CC BY
322
Понятие гибридной и информационной войн в российской и зарубежной литературе The term hybrid warfare in Russian and foreign literature
Якимчук Варвара Викторовна
студентка 4 курса, ф-т международных отношений Санкт - Петербургский Государственный Университет
Россия, г. Санкт - Петербург e-mail: varyka9999@gmail. com
Yakimchuk Varvara 4th year student
school of international relations,
Saint Petersburg State University Russia, Saint Petersburg e-mail: [email protected]
Аннотация.
Целью данной статьи является раскрытие понятий гибридная война и информационная война и определение места, которое они занимают в контексте внешней политики США и РФ. Сперва в статье рассматриваются научные работы, посвященные раскрытию основных отличительных особенностей понятий гибридная война и информационная война и области пересечения данных терминов. Затем дается обзор научной литературы, где авторы рассматривают степени, формы и способы использования феноменов гибридной и информационной войн во внешней политике США и РФ. Мы приходим к выводу о том, что информационная война является одной из составляющих частей гибридной войны, которая ввиду возрастающей роли сети -Интернет, а также очевидного влияния на политику электронных СМИ, является основным элементом гибридной войны и потому, в некоторых случаях отделяется от данного термина в качестве обособленной системы.
Annotation.
The aim of this article is to define the concepts of hybrid and information wars and determine the degree of their influence on articulation of United States and Russians' foreign policy. Primarily, we observe scientific works concerning the main distinctions between the concepts of hybrid and information wars, and the area of their intersection is considered. Secondly, an overview of scientific literature devoted to the degrees, forms and methods of using the phenomena of hybrid and information warfare in the foreign policy of the United States and the Russia is given. Finally, the article presents the results of the theoretical analysis of the topic with the objective conclusion that information warfare is one of the components of a hybrid warfare, which due to the growing role of the Internet and media influence on politics is the main element of hybrid warfare that sometimes considered as an individually arranged element.
Ключевые слова: США, Россия, гибридная война, внешняя политика, информационная война.
Key words: USA, Russia, hybrid warfare, foreign policy, information warfare.
Феномен гибридной войны известен миру еще со времен противостояния между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки, когда ярким кейсом данного типа войн была Вьетнамская война. В связи с последними политически важными событиями популярность термина «гибридная война» резко возросла - о ведении гибридной войны пишут в российских, американских, европейских, китайских и других СМИ, термины «гибридная война» и «информационная война» встречаются в речи многих политических личностей. Тем не менее, популярность данного термина породила много вопросов, в том числе и касательно его трактовки их понимания. Наряду с термином «гибридная война» появился термин «информационная война», который в зависимости от времени, места и контекста понимается по - разному: как составная часть гибридной войны и как отдельный полноценный феномен сегодняшнего времени. Анализ теоретического аспекта данной проблемы позволяет нам определить различия в понимании двух вышеназванных терминов в зависимости от контекста их употребления, что, в последствии позволит перейти к эмпирическому изучению вопроса.
Для начала, используя российскую и зарубежную научную литературу, рассмотрим термин «гибридная война» и сформулируем его основные составляющие. По мнению авторов работы «Гибридные войны в теории общих войн» О. А. Лаута, Г. Ш. Бибарсова, М. А. Власенко концепция гибридных войн, является сочетанием четырех факторов, степень использования которых определяет успех или неудачу ведения войны: дипломатические воздействия, экономические воздействия, информационные операции и военные воздействия. В данной статье авторами также выделяются некоторые специфические черты, присущие гибридным войнам. Во - первых, начало «гибридных войн» характеризуется невысокой степенью профессионализма действий сторон и сравнивается авторами с проведением полицейской операции. Во - вторых, подчеркивается важность роли морально - психологического фактора, заключающегося в степени мотивации сторон. В - третьих, особую роль в исходе гибридной войны играют действия разведывательно-диверсионных и партизанских групп. В -четвертых, отмечается важность наличия точек бифуркации, создание которых объясняется попытками активизировать или изменить ход событий, а также привлечь к действиям в «гибридной» войне новых «спонсоров» или участников [5].
В работе Джеймса Визера «Making sense of Hybrid Warfare» отмечается, что анализ темы гибридной войны зависит от контекста, в котором находится данное понятие. С военной точки зрения гибридная война означает одновременное сочетание обычных вооруженных сил и иррегулярных сил (партизан, повстанцев и террористов), которые могут включать как государственные, так и негосударственные субъекты, направленные на достижение общей политической цели. С политологической точки зрения использование термина "гибридный" начиная с 2000 годов относилось к характеристике современной войны, отличающейся увеличением смертности среди негосударственных акторов и растущего потенциала кибервойны [27].
На сегодняшний день, многие исследователи говорят об изменении трактовки понятия «война», что объясняется появлением новых способов воздействия на страну, не подразумевающих при этом применение военной силы. Так, в работе Подберезкина А.И. «Евразийская воздушно-космическая оборона» схематично показан прогноз по динамике изменения соотношения боевых и небоевых действий в XXI веке, согласно которому уже в начале XXI века уровень военных действий практически равен невоенным, а по прогнозам на середину XXI века, уровень небоевых действий будет значительно превышать боевые [11]. В одной из работ Микаэла Вейссмана понятие гибридной войны определяется как стиль ведения войны, сочетающий политическое, экономическое, социальное и кинетическое в конфликте, где границы между гражданской и военной сферами являются размытыми, а достижение победы требуют применения любых средств, поскольку этика тотальной войны применима даже к самой маленькой стычке [2].
Тематику феномена гибридной войны в своих работах также освещал Дмитриев А.И., рассматривая новые угрозы, которые возникают перед государствами ввиду изменения специфики современных войн [4]. Данным вопросом занимаются Сандра Гелсомино и Марк Ла Меир, подчёркивающие в своей работе обширность понятия «гибридной войны», при изучении которого необходимо затрагивать геополитику и информационный фактор [17].
Несмотря на то, что информационный фактор рассматривается рядом исследователей как составляющий элемент гибридной войны, в научной литературе существуют авторы, которые отделяют его от понятия «гибридная войны» в обособленный элемент, называя его «информационной войной».
Боргоякова Я. Р., Игнатьева И. В. в своей работе «Информационные войны как инструмент современной гибридной войны «мирных» демократических государств» рассматривают роль информационного фактора в контексте гибридных войн [2]. В ней говорится, что из всех составных частей гибридной войны информационный фактор в настоящее время выходит на первый план. Основными элементами информационной войны, как
составляющей части гибридных войн, являются технологии манипулирования общественным мнением. Спецификой информационной войны называется то, что направленность ее действий довольно размыта, так как информационные потоки не могут затрагивать лишь население определенной страны, учитывая высокий уровень обмена информацией в настоящее время.
О. А. Лаута, Г. Ш. Бибарсова и М. А. Власенко в своей работе также отмечали, что на сегодняшний день в политике многих стран особая роль отдается проведению информационных операций, причем подчеркивается, что данный фактор является наиболее важным именно для США, а основные взгляды на этот вопрос излагаются в доктрине «Информационные операции» (ДБ 3-13), утверждённой КНШ 13 февраля 2006 года. Отмечается также, что успех США в информационных операций обеспечил стране превосходство в киберпространстве [5].
Официальную позицию России можно проследить в ряде документов стратегического планирования, в том числе и в «Основах государственной политики Российской Федерации в области международной информационной безопасности на период до 2020 года». Угрозами международной информационной безопасности называются использование ИКТ в качестве информационного оружия в военно-политических целях, в террористических целях, для вмешательства во внутренние дела суверенных государств и для совершения преступлений, в том числе связанных с неправомерным доступом к компьютерной информации [10]. Как мы видим, все эти пункты, исходя из данных предыдущей статьи можно отнести к проявлениям информационной войны.
В статье Герасимова «Мир на гранях войны», популярной в Западных странах подчеркивается важность информационного фактора, а также других невоенных методов при разрешении межгосударственных конфликтов. Также в ней говорится, что оборотной стороной гибридных войн становится новое восприятие мирного времени, когда военные или иные открытые насильственные меры против того или иного государства не применяются, но его национальная безопасность и суверенитет находятся под угрозой и могут быть нарушены [3]. В действительности, доктрина Герасимова воспринималась в Западных странах как изложение современной стратегии России, в которой существует связь между военными действиями и политической линией страны. Этот подход подразумевает ведение войны «на всех фронтах» с использованием целого ряда действующих лиц и инструментов - хакерских атак, СМИ, бизнеса и так далее [21]. В некоторых статьях, также, отмечается тот факт, что Герасимов сумел спрогнозировать тенденцию к размыванию границ между войной и миром, когда войны не объявляются и, начавшись, не идут по «четко сформулированном шаблону» [16].
В работе авторов Сангхо Лее, Йунг-Хо Еом, Бонгхан Лее и Йин-Хюк Чои одна из глав посвящена информационному фактору в концепции гибридной войны [23]. Авторы называют страны, наиболее уязвимые перед угрозой информационной войны - это Соединенные Штаты Америки и Южная Корея. Основными методами ведения кибервойны является распространение дезинформации, манипулирование средствами массовой информации и общественным мнением. Примерами использования ведения информационной войны в политических целях автор называет распространение Вашингтоном ложной информации о смерти Саддама Хусейна в 2003 году, а также сбор и использование Северной Кореей более 1 650 000 персональных данных жителей Южной Кореи.
Еще один автор, который в своей работе рассматривает информационный фактор в контексте гибридной войны - Антони Крол [19]. В его статье рассматривается проблема цифровой дипломатии в современном мире на примере Европейского союза, а также сложности, с которыми он может столкнуться ввиду растущей популярности гибридных войн и кибератак, как их составляющей части. Информационная война, как говорится в статье, направлена на то, чтобы воздействовать на сердца и умы, а не на то, чтобы красть данные, причинять физический вред или разрушать инфраструктуру. Тем не менее, зачастую промежуточными целями кибератак
являются хищение интеллектуальной собственности и нанесение экономического ущерба. В статье говорится о том, что Российская Федерация прибегала к информационной войне в период войны с Грузией в 2008 и Украинского кризиса.
Гибридная война в контексте внешней политики Соединенных Штатов Америки и Российской Федерации
Ряд российских и зарубежных исследователей изучают вопрос влияния концепций гибридной и информационной войн на внешнеполитические линии России и США. Анализ данных работ позволит нам определить сходства и различия между теоретическим пониманием гибридной войны и её фактическим применением во внешней политике двух государств.
Особое место в российской научной литературе занимает проблема анализа восприятия и роли гибридной войны в современном мире Соединенными Штатами Америки.
В работе В. Конышева и Р. Парфенова «Гибридные войны: между мифом и реальностью», анализируя Военную доктрину США, а также результаты саммита НАТО 2016 года, авторы приходят к выводу о том, что у стран Запада наблюдается тенденция к приравниванию понятий «гибридная война» и «военная агрессия». Как объясняется, данная трактовка терминов в будущем оставляет за странами возможность ответной реакции на «гибридную угрозу». Тем не менее, рано говорить о формировании концепции «гибридной войны» в США, поскольку официального определения Пентагоном выработано не было, и в официальных документах словосочетания «гибридная война» и «гибридная угроза» встречаются чаще всего как синонимичные «иррегулярной войне». Что же касается термина «иррегулярная война», он в американской документации используется в двух значениях: как вид прямого вооруженного конфликта, (синоним конфликта малой интенсивности) и как вид конфликта, менее интенсивного, чем вооруженный конфликт, содержащий различные приемы противоборства (повстанчество, терроризм и контртерроризм) [7].
Неоднозначность определения данного термина в США ведет к его разнообразным толкованиям в зависимости от специфики его использования: по словам автора, силы спецопераций и сухопутных войск США определяют гибридную войну, как антонимичную традиционной, воздушные силы США считают ее более сложной формой иррегулярной войны, тогда как некоторые военные США считают необходимым употребления словосочетания «гибридная война» как равносильной термину «операция полного спектра», отличительными чертами которой являются эффективное использование военных и невоенных инструментов, ведение регулярными войсками операций различного масштаба и быстрое реагирование на неожиданные угрозы [8].
В статье Микрюкова В. Ю. «Информационные войны» автор приводит статистику, по данным которой между октябрем 2008 и апрелем 2009, Пентагон официально потратил свыше 100 миллионов долларов на восстановление, повреждений, вызванных кибератаками, при этом автор говорит, что данная цифра занижена. Ежегодный оборонный бюджет Соединенных Штатов составляет около 700 миллиардов долларов [9]. В учебнике МГИМО, где дается ссылка на Национальную Военную стратегию США от 2015 года, говорится, что гибридная война, в форме сочетании традиционных и иррегулярных боевых действий, как эффективная форма вооруженной борьбы будет сохраняться и в будущем [12].
В одной из российских статей Капланщикова С.Г. и Капланщиковой С.В. говорится о ведении гибридной войны Соединенными Штатами Америки и Европейским Союзом против Российской Федерации [6]. Авторы проводят параллель между холодной войной и гибридной войной, которые, по их мнению, преследуют схожие цели. Между тем, ключевым различием между ними является опора современных военных действий на информационные технологии, глобальные сетевые устройства. Основными способами воздействия на сознание россиян авторы называют дезинформацию и манипулирование посредством сети - Интернет и СМИ, в которых
будут распространяться идеи либеральной идеологией, безусловной пользы глобализации, преимуществ открытия экономики внешнему миру и тд. Наряду с информационным воздействием в рамках гибридной войны авторы говорят также об экономических санкциях.
В работе Питера Дорона рассматриваются ключевые задачи внешней политики США. Одной из основных называется противостояние гибридной войне, угроза которой может исходить в первую очередь от Ирана, России и в меньшей степени от Китая. О серьезной опасности гибридной войны на высшем уровне заговорили после событий 2014 года на Украине [15]. Тематику восприятия Соединенными Штатами феномена гибридной войны в своих работах поднимал и Владимир Батюк. Он писал о том, что гибридная война воспринимается американской политической элитой как конфликт, в котором участники смешивают методы, возможности и ресурсы для достижения своих целей [13]. Данной темой также занимались такие исследователи, как Болданов А.Л., который посвятил свою работу основным целям ведения США данного типа войн, акцентируя внимание на том, что специфической особенностью гибридных войн Америки является обострение национальных и религиозных конфликтов в других странах, которые несут в себе зародыши новой войны [1].
Что касается применения концепции гибридной войны в российской внешней политике, то здесь можно отметить, что данным вопросом в большей степени занимаются зарубежные, чем российские исследовали. Так, в своей работе Кристофер Чисвисс говорит о так называемой «политической войне», которую ведет Москва [14]. Он называет ее основные характеристики: ориентированность на население определенных государств, в том числе и на свое, ограниченное использование военной силы и разнообразие в применении информационных инструментов, таких как кибератаки и кибершпионаж. Автор отмечает лишь некоторые незначительные отличия, существующие между «гибридной войной» и «политической войной». Основной - гибридная война, может быть направлена как на военные, так и на политические цели, тогда как политическая война - лишь на политические.
Еще в одной работе «Russian hybrid warfare and extended deterrence in eastem Europe», автор объясняет почему политика Российской Федерации со странами Восточной Европы может рассматриваться как гибридная война. Анализируя военный потенциал и внутреннее состояние стран Восточной Европы, Александр Ланосозка приходит к выводу, что данные государства наиболее уязвимы для российской гибридной войны и объясняет это следующим образом. Во-первых, Российская Федерация имеет локальное военное доминирование по сравнению с другими странами; во-вторых, Российская Федерация стремится пересмотреть современный статус-кво; в-третьих, у стран Восточной Европы существуют определенные проблемы в вопросах сильного гражданского общества, а также в вопросах местных этнических или языковых расколов; и, в-четвертых, страны Восточной Европы имеют некоторые этнические и языковые связи с Российской Федерацией [20].
В работе «The Changing Nature of Modern Warfare. Responding to Russian Information Warfare» говорится, что поворот Российской Федерации от традиционной войны к гибридной войне произошел после ряда цветных революций, прошедших на Пост - Советском пространстве, в поддержке которых Россия обвиняла Западные страны. Автор приводит цитату Верховного Главнокомандующего НАТО в Европе генерала Филиппа Бридлава, который говорит, что Россия в настоящее время проводит «самый потрясающий информационный военный блицкриг, который мы когда-либо видели в истории информационной войны» [25]. В работе Беттины Ренз рассматривается современный взгляд Российской Федерации на ведение войны и дается ссылка на Доктрину Герасимова, сформулированную в его статье, где он изложил свои взгляды на тенденции в западных и особенно американских подходах к ведению войны. С помощью данной статьи, по словам автора, можно проследить растущую роль в современном российском военном мышлении политического и информационного влияния, где информационный фактор рассматривается как главная угроза внутреннему порядку и стабильности режима [22].
Также, можно отметить, что об использовании Российской Федерации инструментов информационной войны, в том числе и во время Украинского Кризиса писали Евгений Головченко, Марике Хартманн, Ребекка Адлер-Ниссен [18]. О популярности у Российской Федерации такого инструмента гибридной войны, как распространение дезинформации для мобилизации или демобилизации населения, а также сеяние недоверия между стратегическими партнерами писали Елизабетт Стойчев и Эрик Ниссбет [24].
Таким образом, можно сделать вывод, что гибридная война является современным типом войны, включающим в себя ряд составных элементов, таких как непосредственно военные действия, а также экономическое и политическое воздействие. Во внешней политике государств феномен гибридной войны играет немаловажную роль, что подтверждают высокие бюджетные затраты на противостояние гибридной угрозе, а также производимые государствами попытки ответной реакции на элементы гибридной войны посредством СМИ. Важным составляющим элементом гибридной войны является информационный фактор, который ввиду современной роли Интернета и электронных СМИ приобрел название информационной войны. Информационная война, таким образом, являясь составным элементом гибридной войны, может использоваться странами как в совокупности с другими элементами гибридной войны, например, экономическим воздействием, так и отдельно от них. Основными инструментами информационной войны являются кибератаки, хакерские атаки, распространение дезинформации, а также создание благоприятного или неблагоприятного образа явления или предмета в СМИ. Проведенный анализ позволяет нам сделать вывод о том, что концептуально-теоретическое понимание природы феномена гибридной войны находится в стадии формулировки. Существование большого количества теоретических статей с различными взглядами на данный феномен говорит о том, что его понимание должно быть более структурированно и дополнено. Информационный аспект данного типа войн должен быть уточнен ввиду популярности обвинений стран в использовании информационного оружия на сегодняшний день и существующих разногласий в понимании природы информационной войны. Дополнить концептуально -теоретическое понимание природы феномена гибридной войны можно путем рассмотрения отдельных аспектов гибридной войны, а также их различных комбинаций.
Список используемой литературы:
1. Болдонов А.Л. Гибридная война как важнейший фактор внешней политики США. https://proxy.library.spbu.ru:3693/item.asp?id=28925030
2. Боргоякова Я. Р., Игнатьева И. В. Информационные войны как инструмент современной гибридной войны «мирных» демократических государств. https://posidpo.ru/borgoyakova-ya-r-ignateva-i-v-informatsionnyie-voynyi-kak-instrument-sovremennoy-gibridnoy-voynyi-mirnyih-demokraticheskih-gosudarstv
3. Герасимов В.В. Мир на гранях войны. https://vpknews.ru/articles/35591
4. Дмитриев А.И. Теория и технология «гибридных войн». https://proxy.library.spbu.ru:3693/item.asp?id=4149 4926
5. Лаут О.А., Бибарсова Г.Ш., Власенко М.А. Гибридные войны в теории общих войн. https://proxy.library.spbu.ru:2228/download/elibrary_36477717_26913125.pdf
6. Капланщиков С.Г., Капланщикова С.В. Гибридная война как угроза экономической безопасности России, и санкции как ее ведущий инструмент. http://proxy.library.spbu.ru:2252/ehost/pdíViewer/pdfview er?vid=6&sid=0404b222-26ee-4ac0-83e1-ec0575cfd695%40sessionmgr4006
7. Конышев В.Н., Сергунин А.А. Гибридные войны; между мифом и реальностью». Мировая экономика и международные отношения СПб.,2019, Том 63 № 12. - С. 110-114
8. Конышев В.Н., Сергунин А.А. Современная военная стратегия. М., Аспект Пресс, 2014. - С. 272
9. Микрюков В.Ю. Информационные войны. 2https://nic-pnb.ru/analytics/informatsionnye-vojny/
10. ОСНОВЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В ОБЛАСТИ МЕЖДУНАРОДНОЙ ИНФОРМАЦИОННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ НА ПЕРИОД ДО 2020 ГОДА. 24 июля 2013 г. N Пр-1753. https://12.мвд.рф/upload/site16/document_file/Osnovy_gospolitiki_v_oblasti_mezhd_inf_bezopasnosti.pdf
11. Подберезкин А.И. Евразийская воздушно-космическая оборона. — М.: МГИМО-Университет, 2013. — 488 с. http://www.nasled.ru/ ?q=print/3274
12. Смирнов А.И. Современные информационные технологии в международных отношениях. М. Издательство «МГИМО-Университет», 2017. https://mgimo.ru/upload
ЛЫоск/Ь41/Смирнов_СИТМО_10_2017.pdf
13. Batyuk V.I. The US Concept and Practice of Hybrid Warfare. https://proxy.libraiy.spbu.ru:2131/doi/full/10.1080/09700161.2017.1343235
14. Chivvis C. S Hybrid war: Russian contemporary political warfare, Bulletin of the Atomic Scientists, 316321. https://proxy.library.spbu.ru:2131/doi/pdf /10.1080/00963402.2017.1362903?needAccess=true
15. Doran P.B. America's new direction in foreign policy. https://proxy .library.spbu.ru:2254/doi/pdf/10.1007/s12290-015-0363-5
16. Franke. S.H. The 'Gerasimov Doctrine' and Russian Non-Linear War. https://inmoscowsshadows.wordpress.com/2014/07/06/the-gerasimov-doctrine-and-russian-non-linear-war/
17. Gelsomino M., Meir M.L. Is the future of atrial fibrillation hybrid? https://proxy.library.spbu.ru:2173/europace/article/22/4/675/5815193?searchresult=1
18. Golovchenko Y., Hartmann M., Adler-Nissen R. State, media and civil society in the information warfare over Ukraine: citizen curators of digital disinformation. https://proxy.library.spbu.ru:2060/10.1093/ia/iiy148
19. Krol L.A. Digital foreign policy: how digital tools can further Europe's foreign policy goals. https://proxy.library.spbu.ru:2254/doi/pdf/10.1007/s12290-016-0384-8
20. Laoszka A. Russian hybrid warfare and extended deterrence in Eastern Europe. The Royal Institute of International Affairs. https://proxy.library.spbu.ru:2173 /ia/article/92/1/175/2199942?searchresult=1
21. Mckwey. M.K. The Gerasimov Doctrine. It's Russia's new chaos theory of political warfare. And it's probably being used on you. https://www.politico.com/ magazine/story/2017/09/05/gerasimov-doctrine-russia-foreign-policy-215538
22. Renz B. Russian responses to the changing character of war. https://proxy.library. spbu.ru:2173/ia/article/95/4/817/5499314?searchresult=1
23. Sangho Lee1, Jung-Ho Eom1, Bonghan Lee2, and Jin-Hyuk Choi. A Conceptual Study on Knowledge-Based Personal Information Gathering Methods for Conducting Psychological Warfare in Cyberspace. https://proxy.library.spbu.ru:2096/content /pdf/10.1007%2F978-3-642-32692-9_37.pdf
24. Stoycheff E., Nysbet E. S. Priming the Costs of Conflict? Russian Public Opinion About the 2014 Crimean Conflict. https://proxy.library.spbu.ru:2060/10.1093 /ijpor/edw020
25. Thornton R. The Changing Nature of Modern Warfare Responding to Russian Information Warfare. https://proxy.library.spbu.ru:2131/doi/pdf/10.1080/03071847.2 015.1079047
26. Weissmann M. Hybrid warfare and hybrid threats today and tomorrow: towards an analytical framework proxy.library.spbu.ru:2252/ehost/pdfviewer
27. Wither J.K. Making Sense of Hybrid Warfare. Connections QJ 15, no. 2 (2016): 73. https://www.jstor.org/stable/26326441?seq=1#metadata_info_tab_conte
