CC BY
728
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 6. 2009. Вып. 2
Ю. Е. Смагин
ПОНИМАНИЕ НАУКИ В ФИЛОСОФИИ Ф. БЭКОНА
Фрэнсис Бэкон не приемлет понимание науки Аристотеля, который считал, что истинной наукой является то, чем занимаются исключительно ради нее самой. Если для Аристотеля теоретические науки отличаются от практических по своему предмету, то для Ф. Бэкона каждая наука имеет теоретический и практический аспекты, различающиеся лишь по цели и применению. В своей теоретической части научная дисциплина исследует и раскрывает законы природы, тогда как в практической части применяет их. «Первая исследует недра природы, вторая переделывает природу, как железо на наковальне»1. Так, например, метафизике соответствует натуральная магия, физике — механика, т. е. для Бэкона не существует наук, не предназначенных служить определенным практическим действиям. Наука выступает у него, прежде всего, в качестве средства для достижении реально-практических результатов. Она должна служить для удовлетворения жизненных благ и потребностей «человеческого удовольствия», для открытия и указания «новых дел». Соответственно этому строится вся программа «Великого восстановления наук», которая последовательно подводит к утилитарно-практическому действию во «Второй философии, или действенной науке», т. е. в «шестой части нашего сочинения, которой остальные служили и ради которой существуют»2.
Тем не менее, родоначальник английского эмпиризма не настаивает на том, чтобы наука тотчас же приносила определенный практический результат — скорее он видит в таком результате побочный эффект основной для науки — теоретической — деятельности, а также задачу прагматической науки, поскольку наука должна служить практической деятельности, главным образом, не отдельными удачными опытами и изобретениями, которые сразу же оказываются полезными, а открытием законов природы. Поэтому он не имеет в виду науку, «стремящуюся к непосредственной выгоде. Ведь я прекрасно понимаю, насколько это задержало бы развитие и прогресс науки и напоминало бы о золотом яблоке, брошенном перед Аталантой: она нагнулась, чтобы поднять его, и это помешало ее бегу»3.
Практическая направленность экспериментирования и опыта не только дает науке разнообразный фактический материал для ее теоретических обобщений, но, главным образом, ее решающее значение для познания определяется тем, что она «вскрывает» сущность вещей и явлений путем их преобразования, т. е. научный метод заключается в утилитарно-практическом преобразовании вещей и явлений как в эксперименте, так и в материальном производстве. Научно-практические методы ускоряют сами процессы, происходящие в природном мире, раскрывают и делают их наглядными для познания. Поэтому Бэкон сравнивает их с вулканом: «вулкан — это вторая природа», поэтому он «быстрее совершает» то, на что природа «тратит много времени»4. Все это ведет к тому, что бэконовский экспериментатор-формулятор вторгается в естественные процессы мироздания, разрушая при этом целостный миропорядок и гармонически устроенный природный мир. Действия оператора происходят в определенно-заданной плоскости воспроизводства самих вещей
© Ю. Е. Смагин, 2009
и явлений и направлены непосредственно на «вскрытие» природно-феноменологической «сущности вещей».
Поскольку практическая направленность имеет решающее значение для развития науки, научные проблемы следует рассматривать в неразрывной связи с развитием собственно практической деятельности. Поэтому Бэкон выдвигает на первый план задачу систематизации всего накопленного человечеством практического опыта в истории наук и искусств, что имеет «основополагающее значение» для дальнейшего развития самой науки, а отсюда следует, что для него особую важность имеет именно технико-прагматическая сторона истории развития знаний, т. е. «механическая и экспериментальная история»5. Однако отыскиваемые наукой причины миропорядка — это совсем не то, что требует человек от вещей: вожделенный практический результат находится в сфере чувственно-прагматической реальности, т. е., по утверждению Ф. Бэкона, причины ищут не ради них самих, они необходимы для овладения вещественно-феноменологическими процессами природы. Отношения между научной теорией и практическим опытом не имеют антагонистического характера, более того, они взаимодействуют, выступая то как действие, то как причина, то как средство, то, наконец, как цель.
Бэкон Веруламский полагает, что всю систему знания необходимо строить в виде «лестницы аксиом», восходящей от опыта и практического действия к законам все большей общности и значимости, равно как и нисходящей от наиболее общего к частному, приводя в конечном итоге к практическому применению знания. Таким образом, наука, раскрывающая основные причины и законы мироздания, становится той решающей утилитарно-практической силой и властной мощью, которая «испытывает» и ставит естественную необходимость на службу и потребность человеку, делая его полновластным господином природы.
Итак, о какой перспективе овладения силами миропорядка говорит лорд-канцлер Бэкон Веруламский, автор «Великого восстановления наук» и «Нового Органона»? «В ином жанре он снова возвращается к своей излюбленной теме о величии и благе научно-технического прогресса, и, кажется, вся повесть («Новая Атлантида» — Ю. С.) нужна ему для того, чтобы возвысить ученых и изложить свой проект всегосударственной организации науки»6. Бэконовский представитель «Дома Соломона» в «Новой Атлантиде» открыто провозглашает: «Целью нашего общества является познание причин и скрытых сил всех вещей; и расширение власти человека над природою, покуда все не станет для него возможным»7. Таким образом, речь идет о потенциальном открытии всех тайн природы, вплоть до тайны бессмертия человека. «Бэкон мечтал не просто об индуктивном опыте, не просто о человеческом прогрессе и не просто о могуществе человека, но о таком состоянии человека, когда он сумеет научно-техническими средствами создавать и преобразовывать всю природу наподобие бога»8. В государстве Бенсалем, в этом «обществе всеобщего благоденствия», воплощаются идеи бэконовского понимания роли науки, выражаются сокровенные чаяния и надежды человека Нового времени. Вряд ли можно рассматривать «Новую Атлантиду» в качестве одного из утопических проектов, скорее, в государстве Бенсалем осуществляется программная установка того мышления, которое «улавливает» суть и философски оформляет политико-экономическую реальность буржуазной цивилизации.
Философское мышление Фрэнсиса Бэкона, воплотившее в себе дух тотального антропоцентризма, проводит четкую границу между эпохой Средневековья и Нового времени. Человеческое существование получает иное бытийное содержание: в отличие
от богоданного Адаму рая на земле, утерянного вследствие грехопадения, человек теперь сам потенциально способен создать «второй» рай на земле без какого-либо вмешательства Бога, ибо обладает достаточной и необходимой мощью, знанием и силой преобразования природно-социальных условий самого человеческого бытия. Именно в таком горизонте сознания, как нам представляется, должно рассматривать бэконовское видение общественного устройства государства Бенсалем, в котором важнейшую роль конституирующего начала играет именно наука, без которой существование подобного государства невозможно. Поэтому «Новая Атлантида» не просто некая утопия, но реалистичная конструкция того миропорядка, к которому устремлено человечество современной западной цивилизации.
Проект «Дома Соломона» очерчивает поистине удивительные достижения в сфере научной деятельности и технико-практического приложения полученных знаний. В государстве Бенсалем воплощаются идеи о передаче света на дальние расстояния, о летательных аппаратах всевозможных конструкций, о печах, сохраняющих заданную температуру, об искусственных моделях, реконструирующих поведение животных и людей, о предсказании погоды, землетрясений и эпидемий, о создании искусственного климата, об оживлении живых существ и даже о сотворении «вечного двигателя». Словом, все то, что пыталась осуществить магико-алхимическая традиция тайноведения и тайнодействия, нашло свое выражение в научно-практической ориентации бэконовского идеала государственного устройства. Фрэнсис Бэкон по-прежнему вдохновляется идеей алхимиков создать золото из менее благородных металлов и получить посредством «испытания» природы эликсир «вечной молодости», однако, в отличие от мастеров тинктурного дела, он словно бы уже обладает рецептом и «медикаментом» для осуществления собственных намерений и устремлений, ибо считает, что привлекавшиеся до этого средства и теории имели явно ошибочное представление. Зная же истинные пути и средства в раскрытии и «испытании» природы, можно посредством опытного эксперимента прийти к великому результату. Бэконовский человек, «вооруженный» наукой с ее строго-практическим методом исследования мироздания, в своем могуществе уподобляется самому Богу, создавая новые и неизвестные вещества. Умение человека «улавливать» единство в природных вещах и явлениях, казалось бы, совсем не сходных, позволяет «открыть и произвести то, чего до сих пор не было, чего никогда не привели бы к осуществлению ни ход природных явлений, ни искусственные опыты, ни самый случай»9. Бэкон уверен, что наука предоставляет человеку такую возможность, которая побеждает любую случайность в природе вещей, помогает не только предвидеть, казалось бы, случайные явления природы, но и воссоздавать их в опыте. Поэтому наука, позволяющая «побеждать» случайности, делает человека свободным и независимым от любых проявлений природных сил, предоставляя ему статус «смертного Бога» на земле.
Образ бэконовской науки имеет магические очертания, т. к. господство над природой достигается посредством проникновения в ее глубоко скрытые тайны, а наука выступает тем магическим ключом, который позволяет их раскрыть. Правда, наука хотя и носит магический характер, но выражается в новой форме овладения природными силами посредством практического опыта и эксперимента. В отличие от магии и алхимии, наука не вступает в «общение» с природными духами, а имеет дело исключительно с природными механическими силами.
В бэконовском понимании наука, предоставляющая человеку власть над природой, также содействует нравственному и религиозному обновлению: «Ведь не то чистое
и незапятнанное знание природы, в силу которого Адам дал вещам названия по их свойствам, было началом и причиной падения; тщеславная и притязательная жажда морального знания, судящего о добре и зле, — вот что было причиной и основанием искушения к тому, чтобы человек отпал от бога и сам дал себе законы»10. В отличие от средневековой учености, выражающейся в теологическом богословии и схоластических штудиях, бэконовская наука находит свое выражение в практической деятельности, осуществляется непосредственно в мастерской ремесленника или лаборатории экспериментатора, направлена на достижение конкретного знания как в сфере экономической, так и политической. Поэтому Ф. Бэкон не приемлет науки, которая не имеет практической ориентации. Такие науки, по его мнению, «остаются почти неподвижными на своем месте и не получают приращений, достойных человеческого рода.... Вся последовательность и преемственность наук являют образ учителя и слушателя, а не изобретателя и того, кто прибавляет к изобретениям нечто выдающееся. В механических же искусствах мы наблюдаем противоположное: они, как бы восприняв какое-то живительное дуновение, с каждым днем возрастают и совершенствуются... Напротив, подобно изваяниям, встречают преклонение и прославление, но не двигаются вперед»11. Поэтому столь сильно стремление Ф. Бэкона «развести образ учителя и слушателя» и соединить «разведенную» науку с механическими искусствами технических изобретений и открытий, совершаемых в утилитарно-практической деятельности.
Поскольку человеческое существование обусловлено универсальной детерминированностью природы, человек до тех пор «порабощен» силами природы, пока он не откроет причин и законов мироздания и не сумеет правильно ими распорядиться, а это составляет акт свободы человеческого бытия. Поэтому неудивительно, что бэконовское понимание свободы лежит в сфере активного использования человеком причин и законов природы в собственно практическом устремлении: «Ибо человек слуга и истолкователь природы, сколько совершает и понимает, сколько охватил в порядке природы делом или размышлением; и свыше этого он не знает и не может. Никакие силы не могут разорвать или раздробить цепь причин; и природа побеждается только подчинением ей. Итак, два человеческих стремления — к знанию и могуществу — поистине совпадают в одном и том же; и неудача в практике более всего происходит от незнания причин»12.
Властное отношение к природному миру в бэконовском понимании включает в себя также умение владеть самим собой, своими эмоциями и страстями, но не сводится исключительно к этому. Даже в экстремальных ситуациях человек не должен быть «рабом» собственных страстей и эмоциональных влечений.
Свобода у Ф. Бэкона как господство и власть над всевозможными силами природы, выражается в овладении «.природными вещами, телами, лечебными средствами, машинами и бесконечным множеством других вещей»13. Для истинной свободы, кроме того, необходимо требуется искусство практического применения полученных знаний. «Ведь тот, кто знает свое дело, тот достигает своей цели, и всякий мастер — повелитель своего творения»14. В познании порядка вещей человек устанавливает и открывает причины этих вещей, ибо в своей практической деятельности он рассматривает таковые в качестве средства для достижения своих целей, т. е. действий этих причин. Поэтому в своей утилитарно-практической деятельности человек рассматривает природу не только по ее причинным связям, но и сообразно с целями. Бэкон Веруламский интерпретирует античный миф о Прометее именно в антропоцентрическом ключе: человек занимает центральное место в мироздании, поскольку там, где причины вещей и явлений известны, «все служит человеку, он же извлекает и получает пользу из каждой окружающей его вещи. Ведь
круговращения и фазы светил помогают определять время и ориентироваться в пространстве. Небесные явления служат для предсказания погоды, а ветры для мореплавания, для приведения в движение мельниц и других машин. Всевозможные растения и животные служат и для постройки жилища человека, и для изготовления одежды и дают ему пищу и средства лечения от болезней или облегчения страданий и трудностей или, наконец, служат для развлечения и удовольствия человека, так что складывается впечатление, что все они существуют не ради самих себя, а ради него»15.
Науки и механические искусства у Ф. Бэкона служат средством не только для достижения господства над природой, но и для регулирования отношений между людьми: «роль науки в гражданских делах, в устранении неприятностей, которые человек приносит человеку, не во многом уступает другим ее заслугам в борьбе с теми трудностями человеческой жизни, которые создаются самой природой»16. Роль науки в регулировании межчеловеческих отношений он сравнивает с Орфеем, заставившим хищников забыть свои дикие инстинкты сладкозвучием музыкальной гармонии. Властное отношение к людям наряду с господством над естественными вещами выступают у Бэкона «законной» целью человеческих устремлений, ибо наука по его представлению определяет «два рода власти»: над природой и над людьми, т. е. «тот, кто поймет до конца природу человека... рожден для власти»17.
Безусловно, английский ученый верил, что наука и технический потенциал принесут свои плоды на ниве содействия всеобщему процветанию человеческого сообщества, и с великим энтузиазмом возвещал о наступлении новой эры развития наук о природе: «наша труба зовет людей не ко взаимным распрям или сражениям и битвам, а, наоборот, к тому, чтобы они, заключив мир между собой, объединенными силами встали на борьбу с природой, захватили штурмом ее неприступные укрепления и раздвинули. границы человеческого могущества»18.
По мнению Бэкона, одной из наиболее важных и значительных сил природы человек уже овладел, это стихия огня, которая имеет в жизни человека определяющее значение. Пересказывая миф о Прометее, похитившем огонь у богов и одарившем им людей, Бэкон представляет героя, олицетворяющего саму человеческую природу и призвание человеческого рода господствовать над природными силами. Герой Бэкона сумел хитростью завладеть огнем, который не принадлежал ему (а в этом практическом умении «исхитриться», чтобы овладеть знанием, собственно и заключена сущность экспериментаторства) для того, чтобы помочь людям: «человек в самом начале своего пути представляется чем-то беззащитным, обнаженным, беспомощным, нуждающимся, наконец, во множестве вещей. Поэтому Прометей поспешил изобрести огонь, который необходим для удовлетворения чуть ли не всех потребностей людей и приносит им помощь и облегчение, так что если душа есть форма форм, если руки — это орудие орудий, то огонь по праву может быть назван средством средств или богатством богатств. От него происходит множество операций, от него пошли механические искусства, от него бесчисленными способами исходит помощь самой науке»19.
Человек может достигнуть невиданного господства над природными вещами, и Бэкон Веруламский считает, что невозможно «найти где-нибудь такое могущество и такую власть, какой образование наделяет и с помощью которой возвеличивает человеческую природу»20. В науках и искусствах Ф. Бэкон обнаруживает источник существенных различий в уровне развития общественных отношений и, безусловно, проводит границу между странами западной Европы и «варварскими областями»: «между ними такое различие,
что — по справедливости можем сказать — „человек человеку — бог". вследствие разницы их состояния. И это происходит не от почвы, не от климата, не от телосложения, а от наук»21.
Поскольку развитие наук по существу определяет движение общества к прогрессу, то преемственность в науках и искусствах между народами различных эпох представляет существенный фактор развития самой науки как таковой, служит сохранению научных достижений и распространению их с целью взаимного обогащения и укрепления могущества. Следуя мысли Бэкона, «совершенствования науки нужно ждать не от способностей или проворства какого-нибудь отдельного человека, а от последовательной деятельности многих поколений, сменяющих друг друга»22. Преемственность в науках не существовала, как он полагает, в прежние времена, ибо не было необходимых условий для осуществления «мгновенного распространения знания», но развитие мореплавания, вследствие чего стала успешно развиваться торговля, образовало определенную связующую нить между различными народами, теперь «знания и открытия мгновенно распространяются и разлетаются по свету, ибо передача знания подобна бурно вспыхнувшему пламени, зажженному от другого пламени»23.
Особая роль придавалась т. н. «соломоновым домам», предназначенным для передачи и распространения знания, поэтому истинные достижения и блага науки и искусства не исчезают, а, напротив, сохраняются и передаются: «в книгах, преподавании, беседах и главным образом в определенных местах, предназначенных для этого — в академиях, коллегиях, школах, где науки получают как бы постоянное местожительство и, сверх того, возможности и средства для своего роста и укрепления»24. И более того: «Если изобретение корабля считалось замечательным и удивительным делом, так как он перевозит товары и богатства из одной страны в другую, соединяет области, расположенные в совершенно различных местах, давая им возможность взаимно потреблять продукты и другие блага каждой из них, то насколько же больше имеют на это право науки, которые подобно кораблям, бороздя океан времени, соединяют самые далекие друг от друга эпохи в союзе и сотрудничестве талантов и открытий»25.
Бэкон отмечает эпоху расцвета наук и искусств у древних греков и римлян и видит в своем времени в странах западной Европы подъем стремления к овладению истинным научным знанием. Поскольку для него науки и искусства имеют определяющее значение в жизнедеятельности человека и формируют его бытийное состояние, то он готов к осуществлению грандиозного плана создания «всеобщей истории» наук, которой все еще не имеет человечество. Осуществление подобного проекта связано с исследованием того, «какие науки и искусства, в какие эпохи, в каких странах мира преимущественно развивались»26, — словом, всего, что имеет определенное отношение к состоянию и развитию научного знания в истории человечества.
Бэконовское понимание начавшегося переворота в науке и технических изобретениях связано с исторически переломным моментом в освоении опыта покоренных стран Нового Света и широким распространением экспериментального метода, но сам он полагает, что истину «надо искать не в удачливости какого-либо времени, которая непостоянна, а в свете опыта природы, который вечен»27. Наука, в его понимании, есть уже индустрия знания, со своим строго индуктивно-логическим методом познания, благодаря чему ученый становится специалистом-экспериментатором, вся деятельность которого, движимая утилитарно-практической перспективой преобразования самих условий человеческого бытия, направлена на исследовательское предприятие. «Бэкон с огромным успехом
и необычайной для философа славой становится теоретиком и пророком того практического завоевания природы и утилитарного господства над нею, которое дало такие пышные плоды в совершенно исключительном и единственном во всей истории человечества расцвете европейской индустрии и победном шествии материальной цивилизации Европы по всем странам света»28.
1 Бэкон Ф. Соч.: в 2 т. М., 1971. Т. 1. С. 217.
2 Там же. С. 83.
3 Там же. С. 122.
4 Там же. С. 217.
5 Там же. С. 158.
6 Субботин А. С. Фрэнсис Бэкон. М., 1974. С. 146.
7 Бэкон Ф. Соч. М., 1972. Т. 2. С. 514.
8 Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978. С. 491-492.
9 Бэкон Ф. Новый Органон. Л., 1935. С. 198-199.
10 Бэкон Ф. Соч. Т. 1. С. 70.
11 Там же. С. 64.
12 Там же. С. 83.
13 Там же. Т. 2. С. 289.
14 Там же.
15 Там же. С. 278-279.
16 Там же. Т. 1. С. 129.
17 Там же. Т. 2. С. 289.
18 Там же. Т. 1. С. 251.
19 Там же. Т. 2. С. 280.
20 Там же. Т. 1. С. 141.
21 Бэкон Ф. Новый Органон. С. 191-192.
22 Бэкон Ф. Соч. Т. 2. С. 285.
23 Там же. С. 288.
24 Там же. Т. 1. С. 147-148.
25 Там же. С. 144.
26 Там же. С. 166.
27 Бэкон Ф. Новый Органон. С. 123.
28 Эрн В. Ф. Соч. М., 1991. С. 35-36.
