УДК 821.1б1.1.
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР Г. ФЛОБЕРА В РОМАНЕ В. В. НАБОКОВА «КОРОЛЬ, ДАМА, ВАЛЕТ»
© Е. В. Егорова
Московский педагогический государственный университет Россия, 119435 г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.
Тел/факс: +7 (499) 246 5712.
E-mail: [email protected]
Статья посвящена поиску и анализу элементов художественного мира французского писателя Г. Флобера во втором русскоязычном романе В. В. Набокова «Король, дама, валет». Большую часть работы занимает сопоставление идей и образов набоковского текста с романом «Госпожа Бовари», который являлся для Набокова одним из главных образцов стилистического совершенства. Помимо этого, для анализа привлечен материал писем Флобера Луизе Коле, лекция Набокова о Флобере и его собственный перевод отрывка из французского романа.
Ключевые слова: художественный мир Г. Флобера, пародия, подражание, «адюльтерная интрига», музыкальная модель, «роман-вальс», автоматизм, «структуры»
("mouvements ”), тема слоев, трансформация.
«Гоголь назвал «Мертвые души» поэмой; роман Флобера тоже поэма в прозе, но лучше построенная, с более плотной и тонкой фактурой» [1, с. 249],- так определял В. В. Набоков роман «Госпожа Бовари» в «Лекциях по зарубежной литературе». Г. Флобера автор лекций считал непревзойденным мастером мировой литературы. Он называл его в числе немногих писателей, кому сам подражал, что для Набокова выглядело скорее исключением, чем правилом. Даже о ценимом им Д. Джойсе сказано так: «...я не думаю, что, за вычетом поверхностных нововведений, Джойс пошел сколько-нибудь дальше Флобера» [1, с. 237].
Цель настоящей работы - соотнесение сюжетно и образно схожих романов «Госпожа Бовари» и «Король, дама, валет» в контексте типологического сходства художественных систем Флобера и Набокова в целом. Интересно проследить, как восприятие Набоковым Флобера могло сказаться на структуре его раннего романа. Лекция о Флобере была прочитана гораздо позже берлинского периода творчества русского писателя. Однако изначальное представление о французском классике и читательская любовь к «Госпоже Бовари» не могли не повлиять на ранние тексты Набокова.
Роман «Король, дама, валет», действие которого происходит в Германии, очень цитатен: его образы коррелируют с творениями многочисленных русских и, в особенности, европейских писателей. З. Шаховская считала эту книгу написанной с целью «пробиться в переводы» [2, с. 55]. Действительно, сюжет адюльтера многократно использовался всемирно известными авторами и мог быть востребован читающей публикой по всему миру. Исследователи творчества Набокова отмечали влияние на поэтику произведения романов и повестей Ф. Стендаля, Л. Толстого, И. Бунина, Л. Андреева, полотен М. Шагала и т.д. Сам Набо-
ков в «Лекциях по зарубежной литературе» добавляет к этому списку О. де Бальзака, Т. Драйзера и Д. Джойса. «Г оспожа Бовари» как некий катализатор создания книги постфактум упомянута в предисловии автора к американскому изданию: «...Мои симпатичные маленькие подражания «Госпоже Бовари», которых хорошие читатели не могут не заметить, являются сознательной данью Флоберу» [3, с. 66]. Подобное признание писательского поклонения французскому мастеру слова - достаточно веское основание для поиска общих образов и мотивов в двух романах. «Припоминаю, что припоминал, когда писал одну из сцен, как Эмма пробиралась на заре к замку своего любовника по невозможно ненаблюдательным глухим переулкам, ибо даже Омэ клюет носом» [3, с. 66],- вот одна из параллелей, которую раскрывает перед читателем сам создатель. Такое саморазоблачение дало основание англоязычным литературоведам А. Филду, Л. Клэнси, Л. Токер и Дж. В. Конноли рассматривать роман «Король, дама, валет» как некую пародию на «Госпожу Бо-вари». К примеру, Клэнси замечает частность: сестру Франца зовут Эмми [4, с. 27], что явно указывает на флоберовскую героиню.
Но ориентация на Флобера не сводится только к пародийному использованию текста «Госпожи Бовари». Сопоставлять произведения необходимо по многим параметрам: текст французского романа «разлит» в русском. Так, писатель М. Осоргин отмечал в романе «Король, дама, валет» «адюльтерную интригу», социальную критику и сатиру. Набоков в лекции о флоберовском романе прямо указывает на сюжет адюльтера. Образ Омэ там же определен сатирически. Герои романа Набокова -немецкие обыватели; персонажи «Госпожи Бовари» - французское мещанство. Русский писатель обстоятельно проясняет значение термина «мещан-
ство» применительно к Флоберу: «...У Флобера слово «bourgeois» значит «мещанин», то есть человек, сосредоточенный на материальной стороне и верящий только в расхожие ценности» [1, с. 199]. Таковы и Марта, и Драйер, и Франц. «Марта Драйер - решительная, расчетливая и распутная - движима страстью к обладанию и богатством своего мужа, и телом своего любовника, таким образом объединяя «деньги и постель» [5, с. 601],- такими словами характеризует Марту американский исследователь Дж. В. Конноли. А о героине Флобера Набоков говорит так: «Эмма Бо-вари неглупа, чувствительна, неплохо образованна, но душа у нее мелкая: обаяние, красота, чувствительность не спасают ее от рокового привкуса мещанства» [1, с. 205]. Он считает одной из главных ее отрицательных черт «деревенскую прижимистость» [1, с. 205]. Обе героини косвенно погибают из-за денег: Эмма - не имея сил и средств расплатиться с долгами, Марта - покусившись на прибыль от нового предприятия Драйера.
Критик и богослов русского зарубежья К. Зайцев в статье «Защитный цвет» так писал о романе Набокова: «...С исключительным стилистическим блеском автор воспроизводит абсолютное ничтожество и бессодержательность жизни» [6, с. 35]. Почти в тех же словах лектор Набоков определит флоберовских героев. Например, юного любовника Эммы Леона назовет «тщеславным ничтожеством, которому лестно иметь любовницей настоящую даму» [1, с. 205], тщательно классифицирует все пороки Омэ и откажет всем, кроме Шарля, в способности любить. Набоковский Франц, похожий на Леона, столь же ничтожен в проявлении чувств. «... Читателям он не интересен ни в каком отношении» [7, с. 39],- так о Франце писал Осоргин. К концу романа этот герой сравнивает Марту с жабой: она опротивела ему, как Леону и Родольфу Эмма. Лишь Драйер, подобно Шарлю, к финалу осознает свою глубокую привязанность к Марте.
Оценки набоковского романа кажутся различными, диаметрально противоположными. Однако ни один рецензент не обходит вниманием форму повествования. Ю. Айхенвальд отмечал в романе «приметливость по отношению к внешнему миру» и «изумительное чувство вещи» [8, с. 35]. М. Сло-ним говорил о «стилистической сгущенности» [9, с. 36]. Именно эти характеристики Набоков ставил в заслугу Флоберу, критерием стилистического совершенства определяя мировое значение художника. Приступая к лекции, он прямо заявляет: «Рассматривать роман мы будем так, как желал бы этого Флобер: с точки зрения структур (он называл их mouvements), тематических линий, стиля, поэзии, персонажей» [1, с. 198]. Набоков выделяет в романе так называемые структуры: «исходную тематиче-
скую линию: тему слоев, или слоеного пирога» [1, с. 200], включающую в себя детальное описание каскетки Шарля, свадебного фруктового пирога, гроба Эммы и т.д., в т.ч. композиционно соотносит изображения свадебного и похоронного кортежей. Он в порядке хронологии располагает влюбленности Эммы, выделяет особый флоберовский метод контрапункта, отмечает в качестве удачного технического приема структурный переход - «плавные и изящные переходы от одного предмета к другому внутри одной главы» [1, с. 226]. А также сосредоточивается на символике синего цвета, особенностях пейзажных описаний, лейтмотивах, в частности, связанных с лошадьми; подробно анализирует синтаксис и пунктуацию романа.
В письме Луизе Коле Флобер так характеризовал свой писательский метод: «Проза должна стоять с начала до конца прямо, как стена, украшения которой идут от самого фундамента, и чтобы в перспективе была видна большая сплошная линия» [10, с. 289]. Автору «Госпожи Бовари» был необходим геометрический порядок, который способствует наибольшей спаянности формы и содержания, в его понимании, гарантии соразмерности. Особое внимание к формальным приемам объединяет художественные системы обоих писателей. Можно говорить и о заимствовании русским автором формального метода Флобера.
В обоих романах автор объективирован. «Никакой лирики, никаких размышлений, личность автора отсутствует» [10, с. 164] - эта знаменитая формула Флобера столь же близка и Набокову, хотя русский писатель в письме близкому другу, видному американскому критику Эдмунду Уилсону, декларативно заявлял: «Мой творческий метод не имеет ничего общего с флоберовским» [11, с. 173]. В данном случае такое отмежевание от писательской манеры французского классика можно посчитать одной из множества мистификаций, предложенных Набоковым для осмысливания и разгадки современникам и будущим читателям.
В разборе флоберовского романа Набоков весьма проницателен: замечает то, что неочевидно, глубоко запрятано автором в подтекст. Лектор сам находит в романе загадки, сам же и решает их. «Нужно сказать, что Шарль последовательно выполняет служебную - в подлинно роковом смысле слова - функцию, то знакомя Эмму с будущими ее любовниками, то помогая дальнейшим их встречам» [1, с. 230-231],- писал Набоков о герое Флобера. Ту же функцию выполняет в его романе Драйер, предоставляя Франца Марте, оставляя их наедине, воспринимая их отношения как игру, в которую сам же и играет. И этот последний мотив -то новое, что привносит Набоков в свой роман по сравнению с Флобером. Он движется именно в
этом, «игровом», направлении. Меняет ракурсы, переставляет акценты, играя флоберовскими фигурками на своей шахматной доске.
Такая игра коснулась и портретного сходства героинь. «...У нее такая голова - пробор посередке и сзади шиньон» [12, с. 147],- сказано о Марте. А вот описание прически Эммы: «Тонкая линия прямого пробора, едва заметно поднимавшаяся вверх соответственно строению черепа, разделяла ее волосы на два темных бандо...», «сзади же они сливались в пышный шиньон» [13, с. 44] (перевод Н. Любимова). В романе этот пассаж еще длиннее: “Ses cheveux, dont les deux bandeaux noirs semblaient chacun d’un seul morceau, tant ils etaient lisses, etaient separes sur le milieu de la tete par une raie fine, qui s’enfongait legerement selon la courbe du crane ; et, laissant voir a peine le bout de l’oreille, ils allaient se confondre par derriere en un chignon abundant, avec un movement onde vers les tempes...” [14, с. 48]. Описывая прическу Марты, Набоков будто бы собирает характерные особенности Эммы, создавая лаконичный, но узнаваемый образ. В романе сказано, что Франц не ожидал, что у Марты так уложены волосы, и был весьма удивлен. И эта ситуация имеет своеобразную первооснову в романе Флобера. «Такой прически сельскому врачу никогда еще не приходилось видеть» [13, с. 44] (“le medecin de campagne remarqua la pour la premiere fois de sa vie”) [14, c. 48],- передает состояние Шарля французский писатель. Кстати, Набоков уделял особое внимание этому портрету в лекции, оговаривая, что «прическа эта переведена всеми переводчиками до того отвратительно, что необходимо привести верное описание, иначе ее правильно себе не представишь» [1, с. 207]. Писатель сам переводил соответствующее место произведения, что дополнительно подчеркивает его зачарованность «чувственностью впечатления» от описания прически Эммы, которое он и трансформирует в собственном тексте. Приведем этот практически дословный, в традициях Набокова, перевод с авторскими комментариями курсивом: «Ее черные волосы разделял на два бандо, так гладко зачесанных, что они казались цельным куском, тонкий пробор, слегка изгибавшийся согласно форме ее черепа (смотрит молодой врач) ; и бандо оставляли открытыми только мочки ушей (мочки, а не «верхушки», как у всех переводчиков: верх ушей, разумеется, был закрыт гладкими черными бандо), а сзади волосы были собраны в пышный шиньон...» [1, с. 207].
Французская исследовательница Нора Букс полагает, что в основе книги Набокова лежит музыкальная модель. Роман «Король, дама, валет» определен ею как «роман-вальс», т.е. «литературное произведение, написанное в танцевальном жанре» [15, 44]. Заглавие его - «тройной счет
вальса» [15, с. 44]. Вальс - немецкий танец, что вполне соответствует месту действия романа. Одна из центральных тем набоковского произведения - автоматизм души и тела человека. Танец, являясь хореографической запрограммированностью, отвечает этой теме. Одновременно же он являет собой имитацию любовной игры. «Танец в романе - метафора любовной страсти» [15; с. 45],-пишет Н. Букс, видя здесь сознательную ориентацию автора на «симфоническую» композиция «Петербурга» А. Белого. Тема танца проходит через весь роман. Так, Марта тяготится тем, что ее муж не умеет и никогда не научится танцевать. Соотнося Марту с Эммой, увидим, что того же стыдится и флоберовская героиня, в свою очередь, плохо вальсирующая. Марта учит танцевать Франца; виконт - госпожу Бовари. Урок танца здесь метафорически замещает подготовку к измене. Бал же, предполагая частую смену партнеров, символизирует адюльтер. После тура вальса с госпожой Бовари тот же виконт танцует с дамой, умеющей хорошо вальсировать, что является его символической «изменой» Эмме с опытной в любовных делах женщиной. Процесс обучения Франца передан так: «... Прямая, стройная, но искусственная поступь, которой она [Марта] учила его, поработила его всецело» [12, с. 228]. Вальс, в романе Флобера служащий своеобразной репетицией измены, получает у Набокова дополнительный смысл, становясь неким приглашением к преступлению, также его репетицией. «...Она, запыхавшись и чуть не упав, на мгновение склонила голову ему на грудь» [13, с. 76] (“elle faillit tomber, et, un instant, s’appuya la tete sur sa poitrine”) [14, c. 96],- этим жестом соглашательства Эмма принимает будущий путь адюльтера. «И Марта уже улыбалась, уже прижималась виском к его виску, зная, что он с ней заодно, что он сделает так, как нужно» [12, с. 238],- в похожем жесте героини Набокова реализуется негласное соглашение убить своего мужа совместно с танцующим рядом любовником.
Франц и Эмма в танце - обучаемые, что дает основание сближать не только женские и мужские персонажи романов попарно: Марту и Эмму,
Франца и Леона. Речь здесь идет о множественных соответствиях. Еще пример: Франц, как и Эмма,-провинциал, мечтающий об успехе в столице.
Свой последний танец Марта исполняет в одиночестве в курортном ресторане. «Танец Марты трансформируется в смерть» [15, с. 46],- замечает Букс. То же можно сказать об Эмме Бовари. Ее неудача в танце на балу и почти падение от усталости предрекают будущее несчастье в любви и раннюю смерть.
Значимый образ романа «Госпожа Бовари» -слепой старик. Это второстепенная фигура, появ-
ляющаяся перед Эммой во время совершения измен и перед смертью. Своей непристойной песней он пророчит ей гибель. Так и происходит: именно под напеваемый им музыкальный мотив госпожа Бова-ри умирает. В набоковском произведении похожим персонажем является сумасшедший фокусник Ме-нетекелфарес, сосед Франца, следящий за изменами Марты. К финалу Франц и его подруга надоедают старику, и он хочет их кем-нибудь заменить, что также определенным образом подготавливает трагический исход романа. Весь мир произведения может оказаться лишь игрой воображения сумасшедшего старика, подобно тому как мир флоберовской книги целиком укладывается в песню слепого - сниженный вариант биографии Эммы Бовари.
Изображение смерти обеих героинь стилистически сходно. Современники высоко оценили мастерство Набокова в описании предсмертного состояния Марты. «Дивно изображены болезнь героини, ее предсмертный бред и смерть» [8, с. 37],-пишет Ю. Айхенвальд. А. В. Амфитатров называл Набокова «жестким натуралистом... французской школы», «до «золаизма» включительно»
[16, с. 36]. Упоминание «французской школы» здесь неслучайно - Флобер своими натуралистическими описаниями мог повлиять и на Э. Золя. Описание смерти Эммы сугубо натуралистично и отталкивающе. Хотя заметно, что Набоков в своем романе идет по пути смягчения флоберовского натурализма в пользу акцентировки абсурдности и полной нереализованности притязаний как в жизни, так и в момент смерти своей героини. Так, Марта в предсмертном бреду видит себя богатой женой Франца, Драйер же кажется ей умерщвленным. Но об этой мечте, которой так и не суждено было сбыться, никто не догадывается. Жизнь же распоряжается противоположным образом: Драй-ер в отчаянии не отходит от постели жены, Франц страстно желает смерти Марты, дабы вместе с ней погибла тайна их незаконной любви.
Заканчиваются оба романа сходным «растворением» главных героев во второстепенных персонажах. Автор как бы уводит читателя с места действия, возвращая в толпу людей. «Барышне в соседнем номере показалось спросонья, что рядом, за стеной, смеются и говорят все сразу несколько подвыпивших людей» [12, с. 305] - такова финальная фраза романа Набокова. Флобер столь же характерно завершил повествование описанием удачливости вездесущего мещанина Омэ. «Недавно он получил орден Почетного легиона» [13, с. 332] (“II у1еП ёе гесеуо1г 1а сго1х ё’Ьоппеиг”) [14, с. 479] - вот ироническая оценка величия обывателя в мире пошлости. Герои-обыватели погибли, но те же обыватели остались, и их истории, скорее всего, не столь заниматель-
ны. Только на их фоне Эмма и Марта возвышаются, обретая статус героинь романа.
Проблема автоматизма в набоковском романе решается на всех уровнях. Это и образы манекенов, и восприятие персонажами друг друга как не способных эволюционировать, и отсутствие душевных движений и подлинных переживаний. Марта, пока только готовя убийство мужа, уже представляла его недвижным трупом в течение более чем половины романного времени. Он видел ее холодным изваянием всю супружескую жизнь. Парадоксально, но, погибая, Марта оживает, меняется, освобождается от автоматизма, в то время как, умирая, «Эмма, с распущенными волосами, уставив в одну точку расширенные зрачки, приподнялась, точно гальванизированный труп» [13, c. 312] (“Emma se releva comme un cadaver que l’on galvanise, les cheveux dёnouёs, la prunelle fixe, bёante”) [14, c. 449]. Флобер подчеркивает автоматизм настигающей героиню смерти описанием карающего ее механизма любовной страсти. Во время танца с виконтом «на нее вдруг нашел столбняк, она остановилась» [13, c. 7б] (“une torpeur la prenait, elle s'arreta”) [14, с. 9б]. Тогда она была в экстатическом состоянии, предвещавшем дальнейшие греховные влюбленности. Любовь, с помощью которой она хотела освободиться от рутинности, автоматизма, вместо свободы довела ее до предела - превратила в труп. Марта же жила подобно механизму, превращая в него окружающих - мужа и Франца. А они, в свою очередь, поступали с ней так же. Смерть только на мгновение, разрушив все замыслы героини, доказала ей, что в жизни противоестественно быть автоматом: в силу многогранности и непредсказуемости жизни это излишне простой путь.
Романы «Госпожа Бовари» и «Король, дама, валет» объединяет похожая сюжетная схема, сходные образы героев, в частности, портретное сходство героинь, стилистическая безупречность, тщательная работа с композицией, особое внимание к вещному миру, некоторые значимые темы и мотивы: танца, автоматизма, власти денег и т. д. Однако указанные свойства не исчерпывают целиком романа Набокова, сложность проблематики и структуры которого предполагает лишь частичную, подспудную ориентацию на художественный мир Флобера. Разработка темы преступления, изображение марионеточности жизни, обрисовка «неподвижных идей» героев, гротескные образы и хитроумные жизненные ходы - именно эти составляющие наиболее акцентированы в романе русского писателя. И они, скорее, являются трансформацией идей и мотивов А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского, нежели Г. Флобера. Но тема адюльтера требовала от Набокова нового осмысления, и здесь Л. Толстой и Г. Флобер для него яви-
лись лучшими учителями. Нельзя утверждать, что Набоков в своих произведениях оспаривал Флобера, как, например, Достоевского. Мир романа «Госпожа Бовари» органично вплетен в канву набоковского повествования. Смещены акценты: герои Набокова по сравнению с флоберовскими более жестоки, точнее, по-звериному хищны и готовы убить ради собственной выгоды. Но они и в большей мере куклы, которыми играют точно такие же куклы, а всеми вместе - столь же безжалостная, как и герои, Судьба. И если Эмма сама выбирает себе смерть, хотя ее и вынуждают обстоятельства, то за Марту, думающую, что она способна выбрать за другого, все определяет слепой Случай. Пусть он заслуженно карает ее, но, однако, не дает ей почувствовать ни любви к жизни, ни раскаяния, ни даже возможности понять, как Эмме, что пришла смерть. Набоков в этом направлении идет намного дальше Флобера. Он еще более запутывает своих героев, на каждом шагу ловко расставляя капканы, чтобы до последнего предела погрузить расчетливых обывателей в сферу иррационального.
ЛИТЕРАТУРА
1. Набоков В. Лекции по зарубежной литературе. СПб.: «Азбука-классика», 2010. 512 с.
2. Шаховская З. В поисках Набокова; Отражения. М.: Книга, 1991. 316 с.
3. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу романа «Король, дама, валет» II В. В. Набоков: Pro et contra. Антология. Т. 1. СПб.: РХГИ, 1997. С. б3-бб.
4. Clancy L. The novels of Vladimir Nabokov. London, 1984. P. 21-33.
5. Конноли Дж. В. Король, дама, валет. Пер. К. Тверинович I
B. В. Набоков: Pro et contra. Антология. Т. 2. СПб.: PXГИ, 2001. C. 599-б18.
6. Зайцев К. Защитный цвет I Россия и славянство. 1929. 23 марта. II Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии. М.: Новое литературное обозрение, 2000. б81 c.
7. Осоргин М. Рецензия на роман «Король, дама, валет». Берлин: Руль. 1928. II Классик без ретуши. М.: НЛО, 2000. б81 c.
8. Айхенвальд Ю. Рецензия на роман «Король, дама, валет». Берлин: Слово, 1928. II Классик без ретуши. М.: НЛО, 2000. б81 c.
9. Слоним М. Молодые писатели за рубежом. Воля России. 1929. №10I11. II Классик без ретуши. М.: НЛО, 2000. б81 c.
10. Флобер Г. О литературе, искусстве, писательском труде. Письма. Статьи. Т.1. М.: Худож. лит., 1984. 520 с.
11. Мельников Н. «Каждый писатель должен быть немного волшебником...» II Иностранная литература. М.: 2010, №1.
C. 81-219.
12. Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5-ти томах. Т.2. СПб.: «Симпозиум», 1999. 784 c.
13. Флобер Г. Собрание сочинений в 3-х томах. Т. 1. М.: Ху-дож. лит., 1983. б23 c.
14. Flaubert G. Madame Bovary. M.: Editios du progres, 1974. 504 c.
15. Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце: О русских романах Владимира Набокова. М.: НЛО, 1998. 208 c.
16. Амфитеатров А. В. Рецензия на роман «Король, дама, валет». Новое время. 1929. 23 мая. II Классик без ретуши. М.: НЛО, 2000. б81 c.
Поступила в редакцию 08.10.2010 г.