Попытка легализации церковного управления Ленинградской епархии в 1926 г. Как предыстория «Иосифлянско-алексиевского» разделения Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Вестник ПСТГУ

II: История. История Русской Православной Церкви.

2013. Вып. 2 (51). С. 23-53

Попытка легализации церковного управления Ленинградской епархии в 1926 г. как предыстория «ИОСИФЛЯНСКО-АЛЕКСИЕВСКОГО» РАЗДЕЛЕНИЯ Священник А. Мазырин

Статья посвящена неудачной попытке организации и легализации Ленинградского епархиального управления Русской Православной Церкви в 1926 г. По предложению ОГПУ с инициативой местной легализации выступила группа духовенства г. Ленинграда, которую летом 1926 г. возглавил епископ Алексий (Симанский). Деятельность инициативной группы возбудила подозрения части ленинградского духовенства, добившейся от высшей церковной власти перевода епископа Алексия в другую епархию и назначения Ленинградским митрополитом Иосифа (Петровых). Конфликтная ситуация в епархии была усугублена провокационной политикой власти, воспрепятствовавшей митрополиту Иосифу исполнять обязанности правящего архиерея в Ленинграде и, напротив, разрешившей провести Епархиальное собрание инициативной группе во главе с епископом (архиепископом) Алексием. Все попытки церковных деятелей найти компромиссный выход из затруднительного положения успеха не имели.

В статье анализируются аргументы сторонников и противников епархиальной легализации, оценивается соотношение принципиального и личного в мотивах их действий, рассматривается позиция священноначалия в лице митрополита Сергия (Страгородского). Делается вывод, что ни одну из церковных сторон ленинградской коллизии 1926 г. нельзя считать однозначно правой или неправой, последовательно злонамеренной была лишь политика советской власти, использовавшей легализацию как инструмент разложения Церкви.

В середине 1920-х гг. особенно остро встал вопрос о легализации Русской Православной Церкви советской властью. Высшее церковное управление до 1927 г. не было легализовано ни при Патриархе Тихоне (Беллавине), ни при Патриаршем Местоблюстителе митрополите Петре (Полянском), ни при его заместителе митрополите Сергии (Страгородском). В ряде мест тогда были предприняты попытки получить легализацию на епархиальном уровне. В 1926 г. такая попытка была предпринята и некоторыми ленинградскими церковными деятелями. Результатом ее стало разделение местного духовенства (его активной части) на приверженцев митрополита Иосифа (Петровых), выражавших большие сомнения по поводу легализации, и на ее убежденных сторонников, ориентировав-

шихся больше на архиепископа Алексия (Симанского). Среди последних наиболее заметную роль играл протоиерей Николай Чуков (будущий митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий).

В трудах по истории Санкт-Петербургской (Ленинградской) епархии, равно как и в биографиях Патриарха Алексия I и митрополитов Иосифа и Григория, этот сюжет не нашел пока должного отражения1. Между тем история неудав-шейся епархиальной легализации существенно важна для понимания дальнейшего развития событий, в частности связанных с таким явлением, как «иосиф-лянство». Осенью 1927 г. в ответ на перемещение с Ленинградской кафедры на Одесскую митрополит Иосиф телеграфировал: «Перемещение противокано-ническое, недобросовестное, угождающее злой интриге, мною отвергнуто»2. В чем ему виделась «противоканоничность», более-менее ясно (ссылки на каноны, которые, как казалось, были нарушены, приводились и самим митрополитом Иосифом, и его сторонниками). Сложнее понять, о какой «злой интриге» шла речь. Интрига предполагает не один какой-то акт (указ о переводе на другую кафедру), а целую последовательность действий. Цепь событий, о которых ниже пойдет речь, как раз и могла сформировать в сознании митрополита Иосифа представление о той самой «злой интриге» (была ли эта интрига на самом деле — другой вопрос).

Ленинградский сюжет 1926 г. важен еще и тем, что при его детальном рассмотрении раскрываются мотивы как сторонников церковной легализации, так и ее противников. Следует заметить, что и с той и с другой стороны в событиях принимали участие весьма незаурядные личности. Основной комплекс церковных документов, связанных с попыткой епархиальной легализации, содержится в фонде митрополита Григория (Чукова), хранящемся в Архиве Санкт-Петербургской епархии3. Он дополняется материалами следственных дел и другими документами из архивов ФСБ РФ, а также рядом личных свидетельств

'См., например: Очерки истории Санкт-Петербургской епархии / Подред. митр. Иоанна (Снычева). СПб., 1994; Шкаровский М. В. Петербургская епархия в годы гонений и утрат: 1917— 1945. СПб., 1995; Казем-Бек А. Л. Жизнеописание Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I // Богословские труды. Юбилейный сборник: К 120-летию со дня рождения Святейшего Патриарха Алексия I; К 80-летию восстановления Патриаршества. 1998. Вып. 34. С. 13—185; Санкт-Петербургская епархия в XX веке в свете архивных материалов. 1917—1941: Сб. док. / Сост. Н. Ю. Черепенина, М. В. Шкаровский. СПб., 2000; Сорокин В., прот. Исповедник: Церковно-просветительская деятельность митрополита Григория (Чукова). СПб., 2005; Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских пастырей: Иосифлянское движение Русской Православной Церкви в судьбах его участников. Архивные документы. СПб., 2006; Священ-номученик Иосиф, митрополит Петроградский: Жизнеописание и труды / Сост. М. С. Сахаров, JI. Е. Сикорская. М.; СПб., 2011.

2 Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917—1943 / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994. С. 524.

’Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а, 3 б. Автор выражает глубокую благодарность хранительнице архива О. И. Ходаковской за содействие в работе с документами.

участников и наблюдателей тех событий, таких как протоиереи Николай Чуков4 и Михаил Чельцов5.

Согласно показаниям от 8 мая 1931 г. бывшего настоятеля кафедрального собора Воскресения на крови протоиерея Василия Верюжского, обстоятельства возникновения «иосифлянско-алексиевского» противостояния, в котором он тоже играл одну из ведущих ролей, были таковы: «Когда в самом конце 1925 г. были арестованы епископы Венедикт Плотников, Николай Клементьев и Иннокентий Тихонов, то в пополнение ленинградского епископата был произведен в епископы протоиерей Покровской, что на Покровской площади, церкви Дмитрий Любимов, 70-летний старик, человек старых взглядов и непримиримой настроенности в отношении к советской современности и социальной революции, [по]читатель памяти покойного протоиерея Иоанна Сергиева Кронштадтского и его идеалов старой Руси — православия и самодержавия <...>. Контрреволюционное движение среди части ленинградского духовенства, приведшее потом к возникновению контрреволюционной организации “истинно-православных”, началось собственно с приезда весной 1926 г. двух епископов — Алексия Си-манского и Николая Ярушевича, которых считали склонными к обновленчеству и чуть ли не агентами власти. Вот в этой боязни проникновения безбожной власти в церковь, в особенности через Алексия Симанского, сделавшегося правящим епископом, и крылась причина борьбы, поднятой против него. Боялись, что он сделается митрополитом Ленинградским. <...> В выборе митрополита мы остановились на архиепископе Ростовском Иосифе Петровых, которого митр[ополит] Сергий и произвел в звание Ленинградского митрополита, хотя, правда, и не сразу. Митр[ополит] Иосиф был подражатель прот[оиерея] Иоанна Кронштадтского, <...> он был и исповедником, т. к. неоднократно был в тюрьме. Значит, он был искушен в борьбе с безбожной властью. Вот это и был тот человек, который соответствовал нашим взглядам»6. Необходимо заметить, что, хотя эти показания протоиерея В. Верюжского и написаны им как будто бы собственноручно, но после полутора лет заключения (к тому времени уже и собор, в котором он настоятельствовал, был закрыт). Трактовка событий, данная в них, явно была несвободна от воздействия ОГПУ (отсюда такое самообличение в «контрреволюции»).

4 См.: Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): Служение и труды. К 50-летию преставления // Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости. [2006.] Вып. 34. С. 17—131. К сожалению, в данную публикацию вошла лишь малая часть дневниковых записей протоиерея Николая Чукова за 1926 г. (только за февраль). Выдержки из дневника протоиерея Николая за вторую половину 1926 г. некорректно приведены в публикации В. В. Антонова «Священномученик митрополит Иосиф в Петрограде» (Возвращение. 1993. № 4. С. 46—52), в настоящей статье они не используются. Автор благодарит правнучку митрополита Григория Л. К. Александрову-Чукову за доброжелательное обсуждение проведенного исследования и ценные замечания.

5 См.: Чельцов М., прот. В чем причина церковной разрухи в 1920—1930 гг. / Публ. В. В. Антонова // Минувшее. Вып. 17. [Б. г.] С. 411—473.

6ЦА ФСБ РФ. Д. Н—7377. Т. 10. Л. 179-181.

Противоположной по своей настроенности «правой» группе протоиерея Василия была группа «левых тихоновцев», как ее называли обновленцы7. Главным действующим лицом в этой группе был протоиерей Николай Чуков — ректор открытых осенью 1925 г. Высших Богословских курсов. К нему был близок ряд ленинградских протоиереев, также тесно связанных с этими курсами: проректор курсов профессор-протоиерей Александр Петровский, преподававший на них Ветхий Завет и еврейский язык, протоиереи Михаил Ми Троцкий, Виталий Лебедев и Николай Чепурин, которые вели, соответственно, догматическое и нравственное богословие и сектоведение, протоиерей Иоанн Заборовский, состоявший членом Совета курсов, протоиерей Павел Кедрине кий, являвшийся председателем их ревизионной комиссии8. В рассматриваемых ниже документах эти семь протоиереев фигурируют как «инициативная группа». Надо полагать, забота о беспрепятственном ф у н к ц и о н и р о в а н и и Высших Богословских курсов была одним из мотивов их поиска компромисса с властью.

Когда обновленцы начали ратовать о «примирении», группа протоиерея Н. Чукова выступила за переговоры, выдвигая, однако, условие обязательного покаяния раскольников. Развитая «левыми тихоновцами» в апреле-июле 1925 г. активность в этом направлении вызвала немалый соблазн у некоторых представителей епархии. В конце августа 1925 г. протоиерею Николаю пришлось даже по этому поводу объясняться с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром. «Ему уже было доложено о нашем “обновленствовании”», — писал протоиерей Н. Чуков в своем дневнике9. Объяснение, как можно понять, Местоблюстителем было принято. Не мог митрополит Петр — в прошлом многолетний член Учебного комитета при Святейшем Синоде — не ценить и его ревности в деле богословского образования. «Кстати, — замечал в дневнике протоиерей Николай, — Петр просил, чтобы я написал записку о том, как мы достигли разрешения курсов, чтобы им устроить нечто подобное в Москве»10.

В декабре 1925 г. митрополит Петр был арестован, и протоиерею Николаю снова пришлось опровергать свое «обновленствование» — перед Заместителем Местоблюстителя митрополитом Сергием, причем уже письменно. «Досужие языки на все лады трепали мое имя как “соглашателя”, стремившегося “через головы архиереев” устроить примирение с “обновленцами”», — писал протоиерей Н. Чуков Заместителю в мае 1926 г. в пространной записке «Мои сношения с “обновленцами”»11. Митрополита Сергия, который хорошо лично знал протоиерея Николая, его аргументы тоже убедили, о чем свидетельствует резолюция Заместителя от 9 июня 1926 г.: «Записка как будто не оставляет сомнения в православии о. прот[оиерея] Чукова и не дает оснований в чем-ниб[удь] противном Церкви его подозревать»12. Однако подозрения в отношении отца Николая и его единомышленников в петроградских «правых» церковных кругах не

7 См.: Титлинов Б. В. Что было сделано для церковного мира // Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1926. № 7 (3). С. 6.

8См.: Сорокин В., прот. Исповедник. С. 350—352.

9 Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков). С. 86.

10 Там же. С. 87.

"Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 б. Д. 63. Л. 20.

12 Там же. Л. 1.

исчезали и, когда в 1926 г. началась кампания местной легализации, вспыхнули с новой силой.

Из обращения инициативной группы духовенства («алексиевцев») к митрополиту Иосифу от 14 декабря 1926 г., содержащем раздел «Документальная справка», начало событий, связанных с попыткой епархиальной легализации, предстает в следующем виде (обращение подписано вышепоименованными семью протоиереями; сами они с наименованием их «алексиевцами» были не согласны, но признавали, что такое именование тогда бытовало): «2-го февраля 1926 г. прот[оиерей] Н. К. Чуков был вызван в Государственное] Политическое] Управление, где разговоры вращались в кругу следующих вопросов: 1) что намерено благоразумное духовенство предпринять ввиду ареста епископов?; 2) над духовенством висит “дамоклов меч из-за контрреволюционности епископов”; 3) для власти нежелательно расстраивать массы арестами епископов, но 4) странным представляется то, что производятся назначения архиереев непременно с контрреволюционным прошлым, как и кандидатов к ним и благочинных, точно нет других “почтенных и авторитетных лиц, приемлемых для власти”»13. Следует заметить, что для епископа или священника оказаться в глазах власти «контрреволюционером» и «черносотенцем» было совсем несложно. Достаточно было, как епископ Димитрий (Любимов), отметиться в качестве почитателя святого Иоанна Кронштадтского, чтобы навсегда получить от ОГПУ такое клеймо.

Дневник протоиерея Н. Чукова сообщает дополнительные подробности о его вызове в ОГПУ. «Повестку, — писал протоиерей Николай, — получил я за четыре дня, в пятницу вечером, и все это время и сам я, и семья страшно волновались, не зная причины вызова. <...> Я уже расположился сесть и потому пошел в ГПУ, захватив с собой полотенце и бутерброды, и сделал все необходимые распоряжения по дому и предупреждения по собору и по курсам. <...> Вызванный к 2 часам, я просидел там до 5 часов, и лишь тогда только приехал следователь Макаров и пригласил меня. Прием был любезный». Далее примерно в тех же пунктах, что и в декабрьском письме митрополиту Иосифу, кратко передавалось содержание разговора с сотрудниками ОГПУ. «“Точек над Г’ поставлено не было; я ссылался на Митрополита Сергия. Впечатление неопределенное, но задание сделано...»14

Во исполнение «задания», 4 февраля 1926 г., спустя два дня после вышеописанной памятной беседы в ОГПУ, протоиерей Н. Чуков, согласно той же справке из обращения к митрополиту Иосифу, подробно доложил о своих переговорах с чекистами временно управлявшему тогда Ленинградской епархией епископу Шлиссельбургскому Григорию (Лебедеву) «с просьбою взять на себя инициативу в принятии практических мер, вытекающих из существа изложенного разговора». Что конкретно ответил на эту просьбу епископ Григорий, в «Документальной справке» не сообщалось, замечалось лишь в общих словах, что он «неоднократно и ясно» выражал сторонникам легализации «полное свое сочувствие»15. Дневник протоиерея Николая на этот счет более информативен. «Посоветовавшись с Че-

и Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 45. Л. 4.

14 Александрова -Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков). С. 88.

15Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 45. Л. 4—5.

пуриным и Петровским, я поехал и сообщил обо всем Преосвященному] Григорию. Тот, прежде всего, счел необходимым обидеться, почему не он был вызван (!), что, впрочем, я предоставил бы ему с особой готовностью... Затем он сказал, что мог бы предложить вопросы (по сношению с Митрополитом Сергием) о допустимых со стороны властей формах церковной жизни (приходских, районных, уездных, губернских; о способе отправления управления и о контроле над ним власти и прочее). Я указывал ему: 1) на необходимость принятия им мер по существу разговора в ГПУ; 2) на возможность этого ввиду ареста епископов и смены руководящих лиц в Губисполкоме; и 3) на желательность проявления им инициативы в этом направлении. Результат — неопределенный. Между тем, ведь меня могут снова пригласить и осведомиться, что предпринято.

По моей просьбе Чепурин составил проект записки епископату с указанием необходимости заявить официально представителям власти о нашей полной лояльности и необходимости выйти из положения конспиративно управляющихся под открытый контроль власти, но со спокойным и устойчивым положением, для чего необходимо испросить разрешение на созыв хотя бы общегородского собрания духовенства, для обсуждения этих вопросов»16. Видно, что протоиерей Н. Чуков вполне был готов принять открытый контроль власти в обмен на спокойное и устойчивое положение Церкви. Дело, однако, было в том, что помимо открытого (через Административный отдел и т. п.) власть добивалась еще и всеобъемлющего скрытого контроля над Церковью (через ОГПУ). Власть соглашалась на легальное ф у н к ц и о н и р о в а н и е такого церковного аппарата, который выполнял бы еще и обязанности своего рода политического сыска. В Церкви с принятием на себя таких обязанностей были согласны далеко не все.

В фонде митрополита Григория (Чукова) хранится записка «Создавшееся церковное положение и выход из него», датированная 5 февраля 1926 г. (т. е. следующим днем после доклада протоиерея Николая епископу Григорию). В конце записки есть пометка: «Устный доклад прот[оиерея] Чукова Епископу Григорию». Видимо, записка — это краткий конспект доклада. Представляется оправданным привести эту записку полностью.

«1. Создавшееся церковное положение.

Нелегальность существования. Неустойчивость положения храмов и общин. Подозрение власти. Постоянный епископский кризис и угроза духовенству. Застой церк[овной] жизни и накопляющееся недовольство народа. Натиск обновленцев и затруднительность защиты.

2. Выход из положения.

Реабилитация себя от контрреволюционных подозрений и легализация органов управления.

3. Возможный modus (способ существования. — свящ. А. М.) ж условия его.

Атеистичность государственной власти. Свобода совести. Естественность и

допустимость идейной борьбы с атеизмом и охранение вероисповедных и канонических основ в неприкосновенности. Но строгая лояльность по отношению к власти. Заверение и честное осуществление полного отмежевания от всяких внутренних и внешних (заграничных) политических влияний. Организация

16 Александрова-Чукова Л К. Митрополит Григорий (Чуков). С. 88.

церк[овной] жизни и управления под контролем государственной] власти (по способу прих[одских] общин). Возможная апробация гражданской] властью епископата. Конструкция епарх[иальных] советов по постановлениям] собора 1917 г.

4. Инициатива осуществления.

Нынешний епископат, вследствие распада епископского совета, обязан взять на себя инициативу сношения с гражданской] властью и уяснения возможных способов установления должных взаимоотношений с гражданской] властью.

5. Духовенство настойчиво ожидает этого от Еп[ископа] Григория и о своем представлении ему одновременно сообщает исполняющему] обязанности] патр[иаршего] местоблюстителя В[ысоко]пр[еосвященному] Сергию»17.

При всем своем тезисном характере документ рельефно показывает образ мыслей протоиерея Н. Чукова и людей его круга. Как кажется, особых комментариев он не требует. Стоит лишь, пожалуй, обратить внимание на согласие автора записки с «возможной апробацией гражданской властью епископата». Критерии этой «апробации» не оговаривались, между тем проблема здесь крылась серьезная. Но протоиерей Николай думал о другом, более позитивном. «А было бы хорошо, если бы можно было легализоваться, избрать Епархиальный совет и настоящего Митрополита, которого приняла бы и государственная власть», — писал он в своем дневнике 12 февраля 1926 г.18

Хотя в записке от 5 февраля подчеркивалось, что «духовенство настойчиво ожидает этого от епископа Григория», имеющаяся информация позволяет говорить, что никаких «практических мер», к которым его призывал протоиерей

Н. Чуков, управляющий епархией таки не предпринял. Поэтому, в соответствии с 5-м пунктом вышеприведенной записки, 5 марта протоиерей Николай обратился с письмом к Заместителю Местоблюстителя митрополиту Сергию, «коему счел долгом сообщить подробно о разговоре 2-го февраля, о докладе епископу Григорию и просил Владыку Митрополита принять меры к легализации церковного управления в общем масштабе». «Пока ее не будет, писал он (протоиерей

Н. Чуков. — свящ. А. М), мы всегда будем под угрозой всяческих репрессий и подозрений, совершенно естественных вследствие конспиративности управления. А легализации не будет, пока во главе епархий не будут стоять лица, приемлемые для власти (при полной почтенности их вообще)»19.

Таким образом, как видно из этого объяснения, главным побудительным мотивом добиваться легализации являлось желание не быть «под угрозой всяческих репрессий и подозрений», а условием, с которым протоиерей Николай предлагал согласиться, — ставить во главе епархий «лиц, приемлемых для власти». То, что для власти наиболее приемлемыми из епископов были секретные со-

17Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 б. Д. 61. Л. 1.

18А/гвксандрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков). С. 88. На этой записи сюжет с попыткой получения епархиальной легализации в 1926 г. в опубликованной части дневника протоиерея Н. Чукова заканчивается. Следующая опубликованная запись датируется уже днем 7/20 января 1927 г.

19Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 45. Л. 5.

трудники ОГПУ, во внимание не принималось. Протоиерей Николай предлагал митрополиту Сергию самому возглавить Ленинградскую епархию или же послать «авторитетное и почтенное лицо вроде архиепископа Иосифа Ростовского»20. Заместитель Местоблюстителя тогда вел весьма напряженную борьбу с новым просоветским расколом («григорианским») и вдобавок был связан подпиской о невыезде из Нижнего Новгорода. Едва ли его кандидатура в такой ситуации для власти была приемлемой. Архиепископ Иосиф (Петровых), согласно завещанию Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, рассматривался как возможный преемник митрополита Сергия в случае его ареста и был с ним тогда вполне единомышленным и, соответственно, тоже не очень устраивал власть в качестве Ленинградского митрополита (вскоре это подтвердилось на практике). Попутно с вопросом о легализации протоиерей Николай обращался к митрополиту Сергию с разъяснениями по поводу своих прежних контактов с обновленцами — об этом и о положительной резолюции Заместителя выше уже было сказано.

Выраженное в дневнике протоиерея Н. Чукова предположение, что его «могут снова пригласить и осведомиться, что предпринято», разумеется, сбылось. Причем «пригласили» уже не одного его. «18-го мая с. г., — говорилось в документальной справке из декабрьского письма группы протоиереев митрополиту Иосифу, — с благословения еп[ископа] Григория, управляющего епархией, прот[оиерей] Н. К. Чуков с прот[оиереем] П. А. Кедринским были в Государственном] Политическом] Управлении, чтобы узнать:

1) возможна ли легализация нашей Церкви в местном масштабе? (ответили: “вполне возможна”);

2) при каких условиях? (ответили: “при персональной приемлемости лиц, стоящих во главе управления”) и

3) каким способом? (ответили: “путем разрешения епарх[иального] собрания для выбора органа управления”)»21.

В фонде митрополита Григория хранится записка с тезисным описанием беседы в ОГПУ протоиереев Павла Кедринского и Николая Чукова, состоявшейся 18 мая 1926 г. Тезисы таковы:

«1. Легализация староцерковной группы возможна (при персональной приемлемости ответственных лиц).

2. Общегородское собрание представителей духовенства и мирян будет разрешено под ответственностью лиц ходатайствующих.

3. Предметы обсуждения на общем собрании: а) текущий момент церковной жизни и б) выборы епарх[иального] управления.

4. Для предварительного обсуждения всего хода дела (норма представительства, способы приглашения и проч.) разрешаются частные собрания инициативной группы с предварительным сообщением куда следует.

5. О задачах группы необходима докладная записка т. Макарову (уполномоченному ОГПУ. — свящ. А. М.).

20Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 45. Л. 5.

21 Там же.

6. Инициативная группа подает Еп[ископу] Григорию мотивированный доклад об устройстве общегородского собрания духовенства] и мирян»22.

Таким образом, весь процесс легализации должен был проходить под полным контролем ОГПУ. Члены инициативной группы были по необходимости с этим согласны.

Видный петроградский протоиерей Михаил Чельцов, отчасти близкий протоиерею Николаю Чукову, в составленной летом 1928 г. памятной записке (своего рода летописи епархиальных нестроений 1920-х гг.) изложил вышеописанные события сходным образом, хотя и с некоторыми нюансами: «Чуков, а потом Павел Антонович Кедринский были вызываемы в ЧКа, там с ними любезно говорили, выказывали недоумение, почему мы живем без легализации, что такое положение, естественно, возбуждает советскую власть на всякие подозрения против нас и, особенно, против епископов наших; почему духовенство принимает и держится таких епископов, как Димитрий Любимов, известный черносотенец, почему духовенство не может и не желает само взять управление епархией в свои руки; что такое управление советская власть непременно бы признала и легализировала, — в конце концов предложили им начать дело о легализации в масштабе пока только местном епархиальном, обещав помощь и дав надежду»23.

В ходе развертывания описанных событий в управлении Ленинградской епархией произошли важные изменения. После трех лет пребывания в среднеазиатской ссылке весной 1926 г. в Северную столицу вернулся старший (по хиротонии) викарий — епископ Ямбургский Алексий (Симанекий). 4 апреля он служил литургию в соборе Воскресения на крови (сохранилось собственноручное письменное приглашение протоиерея Василия Верюжского, начинающееся со слов: «Сердечно приветствую Вас с возвращением»24). Примерно тогда же в Ленинград из зырянской ссылки вернулся и епископ Николай (Ярушевич). В начале лета 1926 г. епископ Алексий по благословению Заместителя Местоблюстителя сменил на посту временно управляющего епархией епископа Григория, очевидно, тяготившегося отводимой ему ролью в легализационном процессе. Епископ Алексий, в отличие от епископа Григория, критерию «персональной приемлемости» ОГПУ удовлетворял, поэтому он быстро был подключен к делу легализации. Такой поворот обрадовал в епархии далеко не всех. «Сердечности» по отношению к епископу Алексию со стороны группы протоиерея В. Верюжского хватило ненадолго. Вообще церковная репутация епископа Ямбургского, несмотря на пережитую им ссылку, была не лучшей: помнилось, как в 1922 г. он снял наложенное священномучеником митрополитом Вениамином (Казанским) прещение с группы петроградских священников — организаторов обновленческого раскола. «Пошли толки, что Алексий как был, так и остался обновленцем, что им руководит группа обновленцев, что к нему близки лица из ЧКа», — писал протоиерей Михаил Чельцов, не скрывавший своей неприязни к новому временно управляющему епархией25.

22Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 б. Д. 61. Л. 2.

23 Чельцов М., прот. В чем причина церковной разрухи... С. 444.

24Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 40. Л. 2.

25 Чельцов М., прот. В чем причина церковной разрухи... С. 443.

Подозрения в связях с ОГПУ епископа Алексия, переговоры с той же организацией протоиереев Н. Чукова и П. Кедринского — все это не могло не настораживать петроградских ревнителей. «Уже одно имя ЧКа, — продолжал свое описание протоиерей М. Чельцов, — в глазах наших православных возбуждает всякие подозрения и опасения. Естественно, как только что стало известным это сношение Чукова с советской властью, так сразу же все дело было окрашено в красный цвет, и отношение к нему определилось отрицательное. А Алексий, близкий к группе Чукова и К° и санкционировавший ведение в дальнейшем переговоров с советской властью, еще более оттолкнул от себя значительную часть духовенства и пасомых»26.

Переговоры с властью группы Чукова и К° тем временем продолжались, постепенно приобретая все более официальный характер. 1 июля 1926 г. епископом Алексием (Симане к им) и протоиереями П. А. Кедринским, Н. К. Чуко-вым, А. В. Петровским, Н. В. Чепуриным, М. В. Митроцким, В. Ф. Лебедевым и И. И. Заборовским было подано заявление (прошение) в Административный отдел Ленинградского Губисполкома (АОЛГИ). «Конституция СССР, — начинался составленный ими документ, — провозглашая полную свободу для веры и неверия, не уничтожает религиозного культа, а лишь ставит его в определенные рамки. И для Православной Церкви, как религиозного культа, она отводит свое место, свойственное ей (Церкви), как объективному историческому фактору общественности. Об этом свидетельствует самый декрет об отделении церкви от государства, который и для Церкви, по существу дела, представлялся и представляется желательным». После такой политически выверенной преамбулы авторы обращения переходили к реалиям: «Тем не менее, Православная Церковь, в частности Ленинградская, и до сего времени не имеет тех внешних условий и форм, которые давали бы ей возможность безболезненного и нормального существования и которые могут создаться только при условии открытых, ясных взаимоотношений с органами государственной власти». В этой фразе вновь можно видеть основной побудительный мотив сторонников легализации — «возможность безболезненного и нормального существования», а также принимаемое ими условие — «открытые, ясные взаимоотношения с органами государственной власти». Проблема была в том, что тот орган государственной власти, с которым церковным руководителям более всего приходилось иметь дело, а именно ОГПУ, «открытости и ясности» в своей работе в принципе не предполагал. И проблема эта, по большому счету, была неразрешимой.

«Правильный строй церковной жизни, — говорилось далее в ходатайстве, — по церковным установлениям, предусматривает при стоящем во главе епархии Епископе совет из выборных представителей клира и мирян, действующий на основе церковных канонов и являющийся выразителем соборного мнения епархиальной церковной общины». С точки зрения решений Поместного Собора 1917—1918 гг., данная формулировка была безукоризненной, не должна была она вызывать возражения и у советской власти, ратовавшей на словах за выборное начало. «Как бы ни были малы в настоящее время функции церковного руководительства, — продолжали авторы обращения в Административный отдел, — но

26 Чельцов М., прот. В чем причина церковной разрухи... С. 444.

32

и они по необходимости требуют внешней формы сношений и хотя бы примитивной организации, что невозможно без законно существующего епархиального органа. Такой епархиальный орган совершенно необходим для полной согласованности в деятельности всех отдельных органов церковного строя с постановлениями государственной власти, а также для ответственных сношений с нею. В настоящее время в Православной Ленинградской Церкви (не приемлющей церковной юрисдикции обновленческого управления) такого законно организованного епархиального органа нет»27.

Члены инициативной группы — авторы обращения — не могли не знать, что «полной согласованности в деятельности всех отдельных органов церковного строя с постановлениями государственной власти» в Церкви хотели далеко не все, поскольку эти самые постановления по большей части имели откровенно антицерковную направленность. Позднее (в декабре 1927 г.) представители петроградского духовенства, не приемлющие легализации, писали митрополиту Сергию: «Памятуя слова Господа и учение Апостольское, мы повиновались всем распоряжениям гражданской власти, которые не противоречат нашей православной совести, и молча терпели все стеснения, которым подвергалась наша вера. Но мы не надеялись иметь более тесных правовых отношений к неверующей власти и не искали их». Представители оппозиции требовали от митрополита Сергия возврата «прежнего святого бесправия», считая, что такое бесправное положение является для Церкви при богоборческой власти единственно правильным28. Епархиальный орган же, о котором писала инициативная группа, волей-неволей должен был взять на себя функцию принуждения «всех отдельных органов церковного строя» (то есть органов приходских, благочиннических и т. д.) во всем следовать постановлениям власти. Причем «ответственные сношения» этому епархиальному органу пришлось бы иметь в первую очередь с органами ОГПУ (с вызова которыми протоиерея Н. Чукова, собственно, и началась в 1926 г. кампания местной легализации). Внутриепархиальный конфликт при этом становился неизбежным.

«В силу высказанных соображений, — завершали свое прошение в Административный отдел члены инициативной группы, — нижеподписавшиеся находят совершенно необходимым испросить у государственной власти разрешение на созыв общего собрания представителей клира и мирян г. Ленинграда и епархии для выбора возглавляемого Епископом епархиального органа, который, всецело согласуясь в своей деятельности с постановлениями государственной власти и в связи с этим ответственный пред нею, мог бы законно направлять церковную жизнь епархии. По получении разрешения на созыв общего собрания будут представлены подробные сведения о времени, месте, составе и предметах занятий собрания»29. Документ венчают собственноручные подписи уже перечисленных лиц с указанием церквей, в которых они служили.

27 Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 47. Л. 1—2.

28 Алчущие правды: Материалы церковной полемики 1927 года / Сост., авт. вступ. ст. свягц. А. Мазырин, О. В. Косик. М., 2010. С. 283, 287.

29Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 47. Л. 2.

Копия заявления (точнее, его проекта) предварительно была направлена епископом Алексием митрополиту Сергию с надписанием: «Прошу благословения Вашего Высокопреосвященства на то, чтобы представить по назначению это заявление». Можно заметить, что копия, представленная епископом Алексием Заместителю Местоблюстителя, текстуально немного отличалась от экземпляра заявления для Административного отдела с подписями семи протоиереев. В копии, в ее заключительной части, слова о епархиальном органе звучали так: «...который, во главе с Епископом, ответственный за направление своей деятельности в полном согласии с постановлениями государственной власти, мог бы законно руководить церковною жизнью епархии» (не было слов «всецело согласуясь»). Митрополит Сергий на представленном епископом Алексием проекте наложил 7 июня 1926 г. резолюцию: «Не имею возражений. М[ожет] б[ыть], это будет почином и для других мест»30. Спустя четыре дня, 11 июня, последовала еще одна резолюция Заместителя на проекте ходатайства ленинградцев: «Не вижу препятствий. Наоборот, одобряю это намерение. Нужно только, чтобы это не повлекло за собою каких-либо неудобных для нас обязательств»31.

Благожелательное отношение Заместителя Местоблюстителя к ленинградской инициативе объясняется тем, что он и сам тогда был озабочен проблемой легализации, только уже в общецерковном масштабе. 1 июня 1926 г. он обратился в НКВД с просьбой зарегистрировать его в качестве временно исправляющего должность Местоблюстителя Патриаршего Престола и его канцелярию Московской Патриархии. Одновременно митрополит Сергий просил наркома НКВД «дать распоряжение о зарегистрировании местными административными органами местной староцерковнической иерархии: епархиальных и викарных архиереев с правом иметь при себе канцелярии». «Дальнейшая наша задача по получении регистрации, — разъяснял Заместитель, — будет состоять в организации через выборы на соответствующих съездах коллективных органов правления для руководства церковными делами»32. Таким образом, ходатайство ленинградцев перед местными органами НКВД вполне вписывалось в программу митрополита Сергия. Что же касается слов его второй резолюции о «каких-либо неудобных обязательствах», то их смысл раскрывается в проекте послания к Церкви, распространенном Заместителем в те же июньские дни 1926 г.: «Обещая полную лояльность, обязательную для всех граждан Союза, мы, представители церковной иерархии, не можем взять на себя каких-либо особых обязательств или доказательств нашей лояльности. Не можем взять на себя, например, наблюдение за политическим настроением наших единоверцев, хотя это наблюдение и ограничивалось бы тем, что за благонадежность одних мы ручаемся, а других будем лишать такого ручательства. Для этой цели у Советской власти есть орган более подходящий и средства более действенные. Тем паче не можем мы взять на себя функции экзекуторские и применять церковные кары для отмщения»33.

30 Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 47. Л. 3; Оп. 3 б. Д. 67. Л. 1.

31 Там же.

Не менее важным было и то, что по сравнению с аналогичными инициативами некоторых «других мест» заявление протоиерея Н. Чукова и его единомышленников выглядело относительно достойно (хотя в нем и не был прописан отказ от «каких-либо неудобных обязательств», как это было прописано у митрополита Сергия). Так, например, приблизительно в то же время, что и в Ленинграде, активность в направлении получения местной легализации стала проявляться в среде «тихоновцев» Черниговской епархии (по совпадению ключевой фигурой там тоже был протоиерей по имени Николай). Об этой легализации по-черниговски весьма колоритно повествуют документы украинского ГПУ. В июле 1926 г. оно сообщало в Москву Секретному отделу ОГПУ: «В марте мес[яце] с. г. из Глуховского округа к нам явился протоиерей Суворов Николай, принадлежащий к тихоновской ориентации, и просил разрешения на созыв Окружного съезда тихоновского духовенства. Будучи нами обработан, он, дав подписку <...>, приступил к проведению подготовительной работы по созыву Окружного съезда. Ему легко удалось склонить к этому как целый ряд протоиереев и священников, так и самого епископа Матвея Храмцова»34. (Епископ Новгород-Северский Матфей в тот момент был временно управляющим Черниговской епархией.)

Разумеется, протоиерею Н. Суворову, также как и протоиерею Н. Чукову, были выдвинуты условия, на которых власть могла бы предоставить Церкви местную легализацию. Первым условием являлось подписание декларации политического характера, в которой говорилось: «Признавая вместе с умершим патриархом Тихоном его неверное понимание Советской власти в первые годы Социальной революции в России и скорбя о последствиях его антисоветской деятельности того времени, породившей политическую авантюру под именем “тихоновщины”, мы почитаем долгом верности Советской власти и части своего христианского имени категорически отмежеваться от всех причастных к “ти-хоновщине”, к какому бы то ни было званию они не принадлежали и какое бы положение в церкви они не занимали. <...> На будущем Поместном Соборе Все-украинской Церкви мы потребуем канонического осуждения всех представителей Церкви, создавших и поддерживавших “тихоновщину” на Украине, во вред Православной Церкви и социалистическому строительству новой жизни трудового народа»35. То есть для легализации черниговским «тихоновцам» надо было «всего-навсего» отмежеваться от «тихоновщины» (как от некоей «политической авантюры»). Надо заметить, что ничего подобного в документе, подписанном епископом Алексием (Симане к им), протоиереем Николаем Чуковым и другими ленинградскими сторонниками легализации, не было, в своем прошении они постарались выражаться максимально аполитично.

В своем легализаторском порыве украинский протоиерей Николай не остановился на епископе Матфее, а обратился к Экзарху Украины митрополиту Михаилу (Ермакову), который тогда находился без права выезда в Москве. 15 июля 1926 г. митрополит Михаил наложил на суворовской декларации резолюцию: «Признаю полезной для С[вятой] Православной Церкви на Украине начатую

работу инициативной группы Старославянской Православной Церкви Глухов-ского округа и призываю на ее деятельность, под руководством преосвященного Матфея, Божие благословение»36. Слова про «политическую авантюру под именем “тихоновщины”» митрополит Михаил вычеркнул, пометив на полях: «С такой редакцией я не согласен». В то же время абзац, в котором шла речь про «осуждение всех представителей Церкви, создавших и поддерживавших “тихо-новщину” на Украине», Высокопреосвященный Экзарх оставил, из-за чего политическая заточенность черниговского (или, точнее, глуховского) акта сохранилась.

Неудивительно, что инициатива протоиерея Н. Суворова и епископа Матфея среди украинских «тихоновцев» встретила резкое неприятие, коль скоро куда менее вызывающие действия протоиерея Н. Чукова и епископа Алексия произвели возмущение среди части «тихоновцев» петроградских. Активность украинских «тихоновских» епископов в тот момент (лето 1926 г.) была чрезвычайно высока, причем связь с находившимся в Нижнем Новгороде Заместителем Местоблюстителя была налажена прекрасно. Кнему-то, поскольку соглашательская позиция Экзарха их никак удовлетворить не могла, они и обратились. Резолюция митрополита Сергия от 4 августа по поводу черниговской инициативы выглядела совсем иначе, нежели по поводу инициативы ленинградской: «Ввиду того, что дело, затеянное протоиереем Суворовым, грозит нарушить единение между православными и смущает совесть многих, а владыка Экзарх далеко, прошу украинских архиереев в Харькове, Полтаве, Киеве и Житомире внимательно обсудить это дело и, если понадобится, воздействовать на преосвященного Матфея в должном направлении»37. Украинские иерархи «воздействовали» на епископа Матфея столь эффективно, что все суворовское дело быстро заглохло38.

Не увенчались в 1926 г. успехом усилия и ленинградских сторонников легализации. Протоиерей Михаил Чельцов, который идее легализации, вообще говоря, сочувствовал (в развернувшейся в 1927—1928 гг. жесткой полемике «сер-гиан» и «антисергиан» он без особых колебаний встал на сторону первых) и не разделял негативного отношения некоторых лично к протоиерею Николаю Чу-кову (чего нельзя сказать о его отношении к епископу Алексию), описывал развитие событий так: «Дело было задумано не дурное — то, что теперь мы получили только в общероссийском масштабе. Но повела это дело группа лиц, которым громадная часть влиятельного духовенства, а с ним вместе и мирян, не только не сочувствовала, но прямо-таки не доверяла и даже откровенно заподазривала в скрытом обновлении. Советскую власть знали как творящую только худшее для Церкви и раздоры, а тут вдруг сама идея с предложением доброго для Церкви — конечно, не с добрыми целями. Да и переговоры ведет с лицами, по меньшей мере подозрительными. По всем этим основаниям образовалась группа лиц, не только пассивно не сочувствовавших, но и активно старавшихся воспрепятствовать осуществлению переговоров. Путь и способ для воспрепятствования мог

,6 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 585.

,7Там же. Л. 635.

,8Подробнее см.: МазыринА., свящ. Проблема легализации Православной Церкви в СССР в середине 1920-х гг. // Российская история. 2012. № 3. С. 82—85.

быть только один: удаление от дел еп[ископа] Алексия. В этом направлении и началась работа»39.

С ответом на обращение епископа Алексия и группы протоиереев от 1 июля

1926 г. Административный отдел Ленгубисполкома не спешил. Могло сложиться впечатление, что инициатива потерпела неудачу. Точно так же и ходатайство митрополита Сергия от 1 июня о регистрации удовлетворено не было. Власть требовала большего, чем Заместитель ей в том ходатайстве предложил. Он во всеуслышание отказывался «взять на себя функции экзекуторские и применять церковные кары для отмщения». Власти же нужно было превратить церковное управление именно в механизм экзекуции тех, кого она подозревала в неблагонадежности. Это было обязательным негласным условием легализации — условием, по сути своей, для Церкви неприемлемым. Напряжение нарастало.

В такой ситуации к митрополиту Сергию в Нижний Новгород из Ленинграда приехал протоиерей Василий Верюжский (возможно, что не один) с просьбой назначить Петроградским митрополитом архиепископа Иосифа (Петровых). В показаниях самого протоиерея Василия 1931 г. этот момент нашел следующее отражение (об определенной ангажированности этих показаний уже было сказано): «Внутри т. наз. “Тихоновской” церкви сохранились наиболее непримиримо настроенные круги мирян, духовенства и иерархов <...>. Одной из таких групп являлась часть ленинградского духовенства и мирян, группировавшаяся вокруг собора “Воскресения на крови”, который в период времени с 1925—27 г. приобретает значение центра самого крайнего правого течения среди духовенства “Тихоновской” ориентации. Моя роль, как настоятеля в этом храме, заключалась в сохранении этого направления и противодействии сдвигам в настроении части духовенства Ленинграда на платформу идеи, потом выраженной митр[ополитом] Сергием. Еще ранее возникновения организации “истинно-православных” я пытался эти сдвиги возвратить на контрреволюционную Тихоновскую платформу, поездкой в 1926 г. к митр[ополиту] Сергию в Нижний Новгород с просьбой о назначении митрополитом в Ленинград Иосифа, которого я знал как одного из реакционных деятелей Тихоновской церкви (поездка эта была, между прочим, без ведома и согласия остального ленинградского духовенства)»40.

По поводу реплики в скобках следует заметить, что если свою поездку в Нижний Новгород протоиерей В. Верюжский с другими представителями ленинградского духовенства и не согласовывал (хотя совсем ни с кем не советоваться он не мог), то имя его кандидата в митрополиты не было столь уж неожиданным. Об этом же кандидате еще в марте 1926 г. ходатайствовал перед митрополитом Сергием и протоиерей Н. Чуков. Казалось, что Преосвященный Иосиф — это именно тот иерарх, который был способен примирить две разошедшиеся протоиерейские партии. Согласие самого архиепископа Иосифа на новое назначение было получено, об этом протоиерей Василий и его единомышленники позаботились. В итоге 26 августа 1926 г. архиепископ Иосиф указом Заместителя Местоблюстителя «вследствие настоятельной просьбы верующих» был назначен

,9 Челъцов М., прот. В чем причина церковной разрухи... С. 444—445.

40ЦАФСБ РФ. Д. Н—7377. Т. 10. Л. 173-174.

на Ленинградскую кафедру с возведением в сан митрополита. Примечательно, что сообщил об этом митрополиту Иосифу, находившемуся в тот момент в Новгороде, Преосвященный Алексий (Симанекий)41, который, соответственно, освобождался митрополитом Сергием от управления Ленинградской епархией и назначался управлять епархией Новгородской с возведением в сан архиепископа Хутынского.

О восторженной встрече митрополита Иосифа петроградцами в престольный праздник Александро-Невской лавры вечером 11 сентября, о торжественной службе и о его выезде из города с дальнейшим предписанием от власти в него не возвращаться — обо всем этом в церковно-исторической литературе написано уже немало, и можно особо не повторяться. Стоит лишь обратить внимание, что, по свидетельству самого митрополита Иосифа, не всеми представителями Ленинградской епархии он был принят благожелательно. Спустя год, в сентябре

1927 г., после появления указа о его переводе в Одессу, митрополит Иосиф писал митрополиту Сергию: «Уже при самом моем появлении в Ленинграде явились и искусители моей готовности исполнить волю о мне Божию. Открыто заявив себя приверженцами епископа Алексия, они, разочарованные неуспехом, обратили на меня свои стрелы. Всякими страхами и запугиваниями они пытались смутить мой дух и сбить с толку и пути. В разговоре имели даже наглость заявить, что я не избранник и якобы не избранник народа, и потому должен разделить свой труд с их избранником, если не вовсе уступить ему место»42. Можно предположить, что к указанным «искусителям» как раз и относились члены инициативной группы, которые вместе с Преосвященным Алексием все еще ждали от Адмотдела ответа на свое июльское ходатайство.

Сам архиепископ Алексий тоже не спешил перебираться в Новгород. «Переведенный еп[ископ] Алексий исходатайствовал себе право остаться на жительство в Петрограде. Остался и, конечно, не успокоился; его поддерживала группа Чукова и К°», — писал протоиерей М. Чельцов. В то же время другая группа петроградского духовенства не прекращала своей борьбы с архиепископом Алексием. «Добыто было от митр[ополита] Иосифа, оставшегося номинально все еще правящим епископом, письмо с запрещением иноепархиальным (читай — Алексию, единственно в то время иноепархиальному) совершать богослужения в церквах епархии без разрешения еп[ископа] Гавриила43. Утверждали, что Гавриил даже уведомить Алексия об этом распоряжении Иосифа постеснялся или побоялся. Если же и уведомил, то Алексий и К°, справедливо оценившие всю малозначительность этого распоряжения при проводнике его Гаврииле и хорошо понимавшие все бессилие Иосифа с маловероятным возвращением его в Петроград, не обращали никакого внимания на распоряжение Иосифа, и Алексий, живя почти безвыездно у нас, продолжал служить. Стали пускаться слухи, что

41 См.: Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских пастырей. С. 36—37.

42 Алчущие правды. С. 178.

4! Архиепископ Кингисеппский (Ямбургский) Гавриил (Воеводин) был в августе 1926 г. назначен митрополитом Иосифом управлять Ленинградской епархией на время собственного отсутствия в ней.

Иосиф больше не вернется, что Алексий скоро снова будет в Питере правящим с титулом митрополита»44.

Советской власти архиепископ Алексий в качестве управляющего Ленинградской епархией определенно был более угоден, чем митрополит Иосиф, и она нашла способ это выразительно продемонстрировать. 16 ноября 1926 г. «гражданину Павлу Антоновичу Кедринскому» была направлена официальная бумага: «Административный Отдел Ленинградского Губисполкома сообщает, что согласно поданного Вами 1 VII с. г. заявления о разрешении созыва общего собрания представителей клира и мирян гор. Ленинграда и епархии для выбора возглавляемого епископом епархиального органа в период между 5 и 20 декабря с. г. только под персональную ответственность лиц, подписавших заявление: 1) Епископ Алексей Симанский <...>». Далее перечислялись семь протоиереев: П. А. Кедринский, Н. К. Чуков и др. «Указанной выше инициативной группе разрешается организовать общее собрание клира и мирян, представив заблаговременно в Отделение Адмнадзора АОЛГИ сведения о предполагаемых участниках собрания, программу и место работ такового»45.

Едва ли в Административном отделе ЛГИ не знали, что епископ (архиепископ) Алексий (Симанский) постановлением высшей церковной власти уже почти три месяца как был перемещен в другую епархию, и на Ленинградскую кафедру был назначен другой иерарх. Давая в ноябре разрешение на собрание, о котором просили в июле, власть намеренно провоцировала рознь между двумя архиереями (и не только архиереями). На языке ОГПУ это называлось «работой по разложению тихоновщины»46.

В такой ситуации инициативная группа семи протоиереев попыталась найти выход с помощью Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия, которому был срочно направлен рапорт (на рапорте стоит дата «15 ноября 1926 г.», но она вызывает некоторое недоумение, поскольку он был написан уже после получения разрешения из АОЛГИ, датированного следующим днем). В рапорте митрополиту Сергию напоминали о его положительной резолюции на проекте ходатайства в Административный отдел и сообщали, что «в настоящее время ходатайство это удовлетворено и Епархиальное Собрание может состояться». Далее в рапорте сообщалось о возникшем затруднении: «За время после подачи заявления в составе подписавшихся лиц произошло существеннейшее изменение: Епископ Алексий назначен временно управляющим Новгородской Епархией в качестве Архиепископа Хутынского и таким образом выбыл из числа Архиереев Ленинградской Епархии. Это обстоятельство, имеющее высокую каноническую важность, не имеет юридического значения для Отдела Управления, который считается лишь персонально с лицами, которым разрешен созыв Епархиального Собрания безотносительно того, какие духовные должности эти лица занимают. Какая-либо замена или исключение отдельных подписавших лиц равносильны возбуждению нового ходатайства, и результат этих перемен может быть отрица-

44 Чельцов М , прот. В чем причина церковной разрухи... С. 451.

45Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 47. Л. 17.

46 См.: Мазырин А., свящ. Проблема легализации Православной Церкви в СССР в середине 1920-х гг. С. 87.

тельный, т. е. созыв собрания может быть не разрешен. Дело осложняется к тому же краткостью срока, назначенного для собрания».

Авторы рапорта предлагали свой выход из непростой ситуации: «Наиболее удобным способом созыва собрания представляется сохранение всей группы подписавших лиц в их совокупности без каких-либо изменений, но тогда Архиепископ Алексий имел бы канонически возможность исполнения этого временного специального поручения лишь при условии особого Вашего для него Указа — собрать при помощи Ленинградского Епархиального Начальства Епархиальное Собрание под ответственностью лиц, подписавших заявление в Отдел Управления. Такой же Указ необходим для Митрополита Ленинградского, от имени которого должно состояться собрание. <...> Докладывая Вашему Высокопреосвященству об изложенном, просим Вашего Архипастырского благословения на это существеннейше важное не только для Ленинградской Епархии, но и для всей русской Православной Церкви дело, как по Вашему слову, добрый почин для других мест, а также ходатайствуем о необходимых для осуществления этого дела распоряжениях»47.

Таким образом, группа ленинградских протоиереев через голову своего правящего архиерея и его заместителя (архиепископа Гавриила) обращалась квысшей церковной власти с просьбой о распоряжениях, касающихся важнейших вопросов жизни епархии. В принципе, за такое деяние митрополит Иосиф при желании мог бы на «группу Чукова и К°» и каноническое прещение наложить. Впрочем, когда перед этим к митрополиту Сергию обращалась «группа Верюжского и К°» с просьбой назначить Петроградским митрополитом Преосвященного Иосифа, она тоже едва ли действовала с благословения управлявшего тогда епархией епископа Алексия. «Уж очень сильно было у нас пресвитерианское влияние и важны протоиереи», — замечал, как бы между прочим, о. Михаил Чельцов48.

16 ноября 1926 г. протоиерей Н. Чуков составил своего рода инструкцию для делегатов, посланных из Ленинграда в Нижний Новгород с рапортом митрополиту Сергию. Поручения касались не только Нижнего Новгорода, но и Москвы. «1. При остановке в Москве, — писал протоиерей Николай, — необходимо побывать в Центр [альном] Церк[овном] Столе или ОГПУ и узнать о положении м[итрополита] Иосифа: нельзя ли ему вернуться в Ленинград, и к[а]к вообще посмотрят, если мы его изберем на еп[архиальном] собрании Председателем Еп[архиального] Совета (т. е. правящим Митрополитом)». Очевидно, что власть посмотрела бы на это отрицательно (если только сам митрополит Иосиф заинтересовал бы ОГПУ готовностью к негласному сотрудничеству, как это сделали некоторые другие архиереи). Протоиерей Н. Чуков тоже понимал, что шансов вернуться в Ленинград у митрополита Иосифа немного, поэтому далее предлагал: «2. Уяснить (и в Москве, и с м[итрополитом] Сергием), к[а]к быть здесь с вопросом о Председателе Еп[архиального] Совета в случае неудачи и безнадежности скорого возвращения м[итрополита] Иосифа».

Протоиерей Николай выражал уверенность, что возникшие трудности не должны привести к отказу от попыток добиться епархиальной легализации:

47Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 47. Л. 13—16.

48 Чельцов М., прот. В чем причина церковной разрухи... С. 446.

«3. Доложить м[итрополиту] Сергию, что прекращение начатого дела, несмотря на неудачно сложившиеся обстоятельства с отсутствием м[итрополита] Иосифа и переводом арх[иепископа] Алексия, небезопасно, пот[ому] что, с одн[ой] стороны, м[ожет] б[ыть] объяснено как нежелание идти в контакте с гражданской] властью, а с другой — даст подтверждение возникшей у гражданской] власти мысли, что Арх[иепископ] Алексий за то будто бы и переведен из Ленинграда, что обратился с заявлением к власти о разрешении Еп[архиального] собрания». Действительно, связь между июльским обращением в Административный отдел и последующим переводом Преосвященного Алексия имела место (достаточно вспомнить свидетельство протоиерея М. Чельцова о том, что «образовалась группа лиц, <...> активно старавшихся воспрепятствовать осуществлению переговоров», причем способом сорвать переговоры с властью являлось именно «удаление от дел» епископа Алексия).

«К участию во всем этом деле, — писал далее протоиерей Н. Чуков, — как предварительного установления характера отношения арх[иепископа] Алексия, так и всей дальнейшей организации, непременно д[олжен] б[ыть] привлечен м[итрополит] Иосиф, к которому, м[ожет] б[ыть], необходимо лично заехать делегации». Видно, что протоиерей Николай тогда еще не терял надежды на то, что инициативной группе удастся с митрополитом Иосифом договориться, хотя слова «м[ожет] б[ыть]» выражали определенную неуверенность.

Вопрос об архиепископе Алексии в предстоящем разговоре с Заместителем Местоблюстителя также был ключевым. Протоиерей Н. Чуков писал: «5. Необходимо у м[итрополита] Сергия совершенно точно уяснить характер участия арх[иепископа] Алексия на Еп[архиальном] Собрании (как исполнителя временного поручения)». Протоиерей Николай подходил к самому болезненному аспекту проблемы легализации, поэтому следующий (последний) пункт его записки звучал наиболее экспрессивно: «6. Ввиду продолжающейся агитации кучки духовенства, с одн[ой] стороны, а с другой — ввиду назревающего определенного отношения гражданской] власти к этой группе ввиду ее конспиративных действий (что выяснилось из допроса Преосвященного] Алексия 11 нояб[ря] в ГПУ), совершенно необходимо. чт[обы] м[итрополит] Сергий категорически указал (лично или через м[итрополита] Иосифа) как Еп[ископу] Гавриилу, Управляющему епархией, так и прот[оиерею] Верюжскому, стоящему во главе этой группы, на совершенную необходимость немедленного и решительного прекращения всяческих инсинуаций по адресу арх[иепископа] Алексия и близкой ему группы духовенства, якобы содействовавших удалению м[итрополита] Иосифа, желающих будто бы избрания на его место арх[иепископа] Алексия, подготовляющих будто бы таким путем сближение с обновленцами и т. п. Вся эта лишенная всяких оснований травля, разделяя паству, вредя общему делу Церкви, толкает эту беззастенчивую группу на целый ряд действий, вроде тайных собраний, которые, будучи известны ГПУ (как выяснилось из допроса арх[иепископа] Алексия), грозят разразиться новыми репрессиями, которые сорвут и начатое дело легализации и выроют еще большую пропасть между верующими»49.

49Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 б. Д. 68. Л. 1—4.

41

Митрополиту Иосифу 17 ноября также был направлен рапорт, но он был намного лаконичнее рапорта митрополиту Сергию и подпись под ним стояла одна, а не семь (протоиерея Павла Кедринского). «При сем, — начинался рапорт, — долг имею представить Вашему Высокопреосвященству: 1. Копию разрешения Ленинградским Губисполкомом созыва общего собрания представителей духовенства и верующих мирян Ленинградской епархии <...> 2. Копию рапорта по этому делу группы ленинградского духовенства, под персональную ответственность которой дается разрешение собрания, на имя Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейшего Сергия, Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, на Архипастырское благовоззрение Вашего Высокопреосвященства на предмет получения указаний для дальнейшего хода этого дела»50. Объяснить своему митрополиту ситуацию более подробно протоиерей П. Кедрине кий не счел нужным, остальные шесть членов инициативной группы не нашли необходимым присоединиться и к его рапорту. Впрочем, можно предположить, что они просто не успели, времени было мало. (У протоиерея Н. Чукова в те дни, например, были и другие весьма важные дела. 25 ноября 1926 г. на Высших Богословских курсах, которыми он руководил, состоялась публичная защита его магистерской диссертации на тему «Мессианские представления иудеев по Таргуму Ионафана, сына Узиелова». На защите присутствовал и архиепископ Алексий51.)

В резолюции на рапорте протоиерея Павла митрополит Иосиф предложил иной выход из положения, нежели члены инициативной группы. Против движения в сторону легализации он выступать не стал — это важно, но ему совсем не пришлась по вкусу идея о том, что от его имени на Епархиальном собрании будет председательствовать архиепископ Алексий. «Разрешение Гражданскою Властию созыва Епархиального Собрания приветствую и горячо желаю его осуществления, — гласила резолюция митрополита Иосифа от 19 ноября 1926 г. (как видно, события развивались быстро, особенно с учетом того, что пребывал он тогда в г. Ростове Ярославском). — Но при этом нахожу необходимым обратиться к Власти с дополнительным ходатайством о замене выбывшего из состава лиц Ленинградской Епархии Архиепископа Алексия (Симанского) и о включении в состав лиц, под персональною ответственностию которых разрешается Собрание, меня, как канонически законного Ленинградского Епископа»52. Поверх резолюции митрополит Иосиф поставил еще и личную печать, видимо, чтобы подчеркнуть решительность своего настроения.

Спустя восемь дней, 27 ноября, он действительно направил в Ленинградский Административный отдел следующее ходатайство: «По случаю разрешения Гражданскою Властию Епархиального Собрания (духовенства и мирян) в Ленинграде, имею долг, как законный по каноническим правилам Ленинградский епископ, обратиться в Административный Отдел с настоящею просьбою:

1. исключить из состава лиц, под персональной ответственностию коих разрешено Собрание, епископа Алексия Симанского, как не состоящего более в

50Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 47. Л. 19—20.

51 См.: Сорокин В., прот. Исповедник. С. 359—360.

52 Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 47. Л. 19.

составе лиц Ленинградской епархии, участие коего сделает незаконными и неприемлемыми все постановления Собрания;

2. включить в состав лиц, под персональной ответственностию которых разрешено Собрание, меня, как единственно законного Ленинградского епископа, и разрешить мне прибытие в Ленинград для участия в работах собрания;

3. в случае необходимости назначить новый срок для Собрания».

Подпись под ходатайством выглядела нарочито лояльно: «Гражданин Иван

Семенович Петровых (Ленинградский митрополит Иосиф)»53.

Нельзя не обратить внимания на слова митрополита Иосифа, что участие епископа (так!) Алексия «сделает незаконными и неприемлемыми все постановления Собрания». Ленинградский митрополит, очевидно, подозревал (и нельзя сказать, что совсем уж без оснований) архиепископа Хутынского в желании занять его место, поэтому предельно заострил вопрос о нем даже и перед властью. ОГПУ могло быть довольным: свою неприязнь к архиепископу Алексию митрополит Иосиф выражал уже вполне открыто. Епархиальное собрание же, в том виде, на который было получено формальное разрешение власти, оказывалось невозможным. (Только если бы вдруг митрополит Сергий издал новый указ, отстраняющий митрополита Иосифа от Ленинградской кафедры и возвращающий в епархию архиепископа Алексия. Но Заместитель Местоблюстителя действовать в таком ключе тогда был явно не расположен.)

«Группа Чукова и К°», как называл ее протоиерей Чельцов, предприняла в такой ситуации еще одну (уже довольно отчаянную) попытку спасти начатое ею дело легализации и обратилась в Административный отдел с новым ходатайством. «Инициативная группа, получившая разрешение на созыв епархиального собрания, — говорилось в обращении, — в настоящее время испытывает каноническое затруднение в осуществлении этого разрешения. Епископ Алексий Симане кий, временно управлявший Ленинградской Епархией, выбыл из состава архиереев епархии, и его заменил, как постоянно управляющий епархией, Митрополит Иосиф Петровых. Без участия Митрополита Иосифа, по церковноканоническим основаниям, созыв епархиального собрания не может быть канонически законным и практически действенным». Члены инициативной группы сообщали о своем обращении к митрополиту Сергию и о его ответе (сам ответ среди документов фонда митрополита Григория отсутствует, возможно, он был дан устно). Говорилось, что Заместитель Местоблюстителя «указал, что ввиду состоявшегося между ним и представителем Центральной Государственной Власти соглашения (17 ноября т. г.) по общим церковным вопросам для Митрополита Иосифа открывается возможность личного исполнения возложенных на него обязанностей по Ленинградской Епархии»54.

Митрополит Сергий тогда действительно вел переговоры с ОГПУ и, как сообщалось затем в подготовленном Лубянкой секретном «Обзоре политического состояния СССР», «склонен был принять меры к легализации управляемой им

53Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 47. Л. 23—24.

54 Там же. Л. 27.

церкви на условиях, приемлемых для советского правительства»55. Если бы Заместитель успел тогда оформить свои новые отношения с властью, вероятно, и ленинградское дело получило бы иное развитие, и митрополит Иосиф «на условиях, приемлемых для советского правительства», смог бы вернуться в Ленинград (если бы он, в свою очередь, эти условия принял). Но в то время уже вовсю была развернута другая церковная кампания во всероссийском масштабе, которая существенно повлияла на ход событий (о ней чуть позже).

Ответ инициативной группе из АОЛГИ был сухим и, в общем-то, предсказуемым: «Разрешение на созыв епархиального собрания дано под личную и персональную ответственность епископа А. Симанского и других граждан, подписавших заявление, как лиц, персонально известных Административному Отделу. Передача еп[ископом] Алексеем Симане ким полномочий на созыв собрания митрополиту Иосифу, еп[ископу] Гавриилу или еп[ископу] Григорию является неприемлемым, так как перечисленные лица Административному Отделу не известны»56.

Это был окончательный тупик, выхода из которого — такого, чтобы он устроил и власть, и инициативную группу, и архиепископа Алексия, и митрополита Иосифа, и митрополита Сергия, — уже не было. Конечно же заявление о том, что митрополит Иосиф, архиепископ Гавриил и епископ Григорий «Административному Отделу не известны», было отговоркой (причем довольно нелепой). Просто они были власти неугодны. Но и на делегирование своих полномочий по председательствованию в Епархиальном собрании архиепископу Алексию митрополит Иосиф был категорически не согласен, имея на то тоже отговорку, что он не состоит «в составе лиц Ленинградской епархии». Митрополит Сергий мог бы вернуть архиепископа Алексия в этот «состав лиц», но обижать тем самым митрополита Иосифа — своего наиболее вероятного преемника в должности Заместителя Местоблюстителя — он не хотел. Между тем шел уже декабрь 1926 г. — месяц, в который в жизни Русской Православной Церкви произошли важные и весьма нерадостные события.

14 декабря 1926 г. группа семи протоиереев, уже окрещенных в епархии «алексиевцами», попыталась-таки объясниться с митрополитом Иосифом и отправила ему развернутое письмо, о котором уже говорилось в начале статьи. «Благоволите разрешить нам полную откровенность и прямоту, — писали члены инициативной группы. — Нам стало известным, что у Вас, Владыко, создалось впечатление, будто Ленинградская Ваша паства “разделилась на ся”, именно на “Иосифлян” и “Алексиевцев”, причем мы в числе многих других относимся к последним, противостоя Вам. Ей, Владыко, свидетель нам Бог, пред судом Коего имеем предстать в “оный день”, что в этом, под неким отдаленным и внешним подобием правды, скрывается совершенная неправда. Это клевета на нас и обман Вас. Мы ни в чем не противостояли, не противостоим и не собираемся противостоять Вам».

''«Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922—1934 гг.). Т. 4: 1926 г. М., 2001. Ч. 2. С. 829.

“Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 47. Л. 25.

Конечно, такое заявление требовало обоснования. В качестве первого аргумента в свою пользу члены инициативной группы выдвигали особую причастность их к появлению митрополита Иосифа на Ленинградской кафедре. «Первые, кто произнесли Ваше имя, как архипастыря желательного для нашей вдовствующей кафедры, были именно мы. Еще весною сего года, когда появились первые надежды на разрешение нам епархиального собрания и выборов правящего епископа, мы говорили о Высокопреосвященнейшем Сергии и о Вас. <...> Мы уповали, что с Вашим приходом у нас укрепится внутренний церковный мир, здравая форма отношений с советской властью, прямой и твердый легитимизм, оздоровеет церковная дисциплина, и богословское просвещение, которому многие из нас отдают все свои силы, получит наилучшего покровителя. Ведь ясно же, что подобным нашим желаниям из числа возможных кандидатов могли отвечать только два лица: Вы и Митрополит Сергий. Позже мы узнали, что в планы последнего не входило оставление Щижнего] Новгорода. И мы, естественно, останавливались на Вас одном». Свидетельства изначальной лояльности инициативной группы Преосвященному Иосифу, таким образом, приводились весьма убедительные.

Авторы письма указывали далее на главное отличие своего образа действий от образа действий противоположной партии: «В то время как мы рассчитывали уготовать Вам хотя, может быть, и не такой быстрый, но беспечальный путь к кафедре нашей, путь одновременно канонически закономерный (каковым Вы, разумеется, и пришли к нам) и в гражданском отношении расчищенный, они презрели последнее условие. <...> Они явному риску подвергали епархию и ее Святителя и искушали Господа, требуя почти чудесного. <...> Мы чувствуем свое бессилие возражать, когда нам говорят: все было сделано для того, чтобы произвести впечатление, будто Ваше назначение к нам знаменовало собою принципиальное и упорное отрицание легально-доброжелательных отношений с внешним миром»57. Под «внешним миром» здесь очевидным образом подразумевалась советская власть. «Доброжелательные» взаимоотношения с ней тогда действительно были невозможны. В этом заключалась главная слабость позиции сторонников легализации, какими бы благими намерениями они ни руководствовались. Власть требовала от Церкви «доброжелательности» только по отношению к себе, но ни о какой ответной «доброжелательности» по отношению к Церкви со стороны носителей власти — большевиков — не могло быть и речи. Согласно программе РКП(б), принятой еще в марте 1919 г., партия видела свою задачу в «полном отмирании религиозных предрассудков»58. И назначение митрополита Иосифа в Ленинград без согласования с большевистской властью именно «знаменовало собою принципиальное и упорное отрицание легальнодоброжелательных отношений» с теми, кто видел в религии лишь подлежащие отмиранию «предрассудки» и всячески этому способствовал.

Доказывая, что они не «алексиевцы», члены инициативной группы обращали внимание на тот факт, что их «предстательства пред местной гражданской

57 Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 45. Л. 1—3.

58КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. 1. М., 1954. С. 421.

властью о легализации епарх[иального] управления и епарх[иального] епископа начались в самом начале сего 1926 года, когда Преосвященный Алексий был далеко от Ленинграда». К епископу Алексию обратились лишь тогда, когда он был назначен временно управляющим Ленинградской епархией, но и после этого он не стал главным действующим лицом в борьбе за местную церковную легализацию: «Во все указанные наши предстательства архиеп[ископ] Алексий входил канонически закономерно и необходимо, но совершенно эпизодически. И не предстательства эти были связаны с ним, а он с ними»59. Далее в письме семи протоиереев шла уже цитировавшаяся «Документальная справка», в которой описывался первоначальный ход событий. Епископ Алексий тогда действительно был еще ни при чем.

«Все наши отношения к архиеп[ископу] Алексию объясняются исключительно каноническими мотивами, — подчеркивали семь протоиереев. — Добавим совершенно откровенно к этому лишь то, что полное каноническое послушание оказывать архиеп[ископу] Алексию нам было тем легче и приятнее, что, во-первых, мы, по совести говоря, не видели у него пристрастия к какой-либо отдельной группе среди клира верующих Ленинграда, во-вторых, мы замечали в нем осторожное обращение с “церковным достоянием” ввиду его внешнего положения и осторожное отношение к вопросам церковной икономии, наконец, мы всегда видели с его стороны самое внимательное отношение кделу богословского просвещения в епархии. И мы усердно благодарим Бога, что, с Вашим назначением к нам, во всех этих трех направлениях наша епархия не только не потерпит ущерба или оскудения, но чувствуем, приобретет еще большая»60. Поскольку понесенный епархией ущерб уже был тогда налицо, в искренности выраженных в последней фразе чувств можно усомниться, но форма, в которую в ней облечены пожелания к митрополиту Иосифу, по-своему весьма изящна.

Члены инициативной группы признавали, что среди духовенства епархии имели место «разные идейные и практические церковные оттенки», и характеризовали свой «оттенок» следующим образом: «Сохраняя и проводя строгую акри-вию в вопросах вероисповедных, богослужебных и канонических, мы являемся сторонниками широкой, планомерной и открытой икономии во всех остальных вопросах и случаях, которые современность выдвигает пред церковной жизнью. Задачи и идеалы подлинно религиозные мы не смешиваем с идеалами инородными, напр[имер] национальными, государственными и проч[ими], и первые не дерзаем приносить в жертву последним, почитая это святотатством и изменою Церкви Христовой, превыше которой нет ничего на свете»61. Конечно, звучало это все красиво, но на практике «икономия во всех остальных вопросах и случаях, которые современность выдвигает пред церковной жизнью», означала, прежде всего, готовность идти на глубокий компромисс с советской властью, которую, собственно, мало волновали «вопросы вероисповедные, богослужебные и канонические». Власть требовала от Церкви всеобъемлющих уступок в сфере политической, и было очень трудно, если вообще возможно, идя до конца по

59Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 45. Л. 4.

“Там же. Л. 6.

пути этих уступок, сохранить в чистоте «идеалы подлинно религиозные», к которым относится и жизнь по христианской совести. В этом крылось противоречие, ослаблявшее позицию протоиерея Н. Чукова и его единомышленников.

Далее в письме митрополиту Иосифу члены инициативной группы доказывали, что их побудительными мотивами были вовсе не «жажда власти», «искание славы и чести» или «просто оппортунизм». «Проверьте, — писали они, — среди нас преобладают лица, которые в той или иной мере понесли подвиг исповедни-чества, были даже “смертниками”». Это было правдой. В 1922 г. вслед за митрополитом Вениамином (Казанским) были привлечены к суду протоиереи Николай Чуков, Павел Кедринский, Александр Петровский, Виталий Лебедев, Иоанн Заборовский. Протоиерей Николай вместе со священномучеником Вениамином был приговорен к расстрелу. Это, несомненно, повышало церковный авторитет «группы Чукова». В то же время члены инициативной группы довольно хлестко характеризовали противоположную им церковную партию: «...их мнимо пуританский дух стал приобретать с е к т а н тс к и - р а с к о л ь н и ч е с к и й акцент», «в чистоту их кафаризма, с одной стороны, слишком показного и самовлюбленного, с другой — раздраженного и озлобленного, все меньше и меньше верят», «их тактика расслабляет Церковь изнутри почти также, как и раскол “обновленчества”, будучи же рискованной игрой личного темперамента отдельных экстремистов из состава Ленинградской Церкви, она заставляет расплачиваться за себя дорогою ценою всю нашу Церковь». «Наконец, — ставили семь протоиереев митрополиту Иосифу на вид, — их постоянное прикрывание теперь своих действий Вашим именем и Вашим авторитетом может, в конце концов, только осложнять положение епархии и Вашего Высокопреосвященства».

«Епархия устала, — подходили к концу своего письма члены инициативной группы, — она измучена интригами и экстремизмом безответственных лиц. Она жаждет всеобщего примирения в клире, взаимного друг к другу благожелательства и снисходительности; она уже не выносит то, что многие называют “поповскою склокою”, от чего, действительно, отдает смертным запахом клира гибнущей Византии и от чего многие бегут в сектантство, раскол и неверие. Епархия жаждет порядка, Вашей твердой руки, прекращающей смуту... и, как первого условия для этого, Ваших отчих объятий, равно открытых для всех, кто с любовью, послушанием и готовностью на все ради мира и блага Св. Церкви идет к Вам, как — видит Бог — идем мы»62.

Быть может, если бы выход из затруднительной ситуации зависел лишь от митрополита Иосифа, клира и паствы епархии, он был бы найден: все они были движимы заботой о благе Церкви, хотя и по-разному. Но была еще одна действующая сила — сила, которая прекращения церковной смуты никак не желала. Этой злонамеренной силой была советская власть. Поэтому надеждам инициативной группы на всеобщее примирение в епархии сбыться было не суждено. Неизвестно, получил ли митрополит Иосиф проникновенное письмо семи протоиереев от 14 декабря. Во всяком случае, по прежнему адресу в Ростове Ярославском оно тогда его уже застать не могло. Связано это было с событиями об-

62Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 45. Л. 9—11.

47

щецерковного значения, которые тогда стали разворачиваться с молниеносной быстротой и к которым теперь необходимо перейти.

Осень 1926 г. для митрополита Сергия прошла не только под знаком переговоров с ОГПУ, в ходе которых он «склонен был принять меры к легализации управляемой им церкви на условиях, приемлемых для советского правительства». Одновременно с этим Заместитель Местоблюстителя, вопреки собственному желанию, оказался втянут в историю с попыткой проведения тайных выборов Патриарха. Главным инициатором выборов был епископ Павлин (Крошечкин). Все это было похоже на авантюру, однако десятки российских архиереев поддержали идею епископа Павлина63. Свой письменный отзыв дал и митрополит Иосиф. «Павлин мне объяснил, — показал он затем на допросе, — что, желая положить конец неопределенному положению в церкви, он собирает мнения о возможности избрания патриарха (или вообще главы церкви). Я указал на записочке, запечатанной в конверт, что желательным кандидатом считаю Кирилла, митрополита, или Сергия»64.

Секретный опрос епископов почти состоялся, и епископ Павлин уже собирался представить его результаты митрополиту Сергию, как вдруг выяснилось, что для ОГПУ вся эта история секрета не составляла. 8 декабря 1926 г. епископ Павлин был арестован в Москве. В тот же день митрополит Иосиф, видимо думая, что митрополит Сергий тоже арестован, составил завещание о преемстве высшей церковной власти. «Имея в виду, — писал он, — неизбежное лишение возможности и мне исполнять ответственное поручение Патриаршего Местоблюстителя от 23 ноября (6 декабря) 1925 г., как последний из указанных им Заместителей его должности, на случай устранения моего и обоих моих предшественников, преемственно призываю к канонически неоспоримому продолжению наших полномочий...»65. Предчувствие ареста митрополита Иосифа не обмануло, и через два дня он уже давал на Лубянке показания про визит к нему епископа Павлина (приведены выше). А 13 декабря 1926 г. в Нижнем Новгороде был арестован и митрополит Сергий.

Стоит обратить внимание, что на допросе 10 декабря митрополита Иосифа спрашивали не только про тайные выборы. «Как Вы относитесь к так называемым “иоаннитам” и почему некоторые из церковников Вас самого считают “иоаннитом”?» — поинтересовался следователь. «Мое отношение к Иоанну Кронштадтскому ничем не отличается от отношения других верующих, — ответил митрополит Иосиф. — К секте “иоаннитов” я, конечно, не принадлежу»66. Ответ был уклончивым, но все же из него можно было понять, что митрополит Иосиф, как и «другие верующие», был почитателем святого Кронштадтского пастыря. Для ОГПУ это было своего рода тестом на неблагонадежность. «Провалив» этот тест, митрополит Иосиф в свой кафедральный город допущен никак

63 Подробнее см.: Мазырин А., свящ. «Духовный Собор» епископов и вопрос о тайных выборах Патриарха в 1926 г. // Вестник ПСТГУ. II: История. История Русской Православной Церкви. 2012. Вып. 2 (45). С. 20—43.

64 ЦА ФСБ РФ. Д. Р—31639. Л. 94.

65Акты... С. 489.

66 ЦА ФСБ РФ. Д. Р—31639. Л. 95.

быть не мог. Впрочем, на Лубянке его тогда тоже долго держать не стали, и вскоре он был выслан в Череповецкую губернию в отдаленный Моденский монастырь, в который прибыл 29 декабря 1926 г.67 Едва ли в ходе всех этих потрясений ему было до письма семи ленинградских протоиереев. Вопрос о легализации Ленинградского епархиального управления, как и вопрос о легализации Московской Патриархии, на время терял свою актуальность.

Злорадство по поводу усугубления проблем «тихоновцев» не замедлило прозвучать. В январе 1927 г. ленинградские обновленцы выпустили печатное воззвание к собственному епархиальному съезду, в котором они обратились «ко всему православному духовенству и верующим Епархии» с призывом принять участие в этом съезде. «Свой зов, — писали они, — мы обращаем к тем, кто не потерял способности отдавать себе ясный отчет в развертывающихся событиях социальной и естественно связанной с ней церковной жизни, кто понимает, что нам, церковным работникам из духовенства и мирян, приходится держать ответ не перед отдельными архиереями, часто ищущими в церкви не славы Божией, а “своих си”, не перед теми или иными социальными группами, а перед всею церковью <...> Слава Богу, и староцерковник и уже осознают это, и масса уездного духовенства жаждет Съезда. “Инициативная группа” их по Ленинграду, во главе с Архиепископом Алексием Симанским, прот[оиреем] Н. К. Чуковым, прот[оиереем] И. И. Заборовским, прот[оиереем] П. Кедринским и др., сделала попытку созвать свой Епархиальный съезд в декабре с. г. и получила, на общих основаниях, разрешение на его созыв от Государственной Власти за № 22, однако, в силу внутренней борьбы между собою за власть староцерковнических архиереев и противодействия некоторой группы духовенства, боящейся выявить себя на Съезде, осуществить созыв Епархиального Съезда “Инициативная группа” так и не смогла. Это ли не признак разложения староцерковничества в самой его сердцевине? Это ли не признак полной дезорганизации и падения церковной дисциплины?»68 Группа архиепископа Алексия представлялась здесь идущей по обновленческому пути, что еще больше должно было оттолкнуть от нее церковных консерваторов.

Весной 1927 г., однако, ситуация в вопросе о легализации «староцерковников» изменилась. Пробыв три с половиной месяца в тюрьме, митрополит Сергий пошел-таки на легализацию Московской Патриархии «на условиях, приемлемых для советского правительства». В мае 1927 г. Заместителем Местоблюстителя был сформирован «Временный Патриарший Священный Синод», персональный состав которого был согласован с ОГПУ. Членом Синода стал и архиепископ Алексий (Симанский). Конечно, это не могло обрадовать его противников в Ленинграде. Их, однако, до поры до времени успокаивало то, что правящим архиереем епархии, пусть и номинально, по-прежнему оставался митрополит Иосиф. «Но имя его, — писал протоиерей М. Чельцов, — как правящего, все еще продолжало произноситься. И произношению его имени за богослужением все мы придавали большое значение, — значило оно, что у нас все-таки есть правящий епископ, а поэтому все поползновения друзей Алексия и К° провести Алексия к нам в

67 См.: Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских пастырей. С. 40.

“Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 3. Оп. 3 а. Д. 62. Л. 2.

митрополиты должны будут оставаться в области мечтаний: назначить на место неудаленного нельзя, и удалить митр[ополита] Иосифа тоже нельзя»69.

Насчет последнего «нельзя» протоиерей Михаил и другие недруги архиепи-скопаАлексия, как вскоре выяснилось, ошиблись. 13 сентября 1927 г. последовало синодальное постановление о перемещении митрополита Иосифа в Одессу, которое он воспринял как «противоканоническое, недобросовестное, угождающее злой интриге». В письме митрополиту Сергию он называл указ «о ссылке» в Одессу своей «катастрофой» и упоминал о «чьей-то змеиной руке», пустившей этот указ в ход70. Имен «змеиноруких интриганов», виновников «катастрофы», он не называл, но, очевидно, подразумевалось, что это архиепископ Алексий и ленинградская партия «алексиевцев», договорившиеся с ОГПУ. «Жалкая кучка интриганов, возглавляемых двумя забывшими свой долг смутьянами, известными своим давним угодничеством врагам Церкви», — раздраженно характеризовал своих неприятелей осенью 1927 г. митрополит Иосиф в другом письме71. (Второй главный «смутьян» — это, по всей видимости, близкий архиепископу Алексию епископ Николай (Ярушевич), назначенный к тому времени митрополитом Сергием временно управляющим Ленинградской епархией.)

Звенья «интриги», направленной против митрополита Иосифа, казалось бы, сплетались в одну цепь. Среди петроградского православного духовенства власть выделяет несколько «благоразумных» протоиереев, образующих так называемую инициативную группу. Этой группе ОГПУ предлагает компромисс на условиях «персональной приемлемости лиц», которые должны возглавить церковное управление. Вскоре после этого в город прибывает епископ (не без разрешения власти, разумеется), который для ОГПУ оказывается «персонально приемлемым» и с которым инициативная группа вступает в альянс. Чтобы воспрепятствовать торжеству просоветского направления, группа петроградских церковных ревнителей добивается назначения на кафедру своего единомышленника (митрополита Иосифа). Против него, однако, распускается слух, что он «иоаннит», и он лишается возможности пребывания в своей епархии. Тем временем инициативная группа получает разрешение на проведение Епархиального собрания под председательством того самого угодного власти архиерея (архиепископа Алексия), утверждение которого в епархии пытались сорвать противники подчинения Церкви государству. Митрополит Иосиф со своей стороны делает все возможное, чтобы не допустить проведения Епархиального собрания по сценарию власти и действующей по ее указаниям инициативной группы. На некоторое время ситуация «замораживается»: митрополит Иосиф хотя и не находится в своей епархии, но все же он — канонический Ленинградский митрополит, и «алексиевская» партия ничего не может с этим поделать. Но проходит полгода, и ее фаворит, опять же, очевидно, не без санкции власти, оказывается членом Священного Синода. И наконец, еще через несколько месяцев появляется синодальное постановление о смещении митрополита Иосифа. «Злая интрига» при желании просматривалась вполне отчетливо.

69 Челъцов М., прот. В чем причина церковной разрухи... С. 446.

70 Алчущие правды. С. 232.

71 Там же. С. 201.

Можно, однако, интерпретировать события и по-другому. Группа протоире-ев — руководителей Высших Богословских курсов, убежденных в том, что Церковь должна находить способы выживания и при откровенно богоборческой власти, — вступает с этой властью в непростой диалог и получает надежду на облегчение положения Церкви, хотя и в обмен на уступки политического характера. Группа считает, что, коль скоро требования власти не касаются вопросов собственно религиозных (вероучительных, канонических, литургических), их можно принять. В этот момент в Ленинград из ссылки возвращается первый викарий (епископ Алексий), по праву принимающий управление епархией и выражающий сочувствие начинаниям инициативной группы. Высшей церковной власти, назначившей в епархию другого правящего архиерея (митрополита Иосифа), равно как и самому этому новому архиерею, группа выражает полное каноническое послушание и лишь пытается не допустить срыва столь важного, с ее точки зрения, дела епархиальной легализации. То, что высшая церковная власть в лице митрополита Сергия взялась за легализацию в общецерковном масштабе и привлекла к этому делу архиерея, пытавшегося до того содействовать легализации управления Ленинградской епархии (архиепископа Алексия), вовсе не результат каких-то интриг инициативной группы. Равно как и за перемещения епископов высшая церковная власть отвечает сама, а прислушиваться к пожеланиям с мест — ее полное право. Если же какой-то архиерей воспринимает свое перемещение как «катастрофу», то это его проблемы.

Обе изложенные интерпретации возможны, но историческая правда в них не вмещается. Нельзя считать одних во всем правыми, а других виноватыми. Мотивы принципиальные и личные в поведении участников описанных событий переплелись весьма тесно (пожалуй, особенно это заметно в отношении митрополита Иосифа). Неправильно представлять картину в черно-белых тонах. Как бы ни подкупала та или иная схема своей простотой, в действительности все оказывается намного сложнее. В полной мере это относится и к рассмотренной истории ленинградской епархиальной легализации.

Ключевые слова: внутрицерковная полемика, легализация Церкви, ОГПУ, Административный отдел, Ленинградское епархиальное управление, митрополит Иосиф (Петровых), архиепископ Алексий (Симанский), протоиерей Николай Чуков.

The Attempt to Legalize the Church Administration of the Leningrad’s Diocese in 1926 as the Prehistory of the “Josephite-Alexis” division

A. Mazyrin, priest

The article deals with the failed attempt to organize and legalize the Leningrad’s diocesan administration of the Russian Orthodox Church in 1926. At the suggestion of OGPU the group of Leningrad’s clergy has propounded legalization. Bishop Alexius (Simanskiy) became the leader of the group in the summer of 1926. The initiative group’s activity aroused suspicion of the part of the Leningrad clergy assuring a top church management to transfer bishop Alexey to another diocese and to appoint Joseph (Petrovyh) to be a Leningrad metropolitan. The conflict situation was complicated by the provocative politics of a state authority. It prevented metropolitan Joseph from carrying out his duties of ruling archbishop and, on the contrary, permitted the initiative group to hold a meeting led by bishop (archbishop) Alexius. All attempts of church workers to find the unconflicted way out were unsuccessful. The author analyses arguments of supporters and opponents of the diocesan legalization, estimates the correlation between personal and based on principles motives. He investigates the position of church authority represented by metropolitan Sergey (Stragorodskiy). The author considers either side was not unjust one in the Leningrad church collision in 1926. Only the politics of the soviet power that used legalization as the demoralization’s instrument of the Church was definitely malicious.

Keywords: intrachurch polemic, Church legalisation, OGPU, Administrative department, the Leningrad diocesan management, metropolitan Joseph (Petrovyh), archbishop Alexius (Simansky), archpriest Nikolay Chukov.

Список литературы

1. Aleksandrova-Chukova L. 2006. Sankt-Peterburgskie Eparhial’nye vedomosti. Vol. 34. pp. 17131.

2. Antonov Vi 1994. Minuvshee. Vol. 17. pp. 411-473.

3. Gubonin M. Akty Svjatejshego Tihona, Patriarha Moskovskogo i vseja Rossii, pozdnejshie dokumenty i perepiska о kanonicheskom preemstve vysshej cerkovnoj vlasti, 1917-1943 (The Acts of His Holiness the Patriarch Moscow and all Russia Tikhon, the Latest Documents and Correspondence About the Canonical Succession of a Higher Church Power, 1917-1943). Moscow. 1994.

4. Mazyrin A., Kosik O. Alchushhiepravdy: Materialy cerkovnoj polemiki 1927goda (Those, Who Do hunger and Thirst after Righteousness: Materials of Church Controversy). Moscow. 2010.

5. Mazyrin A. 2012. Vestnik PSTGUII. Vol. 2 (45). pp. 20-43.

6. Mazyrin A. 2012. Rossijskaja istorija. Vol. 3. pp. 82-85.

7. Shkarovskiy M. Sud’by iosifljanskih pastyrej: Iosifljanskoe dvizhenie Russkoj Pravoslavnoj

Cerkvi v sud’bah ego uchastnikov. Arhivnye dokumenty (The Destiny of Josephite Shepherds:

the Josephite Movement of the Russian Orthodox Church in the Lives of its Participators. Archives’ Documents). St.-Petersburg. 2006.

8. Sorokin Vi Ispovednik: Cerkovno-prosvetitel’skaja dejatel’nost’ mitropolita Grigorija (Chukova) (The Confessor: The Church-educational Activities of metropolitan Gregory (Chukov)). St.-Petersburg. 2005.Aleksandrova-Chukova L. Sankt-Peterburgskie Eparhial’nye vedomosti. 2006. Vol. 34. P. 17-131.

9. Antonov V Minuvshee. 1994. Vol. 17. P. 411-473.

10. Gubonin M. Akty Svjatejshego Tihona, Patriarha Moskovskogo i vseja Rossii, pozdnejshie dokumenty iperepiska о kanonicheskompreemstve vysshej cerkovnoj vlasti, 1917-1943. Moscow. 1994.

11. Mazyrin A., Kosik O. Alchushchie pravdy: Materialy cerkovnoj polemiki 1927goda. Moscow. 2010.

12. Mazyrin A. Vestnik PSTGU. II. 2012. Vol 2 (45). P. 20-43.

13. Mazyrin A. Rossijskaja istorija. 2012. Vol 3. P. 82-85.

14. Shkarovskiy M. Sud’by iosifljanskih pastyrej: Iosifljanskoe dvizhenie Russkoj Pravoslavnoj Cerkvi v sud’bah ego uchastnikov. Arhivnye dokumenty. S.-Petersburg. 2006.

15. Sorokin V Ispovednik: Cerkovno-prosvetitel’skaja dejatel’nost’ mitropolita Grigorija (ChukovaA S.-Petersburg. 2005.