сделать два шага. Во-первых, мы должны гарантировать, что соответствующие законы, необходимые для борьбы с террористической угрозой, являются исключительно временным явлением... Во-вторых, что более важно, наши лидеры должны стараться успокоить, а не использовать в своих целях общественную тревогу» (Дарендорф, http://www.project-syndicate.org/commentary/dahrendorf54/Russian ).
С другой стороны, возрастает напряжённость внутри самих демократических обществ, что во многом связано с притоком мигрантов извне. Принимающие страны оказались не готовы к тому, что они не только потребуют для себя гражданских прав, но и начнут порой весьма агрессивно претендовать на изменение самой системы социокультурных координат. Возникают обоснованные опасения: смогут ли демократические институты справиться с противоречиями в этой сфере? Ярким примером стала Швейцария, где путём референдума было запрещено строительство минаретов. Сенсацией стали заявления германского канцлера А. Меркель о том, что попытки ее страны построить мультикультурное общество потерпели поражение. По её мнению, данная концепция, подразумевающая, что люди, представляющие разные культурные традиции, могут мирно сосуществовать друг с другом, не работает в Германии (Меркель считает..., http://www.gazeta.ru/news/lenta/2010/10/1 6/п_1560559.shtml). Нечто подобное слышится и в более ранних высказываниях Дарен-дорфа, когда он рассуждает о возращении, казалось бы, отживших
своё идеологем в демократическую политику. «Просвещенные страны мира потеряли уверенность в своих ценностях, даже в самом Просвещении. Распространился моральный релятивизм, заставляя многих принять запреты всех религиозных групп во имя терпимости и мультикультурализма» (Дарендорф, http://www.project-syndicate.org/commentary/dahrendorf56/Russian ).
Представляется, что демократия с её развитой системой регулирования конфликтов попала в ловушку толерантности, предлагая быть толерантными к тем процессам и явлениям, которые несут в себе интолерантность. Во имя этого манифестирование ценностей одних общественных групп сделалось более значимым, чем выражение интересов других. И вот уже Ф. Фукуяма задаётся вопросом, постановка которого в начале 1990-х годов казалось для него невозможной: «Действительно ли универсальны институты и ценности либерального Запада?» (Фукуяма, 2006, с. 14). К этому стоит добавить: универсальны ли они для самого Запада в современных условиях?
Как уже упоминалось, «старые демократии» действовали весьма эгоистично. В результате этого «мировое гражданское общество» с его идеей «свободы для всех» стало казаться утопией. И это весьма грустно и парадоксально, если вспомнить, что в ряде своих работ Р. Дарендорф выступал весьма остроумным и последовательным критиком утопических идей. Относительно реализации его идей по управлению конфликтами на более низких уровнях политической системы, национальном и локальном, тоже возникают определённые трудности. Как правило, напрямую они не отрицаются: наоборот, обеспечение реализации гражданских прав и свобод, соблюдение законности провозглашаются в «новых демократиях» приоритетом для органов власти. Но при этом разрыв между декларируемыми правами и реальными возможностями их осуществления всё более возрастает. Порой это приводит к кровавым бунтам, как это произошло в апреле 2010 г. в Киргизии, порой — к новым «бархатным революциям», как это было в Украине. В России существует тенденция к выведению конфликтов за рамки публичного, что находит своё отражение в призывах «не раскачивать лодку», исходящих от органов власти в большинстве случаев выражения общественного протеста. Здесь мы сталкиваемся с отрицанием принципа открытого регулирования конфликта, с попытками его отмены акцентирования внимания на общности интересов, а не на вопросах, разделяющих оппонентов.
Означает ли это, что идея управляемого конфликта как главного двигателя общественного развития не будет находить своего применения в мировом сообществе, за исключением относительно небольшого числа стран? Другими словами, может ли она претендо-
вать на универсальность и всеобщность? Думается, может, но с определёнными оговорками. Поскольку конфликты нельзя исключить из жизни общества, ими придётся так или иначе управлять. Попытки игнорировать проблемы, решать их в пользу какого-либо одного слоя или даже узкого круга людей ведут к усилению социальной напряжённости, что, в свою очередь, объективно подталкивает к демократизации. К тому же изменение политических взглядов в какой-то степени имеет циклический характер, и граждане разочаровываются в авторитаризма так же, как до этого в демократии. Нельзя отрицать, что демократические ценности остаются притягательными для множества людей, но в определённом — инструментальном — аспекте. Средства, выработанные в рамках демократической парадигмы, для решения многих общественных проблем (например, коррупции), представляются если не безальтернативными, то наиболее эффективными. Там, где демократия перестаёт быть идеоло-гемой и демонстрирует способность решать общественные противоречия, она имеет шансы постепенно утвердиться. Раз возникнув, демократические институты уже самим фактом существования в определённой степени направляют политическую жизнь. Пример Украины показывает нам, что они способны не только привести к власти «оранжевых» радикалов, но и вернуть власть в руки более умеренных политических сил.
Есть и ещё один аргумент, имеющий отношение к политической науке и её дискурсу, который в значительной степени был и остаётся либеральным. Научное сообщество пока не выработало альтернативной идеи, которую можно противопоставить сложившейся теории социального конфликта и управления им. Конечно, это не означает, что такой альтернативы не возникнет и впредь. На наш взгляд, в обозримом будущем принципы, сформулированные Р. Да-рендорфом, вполне жизнеспособны и применимы на практике, при условии, что они не будут применяться некритично. То, что представляется нелиберальным и несправедливым «просвещённому европейцу», может стать значительным шагом вперёд для государства, где маятник демократизации раскачивается со значительной амплитудой. (Например, предложение президента Д. А. Медведева предоставлять политическим партиям, набравшим на выборах количество голосов чуть ниже «проходного балла», место в парламенте было воспринято как откровенно либеральное, хотя практические выгоды, вытекающие из него, для этих партий достаточно скромны.) В настоящее время странам, для которых демократия является «не родной» системой политического управления, нужно сосредоточиться на практическом применении её достижений.
Таким образом, идея управления конфликтом на основе демократических ценностей и институтов гражданского общества имеет хорошие шансы на дальнейшее распространение. Что касается «мирового гражданского общества», то это пока, скорее, вопрос политической теории и философии. Однако это не означает, что проблемы его формирования не являются актуальными. После 2009 г., после прохождения пика кризиса (хотя единодушного согласия исследователей в данном случае не наблюдается), на первый план выходит проблема продуцирования новых управленческих идей как на глобальном, так и на национальном и региональном уровнях. Видимо, пришло время очередного прочтения «общественного договора» и внесения в него корректив. На данном этапе существует необходимость политической институциализации конфликтов, пересмотра взглядов на соотношение роли рынка и государства в социальном регулировании. С учётом происходящего усиления позиций последнего актуализируются идеи гражданского контроля над его деятельностью, создания ассоциаций граждан нового типа, в том числе с помощью среды Интернет. Возможно, что с помощью усовершенствованных инструментов коммуникации концепция Кан-та-Дарендорфа получит современное звучание.
В заключение хотелось бы ещё раз коснуться научных идей и личности Р. Дарендорфа. Выдающийся учёный и публицист, видный общественный деятель, борец за гражданские права, он всей своей жизнью выражал верность однажды избранному идеалу. Чтение его трудов доставляет истинное интеллектуальное наслаждение, его научные идеи сохраняют актуальность. Значит, у учёных-обществоведов будет необходимость вновь и вновь возвращаться к ним — и к светлой памяти сэра Ральфа.
Литература
1. Глухова А. В. Политическая конфликтология перед вызовами глобализации // Социологические исследования. 2005. № 8.
2. Дарендорф Р. 9/11 и новый авторитаризм // http://www.project-syndicate.org/ commentary/dahrendorf54/Russian
3. Дарендорф Р. Конец секуляризма? // http://www.project-syndicate.org/ commentary/dahrendorf56/Russian
4. Дарендорф Р. После 1989. Размышления о революции в Европе. М.: Ад Мар-гинем, 1998.
5. Дарендорф Р. Современный социальный конфликт: Очерки политики свободы. М.: РОССПЭН, 2002а.
6. Дарендорф Р. Тропы из утопии. М.: Праксис, 2002б.
7. Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социологические исследования. 1994. № 5.
8. Лэш К. Восстание элит и предательство демократии. М.: Логос; Прогресс, 2002.
9. Меркель считает, что концепция мультикультурности не работает в Германии // http://www.gazeta.ru/news/lenta/2010/10/16/n_1560559.shtml
10. Миняжев Т. Р. «Не пытайтесь упрощать мир, в котором вы живёте...» Памяти Ральфа Дарендорфа (01.05.1929, Гамбург - 17.06.2009, Кёльн) // Социологическое обозрение. 2009. Т. 8. № 2.
11. Неклесса А. И. Ordo quadro — четвертый порядок: пришествие постсовре-менного мира // Полис. 2000. № 6.
12. Николсон М. Влияние индивида на международную систему. Размышление о структурах // Индивиды в международной политике. М.: Международная педагогическая академия, 1996.
13. Семенов В. А. «Диалектический метод» в конфликтологии Р. Дарендорфа // http://aconflict.ru/2009/07/01/pamyati-ralfa-darendorfa/
14. Сморгунов Л. В. Политическое управление в глобализирующемся мире // anthropology. ru/ru/texts/smorg/global2_07. html
15. Фукуяма Ф. Сильное государство. Управление и мировой порядок в XXI веке. М.: Хранитель, 2006.
16. Dahrendorf R. Auf der Suche nach einer neuen Ordnung. Vorlesungen zur Politik der Freiheit im 21 jahrhundert. Munchen, 2003.
17. Dahrendorf R. Classes in Post-Capitalist Society // http://media.pfeiffer.edu/lridener/courses/DAHREND1.HTML
18. Dahrendorf R. Gibt es noch Klassen? Die Begriffe der «sozialen Schicht» und «sozialen Klasse» in der Sozialanalyse der Gegenwart // http://www.sociosite.net/topics/texts/dahrendorf.php
