Понятие «Человек»: от статичного к динамичному Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

Н. Г. Кротовская, В. С. Кулагина-Ярцева

ПОНЯТИЕ «ЧЕЛОВЕК»: ОТ СТАТИЧНОГО К ДИНАМИЧНОМУ

Аннотация. Происходящие в современном мире процессы привели к потрясению основ классической западной философии. Привычный дуализм в постижении природы человека сменился бесконечными вариантами цифрового будущего. Одна из сегодняшних задач — это поиск трансцендентности человека, тело которого тесно взаимодействует с новыми направлениями современной технонауки, создающей информацию и дающей возможность обходиться без всякой органической и материальной основы, чтобы преодолеть темпоральные и пространственные ограничения. Наряду с переменами последних десятилетий, наука и искусство привели к появлению нового персонажа, а именно, посторганического человека (постчеловека). На человеческую жизнь постоянно воздействуют власть и знания, соответствующие определенным эпохам. В последние десятилетия подобное воздействие претерпевает серьезную трансформацию. Наибольшей трансформирующей силой обладают новые биомедицинские технологии, которые расшатывают природу человека, ставя под вопрос устоявшиеся представления о ней. Все это вынуждает нас задавать вопрос: «Где кончается человек?» Сегодня уже не кажется фантастичным предположение, что в недалеком будущем определение человека сведется к некоторому объему оцифрованной информации.

Ключевые слова: технонаука, постчеловек, биоэтика, универсальность человека, Декарт, картезианский дуализм, биомедицинские технологии, ДНК, трансформация, искусственный интеллект.

N. G. Krotovskaya, V. S. Kulagina-Yartseva

THE CONCEPT OF «MAN»: FROM STATIC TO DYNAMIC

ro m <u J Ci

К

го £

Summary. One of today's challenges is the search for the transcendence of man, whose body closely interacts with the new directions of modern technoscience, which creates the information and gives the opportunity to act without any organic and material basis to overcome temporal and spatial constraints. Along with the changes of the last decades, science and art have led to the emergence of a new character, namely, post-organic man (post-man). Human life is constantly influenced by the power and knowledge corresponding to certain epochs. Such impacts have undergone a major transformation in recent decades. The greatest transformative force is new biomedical technologies that undermine human nature, questioning the established ideas about it. This forces us to ask the question: Where does man end? Today it does not seem fantastic to assume that in the near future the definition of man will be reduced to a certain amount of digitized information. Key words: technoscience, post-man, bioethics, universality of man, Descartes, Cartesian dualism, biomedi-

o

m cal technology, DNA, transformation, artificial intelligence.

к _

ro -

^

о m

£ '1а последние двести-триста лет жизнь и приро- жен самоконтролю, призван управлять своими чЗ да претерпели столь серьезные изменения, что рисками и удовольствиями в соответствии с соб-

X

прежние определения человека сегодня утратили ственным генетическим капиталом; он постоянно © свою актуальность. Современный человек подвер- оценивает набор товаров и услуг, предлагаемых

на рынке, принимает на себя личную ответственность в мире, где царит автоматизированная логика самообслуживания и поверхностное внешнее подавляет скрытое внутреннее. Его постоянно терзает страх устаревания — как духовного «софта», так и телесного «железа», он брошен в водоворот постоянной актуализации, стремясь повысить свою гибкость и способность к повторному использованию.

Все эти процессы привели к потрясению основ классической западной философии. Привычный дуализм в постижении природы человека сменился бесконечными вариантами цифрового будущего. Это повлекло за собой тоску по определенности, по абсолютной реальности и неизменной идентичности прежних времен. Тоску по прежней бивалент-ности перед лицом непонятной поливалентности будущего. При этом следует иметь в виду, что под всеми этими нововведениями кроется их собственная метафизическая основа, поскольку идея информации представляется нематериальной сущностью всех вещей — живых и неживых, в том числе и человека, — с последующим обесцениванием органического тела со всеми его возможностями.

Одна из сегодняшних задач — это поиск трансцендентности человека, тело которого тесно взаимодействует с новыми направлениями современной технонауки, создающей информацию и дающей возможность обходиться без всякой органической и материальной основы, чтобы преодолеть темпоральные и пространственные ограничения.

В соответствии с этой перспективой биологическое воплощение человека оказывается не более чем исторической случайностью, а не характерной чертой, присущей жизни. С другой стороны, если «сущность» человечества — это информатика, то нет существенной разницы между компьютерами и человеческими существами, поскольку и те, и другие используют одну и ту же логику функционирования. Это концептуальное действие включается в существующее множество ресурсов, которые принадлежат посторганической, постбиологической и постчеловеческой вселенной.

Попытки определения

Вопрос о том, что такое человек, волновал философов с древнейших времен. Во времена античности человек поначалу мыслился только как часть космоса, не отделял себя от остальной природы и выступал, скорее, как некий инструмент, с помощью которого можно попытаться постичь

окружающий мир1, и лишь впоследствии стал рассматриваться как самостоятельная сущность. В зависимости от эпохи и господствовавших в ней воззрений на первый план выступали те или иные характеристики человека. Одни мыслители считали сущность человека постижимой, другие настаивали на ее изначальной неопределимости2, однако мало кто сомневался в том, что она существует.

Философами было предложено множество определений человека, порой весьма курьезных: существо бескрылое, двуногое, с плоскими ногтями, восприимчивое к знанию, основанному на рассуждениях (Платон), политическое животное (Аристотель), думающая вещь (Декарт), животное, пользующееся символами (Кассирер), мыслящий тростник (Паскаль), канат между животным и сверхчеловеком (Ницше) млекопитающее с мягкой мочкой уха (Гегель), драма (Ортега-и-Гассет); к человеку прилагалось множество эпитетов: играющий (Хейзинга), изображающий (Йонас), неумелый (Ортега-и-Гассет), человек-путник (Марсель). Этот список можно продолжать.

Декарт

Огромный вклад в формирование современного представления о человеке внес Декарт. Картезианский дуализм оставил неизгладимое клеймо на западной мысли о человеке, разделив его на две составляющие, различные и обособленные: разум и тело. Декарт, таким образом, сформулировал тайну, породившую бесчисленные теории и гипотезы, но оставшуюся нераскрытой: какова природа сознания и каково его соотношение с материальным миром?

Сочетая христианскую философию с научными открытиями своего времени, Декарт дал определение человека как соединения совершенно различных и раздельных субстанций: с одной стороны, тело-машина, природный объект, который следует изучать научными методами, с другой стороны — таинственный человеческий разум, мыслящий дух, возможно, божественного происхождения. Обе субстанции взаимодействуют, но философ не может объяснить, каким образом; он может только

1 Сюда, несомненно, следует отнести определение Протагора «Человек есть мера всех вещей».

2 В сочинении Пико делла Мирандолы (1496) Бог, обращаясь к человеку, говорит: «Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные...». [6, с. 249].

подтвердить существование нематериальной субстанции, которая находится в мозге, что имеет для человека фундаментальное значение: «мыслю, следовательно, существую».

Определяя человеческое тело, Декарт как человек своего времени постоянно обращается к аналогиям с гидравлическими механизмами, часами и автоматическими устройствами. Отсюда идеи и метафоры дуализма тела-разума.

Декарт отмечает, что — в отличие от прозаически материального тела — поток мнений, чувств, желаний и размышлений, идущих из души, не занимает места. То есть, сущность человека оказывается чистой нематериальной субстанцией1.

Пытаясь объяснить несомненное слияние духовного «я» и механического тела, философ приходит к выводу, что разум в состоянии пережить разрушение тела (по крайней мере, теоретически), но отметил, что «подлинное человеческое существо» состоит из обоих элементов. В последние годы жизни Декарта, уже закончившего свои самые значительные труды, занимал именно этот вопрос. Это заставило его исследовать самые иррациональные проявления разума, а именно, чувства и эмоции. Плодом этих размышлений стала его последняя работа, написанная в 1649 году, со значимым названием «Страсти души». По словам английского философа Джона Коттингэма [2], как эта книга, так и письма, написанные в это время Декартом, отражают удивление, которое у него вызывают такие психофизические проявления как голод, боль, чувственная любовь.

Отказываясь понять связь тела и духа в подобных ситуациях, Декарт просто отмечает, что человек не может быть сведен к нематериальному разуму, соединенному с механическим телом, речь идет о едином существе. В этом сплаве двух «веществ» есть нечто сущностное, ускользающее от любых объяснений.

Итак, человек является материальным существом, его тело воздействует на материальную среду и само подвергается ее воздействию. Человек — живое существо с внутренней целью, он стремится сохранить себя неповрежденным в окружающей среде. Он также является психологическим существом со своим собственным разумом и со своим внутренним взглядом. Он представляет собой социальное и этическое существо с развитыми эмоциями и чувствами, с личными свойствами, которые развиваются и становятся острее в социальной

1 Эта метафизическая идеализация человека неожиданно воскресла в информационных сетях в соответствии с новой парадигмой технонауки (старинной оппозиции тело/душа соответствует hardware/software).

среде. Этическая ситуация ведет не только к усилению его собственной духовной сущности, но и к признанию той же сущности в других.

Механистический мир

Человек является и религиозным существом, кроме того, он — рациональное существо, старающееся узнать себя, оценивающее свое мышление и действия.

Раньше мир — как и сам человек — мыслился в терминах механики, как огромные часы, которые можно и нужно «смазывать» и усовершенствовать. По мере развития техники механизмы, автоматически выполняющие свои функции, начинают сообщать свои ритмы, свою регулярность и точность телам и привычкам людей, так что спустя некоторое время все движения человека оказываются сведены к чисто механическим.

Задолго до ХХ века появились опасения и тревоги относительно возможного подчинения человека машине. В частности, англичанин Сэмюэль Батлер еще в 1863 г. призывал к полному уничтожению механической жизни, чтобы не дать машинам — более совершенным и эффективным, чем мы сами, — поработить человечество (Речь шла всего лишь о вытеснении напольных часов портативными).

Сегодня мир мыслится в терминах информатики, как огромная компьютерная программа, которую можно и нужно редактировать и модифицировать во имя эффективности и других ценностей маркетинга в соответствии с потребностями общественного проекта, который стоит на повестке дня и призван создать определенные виды знаний путем выдвижения определенных проблем и предложения определенных решений.

В XVII веке, когда вселенная, воспринимаемая как огромный часовой механизм, стала объясняемой и управляемой, наука посвящала себя наблюдению мира, функционирующего в соответствии с рядом законов точно определенных и имеющих универсальную ценность, в котором все части синхронизированы как в самом сыгранном оркестре. Но в этой механистической космологии вопрос о происхождении отсутствовал. От животных, которых Рене Декарт представлял в виде автоматов, до закона всемирного тяготения Исаака Ньютона, солнечной системы Галилея и человека-машины Ламетри, все представало готовыми, полностью функционирующими структурами. Поэтому перед мыслителями того времени встал сложный вопрос о происхождении вселенной. Научная космология сохраняла заметные следы деизма: Бог, словно

умелый часовщик, создал и завел гигантские вселенские часы, и после этого величайшего начального действия Творец удалился, оставив механизм функционирующим вечно.

Ответ на вопрос о происхождении человека был дан в 1859 году английским биологом Чарльзом Дарвином. После опубликования «Происхождения видов» мир девятнадцатого века получил объяснение на уровне своих потребностей, объяснение, касавшееся сферы, наиболее противостоящей всеобщей механизации: царства живого. Несмотря на вызванную полемику, книга предлагала космологию, адекватную той эпохе: человек представал на страницах этой книги как животное в жесткой конкуренции с остальными и в борьбе за господство ради выживания. Действительно, образ был довольно жестоким: добропорядочный гражданин буржуазного общества представляет собой обезьяноподобный вид, который мыслится как плод случайности: ему предназначено быть превзойденным и неизбежно исчезнуть. И все же такие понятия как естественный отбор и борьба за выживание узаконивали новый социополитический и экономический порядок.

Чтобы соответствовать ритмам и требованиям XIX века, природа была переосмыслена. На страницах книги Дарвина она возникла как жестокая арена борьбы, где рождение оказывается случайностью, а уверенным можно быть единственно в смерти. Однако сегодня мы знаем иную вселенную, поскольку утверждения относительно жизни и смерти претерпели изменения: сегодня первый член этой пары — рождение — может быть спланированным, в то время как второй — смерть — остается неизбежным приговором, во всяком случае, на горизонте нашей технонауки1. Следовательно, мы можем утверждать, что природа, которая соответствовала развитию индустриального капитализма тоже проходит процесс реконфигурации.

Технонаука

В мире XXI века в результате технонаучного вмешательства в биосферу ежедневно исчезают биологические виды. Создавая новый вид, древняя природа медлила миллион лет, в то время как

1 Технонаука — термин, появившийся в научной литературе в 80-х гг. ХХ века и характеризующий существующий в развитых странах тип взаимодействия науки, технологии и общества. В первую очередь, имеется в виду новая форма производства знаний, когда традиционные аспекты этой деятельности — открытие и обоснование знания — теряют самодостаточность и ориентированы на удовлетворение потребностей общества. Которые трактуются, прежде всего, в контексте развития высокотехнологического бизнеса.

сам вид существовал от двух до четырех миллионов лет. Сегодня не только вымирание идет гораздо быстрее: благодаря генетической инженерии создание новых видов с помощью неприродных подходов тоже обещает стать привычным.

В 1996 году на планете Земля начинают появляться генетически модифицированные организмы, как растительные, так и животные. Большинство их произведено, запатентовано и продано небольшим количеством международных компаний. В настоящее время их лаборатории создают тысячи новых образцов, большинство которых уже получили патенты интеллектуальной собственности или ожидают их. Речь идет о настоящих гонках в создании инновационных «продуктов» с твердым намерением завоевать хорошее место на глобальных рынках агробизнеса. Как известно, человек как вид не исключен из этого проекта, совсем напротив: потенциальная прибыль от его генома неисчислима, особенно для биомедицинской промышленности и фармацевтики, он вызывает больше ожиданий (и полемики), чем любой другой биотехнологический проект. Цель современной технонауки — преодолеть границы материи, выйти за рамки ограничений, присущих человеческому организму, в поисках виртуально вечной сути.

Эту тенденцию можно обнаружить в «Манифесте футуризма», литературном завещании одного из самых полемических эстетических авангардных течений первой половины ХХ века. Текст, подписанный поэтом Филиппо Маринетти, с жаром приветствовал возможности, открытые индустриальной техникой, и предлагал «гигиену мира» с помощью механических устройств, с намерением создать вид «не-человека2».

«Преодолеть основные параметры человеческой природы — конечность человека, его случайность, смертность, телесность, его животную сущность, эк-зистенциональный предел», — утверждает Эрминио Мартинс из Лондонской школы экономики [17].

Как в обещаниях, так и в выполнении некоторых биотехнологических и телеинформационных программ явно прослеживается намерение превзойти человеческую природу, недостатки органического тела, пространственные ограничения и темпоральные производные его материальности.

На смену «уставшим мускулам» старого индустриального общества в современном мире пришли «расстроенные нервы» и «модифицированные гены». Покорные тела, моделью для которых служил механический робот, подвергаются оцифров-

2 Ср.Ф. Ницше. «Человек есть нечто, что должно превзойти». Он же: «Мы устали от человека» [5].

ке. В фильме «Новые времена» движениями Чарли Чаплина словно управляет зубчатый механизм. В наше время стало очевидно, что такое тело устарело: на повестке дня сейчас другие ритмы и жесты.

Какая форма человека сегодня предпочтительна? Ответ, на первый взгляд, прост, хотя при более внимательном рассмотрении простота оказывается мнимой. Предпочтение сегодня отдается такой разновидности человека, которую современное общество считает наиболее подходящей для своего функционирования. То есть, человек, который при воспроизводстве совершает минимум ошибок и сбоев и наилучшим образом совместим с информационными атрибутами современного мира.

Под действием информационной и биотехнической риторики современные организмы превращаются в тела, которые связаны друг с другом, стремятся потреблять, испытывают тревогу и перепады настроения. И, разумеется, являются полезными. Они связаны цифровыми технологиями и приводятся в движение набором последних неорганических устройств. При этом сущность этих тел представляется нематериальной. Ее составляет чистая информация, которую возможно поместить в архив компьютера, или измененная генетическая основа, в которой исправлены случайные ошибки, встроенные в ее код, основа, совместимая с другими организмами или с разнообразными электронными устройствами. Такое превращение во имя эффективности всегда нацелено на рост производительности путем замены или добавления необходимых элементов — словом, на апгрейд.

Речь идет уже не о телах, превращенных в рабочую силу в процессе упорной тренировки и в условиях суровой дисциплины, чтобы соответствовать запросам промышленного производства, и не о душах, болезненно погруженных в психоаналитические глубины, в познание своего Я.

Постчеловек

Предлагая растворение материи в свете, в электрических импульсах, которые представляют собой источник жизненной силы как для машин, так и для организмов, отрегулированных технонаукой, новая перспектива, которая осуществляет превращение атомов в байты, уже анонсирована «цифровым гуру» Николасом Негропонте1 в его книге «Beeing Digital» (1995). Он объясняет, что байты представляют собой «ДНК информации» и предвещают неизбежное превращение всех элементов,

1 Nicolas Negroponte — специалист по информатике, профессор Массачусетского Технологического института.

составляющих материальную реальность, в эту виртуальную субстанцию. Материальный мир, состоящий из атомов — «это пространство явно аналоговое», делает сравнение Негропонте.

В 1950 году Норберт Винер, основоположник кибернетики и автор, наряду с Клодом Шенноном, теории информации, заявлял, что теоретически возможно «телеграфировать» человека. Винер показал, что «сущностная информация определенного элемента может быть различными способами дематериализована и передана без искажений». С этого момента идея дематериализации информации характеризует нашу эпоху и отмечает все дискурсы этой тематики.

Таким образом, информация приобретает универсальную актуальность, она преобразуется в общий знаменатель всех объектов (как живых, так и неживых) и достигает превосходства над материей. Когда это понятие начинает применяться к человеческой сфере, становится неизбежным предположение, что органическое тело не составляет части «сущности» человека.

Наряду с переменами последних десятилетий, наука и искусство привели к появлению нового персонажа, а именно, посторганического человека (постчеловека). По этому поводу П.С. Гуревич писал: "Постчеловек (post human) — это потомок человека, модифицированный до такой степени, что уже не является человеком. Идеал постчеловека выглядит, в описании трансгуманистов, так: «в качестве постчеловека вы будете обладать умственными и физическими возможностями, далеко превосходящими возможности любого немоди-фицированного человека. Вы будете умнее, чем любой человек-гений, и будете обладать намного более совершенной памятью. Ваше тело не будет подвержено заболеваниям, и оно не будет разрушаться с возрастом, что обеспечит вам неограниченную молодость и энергию. Вы в гораздо большей степени будете способны испытывать эмоции, удовольствие и любовь или восхищаться красотой. Вам не придется испытывать усталость или скуку и раздражаться по мелочам».

В итоге постлюди могут оказаться полностью искусственными созданиями (основанными на искусственном интеллекте) или результатом большого числа изменений и улучшений биологии человека или трансчеловека. Некоторые постлюди могут даже найти для себя полезным отказаться от собственного тела и жить в качестве информационных структур в гигантских сверхбыстрых компьютерных сетях. Иногда говорят, что мы, люди, не способны представить себе, что значит быть постчеловеком, дела

и стремления которых могут оказаться так же недоступны нашему пониманию, как обезьяне не понять сложности человеческой жизни. Коммерциализация геномных исследований создает новый спектр морально-правовых проблем, пересекающихся отчасти с проблемами бизнес-этики.

Компьютерная революция сопряжена с наступлением на человеческое тело. Белковая форма жизни оказывается под угрозой в связи с массовым внедрением машин и механизмов. Перспективы генной инженерии, совершенствование средств, ведущих к искусственному производству потомства, изобретение препаратов, изменяющих личность, трансплантация органов, в особенности искусственных, --все это, разумеется, разрушает

традиционное представление о биологической природе человека. И вместе с тем, как никогда ранее, показывает чрезвычайную сложность человека, его уникальность как явления природы, его хрупкость. Если наука способна заменить сердце «пламенным мотором», приделать «стальные руки-крылья», заменить мозг компьютерным устройством, то, естественно, возникает вопрос, а что в человеке собственно «специфически человеческого». Иначе говоря, что в человеке такого, что нельзя удалить, изменить, превратить в трансплантат?» [2]

В течение многих веков в западной традиции господствовало радикальное различие между phy-sis и techne (в греческих терминах), или между natura и ars (в латинских терминах), или естественным и искусственным. С одной стороны, существо, которое есть начало своего собственного движения, с другой — действия человека, направленные на то, чтобы использовать, имитировать и расширять достижения природного. Два мира, явно различных, почти антагонистических.

В 1973 г. Клеман Россе опубликовал книгу «Антиприрода» [18], в которой разоблачал метафизические корни, скрытые в старой концепции, ряд верований, поощрявших сомнительную мораль власти. «Природы не существует, — утверждал французский философ, — или она представляет собой лишь обстоятельства, благодаря которым она принадлежит как к миру физическому, так и человеческому». Несколько позже, в 1980 г., Донна Харауэй написала «Манифест киборгов» [11], где среди прочих очерков был один с красноречивым названием: «Реорганизация природы». Задолго до новых процессов органикотехнологической гибридизации она предложила воссоздание тел и индивидуальностей с политическими целями, призывая как сопротивляться смертоносным возможностям новых технонаучных схем, так и усваивать их

возможную жизненность ради собственной пользы: «наши машины угрожающе живы», провоцирует она, «а мы ужасно инертны». Действительно, за последние триста-четыреста лет жизнь и природа, благодаря достижениям технонауки, подверглись таким изменениям, что, кажется, уже не всегда совпадают со своими древними определениями.

Пройдя рубеж знакового 2000 года, некоторые молекулярные биологи полагают, что роль домо-лекулярной биологии в первой половине ХХ века состояла в том, чтобы отретушировать линию, начатую Дарвином, ее историческая функция была в том, чтобы предоставить химическую базу, на которой могла расцвести молекулярная биология.

Открытие ДНК

Большой шаг вперед был сделан молекулярной теорией с открытием генетического кода. В 1953 было совершено фундаментальное открытие: структура молекулы ДНК, то есть биохимического текста, в котором закодированы особенности происхождения каждого индивида. Тайна жизни начинает расшифровываться: дело просто в информации, текст кодирован на биохимической основе.

Этот язык, расшифрованный около 70-ти лет назад, универсален: все клетки всех живых существо содержат «руководство», записанное одним и тем же кодом, который позволяет воспроизвести его с сохранением кинетической информации.

Началась расшифровка алфавита жизни, которую можно сравнить с прочтением пресловутого Розеттского камня. Четыре химических символа, составляющих этот алфавит, в состоянии охватить бесконечные комбинации в двойной спирали ДНК. Тот, кто сумел понять этот язык, оказывался в состоянии уловить «сущность» всех организмов, какие существовали на планете, начиная с первого живого существа, появившегося на Земле 3500 миллионов лет назад.

Молекулярная биология заложила основы цифровой модели человеческого тела и всей живой вселенной.

Человек в конечном итоге оказался сведенным к трем тысячам миллионов знаков, составляющих его геном, и эти знаки идентичны тем, что составляют все остальные живые существа, с которыми он делит эту планету. Как отмечает биолог Манфред Эйген, человек отличается от кишечной палочки не из-за очень действенной химии, но благодаря содержащейся информации гораздо более обширной (фактически, в тысячу раз большей, чем у этой бактерии) [16].

В фильме режиссера Стивена Спилберга «Парк Юрского периода», первая часть которого вышла в 1993 году, группа ученых воссоздает динозавров на основе ДНК москитов, которые пили кровь динозавров, а потом, увязнув в древесной смоле, сохранились в ней. Осуществим ли такой проект? В начале 2005 года средства массовой информации всего мира распространили сообщение, вновь содержавшее этот вопрос: группа археологов из Соединенных Штатов обнаружила мягкие ткани с сохранившимися кровеносными сосудами и клетками в ископаемых останках Tyrannosaurus rex, свирепого динозавра, вымершего несколько десятков миллионов лет назад. Ученые заявили, что необходимо провести различные исследования, чтобы установить, возможно ли выделить фрагменты генетического кода из найденных останков. До этой находки специалисты в этой области утверждали, что снятое Спилбергом — чистая фантазия, которую невозможно воплотить в реальность, поскольку хрупкий генетический материал не способен уцелеть в таких условиях. Но и тогда рассматривалась возможность получить экземпляр с характеристиками, похожими на динозавра, другим методом: изменив ДНК современной птицы, скажем, курицы или ласточки. По словам Дэвида Стерна, биолога-эволюциониста из Стэндфордского университета, многие существующие гены очень похожи или даже идентичны генам давно вымерших видов.

Это означает, что барьер, который разделял различные виды, можно пересечь, преодолеть раскол между природным и искусственным, коренным образом изменить западную мысль, существовавшую веками.

Благодаря новым достижениям науки природа стала терять свою традиционную непрозрачность и типично аналоговую жесткость. Таким образом, она тоже присоединилась к процессу универсальной оцифровки.

Связь молекулярной биологии с информационными и биотехнологическими арсеналами обещала дать начало волшебному рецепту, согласно которому можно будет получить эликсир долгой жизни как универсальную панацею: интенсификация знаний о процессе возникновения информации, которая произошла за последние двадцать лет начинает приносить плоды, утверждает биолог Манфред Эйген. Мы можем создавать новые виды лекарств, понять онтогенический уровень живых существ и будем в состоянии, например, удалить опухоль, вызванную деградацией. Кроме этого, существует еще много возможностей: «мы сможем изучать и моделировать нашу нервную систему

и ее действия; искусственная жизнь и мыслящие компьютеры не будут больше принадлежать научной фантастике, почти невозможно оценить воздействие всего этого на нашу жизнь».

Джеймс Уотсон, американский биолог, один из первооткрывателей структуры ДНК в 1953 году, взявший на себя в 1989 году руководство проектом генома человека, произнес фразу, которая стала настоящим символом новой научной парадигмы: судьба человека теперь написана не на звездах, она написана в наших генах [8].

Цифровизация

Мечта о том, чтобы совместить пару тело/разум человека с парой hardware/software компьютера начала осуществляться в девяностых годах при попытке создать искусственные нейронные сети, способные имитировать в электронном виде функционирование мозга. Словарь современной технонауки, согласно которому передача от нейрона к нейрону происходит посредством электронных импульсов, открывает путь для обдумывания возможного взаимодействия мозга и компьютера. Использующие ту же самую логику и основывающиеся на схожей структуре, обе сущности могли бы объединиться и логически взаимодействовать, обмениваясь данными и действуя совместно. На самом деле это уже происходит в биочипах. Хотя это органико-элек-тронное взаимодействие было осуществлено в лабораториях не так давно, оно и прежде встречалось в научной фантастике: эта идея представлена в таких разных фильмах, как «Матрица», «Вспомнить все», «Джонни мнемоник», «Вечное сияние чистого разума» и многих других.

Можно привести самые разные примеры различной степени вмешательства искусственного в естественное. Скажем, победительницы различных конкурсов в последние десятилетия — это скорее произведение пластической хирургии, чем воплощение природной женской красоты.

Дмитрий Муратов, один из основателей «Новой газеты», пишет о себе:

«... второй вопрос: не робот ли я. Отвечу прямо: уже и не знаю. 30 октября прекрасный хирург Автандил Михайлович вставил мне в сердечную артерию пружину — стент. Так что я отчасти iron-man, робот. Но только отчасти. Потому что вместе с вами хочется оставаться человеком» [4].

Стивен Хокинг, занимавший в Кембриджском университете должность, некогда принадлежавшую Исааку Ньютону, в одном из интервью однажды заявил, что информатика и биотехнологии увеличат

внутреннюю сложность человеческого тела настолько, что нам не придется ждать результатов неумолимо медленной биологической эволюции. Вместо того, чтобы ждать сотни тысяч лет, когда произойдет случайная мутация, можно будет получить желаемое изменение в лаборатории, чтобы потом передать ее следующим поколениям уже как видовой признак. Это неизбежно, подытожил Хокинс. Как только это станет технически возможным, реализация не заставит себя ждать. Ученый прокомментировал возможность повысить уровень человеческого интеллекта путем увеличения объема мозга (например, выращивая эмбрион в пробирке) и скорости передачи информации между нейронами (с помощью электронных приборов и генетических изменений). В некотором смысле человечеству необходимо улучшить свои физические и психические характеристики, признавал автор одной из наиболее признанных теорий о происхождении вселенной.

Между тем, сам Стивен Хокинг мог жить, работать и писать книги, став, фактически, киборгом.

Из последних достижений в этой области:

Компания Илона Маска «№игаИпк» разработала гибкие «нити», которые можно встроить в мозг для передачи больших объемов данных, робота для их вживления, а также специальный чип, ускоряющий передачу. Толщина «нитей» составляет 4-6 микрометров, что значительно тоньше человеческого волоса. Шесть нейронитей содержат 192 электрода, которые робот-хирург вживляет в мозг. Сигналы, полученные с «нитей», передает на компьютер закрепленное на черепе устройство. Ближайшей целью Маска является помощь парализованным людям: с помощью «нитей» в голове они смогут работать с компьютерами и телефонами «силой мысли». В долгосрочных планах — общение с помощью телепатии и «загрузка» в мозг необходимой информации (например, знание другого языка). По словам Маска, в конечном счете цель «№игаПпк» — «симбиоз» человеческого мозга с искусственным интеллектом.

Метафизические основы искусственного интеллекта и биотехнологий отделяют жизнь от органического тела в поисках вечной «сущности». Понимание человека и живого тела страдает от метафизического разрыва, сформулированного Декартом, отправная точка подобных концепций в том, что чистое сознание нуждается в жизни в той же степени, что и чистая материя.

Таким образом, жизнь, неизбежно связанная с организмом, будет неотвратимо смертной, но смертность организма вместо того, чтобы ограничивать ее, мобилизует ее возможности, поскольку

как жизнь, так и мышление, возможны лишь в органическом мире, то есть, укорененные в живом теле.

В наше время тело отказывается уже не от того, чтобы считаться греховным, но от того, чтобы быть нечистым в новом смысле: несовершенным и тленным. И, тем самым, неизбежно ограниченным. Поскольку тело имеет органическую и только органическую природу, оно устаревает. Но та же самая технонаука предлагает починить его, воссоздать и преодолеть границы.

Существует и другая опасность, кроме создания расчеловеченного «постчеловека», о чем говорит П. С. Гуревич в статье «Тело, но только как модель» [2]. Инструменты технонауки могут использоваться для «улучшения» человеческого материала, то есть, с развитием биоинформационной технонауки возрождаются, хотя и в ином виде, амбиции нацистов, ставивших задачу «очищения» биологической основы человечества путем уничтожения других этнических групп, а также людей с физическими недостатками и душевнобольных.

Сегодня отголоски евгенических идей возникают в абсолютно ином контексте. Речь уже не идет, во всяком случае, открыто, о «расовой чистоте». В своей современной ипостаси евгеника предстает перед нами в рыночном обличье: генетические манипуляции продвигаются во имя таких ценностей, как экономическая эффективность, улучшение качества жизни или соотношение цены и качества. Это евгеника на продажу, с маркетингом, рассчитанным на потребителей, участников глобального рынка.

При зарождении молекулярной биологии и генной инженерии ученые пытались избежать любых исторических ассоциаций с евгеническими проектами прошлого. Но уже в конце ХХ века стремительные успехи новых научных дисциплин породили множество дебатов по этому вопросу. Оказалось, что новые знания способны привести не только к реализации прежних проектов, не только к «улучшению» старого, но и к настоящему созданию живых существ. Фактически в лабораториях и исследовательских институтах ученые осуществляют евгенический отбор, решая, какие гены изменить, устранить или включить в генетический код различных живых организмов, в том числе и человека.

В связи с этим возникает множество этических проблем. Кто решает, что именно является «наилучшим» как для человека, так и для других живых организмов? На основании каких критериев определяется, какие качества способствуют «улучшению» того или иного биологического вида, а какие следует исключить? В иные времена

ответственность за это возлагалась на богов, случай или законы природы, сегодня очередь дошла до людей. Но кто они? И какими правилами и критериями должны руководствоваться? Ответы на эти важные вопросы пока еще не сформулированы.

В 1931 году в своей работе «Человек и техника» Шпенглер писал: «Тайны природы понятны не больше, чем когда бы то ни было, однако используются рабочие гипотезы, которые не «истинны», но только целесообразны. С их помощью природу понуждают покоряться человеческим приказам, малейшему нажатию кнопки или рычага. Темпы открытий фантастически растут...» [12, с. 483].

Биополитика

В наше время современная технонаука, соединив информатику с биотехнологией, полагает, что «тайны природы» уже открыты. «На деле страсть изобретателя не имеет ничего общего со своими последствиями. Она представляет собой личностное жизненное влечение, личное счастье и страдания, ему нужны победа над трудной проблемой, богатство и слава, приносимые успехом. Польза или вред, созидательный или разрушительный характер изобретения его не касались бы даже в том случае, если бы о них дано было знать заранее <...> Разве мысли о подобных последствиях остановили хоть одного изобретателя?» [12]. Ответ очевиден. В наше время биополитическое конструирование тел и индивидов переживает абсолютно новый этап.

На человеческую жизнь постоянно воздействуют власть и знания, соответствующие определенным эпохам. В последние десятилетия подобное воздействие

претерпевает серьезную трансформацию. Логично предположить, что в управлении

биологическими процессами и человеческими телами также происходят глубокие изменения. Чтобы лучше понять происходящее, прежде следует рассмотреть то, что происходило в индустриальном обществе и предшествующих исторических формациях.

Согласно Фуко, в индустриальном обществе государственный интерес переключился с человека как живого существа на население, понимаемое как «совокупность элементов: 1) связанную с общим режимом существования живых существ и 2) доступную для согласованного политического вмешательства» [9].

Это секвестирование жизни систематически осуществлялось с помощью биополитики, полного

набора механизмов власти, применяемых к населению, то есть к совокупности живых существ, населяющих определенную территорию и имеющих определенные биологические характеристики. Главное, что эту совокупность можно преобразовать с помощью особых техник и знаний. Государства индустриальной эпохи осуществляли биополитику планирования, регуляции и профилактики, вмешиваясь в условия жизни людей, чтобы навязать им определенные нормы и тем самым приспособить к выполнению национального проекта. Эти стратегии власти появились в начале XVIII века, но полного развития достигли только в XIX и первой половине ХХ века.

Дисциплина и биополитика сочетаются в контексте индустриального капитализма как техники, ориентированные на обеспечение его бесперебойного функционирования. В то время как первая направлена на человека как на тело, затрагивая область политической анатомии, тренирующей механизированные организмы индустриального общества, вторая направлена на человека как на вид, затрагивая область политической биологии, регламентирующей жизненные факторы населения. Хотя каждая из них применяет особый набор механизмов власти, обе являются инструментами оптимизации человеческих сил, направленными на увеличение полезной отдачи. Их внедрение в жизнь осуществляется различными институтами (медицинскими, образовательными, административными), имеющими нормализирующую функцию, то есть призванными приводить объекты в соответствии с нормой, устанавливая границы того, что считать нормальным и создавая перечень возможных отклонений.

Все эти меры вводились постепенно и терпеливо. Из-за сложности и необходимого участия государственного аппарата, биополитика появилась на исторической сцене несколько позже дисциплинарных техник и смогла укорениться среди населения лишь благодаря предшествующей дисциплинарной работе над отдельными телами. Цель биополитики — организовать жизнь, культивировать, защищать, умножать и регулировать ее, короче, контролировать и компенсировать риски, ограничив ее биологические возможности и заключив в заранее установленные рамки, обозначенные как нормальные. Таким образом, все процессы, связанные с жизнью: рождаемость, смертность, заболеваемость, рождаемость, кормление грудью, эпидемии старение, физическая беспомощность и влияние окружающей среды — стали эффективно и рационально контролироваться.

В основе появления этих техник лежит новая концепция жизни. В эпоху, когда Дарвин показал природные механизмы, в сферу знания и власти были включены биологические характеристики человека, а с ними и весь арсенал техник их контроля и модификации. Так возникла идея населения как политической проблемы, которой стало пользоваться государство. Под биополитикой Фуко понимает то, как начиная с XVШ в. пытались рационализировать проблемы, поставленные перед правительственной практикой феноменами, присущими всем живущим, составляющим население: здоровье, гигиена, рождаемость, продолжительность жизни, потомство. Вскоре это нововведение приобрело большое политическое и экономическое значение, став одним из столпов индустриального общества.

Эта совокупность государственных стратегий была дополнена другими инструментами, нацеленными на дисциплину тела. В местах заключения (школы, фабрики, больницы, тюрьмы) осуществлялся надзор с помощью унифицированных наказаний, рационального упорядочения времени и пространственного распределения тел. Эти механизмы, основанные на научных достижениях, призваны были повысить полезную силу индивидуальных тел с помощью упорной тренировки, податливости тел и укрощения душ.

Можно ли сопротивляться механизмам власти, нацеленной на создание новых экзистенциальных территорий? Мишель Фуко показал, что власть довольно изобретательна, но не всесильна. Напротив, ей присуща внутренняя неэффективность. Властные отношения, образующие систему власти, несба-лансированы, постоянно находятся в борьбе и движении, нестабильны и напряжены, неоднородны и непредсказуемы. И несмотря на то, что власть применяет все более изощренные способы воздействия, шансы противостоять им также умножаются.

Выработка и осуществление биополитики через государственные институты стали заметны лишь в Новое время, благодаря накоплению научных знаний, основанных на наблюдении и эксперименте, а также способности осуществлять централизованную обработку всей информации с помощью новых наук, таких как статистика и демография. На основе данных, собранных в различных государствах, профессионалы рассчитывали прогнозы, показатели, средние величины, оценки и перспективы. Таким образом, появилась возможность рационально вмешиваться в биологический субстрат населения, вырабатывать законы и санитарные меры, планировать рождаемость,

пропагандировать гигиену и профилактику болезней. Биополитика задалась целью исключить непредвиденные случайности, короче, установить механизмы, способные стимулировать рождаемость, увеличить продолжительность жизни, предотвратить эпидемии, регулировать распространение и тяжесть заболеваний. Задача, следовательно, состояла в контроле над различными факторами неэффективного использования рабочей силы и потери рабочего времени, а также в снижении издержек различных медицинских вмешательств.

Благодаря применению этих стратегий появилась важная социополитическая и экономическая фигура: рабочий как один из главных протагонистов индустриальной эпопеи.

Каким образом изменения последних десятилетий повлияли на управление биологией человека? Речь идет о процессе, находящемся в развитии, и здесь мы вступаем на зыбкую почву, мало пригодную для теоретизирования.

Жиль Делез в своей работе «Post scriptum к обществам контроля» приходит к неизбежному выводу: «Дисциплинарные общества в свою очередь вошли в стадию кризиса, уступая постепенно место новым силам, которые сначала развивались медленно, но после второй мировой войны заметно ускорили свое формирование: теперь мы уже живем не в дисциплинарном обществе...» [3, с. 225]. В обществе контроля гибкие и постоянно меняющиеся отношения власти охватывают все объекты без исключения. Контроль становится тотальным, а человек из человека-заключенного превращается в человека-должника. Тренированность тел индустриальной эпохи уступает место интеллектуальным способностям.

Институты, управляющие производством индивидуальных тел и душ, например, вмешательством в биологический субстрат населения, сегодня получили возможность не только регулировать процессы, избегая нежелательных случайностей, но и модифицировать саму органическую сущность, перепрограммируя различных биологических индивидов или даже биологические виды. С помощью последних достижений знания и техники прежние инструменты биовласти также включились во всеобщий процесс оцифровки. Появилась новая возможность не только организовывать жизнь, но и расширять ее границы, производить нечто живое и, возможно, нечто чудовищное: к примеру новые вирусы с непредсказуемым воздействием.

В этом контексте слово «риск» приобретает огромную ценность и его использование на рынке приносит щедрые плоды. Управление рисками

(угрожающими здоровью, жизни, молодости), становится новым могучим механизмом принудительного контроля.

Медицина

Возможность заболеть и умереть, содержащаяся в генетическом коде каждого индивида, должна быть изучена, подвергнута контролю и модификации. Помимо подобных вмешательств проект может затрагивать более существенные изменения генома, способные затронуть вид в целом.

В настоящее время медицина представляет собой мощный комплекс знаний, сформировавшийся в западных обществах в период с конца Х^Ш-нача-ла XIX века, совокупность сил, способных воздействовать как на отдельных людей, так и на население в целом, упорядочивая и регулируя жизнь. В ходе современной истории медицина контролировала случайные события, имеющие отношение к органическому и биологическому многообразию человека, навязывая ему нормы в соответствии с требованиями промышленного капитализма. Сегодня в условиях тесной связи технонауки с рынком вырисовываются и укрепляются новые области медицинского знания, от интернет-медицины до бионики и нового поколения психотропных лекарств. Зарождается постиндустриальная биополитика, способная радикально изменять тела и души, воздействуя на биологические характеристики человека.

Мнение о том, что генетический код каждого человека и человечества в целом способен определять все на свете (анатомические характеристики, биологические функции, поведение и восприятие), сегодня разделяется многими. Стремление проникнуть в тайну человека прежде опиралось на ряд наук, использующих наблюдение и эксперимент — на медицину, социологию, педагогику, психоанализ и т.д. Сегодня эту функцию выполняет молекулярная биология, неразрывно связанная с телеинформатикой. В связи с этим роль классического психоанализа постепенно слабеет, уступая место быстрым и эффективным техникам, основанным на использовании нового поколения психотропных средств. Подобный подход в корне отличается от традиционной психотерапии, стремившейся проникнуть вглубь человеческих переживаний в поисках глубинных причин физического страдания и экзистенциальных трагедий. Благодаря успеху новых препаратов, лечение все чаще сводится к тому, чтобы решить проблему химическим путем, быстро подавив симптомы. Таким образом, любое недомогание начинает пониматься как дисфункция, как отклонение, которое можно и нужно исправить.

Подобная тактика все чаще используется не только в области психиатрии, но и в области клинической медицины, также испытавшей на себе влияние генетики. На смену холистическому видению, предполагавшему множественность причин заболевания (в том числе значительное влияние окружающей среды и жизненной истории каждого человека), новый подход сосредоточен в первую очередь на выявление микромолекулярных характеристик человеческого тела. Подобный подход неизбежно влечет за собой следующее умозаключение: «Зачем лечить симптомы, если можно устранить причину?» Так появляется прежде неизвестная возможность исправить небольшую ошибку в генетическом коде. Наряду с этим любое отклонение от нормы начинает восприниматься как «ошибка», как патология. Если ошибки в генетической программе воспринимаются как отклонение от нормы, следует задать вопрос: что понимать под нормой? Как определить в этом новом контексте мерило нормальности? Ответ не очевиден. Если относительно того, что считать болезнью существует общее согласие (например, шизофрению, рак, болезнь Паркинсона, туберкулез), то относительно того, что считать здоровьем, подобного единодушия не наблюдается. Прежние противопоставления «здоровье-болезнь», «норма-патология» постепенно распадаются. Между этими понятиями более не существует четкой разделительной линии.

Основная цель новой медицины, рассматривающей болезни в терминах вероятности, предрасположенности и тенденций, не только лечение, понимаемое как исправление ошибок в коде, программирующем жизнь каждого пациента, но прежде всего предотвращение рисков, выявленных в ходе компьютеризированного анализа. Рисков заболевания и смерти. Превентивные меры современной медицины являются мощным орудием биовласти. Если ошибки в генетическом коде имеются не у всех, то вероятность болезни и смерти распространяется на всех. Поэтому стратегии, направленные на предотвращение рисков, касаются на всех без исключения. Так появляется императив здоровья с сопутствующими профилактическими мерами: правильное питание, занятия спортом, прием витаминов, профилактический прием лекарств и т.д.

По мере того как гуманитарные науки уступают место технонауке, новые стратегии биовласти устанавливают новые формы господства и новую модель гуманитарных наук. Вместо глубин бессознательного, общественного договора и исторического наследия предлагается поиск технических

решений любых проблем тела, души или общества. На рынок выбрасываются различные средства, позволяющие каждому человеку управлять рисками, заложенными в его личной органической информации, учитывая при этом свои собственные склонности, пристрастия и вероятности, чтобы разработать соответствующие превентивные меры. Таким образом, здоровье становится капиталом, которым следует распоряжаться, выбирая подходящие предметы потребления и образ жизни, делая соответствующие инвестиции и оценивая риски. Логика производства распространяется на все институты и завоевывает все новые пространства.

Природа человека

В XVII и XVI вв. работы, посвященные природе человека, исследовали преимущественно вопросы вечности и связи человека с вечностью. То есть философия скорее задавалась вопросом о том, каким образом человек может обладать истинным знанием, то есть знанием и пониманием вечности, при этом оставаясь смертным, конечным во времени — из-за ошибок, мечтаний, воображения и так далее. И с этой точки зрения философия никогда по-настоящему не исследовала вопрос о природе человека.

Благодаря наблюдениям за бессознательным мы, наконец, осознали, что, грубо говоря, никакого человека в действительности не существует. Именно это понял Ницше. Провозглашая смерть Бога, он показал, что эта смерть явилась не просто концом христианской религии или всех религий вообще, но концом человека в привычной для него реальности, концом гуманистических ценностей, провозглашенных еще в эпоху Возрождения и, возможно, даже во времена Сократа1.

1 В связи с этим можно привести рассуждения Ф. Фукуямы: «В течение ХХ в. с упадком в западных обществах общей веры в христианство иные правила и ценности других культур — равно как и возможность полного отказа от веры — стали вытеснять традиционные. С развитием рыночной экономики и ростом общей социальной мобильности личный выбор в областях, выходящих за рамки морали, расширился: люди могли выбирать профессию, партнеров по браку, место жительства и бренд зубной пасты. Логично, чтобы у них был выбор и в моральных ценностях. К концу ХХ в. в большинстве современных демократий понимание масштабов индивидуальной автономии значительно расширилось, что привело к расцвету так называемого экспрессивного индивидуализма... Проблема такого понимания независимости в том, что общие ценности выполняют важную функцию, делая возможной общественную жизнь. Если мы не договоримся о минимальной общей культуре, мы не сможем сотрудничать в решении общих задач и не будем считать легитимными одни и те же институты; в отсутствие общего языка, оперирующего универсально понимаемыми смыслами, мы даже не сможем разговаривать друг с другом». (Ф. Фукуяма. Экспрессивный индивидуализм и его проявления [10]).

Подобный путь рассуждений ведет нас к пропасти, лежащей между основополагающими элементами западного знания XIX века. Появление антропологии как удела западной философии еще в начале ХК века было предвосхищено философией. И более того, в конце XIX века общественные науки и психология вновь возвращаются к понятию бессознательного. Происходит смешение общественных наук, которое может быть и позитивным, однако при этом гуманитарные науки растворяются в собственной позитивности, и человек, таким образом, в философском смысле, исчезает. И если в наши дни существует эта связь-не-связь между философией и психологией, то, возможно, именно благодаря этому феномену.

Философия адресовала субъект антропологии всей западной культуре и, когда этот субъект позаимствовала психология и описала его, благодаря бессознательному, совершенно новыми и позитивистскими терминами, философия открыла, что человек сам по себе не существует.

Человеческое бытие, таким образом, неопределенно. Нет такого предмета и процесса в мире, указав на которые, можно было бы сказать, что «это человеческое бытие». Отсюда проистекает особенность сартровского экзистенциализма, выраженная в характеристике человеческой свободы. Человек свободен, считает Сартр, именно потому, что у него нет «природы», которая бы могла предопределить способы его поведения и жизнедеятельности. Только от самого человека зависит, каким он будет и каков будет мир, в котором в этом случае ему приведется жить. Человеческая природа, считает Сартр, ни добра, ни зла, она, прежде всего, свободна.

Универсальность человека

Подобная трактовка специфики «бытия для себя» заставляет Сартра констатировать «парадокс свободы», проистекающий из того, что человек находится в независимой реальности, с которой он вынужден считаться. Признавая важность этого обстоятельства, Сартр пытается доказать, что сопротивление человека внешним препятствиям имеет значение только в свободном выборе и через свободный выбор. Человек может и должен полагаться только на себя, не уповать ни на какие внешние обстоятельства. Человек выбирает сам, один, полностью принимая на себя все возможные последствия своего деяния, не имея надежной опоры ни вне, ни внутри себя.

Но если человек не является одним и тем же повсюду, как может он быть общим знаменателем

для всех философий? Стало обычным различать «восточного человека» и «западного человека», как будто бы они принадлежат различным биологическим видам. Считается, что «восточный человек» интуитивен, а «западный человек» рассудочен, «восточный человек» вял, а «западный человек» активен, «восточный человек» человек духовный, а «западный человек» человек материалистический; «восточный человек» мистический, а «западный» этический, «восточный» интраверт, а «западный» экстраверт, «восточный человек» доволен всем, а «западный человек» всегда недоволен и жаждет большего; и так далее. Это различие поднимает очень важный вопрос. Несомненно, не все на Западе и на Востоке принимают это различие. Например, С. Радхакришнан [19] полагает, что человек — восточный или западный — один и тот же, несмотря на различия в культурных достижениях. Основные человеческие побуждения, инстинкты, стремления, идеалы у них одинаковы. Основная человеческая природа не только везде одинакова, но также, «когда мы рассматриваем длительный отрезок истории, то видим, что нет восточного взгляда, который бы отличался от западного взгляда на жизнь».

Во-первых, когда мы сравниваем восточного человека с западным, сравниваем мы их культурные достижения или их внутреннюю природу? — спрашивает Радхакришнан. Например, когда психолог сравнивает умственные способности двух юношей, он не сравнивает их достижения. Умственные способности студента, окончившего учебное заведение, могут быть ниже умственных способностей школьника, но достижения первого в целом должны быть выше. Подобным образом, если мы намерены познать сущность человеческой природы, нам недостаточно знать культурные достижения Востока и Запада. Имеется нечто еще более глубокое, чем достижения, что должно считаться общим для всех людей, восточных и западных. Сравнительная философия без веры в универсальность человека будет иметь мало пользы. Как можно сравнивать людей, если между ними имеется мало общего? Обычаи, лежащие в основании культуры и цивилизации, то есть достижений человека, вторичны, первична же человеческая природа как таковая.

Во-вторых, когда психологи изучают человека и формулируют общие законы об эмоциях, чувствах, мышлении и т.д., они предполагают, что эти законы применимы ко всем людям. В противном случае, работы, написанные западными психологами, будут непригодны для восточного человека

и наоборот. Без допущения, что базовая природа человека везде одинакова, труды по психологии будут иметь весьма небольшую научную ценность. Сам принцип единообразия природы, как бы его не интерпретировали, пришлось бы отвергнуть, по крайней мере на уровне человека, не будь человек один и тот же везде.

В-третьих, если природа человека не является повсюду одинаковой, почему западные демократии могут вдохновлять демократии на Востоке? Так называемые психологические различия между Востоком и Западом должны рассматриваться как нефундаментальные. Можно пойти еще дальше и обобщить. ООН и ЮНЕСКО, трудясь над тем, чтобы сделать ценности всех культур пригодными для всех и каждого, допускают, что человек повсюду одинаков и способен охотно принимать и использовать эти ценности. Если бы восточный человек был отличен от западного, не могло бы быть никакого использования чужих ценностей или их ассимиляции и великие всемирные организации, которые являются надеждой человечества, пытались делать невозможное. Действительно, та самая концепция естественного закона, воодушевлявшая римских юристов, вдохновлявшая Цицерона и Данте и продолжавшая традиции стоиков, основана на убеждении, что человек одинаков везде. Из этого следует идея естественных прав, то есть совокупности неотъемлемых принципов и прав, вытекающих из природы человека и независимых от внешних факторов1.

Гуманитарный и естественнонаучный подход

В наше время в вопросе о человеке на первый план выходит противопоставление гуманитарных и естественных наук. Основным моментом размежевания естественнонаучного и гуманитарного дискурсов о человеке выступает отношение к понятию «природа человека». Для естественнонаучного дискурса этот концепт является центральным.

1 Тем не менее, для каждого человека существуют «другие». «Другие» бывают разными в зависимости от того, к какому меньшинству или большинству относит себя исследователь. Самый очевидный вид чужих — «экзотический другой», — определяемый таким образом относительно условно идентичных нас, европейцев, жителей западного мира.

Есть еще и «социально другие», и люди как бы близкие, но сущностно другие, повсеместное присутствие которых указывает на невозможность абсолютной индивидуальности: наследственность, родство, сходство, влияние — через эти категории можно постичь инаковость, дополняющую и составляющую всякую индивидуальность. Сегодня антропологу не нужно, подобно Леви-Строссу, ехать в печальные тропики, — объект исследования рядом с ним.

Основными направлениями в этой сфере выступают данные эволюционной теории, социобиологии и других биологических дисциплин. Для гуманитарного образа человека концепт «природа человека» ложен. Человек прежде всего историческое существо. Он не только сам творит историю и испытывает на себе воздействие плодов своей деятельности, но и выявляет смыслы этих процессов, что приводит к его самоизменению. Человек не объект, он субъект, а потому должен постигаться не объективными методами, а субъективными. Если говорить о проекте философской антропологии, можно сказать, что в общем виде задача интеграции различных образов человека в едином философском дискурсе оказалась невыполнима. Однако она осуществима как выявление зоны пересечения основных антропологических дискурсов. Таким общим полем выступает перспектива преодоления в человеке собственно человеческого. В гуманитарном дискурсе оно присутствует в виде концепта сверхчеловека, в естественнонаучном дискурсе в виде вполне практической задачи преобразования средствами биотехнологий человека в новое существо — постчеловека.

Б.Г. Юдин в работах последних лет отмечает, что границы человеческой природы размываются, то есть долгое время считалось, что при всех изменениях среды обитания в человеке остается константа, позволяющая ответить на вопрос, что такое человек. Однако сегодня уже неясно, существует ли эта константа и не трансформирует ли запущенный нами прогресс нас самих до неузнаваемости.

По мнению Юдина [13], самое радикальное воздействие на человеческую природу оказывают новейшие научные технологии. Наука и технология образовали симбиоз, «технонауку», в которой нельзя понять, что главное. Наибольшей трансформирующей силой обладают новые биомедицинские технологии, которые действуют в нескольких ключевых «пограничных зонах», расшатывая природу человека и ставя под вопрос устоявшиеся представления о ней. Юдин выделяет четыре такие зоны: граница между бытием и небытием

(жизнью и смертью); граница между небытием и бытием (до рождения человека); граница между человеком и животным; граница между человеком и машиной.

Биомедицина расширяет наши возможности, продлевая биологическую жизнь, проводя перинатальную диагностику, создавая химер и киборгов. Все это вынуждает нас задавать вопрос: «Где кончается человек?»

В ответ на вызов, который технологии бросают человеческой природе, автор предлагает широкое обсуждение и экспертные дискуссии. Технологический прогресс нельзя остановить или продвинуть вперед силой. Но следует добиваться, чтобы решения о внедрении новых рискованных технологий были осознанными и принимались всем обществом. В последние годы философа интересовали технологии «усовершенствования» человека и философия трансгуманизма, которая служит обоснованием этих технологий. Указывая, как и П. С. Гуревич, на опасности трансгуманистического подхода, Б. Г. Юдин призывает к коллективной биоэтической рефлексии, которая позволит уравновесить стремление к преодолению ограничений соображениями о рисках неконтролируемой модификации человека [14].

Какое будущее в связи с вышесказанным ожидает определение человека?

В своем интервью проекту «Gorky.media» социолог А. Бикбов отметил, что в последнее время в гуманитарных науках превалирует очень взвешенное, процедурно строгое и исчерпывающее описание своего объекта. В результате описание объекта становится столь нюансированным, что он полностью теряет прозрачность для тех, кто им не занимается». Социальные дисциплины во Франции приобретают формальные черты нормальной науки, где узкоспециализированные ученые перестают друг друга понимать [1]. В этом контексте предположение о том, что в недалеком будущем определение человека в конце концов сведется к некоторому объему оцифрованной информации, не кажется таким уж фантастичным.

Спиэдк литературы

1. Бикбов А. Гибель титанов: почему во Франции больше нет Фуко и Делезов. 20.08.2019. URL: //https:// gorky.media/context/gibel-titanov-pochemu-vo-frantsii-bolshe-net-fuko-i-delezov.

2. Гуревич П.С. Тело, но только как модель // Полигнозис. 2009. № 3 (36). С. 19-31.

3. ДелезЖ. Переговоры. Пер. с франц. В. Быстрова. СПб.: Наука, 2004. 235 с.

4. Муратов Д. Новая Газета, рассылка. 13. 11. 2018. URL: https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/11/13/ 78559-hroniki-ukrainskoy-avtokefalii

5. Ницше Ф. Так говорил Заратустра / пер. с нем. Ю. Антоновского под редакцией К. Свасьяна // Ницше Ф. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. 829 с.

6. Пико делла Мирандола Дж. Речь о достоинстве человека / Пер. с лат. Л. Брагиной // Эстетика Ренессанса. Антология. В 2 т. Т. 1. М.: Искусство, 1981. С. 243-306.

7. Радхакришнан С. Индийская философия. В 2 т. Т.1 / Пер. с англ. А. Литмана. М.: Иностранная литература, 1956. 624 с.

8. Уотсон, Д. Двойная спираль. Воспоминания об открытии структуры ДНК / Пер. с англ. М. Брухнова, А. Иорданского. М.: Мир, 1969. 152 с.

9. Фуко М. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1978-1979 учебном году / Пер. с франц. А.В. Дьякова. СПб.: Наука, 2010. 448 с.

10. Фукуяма Ф. Экспрессивный индивидуализм и его проявления / Перев. с англ. А. Соловьева // Сноб. 12.08.2019. URL: https://snob.ru/entry/181156/

11. Харауэй Д. Манифест киборгов: наука, технология и социалистический феминизм 1980-х / Пер. с англ. Д. Жайворонка. М.: Ад Маргинем Пресс, 2017. 128 с.

12. Шпенглер О. Человек и техника / Пер. с нем. А. Руткевича // Культурология XX век. Сборник статей. М.: Центр гуманитарных технологий, 1995. С. 454-496.

13. Юдин Б. Г. Границы человеческого существа как пространства технологических воздействий // Вопросы социальной теории. 2011. Т. V. С. 102-118.

14. Юдин Б. Г. У человека было ядро, но и оно «поплыло» // Человек. RU. 2015. № 10. С. 189-197.

15. Cottingham J. Cartesian Reflections. Oxford University Press, 2008. XXI+332 p.

16. Eigen m. From Strange Simplicity to Complex Familiarity: a Treatise on Matter, Information, Life and Thought. Oxford: Oxford University Press, 2013. 704 p.

17. martins H., Garcia G. L. Dilemas da civilizaçâo tecnológica. Lisboa: Imprensa de Ciências Sociais, 2003. 377 р.

18. Rosset C. L'Anti-nature: éléments pour une philosophie tragique. Paris: Presses universitaires de France, 1973.335 p.