CC BY
22
РОССИЙСКАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ Everyday Life in Russia
А.В. Скутнев
Порядки, быт и нравы духовных училищ пореформенной России (об откровениях и умолчаниях в воспоминаниях священнослужителей)
A.V. Skutnev
The Orders, Life, and Mores of the Theological Schools of Post-Reform Russia
(On Revelations and Omissions in the Memoirs of the Clergy)
В постсоветское время дореволюционное прошлое духовных учебных заведений и их роль в судьбах русского православного духовенства все чаще становятся предметом исторического исследования1. В научный оборот вводятся новые источники, становятся известны новые исторические факты и имена. Примечательно, что публикуется значительное количество исследований, основанных на региональном материале2. Однако в большинстве журнальных статей преобладает описательность.
Отдельные работы, авторы которых стремились вести исследование в русле современных теорий исторической науки, выглядят оригинально и перспективно. Скажем, Т.Г. Леонтьева, по достоинству оценившая значимость такого источника, как воспоминания выпускников, рассмотрела содержательную сторону учебного процесса в духовных семинариях в XIX в. и пришла к выводу, что изъяны в учебном процессе оказывали деструктивное воздействие на семинаристов, что вело, в свою очередь, к снижению статуса духового образования3. А.Д. Попова на примере реформы духовной школы в 1860-е гг. рассмотрела изменения в сознании выпускников духовных учебных заведений и связанное с этим включение духовенства в модернизационные процессы4.
Следует согласиться с мнением, что история духовных учебных заведений Российской империи, включая ее источниковедческие и историографические аспекты, нуждается в дальнейшем изучении5.
В настоящей статье на основе воспоминаний священнослужителей, окончивших Вятское духовное училище, рассматривается по-
вседневность его учащихся в 1880-е гг. Главным источником стали неопубликованные анонимные воспоминания вятского священнослужителя, установление личности которого оказалось весьма нетривиальной задачей.
* * *
Во второй половине XIX в. у православного духовенства в буквальном смысле проявился собственный голос, который после этого звучал достаточно сильно в российском обществе вплоть до революции 1917 г. Безусловно, на это повлияла модернизация и начавшаяся церковная реформа Александра II. Многие произведения, вышедшие из-под пера клириков, как научные, так и публицистические, становились известны широкому кругу читателей и вызывали бурную реакцию. Однако можно говорить и о том, что при кажущемся мощном потоке произведений, написанных русскими священно- и церковнослужителями, значительная их часть не была опубликована и до сих пор пребывает в виде рукописей в архивах.
Одним из таких произведений является рукопись, которая отложилась в фонде Вятской ученой архивной комиссии, хранящемся в Центральном архиве Кировской области. Его название - «"Малая семинария" (Воспоминания о Вятском духовном училище 80-х годов прошлого века)»6. Объем его - 11 листов конторской книги, аккуратно исписанных с одной стороны. Имя и фамилия автора отсутствуют.
Для историка задача установления авторства анонимного рукописного произведения является определенным вызовом в профессиональном плане. Справиться с ней помогают как внешние признаки документа, так и его содержание. Однако, как показывает наше исследование, установление авторства порой может потребовать привлечения и анализа значительного числа других исторических источников.
Можно начать с того, что для многочисленных документов, собираемых Вятской ученой архивной комиссией, отсутствие указания авторства было нормой. Традиция анонимности изначально была особенно популярна в среде духовенства. Первое публичное произведение о жизни русских священнослужителей было не только опубликовано под псевдонимом, но и за границей: работа И.С. Бел-люстина «Описание сельского духовенства»7. В епархиальных ведомостях статьи без указания автора также печатались регулярно.
Воспоминания о годах обучения в духовном училище и семинарии всегда занимали особое место в мемуарной литературе клириков. Даже в воспоминаниях церковных иерархов эта тема - одна из центральных8. Впервые с закрытым для посторонних внутренним миром российской бурсы читателя еще в середине XIX в. познакомил И.С. Беллюстин9. Эта тема в дальнейшем получила развитие
в самостоятельных произведениях. Общероссийскую известность приобрели воспоминания о своих школьных годах известных общественных деятелей и выходцев из духовенства Н.П. Гилярова-Плато-нова и Н.Г. Помяловского10. Особенно интересны мемуары Н.Г. Помяловского - известного писателя в России тех лет, воспитанного в духовном училище. Они имели невероятный эффект, вызвав появление критических статей Н.А. Добролюбова и Д.И. Писарева. В них впервые была дана большей частью правдивая и однозначно отрицательная характеристика духовной школы, погрязшей в пороках, где царили бесправие и крайняя консервативность.
Вятская епархия, где жил неизвестный автор обнаруженной нами рукописи (далее - Автор), также имеет свой весьма внушительный пласт подобных произведений, причем благодаря им она выделяется на общероссийском фоне. Опубликованы воспоминания выпускников Вятского духовного училища и семинарии Н.В. Кибардина, И.М. Красноперова и П. Н. Луппова11, а также выпускников некоторых других духовных училищ Вятской епархии12.
Но самыми яркими являются, пожалуй, мемуары известного вятского врача С.И. Сычугова13. Они были в неполном объеме опубликованы в 1916 г. в газете «Голоса минувшего», хотя автор умер в 1902 г. И только в советское время вышли в печать в полном виде, став поистине самым обличительным произведением среди всех воспоминаний выпускников духовных школ.
Таким образом, представляют большой научный интерес не только идентификация Автора найденного нами текста, но и анализ сведений, которые он сообщает, оценка их достоверности и исторической ценности, сравнение со сведениями, сообщаемыми другими выпускниками. Мы уже изначально, до чтения рукописи, знаем об Авторе то, что он сотрудничал с Вятской ученой архивной комиссией и писал для нее. Кроме того, тот факт, что рукопись осталась неопубликованной и была написана анонимно, может говорить о том, что Автор не хотел публиковать ее и афишировать свое имя, потому что принадлежал к служившим клирикам в отличие от покинувших церковные должности и духовное сословие некоторых других создателей подобных мемуарных текстов, уже опубликованных и встретившихся с широким кругом читателей. Это выглядело бы вполне логично, особенно в случае, если он в своей рукописи раскрывает отрицательные стороны повседневности духовного училища.
Но обратимся к тексту, сохраняя орфографию и пунктуацию подлинника. Автор в самом начале рукописи рассказывает о себе: «Я поступил в духовное училище в 1879 г. когда мне не было и 10 лет; до законного возраста дня принятия в училище не хватало 2 месяцев и мать моя, бедная вдова сельского дьячка, опасалась что меня не примут в 1-й класс, но вследствие моих хороших ответов на приемном экзамене нехватка 2 месяцев не была принята во внимание»14.
Написанное весьма интересно. Обучение в духовных училищах
длилось четыре учебных года. Следовательно, теперь мы знаем даты обучения Автора в Вятском духовном училище: с 1879 по 1883 гг. Биографии многих вятских священников опубликованы в различных изданиях. И это не случайно: среди них были очень известные в Вятке люди.
Получается, что Автор учился в Вятском духовном училище, называемом в просторечье «малой семинарией», вместе с Н.В. Кибар-диным, который в 1913 г. опубликовал свои воспоминания об учили-ще15. И их воспоминания содержательно во многом перекликаются.
П.Н. Луппов, оставивший самые известные воспоминания о Вятской бурсе в дореволюционный период, учился на два года старше, с 1877 по 1881 гг., но тем не менее почти одновременно с анонимным Автором. Впрочем, учеников в Вятском духовном училище было много: в изучаемый период - более 300 человек.
Удивительно, но вместе с П.Н. Лупповым училище закончил известный на всю Россию священник Н.Н. Блинов - этнограф и создатель первой удмуртской азбуки.
Подобный эпизод очень символичен. В одно время, но на двадцать лет раньше, в 1850-е гг., учились в Вятском духовном училище еще два автора очень важных не только для Вятки, но и для России воспоминаний о духовной школе - И.М. Красноперов и С.И. Сычугов. Но их взгляд на свое ученическое прошлое кардинально отличается от неизданной рукописи.
Итак, сообщаемые в рукописи «персональные данные» предоставляют немалый шанс идентифицировать Автора. Самыми важными являются: возраст поступления - 9 лет, время начала обучения - 1879 г., класс - сразу в 1-й, а не в подготовительный, отец - умерший сельский дьячок.
С учетом этих критериев поиска из числа возможных «претендентов на авторство» рукописи выпадает, пожалуй, самый вероятный, причем неожиданно вероятный, и самый важный для Вятской епархии клирик - будущий архиепископ Кировский и Слободской Вениамин (в миру Вениамин Михайлович Тихоницкий)16. Хотя он родился 12 (24) октября 1869 г., а поступил в 1879 г. И, следовательно, ему не хватало именно двух месяцев до десятилетия. Как протоиерей Владимирской церкви г. Вятки он состоял членом Вятской ученой архивной комиссии17. Но его отец на момент поступления был жив, более того - трудился священником и в 1878 г. был переведен в церковь села Быстрицкого. Вряд ли наш Автор мог ошибиться или, тем более, сообщить заведомую неправду о своем отце.
Автор далее пишет: «Казалось бы, что после бедной сельской пребывание в городе с благоустроенными зданиями с массой новых товарищей должна была бы показаться приятной, но вышло наоборот. Я ужасно тосковал по матери и по дому. Высокие, просторные, заново отремонтированные комнаты давили меня, а нравы, царившие в училище были прямо ужасны. Училище мало
чем отличалось по нравам от Помяловской бурсы. Авторы воспоминаний об училище Луппов и Кибардин, учившиеся одновременно со мной закрывают глаза на эту сторону. Чтобы сделать картину училищной жизни полнее я и решил написать свои воспоминания, не замалчивая темные стороны быта бурсаков "малой семинарии"»118.
Становится ясно, что Автор вознамерился вступить в полемику с названными им священниками, иначе зачем нужно было писать еще одни воспоминания о Вятском духовном училище при наличии уже двух опубликованных. Это и стало главным мотивом создания рукописи. Данный факт говорит и о времени создания текста: он написан после 1913 г., когда уже вышли в свет и встретились со своими читателями воспоминания его «однокашников».
А потому крайне важно сравнить его описание «внутреннего мира» духовного училища с тем, что описали они. Особенно это касается мемуаров Кибардина. Справедливым будет уточнить, что Кибардин не только хвалит училище. В самом начале он отмечает, что «училище не отличалось внутренней чистотой», говорит он и о холоде в здании, который заставлял учеников сидеть в повар-ской19. Подобное было характерно и для других духовных училищ. Здесь мы видим перекличку с другими подобными произведениями: А.К. Воронский писал, как от холода «бурсаки занимаются с синими губами»20.
У нашего же Автора о помещениях, отданных под училище, говорится только хорошее. Хотя тот же Н.Г. Помяловский так описывает класс, где учился: «стены с промерзшими углами, грязны - в черно-бурых полосах и пятнах, в плесени и ржавчине, потолок подперт деревянными скобами, потому что он давно прогнулся и грозит падением, пол в зимнее время посыпают песком, либо опилками...»21. Что уж говорить о знаменитой фразе И.С. Беллюстина о училищных зданиях: «Это не казармы, не конюшни, не хлевы, - нет, хуже всего этого»22.
Вятское духовное училище было построено в 1830-х гг. и было сравнительно новым. Как отмечал Луппов, оно «было достаточно просторным, стоящим на высоком берегу реки рядом с кафедральным собором»23. Положительное описание здания училища дают и другие вятские авторы.
* * *
Рукопись разбита на части, каждая из которых снабжена заголовком.
Первая часть озаглавлена «Тирания».
Автор пишет: «Под таким именем было известно господство нескольких товарищей над целым классом, иногда и над всем почти училищем. Тиранами были или богатые, избалованные дома, своенравные и грубые воспитанники, или же великовозрастные, но мало-
успешные ученики из "пролетариев". Тирании, как и в истории, возникали и падали довольно часто. Особенно ужасной и дикой была тирания двух братьев - назову их несколько соответственно их фамилиям Огаркиными. Несмотря на все страдания, причиненные их тиранией, товарищам, в том числе и мне, я не хочу называть их настоящую фамилию. Бог с ними "не ведали бо что творят". Эти тираны творили все, что им взбредет в голову: заставляли лучших учеников писать им сочинения, переписывать словари и записки по урокам, отбирали у товарищей гостинцы, присланные из дому, бесконтрольно пользовались их чаем и сахаром, били товарищей, издевались, словами всячески эксплуатировали товарищей и тиранили их, особенно скромных, состоятельных и хороших по успехам и по-ведению»24.
«Дедовщина» была распространенным явлением в бурсе. Луп-пов вспоминал, что новичков просто не пропускали в коридоре вятского духовного училища25. Впрочем, стоит сказать, что у Луппова в училище учился старший брат и он сам признавал, что ему повезло в этом плане. Может быть, именно поэтому он писал, что «не замечалось и постоянного желания старших обижать младших»26. Совсем по-другому факты «дедовщины» описаны в мемуарах других российских священников. А.К. Воронский писал, как старшеклассники ездили, как на лошадях, на учениках младших классов27. В других случаях «дедовщина» принимала более изощренные формы. Будущего священника Лаврова старшеклассники выпороли прямо в классе за то, что он как лучший ученик был посажен под № 128. В Вятской бурсе еще в середине XIX в., по словам Сычугова, новичкам устраивали «вселенскую смазь», накидывая на них мешок и избивая29.
Наш Автор также останавливается подробнее на одном из случаев: «Особенно почему-то они невзлюбили товарища Зянкина, одного из моих друзей, очень скромного, умного и трудолюбивого. Кстати упомянуть, что Зянкин был сын учителя и по происхождению бе-сермянин, хотя ничто не выдавало его инородческого происхождения, да едва ли кто и знал об этом, кроме друзей Зянкина.
Огаркины со своей свитой приспешников отобрали у него лучшее белье, бумагу, книги и другие вещи, били его. Волочили с койки на койку, так что несчастный ударялся о железные части коек и проделывали над ним даже такие гадости, о которых неудобно и писать»30.
Что это за «гадости» остается только гадать. Ни Кибардин, ни Луппов столь подробно не описывают низменные нравы учеников духовного училища. С другой стороны, предполагать, что речь идет именно о «гомосексуальных отношениях», о которых говорят Сычугов и в определенной степени Помяловский, у нас нет твердых оснований. Сам Автор также не развивает данный вопрос.
Автор продолжает: «Тирания Огаркиных пала после следующей
их выходки. После пасхального завтрака, когда ученики пришли спать, Огаркины начали отбирать у товарищей часть тех лакомых кусков кулича и пирожков, какие многие ученики не съели на завтраке. Неотдавших или скрывавших эти куски и яйца, Огарковы и их свита били ремнем. Не знаю, пожаловался ли кто на тиранов, или их деяние дошло каким-нибудь путем до сведения начальства, но с той поры тирании Огарковых, продолжавшаяся несколько месяцев, пала. Другим результатом этой пасхальной ночи было установление порядка, чтобы надзиратель за учениками спал в их спальне»31.
Луппов отмечал, что «большинство надзирателей не пользовались уважением среди учеников, которые иногда втихомолку, а иногда и открыто посмеивались над ними»32.
Эту часть Автор заканчивает словами: «На смену Огарковымяви-лись другие тираны, но уже более мелкого калибра. Однако Огарко-вы не получили никакого частичного возмездия ни от начальства, ни от товарищей, за исключением разве того что с высоты величия сами попали под тиранию других, своих преемников»»3.
Следующая часть - «Бойкот и саботаж».
Автор пишет: «Хотя эти термины не употреблялись тогда в училище, но на деле постоянно практиковались. Бойкоту подвергался товарищ, которого почему то невзлюбили тираны или группа хулиганов из учеников, особенно памятен мне случай бойкота одного товарища, назову его, несколько сходно с его фамилией Рассие-вым. Не знаю уж почему, но в одно прекрасное время по всему училищу ... нескольких товарищей бойкотировали, а именно не входить с ними ни в какие сношения, и даже не разговаривать с ними под угрозой жестокой расправы. Положение опального ученика было очень скверное. Предоставленный самому себе без помощи и услуг товарищей, он не только испытывал нравственные страдания, но опустился на низшую степень в учении на время пребывания в бойкоте. Я в тайне, конечно, возмущался бойкотом и любя, Рассие-ва, тайком нарушал бойкот: то сообщал ему что либо касавшееся уроков, то оказывал ему мелкие услуги. Затеявшие бойкот начали подозревать меня в нарушении бойкота, и бойкот едва было не простерся на меня. Этому помешало кажется окончание учения в том году и вообще в училище»34.
Бойкот в духовном училище присутствовал всегда. Сычугов упоминал, что в 1850-е гг. к некоторым ученикам применялась «обструкция»35. О бойкоте кого-либо из учеников пишет Луппов, упоминая три случая36. С таким учеником «никто не должен был разговаривать с ним, показывать уроки, давать книги и вообще оказывать ему какую-либо помощь. Портили его вещи - отрезали пуговицы у пальто, вырезали ему на сундуке разные надписи». Все эти поступки, по мнению Луппова, «действовали самым угнетающим образом на психику бойкотируемого». Один из учеников после этого заболел, а другой, побитый учениками, уехал домой и вскоре скончался37.
Автор упоминает еще «саботаж» в отношении преподавателей. Мы читаем в его рукописи: «Гораздо вреднее был саботаж, т.к. он вредил не одному ученику, а целому классу. Саботировали преподавателей. Особенно памятен мне следующий случай. Нужно сказать, что как в малой семинарии, так и в большой (т.е. духовной семинарии) был обычай не учить уроки в последние три или по крайней мере один день перед отпуском на рождественские и другие каникулы. Это считалось геройством, и некоторые, обычно малоуспешные ученики торжественно скидывали книги и тетради с парт в шкафы или ящики. Большинство преподавателей знало этот обычай, относились к занятиям в эти три дня нахвалившиеся "запуск", "припуск" и "отпуск" - не серьезно. Недавно поступивший учитель Суворов по видимому не желал считаться с этим укоренившимся обычаем или не знал о его существовании. Как бы то ни было, но группа объявила нашему классу приказ - не отвечать уроков Суворову или отвечать их худо и в припуск, и в запуск и в отпуск как на зло, Суворов первым спросил на уроке одного из самых плохих и ленивых учеников Астраханского. Хотя мы уже не первый год изучали латынь, но Астранаханский к великому удовольствию заправил класса, не только не переводил текста, но даже читал его с уморительным произношением. Прекратив его спрашивать, Суворов обратился к другим ученикам стоявшим по очереди по ответам, но и те отвечали ему не лучше Астраханского, явно не желая отвечать. Суворов обратился к лучшим ученикам, но результат был тот же. Хотя Суворов был по моему мнению лучшим преподавателем, но оскорбленный он наставил "колов", т.е. единиц, худших баллов. В результате было то, что он вывел всем спрошенным им в этот злополучный день вместо четверок и пятерок за полугодие - единиц и двойки, в том числе и мне вместо четверки двойку, к моему великому горю.
Саботировали иногда и надзирателей. Так в один вечер за вечерними занятиями товарищи выдумали петь песни вместо учения уроков и тем "нарушили тишину и порядок". Прибежал надзиратель почему то в этот день не присутствовавший, как было установлено, за вечерними занятиями. Надзиратель начал опрашивать по очереди учеников "ты пел ли?". Спрошенные отвечали - пел, хотя бы и не пел. Когда очередь дошла до меня, то я, надеясь на поддержку следующих товарищей, сказал что не пел, но ошибся в расчете, все остальные ответили, что пели. За такое нарушение товарищеской солидарности, мне после ужина товарищи устроили "лупсовку", т.е. поколотили меня, хотя не сильно, т.к. многие также возмущались устройством таких выходок очень вредно отражавшихся на отметках в поведении, т.к. ни за что ни про что сочувствовавшие мне тайком говорили мне молодец и обещали не подчиняться давлению худших товарищей, а последние несколько сбавили свое нахальство»38.
Как написал Кибардин, «один только грубый способ товарищеского самосуда сохранялся в наше время в училище по отношению к тем ученикам, которые заподозревались товарищами в шпионстве или доносе на них училищному начальству. Такого ученика товарищи или же ученики старших классов накрывали вечером в спальне сзади одеялом и били по чему попало»39. Об этом же пишет Луп-пов40. И, конечно, не обходит стороной подобные эпизоды Сычугов. Причем он так же, как и наш Автор, использует слово «лупцовка», при которой на голову ученика одноклассники накидывали халат и потом били41.
Третья часть носит название «Шперение».
Вот что пишет об этом Автор: «Так назывался обычай уносить хлеб и пищу с обедов и ужинов, обокрадывание (в редких случаях) надзирательской комнаты, булочника, ...архива, помещавшегося в амбаре. Шперение не считалось воровством, а геройством ввиду того, что требовало ловкости. Особенно любили шперить с ужина гороховицу, пронося ее мимо надзирателя под полой в чайнике. Потом эту . прятали на улице в поленнице, чтобы употреблять с большим аппетитом по утрам. Надзиратели иногда и служители преследовали шперение и отнимали несчастную гороховицу, пока, наконец, новый смотритель училища не дошел до очень простой истины - подавать холодный горох на завтраках и шперение прекратилось, за небольшими исключениями: шперили те, кто по бедности не имел возможности пить чай и таким образом во время чаепитий прочих испытывал муки тантала. Гороховица до некоторой степени и заменяла чаепитие. При мне чай и сахар не вывались казеннокоштным ученикам и только пред самым окончанием курса раз выдали помнится с 1/8 чая и с фунт сахара. Шперение на товарищей не простиралось, но сошперить у зазевавшего булочника булку считалось верхом искусства. Продавцам булок и сушки старались подставить ногу, чтобы потом "распилять" (растащить) рассыпавшиеся булки и сушку (баранки)»42.
О слове «гороховица» в лексиконе вятских бурсаков есть упоминание у Красноперова: оно носило негативный оттенок и им даже учителя обзывают учеников43.
По свидетельству Сычугова, вятские бурсаки воровали из погребов начальства, а также в городе: овощи с огородов, кур, рыбу из сетей, калачи с лотков, вещи из лавок44. При этом существовало негласное правило, по которому «украсть у товарищей - преступление, надуть начальство - подвиг»45.
Четвертая часть называется «Обшаривание».
В ней говорится: «Так называлась выпрашивание у товарищей лакомых кусков, домашних гостинцев, сластей булок и прочего. "Обшары" - специалисты этого дела во время перемен и вообще когда шла продажа и покупка булок (булочник приходил ежедневно) более состоятельными товарищами старались обшарить каждую
купленную булку. Бывало, что скромный товарищ принужден был раздать всю купленную булку или даже все полученные из дома гостинцы - пирожки, печенье и пр. Всего печальнее было то, что поделиться гостинцами приходилось не с самыми друзьями, а с совсем так сказать посторонними по классу и по знакомству учениками, часто очень несимпатичными, но очень назойливыми. "Обшаривали" не только на лакомства и булки, но даже и на так называемую "квартирку", то есть хлеб, приносимый для завтрака учениками, жившими на квартирах, а не в бурсе (общежитии). Более же деликатные товарищи меняли у квартирников ихний хлеб на бурсацкий, довольно грубый и невкусный, но бывший лучше так называемого солдатского, меняли два ломтя бурсацкого хлеба на один ломоть "квартирки", которая была белее и вкуснее бурсацкого хлеба, хотя быть может и уступала ему в питательности»46.
В духовном училище учеников кормили. Воронский писал, что выдавали по полфунта невыпеченного белого хлеба, а чай и сахар ученики покупали сами47. Это подтверждает и Луппов: «Некоторые не имели ни чаю, ни сахару или, как говорили тогда, "сидели на экваторе"»48. Питание учеников было либо скудным, либо безобразным. Луппов так отозвался о питании в столовой Вятского духовного училища: «Стол был простой - даже скудноватый: на завтрак -кружка молока с черным хлебом, а в постные дни - капуста, свекла, толокно. На обед и ужин два блюда: щи с мясом и каша, а в постные - горох, спартанка или картофельный суп»49. О том, что еще в 1850-е гг. «кормили негодной провизией», писал Красноперов50.
О пороках внутри училища Кибардин практически не пишет, отмечая, что «общий колорит училищной жизни нашего времени был свободен, вообще говоря, от каких либо выдающихся проступков против нравственности и благоповедения, а тем более от темных пятен алкоголизма, картежничества и прочего. Были только немногие случаи воровства и пьянства, которые однакоже тотчас были обнаруживаемы училищным начальством»51. Времяпрепровождение учеников он описывает положительно как веселые игры с мячом, занятия гимнастикой и купание в реке.
Луппов пишет, что «в ученической жизни время от времени обнаруживались нарушения дисциплины, иногда значительные. Ученики, правда немногие, курили табак... на маслянице случалось и винопитие. Учась в первом классе, я был весьма удивлен пошатывающимися фигурами одного третьеклассника и одного четверокласс-
ника»52.
О развлечениях в училище Луппов также пишет более подробно. Отмечая гимнастику, подвижные игры в мяч, «чижа», «свайку» летом и катание на коньках зимой. Отмечает и азартные игры в карты, но на орехи, а не на деньги53. При этом он правильно подходит к оценке первопричины этих развлечений: «Не устраивали у нас никаких общих чтений, бесед: словом вне классных уроков мы были
предоставлены исключительно сами себе»54.
Следующая часть рукописи носит название «Начальство».
Мы читаем: «Смотрителем училища был протоиерей Г. Никитников, автор капитального исследования "иерархия Вятской епархии", но мы и не подозревали об этом. Его трудами был налажен при училище прекрасный садик - любимое местопребывание учеников, осенью и весной, во время экзаменов. Ученикам был открыт туда свободный доступ и они ценили это, не портили деревьев и не рвали посаженных цветов и помогали сами смотрителю ухаживать за садиком»55. Об этом саде крайне положительно отзывался и Кибардин, называя любимым местом для гуляния и свободного времяпрепровождения учеников56. Вспоминал сад в училищном дворе и Луппов57.
Далее Автор продолжает: «Никитников имел "патриархальную наружность", но кроме садика и храма мы редко видели его: он был болен и вскоре вышел в отставку. Ученики вскладчину преподнесли ему серебряный кубок на память, но четвероклассники велели мастеру вырезать на кубке надпись, что кубок подносится от них. Эта проделка обнаружилась и Никитников объявил публично ученикам свою благодарность, не преминул упомянуть что поступок четвероклассников испортил хорошее впечатление от этого знака уважения»58.
Кибардин также положительно отзывается о Никитникове: «маститый старец», «всегда серьезный и вдумчивый». Хотя и отмечал, что, заметив разговаривающих и смеющихся учеников во время богослужения, «он выходил из себя и гневу его на того ученика, казалось, не было конца»59. Хорошие слова о ректоре находит и Луппов: «Вообще это было крупное лицо на Вятском горизонте... авторитет его среди учеников и даже среди учителей стоял высоко. Мы звали его дедко или о[тец]. ректор»60. При этом он отмечает, что Никитников «довольно часто прихварывал, и потому не имел возможности вникать во все стороны училищной жизни, редко появлялся в училище и, кажется, мало знал учеников в лицо»61. Протоиерей Герасим Алексеевич Никитников в 1882 г. в возрасте 70 лет вследствие тяжелой болезни по прошению уволился из духовного училища62.
Сложно сказать, говорит ли именно о Никитникове Сычугов, который учился в Вятском духовном училище с 1850 г. Никитников был определен директором училища 22 февраля 1854 г., и его Сычугов, несомненно, застал. На это указывает фраза: «За исключением смотрителя (академика), которого мы видали в год 1-2 раза и который неизвестно зачем существовал, все остальные учителя были студенты семинарии»63. Никитников подходит под описание, так как именно он после окончания Московской духовной академии имел степень магистра богословия64.
Далее в рукописи Автора говорится: «Место Никитникова занял А.С. Верещагин светский (то есть не носивший рясы) автор
многочисленных трудов по местным историко-архаичным вопросам. И как жаль, что он никогда не обмолвился об этом в беседе с учениками, не догадался зажечь в нас искорки любви к изучению местного края. Он пользовался репутацией строгого, но справедливого человека. Не знаю, по предписанию ли начальства или по своей инициативе он ввел обычай, чтобы дежурные от каждого класса докладывали ему после ужина о всех сторонах протекшего учебного дня. Этот порядок не был пустой формальностью»65.
Кибардин также крайне положительно отзывается о новом смотрителе училища, называя его «прекрасным, безукоризненным пре-подавателем»66. Он отмечает, что Верещагин «рекомендовал нам избегать буквального заучивания вопросов и ответов учебника»67. Действительно, в 1882 г. на несколько лет смотрителем училища стал один из главных вятских историков Александр Степанович Верещагин. Интересно, что именно он был одним из создателей Вятской ученой архивной комиссии и был первым редактором ее тру-
дов68.
О преподавателях и обучении Кибардин пишет далеко не только хорошее. В частности, он отмечает наказания учеников инспектором училища: лишение обеда или ужина, голодный стол или карцер. Особенно интересен «голодный стол»: «Посреди общей ученической столовой во время обеда приготовлялся особый стол, на котором ставился прибор с одним срезком или ломтем хлеба и графин с водой и стаканом к нему. За этот стол и садился наказуемый»69. Об этом же «голодном столе» сообщает и Луппов70. При этом он подчеркивает, что телесные наказания были изгнаны из Вятского духовного училища. Неясно, когда это произошло, так как в дореформенную эпоху, судя по воспоминаниям Сычугова и Красноперова, все наказания за плохое поведение и оценки сводились к порке розгами.
Автор также не обошел вниманием учительский корпус в следующей части - «Преподаватели».
Вот что он пишет: «Классы в училище почему-то разделялись на нормальные и параллельные (яучился все время в параллельных) отделения. И в тех и в других были особые преподаватели. Я учился у следующих преподавателей: Суворова, Овчинникова, Успенского, Краева и двух братьев Дрягиных, последние пользовались у нас наибольшей популярностью. Ни худого, ни похвального я об учителях сказать не могу»71. Кибардин также далек от похвалы в адрес своих учителей. О преподавании Никитниковым он отмечает, что «зубрежка была у него в ходу»72. Сычугов об обучении в 1850-х гг. писал: «Искусство зубрить ставится выше настоящего знания»73. Красноперов вспоминал, что учителя сами требовали не отвлекаться от текста74.
Даже такой противник нравов духовной школы, как Сычугов, вынужден был признать, что хорошие преподаватели все же были. Правда чаще всего «спрашивали только заданное. Большинство
профессоров, видимо, тяготилось своей профессией, и исполняло свои обязанности без увлечения, без любви к делу, часто по казенно-му»75. Отношения с преподавательским составом складывались по-разному. Луппов как лучший ученик был приглашен на чай к смотрителю училища и получил в подарок книгу76. Он отмечал своего преподавателя по русскому языку В.Н. Моломина как выдающегося и отлично знающего свой предмет77.
Далее читаем у Автора: «Почти все они, за исключением разве Дрягиных, были сухи и далеки от учеников, очень нуждавшихся в теплом отеческом к ним отношении, после разлуки с родительским кровом»78. В этом он в очередной раз соглашается с Кабардиным, который писал, что Владимир Петрович Дрягин «вел весьма живо и увлекательно», был «преданным своему учительскому долгу и любящим свое дело учителем»79. Владимиру Петровичу Дрягину в 1879 г. было 32 года. После окончания Вятской семинарии он работал учителем латинского языка, был членом и делопроизводителем правления Вятского духовного училища в чине коллежского секретаря. А еще он работал надзирателем, хотя ранее именно надзирателя Автор критиковал80. О другом брате Дрягине положительно писал Луппов: «Ласковый, хотя и требовательный преподаватель»81.
Автор, подводя итоги, об учителях говорит: «Но во всяком случае эти учителя были лучше многих преподавателей семинарии отличавшихся часто жестокостью, странностями, грубостью, чтобы не сказать большего. Помню, я слабо учился по греческому языку, как в следствие его сравнительной трудности, так и сухого преподавания, но по остальным предметами имел хорошие и иногда очень хорошие отметки»82.
Эти утверждения противоречат фразе Кибардина о том, что «хорошо были поставлены в наше время в училище классические язы-ки»83. Он отмечает, что преподаватель греческого Василий Александрович Успенский был единственным в училище выпускником Московской духовной академии, хорошо преподавал предмет и заслужил «уважение к себе со стороны учеников». Вследствие этого «в семинарию большинство из нас пошло с довольно основательным и прочным запасом знаний из греческого и латинского языков»84.
Учителем греческого языка был Василий Александрович Успенский, которому в 1879 г. было 29 лет. Он действительно был единственным, кроме смотрителя училища, кто окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата в 1875 г. с правом соискания степени магистра, и был определен в Вятскую духовную семинарию преподавателем греческого языка. В 1877 г., согласно прошению, он был переведен преподавателем греческого языка в Вятское духовное училище85.
Однако о втором учителе греческого языка и Кибардин, и Луппов отзывается по-другому: про А.В. Краева Кибардин пишет, что «преподавание у него было обычное, шаблонное»86.
У Луппова все преподаватели предстают как хорошие и отзывчивые люди, которые стремились обучить учеников. Хотя именно о преподавателе греческого языка А.В. Краеве он сообщает, что его недолюбливали ученики87.
Автор пишет об окончании училища: «Экзамен выпускной я выдержал, но как назло тогда требовалось еще, сверх того, держать экзамен вступной в Семинарию. А преподавателем в семинарии был тогда Макаров, гроза учеников по греческому языку, он был очень требователен, но скуп на отметки, он говорил: Господь Бог знает по гречески на пять, греки - на четыре, я на три, а вы на двойки и единицы. Иногда он ставил единицу всем ученикам класса, проводя ее от верхнего края журнала до нижнего. Понятно, что я "провалился" у Макарова и вследствие этого остался на исправительный курс в 4 классе»88.
Итак, Автор признает, что остался в Вятском духовном училище на дополнительный год для повторной сдачи вступительного экзамена в семинарию. Действительно, как отмечает Луппов, успешно оканчивали Вятское духовное училище не так много учеников. Многие оставались в четвертом классе на второй год, были случаи, когда оставались по три раза89. Из 29 человек, поступивших с Луп-повым в 1877 г. в первый класс, окончило ее 19 человек, из них в срок - пятеро, еще через год - девять, через два года - четверо, через три года - один. При этом четверо окончили по 3-му разряду, который не позволял поступить в семинарию. Подобное было нормой и в дореформенную эпоху. Так, Красноперов три года отучился в последнем классе училища прежде чем поступил в семинарию в возрасте 20 лет.
Луппов считал, что именно классические языки греческий и латинский «слишком трудными представлялись большинству»90. Это подтверждают фактические данные по обучению за 1883 г. Из 43 выпускников худшие результаты среди учеников были по греческому - «двойки» у восьми человек, далее шли латинский и география - и там, и там «двойки» у шести человек91. О подобном упоминали и выпускники других духовных училищ. Н.П. Платонов-Гиляровский писал: «Ученики втайне знали, что греческий язык не пользуется почетом»92.
Луппов в своей книге оставил очень важные сведения в виде таблицы окончивших Вятское духовное училище. В 1883 г., когда училище оканчивали он и неизвестный Автор, аттестат получили 43 человека, из них два второгодника и восемь по 3-му разряду. А в 1884 г. - 42 человека, из них четыре второгодника93. Эту информацию Луппову передал смотритель духовного училища в 1913 г. И.М. Осокин. Теперь мы с уверенностью можем сказать, что наш Автор, оставшийся на дополнительный год, был одним из этих четырех учеников параллельного отделения.
Автор заканчивает свою рукопись следующим сюжетом: «Вме-
сто Успенского греческий язык стал преподавать В.А. Краев [Автор допустил ошибку в инициалах Александра Владимировича Кра-ева. - А.С.], он сумел заинтересовать меня и других плохоучивших-ся по греческому товарищей несколько странными и комическими приемами преподавания. Если встречалось незнакомое или забытое греческое слово, которое ученик не мог перевести, он рекомендовал переводить его греческим же но переделанным на русский манер словом. Например, требовалось перевести фразу "бовес трис ... амаксан" (быки везли воз)
- ну, знаешь что значит "бовес"?
- знаю, быки - отвечал ученик
- триз?
- не знаю
- Ну, это глагол или что другое?
- глагол
- ну таки и переведи, тризанили
- амаксан, что такое?
Ученик молчит.
- глагол или прилагательное?
- существительное.
- Ну так и переведи: "быки тризанили амаксу"
И, удивительно, я стал учиться по гречески лучше. Вместо двоек чередовавшихся с тройками, стал получать часто четверки и даже, помнится, удалось "стризанить" пятерку»94.
Как мы видим, наш Автор, в отличие от его «оппонентов», опубликовавших свои воспоминания, наоборот, выделяет критикуемого ими Краева как достойного преподавателя. Александру Владимировичу Краеву, который преподавал в 1883 г. было 39 лет. Он был женат и имел пятерых детей от 13 до 8 лет. Этот родительский опыт, возможно, помогал ему в отношениях с учениками. Обучался он в Вятской семинарии с 1860 по 1866 гг.95 По окончании курса в семинарии со званием студента был определен учителем в Вятское духовное училище, где преподавал священную историю и греческий язык в нормальном отделении. В параллельном отделении Краев стал преподавать только в 1883 г., что подтверждает данные, которые сообщает о себе Автор.
Вообще, в Вятском духовном училище («малой семинарии») отношение учителей к ученикам было справедливым, любимчиков и теснимых не было, как это сплошь и рядом было в Вятской духовной семинарии.
* * *
Прочитав анонимные воспоминания, мы можем констатировать, что их Автор записал весьма эмоциональное в личном плане, но все же вторичное в историческом плане произведение. К тому же край-
не незначительное по объему.
В начале он претендует на некое новаторство, на оригинальность, на критику Луппова и Кибардина. Автор заявляет о желании критически дополнить их, поспорить с ними как о мотиве написания своего текста. Но, по сути, он сообщает мало что принципиально нового, лишь добавляет детали и личные впечатления. Впрочем, некоторые из этих деталей и впечатлений - довольно яркие. О многом из описанного им мы знаем по другим воспоминаниям, в том числе его товарищей по училищу. Возможно, это и стало причиной - или одной из причин - того, что рукопись осталась неопубликованной.
Так кто же является ее анонимным автором?
Чтобы найти ответ на этот крайне важный вопрос, мы изучили ведомость учеников выпускного класса Вятского духовного училища за 1883 г.96 В этом документе содержатся личные данные об учениках: фамилия, год рождения, сведения об отце, дата поступления и разряд, по которому закончил училище. К сожалению, в нем отсутствуют страницы с данными о двенадцати учениках, с 21-го по 33-е места97.
Судя по биографическим данным выпускников 1883 г., под содержащиеся в воспоминаниях Автора признаки подходит только один - известный вятский священник Мултановский Яков Федорович (3 (15) октября 1869 - 8 октября 1929). Ему действительно на момент поступления в августе было 9 лет и не хватало двух месяцев до 10 лет. Он поступил сразу в первый класс, а не в подготовительный98. Указано, что он был сыном умершего псаломщика церкви села Богородского Нолинского уезда. И самое главное: по греческому языку и церковному пению имел низшую оценку «посредственно». Впрочем, это значит, что ему не давался не только греческий язык.
Яков Федорович Мултановский после окончания Вятского духовного училище поступил в Вятскую духовную семинарию. Затем служил законоучителем, членом ряда православных обществ и братств, печатался в вятских газетах. В 1912-1914 гг. трудился редактором и издателем Котельнического календаря-альманаха. Пережил революцию 1917 г. и Гражданскую войну. В советские годы был заведующим Вишкильской библиотекой, редактором рукописного журнала «Вишкильский вестник просвещения и культуры», участником церковного обновленческого движения. Для нас важно, что в 1910 г. он становится членом Вятской ученой архивной комиссии и активно публикует материалы по истории и современному положению Вятского края99. В памятных книжках Вятской губернии также выходят значительные по объему материалы, написанные им100.
Он был так увлечен литературой, что даже замыслил большую работу о том, как быть писателем101. Однако в ней же мы можем наблюдать, что его произведения никак нельзя назвать замечательными в художественном отношении.
В одной из своих рецензий на работы светских авторов о духо-
венстве Мултановский пишет: «В светской литературе то и дело появляются рассказы и очерки из быта духовенства; причиной тому служит усилившийся интерес к религиозным вопросам и духовенству, как служителям церкви, и год от году усиливающаяся внебо-гослужебная деятельность последних. Ознакомление светского общества с жизнью духовенства полезна, если разумеется автор верно изображает взятую им среду и не возводит темных и исключительных явлений на степень общих всему сословию.. ,»102. Не в этом ли кроется еще одна из причин, по которой он позднее не решился опубликовать свои воспоминания об учебе в Вятском духовном училище?
Окончательно убедиться в авторстве Мултановского позволяют сохранившиеся тексты, написанные им для Вятской ученой архивной комиссии103. Почерк не оставляет никаких сомнений: он идентичен. И отсюда следует самый важный вывод: он очень хорошо знал, испробовав на себе, порядки, быт и нравы, царившие в Вятском духовном училище в пореформенные времена. И, видимо, столь же хорошо понимал, что подобные порядки царили и в других духовных училищах.
Примечания Notes
1 Осипов А.И. Русское духовное образование // Журнал Московской патриархии. 1998. № 3. С. 52-61; Сушко А.В. Духовные семинарии в России (до 1917 г.) // Вопросы истории. 1996. № 11-12. С. 107-114; Адамов М.А. Становление и развитие духовных семинарий Русской православной церкви XVIII - начала XX веков // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. 2010. № 7 (78). С. 103-110; Гончаров С.А. Духовные училища как образовательные учреждения системы религиозного образования в Российской империи: логика взаимосвязи основных определений понятийной базы (XIX - начало XX вв.) // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2013. № 4. С. 261-264; Сушко А.В. Духовные семинарии в пореформенной России (1861 - 1884 гг.). Санкт-Петербург, 2010.
2 Бурнашев Э.Г. Аспекты эволюции духовного образования в Тобольской епархии в XVIII - начале XX в. // Известия Алтайского государственного университета. 2012. № 4-1 (76). С. 34-38; Павлова О.С. Духовные семинарии и училища в конце XIX - начале XX веков на путях реформ (исторический опыт Уфимской духовной семинарии) // Культура. Духовность. Общество. 2015. № 16. С. 87-91; Иерусалимская С.Ю. Духовные семинарии Верхнего Поволжья в первой половине XIX столетия // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2016. № 3 (156). С. 22-29; Симора В. Нравственное состояние и проблемы воспитания учащихся духовных семинарий на рубеже XIX - начала XX вв. (на примере Тверской духовной семинарии) // Вестник православного Свято-Тихо-
новского гуманитарного университета. Серия 4: Педагогика. Психология. 2016. № 1 (40). С. 75-86; Вытнов В.К. К вопросу о развитии духовного образования в Донской епархии при архиепископе Платоне (Городецком) в 1867 - 1877 гг. // Актуальные вопросы церковной науки. 2019. № 1. С. 182-185.
3 Леонтьева Т.Г. Учебный процесс в духовных семинариях России XIX века по воспоминаниям выпускников // Вестник Тверского государственного университета. Серия: История. 2016. № 3. С. 4-16.
4 Попова А.Д. Александровская модернизация в глазах представителей духовного сословия // Вестник Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. 2017. № 4 (57). С. 28-37.
5 Гончаров С.А. Отражение истории православных духовных училищ Российской империи в дореволюционных и современных исследованиях // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. 2013. № 22 (165). С. 161-167.
6 Центральный государственный архив Кировской области (ЦГАКО). Ф. 170. Оп. 1. Д. 166.
7 Описание сельского духовенства. Лейпциг, 1858.
8 Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: По страницам воспоминаний. Москва, 2006; Леонтий (Лебединский). Мои заметки и воспоминания: Автобиографические записки высокопреосвященнейшего Леонтия, митрополита Московского. Сергиев Посад, 1914.
9 Описание сельского духовенства. Лейпциг, 1858.
10 Гиляров-Платонов Н.П. Из пережитого. Санкт-Петербург, 1886; Помяловский Н.Г. Очерки бурсы // Помяловский Н.Г. Полное собрание сочинений. Варшава, 1913. Т. 2.
11 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 804-820; Красноперов И.М. Отрывки из воспоминаний // Вятская речь. 1915. № 17. С. 2-3; Красноперов И.М. Записки разночинца. Москва; Ленинград, 1929; Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913.
12 Порфирьев И.Я. Краткая записка о моем роде-племени и моем домашнем воспитании и учении в духовном училище, семинарии и академии // Герценка: Вятские записки. Киров, 2006. Вып. 10. С. 150-198; Красноперов И.М. Записки разночинца. Москва; Ленинград, 1929.
13 Сычугов С.И. Записки бурсака. Москва; Ленинград, 1933.
14 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 1.
15 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 804-820.
16 Мануил (Лемешевский В.В.), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 гг. (включительно). Erlangen, 1979-1989. Т. 2. С. 157.
17 Валеев Э.Н. М.Г. Худяков и Вятская ученая архивная комиссия // Ученые записки Казанского государственного университета. Серия: Гума-
янтарные науки. 2009. Т. 151. № 2-2. С. 118-125.
18 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 1.
19 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 807.
20 Воронский А.К. Бурса. Москва, 1933.
21 Помяловский Н.Г. Очерки бурсы // Помяловский Н.Г. Полное собрание сочинений. Варшава, 1913. Т. 2. С. 5.
22 Описание сельского духовенства. Лейпциг, 1858.
23 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 64.
24 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 2.
25 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 43.
26 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 44.
27 Воронский А.К. Бурса. Москва, 1933.
28 ЛавровМ.Е. Автобиография сельского священника. Владимир, 1900. С. 8.
29 Сычугов С.И. Записки бурсака. Москва; Ленинград, 1933. С. 49.
30 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 3.
31 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 3.
32 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 41.
33 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 3.
34 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 4.
35 Сычугов С.И. Записки бурсака. Москва; Ленинград, 1933. С. 71.
36 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 41.
37 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 45.
38 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 5, 6.
39 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 813.
40 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 45.
41 Сычугов С.И. Записки бурсака. Москва; Ленинград, 1933. С. 72.
42 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 7.
43 Красноперов И.М. Записки разночинца. Москва; Лениград, 1929. С. 43.
44 Сычугов С.И. Записки бурсака. Москва; Ленинград, 1933. С. 148.
45 Помяловский Н.Г. Очерки бурсы // Помяловский Н.Г. Полное собрание сочинений. Варшава, 1913. Т. 2. С. 14.
46 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 8.
47 Воронский А.К. Бурса. Москва, 1933.
48 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 51.
49 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 60.
50 Красноперов И.М. Записки разночинца. Москва; Ленинград, 1929. С. 2.
51 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 812.
52 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 43.
53 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 49, 50.
54 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 51.
55 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 9.
56 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 814.
57 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 10.
58 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 9об.
59 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 809.
60 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 9.
61 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 9.
62 Никитников Герасим Алексеевич // Русский биографический словарь. В 25 т. Санкт-Петербург; Москва, 1914. Т. 11. С. 331-332.
63 Сычугов С.И. Записки бурсака. Москва; Ленинград, 1933. С. 98.
64 Никитников Герасим Алексеевич // Русский биографический словарь. В 25 т. Санкт-Петербург; Москва, 1914. Т. 11. С. 331.
65 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 9об.
66 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вят-
ские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 815.
67 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 816.
68 Шубин А.А. Александр Степанович Верещагин. Вятка, 1909.
69 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 811.
70 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 42.
71 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 10.
72 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 811.
73 Сычугов С.И. Записки бурсака. Москва; Ленинград, 1933. С. 98.
74 Красноперое И.М. Записки разночинца. Москва; Ленинград, 1929. С. 15.
75 Сычугов С.И. Записки бурсака. Москва; Ленинград, 1933. С. 168.
76 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 68.
77 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 21
78 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 10.
79 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 819.
80 ЦГАКО. Ф. 216. Оп. 1. Д. 264. Л. 28.
81 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 23.
82 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 10.
83 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 818.
84 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 820.
85 ЦГАКО. Ф. 216. Оп. 1. Д. 264. Л. 26.
86 Кибардин Н.В. В Вятском Духовном училище: 1879 - 1883 гг. // Вятские епархиальные ведомости. 1913. № 27. С. 815.
87 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 28.
88 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 10, 11.
89 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 29.
90 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки
бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 33.
91 ЦГАКО. Ф. 216. Оп. 1. Д. 278.
92 Гиляров-Платонов Н.П. Из пережитого. Санкт-Петербург, 1886.
93 Луппов П.Н. В духовном училище: Вятское духовное училище в начале последней четверти прошлого столетия: Воспоминания и заметки бывшего воспитанника. Санкт-Петербург, 1913. С. 31.
94 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 166. Л. 11.
95 ЦГАКО. Ф. 216. Оп. 1. Д. 264. Л. 38.
96 ЦГАКО. Ф. 216. Оп. 1. Д. 278.
97 ЦГАКО. Ф. 216. Оп. 1. Д. 278. Л. 21-33.
98 ЦГАКО. Ф. 216. Оп. 1. Д. 278. Л. 34.
99 Вятские епархиальные ведомости. 1917. № 1. С. 9; ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 272.
100 Памятная книжка Вятской губернии на 1905 год. Вятка, 1906. С. 170-214.
101 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 179.
102 Мултановский Я. Два новые рассказа из быта духовенства // Вятские епархиальные ведомости. 1905. № 13. С. 720.
103 ЦГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 179, 180, 184.
Автор, аннотация, ключевые слова
Скутнев Алексей Владимирович - канд. ист. наук, доцент, Вятский государственный университет (Киров)
ORCГО ГО: 0000-0003-3016-6805
skutnev@mail.ru
В статье анализируется неопубликованная рукопись воспоминаний об учебе в Вятском духовном училище в первой половине 1880-х гг. Рукопись, автор которой не стал указывать свое имя, впервые вводится в научный оборот. В статье предпринята попытка установить автора воспоминаний и оценить содержащиеся в них сведения о порядках, быте и нравах, существовавших в Вятском духовном училище. Фрагменты рукописи сопоставляются со сведениями об училищной повседневности, содержащимися в опубликованных воспоминаниях других выпускников Вятского духовного училища, которые учились одновременно с автором воспоминаний. Анализ биографических сведений, которые сообщает о себе автор воспоминаний, в совокупности с другими историческими источниками позволил установить, что авторство рукописи принадлежит известному вятскому священнику Якову Федоровичу Мултановскому. Его рукопись не отличается хорошим литературным стилем, небольшая по объему, и повторяет многие сведения, содержащиеся в давно опубликованных и широко известных воспоминаниях выпускников училища. Тем не менее его краткие воспоминания содержат немало интересных и важных фактов, характеризующих училищную повседневность. Кроме того, текст рукописи содержит яркие впечатления автора о его товарищах по учебе и об учителях,
что хорошо раскрывает личность самого автора. В целом рукопись представляет из себя ценный источник личного происхождения для изучения истории не только духовных учебных заведений, но и вообще духовного сословия второй половины XIX в. Наконец, в статье предлагаются объяснения, по каким причинам рукопись так и не была опубликована автором, не была представлена на суд широкой читательской аудитории.
Русская православная церковь, православие, духовное образование, духовное училище, духовная семинария, священнослужитель, повседневность, воспоминания, рукопись, источниковедение.
Author, Abstract, Key words
Aleksey V. Skutnev - Candidate of History, Associate Professor, Vyatka State University (Kirov, Russia)
ORCID ID: 0000-0003-3016-6805
skutnev@mail.ru
The article analyzes an unpublished manuscript of memoirs about studying at the Vyatka Theological School in the first half of the 1880s. The manuscript, whose author failed to identify his name, has been introduced into scientific circulation for the first time. The article attempts to identify the author of the memoirs and evaluate the information contained in them concerning the life, orders and customs that existed in the Vyatka Theological School. Fragments of the manuscript are compared to the data about the school's everyday life found in the published memoirs of other graduates of the Vyatka Theological School, who studied at the same time as the author of the memoirs. The analysis of biographical information that the author of the memoirs reports about himself, in conjunction with other historical sources, allows the author of the article to conclude that the authorship of the manuscript belongs to the famous Vyatka priest Yakov Fedorovich Multanovsky. His manuscript being small in volume and not quite distinguished by a good literary style repeats a lot of facts contained in the long-published and widely known memoirs of the school's graduates. Nevertheless, his brief memoirs contain many interesting and important facts that characterize the everyday life of the school. In addition, the text of the manuscript highlights the author's vivid impressions of his fellow students and teachers, which well reflects the personality of the author himself. As a whole, the manuscript is a valuable source of private character for the study of the history of not only theological educational institutions, but also of the clergy of the second half of the 19th century, in general. Finally, the article offers explanations of the reasons why the manuscript was never published by the author, never finding its way to a wide readership.
Russian Orthodox Church, orthodoxy, theological education, theological school, theological seminary, clergyman, everyday life, memoirs, manuscript, source studies.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Adamov, M.A. Stanovleniye i razvitiye dukhovnykh seminariy Russkoy pravoslavnoy tserkvi XVIII - nachala XX vekov [The Formation and Development of Theological Seminaries of the Russian Orthodox Church in the 18th - Early 20th Centuries.]. Nauchnyye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. Politologiya, 2010, no. 7 (78), pp. 103-110. (In Russian).
2. Burnashev, E.G. Aspekty evolyutsii dukhovnogo obrazovaniya v Tobolskoy eparkhii v XVIII - nachale XX v. [Aspects of the Evolution of Religious Education in the Tobolsk Diocese in the 18th - the Beginning of 20th Centuries.]. Izvestiya Altayskogo gosudarstvennogo universiteta, 2012, no. 4-1 (76), pp. 34-38. (In Russian).
3. Goncharov, S.A. Dukhovnyye uchilishcha kak obrazovatelnyye uchrezhdeniya sistemy religioznogo obrazovaniya v Rossiyskoy imperii: logika vzaimosvyazi osnovnykh opredeleniy ponyatiynoy bazy (XIX - nachalo XX vv.) [Theological Schools as Educational Institutions of the Religious Education System in the Russian Empire: The Logic of the Relationship of the Basic Definitions of the Conceptual Framework (19th - Early 20th Centuries).]. Gumanitarnyye, sotsialno-ekonomicheskiye i obshchestvennyye nauki, 2013, no. 4, pp. 261-264. (In Russian).
4. Goncharov, S.A. Otrazheniye istorii pravoslavnykh dukhovnykh uchilishch Rossiyskoy imperii v dorevolyutsionnykh i sovremennykh issledovaniyakh [The Reflection of the History of Orthodox Theological Schools of the Russian Empire in Pre-Revolutionary and Modern Studies.]. Nauchnyye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. Politologiya, 2013, no. 22 (165), pp. 161-167. (In Russian).
5. Iyerusalimskaya, S.Yu. Dukhovnyye seminarii Verkhnego Povolzhya v pervoy polovine XIX stoletiya [Theological Seminaries of the Upper Volga Region (First Half of the 19th Century.]. Uchenyye zapiski Petrozavodskogo gosudarstvennogo universiteta, 2016, no. 3 (156), pp. 22-29. (In Russian).
6. Leontyeva, T.G. Uchebnyy protsess v dukhovnykh seminariyakh Rossii XIX veka po vospominaniyam vypusknikov [The Educational Process in the Theological Seminaries of Russia of the Nineteenth-Century Russia in Memories of its Graduates.]. Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya, 2016, no. 3, pp. 4-16. (In Russian).
7. Osipov, A.I. Russkoye dukhovnoye obrazovaniye [Russian Theological Education.]. Zhurnal Moskovskoy patriarkhii, 1998, no. 3, pp. 52-61. (In Russian).
8. Pavlova, O.S. Dukhovnyye seminarii i uchilishcha v kontse XIX -nachale XX vekov na putyakh reform (istoricheskiy opyt Ufimskoy dukhovnoy seminarii) [Theological Seminaries and Schools in the Late 19th - Early 20th Centuries on the Pathway to Reforms.]. Kultura. Dukhovnost. Obshchestvo, 2015, no. 16, pp. 87-91. (In Russian).
9. Popova, A.D. Aleksandrovskaya modernizatsiya v glazakh predstaviteley
dukhovnogo sosloviya [Alexander II' Reforms through the Eyes of the Clergy.]. Vestnik Ryazanskogo gosudarstvennogo universiteta imeni S.A. Esenina, 2017, no. 4 (57), pp. 28-37. (In Russian).
10. Simora, V. Nravstvennoye sostoyaniye i problemy vospitaniya uchashchikhsya dukhovnykh seminariy na rubezhe XIX - nachala XX vv. (na primere Tverskoy dukhovnoy seminarii) [Priest Moral Status and Problems of Education of Students of Theological Seminaries at the Turn of 19th - Early 20th Centuries (For Example, Tver Theological Seminary).]. Vestnik pravoslavnogo Svyato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriya 4: Pedagogika. Psikhologiya, 2016, no. 1 (40), pp. 75-86. (In Russian).
11. Sushko, A.V. Dukhovnyye seminarii v Rossii (do 1917 g.) [Theological Seminaries in Russia (before 1917)]. Voprosy istorii, 1996, no. 11-12, pp. 107114. (In Russian).
12. Valeyev, E.N. M.G. Khudyakov i Vyatskaya uchenaya arkhivnaya komissiya [M.G. Khudyakov and the Vyatka Scientific Archival Commission.]. Uchenyye zapiski Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Gumanitarnyye nauki, 2009, vol. 151, no. 2-2, pp. 118-125. (In Russian).
13. Vytnov, V.K. K voprosu o razvitii dukhovnogo obrazovaniya v Donskoy eparkhii pri arkhiyepiskope Platone (Gorodetskom) v 1867 - 1877 gg. [On the Question of the Development of Theological Education in the Don Diocese under Archbishop Platon (Gorodetsky), 1867 - 1877.]. Aktualnyye voprosy tserkovnoy nauki, 2019, no. 1, pp. 182-185. (In Russian).
(Monographs)
14. Sushko, A.V. Dukhovnyye seminarii v poreformennoy Rossii (1861 -1884 gg.) [Theological Seminaries in Post-Reform Russia (1861 - 1884).]. St.-Petersburg, 2010, 254 p. (In Russian).
DOI: 10.54770/20729286 2023 1 50
