CC BY
44ВОПРОСЫ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ
УДК 947.07
ПОПЫТКА ВОССТАНОВЛЕНИЯ ПОЛЬШИ ПРИ АЛЕКСАНДРЕ I И ОБЩЕСТВЕННАЯ РЕАКЦИЯ В РОССИИ (НА ПРИМЕРЕ ПОЗИЦИИ Н.М. КАРАМЗИНА)
А.Н. Долгих
В статье рассматриваются причины, побудившие российского императора Александра I в первой четверти XIX в. стремиться к восстановлению Польши, причем в границах XVI в., пусть и под его скипетром, а также реакция на это в России, наиболее ярким выражением которой стала позиция Н.М. Карамзина, выразившаяся в его записке 1819 г. «Мнение русского гражданина».
Ключевые слова: Речь Посполитая, Александр I, Н.М. Карамзин, восстановление Польши, общественное мнение России.
ATTEMPT TO RESTORE POLAND UNDER ALEXANDER'S I REIN AND PUBLIC REACTION IN RUSSIA (ON THE EXAMPLE OF N.M. KARAMZIN'S POSITION)
A.N. Dolgikh
The article discusses the reasons that prompted the Russian Emperor Alexander I in the first quarter of the XIX century the to make an attempt to restore Poland, within the borders of the XVI century, albeit under his scepter. The paper also analyses public reaction to it in Russia, the most vivid expression of which was N. M. Karamzi's position, which he expressed in his note «Opinion of a Russian citizen» (1819).
Key words: Polish-Lithuanian Commonwealth, Alexander I, N. M. Karamzin, restoration of Poland, Russian public opinion.
Одна из важнейших проблем, связанных с эпохой императора Александра I, заключается в невероятных колебаниях этого монарха в политике в разных сферах. Очевидно, что особенностью этого цар-
ствования, о которой в той или иной степени писали мемуаристы и историки, было наличие в его действиях крайне необычных решений, некоторые из которых вошли в жизнь, а другие остались невостребованны-
ми и нереализованными. Здесь: и подготовка проекта российской конституции - Государственной Уставной грамоты, создание и последующий фактический роспуск «надконфессионального» или «экуменистического варианта христианства», или Библейского общества, начало освобождения крестьян без земли в остзейских губерниях и планы его распространения на другие западные территории империи, восстановление норм указа о праве помещиков ссылать крепостных на поселение в Сибирь в 1822 г., создание военных поселений и др., не говоря уже о поведении монарха в связи с его завещанием, что привело к весьма опасному для российского самодержавия декабристскому выступлению [1; 7; 15].
Многие из них в той или иной степени не соответствовали традициям, другие - уже существовавшим реалиям российского государства и общества, являлись настоящими химерами, были часто непродуманными, плохо реализовы-вались на практике и требовали серьезной коррекции со стороны преемников этого монарха и «прино-ровления» их к российским условиям. В некоторых случаях в действиях этого императора, особенно в послевоенный период, когда за ним был шлейф победителя самого Наполеона, имелся налицо прямой
неучет национальных интересов России (по А.С. Пушкину: «...и пуще царь пошел кутить.») [22, с. 211]. Здесь по праву на первое место стоит поставить прямо враждебную России и ее геополитическим интересам идею восстановления Польши, вызвавшую серьезную негативную реакцию внутри страны [31, с. 211]. Данный сюжет не нов для историографии. Только в последние годы по данной тематике появилось несколько работ, в том числе и иностранных историков [6; 23; 29]. Однако отдельные ее аспекты остались не до конца исследованными.
Вообще говоря, внешняя политика всегда была любимой вотчиной Александра I (как и армия с ее «гатчинскими» порядками), и он не терпел вмешательства в эту сферу со стороны своих сотрудников, что заметно еще со времен Негласного комитета. При этом его парадоксальные решения здесь часто не встраивались в некую разумную линию, традиционную для российской внешней политики. Отсюда, по нашему мнению, и необычные для нее назначения на руководящие посты иностранцев, мало связанных с российским обществом и дворянством и служащих лишь ему лично -министров И.А. Каподистрии, К.В. Нессельроде и особенно А.Е. Чарторыского. Не зря позднее об этом будет писать Ф. Энгельс, а
ему впоследствии отвечать -И.В. Сталин [13, т. 1, с. 277-278, 303; 16, с. 113; 26, с. 19; 28, с. 148-149; 31, с. 244-245; 32, с. 14].
Возможно также, что все это было связано с желанием не выпускать из своих рук это понятное ему дело (все же это не экономика, не финансы империи!). Наша точка зрения на дипломатические дарования Александра I далека от эйфорической. Конечно, он все же учился этому искусству в процессе деятельности, и особенно итоги этого обучения стали заметны в эпоху Заграничного похода и Венского конгресса (здесь налицо значительная роль российского монарха в сплачивании антинаполеоновской коалиции и ее конечной победе). Беда только, что император Александр руководствовался часто не прагматическими геополитическими интересами России, а абстрактными идеями и идеалами, среди которых была мечта о восстановлении Польского государства (которую современные польские же историки М. Тымовский, Я. Кеневич и Е. Хольцер называли «неудачной попыткой компромисса») [29, с. 309].
Известно, что император не желал слушать чужих советов, был крайне упрям, часто он действовал здесь как частный человек, а не как государь огромной державы. Поэтому здесь его устраивал, в конеч-
ном счете, лишь такой сотрудник у власти, как А.А. Аракчеев, бывший лишь выдающимся исполнителем его предначертаний, какими бы нереальными и непродуманными они ни были. Его отец Павел также ведь увлекался некими абстракциями вроде Мальтийского ордена, но действия Павла были все же более разумными и позволяющими их трактовать в его пользу, и он не доходил до таких крайностей, как Александр с Польшей [8]. Между тем, в историографии эту эпоху в таком аспекте почти не рассматривали, старались смягчить те или иные формулы.
Почему Александр стремился к воссозданию Польского государства? Что тут преобладало? Либо речь шла о велениях его сердца - в угоду любезной польке, красавице княгине М.А. Четвертинской, главной его жизненной привязанности, либо об обещаниях, данных когда-то другу юности и наперснику, также поляку и явному националисту князю А.Е. Чарторыскому (мать которого именовали «маткой отчизны»). Налицо и присущее ему позерство, желание хорошо смотреться на фоне Европы как восстановителя старинного государства (сугубо личная позиция всеевропейского либерала). Наконец, здесь видны и конкретные внешнеполитические амбиции - зря, что ли воевали, - это (бывшее Вар-
шавское герцогство) трофей, и надо его обустроить, восстановить Польшу как противовес Западу (а чтобы угодить католическому дворянству, воссоздав это государство, да еще в границах XVI в., пусть и под скипетром российского императора, а крестьянству - освободив его от личной зависимости, что частично уже было сделано в Речи Посполитой в конце XVIII в. и при Наполеоне и что начал делать сам император Александр в своих западных губерниях: к этому последнему выводу есть некоторые основания) - трудно сказать точно [13, т. 1, с. 264-265; т. 3, с. 254-281; 29, с. 309].
Князь А.Е. Чарторыский предлагал свою версию действий Александра. По его словам, император «мысленно строил планы, которые ему нравились, но которых нельзя было осуществить в действительности. На этом идеальном фундаменте он возводил целые фантастические замки, заботливо улучшая их в своем воображении», а от некоторых своих «непреодолимых фантазий, которые им овладевали», он «излечивался только после их осуществления». Ему «нравилось пылкое изъявление либерализма, особенно же он был чувствителен к преклонению перед его личностью за его преданность идеям гуманизма». Александру «нравились внешние формы свободы, как нравятся кра-
сивые зрелища; ему нравилось, что его правительство внешне походило на правительство свободное. Но ему нужны были только наружный вид и форма, воплощение же их в действительность он не допускал. Одним словом, он охотно согласился бы дать свободу всему миру, но при условии, что все добровольно будут подчиняться исключительно его воле».
Отмечая «иллюзии и мечтания» и «несбыточные мечты о предполагаемых им реформах», мемуарист обращал внимание и на «принципы правды и справедливости», которые «внушены были» Александру его воспитателем Ц. Лагарпом. Не последнее место здесь занимала и Польша, разделенная при Екатерине II на части и потерявшая свою независимость. В этой связи А.Е. Чарто-рыский отмечал, вспоминая разговор с великим князем Александром в 1796 г., что внук Екатерины «совершенно» не разделял «воззрений и принципов правительства и двора», далеко не оправдывал «политики и поведения своей бабки» и порицал «ее принципы, что его симпатии были на стороне Польши и ее славной борьбы; что он оплакивал ее падение.», что Александр «жалел Польшу и хотел бы видеть ее счастливой». Мемуарист отмечал, что, поощряя в свое время дружеские отношения Александра с ним,
Екатерина II не понимала, что эта «дружба» «утвердит» великого князя «в чувствах», которые императрице «были ненавистны и которых она опасалась, и послужит одним из многочисленных толчков к развитию в Европе идей свободы и к новому -увы, эфемерному - появлению на политической сцене той Польши, которую Екатерина уже считала навеки похороненной». Правда, в дальнейшем сам князь Чарторыский убедился, что от разговоров до дела - расстояния большие, и уже в первые годы правления Александра вынужден был отметить охлаждение монарха к данному вопросу [31, с. 74, 75, 78, 112, 169, 183, 223, 226, 241].
Историк рубежа Х!Х-ХХ вв. великий князь Николай Михайлович считал, что монарх преследовал при этом «две цели: 1) соединить Польшу, до разделов ее, в одних руках под державной властью России. Этого достигнуть не удалось; 2) чтобы везде поляки могли свободно пользоваться своими гражданскими правами. Кажется, и это пожелание не получило в действительности полного применения и осталось скорее несбыточной мечтой». По его мнению, уже в 1815 г. у российского монарха «сложился зрелый план..., основанный на утопиях, на который потребовались годы размышлений для введения такого порядка. Император продол-
жал смотреть глазами либерализма и на Финляндию, и на Польшу; то, что не было угодно вводить в России, казалось естественным испытать на ближайших окраинах». Исследователь отмечал при этом, что Александр I «строго разделял в своих понятиях русского мужика от балтийского хлебопашца и даже от польского крестьянина».
По словам исследователя В.Б. Муравьева, «Александр I под влиянием сентиментально-
политических взглядов на отношения народов и государств, внушенных ему его воспитателем» швейцарским республиканцем Лагар-пом, «еще в юности, при жизни Екатерины II, осуждал раздел Польши и мечтал о восстановлении ее государственности. Хотя объективные исторические условия делали его мечты неосуществимыми, время от времени император к ним возвращался», причем неоднократно, по крайней мере, в 1814, 1817, 1819 гг. По мнению Г.А. Кузнецовой, «для Александра I с созданием Царства Польского были связаны не только личные амбиции, но и укрепление собственного политического и дипломатического авторитета, осуществление его реформаторских идей - введение конституции». С другой стороны, слухи о подобных планах монарха, циркулировавшие в российском обществе в течение
всего царствования, но особенно после присоединения к России в 1815 г. по решениям Венского конгресса герцогства Варшавского под названием Царства Польского (да еще с присоединением к нему ряда территорий Украины и Белоруссии), вызывали однозначно негативную реакцию русского общества, в том числе ряда декабристов [5, с. 389; 11, с. 127; 12, с. 379-380; 18, с. 476; 19, с. 141, 142, 182; 20, с. 235-237; 24, с. 391].
Здесь есть смысл остановиться вообще на понятиях «общество» и «общественное мнение». По словам современного исследователя В.М. Боковой, позицию которой мы разделяем, понятие «общество» в данную историческую эпоху для России может быть представлено как «сравнительно небольшая часть дворянского сословия (с ... незначительной примесью представителей других сословий.), относительно наиболее образованная и интеллектуально развитая, активная, имеющая материальную возможность, досуг и способность более или менее гласно формулировать свои воззрения в письменной или устной форме», иначе говоря, «образованное меньшинство». В обществе «имеется своя структура: его ядро составляют мыслители-творцы, а периферию - потребители и популяризаторы общественных доктрин
и, так сказать, эпигоны. Особенностью общественной жизни является волнообразность распространения идей и настроений: из центров общественной мысли и от творческого круга к периферии и в потребительские слои». Понятие «общественное мнение» ею характеризуется как «сравнительно четко выраженное и способное в большей или меньшей степени влиять на события или на эмоционально-поведенческие проявления отношение значительной или небольшой части общества к тому или иному явлению» [2, с. 6-7].
Заметим при этом, что тот же мемуарист А.Е. Чарторыский указывал в позднейших записках, что «император не думал, что действительное благо России несовместимо с благом Польши. Среди русских не было людей, расположенных к Польше. Позже я убедился, что правило это не имело исключений, и что ни одного русского нельзя было бы переубедить в этом вопросе». Здесь можно назвать хрестоматийно известные высказывания декабристов (многие из них вступали в тайные общества в том числе и по националистическим соображениям), князя П.А. Вяземского, А.С. Пушкина, Т. фон Бока (чья записка с критикой политики монарха, в том числе и по польскому вопросу, стоила ему свободы) [13, т. 3, с. 240-253, 346; 31, с. 245, 261].
По мнению известного исследователя Л.А. Зака, это был вопрос, «в котором неизбежная историческая ограниченность мысли даже передового слоя русского дворянства должна была проявиться с особой отчетливостью... В сознании русских современников выбор шел не между независимостью Польши и ее подчинением России, а между новым разделом польских земель или объединением их в Польском Королевстве под главенством царя». При этом русская публицистика, скажем так, «либеральствующего» толка (имея в виду то обстоятельство, что о либерализме в России в крепостническую эпоху можно говорить лишь весьма условно) «объявляла предпочтительным второй выход», а «конституционные обещания Александра I Польше создавали представление, будто польский вопрос решается в полном соответствии с интересами Польши и польского народа» [9, с. 323-324].
Но преобладающим все же было иное, сугубо негативное мнение на сей счет. Типичным в этом отношении была позиция по польскому вопросу выдающегося российского мыслителя и историка Н.М. Карамзина, кстати, не менявшаяся в течение его жизни (по словам А.И. Герцена, «узкая государственно-патриотическая точка зрения») [5, с. 93]. Еще в «Историческом по-
хвальном слове Екатерине II» 1801 г. он отмечал: «Давно ли еще наглая и злобная Польша терзала наше отечество? Давно ли она, пользуясь его изнеможением, хищной рукой хватала в свое подданство целые княжества российские?... Давно ли ты, Москва цветущая, лежала у ног гордого вождя сарматского? Но Россия, подобно спавшему исполину, восстала в гневе своем: враги ее, в их череду, упали на колена перед ней и возвратили похищенное. Так, монархиня взяла в Польше только древнее наше достояние. Сей раздел есть действие могущества Екатерины и любви ее к России. Полоцк и Могилев возвратились в недра своего отечества, подобно детям, которые, быв долго в горестном отсутствии, с радостью возвращаются в недра счастливого родительского семейства». Заметим при этом, что если в отношении многих других деяний императрицы можно найти разные подходы в этом произведении и, например, в «Записке о древней и новой России» 1811 г., то данный сюжет в этих его трудах трактуется одинаково. Так, в этой «Записке» Карамзин жестко отрезал: «Пусть иноземцы осуждают раздел Польши: мы взяли свое».
Слухи о появлении вновь этой идеи у императора, которые для Карамзина, довольно часто с ним
общавшегося, вряд ли были только слухами, заставили последнего, наконец, решительно выступить по данному вопросу с запиской «Мнение русского гражданина», датированной 17 октября 1819 г. и созданной в Царском Селе. Выступая против идеи императора о восстановлении Польши «в ее целости», он в весьма мягкой форме, но ясно и откровенно обрисовал невозможность осуществления этого. Принимая «христианские» корни добросердечия императора по отношению к Польше, Карамзин противопоставил им реальные политические интересы России. «Вы христианин, но вы истребили полки Наполеоновы в России, как греки-язычники истребляли персов. Как христианин, любите своих личных врагов; но Бог дал Вам царство и вместе с ним обязанность исключительно заниматься благом оного. Любите людей, но еще более любите россиян, ибо они и люди, и Ваши подданные, дети Вашего сердца. И поляки теперь слушаются Александра: но Александр взял их русскою силою, а россиян дал ему Бог, и с ними снискал он благодетельную славу Освободителя Европы».
Разъясняя всю невозможность восстановления «древнего» польского королевства, автор послания обращал внимание на то, что весьма сомнительным выглядит воз-
можность того, чтобы Австрия, не говоря о Пруссии, отдала бы добровольно полякам бывшие польские земли, доставшиеся им по разделам Речи Посполитой. С другой стороны, жестко ставил вопрос Карамзин, «можете ли с мирною совестию отнять у нас Белоруссию, Литву, Во-лынию, Подолию, утвержденную собственность России еще до Вашего царствования?», особенно имея в виду, что если исходить из «старых крепостей» (которых «нет в политике»), то «у Вас потребуют и Киева, и Чернигова, и Смоленска: ибо они также долго принадлежали враждебной Литве» (Карамзин был прав: восстановление Польши в любом виде приводило впоследствии не раз к подобным стремлениям ее правящих кругов).
Обращая внимание на принципы российской внешней политики, Карамзин отмечал: «Доселе нашим государственным правилом было: ни пяди, ни врагу, ни другу!», напоминая императору, как ребенку, как в свое время «Наполеон мог завоевать Россию; но Вы, хотя и самодержец, не могли договором уступить ему ни одной хижины русской. Таков наш характер и дух государственный». Не пугая монарха свержением в случае его измены российским интересам, Карамзин (тактически грамотно строя свои аргументы) говорил о том, что тогда «мы
А.1Ч. Ро^кИ
лишились бы не только прекрасных областей, но и любви к царю; остыли бы душой и к отечеству, видя оное игралищем самовластного произвола; ослабели бы не только уменьшением государства, но и духом; унизились бы перед другими и перед собою». Презрением дышит его рассуждение о том, что и в этом бы случае «дворец не опустел», но те генералы и министры, что остались бы при монархе, «служили бы не отечеству, а единственно своим личным выгодам, как наемники, как истинные рабы. А Вы, Государь, гнушаетесь рабством и хотите дать нам свободу!» (налицо намек на Варшавскую речь 1818 г.).
Наконец, автор обращал внимание на то, что восстановление Польши заставит преемников императора на троне вновь бороться с ней (что произойдет уже довольно скоро, в 1830-1831 гг.), что «никогда поляки не будут нам ни искренними братьями, ни верными союзниками». При этом, наконец, Карамзин компромиссно соглашался с существующим положением «Королевства Польского, как оно есть ныне», правда, в письме к П.А. Вяземскому 14 сентября 1820 г. многозначительно отмечал: «В Варшаве играют, а делу быть (или не быть) в России» [16, с. 404; 17, с. 210; 18, с. 290, 394, 436-438].
Комментируя записку Карамзина, А.И. Миллер и М.Д. Долбилов отмечали, что в ней автор «ни разу» не говорил «о русском или православном крестьянстве», а под словом «мы» подразумевал «корпорацию русского имперского дворянства», которое его устами заявляло монарху «свои права на империю» и оспаривало его право «раздавать ее владения по своему усмотрению». По мнению А.Н. Архангельского, «скептический патриотизм» Карамзина заставил «раз и навсегда предпочесть единство Империи энтузиастическим порывам». Исследователь А.Ю. Минаков констатировал, что здесь «Карамзин. выступает с позицией территориальной целостности и неприкосновенности России. Никаких других альтернатив подобной позиции в патриотическом мировоззрении нет». Однако несмотря на то, что автор послания тактически верно построил свое публицистическое опровержение монаршей затее, оно вряд ли в принципе изменило ее, так как, по словам Карамзина из его заметки от 18 декабря 1825 г. «Новое прибавление», «милость и доверенность» монарха к нему «остались бесплодными для любезного отечества», хотя «Россия удержала свои польские области; но более счастливые обстоятельства, нежели мои слезные убеждения, спасли
Александра от дела равно бедственного и несправедливого: по крайней мере, так сказал он мне в ноябре 1824 года» [1, с. 313; 10, с. 91; 13, с. 401; 18, с. 440].
Итак, по нашему мнению, данная неосуществившаяся затея монарха была частью личной политики Александра, которую внутри страны практически никто не поддерживал, а мнение Н.М. Карамзина в данном случае - типичным не только для дворянского общества той поры, но и для общественного мнения России в XIX в. вообще. Заметим, что подобные эпизоды в русско-польских отношениях случались и позднее. Так, оба польских восстания - 1830-1831 гг. и 1863-1864 гг. -были встречены общественным мнением России в штыки. Причиной этого, кроме всего прочего (разного рода исторических воспоминаний о противостоянии России и Польши в прошлом, например, в период Смуты), было и традиционно выдвигавшееся восставшими поляками требование об аннексии Украины и Белоруссии (менее очевидное для первого восстания, более очевидное для второго) [4, с. 322; 25, стб. 310, 312; 27, с. 25, 27, 30, 32; 29, с. 321-325, 342]. Вспомним здесь известные строки А.С. Пушкина 1831 г., отражавшие типичные российские общественные настроения той поры:
«Куда отдвинем строй твердынь?
За Буг, за Ворсклу, до Лимана?
За кем останется Волынь?
За кем наследие Богдана?..» [21, с. 225].
Как писали об этой позиции Пушкина П. Вайль и А. Генис, «будучи голосом своей державы, он и пел державу. Как Гомер, который не задавался вопросом о справедливости притязаний ахейцев на Трою» [3, с. 74].
Да и в отношении общественной реакции на второе польское восстание в 1863-1864 гг. дело обстояло примерно так же [4, с. 287, 352; 27, с. 25-27]. Не зря в свое время В.И. Ленин писал: «Когда вся орава русских либералов отхлынула от Герцена за защиту Польши, когда все "образованное общество" отвернулось от "Колокола", Герцен не смутился. Он продолжал отстаивать свободу Польши и бичевать усмирителей, палачей, вешателей Александра II. Герцен спас честь русской демократии» [14, с. 260], подчеркивая этим исключительность его политической позиции, хотя, по нашему мнению, выступая за национальное самоопределение Польши, А.И. Герцен был все же против потери Россией половины ее земель в европейской части страны (данный сюжет практически опущен в литературе по разного рода поли-
тическим соображениям, а также в [4, с. 322, 372, 391; 30]. Ничего не связи с отсутствием точных указа- поделаешь: геополитика. ний самого Герцена на сей счет)
Список литературы
1. Архангельский А.Н. Александр I. - М.: Вагриус, 2000. - 576 с.
2. Бокова В.М. Эпоха тайных обществ. Русские общественные объединения первой трети XIX в. - М.: Реалии Пресс, 2003. - 651 с.
3. Вайль П., Генис А. Родная речь: Уроки изящной словесности / Предисл. А. Синявского. - М.: Издательство КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2011. - 256 с.
4. Герцен А.И. Письма 1860-1864 гг. // Собрание сочинений: В 30 т. - М.: Издательство АН СССР, 1963. - Т. XXVII. - Кн. 1. - 407 с.
5. Герцен А.И. 1831-1863 // Собрание сочинений: В 30 т. - М.: Издательство АН СССР, 1959. - Т. XVII - С. 92-111, 388-391 (коммент.).
6. Горизонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России, русские в Польше (XIX - начало XX в.). - М.: Индрик, 1999. - 272 с.
7. Долгих А.Н. Крестьянский вопрос во внутренней политике российского самодержавия в конце XVIII - первой четверти XIX в.: Монография: В 2 т. - Липецк: ЛГПУ, 2006. - Т. 1. - 311 с.; Т. 2. - 359 с.
8. Долгих А.Н. Павел I, Мальтийский орден и крестьянский вопрос // Досужий мир. Отдых как форма культурного диалога / Под ред. С.Т. Минакова и О.Я. Ноздрина. -Орел: ОРАГС, 2006. - С. 235-238.
9. Зак Л.А. Монархи против народов. Дипломатическая борьба на развалинах наполеоновской империи. - М.: Международные отношения, 1966. - 376 с.
10. Западные окраины Российской империи. - М.: Новое литературное обозрение, 2006. - 608 с.
11. История внешней политики России. Первая половина XIX века (от войн России против Наполеона до Парижского мира 1856 г.). - М.: Международные отношения, 1999. - 448 с.
12. История дипломатии: В 3 т. / Под ред. В.П. Потемкина. - М.: ОГИЗ, 1941. - Т. 1. -566 с.
13. Крестьянский вопрос в России в конце XVIII - первой половине XIX вв. Сборник документов и материалов: В 4 т. / Подг. мат., коммент. и ввод. ст. А.Н. Долгих. - Липецк: ЛГПУ имени П.П. Семенова-Тян-Шанского, 2016. - Т. 1. - 348 с.; Т. 3. - 370 с.
14. Ленин В.И. Памяти Герцена // Полное собрание сочинений. - Изд. 5-е. - М.: Издательство политической литературы, 1968. - Т. 21. - С. 255-262.
15. Ляшенко Л.М. Александр I: Самодержавный республиканец. - М.: Молодая гвардия, 2014. - 347 с.
16. Минаков А.Ю. Русская партия в первой четверти XIX века. - М.: Институт русской цивилизации, 2013. - 528 с.
17. Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма / Сост., вступ. ст. и коммент. А.Ф. Смирнова. - М.: Современник, 1982. - 351 с.
18. Карамзин Н.М. О древней и новой России. Избранная проза и публицистика / Сост., вступ. ст. и коммент. В.Б. Муравьева. - М.: Жизнь и мысль, 2002. - 480 с.
19. Николай Михайлович, великий князь. Император Александр I. - М.: Богородский печатник, 1999. - 320 с.
20. Потоцкая А. Мемуары графини Потоцкой. 1794-1820 / Пер. с французского А.Н. Кудрявцевой; Предисл. В.Е. Климанова; Примеч. В.Е. Климанова и А.Н. Кудрявцевой. - М.: Жуковский: Кучково поле, 2005. - 304 с.
21. Пушкин А.С. Бородинская годовщина // Собрание сочинений: В 10 т. - Изд. 3. -М.: Издательство АН СССР, 1963. - Т. III. - С. 224-226.
22. Пушкин А.С. Евгений Онегин // Собрание сочинений: В 10 т. - Изд. 3. - М.: Издательство АН СССР, 1964. - Т. V. - С. 5-213.
23. Ружицкая И.В. Н.М. Карамзин и польский вопрос: записка о Польше и ее восприятие современными историками // Карамзин и его эпоха: материалы Всероссийской научной конференции (Москва, 18-19 октября 2016 г.) / Сост. Л.А. Сидорова, В.В. Тихонов; отв. ред. А.Н. Артизов, А.К. Левыкин, Ю.А. Петров; ИРИ РАН; ГИМ, ФАА; РИО. -М.: ИРИ РАН, 2017. - С. 181-186.
24. Русские мемуары. Избранные страницы. 1800-1825 гг. / Составление, вступ. ст. и примеч. И.И. Подольской. Биограф. очерки В.В. Кунина и И.И. Подольской. - М.: Правда, 1989. - 624 с.
25. Советская историческая энциклопедия: В 14 т. / Гл. ред. Е.М. Жуков. - М.: Советская энциклопедия, 1968. - Т. 11. - Стб. 308-315.
26. Сталин И.В. О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма». Письмо членам ЦК ВКП(б) 19 июля 1934 г. // Сочинения.. - М.: Писатель, 1997. - Т. 14 - С. 18-23.
27. Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия (М.Н. Катков и его издания). - М.: Наука, 1978. - 280 с.
28. Троицкий Н.А. Фельдмаршал Кутузов: мифы и факты. - М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2002. - 367 с.
29. Тымовский М., Кеневич Я., Хольцер Е. История Польши / Пер. с польского. - М.: Весь Мир, 2004. - 544 с.
30. Фолина А.И., Тесля А.А. «Польский вопрос» в публицистике А.И. Герцена (в первые месяцы 1863 года) // Ученые заметки ТОГУ. - 2015. - Т. 6. - № 4. - С. 331-341. -URL: pnu.edu.ru/media/ejournal/articles - 2016/TGU_6_202.pdf.
31. Чарторижский А. Мемуары. - М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 1998. - 304 с.
32. Энгельс Ф. Внешняя политика русского царизма // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. - Изд. 2. - М., 1962. - Т. 22. - С. 11-52.
References
1. Arhangel'skij A.N. Aleksandr I. - M.: Vagrius, 2000. - 576 s.
2. Bokova V.M. Epoha tajnyh obshchestv. Russkie obshchestvennye ob"edineniya pervoj treti XIX v. - M.: Realii Press, 2003. - 651 s.
3. Vajl' P., Genis A. Rodnaya rech': Uroki izyashchnoj slovesnosti / Predisl. A. Sinyavskogo. -M.: Izdatel'stvo KoLibri, Azbuka-Attikus, 2011. - 256 s.
4. Gercen A.I. Pis'ma 1860-1 864 gg. // Sobranie sochinenij: V 30 t. - M.: Izdatel'stvo AN SSSR, 1963. - T. XXVII. - Kn. 1. - 407 s.
5. Gercen A.I. 1831-1863 // Sobranie sochinenij: V 30 t. - M.: Izdatel'stvo AN SSSR, 1959. -T. XVII.- S. 92-111, 388-391 (komment.).
6. Gorizontov L.E. Paradoksy imperskoj politiki: polyaki v Rossii, russkie v Pol'she (XIX - nachalo XX vv.). - M.: Indrik, 1999. - 272 s.
7. Dolgkikh A.N. Krest'yanskij vopros vo vnutrennej politike rossijskogo samoderzhaviya v konce XVIII - pervoj chetverti XIX vv.: Monografiya. V 2 t. - Lipeck: LGPU, 2006. - T. 1. -311 s.; T. 2. - 359 s.
8. Dolgikh A.N. Pavel I, Mal'tijskij orden i krest'yanskij vopros // Dosuzhij mir. Otdyh kak forma kul'turnogo dialoga / Pod red. S.T. Minakova i O.YA. Nozdrina. - Orel: ORAGS, 2006. -S. 235-238.
9. Zak L.A. Monarhi protiv narodov. Diplomaticheskaya bor'ba na razvalinah napoleonovskoj imperii. - M.: Mezhdunarodnye otnosheniya, 1966. - 376 s.
10. Zapadnye okrainy Rossijskoj imperii. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2006. - 608 s.
11. Istoriya vneshnej politiki Rossii. Pervaya polovina XIX veka (ot vojn Rossii protiv Napo-leona do Parizhskogo mira 1856 g.). - M.: Mezhdunarodnye otnosheniya, 1999. - 448 s.
12. Istoriya diplomatii: V 3 t. T. 1 / Pod red. V.P. Potemkina. - M.: OGIZ, 1941. - 566 s.
13. Krest'yanskij vopros v Rossii v konce XVIII - pervoj polovine XIX vv. Sbornik doku-mentov i materialov: V 4 t. / Podg. mat., komment. i vvod. st. A.N. Dolgih. - Lipeck: LGPU imene P.P. Semenova-Tyan-Shanskogo, 2016. - T. 1. - 348 s.; T. 3. - 370 s.
14. Lenin V.I. Pamyati Gercena // Polnoe sobranie sochinenij. - Izd. 5-e. - M.: Izdatel'stvo politicheskoj literatury, 1968. - T. 21. - S. 255-262.
15. Lyashenko L.M. Aleksandr I: Samoderzhavnyj respublikanec. - M.: Molodaya gvardiya, 2014. - 347 s.
16. Minakov A.Y. Russkaya partiya v pervoj chetverti XIX veka. - M.: Institut russkoj civili-zacii, 2013. - 528 s.
17. Karamzin N.M. Izbrannye stat'i i pis'ma / Sost., vstup. st. i komment. A.F. Smirnova. - M.: Sovremennik, 1982. - 351 s.
18. Karamzin N.M. O drevnej i novoj Rossii. Izbrannaya proza i publicistika / Sost., vstup. st. i komment. V.B. Murav'eva. - M.: ZHizn' i mysl', 2002. - 480 s.
19. Nikolaj Mihajlovich, velikij knyaz'. Imperator Aleksandr I. - M.: Bogorodskij pechatnik, 1999. - 320 s.
20. Potockaya A. Memuary grafini Potockoj. 1794-1820 / Per. s francuzskogo A.N. Kudrya-vcevoj; Predisl. V.E. Klimanova; Primech. V.E. Klimanova i A.N. Kudryavcevoj. - M.; Zhu-kovskij: Kuchkovo pole, 2005. - 304 s.
21. Pushkin A.S. Borodinskaya godovshchina // Sobranie sochinenij: V 10 t. - Izd. 3. - M.: Izdatel'stvo AN SSSR, 1963. - T. III. - S. 224-226.
22. Pushkin A.S. Evgenij Onegin // Sobranie sochinenij: V 10 t. - Izd. 3. - M.: Izdatel'stvo AN SSSR, 1964. - T. V. - S. 5-213.
23. Ruzhickaya I.V. N.M. Karamzin i pol'skij vopros: zapiska o Pol'she i ee vospriyatie sov-remennymi istorikami // Karamzin i ego epoha: materialy Vserossijskoj nauchnoj konferencii (Moskva, 18-19 oktyabrya 2016 g.) /Sost. L.A. Sidorova, V.V. Tihonov; otv. red. A.N. Artizov, A.K. Levykin, YU.A. Petrov; IRI RAN; GIM, FAA; RIO. - M.: IRI RAN, 2017. - S. 181-186.
24. Russkie memuary. Izbrannye stranicy. 1800-1825 gg. / Sostavlenie, vstup. st. i primech. I.I. Podol'skoj. Biograf. ocherki V.V. Kunina i I.I. Podol'skoj. - M.: Pravda, 1989. - 624 s.
25. Sovetskaya istoricheskaya enciklopediya: V 14 t. /Gl. red. E.M. Zhukov. - M.: Sovetskaya enciklopediya, 1968. - T. 11. - Stb. 308-315.
26. Stalin I.V. O stat'e Engel'sa «Vneshnyaya politika russkogo carizma». Pis'mo chlenam CK VKP(b) 19 iyulya 1934 g. // Sochineniya. - M.: Pisatel', 1997. - T. 14. - S. 18-23.
27. Tvardovskaya V.A. Ideologiya poreformennogo samoderzhaviya (M.N. Katkov i ego iz-daniya). - M.: Nauka, 1978. - 280 s.
28. Troickij N.A. Fel'dmarshal Kutuzov: mify i fakty. - M.: ZAO Izdatel'stvo Centrpoligraf, 2002. - 367 s.
29. Tymovskij M., Kenevich YA., Hol'cer E. Istoriya Pol'shi / Per. s pol'skogo. - M.: Ves' Mir, 2004. - 544 s.
30. Folina A.I., Teslya A.A. «Pol'skij vopros» v publicistike A.I. Gercena (v pervye mesyacy 1863 goda) // Uchenye zametki TOGU. - 2015. - T. 6. - № 4. - S. 331-341 -pnu.edu.ru/media/ejournal/articles - 2016/TGU_6_202.pdf.
31. Chartorizhskij A. Memuary. - M.: TERRA - Knizhnyj klub, 1998. - 304 s.
32. Engel's F. Vneshnyaya politika russkogo carizma // Marks K., Engel's F. Sochineniya. - Izd. 2. - T. 22. - M., 1962. - S. 11-52.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АН СССР - Академия наук Союза Советских Социалистических Республик. ГИМ - Государственный исторический музей. ЗАО - закрытое акционерное общество.
ИРИ РАН - Институт российской истории Российской академии наук.
ЛГПУ - Липецкий государственный педагогический университет.
ОГИЗ - Объединенное государственное издательство.
ОРАГС - Орловская академия государственной службы.
РИО - Русское историческое общество.
ТОГУ - Тихоокеанский государственный университет.
ФАА - Федеральное архивное агентство.
ЦК ВКП(б) - Центральный комитет Всесоюзной коммунистической партии (большевиков).
