CC BY
71
ш
Лазинин И. В.
f Потребление как феномен культуры: современная специфика
ПОТРЕБЛЕНИЕ КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ: СОВРЕМЕННАЯ СПЕЦИФИКА
И. В. Лазинин
CONSUMPTION AS A CULTURE PHENOMENON: CONTEMPORARY SPECIFICS
Lazinin I. V.
The role of the contemporary type of consumption in the development of the art nouveau culture is considered in the article. It is shown, that the contemporary type of consumption promotes the idea of progress and withstands the art nouveau culture.
Key words: consumption, culture, art nouveau, personality, liberty, individualism, market economy.
В статье рассматривается роль современного типа потребления в становлении культуры модерна. Показывается, что современный тип потребления способствует идее прогресса и противостоит теории и практике подавления личности.
Ключевые слова: потребление, культура, модерн, личность, свобода, индивидуализм, рыночная экономика.
УДК 130.2
Рассмотрение феномена потребления (консюмеризма, от англ. consumer - потребитель) имеет немаловажное значение не только с точки зрения экономических наук, но и с точки зрения философии культуры, поскольку данный феномен оказывает влияние на становление идентификационных образов и ценностей индивида, функционирование и саморазвитие культуры и общества, темпы социально-экономических преобразований. В западной литературе уже давно и прочно утвердился тезис о потреблении как системе ценностей и идей, сводящих жизненные смыслы к удовлетворению материальных интересов. Так, еще Ж. Бодрийяр отмечал, что современному «потребителю вменяется обязанность наслаждаться, он становится предприятием по наслаждению и удовлетворению» (1, с. 51). Согласно Э. Фромму, в обществе потребления все становится товаром: «Удовольствие заключается в удовлетворении от потребления и «поглощения» товаров, зрительных впечатлений, пищи, напитков, сигарет, людей, лекций, книг, кинокартин - все это потребляется, поглощается» (6, с. 155).
Западные теории потребления оказывают значительное влияние на формирование подходов к анализу потребления как культурного феномена в современной России, поскольку являются созвучными ряду философских постулатов исторического материализма и продолжают в некотором смысле данный исследовательский тренд. В этом плане показательной является точка зрения
о том, что «моральные ценности общества потребления отрицают необходимость всестороннего умственного, нравственного и духовного развития человека. Это ведет к оболваниванию людей, деградации их как личностей, упадку массовой культуры, упрощает возможность манипулирования сознанием населения» (7, с. 69). Акцентуация на негативных характеристиках общества потребления зачастую сопровождается в работах российских авторов указаниями на духовный кризис западного общества, на то, что «запад пришел к тотальному господству обывательского, мещанского «смысла жизни», сущность которого определяется понятиями «хорошая работа» и «хороший достаток» и обобщено категорией «нормальная жизнь» (4, с. 112).
Между тем, история соответствующих исследований складывалась в философской науке таким образом, что центр тяжести теоретических поисков всецело приходился на выявление основных компонентов процесса производства и приобретения товаров, то есть на лежащие на поверхности результаты трансформации содержания общественной жизни. Соответственно, объектом анализа в работах, посвященных рассмотрению общества потребления и его структур, зачастую оказывалась идеология потребительства как феномен общественного сознания, как философская рационализация повседневных практик удовлетворения материальных потребностей и т. п. Значительно менее изучена проблема соотношения типов социального устройства и типов потребления. Хотя первые интересные сопоставления подобного плана были предприняты в науке еще в начале XX века (в работах М. Вебера, указавшего на связь между ограничивавшей потребление протестантской этикой и переходом к Новому времени (2)), они не получили в специальной литературе сколько-нибудь цельнонаправленного продолжения. Обнаруживавшиеся в дальнейшем интересные наблюдения на эту тему, как правило, оказывались некоторым побочным продуктом исследований, ориентированных на решение иных задач, таких как экспликация
моделей экономико-социального поведения, основанного на идеологии потребления и т. п.
Такое положение вещей имеет, конечно, свое оправдание. В частности, им служит традиционно доминировавшее в западной литературе, начиная с Т. Веблена (3), рассмотрение потребления в качестве гедони-стически-репутационного, гедонистически-статусного дискурса. Отнюдь не способствовало его преодолению и то обстоятельство, что в советском обществе, ориентированном на удовлетворение минимальных потребностей граждан, потребительство достаточно резко осуждалось. Унаследовав в значительной степени философский капитал предшествующей эпохи с ее острым отвращением к мещанской психологии, современная российская обществоведческая мысль охотно восприняла и западную критику консюмеризма. Но если для свойственного советской традиции понимания потребительства как свидетельства бездуховности и моральной деградации человека было значимо сопоставление этой интерпретации феномена потребления с философскими постулатами марксизма, то для ряда современных исследователей данный интерпретационный тренд представляет собой уже само собой разумеющуюся презумпцию, не требующую специальной рефлексии и как бы естественно усвоенную интеллектуальным сообществом.
В настоящее время становится все более очевидным, что основной контекст анализа потребления, позволяющий понять место данного феномена в системе общественных отношений, должен быть смещен из аксиологической в социокультурную плоскость, философская позиция относительно феномена потребления должна определяться отторжением отвлеченных спекуляций на тему кризиса духовности и решительным поворотом к точному знанию состояния общества, к исследованию фактов его политической и экономической жизни. Выяснение роли потребления в современной социокультурной динамики имеет большое значение в связи с тем, что оно может служить критерием выявления исторического баланса между различными типами экономики и политическо-
к Лазинин И. В.
Потребление как феномен культуры: современная специфика
го устройства, способствовать пониманию проблем модернизации и выбора цивилиза-ционных ориентиров развития.
Каковы же характерные черты потребления, определяющие облик современного общества? К ним можно отнести следующее: 1) индивидуальный и рациональный (точнее, целерациональный - учитывающий соотношение «цена/качество») выбор наиболее предпочтительных товаров; 2) готовность к приобретению новых товаров, к замене старых вещей на более совершенные; 3) существование моды, сменяющейся несколько раз в течение жизни одного поколения, и следование моде (9, с. 47). Именно эти черты потребления в наибольшей степени способствуют формированию экономических отношений, основанных на взаимном согласии между индивидами по поводу перехода прав собственности на товары или возможность получения услуг и поддержанию рыночного товарообмена. Как справедливо отмечается в литературе, «потребительское разнообразие - это не блажь, а центральный нерв общественного развития. Предложение новых товаров и спрос на них - два ключевых процесса современности: первый улучшает качество труда, второй - качество досуга» (5, с. 28-29).
Однако роль потребления в современном обществе отнюдь не исчерпывается стимулированием процессов производства, в том числе и социального воспроизводства самого человека. Индивидуальности выбора из представленных на рынке товаров и услуг корреспондирует индивидуальность личностного выбора как такового, какой бы сферы деятельности он не касался, то есть личная свобода. Главное философское и культурное значение либерализма заключается в том, что он выделяет в качестве основной характеристики свободы критерий существования сферы приватного, в границах которой права индивида неприкосновенны. Классический либерализм ищет разрешение противоречий власти и личности, главных вопросов социального бытия в субъективности индивидуалистического «я», вычлененного из реальных общественно-исторических связей. В этом смысле в философии культуры он
предстает как реванш личностного начала при рассмотрении человека над пониманием его как универсальной всеобщей сущности. Отдельное сознание, уникальное «я» - вот точка опоры либерального представления о мире. И понятие свободы потребления идеально вписывается в данный мировоззренческий проект.
Независимость есть первая форма личной свободы, и она достигается противодействием зависимости. Традиционное представление об индивидуальной автономии непосредственным образом вводит понятие о социокультурном измерении свободы. Дихотомия «свобода - зависимость» проходит через всю жизнь человека, и его естественное состояние - стремление к свободе и борьба против социальной зависимости. Борьба с централизованной экономической системой, навязывающей индивиду стандарты потребления, предписывающей иметь всем известный минимум благ, есть, в том числе, и борьба за свободу. Непредсказуемые, стохастически меняющиеся вкусы потребителей препятствуют долгосрочному планированию производства и распределения товаров, но не снижают эффективности адаптивного механизма рыночной конкуренции. Напротив, именно при сочетании индивидуальности выбора и моды в наибольшей степени проявляются преимущества рыночной экономики (9, с. 48).
Свобода потребительского выбора непосредственно связана и со свободой выбора гражданского. По мнению ряда авторов, «образ человека («Ното сошитеш») в мифологии общества потребления формируется на основе идеи служения собственному телу. Основной целью указанных видов служения является достижение состояния вечного получения удовольствий, т. е. нескончаемого потребления достигнутого изобилия» (8, с. 40). Не оспаривая данную оценку по существу, укажем только, что акценты здесь могут быть расставлены и по-иному. Консюмеризм может рассматриваться как в контексте гедонистического «служения телу», так и в контексте гуманистического мировоззрения, провозглашающего человека с его интересами и потребностями
высшей ценностью. Его часто характеризуют как явление, снимающее необходимость всестороннего умственного, нравственного и духовного развития человека, и это, конечно, справедливо, но он окрашен и рецепцией идей, утверждающих ценность человека как личности, его право на свободу, счастье, развитие, проявление своих способностей. Потребительская культура позволяет выравнивать возможности и удовлетворять все виды спроса, вкуса и амбиций, то есть способствует формированию культуры модерна. Общество потребления, с большей или меньшей ясностью, ориентируется в своем развитии на тенденции признания естественных прав, равноправия и равенства перед законом, формирования и воспроизводства рыночной экономики, установления ответственности правительства и прозрачности государственной власти, то есть движется в линиях либеральной идеологии, и потому антитоталитарно.
Точка зрения о том, что переход от традиционного типа потребления к современному сыграл важнейшую роль в разрушении советской тоталитарной системы защищается многими исследователями (9, с. 51-52). Действительно, трансформация потребительских предпочтений привела к серьезной дестабилизации централизованной плановой экономики. Начиная с 60-х годов XX века, советские граждане демонстрируют устойчивую тенденцию к смене потребительских стратегий, к реализации потребления, выходящего за рамки удовлетворения минимальных жизненных потребностей. И эта устойчивость не может быть объяснена какими-либо иностранными влияниями или случайными внешними историческими условиями - очевидно, на лицо проявление социокультурной закономерности, несовместимой ни с плановой экономикой, ни с советской культурой. С философской точки зрения это метаморфоза черты, которую можно назвать одной из определяющих в макропроцессах перехода от традиционного общества к обществу модерна, от аграрного - к индустриальному. В контексте психологии речь идет об активности в проявлении собственной индивидуальности, в частности, в преобра-
жении пространства повседневности. Именно на этой грани модернизационный проект легко соприкасается с понятиями личной свободы и индивидуализма и незаметно может в них переходить.
С другой стороны, в обществе потребления средства контроля и подавления становятся более тонкими и рафинированными. Консюмеризм непосредственно продуцирует феномен, известный как массовая культура, являющийся мощным идеологическим оружием и средством манипуляции общественным сознанием. Генетически и онтологически массовая культура связана со средствами массовой коммуникации, которые определяют ее природу тиражируемой универсальности как сущностное, специфическое качество. В рамках этой культуры приобретают огромное значение новые смысловые коннотации, заимствованные из повседневной жизни. Это свидетельствует об изменении манипулятивных механизмов массовой культуры, отказывающейся от прямолинейных технологий власти и замещающей их скрытыми, неявными. Что можно сказать по поводу этой опасности?
Культура модерна на современном этапе достигает своего высшего напряжения и творческого влияния - но в то же время испытывает и чрезвычайный внутренний кризис. В ряде работ, специально посвященных трансформациям постсоветского общества и проблемам потребительских стратегий, А. Б. Долгин изложил свое понимание современного потребления, которое близко отражает реальное положение дел: «Новая экономика дает человеку свободу заниматься, чем он хочет, коммуницировать, с кем хочет и о чем хочет. Человечество мечтало быть свободным - разве это не подразумевает свободу выбора товаров и услуг, образа жизни, типа занятости, клубов по интересам? Проще говоря, права работать так, как пожелаешь. Когда к подобной свободе вплотную приблизились, казалось, следовало ликовать. Но большинство только и делало, что выискивало и драматизировало изъяны. Выходит, свободу воспевали абстрактно, не видя ее оборотной стороны, и на дух не переносили ее конкретных проявлений» (5,
Лазинин И. В.
Потребление как феномен культуры: современная специфика
с. 27). Лозунг «Все на продажу!», последовательно проведенный, методологически граничит с социальной и культурной дезинтеграцией. Без социальных гарантий и нравственных ограничений невозможна справедливая реализация свободы потребления, да и вообще реализация права на неприкосновенность сферы приватного. Однако в целом
следует отметить, что в основе формирования и развития общества потребления лежит общее стратегическое движение европейской цивилизации к построению культуры модерна: утверждению либеральных ценностей, ограничению власти государства, верховенству права, частной собственности и свободе частного предпринимательства.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бодрийяр Ж. Общество потребления: его мифы и структуры. - М.: Республика, 2006. - 269 с.
2. Вебер М. Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. - М.: Росспэн, 2006. -656 с.
3. Веблен Т. Теория праздного класса. - М.: Прогресс, 1984. - 368 с.
4. Глотова В. В., Плохинова М. Б. Философские проблемы общества комфорта и потребления // Вестник Воронежского государственного технического университета. - 2010. -Т. 6. - № 8. - С. 112-114.
5. Долгин А. Б. Манифест новой экономики. Вторая невидимая рука рынка. - M.: АСТ, 2010. - 256 с.
6. Фромм Э. Душа человека. - М.: Республика, 1992. - 430 с.
7. Соловьева Л. В., Пенкина Н. Н. Место российской молодежи в обществе потребле-
ния // Теория и практика сервиса: экономика, социальная сфера, технологии. - 2010. -Т. 1. - № 5. - С. 66-73.
8. Трунев С. И., Палькова В. С. Иошо зсмейсш и Иошо сотишеш: подвиги производства и потребления (философский анализ) // Вестник Челябинского государственного университета. - 2009. - № 33. - С. 35-40.
9. Цирель С. В. Рыночная экономика и типы потребления // Экономический вестник Ростовского государственного университета. -2004. - Т. 2. - № 1. - С. 45-58
Об авторе
Лазинин Игорь Викторович, ГОУ ВПО «Ставропольский государственный университет», соискатель кафедры социальной философии и этнологии. Сфера научных интересов - философия культуры, философская антропология, философские проблемы диалога и конфликта культур в глобализирующемся мире. mail.ru
ПОНЯТИЕ СОЦИАЛЬНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКЕ: ИНТЕРПРЕТАЦИЯ И ОПЕРАЦИОНАЛИЗАЦИЯ
И. А. Петренко
THE CONCEPT OF SOCIAL TECHNOLOGIES IN SOCIOLOGICAL SCIENCE: INTERPRETATION AND OPERATIONALIZATION
Petrenko I. A.
The concept of social technologies concerning the sphere of sociological investigations is analyzed in the article. The concept is interpreted and operationalized; the conceptual approaches for its further explication are developed.
Key words: social technologies, social management, communication, effectiveness, social empirism, modeling, social projecting.
В статье анализируется понятие социальных технологий применительно к сфере социологических исследований. Осуществляется интерпретация и операционализация данного понятия, разрабатываются концептуальные подходыi к его дальнейшей экспликации.
Нлючевые слова: социальные технологии, социальный менеджмент, коммуникация, эффективность, социальная эмпирия, моделирование, социальное проектирование.
УДК 316.728
Понятие социальных технологий все чаще можно встретить как в теоретических исследованиях самых различных областей социально-гуманитарного знания, так и в дискурсивных практиках социального менеджмента, озабоченного получением конкретных результатов своей деятельности. Вряд ли данную тенденцию можно считать случайной, поскольку и в экспертной среде, равно как и в профессиональном сообществе управленцев, уже достаточно давно сложилось убеждение, согласно которому правильный выбор и четкая реализация социально-технологических стратегий бесспорно способны оптимизировать любую сферу общественного бытия.
Тем не менее само понятие социальных технологий все еще остается недостаточно проясненным, особенно если речь идет о конкретных сферах социальной жизни, каждая из которых является весьма специфичной. Соответствующие эксплицитные процедуры необходимо начать с обнаружения общей понятийной основы, которая стала бы универсальной для каждого конкретного случая введения понятия социальной технологии.
Такого рода основу может составить социально-философский анализ современного планетарного социума, определяемого нами в качестве особого типа общества, так называемого «knowledge society», фундаментальной характеристикой которого является конвергенция социального и техногенного, а также его тотальная технологически коммуникативная артикулированность.
ШИ. А. Петренко
Понятие социальных технологий в социологической науке.
Нынешнему состоянию цивилизации предшествовало несколько стадий, связанных с «мутацией» общества под влиянием техники и технологий. На первой стадии, продлившейся вплоть до начала новоевропейского периода, шло спонтанное увеличение удельного веса того, что Аристотель назвал «второй натурой», то есть мира искусственно созданных вещей. Критическая масса искусственных артефактов не только привела к их доминированию над миром природы, но и к качественному скачку в общественном развитии, связанному с появлением идеи «управляемого мира», идеи, знакомой нам по философии марксизма и выраженной в формуле: «До сих пор философы пытались объяснить мир, а задача стоит в том, чтобы его изменить» (Тезисы о Фейербахе). При этом под понятием мира стала пониматься как его природная, так и социальная составляющие, а человек из объекта управления превратился в субъект данного процесса.
Сегодня мы все находимся на третьей стадии техногенной культуры, стремящейся к максимальной рационализации всех без исключения сторон своего существования. Ее основной отличительной чертой является стремление продуцировать своеобразный «social software», программный технологический продукт, имеющий четко ориентированную направленность, на выполнение конкретной задачи, но при этом адаптированный к целостному коммуникативному контексту. Если на предыдущей стадии предпринимались попытки решения социальных проблем с позиций холизма, предусматривавшие радикальные глобальные решения, наподобие революционного изменения социального строя, то теперь основные усилия, как правило, сосредоточены на микросоциальном уровне.
В современной социологической литературе принято различать два основных контекста понятия социальных технологий. Под ними может подразумеваться как система процедур, предполагающая достижение определенной цели, так и общая социологическая теория, дающая такие знания о своем предмете, которые потенциально могут быть использованы в прагматическом ключе. В
первом случае первостепенную важность имеет практико-применительный характер полученного знания, а во втором - ценность теоретического знания доминирует по отношению к социальной практике.
Впрочем, вышеобозначенные подходы к интерпретации понятия социальных технологий отнюдь не означают их обязательную концептуальную несовместимость. Напротив, и в том и в другом случаях речь идет о двуединых составляющих: социальной диагностике и рецептуре социального воздействия, даже если последняя и не прописана подробно в социальной теории.
Одновременно понятие социальных технологий выражает его универсальность по отношению ко всем участникам социальной коммуникации, вне зависимости от их индивидуальных особенностей. Как подчеркивает Т. Парсонс: «Диапазон вариаций и способ распределения ролей в социальной системе не являются ни параллельными, ни совпадающими с диапазоном вариаций и распределением типов личности актёров, исполняющих эти роли» (3, с. 450).
Операционализация понятия социальных технологий позволяет выявить ряд соподчиненных понятий, таких как «цель», «средство», «объект», «мотивированность» и т. п. Главной особенностью данных понятий является их единство. Цель применения социальных технологий в любой общественной сфере в обязательном порядке должна объединять всех участников социально-технологического процесса. Более того, локальное целеполагание более низкого уровня не может вступать в противоречие с це-леполаганием, достигаемым обществом на высших уровнях социальной системы. В конечном счете успех конкретной социальной технологии строится на максимально широком консенсусе между всеми заинтересованными участниками социальной интеракции. На необходимости соответствующего консенсуса настаивает и Т. Парсонс. «Ясно, - утверждает Парсонс, - что действительное функционирование структуры ролей как действующей системы возможно, в конечном счете, только потому, что участвующие в ней личности мотивированы дей-
ствовать необходимым образом и достаточному числу индивидов обеспечивается достаточное удовлетворение в данной или же в более обширной системе ролей» (3, с. 450).
В свою очередь мы можем осуществить дальнейшую операциональную редукцию базовых концептов, образующих фундамент понятия социальных технологий, таких как, например, понятие объекта. Наиболее распространенным заблуждением, связанным с данным понятием является его отождествление исключительно с человеческим фактором, с объектами социально-биологического типа. Однако на самом деле усилия, связанные с социальными технологиями, вполне могут быть направлены не на регуляцию поведенческих мотивов социальных референтных групп, а на достижение иных целей, не связанных напрямую с конкретикой человеческого фактора. Так, целе-полагание социальных технологов вполне может быть сосредоточено на социальной динамике, социальной структуре или системе коммуникативных связей.
Очевидно, что специфика социального объекта обусловливает как инструментарий, так и алгоритм той или иной технологии. При этом всегда следует помнить, что социальный объект является объектом исследования именно социальных наук, а его эмпиричность существенно отличается от эмпирии физического мира. Он также не имеет атрибута аксиоматичности, присущего математическому объекту. Социальный объект лишен имманентности и представляет собой в большей степени знание об объекте, а не объект как таковой в его строгом объективистском смысле.
С понятием «цели социально-технологического воздействия» тесно связано и понятие уровня их применения. Соответственно целями здесь могут выступать цели, локализованные на социетальном, среднем или микросоциальном уровнях. Кроме того, цели имеют конкретную привязку к той или иной сфере жизнедеятельности общества: политике, идеологии, экономике, культуре и т. п.
Отличительной чертой современных социальных технологий является необязательность присутствия в них четкого целепола-
гания. Разумеется, они могут располагать четко сформулированной нормативной формулой, однако могут и не иметь таковой, а следовать в направлении общего дискурсивного тренда, придерживаться собственных ценностей, императивов и предпочтений. Соответственно понятие цели с неизбежностью приобретает определенную аксиологическую тональность. Более того, очень часто то или иное целеполагание продуцируется на уровне общественного или коллективного бессознательного.
Рассмотрим понятие цели более подробно на примере тех технологий, которым следуют современные средства массовой информации. Прежде всего, бросается в глаза расхождение между официально продекларированной целью и конечным результатом применяемых технологий.
Так, согласно резолюции Всероссийского Пироговского съезда врачей, проходившего в 1995 году, свыше 70 процентов населения России живет в состоянии затяжного психоэмоционального и социального стресса, «приводящего к росту числа депрессий, реактивных психозов, тяжелых неврозов, психосоматических расстройств, алкоголизма, наркомании, агрессивного поведения» (4, с. 5). Для специалистов в области психологии очевидно, что «деструктивная информационная среда отрицательно влияет на психическое здоровье и личность тысяч и миллионов людей» (4, с. 7). Таким образом, зарабатывание денег СМИ посредством проведения определенной редакционной политики, в качестве открыто заявляемой цели оборачивается серьезнейшими социальными и культурными издержками.
Даже простое информирование своей аудитории различными масс-медиа имеет весьма опосредованное отношение к объективности и непредвзятости. И дело здесь не просто в заведомой предубежденности информаторов, а в том, что они неизбежно выступают интерпретаторами и ретрансляторами информации, поступающей от экспертного сообщества.
Обратимся к точке зрения Н. Лумана. По его мнению, уже на стадии выбора темы начинаются коррелятивные процессы ино-
ШИ. А. Петренко
Понятие социальных технологий в социологической науке.
референции и самореференции в масштабах собственной коммуникативной системы. «Такая тема, как СПИД, - пишет Н. Луман, - не является собственным продуктом масс-медиа. Они лишь подхватывают ее, затем, однако, рассматривают ее под таким углом и подвергают ее такому тематическому развитию, которое не может быть объяснено на основе результатов медицинских исследований и коммуникаций между врачами и пациентами» (1, с. 24).
Не вызывает сомнений, что понятие цели применительно к социальным технологиям должно быть разложено на ее априорную и апостериорную части. Кроме того, несводимость априорного целеполагания социальных технологий к апостериорному результату их применения заставляет социолога рассматривать данный концепт через систему бинарных оппозиций: «цель - результат», «нормативное - спонтанное», «произвольное - непроизвольное» и т. п.
Предпринятое нами обращение к методу бинарных оппозиций обусловлено крайне низкой степенью эксплицитности понятия социальных технологий, что имеет под собой не только субъективные, но и объективные основания. К последним, в частности, может быть отнесен высокий уровень динамизма приращения социально-гуманитарного знания, заметно архаизирующего наличный концептуальный вокабуляр. Другой причиной понятийного эклектизма является разнообразие, и даже противоположность сфер практикующих, применение социальных технологий, каждая из которых имеет свои, отличные от других способы самоописания. Очевидно, что социальные технологии, используемые в педагогике, отличны от тех, которые применимы, в частности, в электоральном менеджменте. Точно так же технологии самоорганизации Интернет-сообщества в социальных сетях не похожи на технологии, используемые в работе государственных институтов или профессиональных сообществ. Даже при их видимом сходстве, удельный вес различий все-таки превалирует. И, наконец, следует указать на фактор субъективности. Любая разновидность социальных технологий имеет
своего автора (или авторов), исполнителя, целевую аудиторию, то есть все то, что имеет высокую степень субъективной обусловленности и, разумеется, плюрализирует представления о сущностной природе социально-технологического воздействия.
Не имея возможности предложить универсальное по отношению ко всем социальным практикам и сферам человеческой деятельности понятие социальных технологий, можно попытаться тем не менее выделить группы близких, в смысловом отношении, концептов.
Первая группа понятий призвана отобразить прикладное измерение социально-технологической процессуальности. Оно может быть раскрыто через понятия обучения, информирования, программирования, моделирования, управления, коммуникации, ресурсов и т. п.
Второй понятийный конгломерат способен, по нашему мнению, описать условия реализации конкретных социальных технологий. Здесь допустимо применение концептов свободы, вовлеченности, интенсивности воздействия, сопротивления социально-технологическим усилиям и иные тождественные понятия.
Третья система понятий связана с субъектом социальных технологий, к числу которых мы относим как заказчиков, так и исполнителей социально-технологического воздействия. Таковыми могут быть властные структуры, социальные институты, группы влияния, экспертное сообщество, политические партии, элиты, СМИ, общественные деятели.
Объектом социальных технологий, как правило, выступают: гражданское общество, референтная группа, целевая аудитория средств массовой информации, учащиеся, этнокультурные образования, население территорий и т. п. Такого рода мультиобъ-ектность социально-технологического воздействия требует рассмотрения соответствующего понятия через призму родственных ему, но не вполне синонимичных понятий. Все они, согласно нашей мысли, должны обозначать ту или иную разновидность тех-нологизации социальных процессов. Речь
может идти о понятиях социального планирования, социального экспериментирования, социального проектирования, социального моделирования, социальной инженерии и т. п. Причем все вышеприведенные понятия являются соподчиненными по отношению к понятию социальных технологий, поскольку, несмотря на их содержательные отличия, таковые выражают отдельные стороны социально-технологической практики.
Само по себе понятие социальных технологий имплицитно подразумевает указание на наличие некой схемы последовательно сменяющих друг друга операций, на своеобразный деятельностный континуум, подчиненный заданному алгоритму. Описание этого алгоритма также относится к числу задач по адаптации понятия социальных технологий к конкретно-социологическому исследованию.
Дескриптивный спектр соответствующей алгоритмии достаточно широк. Так, например, последовательность операций при осуществлении социально-технологического процесса может даваться в терминах социальной диагностики и «социального врачевания». С соответствующим подходом мы встречаемся у Н. И. Кареева, предложившего схему «изучение - диагноз - лечение» (2, с. 47). При этом отдельные составляющие приведенной выше формулы могут в различных когнитивных контекстах отличаться разной степенью артикулированности. Если алгоритм социально-технологического про-
цесса представить в виде понятийного ряда «цель - средство - результат», то данная алгоритмическая версия обнаруживает меньшую эвристическую артикулированность понятия цели по сравнению с понятиями средства и результата, что обусловлено его известной априорностью.
Кроме того, понятие социальных технологий находится в атрибутивной взаимозависимости с понятием универсальности. Это означает, что социально-технологический механизм должен поддерживать свою функциональность и в динамике меняющихся общественных реалий при условии сохранения общих социетальных параметров.
Сказанное, разумеется, не исчерпывает вопрос окончательного раскрытия понятия социальных технологий применительно к сфере социологии, однако позволяет сделать некоторые выводы. Во-первых, это вывод о сложности проведения эксплицирующих процедур в отношении понятия социальных технологий, не только в силу его многомерности, но и по причине «пограничной» локализации между пространствами социального и техногенного, каждое из которых располагает как собственным вокабуляром, так и собственными смыслами. Во-вторых, ускоренные темпы развития научно-технической мысли диктуют необходимость перевода интерпретации и операционализа-ции рассматриваемого понятия в мониторинговый режим.
ЛИТЕРАТУРА
1. Кареев Н. И. Введение в изучение социологии. - М.: Русская христианская гуманитарная академия, 2007.
2. Луман Н. Реальность масс-медиа. - М.: Праксис, 2005.
3. Парсонс Т. О структуре социального действия. -М.: Академический Проект, 2002.
4. Полищук Ю. И. Социальные причины и предпосылки разрушения психического здоровья населения России // Социальные технологии, исследования. - 2004. - № 4. - С. 4-9.
Об авторе
Петренко Иван Андреевич, Северо-Кавказский социальный институт, аспирант кафедры социально-гуманитарных дисциплин. Сфера научных интересов - социология культуры. уапек_рейепко@ mail.ru
