CC BY
181
В.В. Лапаева*
ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЕ РАЗВИТИЕ ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ
Статья посвящена анализу перспектив политико-правовой модернизации постсоветской России. В контексте такой постановки проблемы анализируются объективные факторы, препятствующие формированию в стране реальной политической конкуренции как необходимой предпосылки демократического и правового развития.
Политико-правовое развитие, парламентаризм, законодательство, политическая конкуренция, приватизация, легитимация собственности.
Переломная веха в сложном, мучительном и противоречивом процессе выхода России из социалистического эксперимента была обозначена принятием Конституции РФ 1993 г., положившей начало постсоветскому периоду развития страны. Главный вектором этого развития стало движение от системы Советов народных депутатов, обеспечивавшей подчинение законодательной и исполнительной деятельности государственных органов монопольному всевластию КПСС, к реальной многопартийности, разделению властей и парламентаризму. В плоскости нормативно-правового подхода это означало переход от приказного законодательства как нормативного выражения властного произвола к системе правовых норм, основанных на неотчуждаемых правах человека и ориентированных на максимально возможное осуществление индивидуальной свободы.
Внутреннее единство права и государства (являющегося правовой организацией политической власти) означает, что право как нормативная форма свободы невозможно без правовой, т.е. либеральной, демократии как системы политических институтов, представляющей собой институциональную форму свободы. Именно такая, либерально-демократическая модель государственного устройства получила закрепление в Конституции РФ, в которой «нашли свое признание и нормативное закрепление все три основных компонента... правовой государственности - гуманитарно-правовой (права и свободы человека и гражданина), нормативно-правовой (конституци-
* Главный научный сотрудник Института государства и права РАН, доктор юридических наук (e-mail: lapaeva07@mail.ru).
онно-правовая природа и требования ко всем источникам действующего права) и институционально-правовой (система разделения и взаимодействия властей)»1. Однако в силу ряда причин, о которых речь пойдет ниже, подобная форма государственного устройства в целом не быша реализована на практике. Более того, идущие в обществе дискуссии по данному вопросу свидетельствуют о явном разочаровании в идеях либерально-правовой демократии, а политическая практика демонстрирует разобщенность, безыдейность и бессилие на том фланге политического спектра, который должен быш бы отстаивать эти идеи. В последнее время принципы приоритета прав человека и либерально-правовой демократии подвергаются все более массированной атаке со стороны ряда российских участников дискуссий о путях развития постсоветской России. В их числе и коммунисты, отстаивающие доминирование коллектива над личностью, и державники, ратующие за приоритет государства над гражданином, и евразийцы, ставящие право народов выше права человека
Сторонники теорий евразийства, византийства и иныгс подобных идеологических конструкций, обосновывающих политико-правовую самобытность России, считают, что западная модель правовой демократии, в основе которой лежит принцип приоритета прав человека, не адекватна российской ментальности, ориентированной на приоритет общественных и государственных ценностей. Они полагают, что рыночную экономику в России надо строить с опорой на авторитарные инструменты управления, и любят при этом ссышаться на Китай. Но при таком подходе не учитывается, что демократические институты являются имманентным элементом рыночной экономической системы. Хорошо изученный правовой опыт Запада (чего нельзя сказать о регулятивной практике современного Китая2) свидетельствует о том, что принципиально важный для рыночной
1 Нерсесянц В.С. Философия права: Учебник для вузов. М., 2006. С. 459.
2 В литературе выгсказышаются весьма противоречивые версии объяснения китайского «экономического чуда», однако в целом можно сделать вышод, что факторы, которые его породили, отсутствуют в России. Кроме того, вряд ли можно предлагать современной России в качестве образца страну, правовая система которой все еще в немалой степени держится на подзаконный актах местного нормотворчества, доступ к которым «может быть ограничен» и о существовании который «не всегда можно узнать из открытых источников» (Тро-щинский П.В. Влияние традиции на право современного Китая // Журнал российского права. 2014. № 8. С. 98).
экономики баланс между свободным развитием экономических отношений и их публично-правовым регулированием может быть найден только на основе реальной политической конкуренции.
Именно живая многоканальная связь экономической подсистемы общества со всеми иными социальными подсистемами за счет механизмов парламентского представительства социальных интересов способна обеспечить нормальное развитие цикличной по своей природе рыночной экономики. Без политической конкуренции, главным признаком которой является периодическая ротация властных элит по итогам демократических выборов, невозможно уловить тот момент, когда перекос в сторону слишком «свободного» рынка означает поворот к монополизации экономики либо, напротив, когда чрезмерное вмешательство со стороны государства начинает блокировать развитие частной инициативы. А значит, невозможно обеспечить основу рыночной экономики - экономическую конкуренцию, даже если властные элиты будут искренне к этому стремиться. Экономика, функционирующая в отсутствие демократии, - это, скорее всего, лишь имитация рыночной экономики. Возможно, что в течение какого-то периода она может быть эффективной за счет привходящих, т.е. не относящихся к самой экономике, внешних факторов. Но подобный исторически случайный опыт не поддается воспроизведению и не может браться за ориентир. Поэтому отказ России от либерально-демократической модели политико-правового устройства - это путь, ведущий в сторону от магистрального вектора развития человечества в условиях ускоряющейся экономической глобализации с присущей ей унификацией политических и правовых форм.
В силу имманентного единства права и правового государства уровень правового развития страны в значительной мере предопределяется качеством сформировавшейся в ней демократии, и прежде всего такими ее характеристиками, как многопартийность, разделение властей и парламентаризм. Причем, как показывает исторический опыт, именно многопартийность, гарантирующая реальную политическую конкуренцию и ротацию властных элит, является той необходимой базой, на которой могут впоследствии сформироваться демократические институты, необходимые для нормального правового развития страны. Этот принципиальный момент явно недооценивается российским экспертным сообществом.
Так, С.А. Авакьян, отмечая, что в России «каждые выборы проходят под лозунгами сохранения и изменения системы» и что в стране «нет политических соперников, а есть политические враги», делает вывод, что «идеальным в этой ситуации было бы если и не упразднение политических партий, то хотя бы ликвидация их привилегированного положения в обществе, восстановление равноправного положения всех общественный объединений»3. Однако реализация предлагаемого «восстановления равноправного положения всех общественных объединений» означала бы возврат к неразвитому состоянию корпоративизма 1990-х гг. Это способствовало бы новому витку той борьбы откровенно групповых интересов, в которой всегда побеждают наиболее сильные группировки, обладающие основными административными и экономическими ресурсами. А на уровне государства это привело бы к трансформации представительной власти в неразвитую конструкцию сословно-корпоративного представительства. И даже в среде либеральной оппозиции бытует представление, что «верховенство права, независимый суд - более важные институты, чем политическая конкуренция»4. Между тем без свободной политической конкуренции невозможны ни независимый суд, ни верховенство права. Независимость суда от исполнительной власти может быть гарантирована только полноценным парламентом. И только парламент, сформировавшийся по итогам честной политической конкуренции, способен принимать правовые законы, т.е. законы, в основе которых лежит согласование интересов всех слоев населения на началах формального равенства.
На этапах становления правовой государственности именно многопартийность как основа партийно-политической системы (которую не надо путать с множественностью партий) является тем локомотивом, который способен вытянуть общество и государство из неправового состояния. При этом главным показателем такого качества партийной системы служит ее способность обеспечить свободную конкуренцию как в борьбе за власть, так и в процессе осуществления власти в рамках законотворческой деятельности. Можно ска-
3 Авакьян С.А. Конституционно-правовой статус политических партий в России: Учеб. пособие для вузов. М., 2011. С. 302.
4 Сатаров Г. Почему я подписал это письмо с требованием свободных выборов // Новая газета. 2011. 30 мая.
зать, что все основные недостатки в работе высшего российского законодательного органа, на котором лежит основная нагрузка по осуществлению законотворчества и формированию российской правовой системы, обусловлены отсутствием реальной политической конкуренции как в обществе, так и в парламенте.
Обзор и анализ таких недостатков был дан в статье В.Д. Зорькина, обобщающей опыт взаимодействия Конституционного Суда РФ с Государственной Думой в части совершенствования действующего законодательства. К системным проблемам правового регулирования5 Председатель Конституционного Суда РФ отнес следующие: нестабильность законодательства, ведущую к нарушению его системности и подрыву ключевого принципа правовой определенности; отступление от принципа юридического равенства, требующего, чтобы однородные по своей правовой природе отношения регулировались бы одинаковым образом, и исключающего возможность различного обращения с людьми, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях; недостаточный учет федеративной природы российского государства, проявляющийся в избыточном федеральном регулировании по предметам совместного ведения; тенденция к чрезмерному увлечению запретами; дефекты законодательной техники, чреватые грубыми нарушениями прав и свобод и нередко являющиеся факторами коррупциогенности.
Применительно к каждому из выделенных дефектов законотворчества можно на конкретном примере показать его обусловленность неразвитостью российского парламентаризма, которая проявляется прежде всего в отсутствии эффективной и конструктивной политической конкуренции в парламенте. Но ограничимся лишь одним казусом, получившим название «дело Гудкова», где эти характеристики проявились наиболее выразительным образом.
Фабула дела заключается в следующем. В 2012 г. решением Государственной Думы депутат Г. Гудков был лишен своего мандата на основании нарушения им требования Федерального закона от 8 мая 1994 г. № З-ФЗ «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации»6, являющегося, по мнению депутатского корпуса, законодательной конкретизацией конституционного положения о том, что депутаты работают на профессиональной основе и не
5 См.: Зорькин В.Д. Конституция живет в законах // Российская газета. 2014. 17 дек.
6 СЗ РФ. 1999. № 28. Ст. 3466.
могут заниматься иной оплачиваемой деятельностью (ч. 3 ст. 97 Конституции РФ). Таким образом депутаты не только ввели явочным порядком отсутствующую в Конституции РФ разновидность конституционной ответственности - принудительное прекращение депутатских полномочий, но и выступили в качестве правоприменительного органа, введя ее в действие своим решением и выйдя за рамки своей компетенции, закрепленной в ст. 103 Конституции РФ.
Между тем с позиций правового подхода очевидно, что если депутат лишается статуса народного избранника по воле своих политических оппонентов в парламенте и это делается на основании закона, то мы имеем дело с неправовым законом. Собственно юридическая сторона вопроса не столь очевидна в силу ряда дефектов вышеназванного Закона7, создающих впечатление, что с формально-правовой точки зрения подобная ситуация может быть охарактеризована известной ленинской фразой: «По форме верно, а по сути издевательство». Однако подобная логика к праву неприменима: все, что не соответствует сути (т.е. сущности) права, не может быть верным и с формально-догматической точки зрения. Исходя из того, что право, как говорил В.С. Нерсесянц, - это математика свободы, неправовой характер такого закона можно доказать с математической или, как минимум, с логической четкостью. Анализ «дела Гудкова» показал, что неправовой исход стал результатом целой цепочки выводов, в основе которых лежало игнорирование того обстоятельства, что в рамках Конституции РФ как внутренне непротиворечивой системы норм, выстроенной на базе приоритета прав человека и гражданина, параметры правового статуса депутата должны быть увязаны с нормами, закрепляющими соответствующие права гражданина8.
«Дело Гудкова» наглядно продемонстрировало, как далеко может зайти законодательный орган, в рамках которого сложилась
7 См.: ЛапаеваВ.В. Как избавиться от народного избранника // Независимая газета. 2012. 24 окт.; она же. «Дело Гудкова»: правовой анализ // Вопросы права и политики. 2012. № 4.
8 В данном случае быта прервана внутренняя связь между пассивным избирательным правом гражданина (закрепленным в ч. 3 ст. 32 Конституции РФ, согласно которой не имеют права быть избранными лишь граждане, содержащиеся в местах лишения свободы или признанные судом недееспособными) и полномочиями депутата Государственной Думы.
устойчивая монополия одной политической силы. К такому положению дел нижняя палата российского парламента пришла в результате во многом неверной политики в области развития многопартийности. Прежде всего надо сказать, что целая серия ошибок была допущена на начальных этапах формирования российской многопартийности9, в результате чего во второй половине 1990-х гг. обозначились опасные тенденции, связанные с давлением на сферу политики со стороны бизнеса и криминально-мафиозных структур, а также с корпоративизацией политического процесса, ставшего ареной борьбы групповых интересов. Это дискредитировало политические партии в глазах значительной части населения и спровоцировало структуры президентской власти к принятию мер по ограничению многопартийности. В сложившейся ситуации 11 мая 2001 г. был принят Федеральный закон № 95-ФЗ «О политических партиях»10, положивший начало последовательному ограничению политической конкуренции.
Несмотря на несомненные достоинства данного Закона, связанные с повышением правовых требований к процессам создания и деятельности политических партий, введением ряда гарантий демократизации внутрипартийной жизни, усилением государственного и общественного контроля за финансовой деятельностью партии и т.д., его наиболее принципиальные новеллы направлены на создание преимуществ для партий, которые успели закрепиться на политической сцене. Речь идет о повышении планки численности партий до 10 тыс. членов, об ограничении круга коллективных субъектов политического процесса лишь политическими партиями (что предполагало отказ от института политических общественных объединений), о запрете на создание межрегиональных и региональных партий, о допущении возможности членства в партии чиновников, о государственном финансировании партий в межвыборный период в зависимости от их электоральных успехов, о закреплении иных преимуществ для партий, уже имеющих фракции в парламенте, и т.п.
Наиболее существенным фактором ограничения свободного политического структурирования общества стало требование о снижении порога минимальной численности партии до 10 тыс. членов. Надо заметить, что политические партии и движения, получившие
9 См.: Лапаева В.В. Право и многопартийность в современной России. М., 1998. С. 1-38.
10 СЗ РФ. 2001. № 29. Ст. 2950.
представительство в Государственной Думе, в течение длительного времени были против введения сколько-нибудь жестких требований к численному составу11. Отношение к этому вопросу изменилось после выборов в Государственную Думу 1999 г., что бышо связано не с каким-то качественным улучшением состояния партийной системы, а с тем обстоятельством, что для политических партий и объединений, победивших на этих выборах, численность в 10 тыс. уже не составляла серьезной проблемы. Партии-победительницы спешили закрепить свой привилегированный статус на обозримое будущее, откровенно делая ставку на поддержку государственных структур, заинтересованных в формировании более управляемой и контролируемой партийно-политической системы.
На парламентских выборах 2003 г. по общефедеральному округу с большим отрывом победила сформировавшаяся перед самыми выборами партия «Единая Россия», хотя и не набрала половины голосов по партийным спискам и по мажоритарным округам. Однако в результате присоединения к фракции партии «Единая Россия» группы независимых депутатов, а также депутатов, избранных по спискам иных политических партий и избирательных блоков, она обеспечила себе конституционное большинство в нижней палате парламента12. А дальше началось «победное шествие» этой партии, усилиями которой к следующим выборам в Государственную Думу планка численности партий была повышена сразу до 50 тыс. человек и введен запрет избирательных блоков, а незадолго до выборов в
11 До вступления в силу в 2001 г. Закона «О политических партиях» численность партий регламентировалась нормами Закона СССР от 9 октября 1990 г. «Об общественных объединениях». Однако требования, предъявляемые к численности партий, носили чисто номинальный характер, поскольку к выборам быши допущены и иные общественные объединения: в 1993 г. это быши политические движения; в 1995 г. - все общественные объединения, зарегистрированные за полгода до выборов; в 1999 г. - политические движения и политические организации. Показательно, что когда Государственной Думой 8 декабря 1995 г. был принят закон о партиях (он не был одобрен Советом Федерации и не вступил в действие), согласно которому общероссийской считалась партия, насчитывающая не менее 100 членов в половине субъектов РФ, партии, имевшие фракции в парламенте, оговорили для себя право считаться общероссийскими независимо от числа своих членов.
12 О неправовом характере подобной политической практики см.: Лапаева В.В. Когда депутаты меняют ориентацию. Переходя из одной фракции в другую, избранники народа нарушают его суверенитет // Независимая газета. 2004. 13 апр.
Государственную Думу 2007 г. законодатель отказался от мажоритарной составляющей на федеральных парламентских выборах и они стали проводиться только по партийным спискам, при этом заградительный барьер для партий был поднят с 5 до 7%.
В 2007 г. в выборах участвовало 11 партий, из них победили четыре: «Единая Россия» (получила конституционное большинство), КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия». В 2009 г. заградительный барьер для партий был слегка понижен, но это никак не отразилось на характере и итогах следующих выборов в парламент. В выборах в 2011 г. участвовало семь партий (наименьшее количество за всю историю парламентских выборов в Российской Федерации), а места в парламенте получили те же партии, что и на предыдущих выборах. В итоге к настоящему времени российская политическая система вернулась к тому, от чего с таким трудом уходила, к фактической монополии одной партии. На данный момент в стране нет политических партий, способных конкурировать на выборах с «партией власти». Левая оппозиция в парламенте утратила рычаги влияния на ситуацию, а партии, выражающие интересы представителей либерально-демократического фланга, не смогли пробиться через законодательные барьеры, что фактически вывело соответствующих партийных активистов из правового поля и возродило фе-
~ __13
номен внесистемной оппозиции .
Попыткой изменить такое положение дел стало поэтапное сокращение минимальной численности партий с 50 тыс. до 45 тыс., потом - до 40 тыс., затем - до 500 человек. Одновременно были отменены требования по сбору подписей, необходимых для регистрации политической партии. Однако эти меры не обеспечили сколько-нибудь ощутимый прорыв к свободе в этой сфере общественной жизни.
Такая очень осторожная, при всех ее метаниях, политика государства в области правового регулирования многопартийности обусловлена рядом факторов. Наряду с лежащим на поверхности корпоративным эгоизмом парламентских партий, стремящихся обезопасить себя от реальной конкуренции, есть и более серьезные причины. Самая серьезная из них - традиционное для России отчуждение и взаимное недоверие между властью и обществом, в силу чего
13 См.: Постников А.Е. Конституционные пределы взаимодействия политических партий и государства // Политические партии в демократическом обществе: правовые основы организации и деятельности. М., 2013. С. 147.
партии рассматриваются государственной бюрократией как своего рода десант общества во власть, который ведет на территории государственной власти боевые действия в защиту общества. Этим обусловлено желание подменить многопартийную систему, выстраиваемую на правовых началах равной политической конкуренции, несистемной множественностью партий при доминирующем положении структуры, которую можно обозначить как «партия исполнительной власти». Стремление к монополизации политического процесса «партией власти» во многом порождено боязнью со стороны властной элиты того, что свободное развитие многопартийности может привести к резкой социально-политической дестабилизации и даже революции. Причем революции, которая в России, скорее всего, пойдет отнюдь не по мягкому «оранжевому» сценарию.
Наша история свидетельствует о том, что подобные опасения отнюдь не беспочвенны. Но имеется и более богатый мировой опыт, показывающий, что главной причиной революций как раз и является то сдерживание творческой активности людей в сфере политических отношений, за счет которого власти пытаются сохранить социально-политическую стабильность. Дело в том, что «революции противостоит не контрреволюция, а творчество»14. В данной связи А.С. Ахиезер приводил глубокую мысль, высказанную А. Камю: «Мир постоянно находится в состоянии реакции, и значит, ему постоянно грозит революция. Прогресс же, если он в самом деле есть, обусловлен тем, что при любых порядках творцы неустанно отыскивают такие формы, которые одерживают верх над духом реакции и инерции, и поэтому отпадает надобность в революции. Когда творческие люди перестают появляться, революция неминуема»15. В настоящее время политико-общественное и политико-государственное творчество в России настолько подавлено, что бездействие, вызванное страхом перед революционной смутой, становится опаснее, чем движение в сторону большей свободы политической жизни.
Другая причина, по которой властные элиты опасаются развития политической конкуренции, связана с вполне обоснованным убеждением в том, что ротация власти в современной России неиз-
14 Ильин В.В., Ахиезер А.С. Российская государственность: истоки, традиции, перспективы. М., 1997. С. 193.
15 Там же.
бежно будет сопровождаться переделом собственности со всеми вытекающими отсюда последствиями не только для самих собственников, но и для всей социально-экономической и социально-политической жизни страны. Об этой причине у нас не любят говорить, а если и говорят, то явно недооценивают ее значение. Так, К.Ф. Симонов, один из немногих авторов, увязывающих перспективы развития российской многопартийности с проблемой передела собственности, считает, что для формирования в России двухпартийной системы, способной стать фактором социально-политической стабильности, нужно «сделать три простых шага», включающих: 1) проведение выборов в Государственную Думу по мажоритарным округам в один тур; 2) поддержку идеи двухпартийности «сверху», т.е. на уровне Президента РФ; 3) «решение вопроса собственности, а точнее, проведение нового этапа приватизации и ее легитимизация»16, которую автор верно трактует как главный способ борьбы с переделом собственности. Показательно, что в этом перечне «простых шагов» на последнем месте оказалась самая сложная из всех предлагаемых мер - легитимация собственности. А между тем, как отмечает В.Д. Зорькин, именно нелегитимность системы собственности, сложившейся в России по итогам проведенной приватизации социалистического наследства, стала фактором, предопределившим «основные деформации поли-
17
тико-правового развития страны» .
Проблема легитимации собственности, без решения которой невозможно нормальное политико-правовое развитие страны, беспрецедентна по своей сложности и взрывоопасности. После того как Россия упустила теоретически возможный шанс справедливой правовой десоциализации социалистической собственности18, она оказалась в ловушке неофеодального по своей природе симбиоза власти и собственности. В нашем обществоведении распространено представление о том, что подобное слияние власти и собственности было присуще социалистической административно-командной системе, от которой постсоциалистическая Россия ушла благодаря разгосударствлению общенародной собственности путем ее приватизации.
16 Симонов К.Ф. Как обеспечить реальную конкуренцию и сменяемость власти // URL: ^.гшИдеи и люди>.. ./5_konkurentsia.html (дата обращения: 29.09.2015).
17 Зорькин В.Д. Право в условиях глобальных перемен. М., 2013. С. 123.
18 См.: Нерсесянц В.С. Национальная идея России во всемирно-историческом прогрессе равенства, свободы и справедливости. Манифест о цивилизме. М., 2001. С. 10.
Но дело в том, что социалистическая «собственность», как писал В.С. Нерсесянц, была вовсе не собственностью в экономическом и правовом смысле данного понятия, а сплавом «монополии коммунистической политической власти с монополией хозяйской власти. ,.»19. Отсюда следует, что социалистическое государство являлось не субъектом права собственности, а лишь «деспотическим представителем общества, который распоряжается общественным достоянием не на основе права и не в правовых (и экономико-правовых) формах, а посредством диктаторских, принудительно-команд-ныгс методов и средств»20. Так называемая социалистическая собственность принадлежала не государству, а народу.
Именно благодаря приватизации быша изменена природа социалистической квазисобственности, и она впервые на самом деле -в экономико-правовом смысле - была огосударствлена: государство наравне с созданными им другими частными собственниками стало полноценным субъектом рыночных отношений. Таким образом, приватизация как неправовая форма десоциализации общенародной собственности означала не разгосударствление этой собственности, а напротив, ее огосударствление. А поскольку государство в лице своей бюрократии создавало новых собственников по своему усмотрению (иное при такой модели десоциализации собственности просто невозможно), слияние власти и собственности было неизбежным. Избранная же при этом самая неправовая, т.е. самая произвольная, самая пренебрежительная к интересам большинства граждан схема приватизации21 лишь усугубила неправовой характер демонтажа социалистической экономической системы, но не породила его.
Неофеодальная основа отношений собственности во многом предопределяет и соответствующие ей политико-правовые формы. Во многом, но не во всем, что оставляет надежду на постепенную модернизацию политико-правовой системы, в сложившейся ситуации прежде всего нужны любые, пусть самые незначительные, далекие от классических либерально-правовых стандартов, но реальные, а не показные шаги, направленные на реанимацию политической
19 Нерсесянц В.С. Национальная идея России во всемирно-историческом прогрессе равенства, свободы и справедливости. Манифест о цивилизме. С. 10.
20 Там же.
21 По классификации Всемирного банка российская приватизация обозначена как инсайдерская. См.: Верховенство права и проблемы его обеспечения в правоприменительной практике. 2-е изд. М., 2010. С. 336.
жизни. Исторический опыт, как указывает в этой связи В. Иноземцев, свидетельствует, что разные страны, сумевшие выбраться из подобных кризисных ситуаций, находили особые (собственные, отличные от других стран) способы решения проблем. «Особость» этих успешных стран, отмечает он, «проявлялась в одном: они были готовы отказаться от классического канона (как либерально-демократического с его бескомпромиссным электоральным парламентаризмом, так и авторитарного с его жесткими методами подавления альтернативных сил) ради создания системы, ранее не имевшей аналогов, но способной помочь конкретной стране встать на путь устой-22
чивого развития» .
В частности, в качестве таких «особых», нетривиальных мер указанный автор предлагает предоставить возможность лидерам оппозиционных партий проявить себя в качестве губернаторов или ввести новый принцип формирования Государственной Думы и Совета Федерации, в которых нашлось бы место представителям всех зарегистрированных в России политических партий. В русле такого же подхода находится и обсуждаемая среди политиков и экспертов идея формирования кабинета министров на коалиционной основе по квотному принципу. Подобные шаги со стороны власти способствовали бы укреплению столь необходимого сейчас доверия между властью и обществом.
При этом важно отдавать себе отчет в том, что в основе такого доверия в любом обществе лежит устойчивый «договор о собственности» между властью, бизнесом и остальными социальными группами. Договор, легитимированный обществом и легализованный в конституции страны. В России же ничего подобного нет. Конституция РФ в вопросе о собственности была и остается конституцией развитого капиталистического государства, выступающего в качестве модели желаемого будущего. Это не конституция государства, осуществляющего сложный переход от одной формы собственности и основанного на ней устройства государственной и общественной жизни к другой форме собственности и к другому социально-политическому строю23. Конституция РФ проигнорировала главный вопрос исторического момента — вопрос о принципах десоциализации
22 Иноземцев В. Особо особый путь. Россия - не место для компромисса? // Московский комсомолец. 2015. 9 февр.
23 И хотя большая часть пути массовой приватизации была пройдена еще к середине 1993 г., на период действия Конституции РФ приходятся и залоговые
собственности, полностью отдав его на откуп практике. В результате новое социальное устройство формировалось на основе не общественного договора, заключаемого в публично-правовом пространстве, а негласного сговора между властью и сформированным ею крупным бизнесом24.
В настоящее время перед страной стоит задача выработать подходы к заключению «общественного договора» по этому ключевому вопросу. Речь идет о достижении хотя бы сколько-нибудь приемлемого согласия между большинством членов общества, лишенным собственности на средства производства, меньшинством, получившим собственность в результате приватизации, и государством, выступающим в двух своих ипостасях - в качестве собственника огосударствленных объектов социалистической собственности и в качестве публичной власти. Без такого договора, который смог бы в достаточной степени легитимировать собственность путем корректировки итогов приватизации, трудно рассчитывать на возможность нормального экономического и правового развития России. На данном этапе речь может идти не о принципиальном решении вопроса, а о некоторый паллиативных решениях, таких, например, как обсуждаемая среди экономистов идея так называемого компенсационного
25
налога на нечестную приватизацию и т.п.
аукционы, и выстроенная на их основе приватизационная политика, и нынешние планы продолжения приватизации. Подробнее см.: Лапаева В.В. Приватизация социалистической собственности (конституционно-правовой и философ-ско-правовой анализ) // URL: e-notabene.ru>lr/article_10985.html (дата обращения: 05.10.2015).
24 Можно, конечно, вслед за А. Аузаном назвать такой сговор вертикальным социальным контрактом, но суть дела от этого не изменится. Подробнее см.: Ау-зан А. Вертикальный контракт неустойчив... // URL: strana-oz.ru>2004/6/ vertikalnyy-kontrakt... (дата обращения: 05.10.2015).
25 См.: Беседа Е. Черных с директором Института проблем глобализации М. Делягиным в эфире 20 февраля 2012 г. // URL: newsland.com>news/detail/id/894432 (дата обращения: 05.10.2015). Ранее аналогичный вариант легитимации собственности предложил лауреат Нобелевской премии по экономике Д. Стиглиц в своем выступлении на Круглом столе, проведенном под эгидой Счетной палаты РФ. Необходимо, по его мнению, «потребовать от приватизированных компаний вернуть средства, недоплаченные в виде налогов, причем сделать это не только в денежной форме, но и в форме акций» (Материалы официального обсуждения вопросов приватизации государственной собственности в Россий-
В сложившейся ситуации очень опасно ограничиваться популярными в последние годы рассуждениями о том, что для россиян «слишком поздно и нельзя быть гражданами демократического устройства, захотеть и быть ими»26. Так, Г.А. Гаджиев, приводя это высказывание М. Мамардашвили и по сути соглашаясь с неутешительным выводом о том, что Россия, выпавшая из демократической традиции, «стремится быть вместе с Европой и вместе с тем учитывает, что европейский рай пока недостижим», замечает, что подобные рассуждения - «это не ответ на вопрос о том, что делать и чего не делать. Но это элемент бытия, правовой действительности, объективной и безжалостной»27. Между тем юриспруденция (в отличие от социальной философии, социологии, футурологии и т.д.) призвана отвечать на этот. Причем в данном контексте надо поставить и другой «вечный русский вопрос»: Кто виноват? И не только поставить, но и суметь на него ответить.
А для этого необходимо вернуться к истокам постсоциалистической трансформации страны - к вопросу о неправовой природе проведенной широкомасштабной приватизации собственности -и признать, что вынесенные перестройкой на политическую авансцену либералы-приватизаторы оказались вовсе не демократами, поскольку в ключевом моменте преобразований они продемонстрировали своекорыстную элитарность. Главная задача в политической сфере, которая стояла перед новой российской властью в тот период, - найти стык либерализма и демократии в отношении собственности, власти, партий и т.д. - решена не была. От нелиберальной (большевистской) демократии Россия метнулась к недемократическому либерализму, не использовав историческую возможность формирования устойчивых элементов срединной культуры либерально-демократического типа прежде всего в сфере отношений собственности.
В этом противостоянии коммунистической демократии и капиталистического либерализма ярко проявилась такая глубинная особенность российского общества, как присущий ему социокультурный раскол. А.С. Ахиезер, исследовавший эту проблему, указывал,
ской Федерации за период 1993-2003 гг. с ведущими российскими и зарубежными учеными // Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993-2003 гг. М., 2004. С. 332).
26 Мамардашвили М. Эстетика мышления. М., 2000. С. 65.
27 Гаджиев Г.А. Философия русской государственности // Актуальные проблемы теории и практики конституционного судопроизводства. Казань, 2013. С. 45.
что подобный раскол возникает, когда в обществе складываются противоположные системы смыслообразования, а следовательно -ценностей и действий, разрывающие основы интеграции социума и запускающие глубоко скрытые механизмы саморазрушения. Эти соперничающие системы самоутверждаются за счет целого, не позволяя целому (России) выфваться из «заколдованного круга» промежуточной цивилизации и осуществить переход от традиционализма к цивилизации современного, либерально-модернистского типа. Выход из сложившейся ситуации, считал этот автор, надо искать на пути постоянной и кропотливой работы по поиску срединных смыслов и наращиванию срединной культуры. Применительно к политико-правовой сфере речь идет о том, чтобы на базе этих срединных смыслов, синтезирующих социокультурную специфику России и квинтэссенцию успешного западного опыта, сформировать демократические либерально-правовые институты, адаптированные к государственно-правовым особенностям страны.
Правда, в последних своих работах А.С. Ахиезер склонялся к тому, что на данном этапе России не удается вырваться из тисков маятниковой, инверсионной модели исторической динамики и встать на путь построения либерально-правовой демократии. Однако такой вывод нельзя признать бесспорным, поскольку он основан на некоторый неверныгс, на мой взгляд, посышках. Акцентируя внимание на глубинныгс объективных факторах политико-правовой динамики России, автор явно недооценивает субъективную сторону дела, связанную с дефектами самих реформ. Свой анализ этой стороны проблемы он ограничивал главным образом стремлением реформаторов «делать ставку на меры, которые неприемлемы для большинства населения, что в конечном итоге означает сползание либерализма с его собственных либеральные позиций. Такая двойственность, внутренняя противоречивость либерализма в условиях господства локальной соборности создает условия для элементов либерального утопизма, для веры в воплощение либерального идеала через слово и административное насилие»28. Чтобы уйти от этой внутренней противоречивости, российский либерализм должен преодолеть свой абстрактный характер, который проявляется, по мне-
28 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. 1. Новосибирск, 1997. С. 682.
нию А.С. Ахиезера, в частности, в том, что реформаторы свели социальные преобразования главным образом к реформированию экономики. Подобный редукционизм, по его мнению, «противоречит принципам либерализма, является попыткой свести его суть к плос-
29
кому утилитаризму» .
Прежде всего надо сказать, что экономический аспект рассматриваемой проблемы отнюдь не является утилитарным. И здесь экономическая проблематика смыкается с самым фундаментальным вопросом нравственного сознания любого общества - с вопросом о справедливости распределения материальных благ. Однако проблеме справедливости в работах А.С. Ахиезера уделено на удивление небольшое внимание (показательно, что этого понятия нет в его детально разработанном социокультурном словаре), а ориентацию на уравнительность он сводил главным образом к «одной из социокультурных форм противостояния инновациям, опасным для традиционной культуры»30. При этом он, во-первых, преувеличивал уравнительные тенденции массового сознания россиян постсоветской
31
эпохи , во-вторых, явно не хотел замечать наличия здесь моментов психологической фрустрации, связанной с уязвленным чувством справедливости в результате откровенно несправедливого характера преобразования отношений собственности.
Главная ошибка либерал-приватизаторов состояла вовсе не в том, что они недооценивали уравнительный характер российского менталитета. Они не осознавали в полной мере значение справедливости как правовой основы общественного устройства, продемонстрировав в этом вопросе ту «совковую» неразвитость правосознания, в которой обвиняли и продолжают обвинять общество. Между тем справедливость, как верно замечено, - «это первая добродетель общественных институтов, точно так же как истина - первая добродетель систем мысли»32. Отсюда следует, что справедливость - это
29 Ахиезер А.С. Указ соч. С. 684.
30 Ахиезер А. С. Между циклами мышления и циклами истории // Общественные науки и современность. 2002. № 3. С. 124.
31 Имевшаяся на тот момент социологическая информация о состоянии общественного мнения по вопросам справедливости при ее надлежащей интерпретации в целом не давала оснований для подобных выводов (см.: ЛапаеваВ.В. Социология права. Краткий учебный курс. М., 2000. С. 55-57).
32 РолзД. Теория справедливости. Новосибирск, 1995. С. 19.
то, что придает смысл и предопределяет предназначение социаль-ныгс институтов, т.е. то, без чего они являются не социальными, а антисоциальными (аналогично тому, как «познание», не ориентированное на истину, - это не познание, а что-то прямо ему противоположное).
Можно, конечно, говорить, что народ заслуживает то правительство, какое он и имеет, и что сами реформаторы не могли не быть носителями основных характеристик массового сознания. Но тогда мы полностью обесценим роль личности в истории, утратим критерии для оценки политических лидеров и нивелируем само понятие личной ответственности человека за свои поступки и зависящие от них судьбы страны. На наш взгляд, они могли бы быть честнее и гуманнее, и эти простые человеческие качества (в силу внутренней связанности нравственного и правового сознания) не позволили бы им так оторваться в своей политике от идеи справедливости, составляющей этико-правовой стержень любого общества. Ссылки же на то, что иначе коммунисты с помощью «красных директоров» провели бы приватизацию в своих интересах и заблокировали движение страны к свободному рынку, нельзя признать убедительными. Этот аргумент можно было бы принять, если предпринятый реформаторами большевистский наскок помог бы сформировать основы свободного рышка и сделал бы1 движение к капитализму необратимым. Но этого не произошло. Кроме того, то, что сами реформаторы и их окружение явно не пострадали от собственный ошибок33, ставит под сомнение убедительность подобной аргументации.
Игнорирование социокультурного значения проблемы справедливости породило другую серьезную ошибку реформаторов, связанную с представлением о том, что на базе откровенно несправедливой, а значит, и неправовой по своей природе десоциализации социалистической собственности в принципе может сформироваться свободная рыночная экономика. То, что широкомасштабная приватизация начала 1990-х гг., ставшая основой постсоциалистических
33 Например, такой информированный человек, как бывший экономический советник Президента РФ по экономической политике А.Г. Илларионов, говорит не столько об ошибках, сколько о своекорыстном поведении властных элит, использовавших реформы для личного обогащения (см.: Илларионов А.Г. Рынок без правопорядка - это не капитализм, а сицилизм // Комсомольская правда. 2012. 8 февр.; он же. Реформы 90-х в России провели во благо номенклатуры // Комсомольская правда. 2012. 10 февр.).
преобразований, носила неправовой характер, вряд ли вызывает у кого-то сомнение34. С позиций же либертарно-юридического подхода приватизация не могла иметь правового характера, потому что так называемая социалистическая собственность, как неоднократно подчеркивал В.С. Нерсесянц, в принципе не может быть приватизирована правовым образом.
Мы говорим именно об ошибках реформаторов, а не о преступном своекорыстном умысле, потому что имеем дело как раз с тем случаем, по поводу которого можно с полным основанием сказать: это хуже, чем преступление, это ошибка. Однако ошибки, в отличие от исторических закономерностей, на которые ссылаются сторонники социокультурного подхода, можно исправить. Но для начала надо их признать, сформулировать и проанализировать с позиций надлежащих критериев. И здесь социокультурная парадигма анализа может быть подкорректирована и дополнена институциональным подходом.
Корректировка требуется прежде всего там, где обнаруживается главная слабость социокультурного подхода к рассматриваемой проблеме - в презумпции безоговорочного доминирования объективной стороны дела над субъективной, закономерностей исторического развития страны над ошибками, допущенными в процессе реформирования. На первый взгляд, эта слабость выглядит как достоинство, поскольку акцент на глубинных, исторически обусловленных факторах кажется более обоснованным с научной точки зрения, чем выявление конкретных ошибок, допущенных конкретными людьми. Однако чистота научного анализа требует признать, что мы не знаем (и уже никогда не узнаем), сформировался ли у советского общества к началу 1990-х гг. культурный потенциал, необходимый для преодоления губительного социокультурного раскола, потому что лежащая в основе постсоциалистической трансформации страны реформа отношений собственности была направлена не эскалацию раскола в наиболее существенном для формирующегося общества
34 См.: Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993-2003 годы. М., 2005. Представленные в этом документе сухие цифры дополняет стенограмма судебного процесса «Б. Березовский против Р. Абрамовича» в Высоком суде Лондона в 2011-2012 гг. (см.: Барщев-ский М. Счастливы неимущие. Судебный процесс Березовский-Абрамович. В 2 т. Лондон, 2011/2012. М., 2013).
вопросе. Реформа не просто возродила прежнее деление на «красных и белых», но и возвела его в максимально возможную степень. В этой ситуации недооценивать роль и значение ошибок было бы некорректным.
Именно признание ошибок допускает возможность применения институционального подхода, а значит, дает шанс избежать удара надвигающейся инверсионной волны. В ситуации, когда приверженцы цивилизационной парадигмы готовы «плыть по воле волн», оптимизм институционального подхода не позволяет «опустить руки». Суть этого оптимизма заключается в убеждении, что будущее можно и нужно творить сегодня35, исправляя допущенные ошибки и преодолевая «сопротивление среды» с помощью формирования социальных институтов, способных, с одной стороны, аккумулировать уже имеющийся успешный (в том числе и зарубежный) опыт, с другой - учитывать социокультурные особенности той среды, где им предстоит функционировать.
Библиография
Авакьян С.А. Конституционно-правовой статус политических партий в России. Учеб. пособие для вузов. М., 2011.
Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993-2003 годы. М., 2005.
Аузан А. Вертикальный контракт неустойчив... // URL: strana-oz.ru>2004/6/vertikalnyy-kontrakt...
Ахиезер А. С. Между циклами мышления и циклами истории // Общественные науки и современность. 2002. № 3.
Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. В 2 т. Т. 1. 2-е изд. Новосибирск, 1997.
Барщевский М. Счастливы неимущие. Судебный процесс Березовский-Абрамович. В 2 т. Лондон, 2011/2012. М., 2013.
35 С тезисом о том, что будущее можно творить, соглашаются и некоторые сторонники социокультурного подхода. Работу по сотворению будущего они связывают с культурными инновациями, способствующими формированию «срединной культуры», с терапией манихейских комплексов путем социокультурной реформации и т.п. (см., например: Яковенко И., Музыкантский А. Манихейство и гностицизм: культурные коды русской цивилизации. М., 2012). С этим нельзя не согласиться. Однако если подобная работа не будет сконцентрирована на главных направлениях, она растянется на исторически необозримое время и вряд ли успеет достичь цели. Поэтому сейчас нужна активистская исследовательская парадигма, ориентированная на социальную инженерию, на научно обоснованный институциональный подход.
Верховенство права и проблемы его обеспечения в правоприменительной практике. 2-е изд. М., 2010.
Гаджиев Г.А. Философия русской государственности //Актуальные проблемы теории и практики конституционного судопроизводства. Казань, 2013.
Зорькин В.Д. Конституция живет в законах // Российская газета. 2014. 17 дек.
Зорькин В.Д. Право в условиях глобальных перемен. М., 2013.
Илларионов А.Г. Реформы 90-х в России провели во благо номенклатуры // Комсомольская правда. 2012. 10 февр.
Илларионов А.Г. Рынок без правопорядка — это не капитализм, а социализм // Комсомольская правда. 2012. 8 февр.
ИльинВ.В., АхиезерА.С. Российская государственность: истоки, традиции, перспективы. М., 1997.
Иноземцев В. Особо особый путь. Россия — не место для компромисса? // Московский комсомолец. 2015. 9 февр.
Лапаева В.В. «Дело Гудкова»: правовой анализ // Вопросы права и политики. 2012. № 4.
Лапаева В.В. Как избавиться от народного избранника // Независимая газета. 2012. 24 окт.
Лапаева В.В. Когда депутаты меняют ориентацию. Переходя из одной фракции в другую, избранники народа нарушают его суверенитет // Независимая газета. 2004. 13 апр.
Лапаева В.В. Право и многопартийность в современной России. М.,1998.
Лапаева В.В. Приватизация социалистической собственности (конституционно-правовой и философско-правовой анализ) // URL: e-notabene.ru>lr/arti-cle_10985.html.
Лапаева В.В. Социология права. Краткий учебный курс. М., 2000.
Мамардашвили М. Эстетика мышления. М., 2000.
Нерсесянц В.С. Национальная идея России во всемирно-историческом прогрессе равенства, свободы и справедливости. Манифест о цивилизме. М., 2001.
Нерсесянц В.С. Философия права: Учебник для вузов. М., 2006.
Постников А.Е. Конституционные пределы взаимодействия политических партий и государства // Политические партии в демократическом обществе: правовые основы организации и деятельности. М., 2013.
Ролз Д. Теория справедливости. Новосибирск, 1995.
Российская государственность: истоки, традиции, перспективы. М., 1997.
Сатаров Г. Почему я подписал это письмо с требованием свободных выборов // Новая газета. 2011. 30 мая.
Симонов К. Ф. Как обеспечить реальную конкуренцию и сменяемость власти // URL: ^.ги>Идеи и люди>.. ./5_konkurentsia.html.
Трощинский П.В. Влияние традиции на право современного Китая // Журнал российского права. 2014. № 8.
Яковенко И., Музыкантский А. Манихейство и гностицизм: культурные коды русской цивилизации. М., 2012.
