CC BY
296
(---
5
л итературоведение
К.Р. Шарафутдинова
Портретная деталь в экспозиции романов «Анна каренина» л.н. толстого и «Мадам Бовари» Г. Флобера: рецептивно-нарратологические стратегии
на основе анализа использования деталей в экспозиции романов «Анна каренина» толстого и «Мадам Бовари» Флобера исследуются особенности формирования одной из фаз нарратологического сюжета, горизонта читательских ожиданий, обусловленные сходством и различием решаемых художественных задач. Ключевые слова: нарратологический сюжет, портретная деталь, экспозиция, рецептивные установки, вектор читательского восприятия, горизонт ожидания.
Нам представляется актуальным подойти к сопоставлению романов Толстого и Флобера с позиций современной нарратологии и принципов рецептивно-эстетического подхода, изучения функции деталей при построении интриги и отображении точки зрения нарративного высказывания, в процессе формирования читательского восприятия, горизонта читательских ожиданий. В рамках статьи мы сосредоточим внимание на экспозиции как структурном элементе, обнаруживающем стратегию каждого из повествователей и романистов.
В экспозиции к первой части романа Толстой акцентирует внимание читателей на том, что определяет статус счастья и счастливой семьи. Анна Каренина - любящая жена, мать. Муж Анны богат, у нее есть друзья. Анне не о чем мечтать, все, чего желают другие, у нее есть. Изображаемое благополучие подспудно готовит читателя к распаду гармонии, выступает как избыточное, а потому мнимое.
литературоведение
Флобер же, напротив, в экспозиции к роману акцентирует внимание читателей на том, что Эмма выросла в монастыре на романтической литературе. Социальный статус персонажей, их положение в обществе, их предыстория существенно различны.
Рассмотрим, как с помощью портретных деталей выстраиваются нарративные стратегии в сюжете романов Флобера «Мадам Бовари» и Толстого «Анна Каренина».
В экспозиции к действию Толстой рисует следующую сцену: - Да, мы все время с графиней говорили, я о своем, она о своем сыне, - сказала Каренина, и опять улыбка осветила ее лицо... [3, с. 68]. Толстой описывает речевое поведение Анны, и эта деталь настраивает читателя на то, что будет описана заботливая мать и жена. Деталь задает определенный вектор дальнейшего развития нарративного сюжета.
Этот лейтмотив счастья постепенно усиливается. Рисуя встречу Долли и Стивы, Толстой снова использует не авторское описание, а диалог: Долли, услыхав шум платья, обернулась. Рядом стояла Анна: - А ты сияешь счастьем и здоровьем! - сказала Долли почти с завистью [Там же, с. 72].
Описывая эмоциональное состояние страдающей Долли, Толстой показывает, что душевное благополучие, которым обладает Анна, проявляется вовне. Используя портретную психологическую деталь, передавая впечатление, а не само выражение зависти на лице Долли, Толстой дает понять читателям, что Анна до знакомства с Вронским была счастлива.
Читательские установки в экспозиционных сценах к роману ориентированы на восприятие гармоничного облика Анны. Использование «сценического» приема объективирует изображение.
Число участников сцены расширяется, входит мотив появления ребенка как одного из критериев в оценке искренности ее участников: - Боже мой, Таня! Ровесница Сереже моему, - прибавила она (Анна. - К.Ш.), обращаясь ко вбежавшей девочке. Она взяла ее на руки и поцеловала. -Прелестная девочка, прелесть! Покажи же мне всех [Там же]. Деталь взяла ее на руки и поцеловала указывает на то, что Анне небезразличны и дети Долли, и она сама. Анна приехала помочь ей помириться со Стивой, а не позлословить, как другие дамы ее круга.
В экспозиции к роману Толстой стремится создать облик героини, который вызывал бы у всех читателей симпатию. Она готова прийти на помощь, умеет искренне сочувствовать чужому горю, лишена зависти, черствости, злости. Однако совсем не таким рисовался образ Анны в первоначальных набросках: «По первому наброску облик будущей Анны нарисован в непривлекательном виде - ее внешность, манеры не рас-
полагают к ней читателя, и разговоры об Анне в обществе закрепляют отрицательное впечатление. “Она дурно кончит”, “она дурно кончила” -говорят о женщине, в манерах которой проскальзывает вульгарность, а в одежде что-то “вызывающе дерзкое”» [1, с. 814]. «В нескольких вариантах, извлеченных из рукописей, хронологически предшествующих первой попытке печатания романа, подчеркивается еще религиозное ханжество Анны» [4, с. 597]. Именно «таким рисовался сначала обаятельный в будущем образ героини» [1, с. 814].
Эмма Флобера принадлежит к другой среде, другому социальному кругу, у нее другое воспитание, у создавшего ее автора другие художественные цели. В экспозиции романа, сюжетной линии, связывающей ее с Шарлем, писатель рисует сцену, содержащую множество деталей, среди них особенно значима следующая: Comme il etait presque vide, elle se renversait pour boire; et, la tete en arriere, les levres avancees, le cou tendu, elle riait de ne rien sentir, tandis que le bout de sa langue, passant entre ses dents fines, lechait a petits coups le fond du verre1 [6, с. 47]. Благодаря «описательным» деталям les levres avancees (вытягивая губы), le cou tendu (кончиком языка), lechait a petits coups le fond du verre (едва касалась дна), Флобер создает читательскую установку, направленную на то, чтобы персонаж воспринимался в сниженном регистре. Автор акцентирует внимание читателей на том, что, хотя Эмма и получила образование в монастыре, она ведет себя вульгарно. Флобер, используя портретные детали, с самого начала показывает, что в натуре Эммы особую роль играет физиологическое начало.
Флобер описывает разговор Шарля и Эммы, акцентируя внимание на взгляде, звучании голоса, на внешних проявлениях бессознательного: ... sa voix etait claire, aigrn, ou se couvrant de langueur tout a coup, trainait des modulations qui finissaient presque en murmures, quand elle se parlait a elle-meme, - tantot joyeuse, ouvrant des yeux na'ifs, puis les paupieres a demi closes, le regard noye d’ennui,la pensee vagabondant2 [Там же, с. 48-49]. Здесь детали вводят новую читательскую установку: Эмма, несмотря
1 Рюмка была почти пустая, и, чтобы выпить, Эмме пришлось откачнуться назад; запрокидывая голову, вытягивая губы и напрягая шею, она смеялась, оттого что ничего не ощущала во рту, и кончиком языка, пропущенным между двумя рядами мелких зубов, едва касалась дна [5, с. 49].
2 В зависимости от того, о чем именно она говорила, голос ее делался то высоким и звонким, то внезапно ослабевал, и, когда она рассказывала о себе, постепенно снижался почти до шепота, меж тем как лицо ее то озарялось радостью, и она широко раскрывала свои наивные глаза, а то вдруг мысль ее уносилась далеко, и она смотрела скучающим взглядом из-под полуопущенных век [5, с. 50].
Филологические
науки
литературоведение
на свою пошлость, мечтательна, наивна, в ней живут некие, не вполне сознаваемые ею импульсы, ожидания, ощущения.
Проследим, как портретная деталь в дальнейшем вписывается в нарративные стратегии, выстраивает их.
Положительный образ Анны в романе Толстого «Анна Каренина» вскоре изменится, а читательские установки, которые описаны в экспозиции к роману, будут по-новому выстраивать развитие интриги. Читатель, тем не менее, не будет забывать свои первые впечатления от встречи с Анной.
В сцены-диалоги, выполняющие роль экспозиции, Толстой вводит важнейший в структуре романа мотив - измены и прощения. Долли стала рассказывать Анне о своем горе. - О нет, я понимаю! Понимаю, милая Долли, понимаю, - говорила Анна, пожимая ее руку [3, с. 72]. И здесь возникает вопрос, который уходит далеко в будущее, которого еще не знают герои: Долли спрашивает Анну о том, смогла бы она простить измену или нет. - Не знаю, не могу судить.... Нет, могу, - сказала Анна, подумав; и, уловив мыслью положение и взвесив его на внутренних весах, прибавила:
- Нет, могу, могу, могу. Да, я простила бы [Там же, с. 76]. Трижды повторенное «могу» говорит о цели, которую преследует Анна - примирить Долли с мужем, в то же время выстраивает очень отдаленную перспективу, связанную уже с судьбой самой Анны.
Деталь пожимая руку настраивает на восприятие Анны как человека сочувствующего, готового прийти на помощь, искренне сострадающего чужому горю. Говоря Долли о том, что она смогла бы простить измену, Анна лукавит. Деталь, передающая голос (Анна говорит с остановками, на это указывает многоточие), объясняет вдумчивому читателю, что Анна все-таки способна солгать, но только когда это, по ее мнению, необходимо. В восприятии читателей возникает образ почти идеальной героини. Вектор читательского восприятия ориентирован на создание образа положительного героя, на выработку глубокой читательской симпатии к героине.
Экспозиция переплетает впечатления, вводит в новых контекстах уже встречавшиеся имена, так естественно и как будто непроизвольно возникает имя Вронского: - Словом, герой, - сказала Анна, улыбаясь и вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции. Примечателен тот факт, что при встрече Анны с Вронским на станции в черновых редакциях «... задавленный поездом был молодой человек в пальто с собачьим воротником и в лиловых штанах. Но затем молодой человек заменен был старым мужиком в сапогах. Какой-то чиновник рассказывал, что тот, кто убит, сам бросился, когда стали отводить поезд. В ответ на чье-то заме-
чание, что смерть была мгновенная, Анна спрашивает: “Мгновенная?”» [4, с. 589].
В окончательном тексте романа останется лишь одна фраза: Дурное предзнаменование [3, с. 70]. Благодаря мастерски замененной портретной детали Толстым, исчезает мгновенно возникнувшее чувство тревоги, и читатели, точно так же, как и Анна, находятся в неведении относительно того, что произойдет.
В каждом эпизоде Толстой выделяет значимую портретную деталь: ... Однако, славу богу, Стива долго остается у Долли в кабинете, - прибавила Анна, переменяя разговор и вставая, как показалось Кити, чем-то недовольная [Там же, с. 77].
Еще до того, как Каренина встретится с Вронским на балу, Толстой с помощью детали чем-то недовольная вводит некий диссонанс, нечто мелькнувшее, еще не осознанное героиней, но уже пробивающееся на поверхность - отношение Анны к Вронскому. Анна симпатизирует ему, но почему-то чем-то недовольная меняет тему разговора.
Вдумчивый читатель, благодаря расставленным акцентам - рецептивным установкам, используемым описательным и психологическим деталям, понимает, что недовольство Анны неслучайно. Она чувствует, что что-то произошло в их взаимоотношениях с Вронским еще при первом знакомстве. Толстой не договаривает, и это создает дополнительную притягательность развертывающейся интриге.
На балу Анна ближе знакомится с Вронским. Толстой создает в экспозиции романа двойной «треугольник»: это не только Анна - Вронский -Каренин, но и Анна - Вронский - Кити, поскольку и Анна, и Кити влюблены в молодого графа.
Драматизм ситуаций основан на акцентировке косвенных признаков:
- Кити, ты не танцуешь мазурку?
- Нет, нет, - сказала Кити дрожащим от слез голосом [Там же, с. 88]. Деталь дрожащим от слез голосом создает психологический подтекст сцены. Он углубляется на основе пересечения сюжетных линий Анны и Кити с центром притяжения в лице Вронского.
Этот центр притяжения существенно меняет поведение участников интриги. Анна подзывает к себе Кити: Кити испуганно смотрела на нее, подходя... Но, заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другою дамой [Там же, с. 69].
В черновых набросках при описании этой сцены отмечалось не только равнодушие Анны, но и желание унизить Кити: «Унижение ее (Кити) довершается тем, что Анна, сначала по ходу фигуры подозвавшая к себе
Филологические
науки
литературоведение
одну даму и Кити, затем, спохватившись, прищурившись, виновато сказала: “ Мне нужно одну, кажется одну и равнодушно отвернулась от вопросительного взгляда Кити ”» [4, с. 608].
В окончательном варианте текста сцена эта изменена, но тем не менее Анна ведет себя не так, как ожидает читатель. Толстой описывает поведение Анны, используя всего лишь одну портретную деталь весело заговорила с другою дамой, но эта деталь полностью меняет вектор читательского восприятия. В образе Анны возникают отрицательные черты: она отворачивается от Кити, смеется и разговаривает с другой дамой, в то время как Кити испытывает душевные муки. Каренина не может не догадываться о том, что ее поведение ранит Кити, но она ничего не хочет замечать.
- А вы решительно едете завтра? - спросил Вронский на балу.
- Да, я думаю, - отвечала Анна, как бы удивляясь смелости его вопроса; но неудержимый дрожащий блеск глаз и улыбки обжег его, когда она говорила это [3, с. 90].
Скрупулезно подбирая портретные детали (детали-впечатления, детали-реакции, детали-состояния), Толстой использует «световые» эффекты - блеск, обжег - как первые знаки того огня, который принесет катастрофу. Каренина начнет совершать поступки, о которых прежде даже не осмелилась бы и подумать.
Толстой выстраивает эпизоды как ряд следующих друг за другом сцен, важных с точки зрения формирования нарративного сюжета.
В сюжет вторгается случай, он значим с точки зрения развертывания интриги. Возвращаясь в Петербург, Анна встречает в поезде Вронского: Я не знала, что вы едете. Зачем вы едете? - сказала она, опустив руку, которою взялась было за столбик. И неудержимая радость и оживление сияли на ее лице [Там же, с. 69]. Анна не представляет еще себе, как в дальнейшем будут выстраиваться ее взаимоотношения с Вронским, но его внимание заставляет Каренину испытывать чувство, граничащее со счастьем. Испытываемое героиней счастье как будто оправдывает Анну в глазах читателя.
Поезд, встреча с мужем, с знакомыми - звенья новой интриги. Анна, вернувшись домой, испытывает странные чувства по отношению к мужу: Все-таки он хороший человек, правдивый, добрый и замечательный в своей сфере, - говорила себе Анна, вернувшись к себе, как будто защищая его пред кем-то, кто обвинял его и говорил, что его нельзя любить [Там же, с. 119] и к сыну: И сын, так же, как и муж, произвел в Анне чувство, похожее на разочарование [Там же, с. 114]. Толстой здесь если не всезнающий, то всевидящий писатель.
Но испытываемые эмоции проходят мгновенно, оказавшись дома, Анна вскоре обо всем забудет1: Она рада была, что не поехала никуда и так хорошо провела этот вечер. Ей так легко и спокойно было, так ясно она видела, что все, что ей на железной дороге представлялось столь значительным, был только один из обычных ничтожных случаев светской жизни и что ей ни пред кем, ни пред собой стыдиться нечего [3, с. 117].
Перед сном Анна, раздевшись, ... вошла в спальню, но на лице ее не только не было того оживления, которое в бытность ее в Москве так и брызгало из ее глаз и улыбки: напротив, теперь огонь казался потушенным в ней или где-то далеко припрятанным [Там же, с. 119]. Повествователь не стремится проникнуть в то, что скрыто от самих героев.
Читательские установки усложняются, меняются от эпизода к эпизоду: безусловно положительные, привлекательные качества героини заменяются незнакомыми чертами, требуют от читателя размышления, переоценки происходящего.
Портретные детали, передающие эмоциональное состояние Анны, создают новый горизонт ожидания, подсказывают вдумчивому читателю, что в дальнейшем произойдет нечто, что разрушит семейное благополучие Анны.
Семейное же благополучие Эммы разрушится совершенно по другой причине. И это просматривается уже в экспозиции романа: Elle se demandait s’il n’y auraitpas eu moyen, par d’autres combinaisons du hasard, de rencontrer un autre homme; et elle cherchait a imaginer quels eussent ete ces evenements non survenus, cette vie differenet2 [6, с. 93]. Используя портретные детали (эмоциональные), Флобер подготавливает читателей к тому, что жизнь Эммы изменится. Писатель еще не рисует измены, но подготавливает свою героиню и читателя к ней. Создается читательская установка, направленная на то, что Эмма может и готова изменить своему мужу. Она, дочь фермера, воспитанная в монастырском пансионе, на романтической литературе, сформировала в своем сознании образ идеального возлюбленного.
1 Обращает на себя внимание изменение отношения Анны не только к родным, но и к знакомым. В черновых редакциях «говорится о том, что Бетси, навестив Анну после ее возвращения из Москвы, рассказала ей “кучу новостей светских, браков, ухаживаний”. И к этому добавлено: “В этих рассказах и разговорах Анна уже совершенно нашла себя. Особенно новость, что N выходит за Б, живо заняла ее ”» [4, с. 597]. В окончательном варианте текста Толстой изменит в описываемой сцене отношение Анны к Вронскому.
2 Она пыталась представить себе, как бы происходили эти несовершившиеся события, как бы сложилась эта совсем иная жизнь, каков был бы этот неведомый ее супруг [5, с. 68].
Филологические
науки
литературоведение
Бал в замке Вобьессар позволяет увидеть несоответствие между тем, что грезится Эмме, и тем, что ее окружает: ... et sans cesse les yeux d’Emma revenaient d’eux-memes sur ce vieil homme a levres pendantes, comme sur quelque chose d’extraordinaire et d’auguste. Il avait vecu a la Cour et couche dans le lit des reines!1 [6, с. 103].
Портретные детали (описание старика и взгляда Эммы) - контрастно противопоставлены. Они расширяют вектор читательского восприятия. Эмма не только мысленно рисует другую жизнь с другим мужем, но и дорисовывает в своем воображении идеал жизни, к которому не приблизится никогда. Благодаря установкам, формируемым с помощью портретных деталей, Флобер с каждым новым штрихом дополняет образ Эммы, показывая истоки трагедии. Эмма наблюдает в замке другую жизнь, к которой стремится мысленно. И старик с отвисшими губами становится священным символом этой жизни. В этой детали находит проявление позиция повествователя, его оценочное отношение к героине.
После бала Эмма возвращается домой и надеется на то, что их с Шарлем будут приглашать на светские мероприятия, на которых она будет блистать. Но время остановилось. Флобер рисует мир, в котором ничего не происходит, и это ведет к депрессии: ... en effet, si soigneuse autrefois et delicate, elle restait a present des journees entieres sans s’habiller, portait des bas de coton gris, s’eclairait a la chandelle2 [Там же, с. 137]. Внешние портретные детали помогают понять внутреннее состояние Эммы. Ей, мечтающей о приключениях и сильных страстях, жизнь с Шарлем опостылела до такой степени, что она теперь носит серые бумажные чулки.
Флобер меняет «дислокацию» своих героев, чтобы вернуть их к исходной точке. Еще до того, как чета Бовари переедет, Флобер подготавливает читателя к переменам. Эмма пытается изменить свою жизнь не только мысленно, но и физически. Флобер формирует это ожидание у читателя.
Детали у Толстого и Флобера динамичны, они формируют горизонт читательских ожиданий. Динамичность деталей позволяет читателям настраиваться не только на определенный способ рецепции, но и воспринимать новое произведение в двойном ракурсе: в более узком горизонте своих литературных ожиданий и в широком горизонте своего собственного жизненного опыта.
1 Этот вислогубый старик невольно притягивал к себе взгляд Эммы, как будто перед ней было что-то величественное, необыкновенное. Подумать только: он жил при дворе, он лежал в постели королевы! [5, с. 72].
2 ... прежде Эмма тщательно следила за собой, а теперь по целым дням ходила неодетая, носила серые бумажные чулки, сидела при свечке [5, с. 86].
Сопоставление экспозиции романов «Анна Каренина» и «Мадам Бова-ри» позволяет заметить: стратегии реалиста Толстого более многовектор-ны, субъективно нюансированы, ориентированы на дальнюю перспективу разработки сложнейшей психологической проблематики, у Флобера не столь многозначны, выверены в пределах единого вектора оценки повествователем изображаемых событий.
Библиографический список
1. История создания романа «Анна Каренина» // Толстой Л.Н. Анна Карени-
на / Под общ. ред. В.А. Жданова и Э.Е. Зайденшнура. Сер. «Литературные памятники». М., 1970. С. 803-833.
2. Мережковский Д. Л.Н. Толстой и Достоевский // Вечные спутники. М., 1995.
3. Толстой Л.Н. Анна Каренина / Под общ. ред. В.Г. Черткова // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. в 90 т. Т. 18. М., 1935.
4. Толстой Л.Н. Анна Каренина. Черновые редакции и варианты / Под общ. ред. В.Г. Черткова. М., 1939.
5. Флобер Г. Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. М., 1983.
6. Flauber G. Madame Bovary. Paris, 1929.
Филологические
науки
