CC BY
9
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2022. Т. 9, № 3 (35). С. 18-24.
УДК 94(480)«1929/1932»
Б01 10.24147/2312-1300.2022.9(3).18-24
А. И. Рупасов
ПОЛПРЕД В ФИНЛЯНДИИ И. М. МАЙСКИЙ И МЯТЕЖ В МЯНТСЕЛЯ
Анализируются советские оценки внутриполитического кризиса в Финляндии, вызванного так называемым мятежом в Мянтселя в конце февраля - начале марта 1932 г. Утверждается, что понятийный аппарат, которым пользовался посланник СССР в Финляндии Иван Михайлович Майский, не позволял сформировать адекватное представление о внутриполитических процессах в Финляндии - это обстоятельство вызвало резкое недовольство руководства Народного комиссариата по иностранным делам. Рассматриваются события в Мянтселя, в которых сказалось влияние лапуаского движения, лидеры которого публично придерживалось преимущественно консервативного антикоммунистического мировоззрения, основанного на ценностях семьи, религии и отечества.
Ключевые слова: дипломат; фашизм; движение Лапуа; Финляндия; радикализм; СССР.
В финской историографии тема правого радикализма и фашизма в Финляндии в последние годы всё чаще привлекает внимание исследователей. Перти Ахонен [1, р. 510], Сами Коскелайнен и Титус Йельм используют применительно к лапуаскому движению термин «протофашизм» [2]. Если Ааппо Кя-хёнен предпочитает характеризовать происходящие процессы как радикальный национализм [3], то Веса Варес довольствуется тем, что подчёркивает ярко националистически-популистский характер движения Лапуа [4, 8. 1-41]. Вместе с тем нельзя не согласиться с утверждением В. Вареса, что «дискуссия о том, что можно или нельзя считать историческим фашизмом, продолжается десятилетиями, и даже учёные далеки от какого-либо консенсуса. Можно найти по крайней мере два основных направления. Строгая интерпретация квалифицирует как фашистов только тех, кто на самом деле называл себя так и выступал за корпоративную систему для общества. Более широкая интерпретация концентрируется на сходстве между фашизмом и национал-социализмом и часто видит "фашистские элементы", например, в ультраконсервативных, популистских и религиозно мотивированных движениях правого крыла» [5, р. 225]. В целом Варес разделяет давнюю точку зрения Юхи Силталы, не отождеств-
лявшего лапуаское движение с фашизмом, а скорее рассматривавшего его как ультрареакционное [6, р. 79 etc.]. Лаури Карвонен, со своей стороны, склонен без оговорок считать лапуаское движение фашистским [7, р. 142].
Сами лидеры движения Лапуа открыто восхищались итальянским фашизмом, сознательно смоделировали по образцу марша итальянских фашистов на Рим марш на Хельсинки 7 июля 1930 г., собравший около двенадцати тысяч участников. Если законность, с их точки зрения, оказывалась несовместимой с «благом Родины», на первый план выступала высшая форма справедливости - закон Лапуа, оправдывавший все самые радикальные меры. «Мы делаем, что нам нравится, другие делают то, что могут», - заявлял лидер движения Вихтори Косола. Те современники, кто с восторгом принял движение Лапуа, видели в нём прежде всего борьбу с коммунизмом. Финский композитор Юрьё Килпинен писал своему давнему знакомому, немецкому издателю Хансу Тишеру, в августе 1930 г.: «Мы увидим, как нерелигиозные, материалистические и эстетически поверхностные ценности развеются, как дым. Движение Лапуа является жизненно важной этической реакцией на материалистический коммунизм, который не уважает ни традиционные ценности, ни финскую душу» (цит. по: [8, р. 134]).
Отношения СССР с Финляндией в 1920-1930-е гг. во многом обусловливались тем, что недопонимание внутриполитических процессов в последней сказывалось на формулировании целей советской дипломатии. Зыбкость представлений о фашизме как таковом у сотрудников советской миссии в Хельсинки накладывалась на далеко не адекватное понимание ими внутриполитической ситуации в Финляндии, что и объясняет то, что получаемые в Москве доклады полпредства вызывали у руководства НКИД вполне понимаемое раздражение. Член коллегии НКИД Б. С. Стомоняков откровенно признавал, что получаемые доклады полпредства не позволяют ему разбираться в складывавшейся ситуации. Примером оценки ситуации в Финляндии может служить доклад (май 1929 г.) исполнявшего обязанности главы советской миссии Исаака Ароновича Карта-шова, написанный незадолго до приезда в финскую столицу на смену полпреду С. С. Александровскому Ивана Михайловича Майского. Карташов рисовал для руководства НКИД донельзя упрощённую схему: фашизм в Финляндии не имеет никаких оснований противопоставлять себя парламентской демократии и нынешним конституционным формам правления, поскольку является органической и притом существеннейшей частью финляндского конституционного государства, а «финляндский фашизм в лице шюцкора выполняет роль организующего и объединяющего звена всей финской и шведской городской и сельской буржуазии». Он считал, что ситуация характеризуется устойчивостью, фашистскому государству ничто не угрожает (даже со стороны рабочего класса). Он подчёркивал, что «нынешняя финская демократия не приходится фашизму антагонистом, наоборот, под её крылом фашизм нашёл все необходимые ему средства для того, чтобы крепнуть и развиваться»1.
Впрочем, упрекать И. А. Карташова в слабом знании политической системы Финляндии и понимании сущности фашизма как такового было бы не справедливо: что такое фашизм он, судя по всему, представлял себе довольно смутно. Впрочем, как и финские коммунисты. В Польско-прибалтийском лен-дерсекретариате Исполкома Коминтерна Отто Куусинен в 1930 г. находил проявления
фашизма в Финляндии даже в событиях 1905-1906 гг. Эти проявления, по его мнению, окончательно оформились в 1917-1918 гг. В отличие от Карташова возглавлявший лен-дерсекретариат В. С. Мицкевич признавал по меньшей мере спорность тезиса о тождестве парламентской демократии в Финляндии и фашизма: «Когда у нас стоял вопрос в связи с директивой, данной Политбюро ЦК Финляндии... как раз шёл спор относительно того, есть ли фашизм в Финляндии или нет, можно ли говорить о перевороте в Финляндии или нельзя говорить, во всяком случае ясности по этим вопросам в финской КП не было» . В Коминтерне не знали, кого же следует считать фашистами, наделив, наконец, этим названием сторонников лапуаского движения (ранее социал-демократы удостаивались наименования социал-фашистов). Констатация факта борьбы лапуасцев-фаши-стов с фашистским парламентом и наличие собственно фашистского режима в Финляндии в 1930 г. явным образом входила в противоречие с утверждением того же Куусинена в 1934 г., что фашисты не находятся у власти4.
Полномочному представителю СССР в Финляндии И. М. Майскому, вручившему верительные грамоты президенту Л. Х. Ре-ландеру 28 мая 1929 г., преодолеть за три года на новом посту сумятицу в оценках так и не удалось. В 1931 г. И. М. Майский опубликовал под псевдонимом В. Крылов небольшое сочинение под названием «Финляндия» (тираж - 50 тыс. экз.), в котором утверждал: «. Режим, который установился в Финляндии после гражданской войны 1918 г., больше всего заслуживает наименования режима полуфашистской диктатуры буржуазии. Демократическая же конституция призвана в Финляндии, как и во многих других странах, играть роль фигового листка в целях обмана широких масс». По его мнению, в 1930 г. Финляндия вступила в полосу открытой фашизации, первым этапом которой стало лапуаское движение («более примитивная форма фашизма»), который, «когда ударит час», предстанет в «более зрелой и организованной форме, вновь поднимет свою тупо-зловещую голову» . Едва ли данное заключение Майского стоит рассматривать как своего рода пророчество последо-
вавших событий, получивших название мятежа в Мянтселя. За несколько дней до этих событий Майский сообщал Б. С. Стомоняко-ву: «Вы просите в своём письме "наметить возможности дальнейшего развития". Откровенно скажу, что это сейчас довольно трудно сделать. Ясно одно, что нынешнее правительство долго не просуществует, хотя я не рискнул бы сколько-нибудь точно фиксировать момент его смерти». Далее анализ полпреда сводился к следующему: «... Финляндия с 1930 г. находится в процессе быстрой фашизации, первым этапом этого процесса была полная ликвидация всяких легальных возможностей для революционного рабочего движения в 1930 г., следующий этап, сводящийся уже к ликвидации внешних форм буржуазной демократии и к установлению более или менее открытой фашистской диктатуры сразу не мог быть установлен. в процессе фашизации наступила известная пауза. Однако целый ряд симптомов. как будто свидетельствуют о том, что в настоящее время подготовительная работа к фашистскому перевороту в значительной степени проделана. Проделана ли она до конца?»6 Судя по контексту письма, Майский считал, что до конца не проделана. Майский открыто сожалел, что «финские фашисты» избегают делать прямые выпады против СССР, хотя он и прилагает немалые усилия («рассматривает в лупу под указанным углом») выявить такие выпады. Майский едва ли не выражал озабоченность тем, что полуфашисты «топчутся на месте, колеблются, путают следы, вообще попусту теряют время и весьма вероятно упустят выгодный момент для решительного выступления против фашистов», заставляя адресата своих докладов догадываться, кого он причисляет к полуфашистам.
Слухи о возможной попытке государственного переворота стали распространяться в Финляндии с осени 1931 г. Рождество страна, однако, встретила спокойно. Поводом к резкому обострению внутриполитической ситуации послужило событие рядовое. 27 февраля перед сторонниками социал-демократической партии в рабочем доме в Мянтселя собирался выступить депутат парламента Микко Эрих, пользовавшийся исключительно дурной славой в шюцкоровских и лапуаских кругах. Последующий ход собы-
тий во многом был спонтанным. Приезд Эриха вызвал буквально взрыв негодования среди местных шюцкоровцев и сторонников Лапуаского движения. В руках появилось оружие, зазвучали призывы к отставке правительства, к необходимости мобилизации всех, кто готов бороться с марксизмом. Придать начавшемуся волнению более организованный характер и обеспечить ему поддержку по всей стране попытались В. Косола и К. Валлениус. Призыв был услышан, и в Мянтселя стали съезжаться группы вооружённых людей. Наибольшее беспокойство правительства вызывала возможная реакция шюцкора в целом.
29 февраля 1932 г. к возглавлявшему совет обороны К. Г. Э. Маннергейму пришёл активист Кай Доннер. Гость оценивал возникшую в стране ситуацию так: «Валлениус и компания» полностью беспомощны, бесполезно растрачивают силы и время на обречённое на неудачу дело, необходимо воспользоваться этой исключительной ситуацией. Движение, возглавляемое Валлениусом и Косола, к успеху не приведёт, но руководству страны необходимо представить ситуацию в совершенно ином свете, опасность следует преувеличить. Таким образом можно заставить уйти в отставку правительство и добиться ещё кое-чего; нельзя, однако, действовать так, чтобы Валлениус и Косола одержали верх, но «им было бы дано время собрать чемоданы» [9, 8. 174].
Президент П. Э. Свинхувуд вечером 1 марта выступил по радио с обращением к шюцкоровцам. Обращение было подписано им и командующим шюцкором Л. Мальм-бергом. Последний «не смог» зачитать это обращение, так как у него болело горло. Пришлось заменить его министром обороны Лахденсуо. Президент льстил шюцкору: «Ценное наследие армии времён нашей освободительной войны - наша шюцкоровская организация - была самой прочной поддержкой независимости и свободы нашего народа». Поддержку многими шюцкоровцами мятежников Свинхувуд назвал роковой ошибкой. Эффект обращение имело незначительный. Происходившее вызывало опасения не только у руководства страны, но и в про-мышленно-финансовых кругах. Глава Центральной сыскной полиции Э. Риекки в каче-
стве одной из причин называл ослабление курса марки. Стали поговаривать даже о прекращении субсидирования шюцкора. Кроме того, профсоюзное движение не вызывало в то время у работодателей серьёзного беспокойства, зато лапуаское движение нарушало налаженный порядок, мешало торговле и т. п.
Президент прочно взял в свои руки руководство 2 марта. Косвенно это свидетельствовало о том, что Свинхувуд счёл возможным найти выход из, казалось бы, тупиковой ситуации и без Маннергейма, и без Мальм-берга, стремившегося уйти в сторону. Однако в созданный президентом штаб помимо Сихво, Лахденсуо, генералов Эша и Эстер-мана Мальмберг был, всё же, включён. Накануне Свинхувуд побывал у Маннергейма, предложив совету обороны сплотиться вокруг него и совместно осуществлять высшую исполнительную власть. Барон от вхождения в созданный президентом штаб отказался.
В этот же день В. Косола направил телеграммы президенту и генералу Р. Вальдену. В обеих речь шла о том, что лапуаское движение доверяет Вальдену и считает его способным образовать сильное правительство. Сам Вальден, однако, телеграммы не получил - она была изъята цензурой. Вечером Вальден поехал в генеральный штаб, где в то время находился Свинхувуд. По окончании их проходившей с глазу на глаз беседы президент остался недоволен: «Вальден был бы готов взяться за руководство новым правительством, но только при условии, если Маннергейм получит высшее руководство». Остаётся неясным, как отмечает Мартти Ахти, что имелось в виду под высшим руководством: означало ли это устранение Сихво с его поста или же главнокомандование при введении в стране военного положения [9, 8. 233-234]. Правительство предприняло и некоторые военные меры с целью изолировать Мянтселя от остальной страны. Вооружённые отряды в различных частях страны начали постепенно рассасываться. Практически 5 марта с мятежом было покончено.
В разгар кризиса, 1 марта 1932 г., у Майского состоялась примечательная беседа с итальянским посланником Аттилио Тама-ро, немало способствовавшего пропаганде в Финляндии идей Муссолини: «В ответ на мои опасения за состояние советско-фин-
ляндских отношений в случае победы лапу-асцев Тамаро стал меня уверять, что нам боятся нечего, ему-де точно известно, что в случае прихода к власти лапуасцы постараются поддерживать с нами мир и торговлю (и, пожалуй, гораздо более эффективно, чем парламентарные правительства последних лет) и даже предложил мне как-нибудь встретиться с одним из лапуаских вождей Гумерусом, бывшим финским посланником в Италии»7.
Быстрое преодоление финскими властями кризиса было проанализировано Майским в докладе от 14 марта 1932 г.: «.Есть все основания полагать, что мятеж в Менцеля (здесь и далее некорректная транслитерация названия Мянтселя (МаП8е1а). - А. Р.) является несколько неожиданным для лапуаских вождей преждевременным выкидышем. Решающее выступление лапуасцев намечалось на более поздний срок, примерно на май-июнь. Мне думается, что нам следует исходить из той установки, что в не особенно отдалённом будущем. к власти придёт ла-пуаское правительство»8. «Судя по всему, итальянский посланник А. Тамаро весьма тесно связан с лапуасцами и всё время порывается служить мостом между ними и нами. В виду большой вероятности прихода к власти лапуаского правительства не считаете ли Вы целесообразным, чтобы я через посредство Тамаро начал бы осторожно заводить некоторые связи с лапуаскими вождями? Само собой разумеется, что это должно делаться по инициативе лапуасцев или Тамаро, но не моей»9.
На эту оценку полпреда Б. С. Стомоня-ков откликнулся спустя две недели. Член коллегии НКИД категорически отказывался соглашаться с той оценкой внутриполитической ситуации в Финляндии, которую давал Майский в своих докладах: «. Почему Вы ожидаете скорого прихода к власти лапуас-цев, после того, как они оскандалились и действительным вождём финской реакции из последнего движения вышел Свинхувуд, а не Валлениус и Косола. Всё то разумное, с точки зрения интересов решающих кругов буржуазии, что содержится в программе лапуасцев, будет постепенно проведено в жизнь Свинхувудом без всякого путча и без всякого потрясения государственных основ
и финского кредита за границей. После поражения Валлениуса и Косола все шансы теперь на стороне мирной фашизации Финляндии под авторитетным руководством Свин-хувуда». Более того, Стомоняков подчёркивал: «Мы не считаем целесообразным установление Вами какой бы то ни было связи с лапуаскими вождями в настоящий момент, когда нет оснований ожидать близкого прихода их к власти. К тому же, в финской прессе имели место провокационные выступления о том, будто бы лапуаский путч был инспирирован из Советского Союза»10.
На этом дискуссия дипломатов не завершилась. Иван Михайлович неоднократно демонстрировал своё нежелание соглашаться с упрёками со стороны руководства. Отнюдь не неожиданным было его возвращение к этой теме спустя два месяца раздумий. Констатируя как неоспоримый факт начавшийся в 1930 г. проходящий этапами процесс активной фашизации Финляндии, он писал в Москву: «Первый этап - полная ликвидация всяких легальных возможностей для левого рабочего движения - был проведён в основном в 1930 г., хотя формальное завершение его путём избрания Свинхувуда в президенты приходится на начало 1931 г. Второй этап, который уже должен состоять в большей или меньшей перестройке финской конституции в сторону приближения её к системе открытой фашистской диктатуры, стоит теперь на очереди, и последнее восстание в Менцеле было лишь первой, но неудачной попыткой реализации второго этапа» . Продолжая попытки анализа внутриполитической ситуации в Финляндии, Майский выделял так называемую «тавастгустскую концентрацию», объединяющую «крупнокапиталистические, банковские элементы, открыто стремящиеся к фашистской реформе конституции, но до поры до времени склонные прикрываться фиговыми листочками законности» и так называемое «кризисное движение», которое, по его мнению, объединяло разорившихся и задолжавших кулаков, требующих от государства прежде всего экономического спасения, что приходило в противоречие с интересами банковско-капита-листической группы»12. Стомоняков, поняв безрезультатность дальнейшей дискуссии, более не возвращался к оценке событий на-
чала весны 1932 г. Собственно, его интересовала не столько внутриполитическая ситуация в Финляндии сама по себе, сколько её влияние на возможные изменения во внешнеполитической ориентации Финляндии, а именно - потенциальная вероятность вхождения Финляндии в фарватер польской политики.
После того как в сентябре 1933 г. И. М. Майский покинул пост полпреда в Хельсинки, желание руководства НКИД разобраться в финляндских процессах попытался утолить поверенный в делах
H. Г. Поздняков, ошеломивший Стомоняко-ва заявлением, что «в Финляндии растут революционные настроения, но не в меньшей степени растёт и антиреволюционное фашистское направление, настойчиво добивающееся установления открытой фашистской диктатуры»13. При этом неоднократно предсказанное установление диктатуры правых отодвигалось им в некое отдалённое будущее, поскольку они в очередной раз оказывались неготовыми.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Доклад И. Карташова Б. С. Стомонякову, 14 мая 1929 г. // Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Ф. 0135. Оп. 12. П. 124. Д. 1. Л. 31.
2 Протокол № 19 заседания Польско-прибалтийского лендерсекретариата, 23.6.1930 // Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 495. Оп. 61. Д. 34. Л. 105.
3 Заседание Польско-прибалтийского лендерсекретариата, 29.7.1930 // РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 61. Д. 38. Л. 71, 73.
4 Стенограмма заседания Польско-прибалтийского лендерсекретариата, 7.5.1934 // РГАСПИ. Д. 88. Л. 33.
5 Крылов В. Финляндия. - М. ; Л. : Московский рабочий, 1931. - С. 40, 43-47, 105-106.
6 Доклад И. М. Майского Б. С. Стомонякову, 26.02.1932 // АВП РФ. Ф. 0135. Оп. 15. П. 131. Д. 1. Л. 24.
7 Доклад И. М. Майского Б. С. Стомонякову, март 1932 // АВП РФ. Ф. 0135. Оп. 15. П. 131. Д. 5. Л. 24.
8 Доклад И. М. Майского Б. С. Стомонякову, 14.3.1932 // АВП РФ. Ф. 0135. Оп. 15. П. 131. Д. 1. Л. 37, 33.
9 Там же. Л. 32.
10 Письмо Б. С. Стомонякова И. М. Майскому,
I.4.1932 // АВП РФ. Ф. 09. Оп. 7. П. 59. Д. 46. Л. 19.
11 Там же.
12 Доклад И. М. Майского Б. С. Стомонякову, 13 Доклад Н. Г. Позднякова Б. С. Стомоняко-
28.6.1932 // АВП РФ. Ф. 0135. Оп. 15. П. 131. Д. 1. ву, 25.10.1932 // АВП РФ. Ф. 0135. Оп. 15. П. 131. Л. 92. Д. 5. Л. 110.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ahonen P. Domestic Turmoil and Diplomatic Isolation: The Lapua Movement in Finnish Foreign Policy, 1929-1932 // East European Quarterly. - 1992. - Vol. 26, no. 4. - P. 499-523.
2. Koskelainen S., Hjelm T. Christ vs. Communism: Communism as a Religious Social Problem in Finland's Proto-Fascist Lapua Movement in the 1930s // Journal of Historical Sociology. - 2017. - Vol. 30, no. 4 (December). - P. 768-788.
3. KahonenA. Activity in Finland and Limits of the Possible, 1919-1932 // Петербургский исторический журнал. - 2021. - № 4. - С. 193-206.
4. Vares V. Vanhasuomalainen: Lauri Ingman ja hanen poliittinen toimintansa. - Helsinki : WSOY, 1996. -413 s.
5. Vares V.Y. From allies to opponents. Conservatives facing fascism in Finland in the 1930s // Scandinavian Journal of History. - 2021. - Vol. 46, Iss. 2. - P. 224-247. - DOI: 10.1080/03468755.2020.1816212.
6. Siltala J. Lapuan liike ja kyyditykset 1930. - Helsinki : Otava, 1985. - 704 s.
7. Karvonen L. Finland: From Conflict to Compromise // Conditions of Democracy in Europe, 1919-39. Systematic Case Studies / ed. by D. Berg-Schlosser, J. Mitchell. - London : Macmillan Press Ltd., 2000. -Р. 129-156.
8. Silvennoinen O. Home, Religion, Fatherland': Movements of the Radical Right in Finland // Fascism. Journal of comparative fascist studies. - 2015. - № 4. - P. 134-154.
9. Ahti M. Kaappaus? Suojeluskuntaselkkaus 1921. Fascismin aave 1927. Mantsalan kapina 1932. - Keuruu, 1990. - 379 s.
Сведения об авторе
Рупасов Александр Иванович - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук (Санкт-Петербург, Россия)
Адрес для корреспонденции: 197110, Россия, Санкт-Петербург, ул. Петрозаводская, 7
E-mail: rupasov_ai@mail.ru
ORCID: 0000-0002-3172-6205
Информация о статье
Дата поступления 1 февраля 2022 г.
Дата принятия в печать 20 июля 2022 г.
Для цитирования
Рупасов А. И. Полпред в Финляндии И. М. Майский и мятеж в Мянтселя // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2022. Т. 9, № 3 (35). С. 18-24. й01: 10.24147/2312-1300.2022.9(3).18-24.
A.I. Rupasov
SOVIET ENVOY TO FINLAND I.M. MAYSKY AND THE MUTINY IN MANTSELA
The article analyzes the Soviet assessments of the internal political crisis in Finland caused by the so-called mutiny in Mantsela in late February-early March 1932. The article concentrates on the Mantsela events, in which Lapua influences and individuals were in a prominent position, even though the movement publicly adopted a predominantly conservative anti-communist outlook centered on the values of home, religion and fatherland. The conceptual apparatus used by the USSR Envoy to Finland, Ivan Maysky, did not allow to form an adequate idea of the internal political processes in Finland. The analysis of Ivan Maysky's views on the domestic political situation in Finland is based on his reports to the leadership of the People's Commissariat for Foreign Affairs (above all to Boris Stomonyakov, a member of the Commissariat's Board who supervised relations with Finland). Correspondence with the Commissariat shows that the leadership of the Commissariat and the Envoy differed greatly in their assessment of the events and their consequences. At the same time, it must be borne in mind that the same misunderstanding of what was happening in Finland was also displayed by the structures of the Communist International. The members of the Polish-Baltic Landersecretariat may have put very different meanings into the term "fascism". Moreover, the emergence of fascism in Finland and its
complete victory in the Comintern could be attributed to different eras (even to the beginning of the twentieth century). Furthermore, the victory of fascism in Finland could be correlated with very different social and political forces. Maysky was not the only one who did not have a clear view of fascism; in fact, he was prepared to see it as a purely militant right-wing radicalism, coloured by nationalism and backed by the state apparatus and banking circles.
Keywords: diplomat; fascism; Lapua movement; Finland; radicalism; USSR.
REFERENCES
1. Ahonen P. Domestic Turmoil and Diplomatic Isolation: The Lapua Movement in Finnish Foreign Policy, 1929-1932. East European Quarterly, 1992, vol. 26, no. 4, рp. 499-523.
2. Koskelainen S., Hjelm T. Christ vs. Communism: Communism as a Religious Social Problem in Finland's Proto-Fascist Lapua Movement in the 1930s. Journal of Historical Sociology, 2017, vol. 30, no. 4 (December), рp. 768-788.
3. Kahonen A. Activity in Finland and Limits of the Possible, 1919-1932. Petersburg Historical Journal, 2021, no. 4, p. 193-206.
4. Vares V. Vanhasuomalainen: Lauri Ingman ja hanen Poliittinen toimintansa [Old Finn: Lauri Ingman and his political activities], Helsinki, WSOY Publ., 1996, 413 p. (in Finnish).
5. Vares V.Y. From allies to opponents. Conservatives facing fascism in Finland in the 1930s. Scandinavian Journal of History, 2021, vol. 46, iss. 2, pp. 224-247. DOI: 10.1080/03468755.2020.1816212.
6. Siltala J. Lapuan liike ja kyyditykset 1930 [Lapua Movement and Relocatings 1930], Helsinki, Otava Publ., 1985, 704 p. (in Finnish).
7. Karvonen L. Finland: From Conflict to Compromise. Berg-Schlosser D., Mitchell J. (eds.). Conditions of Democracy in Europe, 1919-39. Systematic Case Studies, London, Macmillan Press Ltd., 2000, pp. 129-156.
8. Silvennoinen O. Home, Religion, Fatherland': Movements of the Radical Right in Finland. Fascism. Journal of comparative fascist studies, 2015, no. 4, рp. 134-154.
9. Ahti M. Kaappaus? Suojeluskunta selkkaus 1921. Fascismin aave 1927. Mantsalan kapina 1932. [Capture? Conflict with the Schutzkor in 1921. Phantom Fascism in 1927. Mutiny in Mantsela in 1932], Keuruu, 1990, 379 p. (in Finnish).
About the author
Aleksandr I. Rupasov - Doctor of Historical Sciences, Leading Researcher of the St. Petersburg Institute of History of the Russian Academy of Sciences (St. Petersburg, Russia) Postal address: 7, Petrozavodskaya ul., St. Petersburg, 197110, Russia
E-mail: rupasov_ai@mail.ru ORCID: 0000-0002-3172-6205
Article info
Received February 1, 2022
Accepted July 20, 2022
For citations
Rupasov A.I. Soviet Envoy to Finland I.M. Maysky and the Mutiny in Mantsela. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2022, vol. 9, no. 3 (35), pp. 18-24. DOI: 10.24147/ 2312-1300.2022.9(3).18-24 (in Russian).
