©ВЗЭРЫАЯ СТАТЬЯ
УДК 616.379-008.64+616.12-008.46
ПОРАЖЕНИЕ ОРГАНОВ-МИШЕНЕЙ У БОЛЬНЫХ С ХРОНИЧЕСКОЙ СЕРДЕЧНОЙ НЕДОСТАТОЧНОСТЬЮ И САХАРНЫМ ДИАБЕТОМ ТИПА 2: ЕСТЬ ЛИ ОСОБЕННОСТИ?
М. Е. Стаценко, С. В. Туркина, Н. Н. Шилина,
Л. В. Полетаева, С. В. Фабрицкая, Б. А. Лемперт
Волгоградский государственный медицинский университет, кафедра внутренних болезней педиатрического и стоматологического факультетов
В обзоре отражены патогенетические предпосылки и особенности формирования поражения органов-мишеней: сердца, почек, печени при хронической сердечной недостаточности, сочетающейся с сахарным диабетом типа 2.
Ключевые слова: хроническая сердечная недостаточность, сахарный диабет, поражение органов-мишеней, инсулинорезистентность, окислительный стресс, хроническое системное воспаление, липо- и глюкозотоксичность.
LESION OF TARGET ORGANS IN PATIENTS WITH CHRONIC HEART FAILURE AND DIABETES MELLITUS TYPE 2: ARE THERE ANY SPECIFICS?
M. E. Statsenko, S. V. Turkina, N. N. Shilina,
L. V. Poletayeva, S. V. Fabritskaya, B. A. Lempert
The review considers pathogenetic predisposing factors and specifics of the development of lesion in target organs — the heart, liver, kidneys — in patients with chronic heart failure combined with diabetes mellitus type 2.
Key words: chronic heart failure, diabetes mellitus, lesion of target organs, insulin resistance, chronic systemic inflammation, lipo- and glucose toxicity.
Основной причиной хронической сердечной недостаточности (ХСН) является ишемическая болезнь сердца (ИБС) в сочетании с артериальной гипертензией (АГ) или без нее. Однако сахарный диабет типа 2 (СД) является фактором риска, существенно ухудшающим течение и прогноз ХСН [1, 48]. Особенностью развития, формирования и прогрессирования ХСН ишемического генеза у пациентов с СД типа 2 является сочетание у них факторов риска ишемической и не ишемической природы. По данным проведенного 20летнего исследования Wang J., с соавторами (2010), риск развития ХСН у лиц с метаболическим синдромом (МС) и СД возрастает в 1,45—1,74 раза и опосредован присутствием при этих состояниях множественных факторов кардиоваскулярного риска [58]. Отмечены статистически значимые корреляции между такими компонентами МС, как нарушение гликемии натощак [глюкоза плазмы натощак (ГПН) < 6,1 мммоль/л, Hazards ratio (HR) 1.46 или ГПН > 5,6 ммоль/л, HR 1.62)]; артериальная гипертензия ([(АД > 140/90 мм рт. ст. или прием антигипертензивных препаратов, HR 1.89)]; центральное ожирение [(окружность талии > 94 см у мужчин и > 80 см у женщин, HR 1.49), (окружность талии >102 см у мужчин и > 88 см у женщин, HR 1.48)], ожирение
[(индекс массы тела > 30 кг/м2, HR 1,79)]; и низкий уровень холестерина липопротеинов высокой плотности (ХС ЛПВП) [(<1,03 ммоль/л у мужчин и <1,29 ммоль/л у женщин, HR 1.55)]. Присутствие метаболических нарушений — инсулинорезистентности (ИР), гипергликемии (ГГ), избытка свободных жирных кислот (СЖК) и избыточного числа свободных радикалов, хронического системного воспаления (ХСВ)), диабетической нейропатии, активации тканевой ренин-ангиотензин-альдостеро-новой системы (РААС) может лежать в основе формирования ХСН, даже в отсутствии у них ишемической природы поражения [51,36, 37]. А сочетание «ишемического» и «метаболического» компонентов, участвующих в развитии патогенетического каскада у больных с ХСН и СД типа 2 повреждения сопровождается не только более тяжелыми структурно-функциональными расстройствами со стороны сердца, но и в формировании поражения других органов-мишеней (почек, печени, сосудов) у этой категории пациентов [28]. Кроме того, имеют место взаимоотягощающие кардиоренальные, гепа-токардиальные и гепаторенальные взаимоотношения.
Безусловно, прогрессирование ХСН у больных, перенесших инфаркт миокарда, сопровождается изменениями структуры и функции сердечно-сосудистой
12
Выпуск 1 (49). 2014
системы, которые являются сначала компенсаторными, а затем становятся патологическими [16]. Однако одним из ключевых факторов, определяющих особенности формирования структурно-функциональных кардиальных нарушений у больных с СД типа 2 и связывающим абдоминальное ожирение (АО), нарушение толерантности к глюкозе, артериальную гипертензию, дис-липидемию и ХСН служит ИР, которая является центральным механизмом эволюции СД типа 2 [4, 40]. Статистически значимая зависимость между величиной индекса HOMA и развитием ХСН была продемонстрирована в крупномасштабных клинических исследованиях RESOLVD (Randomized Evaluation of Strategies for Left Ventricular Dysfunction pilot study), в котором высокий индекс HOMA ассоциировался с развитием симп-томной систолической сердечной недостаточности [51]. Более того, ИР и ХСН являются реципрокными состояниями. С одной стороны, показано, что ИР сопровождается формированием структурно-функциональных нарушений со стороны сердца, с другой — при ХСН наблюдается статистически значимое (на 58 %) снижение чувствительности тканей к инсулину, которая ухудшается параллельно прогрессированию ХСН. Присутствие «инсулинорезистентной кардиомиопатии» у пациентов с ХСН ишемической этиологии и СД может обуславливать ряд важных клинических условий: повышать чувствительность к гипертоническому повреждению, увеличивать риск смерти после инфаркта миокарда и после реваскуляризирующих манипуляций [27]. ИР является одним из факторов, усугубляющим формирование кардиоренального синдрома у больных с сопутствующим СД. Так, в работе Сагиновой Е. А. с соавторами (2011) [10] отмечены достоверные прямые корреляции между индексом НОМА и альбуминурией, снижением скорости клубочковой фильтрации СКФ. Исследования, проведенные нами, свидетельствуют о том, что при одинаковом функциональном классе (ФК) классе ХСН у больных с сопутствующим СД типа 2 по сравнению с пациентами с ХСН без СД типа 2 достоверно чаще втречается диастолическая дисфункция сердца, неблагоприятные типы ремоделирования (эксцентрическая и концентрическая гипертрофия) левого желудочка, имеются более значимые изменения почек, о чем свидетельствует достоверное снижение СКФ, увеличение распространенности клинически значимого снижения фильтрационной функции почек (СКФ < 60 мл/мин/1,73 м2), истощенный функциональный почечный резерв и более высокий уровень альбуминурии [13].
Клиническими формами поражения печени при ХСН ишемического генеза являются застойная гепато-патия, ишемический гепатит, кардиальный фиброз и цирроз печени [15]. В основе формирования поражении печени при СД типа 2 — неалкогольной жировой болезни печени (НАЖБП) (стеатоз, стеатогепатит, фиброз) — лежат иные патогенетические механизмы и, прежде всего, феномен ИР В работе Kimura Y с соавторами (2011) отмечено, что у всех больных НАЖБП
наблюдается постпрандиальная гиперинсулинемия [39], а итогом пятилетнего наблюдения за 4954 больными без НАЖБП и СД типа 2 Rhee E. J. с соавторами (2011) стал вывод о том, что в группе с высокой базовой и тощако-вой гиперинсулинемией в 2,5 чаще формируется НАЖБП [46]. Отмечено, что НАЖБП статистически значимо ассоциирована как с печеночной ИР так и с ИР жировой и периферических тканей [47]. Данные собственных исследований демонстрируют, что у всех пациентов с ХСН и СД типа 2 с НАЖБП отмечаются достоверно более высокие уровни индекса НОМА, по сравнению с пациентами с ХСН при сопоставимом ФК ХСН [14].
Одним из важных патогенетических механизмов поражения сердца у пациентов с «ишемической» ХСН является активация процессов свободно-радикального окисления (СРО) [3, 6]. Продукты СРО запускают апоптоз кардиомиоцитов и оказывают прямой отрицательный инотропный эффект [31], увеличивают проницаемость мембран кардиомиоцитов, повышают внутриклеточное содержание кальция и нарушают растяжимость миокарда [6]. Продемонстрирована статистически значимая корреляционная связь между тяжестью ХСН, определяемой по уровню мозгового натрий-уретичес-кого пептида (МНУП) и выраженностью окислительного стресса, а также фракцией выброса левого желудочка (ФВ ЛЖ) и интенсивностью СРО [2]. Сочетание ХСН с СД типа 2, как заболевания, сопровождающегося выраженной активацией перекисного окисления липидов (ПОЛ) может предопределять особую роль окислительного стресса (ОС) в развитии структурно-функциональных нарушений сердечной мышцы у этой категории больных. Отмечено, что классические факторы риска развития сосудистых заболеваний — дислипидемия, АГ, а также гипергликемия, присущая СД, запускают процессы перекисного окисления с одной стороны, с другой, при наличии ишемического повреждения процессы окисления протекают более активно [33]. В работе Gonzalez-Vilchez F., с соавторами (2005) показано, что клинической особенностью ХСН у больных с СД типа 2 является формирование преимущественно концентрической гипертрофии левого желудочка и развитие фиброза сердечной мышцы с дальнейшей прогрессией диастолической дисфункцией (ДД), что связывают с особенностями протекания процессов СРО у пациентов с ХСН и СД типа 2 [32]. По данным наших исследований, отмечено высокое содержание как первичных, так и вторичных продуктов липопероксидации — диеновых коньгатов и малонового диальдегида, а также дисбаланс активности антиоксидантных ферментов — повышение активности супероксиддисмутазы и снижение активности каталазы; отмеченные изменений были более выражены в группе пациентов с наличием автономной кардиальной нейропатии [12]. Снижение активности каталазы коррелировало с ФК ХСН.
Не вызывает сомнений факт важной роли ОС в формировании поражения почек у больных как с ХСН ишемического генеза, так и при поражении почек, опос-
Выпуск 1 (49). 2014
13
редованном СД. По данным литературы, при хронической болезни почек (ХБП) ОС потенцирует негативное влияние 8-оксо-ОН — деоксигунозина, белков, конечных продуктов окисления глюкозы и липидов низкой плотности, опосредует их провоспалительные эффекты на адгезивные и активационные свойства лейкоцитов, а также развитие повреждения эндотелиальных клеток почек [21]. Кроме того, рассматривается роль ОС в качестве стимулятора активации провоспалительных цитокинов интерлейкина-1 (ИЛ-1), интерлейкина-6 (ИЛ-6) и фактора некроза опухоли альфа (ФНО-а), оказывающих повреждающее действие на тубулярные и интерстициальные клетки почек, что сопровождается нарушениями секреции ренина и образования ангиотензина.
Усиление процессов ПОЛ сопутствует развитию структурных аномалий в гепатоцитах и последующее уменьшение продукции АТФ в них, параллельное с увеличением числа свободных радикалов [22], модулирующих цитолитические процессы и прогрессирование фиброза гепатоцитов. По данным наших исследований, у пациентов с ХСН и СД типа 2 и ультразвуковыми признаками стеатоза печени и высоким расчетным индексом стеатоза (ИСП) печени отмечена значительная интенсификация процессов ПОЛ, а уровень диеновых коньгатов коррелировал с активностью аланино-вой аминотрансферазы (АЛТ) и ИСП [14]. Кроме того, в этом же исследовании отмечено статистически значимое увеличение содержания таких провоспалительных цитокинов, как ИЛ-1,6, ФНО-а, коррелирующего с активностью АЛТ. Развитие фиброгенеза при НАЖБП, по-видимому, протекает параллельно с активацией кардиального фиброза [62], что ассоциируется с высокой кардиоваскулярной смертностью у этих пациентов [26].
Одним из возможных патогенетических механизмов, определяющих особенности формирования структурно-функциональных нарушений со стороны сердца у больных с нарушениями углеводного обмена может являться синдром «липотоксичности» (ЛТ) [55], который в настоящее время рассматривается как важный самостоятельный патогенетический механизм, способствующий утяжелению и прогрессированию ХСН ишемического генеза у пациентов с СД типа 2 [35]. Основным источником ЛТ является избыточное количество СЖК, высвобождающихся при активации липолиза в условиях ИР и обладающих потенциалом токсичности и реализующих метаболические нарушения в органах-мишенях: печени, сердце, почках, сосудах, поджелудочной железе, мышцах [59, 57]. СД типа 2 ассоциирован с высоким содержанием триглицеридов (ТГ) и СЖК, что в условиях гипергликемии сопровождается избыточным поступлением липидов в кардиомиоциты [44]. В эксперименте показана роль ТГ в формировании фиброза кардиомиоцитов, увеличивающего частоту формирования, прежде всего, ДД. При наличии хронической ишемии миокарда активируются как фибробласты, так и эндотелиальные клетки, повышается синтез коллагена, что приводит к фиброзу как инфарцированных,
так и неинфарцированных участков миокарда, увеличению «жесткости» миокарда или регидности его стенок [4], что, при ХСН, как правило, характерно для пациентов пожилого и старческого возраста. Сочетание ХСН и СД типа 2 увеличивает частоту формирования сердечной недостаточности с сохранной фракцией выброса и определяет более раннее и частое формирование ДД у этой категории пациентов (ДД определяется у 52 % пациентов [46]. Внутрисердечное накопление ТГ, СЖК и их метаболитов характеризуется формированием в широком смысле слова «кардиальной липотоксичности» [50, 56], которая манифестируется гипертрофией кардиомиоцитов, миокардиальным фиброзом с повышенным содержанием экстрацеллюлярного матрикса в интерстиции стенки желудочков, интерстициальным склерозом, появлением жировой ткани в интерстиции и нарушениями микроциркуляторного русла, формированием зон интерстициального склероза с разобщенными кардиомиоцитами (КМЦ) со сниженным диаметром и дегенеративными изменениями. Проведенные нами исследования свидетельствуют, что параметры, характеризующие липидный обмен, были значимо хуже у больных с ХСН и СД типа 2 по сравнению с пациентами с ХСН без СД. Установлена тесная взаимосвязь показателей липидного обмена и функционального состояния почек у больных с ХСН и СД типа 2 [13].
В ряде клинических исследований было продемонстрировано, что накопление ТГ в кардиомиоцитах у больных с ХСН и СД типа 2 коррелируюет со стеато-зом печени [41]. Увеличение поступления СЖК в печень, снижение скорости b-окисления СЖК в митохондриях печени, а также повышенный синтез жирных кислот в митохондриях печени, которые являются высокоактивным субстратом ПОЛ, по мнению Pessoyre D. и соавторов (2000) [18], способствуют запуску внутриклеточной выработки митохондриями субстанций ОС, вызывающих индукцию цитокинов, FAS-лигандов и, в итоге, воспаление и некроз гепатоцитов, развитие фиброза печени [20, 21]. Кроме того, повышенное содержание СЖК и ТГ в гепатоците коррелирует с формированием феномена «ЛТ» на уровне гепатоцита [58]. «Печеночная липотоксичность» рассматривается ключевым фактором усиления печеночной ИР, активации фиброгенеза в клетках Ито [54]. Следует отметить и еще один неблагоприятный результат «печеночной липотоксичности» — нарастание в крови содержания атерогенных форм липопротеинов низкой и очень низкой плотности, способствующих развитию и прогрессированию атеросклеротического процесса [25]. В настоящее время присутствие НАЖБП рассматривается как фактор, усугубляющий метаболические расстройства, течение как СД, так и болезней сердца и сосудов, выступая как независимый предиктор сердечно-сосудистых заболеваний [7, 34].
Феномен глюкозотоксичности (ГТ) является едва ли не самым изученным патогенетическим механизмом, участвующим в формировании поражения микро- и
14
Выпуск 1 (49). 2014
макрососудистого русла и органных нарушений у больных с нарушениями углеводного обмена. Описаны механизмы, сопровождающие ГТ на уровне инсулинзависимых тканей, включающие активацию окислительного стресса [38], повышение образования глюкозы в глюкокиназном пути биосинтеза [60], активацию протеинкиназы С [53], синтез избыточного количества конечных продуктов гликирования (КПГ) [45], что приводит к повреждению эндотелия, опосредующего образование фибронектина и коллагена IV типа. Кроме того, накапливаются липиды, которые пролиферируют гладкомышечные клетки, что в конечном итоге приводит к снижению эластичности сосудистой стенки и нарушает функционирование миокарда [9]. Отмечены отрицательные эффекты ГТ на сократительную функцию кардиомиоцитов, опосредованные влиянием на Са2/кальмоду-лин зависимую протенкиназную реакцию, определяющую содержание вне и внутриклеточного кальция в кардиомиоците [49], а также энергетические процессы в миокарде [52]. Отмечено, что степень нарушения диастолических свойств миокарда прямо зависит от уровня гликированного гемоглобина, отражающего степень гликирования белков миокарда [43] и отложения коллагена в миокарде с его фиброзом [30].
Установлено, что гипергликемия запускает синтез компонентов матрикса (коллагена, протеогликанов, фибронектина и др.) в различных участках нефрона. Этот эффект реализуется через протеинкиназу С, продукты гликирования, окислительный стресс, фиброгенные факторы роста и цитокины [4, 29].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Хотелось бы отметить важную роль нарушений автономной регуляции сердца в формировании нарушений структурно-функциональных параметров сердца у пациентов с ХСН и СД типа 2. Наличие автономной кардиальной нейропатии (АКН) у больных с СД типа 2 ассоциировано с развитием ДД и уменьшением прироста фракции выброса левого желудочка, парасимпатическая дисфункция — с диастолическим дефицитом. Отмечена взаимосвязь между АКН и выраженностью гипертрофии ЛЖ. По данным наших исследований [11], имеет место наличие достоверной взаимосвязи нарушений вегетативной регуляции сердца, тяжести АКН у больных с ХСН и СД типа 2 и структурно-функциональными параметрами сердца: статистически значимым увеличением индекса массы миокарда ЛЖ, увеличением частоты псевдонормальной стадии ДД, частоты выявления неблагоприятных типов ремоделирования ЛЖ по мере утяжеления проявлений АКН.
Таким образом, поражение органов-мишеней у пациентов в такой часто встречаемой коморбидной ситуации как ХСН и СД типа 2 имеет свои патогенетические особенности, опосредованные наличием синдромов инсулинорезистентности, липо-, глюкозотоксичности, кардиальной симпатической дисрегуляции. Следует отметить, что сердце, почки, печень, сосудистое русло —
не только пассивные органы-мишени при ХСН и СД типа 2, но и активные участники дезадаптивного ремоделирования: при их поражении происходит дальнейшее нарастание риска сердечно-сосудистых осложнений, а их функциональное состояние оказывает значимое влияние на прогноз и исход ХСН [17, 23, 21].
ЛИТЕРАТУРА
1. Агеев Ф. Т., Даниелян М. О., Мареев В. Ю. и др. // Журнал сердечная недостаточность. — 2004. — № 5 (1). — С. 4—7.
2. Арзамасцева Н. Е., Ланкин В. З., Коновалова Г. Г. и др. // Бюллетень экспериментальной биологии и медицины. — 2007. — № 143 (2). — С. 166—170.
3. Беленков Ю. В., Привалова Е. В., Данилогорская Ю. А. и др. // Kardiol serdecno-sosud hir. — 2009. — № 1. — С. 4—9.
4. Драпкина О. М., Смирин В. И., Ивашкин В. Т // Фар-матека. — 2010. — № 15. — С. 61—65.
5. Желнов В. В., Павлова И. Ф., Симонов В. И. и др. // Кардиология. — 1993. — № 5. — С. 12—14.
6. Иванов С. Г., Ситникова М. Ю., Шляхто Е. В. // Кардиология СНГ. — 2006. — № 4. — С. 267—270.
7. Мельниченко Г. А., Елисеева А. Ю., Маевская М. В. // РЖГГК. — 2012. — № 21 (2). — С. 45—53.
8. Палаткина Л. О., Корнеева О. Н., Драпкина О. М. // Кардиоваскулярная терапия и профилактика. — 2012. — № 11 (6). — С. 91—94.
9. Панченко Е. П. // Сердце. — 2004. — № 3 (1). — С. 10—12.
10. Сагинова Е. А, Галлямов М. Г, Северова М. М. и др. // Терапевтический архив. — 2011. — № 6. — С. 47—53.
11. Стаценко М. Е., Туркина С. В., Шалаева С. С. и др. // Терапевтический архив. — 2013. — № 85 (10). — С. 23—29.
12. Стаценко М. Е., Туркина С. В., Шалаева С. С. и др. // Вестник Волгоградского государственного медицинского университета. — 2012. — № 4. — С. 46—49.
13. Стаценко М. Е., Фабрицкая С. В., Туркина С. В. и др. // Сердечная недостаточность. — 2010. — № 4. — С. 206—212.
14. Стаценко М. Е., Туркина С. В. // Архив внутренней медицины. — 2013. — № 3 (11). — С. 63—69.
15. Стаценко М. Е., Туркина С. В., Косивцова М. А. // Клиническая медицина. — 2013. — № 5. — С. 59—64.
16. Сторожаков Г. И., Эттингер О. А. // Сердечная недостаточность. — 2005. — № 6. — С. 28—32.
17. Сукманова И. А., Яхонтов Д. А., Поспелова Т. И. и др. // Цитокины и воспаление. — 2010. — № 3. — С. 45—51.
18. Функциональное состояние почек и прогнозирование сердечно-сосудистого риска. Российские рекомендации разработаны Комитетом экспертов Всероссийского научного общества кардиологов и Научным обществом нефрологов России // Кардиоваскулярная терапия и профилактика. — 2008. — № 7 (6), прил. 3. — 41 с.
19. Pessayre D., Mansouri A., Fromenty B. Non alcoholic
steatohepatitis: potential causes and pathogenic
mechanisms. In: Hepatology 2000. Falk symposium 117. Kluwer Academic publishers, 2000. — P. 57—76.
20. Allen Larry A., Felker G. Michael, et al. // European Journal of Heart Failure. — 2009. — Vol. 11. — P 170—177.
21. Bataller R., Schwabe R. F., Choi Y. H., et al. // J. Clin. Invest. — 2003. — Vol. 112 (9). — C. 1383—1394.
Выпуск 1 (49). 2014
15
22. Bongartz Lennart G., Cramer Maarten Jan, Doevendans Pieter A., et al. // European Heart Journal. — 2005. — P 26611-26617.
23. Bugianesi E., Gastaldelli A.,Vanni E., et al. // Diabetologia. — 2005. — Vol. 48. — P. 634—642.
24. Cowie M. R., Komajda M., Murray-Thomas T., et al. // Eur. Heart J. — 2006. — Vol. 27 (10). — P 1216—1222.
25. Day C. P. // Best Practise & Research Clinical Gastroenterology. — 2002. — Vol. 16. — P 663—678.
26. Donnelly K. L, Smith C. I., Schwarzenberg S. J., et al. // J Clin Invest. — 2005. — Vol. 115. — P 1343—1351.
27. Ekstedt M. // The Liver Meeting. — 2013. — Nov. 1—5, Washington.
28. Fang Zhi You, Prins Johannes B., Marwick Thomas H. // Diabetic Cardiomyopathy. — 2004. — Vol. 25 (4). — P. 543—567.
29. Filippos K. Triposkiadis, John Skoularigis. // Current Heart Failure Reports. — 2012. — Vol. 9 (4). — P 354—362.
30. Forbes J. M., Fukami K., Cooper M. E. // Exp Clin Endocrinol Diabet. — 2007. — Vol. 115, № 2. — P 69—84.
31. Galderisi Maurizio // J Am Coll Cardiol. — 2006. — Vol. 48. — P 1548—1551.
32. Giordano F J. // J Clin Invest. — 2005. — Vol. 115. — P. 500—508.
33. Gonzalez-Vilchez F., Ayuela J., Ares M., et al. // Int J Cardiol. — 2005. — Vol. 101. — P 53—58.
34. Griendling K. K., FitzGerald G. A. // Circulation. — 2003. — Vol. 108. — P 1912—1916.
35. Hamaguchi M., Kojima T., Takeda N., et al. // World J Gastroenterol. — 2007. — Vol. 13 (10). — P 1579—1584.
36. Hesselink Matthijs K. C., Mensink M., Schrauwen P // Immun., Endoc. & Metab. Agents in Med. Chem. — 2007. — Vol. 7. — P 3—17.
37. Ingelsson E., Sundstrom J., Arnlov J., et al. // JAMA. — 2005. — Vol. 294. — P 334—341.
38. Ingelsson E., Arnlov J., Sundstrom J., et al. // J. Am .Coll. Cardiol. — 2005. — Vol. 46. — P 2054—2060.
39. Kawahito S., Kitahata H., Oshita S. // World J Gastroenterol. — 2009. — Vol. 15 (33). — P 4137—4142.
40. Kimura Y., Hyogo H., Ishitobi T., et al. // Journal of Gastroenterology and Hepatology. — 2011. — Vol. 26. — P. 517—522.
41. Kostis J. B., Sanders M. // Am J Hypertens. — 2005. — Vol. 18. — P 731—737.
42. Lindsey Jason B., Marso Steven P // Journal of the American College of Cardiology. — 2008. — Vol. 52 (22). — P. 1800—1802.
43. Marchesini G., Brizi M., Bianchi G., et al. // Diabetes. — 2001. — Vol. 50. — P 1844—1850.
44. Markuszewski L., Grycewicz T., Pietruszynski R., et al. // Pol Merkur Lekarski. — 2006. — Vol. 21 (121). — P 8—11.
45. Miles J. M., Nelson R. H. // Horm Metab Res. — 2007. — Vol. 39 (10). — P. 726—729.
46. Misciagna G., De Michele G., Trevisan M. // Curr Pharm Des. — 2007. — Vol. 13. — P 368—369.
47. Redfield M. M., Jacobsen S. J., Burnett J. C., et al. // JAMA. — 2003. — Vol. 289. — P 194—202.
48. Rhee E. J., Lee W. Y, Cho Y. K., et al. // Am J Med. — 2011. — Vol. 124 (1). — P 69—76.
49. Roger Veronique L., Go Alan S., Lloyd-Jones Donald M., et al. // Circulation. — 2011. — Vol. 123. — P 18—209.
50. Rong-Huai Zhang, Haitao Guo, Machender R., et al. // Experimental Diabetes Research Volume. — 2012, Article ID 829758, 11 pages/doi:10.1155/2012/829758.
51. Schaffer J. E. // Curr Opin Lipidol. — 2003. — Vol. 14. — P 281—287.
52. Suskin N., McKelvie R. S., Burns R. J., et al. // Eur. Heart J. — 2000. — Vol. 21. — P 1368—1375.
53. Suskin N., McKelvie R.S., Burns R.J., et al. // Eur Heart J. — 2000. — Vol. 21. — P 1368—1375.
54. Tang W. H., Cheng W. T, Kravtsov G. M., et al. // American Journal of Physiology. — 2010. — Vol. 299 (3). — P. 643—653.
55. Thompson C. S. // Curr Pharm Des. — 2008. — Vol. 14. — P 309—324.
56. Trauner M., Arrese M., Wagner M. // Biochim Biophys Acta. — 2010. — Vol. 1801 (3). — P 299—310.
57. Unger R. H. // Trends Endocrinol Metab. — 2003. — Vol. 14. — P 398—403.
58. Unger R. H. Lipotoxic diseases. Annu Rev Med. — 2002. — Vol. 53. — P 319—336.
59. Videla Luis A. // World J Hepatol. — 2009. — Vol. 1 (1). — P 72—78.
60. Wang J., Sarnola K., Ruotsalainen S., et al. // Atherosclerosis. — 2010. — Vol. 210 (1). — P 237—242.
61. Weinberg J. M. // Kidney Int. — 2006. — Vol. 70 (9). — P 1560—1566.
62. Yuka Fujimoto, Tracy P. Torres, E. Patrick Donahue, et al. // Diabetes. — 2006. — Vol. 55. — P 2479—2490.
63. Zeisberg M., Kalluri R. // American Journal of Physiology — 2013. — Vol. 304. — P 216—225.
Контактная информация
Стаценко Михаил Евгеньевич — д. м. н., профессор, зав. кафедрой внутренних болезней педиатрического и стоматологического факультетов, Волгоградский государственный медицинский университет, e-mail: [email protected]
16
Выпуск 1 (49). 2014