CC BY
47
УДК 884 (430).091—023
Л.В. Колобкова ПОЛЬСКОЕ ПЕЧАТНОЕ СЛОВО В КЁНИГСБЕРГЕ XVI ВЕКА
Освещается роль Кёнигсберга в развитии польского книгопечатания в XVI веке и значение для истории польского языка некоторых изданных в этом городе книг.
The article described the role of Koenigsberg in the development of Polish book-printing in the XVI century as well as the historic significance of some books, published in Koenigsberg for the study of the history of the Polish language.
Об истории книгопечатания в Польше написано немало. Но главным образом — о фактографической стороне истории печатного дела в Кёнигсберге, связанной с обстоятельствами прежде всего политическими, об истории создания типографий и жизни их владельцев. Думается, что своей оценки и обобщения требует и историко-лингвистическая сторона проблемы, чему и посвящена настоящая статья, цель которой — подчеркнуть важную роль кёнигсбергского этапа не только в развитии польского печатного слова, но и в истории польского литературного языка. Кроме того, хотелось бы задержать внимание российского читателя — жителя современного Калининграда (и не только) — на одной из интересных страниц истории культурных и политических связей между Польшей и столицей Пруссии.
Польша была одной из первых в Европе стран, перенявших искусство книгопечатания. Уже в 70-х годах XV века в Кракове появляются первые печатные издания. В конце века здесь возникают (правда, действовавшие недолго) типографии Гаспара Штраубе, Яна Тужона и Швайпольта Фиоля. Здесь увидели свет первые в мире издания на кириллице [6, с. 55] (см. также: [2]). Однако широкое развитие польского книгопечатания начинается несколько позднее, в начале XVI века. Главным центром его становится Краков, где в 1503 году в доме виноторговца Яна Халлера появилась первая в новом веке типография. Всего в Кракове в начале XVI века действовало 23 типографии [11].
Исследователи подчеркивают как примету времени, что характер большей части издательской продукции определялся идейной атмосферой [6, с. 55]. Именно здесь мы найдем причину выдвижения, наряду с Краковом и Силезией, некоторых периферийных издательских центров, в частности Гданьска, Бреста и Кёнигсберга. Здесь не так, как в центральной Польше, сильна была власть католического духовенства, что послужило развитию книгопечатания на польском языке [6, с. 125 — 126]. Церковь на рубеже XV и XVI веков переживала великие потрясения. Мартин Лютер «почти до основания расшатал величественное здание ортодоксальной католической незыблемости» [2, с. 6]. Реформация с первых же шагов взяла в союзники книгопечатание. Виктор Гюго писал: «До книгопечатания Реформация была бы лишь расколом; книгопечатание превратило её в революцию. Уничтожьте печатный станок — и ересь обессилена. По определению ли свыше или по воле рока, но Гутенберг является предтечей Лютера» [1, с. 189].
Герцог Альбрехт, одновременно с секуляризацией земель Тевтонского ордена и превращением их в 1525 году в светское государство, ввел и активно пропагандировал Реформацию. Конфессиональная лояльность подданных определялась указом от 26 июля 1525 года и церковным уставом от 10 декабря того же года. Этими документами предусматривалось выселение из страны всех нелояльных лиц, которые не приняли лютеранства. При герцогском дворе не терпели католиков. Подобным образом дело обстояло в основанном в 1544 году университете (Альбертине), где обязательным было принятие присяги на верность «чистому Слову Божьему», т. е. лютеранской вере [9, с. 19—20].
В реорганизованном прусском государстве в печатном станке нуждались прежде всего два учреждения: протестантская церковь и Альбертина, цель создания которой, как известно, была напрямую связана со стремлением (имевшим, впрочем, и политические мотивы) последнего магистра ордена, а теперь главы светского государства, распространить «чистое Евангелие» не только внутри герцогства, но и в соседних Польше и Литве. Новые книги должны были объединять и учить сторонников Реформации, и герцог позаботился об организации книгопечатания в Кёнигсберге.
В XVI веке в городе действовало довольно много типографий, которыми руководили главным образом выходцы из Германии. Во всех этих типографиях печатались книги на польском языке [6, с. 126]. Первым кёнигсбергским типографом был Иоганн Вайнрайх (Weinreich), который начал свою деятельность в 1524 году. Особенно активно его станок заработал, когда издательским делом занялся Ян Секлюциан, пастор польского прихода в Кёнигсберге. Благодаря Секлюциану Вайнрайх в 1544 — 1548 годах. стал главным поставщиком реформаторской литературы на польском языке в тот период, когда в Польше распространение «еретической» книги было строго запрещено. Первой польской книгой, изданной в 1544 году в типографии Вайнрайха, было «Wyznanie wiary chrzescijanskiej» («Maly Katechizm»), подготовленное Секлюцианом, которое представляло собой изложение основ лютеранства.
Важнейшей своей задачей Секлюциан считал упрочение на прусской земле роли польского языка как проводника новой веры. С этой целью польский проповедник вовлекает в свою деятельность почти всех кёнигсбергских печатников. Он сам был автором многочисленных работ на польском языке и инициировал издания других авторов.
Несмотря на усилия Секлюциана, типография Вайнрайха не справляется с трудностями польских текстов, поэтому Секлюциан, при поддержке и с ведома герцога Альбрехта, сотрудничает с Александром Аугездецким (Ауездецким), чехом, который начал типографскую деятельность в Кёнигсберге по приглашению Секлюциана
в 1549 году [12, с. 31; 6, с. 127] . Именно здесь издал Секлюциан первый польский перевод Евангелия от Матфея (1551), выполненный Станиславом Мужиновским (St. Murzynowski), а также Новый Завет (1551 — 1552) в переводе того же Мужиновского, который был польским дворянином, посещал партикулярную школу (будущий университет) в Кёнигсберге, а затем учился в Виттенберге.
К первому изданию перевода Нового Завета Мужиновский приложил «Польскую орфографию, то есть науку чтения и письма». Это было одной из важнейших попыток установления польской орфографической нормы со времен Я. Паркошовица и Ст. Заборовского, своего рода кодификация первых принципов польской орфографии, находившейся в то время, как и литературный польский язык в целом, в стадии становления. Работа Мужиновского (например, об использовании буквы j) является важным этапом в развитии польского правописания, поскольку предложенная и примененная им в кёнигсбергских изданиях орфографическая система была принята, с небольшими изменениями, позднейшими издателями XVI века [7, с. 66 — 67; ср.: 15, с. 48].
Среди наиболее интересных польских публикаций типографии А. Аугездецкого следует упомянуть «Купца...» Миколая Рея (1549) («Kupiec, to jest ksztalt a podobienstwo sqdu...»), а также великолепно изданный канционал чешских братьев («Cantional albo Ksigga chwal boskich») (1554).
Между тем издательское дело становится полем достаточно жесткой конкуренции. Потеряв протекцию герцога Альбрехта, А. Аугездецкий был вынужден покинуть Кёнигсберг в " 1556 году, уступив наиболее грозному конкуренту — Иоганну Даубманну, саксонцу, прибывшему в Кёнигсберг в 1554 году. После отъезда
чеха издательский рынок фактически принадлежал Даубманну. Его типография была обеспечена немецкими, латинскими, греческими, польскими и другими шрифтами. И. Даубманн «с гордостью повторял, что такой
типографии не постыдился бы ни герцог, ни король» [7, с. 67] . В 1558 году он получил от герцога привилегию печатника и поставщика книг кёнигсбергского университета, а в 1564 г. исключительное право издания книг на немецком, латинском и польском языках.
Именно в Кёнигсберге, в типографии Даубманна, в 1564 году увидел свет известный латинско-польский словарь Яна Мончинского (Jan Mqczynski) (ок. 1520—1584(?)) «Lexicon latino-polonicum ex optimis latinae linguae scriptoribus concinnatum» — первый большой двуязычный словарь в истории польской лексикографии, так что и в этой области «первое место принадлежит Кёнигсбергу» [7, с. 69]. «Отец польской лексикографии» — так называет создателя словаря Х. Барыч, автор единственной, но очень подробной, с несомненным благоговением написанной биографии Яна Мончинского [3, с. 3]. «И хотя судьбе было угодно, чтобы кроме словаря ничем не одарил нашей письменности этот ingenio vir magnus et arte politus, однако плод юношеских изысканий, созданный с мыслью показать богатство и всю красоту родного языка, даёт ему право на почётное место в истории литературы нашей золотого века», — справедливо замечает биограф [3, с. 40].
Издание словаря стало значительным событием, которое было с энтузиазмом воспринято образованной Польшей. Выдающиеся писатели не скупились на похвальные слова в адрес автора и его «Лексикона». В стихотворном посвящении словарю, помещенном во вступлении, Ян Кохановский писал: Zebys do Skoly nie po wlzytko chodzil Ale i am czáiem drugiemu pogodzil, Wielkq miec ppomocItych Kxiqg gosciu bgdzieiz, Gdy nád Lacinikim Jezykiem vsiedzieiz. Niebqdzcie hardzi \ivym Zakom 'Müti'zoznie. Wszyjtko tu . idzie, "со ivy macie w glowie.
Не останавливаясь подробнее на деталях довольно сложной судьбы Яна Мончинского и перипетиях, связанных с изданием «Лексикона» [3; 5], подчеркнем лишь, что Мончинский был, бесспорно, одним из самых образованных людей своего времени. За восемь лет пребывания за границей он получил блестящее филологическое и теологическое образование в университетах Виттенберга, Страсбурга, Цюриха. Он был дружен с выдающимися гуманистами Германии, Швейцарии, Франции и Италии. d тот же период он сблизился с идеологами протестантства и стал активным пропагандистом новой веры. Вероятно, тогда же Мончинский приступил к созданию словаря, нацеленного не только на облегчение изучения латыни, но и на развитие культуры польского языка, который «не менее, чем любой другой язык, богат словами, а в речи важен и сладок, ежели только о нем заботиться» (из посвящения Сигизмунду Августу) (цит. по: [ 3, с. 24]).
После возвращения Мончинский стал секретарем при дворе вильнюсского воеводы Миколая Радзивилла Чёрного, протектора протестантизма. При его поддержке Мончинский добился подписания в июне 1561 года договора с кёнигсбергским типографом Даубманном об издании 500 экземпляров словаря, а также вечной привилегии польского короля Сизизмунда Августа, запрещавшей его перепечатывание. Корректуру, согласно тому же договору, должен был произвести Иероним Малецкий, который, к слову, работу выполнил «позорно» 3, с. 22]: множество ошибок, даже в нумерации страниц, всегда обращало на себя внимание исследователей 14, с. 319]. И. Малецкий также должен был подготовить вторую часть словаря, польско-латинскую, об издании которой Ян Мончинский заявил в предисловии к «Лексикону», однако она так и не была издана, возможно, по причине возражений герцога Альбрехта. Он благосколонно отнесся и к самому Мончинскому, и к идее издания «Лексикона», но был недоволен малым тиражом словаря и ограничениями, установленными привилегией. Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что Даубманн, напечатавший без согласия автора большее количество экземпляров словаря, чем предусматривал договор, действовал с ведома самого герцога. (Мончинский, кстати, обращался к Альбрехту с жалобой на произвол издателя.)
С другой стороны, обещание Мончинского в ближайшее время издать вторую часть словаря не было им исполнено, вероятно, по той причине, что автор был разочарован слабым, несмотря на восхищенные отзывы, спросом на свое произведение, а может быть, был настолько занят религиозными делами, что совершенно оставил мысль о продолжении работы [3, с. 23 — 24].
Издание 1030-страничного «Лексикона» Яна Мончинского было завершено весной 1564 года. Автор, используя в качестве образца лучшие словари своего времени, превзошел их не только по объему использованного материала, но и в плане формальном: Мончинский впервые применил алфавитный порядок его расположения [13, с. 185].
Однако плоды труда Мончинского не были в должной мере использованы современниками. Подвергнутый активной критике со стороны католиков по причине очевидной протестантской подоплеки, словарь довольно быстро попал в список запрещенных польских книг, а вскоре оказался в тени нового, еще большего словаря «Thesaurus polono-latino-graecus seu promtuarum linguae latinae et graecae Polonorum usui accomodatum» (1621) иезуита Гжегожа Кнапского. Тем не менее, несмотря на популярность словаря Кнапского, в католической Краковской академии еще долго пользовались «Лексиконом» Я. Мончинского. «Судьба словаря Мончинского, — замечает В. Курашкевич, — это, конечно, пример польской религиозной борьбы XVI века» [8, с. 757].
В кругу филологических источников изучения истории польского языка «Lexicon latino-polonicum» занимает важное место, поскольку содержит богатейший польский лексический и грамматический материал, который, однако, был малодоступен для исследователей: словарь составлен в соответствии с латинским алфавитом. И лишь спустя
400 лет после напечатания «Лексикона», благодаря изданию профессором В. Курашкевичем в 1962 — 1963 годах индекса польских слов [13], словарь Яна Мончинского стал активно использоваться в исследовательском обиходе.
Весь польский языковой материал составляет около 207 000 слов, которые представлены в индексе в виде 20 500 статей. Как отмечает В. Курашкевич, в подборе польских соответствий латинскому материалу, почерпнутому главным образом из латинско-немецкого словаря Петра Дазиподиуса, «Мончинский был самостоятелен» [8, с. 757]. Стремясь к словарному богатству, Мончинский использует не только термины и нейтральную лексику, но и разговорную, просторечную лексику и даже регионализмы, что, впрочем, вполне объяснимо, если учесть, что литературная норма тогда еще не была выработана [3, с. 30]. Здесь мы находим целые разговорные выражения (emoriar si non vera dixero — «daj bych zdechl, jesli nie prawde mówie», somno vinoque soluti — «lez^c jako bydlo popiwszy sie») [Там же]. Регионализмы Мончинский вводит, снабжая их своеобразными квалификаторами jako mówiq, jako zowq, jako niektórzy mówiq, niektórzy zowq и т. п. и указывая таким образом на территориальные или стилистические ограничения функционирования данной лексики [13, с. 185]. Автор словаря не был пуристом: он перенял некоторые латинские и немецкие термины, хотя в большинстве случаев обозначил их иноязычное происхождение и даже предложил созданные им польские неологизмы. Например, латинское существительное sculptor (совр. пол. rzezbiarz «скульптор», которого в то время в польском языке еще не было, а слово rzezba, которое сегодня означает «скульптура», значило то же, что rzez «резня, избиение») Мончинский объяснил следующим образом: sznicer, obraznik albo obrazny moze byc zwan, bo sznicer jest niemieckie slowo, nie polskie [Там же]. На стараницах словаря находим также чехизмы (niemowiqtko, poniewaz, chodnik, gorliwy, powiara), хотя вполне возможно, что их ввел корректор Иероним Малецкий, который,
вероятно, как и его отец Ян Малецкий, литературный и идейный соперник Секлюциана, признавал превосходство чешского языка над польским [3, с. 30].
«Лексикон» Мончинского является также богатейшим источником для изучения истории польских паремий. Вслед за Х. Барычем приведем лишь некоторые из них: po szkodzie Polak mqdr; plesc trzy po trzy; ucieklem ze dzdzu pod rynng; nie slyszalem tego jak zyw; prostak doktora uczy, jaje chce byc mgdrsze niz jego mac kokosz; jako wiele ludzi, tak wiele rozumów, co glowa to rozum.
Несмотря на зависимость словаря от предшествующих образцов, на ошибочное отождествление Мончинским польского языка с общеславянским, на частое использование регионализмов, иноязычной и просторечной лексики, нестабильность в грамматике и правописании, следует, безусловно, согласиться с той оценкой исторической роли «Лексикона» Яна Мончинского, которую дал Х. Барыч: «Он имеет очень большое значение прежде всего как неоценимый источник изучения древнепольского языка, поскольку выполнил Мон-чинский нелегкую задачу: он первый, вопреки огромным трудностям, тщательно обобщил наш языковой запас, передал ряд слов, сегодня уже неизвестных, а тогда, возможно, уже выходивших из употребления, дал нам россыпи сочных выражений и пословиц» [3, с. 31].
В известных нам источниках сообщается лишь о семи сохранившихся до наших дней экземплярах «Лексикона»: пять из них находится в Польше (в Варшаве, Вроцлаве, Ченстохове и в Сандомеже), один — на Украине (во Львове) и один — в Литве (в Вильнюсе) [14, с. 319]. Возможно ли, чтобы ни одного экземпляра словаря не сохранилось в городе, где он был издан? Как знать: быть может, интересные открытия еще ожидают вдохновленных исследователей калининградских архивов...
По мере роста сил Реформации в Польше и одновременного изменения идейной ориентации части польского общества, например распространения кальвинизма в дворянской среде, а также в связи с ослаблением после смерти Альбрехта интереса к Пруссии Кёнигсберг как «духовная столица польской Реформации» [10, с. 263] постепенно теряет свою значимость для польской культуры, в том числе письменной. Сошли с арены активные пропагандисты польского печатного слова, действовавшие при поддержке герцога Альбрехта: Ян Секлюциан, Евстахий Трепка, Ян и Иероним Малецкие. Всего в течение XVI века в Кёнигсберге вышло 104 книги на польском языке (при этом 297 книг было издано на латыни и 183 на немецком языке), причем книги распространялись на всей территории Речи Посполитой [7, с. 69].
К концу XVI в. роль кёнигсбергских типографий, в которых, по подсчетам В. Хойнацкого, в середине века было издано больше польских книг, чем во всей Речи Посполитой [4], постепенно уменьшается. Однако не утрачивают своего значения для истории польского литературного языка упомянутые в статье книги, начавшие свою жизнь в Кёнигсберге.
Список литературы
1. Гюго В. Собр. соч.: В 15 т. М., 1953. Т. 2.
2. Немировский Е.Л. Возникновение славянского книгопечатания. М., 2003.
3. Barycz H. Jan Meiczyñski leksykograf polski XVI wieku. Kraków, 1925.
4. Chojnacki W. Bibliografía polskich druków ewangelickich ziem zachodnich i pólnocnych 1530 — 1939. Warszawa, 1966.
5. Drukarze dawnej Polski od XV do XVIII w. Tom 4: Pomorze / opr. Alodia Kawecka-Gryczowa oraz Krystyna Korotajowa. Wroclaw; Warszawa; Kraków, 1962.
6. Golka B., Kafel M., Ktos Z. Z dziejów drukarstwa polskiego. Warszawa, 1957.
7. Jasiúski J. Historia Królewca. Olsztyn, 1994.
8. Kuraszkiewicz W. Polski jgzyk literacki: Studia nad historia i struktur^. Warszawa; Poznañ, 1986.
9. Mallek J. Prusy Ksi^zgce w XVI wieku — panorama lojalnosci / / Panorama lojalnosci: Prusy Królewskie i Prusy Ksi^zgce w XVI wieku. Warszawa, 2001. T. 4.
10. Przywecka-Samecka M. Drukarstwo muzvczne w Europie do koñca XVIII w. Wroclaw, 1987.
11. Rozek M. Topografia krakowaskich drukarñ od XV do XVII wieku // Jgzyk Polski.1971. № 3. S. 184 — 194.
12. Sowiúski J. Polskie drukarstwo. Wroclaw, 1988.
13. Walczak B. Zarys dziejów jgzyka polskiego. Wroclaw, 1999.
14. Wyrazy polskie w Slowniku laciñsko-polskim Jana Meiczyñskiego («Lexicon latino-polonicum ex optimis latinae linguae scriptoribus concinnatum», Regiomonti 1564) / oprac. Wladyslaw Kuraszkiewicz. Wroclaw, 1962.
15. Ананьева Н.Е. История и диалектология польского языка: Учебник. М., 1994.
Об авторе
Л.В. Колобкова — канд. филол. наук, доц., РГУ им. И. Канта, larisa@albertina.ru
ш
Иначе у Я. Ясинского, который отмечает, что Аугездецкий появился в Кёнигсберге по приглашению померанского епископа Пауля Сператуса [7, с. 65]. 121
Здесь и далее перевод наш. — Л.К.
