CC BY
649
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 33 (214). Право. Вып. 26. С. 74-81.
М. А. Лихачёв
ПОНИМАНИЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ В РАКУРСЕ ИНЫХ, СМЕЖНЫХ КАТЕГОРИЙ
Рассматривается проблема соотношения фундаментальных категорий теории международного права: субъект международного права, международная правосубъектность, правоспособность и правовой статус.
Ключевые слова: субъект международного права, международная правосубъектность, международная правоспособность, международно-правовой статус.
Современная теория и практика международного сотрудничества исходят из многообразия субъектов международного права. Подобная тенденция отражена не только в трудах многих ученых-юристов, но и в современном позитивном международном праве и правоприменительной деятельности, в том числе в практике международных судов. Еще в 1949 г. в консультативном заключении по вопросу о возмещении ущерба, понесенного на службе в Организации Объединенных Наций, Международный суд ООН указал, что «в любой правовой системе субъекты права не обязательно являются идентичными по своему характеру или объему своих прав; их характер зависит от потребностей общества... Развитие международного права в течение его истории было определено потребностями международной жизни; прогрессивное расширение коллективной деятельности государств уже вызвало появление примеров деятельности, осуществляемой в международном плане некоторыми образованиями, не являющимися государствами». Хотя в данном случае речь шла о правосубъектности ООН, тем не менее, ориентация правовой позиции Суда на признание разнообразия субъектов международного права и историческую обусловленность их круга очевидна.
Не оставляют сомнений формулировки статей Конвенции 1969 г. о праве международных договоров и Конвенции 1986 г. о праве международных договоров между государствами и международными организациями или между международными организациями, определяющие сферу применения указанных конвенций: в них однозначно содержится допущение существования других субъектов международного права, помимо государств и международных организаций.
Тем не менее разнообразие и историческая вариативность субъектов международного права
имеют разумные границы, обсуловленные объективными закономерностями развития межгосударственной системы и природой международного права. А потому круг субъектов международных отношений не может расширяться до бесконечности, а ограничивается образованиями (лицами), способными в силу своих свойств быть участниками международных отношений, выступать в качестве субъектов международного права и проявлять свою международноправовую активность.
В свое время С. Н. Братусь отмечал, что «в известном смысле термин “правосубъектность” не является обозначением нового понятия, отличного от понятия “субъекта права” (поменялись местами лишь слагаемые этих терминов — “право” и “субъект”)»1. Субъект международного права — это носитель международной правосубъектности, в свою очередь, международная правосубъектность — это имманентное свойство субъекта международного права, то есть одно предполагает другое. Скорее, эти понятия не предполагают друг друга, а отражают одно правовое явление: международная правосубъектность и субъект международного права идентичны и неразделимы. Поэтому, анализируя международную правосубъектность, мы тем самым отвечаем на вопросы о том, кто является субъектом международного права, каковы его свойства.
Г. М. Вельяминов определяет правосубъектность как «способность лица быть субъектом права»2. Именно этим и исчерпывается дефиниция понятия правосубъектности: все иные характеристики, о которых мы будем говорить ниже, производны от способности быть субъектом международного права. В этом смысле любой субъект международного права является носителем международной правосубъектности и обладает всеми качествами, производными от нее.
Вникая в сущность международной правосубъектности, мы тем самым уясняем природу субъекта международного права, его конституирующие признаки. Применительно к рассматриваемой проблеме в теории международного права сложились преимущественно два подхода: одни ученые исходят из необходимости использования общетеоретического подхода, в соответствии с которым признаки субъекта международного права составляют признаки субъекта права вообще, другие акцентируют внимание на особенностях международного права как самостоятельного правового комплекса, считая целесообразной разработку в международноправовой теории собственного понятия субъекта, отличного от общетеоретического. Так, еще в 1958 г. Л. А. Моджорян писала, что «исходя из особенностей международных отношений, следует признать глубоко порочными всякие попытки определить понятие субъекта международного права по образцу определения субъекта национального права»3. В. М. Шуршалов также предостерегал от ошибочности применения к субъекту международного права общих понятий, имеющихся во внутригосударственном праве, поскольку «в международном праве мы имеем дело с особыми субъектами и специфическими объектами, свойственными только международным отношениям»4. Подобные взгляды можно встретить и в современных работах. Так, П. Н. Бирюков утверждает, что «особенности международного права как особой системы права предопределяют специфику международной правосубъектности»5, П. В. Саваськов также обращает внимание на то, что «содержание используемых в международном праве и внутригосударственном праве одних и тех же понятий в большинстве случаев не совпадает»6, к их числу он относит и понятие международной правосубъектности.
Однако понимание международного права как компонента глобального правового комплекса, наряду с внутригосударственными правовыми системами, предполагает использование конструкций, разработанных общей теорией права, так или иначе ориентированной на исследование правовой материи и форм ее проявления вообще, вне связи с отдельной правовой системой. Международное право как право в объективном смысле имеет собственный предмет правового регулирования — правоотношения, участниками которых являются
субъекты права, наделенные правами и обязанностями. А потому вряд ли целесообразно и методологически верно в рамках теории международного права разрабатывать собственные, отличные от общетеоретических, универсальных для всех правовых систем понятия и конструкции. Специфика международного права как самостоятельной системы права проявляется не в ином понимании субъекта, а в круге участников правоотношений и проявлении их качеств. Это вовсе не предполагает идентичности субъектов внутригосударственного и международного права — из этого лишь вытекает идентичность их свойств, конституирующих качеств правосубъектности, уже по-разному проявляющихся не только в зависимости от системы права, регулирующей те или иные отношения, но и от конкретных юридических фактов и задач правового регулирования.
Н. А. Ушаков указывал на то, что «исследование вопроса о субъектах современного международного права должно основываться на положениях общей теории права»7. Н. В. Захарова также отмечала, что «нет оснований не использовать в международном праве общетеоретическое определение субъекта права»8. Использование общетеоретического подхода подчеркивает восприятие международного права как правового явления, подчиненного общим закономерностям развития государства и права, но в то же время отнюдь не лишенного своих специфических характеристик и тенденций развития.
Д. Б. Левин, исходя из общетеоретического понимания субъекта международного права, указывал следующие его признаки: «1) участие в международных правоотношениях, 2) наличие у участника международных правоотношений автономной воли, 3) наличие у него собственных международных прав и обязанностей»9. Причем все указанные признаки, в особенности критерий обладания автономной волей, предполагают не только потенциальное наличие прав и обязанностей или же возможное участие в правоотношении, но и реальную способность своими волевыми фактическими действиями самостоятельно осуществлять эти права и исполнять обязанности. В свою очередь, для того чтобы быть носителем прав и обязанностей, «необходимо обладать качествами, связанными со свободой воли: а) внешняя обособленность, б) персонификация (выступление в виде единого лица), в) способность вырабатывать, выражать и осуществлять
персонифицированную волю»10. Подобную позицию разделяет С. В. Черниченко, обоснованно указывая на то, что международная правосубъектность — это «подчиняемость прямому воздействию международного права», «обладание международными правами и (или) обязанностями, и «регулируемость» поведения лица непосредственно международным правом, и способность участвовать в международных отношениях11. Причем все указанные характеристики обозначают одно явление и одно свойство: невозможно участвовать в международных отношениях, не будучи носителем (как потенциальным, так и реальным) прав и обязанностей по международному праву или не подчиняясь международно-правовому регулированию, то есть одно предполагает другое. Более того, эти свойства идентичны, а различны лишь формы их проявления.
Субъект международного права является носителем международных прав и обязанностей. Последние реализуются исключительно в рамках правоотношений как общественных отношений, регулируемых правом12. Собственно юридическое содержание правоотношений составляют субъективные права и обязанности, предоставляемые лицу и возлагаемые на него посредством распространения регулятивного воздействия. А потому очевидно, что субъект международного права, как носитель прав и обязанностей по международному праву, — тот, кто способен участвовать или реально участвует в международных отношениях, выступая их субъектом, тот, чье поведение подвержено международно-правовому регулированию. Обладание этими взаимосвязанными свойствами, характеризующими способность лица к международно-правовой активности в личных интересах и propio nominae, предполагает международную правосубъектность — «юридическую способность к самостоятельным международным действиям, к независимому осуществлению прав и обязанностей, установленных международно-правовыми нормами, — таково соответствующее природе современных международных отношений главное свойство субъекта международного права»13.
Однако приверженцы противоположного подхода к пониманию правосубъектности считали указанные признаки недостаточными для вывода о том, что лицо является субъектом международного права. Например, Л. А. Моджорян
отмечала, что «субъект международного права должен обладать волей не только разумной, но и суверенной, то есть независимой от воли других субъектов международного права»14, понимая суверенитет как обязательное качество субъекта. Более распространенным, так или иначе связанным с предыдущим требованием к субъекту международного права является наличие договорной правоспособности, трактуемой в широком смысле как возможности участвовать в международном нормотворческом процессе. Так, И. И. Лукашук утверждал, что «право заключать международные договоры практически является наиболее надежной предпосылкой для вывода о наличии международной правосубъ-ектности»15. С. А. Малинин также отмечал, что к особенностям субъекта международного права относится возможность создания норм международного права и обеспечения их выполнения16. Подобные взгляды находят своих последователей и сегодня (П. Н. Бирюков, П. В. Саваськов, С. А. Гуреев17).
Предъявление к субъекту международного права дополнительных условий, выходящих за рамки общетеоретического представления, является чрезмерным не только в силу того, что противоречит пониманию международного права как социального явления, развивающегося в общем русле эволюции правовой материи, как неотъмлемой части глобального правового комплекса, но и не соответствует восприятию международной правосубъектности как качественной характеристики, присущей каждому субъекту международного права, неделимой и универсальной в рамках межгосударственной системы. Право заключать международные договоры выступает не условием, а проявлением международной правосубъектности, пусть и весьма специфическим в свете общетеоретической модели и свойственным далеко не всем субъектам международного права. Весьма интересное замечание на этот счет высказал В. Г. Буткевич: «Способность создавать нормы международного права как требование к субъектам международного права в своей основе явно доктринального происхождения — не только не имеет международнодоговорного закрепления, но и в отношении некоторых субъектов не признано даже на уровне обычая»18. По словам Г. В. Игнатенко, «есть все основания для того, чтобы распространить на международное право понимание субъекта
права, принятое в общей теории права... иначе говоря, освободить понимание субъекта международного права от чрезмерных условий, выраженных в требовании особого, полностью самостоятельного международно-правового статуса и способности к равноправному участию в создании норм»19.
Таким образом, международную правосубъектность можно определить как способность лица быть субъектом международного права, то есть способность к самостоятельным международно-правовым действиям путем осуществления в собственных интересах proprio nomimae субъективных прав и юридических обязанностей в рамках международных правоотношений. Перечисленные признаки не отражают различные свойства субъекта международного права, а вытекают один из другого и связаны с непосредственным подчинением лица международно-правовому регулированию.
Международная правосубъектность выступает в качестве необходимой предпосылки участия в международных правоотношениях20: не будучи субъектом международного права, невозможно быть субъектом международного правоотношения. Исходя из общей теории права, субъекты конкретного международного правоотношения осуществляют определенные международные права и исполняют соответствующие обязанности, составляющие юридическое содержание такого правоотношения. А поскольку носителями прав и обязанностей по международному праву могут быть только его субъекты, соответственно, участниками (субъектами) международных правоотношений могут быть только носители международной правосубъектности.
Тем не менее в литературе высказывалась и иная точка зрения. Так, В. М. Шуршалов указывал следующие отличия субъекта международного правоотношения от субъекта международного права: 1) первый является носителем конкретных прав и обязанностей; 2) для него не обязательно наличие признаков, характеризующих международную правосубъектность, как-то: обладание суверенными правами и обязанностями, участие в создании норм международного права, способность к принятию норм по обеспечению прав, представительство интересов народа и деликтоспособность; 3) понятие субъекта права шире понятия субъекта правоотношения; 4) для последнего необходимо признание
со стороны других участников правоотношения, для субъекта права признание не требуется21. И далее автор, руководствуясь изложенной концепцией, делает вывод о том, что индивид, не обладая международной правосубъектностью, является субъектом международного правоотношения, поскольку может быть носителем прав и обязанностей по международному праву, «которые в определенных случаях осуществляет непосредственно»22. Сегодня аналогичных взглядов придерживается также Р. А. Каламкарян23. Очевидно, корень таких воззрений заключается в предъявлении дополнительных, излишних требований, не обусловленных природой международной правосубъектности, к субъекту международного права, в то же время тогда, и уж тем более сегодня, сложно игнорировать происходящие в международной системе изменения, вовлекающие в сферу международно-правового регулирования все большее число лиц и образований, раньше не проявляющих международной активности. В. М. Шуршалов не мог обойти молчанием реальное участие в международном нормотворчестве международных организаций и самостоятельное осуществление ими международных прав и обязанностей, наделив их качествами субъектов международных правоотношений, при этом отказав в международной правосубъектности ввиду того, что их воля не суверенна24. Так и Р. А. Каламкарян, чтобы не противоречить реальной практике межгосударственного сотрудничества, предоставляющей индивиду возможность действовать самостоятельно и в собственных интересах в международных отношениях, наделяет его качествами субъекта правоотношений.
Вряд ли теоретически состоятельно и методологически верно столь искусственное разделение родственных категорий. Речи об отождествлении субъекта права и правоотношения, конечно, не идет и идти не может. В этом отношении стоит согласиться с мнением В. М. Шуршалова о том, что понятия субъекта права шире, чем участника правоотношения: каждый последний является субъектом права, но субъект права не может быть объективно участником каждого правоотношения. Так, Н. А. Ушаков указывал на то, что «субъект права — это лицо, могущее участвовать в правоотношении, что предопределяется правовой нормой, наделяющей его субъективными юридическими правами и обязанностями. Участник (субъект) правоотношения —
лицо, реально участвующее в конкретном правоотношении»25.
В плане разделения рассматриваемых смежных категорий уместно прибегнуть к понятию «актор международного права», введенному в отечественный научный оборот Г. И. Тункиным. Позднее, развивая свою идею, автор отмечал, что «...субъекты международного права не охватывают всех акторов межгосударственной системы... к акторам наряду с субъектами международного права относятся различные объединения государств, а также международные органы, не являющиеся международными организациями... международное право регулирует прямо или косвенно отношения между всеми акторами межгосударственной системы»26. Тем не менее, исходя из того, что регулирование поведения в правовом смысле выражается в предоставлении лицу тех или иных прав и наделении его теми или иными обязанностями, а соответственно, правовому регулированию подвержено поведение исключительно субъектов, то активность иных акторов международного права, не наделенных правосубъектностью, является объектом международноправового воздействия как формы нерегулятивного влияния норм международного права, не заключающегося в предоставлении международных прав и обязанностей. А потому понятие актора значительно шире понятия субъекта международного права.
К числу характеристик субъекта международного права относится явление правоспособности, тесно связанное с международной правосубъектностью и даже зачастую отождествляемое с ней. Вряд ли что-либо препятствует распространению общетеоретического подхода к понятию международной правоспособности. В общей теории права под правоспособностью понимается способность иметь субъективные права и нести обязанности27, а потому международная правоспособность — это способность лица иметь права и нести обязанности по международному праву. У каждой категории субъектов международного права такая способность различна и характеризует набор потенциальных прав и обязанностей. В этом смысле крайне важно различать правоспособность и правосубъектность: последняя отражает способность лица быть субъектом права вообще, то есть выступать в качестве носителя международных прав и обязанностей. Количество таких прав
и обязанностей значения не имеет: достаточно обладать (даже потенциально) хотя бы одним правом или нести хотя бы одну обязанность, чтобы быть субъектом международного права. В этом заключается свойство неделимости и универсальности международной правосубъектности: она одна для всех субъектов, вне зависимости от их статуса и роли в системе международных отношений. Как нельзя быть в большей или меньше степени субъектом права, так и нельзя обладать в большей или меньшей степени международной правосубъектностью: она едина и неделима, а соответственно, не имеет объема28. Так, Н. А. Ушаков подчеркивал, ссылаясь на Е. А. Шибаеву29, что «международная правосубъектность не характеризует индивидуальные особенности лица... все образования вне зависимости от различий между ними — субъекты международного права»30.
Международная правоспособность — это количественная характеристика субъекта международного права, отражающая потенциальный объем прав и обязанностей, носителем которых может быть тот или иной субъект. А потому у каждой категории субъектов международного права правосубъектность различна и отражает их видовые особенности. В этом смысле, если международная правоспособность свидетельствует о юридических рамках возможного поведения лица, то правосубъектность как качественная характеристика отражает не размеры этих рамок, а их наличие. Международная правоспособность представляет собой «способность, точнее, возможность, вступать в правоотношения в пределах тех прав и обязанностей, которыми лицо наделено... обладать правоспособностью, не будучи субъектом права, невозможно»30, а следовательно, невозможно обладать правоспособностью, не будучи носителем правосубъектности. Именно смешение указанных категорий и приводит к тому, что порой элементы правоспособности выдаются за признаки правосубъектности, как, например, критерии суверенности, договорной правоспособности, участия в международном нормотворчестве.
Весьма показательна формула, используемая в Римском статуте Международного уголовного суда, п. 1 ст. 4 которого устанавливает, что «суд обладает международной правосубъектностью. Он также обладает такой правоспособностью, какая может оказаться необходимой для осуществления его функций и достижения его
целей». Налицо разделение понятий правосубъектности как качественной характеристики, не имеющей объема, и правоспособности как количественной, различной по своему содержанию.
С международной правоспособностью имманентно связана дееспособность субъектов, осуществляемая в сфере реализации прав и обязанностей и воплощающая активное начало статуса субъекта. Особенность международного права заключается в неразделимом единстве право- и дееспособности, отражающем динамическое понятие субъекта международного права31. Однако приведенные суждения не столь очевидны применительно к статусу личности как субъекта международного права и явно нуждаются в корректировке.
Так, И. З. Фархутдинов отмечает, что «международная правосубъектность, воспринимаемая учеными как обобщающее понятие, которое соединяет в юридическом статусе право- и дееспособность, неразрывно связана с дефиницией субъекта международного права»32. Тем не менее нельзя согласиться с тем, что правосубъектность является «обобщающим понятием», это самостоятельная категория, вовсе не отражающая явление, объединяющее право- и дееспособность. Последние являются самостоятельными качествами субъекта права, хотя и теснейшим образом связанными с международной правосубъектностью и обусловленными ею.
Таким образом, международная правосубъектность воплощает органическое слияние в статусе субъектов право- и дееспособности. Именно слияние, а не механическое соединение, не совокупность, а потому вряд ли приемлемо определение правосубъектности как праводее-способности.
В ракурсе поставленной проблемы возникает вопрос о том, что первично — правосубъектность или правоспособность? Не столь очевидно утверждение о первичности правосубъектности, но в то же время и обратное не лишено логических оснований. С одной стороны, чтобы обладать неким объемом правоспособности, необходимо быть субъектом права, то есть носителем правосубъектности. С другой стороны, способность лица иметь международные права и нести обязанности (международная правоспособность) также бесспорно свидетельствует
о его международной правосубъектности. Оба явления тесно связаны между собой и предполагают друг друга, а потому спор о том, что пер-
вично, равносилен извечному спору о том, что появилось раньше — курица или яйцо. В основе правосубъектности и правоспособности лежит нечто, отражающее свойства международной личности, автономной воли, международной самостоятельности, свидетельствующие об объективной возможности лица (образования) быть участником международных отношений и, соответственно, субъектом международного права.
Международная правоспособность воплощается в правовом статусе субъекта как совокупности его реальных и потенциальных прав и обязанностей. С. В. Черниченко утверждает, что «правовой статус в широком смысле этого слова можно было бы... определить прежде всего как правоспособность лица (действительную или потенциальную), а также совокупность тех преимуществ или неудобств, которые обусловлены действием правовых норм, непосредственно поведение лица не регулирующих»33. Полагаем, что автором приведенных слов допущено смешение двух смежных понятий — правовой статус и правовое положение. Последнее значительно шире по объему и по кругу его носителей и охватывает также иных акторов международного права, не являющихся его субъектами. Правовой статус — результат регулятивного воздействия международного права на поведение его субъектов. Итогом иного, нерегулятивного воздействия является правовое положение, охватывающее не только права и обязанности, но и иные «преимущества и неудобства».
Так, Г. В. Игнатенко полагает, что «необходимо различать сферу его (международного права) действия, с точки зрения объектов правового регулирования и пределов юридической силы норм, и сферу его воздействия, с точки зрения реального влияния и социальных последствий», уточняя, что «... нормы (международного права) наряду с чисто регулятивным действием обладают способностью оказывать общее социальное воздействие на те области социальных отношений, которые по своей природе находятся вне сферы международно-правового регулирования, а в ряде случаев — вне сферы правового регулирования вообще»34. По словам И. И. Лукашука, «международное право обладает двумя путями воздействия на свой объект: прямым — через механизм международно-правового регулирования, и косвенным, опосредованным, — через иные социальные явления»35. Именно на стыке соотношения регулирования иного, косвенного
воздействия и лежит связь категорий правового статуса и правового положения.
Таким образом, международная правосубъектность как сложное и многогранное явление, обусловленное общими социальными закономерностями, в том числе тенденциями развития международного права, проявляется во взаимодействии других явлений, лежащих в его основе — международной право- и дееспособности, правового статуса и правового положения. Международная правосубъектность не остается неизменной на протяжении исторического развития межгосударственной системы, отражая эволюционные преобразования международного права и общественные потребности. Современное состояние международных отношений бесспорно свидетельствует в пользу набирающих оборот тенденций, заключающихся в расширении круга субъектов международного права в результате не только охвата международно-правовым регулированием новых областей международного сотрудничества и внутригосударственных отношений, но и все более уверенным распространением нерегулятивного влияния норм международного права.
Примечания
1 Братусь, С. Н. Субъекты гражданского права. М., 1950. С. 6.
2 Вельяминов, Г. М. Международная правосубъектность // Сов. ежегодник междунар. права. 1986. М., 1987. С. 84.
3 Моджорян, Л. А. Субъекты международного права. М., 1958. С. 5.
4 Шуршалов, В. М. Международные правоотношения. М., 1971. С. 53.
5 Бирюков, П. Н. Международное право. М., 2009. С. 97.
6 Международное право / под ред. А. Н. Вылегжанина. М., 2009. С. 125.
7 Ушаков, Н. А. Субъекты современного международного права // Сов. ежегодник междунар. права. 1964-1965. М., 1966. С. 61.
8 Захарова, Н. В. Индивид — субъект международного права // Сов. государство и право. 1989. № 11. С. 114.
9 Левин, Д. Б. Актуальные проблемы теории международного права. М., 1974. С. 39.
10Алексеев, С. С. Общая теория права : в 2 т. М., 1982. Т. 2. С. 138-139.
11 См.: Черниченко, С. В. Теория международного права : в 2 т. М., 1999. Т. 1. С. 113.
12 См.: Иоффе, О. С. Правоотношения по советскому гражданскому праву. Л., 1949; Кечекьян, С. Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958.
13 Международное право / отв. ред. Г. И. Тункин. М., 1982. С. 81.
14 Моджорян, Л. А. Основные права и обязанности государств. М., 1965. С. 10.
15 Лукашук, И. И. Стороны в международном договоре. М., 1966. С. 135. Автор не изменил свою позицию и в дальнейшем, определяя субъект международного права как «самостоятельное образование, способное непосредственно обладать правами и обязанностями по международному праву, участвовать в создании и осуществлении его норм» (См.: Лукашук, И. И. Международное право. Общая часть. М., 2005. С. 23; Шуршалов, В. М. Международные правоотношения. М., 1971. С. 54; Усенко, Е. Т. Соотношение категорий международного и национального (внутригосударственного) права // Сов. государство и право. 1983. № 10.
16 См.: Малинин, С. А. О правосубъектности международных организаций // Вестн. ЛГУ 1965. № 17. Вып. 3. С. 106.
17 См.: Гуреев, С. А. К вопросу о субъектах международного права // Рос. ежегодник междунар. права.
2001. СПб., 2001. С. 323.
18 Міжнародне право / за ред. В. Г. Буткевича. Київ,
2002. С. 303.
19 Международное право / отв. ред. Г. В. Игнатенко, О. И. Тиунов. М., 2002. С. 46.
20 См.: Халфина, Р. О. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 117.
21 См.: Шуршалов, В. М. Указ. соч. С. 53-56.
22 Там же. С. 78-79.
23 Автор утверждает: «Современное международное право... покрывает своим регулятивным воздействием весь субъектный состав фигурантов, задействованных в международном общении: государства, физические и юридические лица... разница в степени включенности в процесс международного общения состоит в качественном обладании суверенитетом, которое выделяет государства в полноправные субъекты международного права с прямым выходом на международную арену, а физические и юридические лица оставляет субъектами права с непрямым выходом на международную арену. Последних мы называем субъектами международных отношений...» (Каламкарян, Р. А. Философия международного права. М., 2006. С. 87).
24 См.: Шуршалов, В. М. Указ. соч. С. 61. Приведенные суждения справедливы mutadi matandis и в отношении индивида. Как указывалось выше, автор не отрицал того, что правами и обязанностями по международному праву обладает непосредственно индивид.
25 Курс международного права : в 7 т. / под ред. Г В. Игнатенко. М., 1989. Т. 1. С. 161.
26 Международное право / отв. ред. Г. И. Тункин. М., 1994. С. 9.
27 См.: Архипов, С. И. Субъект права. М., 2004. С. 138.
28 См.: Захарова, Н. В. Указ. соч. С. 115.
29 Шибаева Е. А. также указывала на то, что «международная правосубъектность — качественная сторона характеристики юридической природы
международных организаций, включающая в себя способность иметь права и их самостоятельно осуществлять... международная правосубъектность неделима» (Шибаева, Е. А. Правовые вопросы структуры и деятельности международных организаций / Е. А. Шибаева, М. Поточный. М., 1988. С. 52).
30 Курс международного права... С. 162.
31 См.: Фельдман, Д. И. Основные тенденции развития международной правосубъектности /Д. И. Фельдман, Г И. Курдюков. Казань, 1974. С. 48.
32 Фархутдинов, И. З. Международная правосубъектность в XXI веке: проблемы и тенденции // Междунар. отношения и право: взгляд в XXI век / под ред. С. В. Бахина, СПб., 2009. С. 200-201.
33 Черниченко, С. В. Личность и международное право. М., 1974. С. 13.
34 Игнатенко, Г. В. Международное право и общественный прогресс. М., 1972. С. 125-127.
35 Лукашук, И. И. Функционирование международного права. М., 1992. С. 15.
