CC BY
0УДК 94»15/18»
DOI: 10.24412/2070-9773-2024-5-42-50
Дата поступления (Submitted) 17.04.2024
Дата принятия к печати (Accepted) 29.04.2024
Политика в песнях Франции Старого порядка
Благодарность: Исследование выполнено за счёт гранта Российского научного фонда №22-78-00106, https:// rscf.ru/project/22-78-00106/
ТАИСИЯ МАКСИМОВНА ДЕМИЧЕВА
кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры истории Нового и новейшего времени, старший научный сотрудник Института истории Санкт-Петербургский государственный университет, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9
e-mail: t.demicheva@spbu.ru
Аннотация. Цель исследования состоит в анализе песенного нарратива Франции второй половины XVIII века и выявлении основных политических проблем, циркулировавших в обществе. Источниками данного исследования послужили политические песни Франции Старого порядка, хранящиеся в РГАСПИ и Национальном архиве Франции в Париже.
Песни, часто исполняемые на хорошо известные всем мелодии, выступали мощным рупором общественного мнения. В статье проанализированы песни, посвященные французскому двору после заключения Парижского мира 1763 года, песни, написанные на возвращение парламентов в 1774 году, песни 1780-х годов, отображавшие финансовые проблемы Старого порядка накануне Французской революции. Научная проблема, которую стремится решить исследование, направлена на изучение повседневных практик Нового времени, а именно, что общество думало, как реагировало на значимые политико-финансовые изменения в государстве и какую историческую память в итоге конструировало. В методологическом плане нам близки подходы американского историка Роберта Дарнтона, который применял модель анализа песенного и стихотворного нарратива в отношении ряда проблемных аспектов Старого порядка.
В заключении будет показано, что политические песенные нарративы могли представлять собой едкую сатиру на политическую структуру - нападкам подвергалось окружение короля, характеризовалась политическая борьба за важные государственные позиции, отмечались возможности фаворитов и их влияние на назначение на должности, проблемы адекватного проведения финансовых реформ, что конструировало особую память французского общества.
Ключевые слова: информационное общество, нарративы, Старый порядок, песни, политическая сатира, Франция
Politics in the songs of Ancien Régime
Acknowledgments: The research was supported by the grant of the Russian Science Foundation №22-78-00106, https:// rscf.ru/project/22-78-00106/
TAISIIA M. DEMICHEVA
PhD in History, Senior Lecturer of the Department of History of Modern and Contemporary History, Senior Researcher at the Institute of History of SPbSU Russia, St. Petersburg, St. Petersburg State University, Universitetskaya nab. 7/9, 199034
e-mail: t.demicheva@spbu.ru
Abstracts. The purpose of this study is to analyze the song narrative of the second half of the eighteenth century and to identify the main political issues circulating in society. We used such sources as political songs of Ancien Régime from the Russian State Archive of Political History and the French National Archives in Paris.
The songs were used as a powerful voice of public opinion. This article analyzes songs dedicated to the French court after the Peace of Paris in 1763, songs written for the return of parliaments in 1774, and songs from the 1780s depicting the financial problems of the Ancien Régime on the eve of the French Revolution. The scholarly problem our paper seeks to address aims at studying everyday practices of the Modern history, namely what society thought, how it reacted to significant political-financial changes in the state, and what historical memory it eventually constructed. Methodologically, we are close to the approaches of the American historian Robert Darnton, who applied the model of analyzing song and verse narrative to a number of
problematic aspects of the Ancien Régime.
In conclusion, it will be shown that political song narratives could represent a caustic satire on the political structure - the king's entourage was attacked, the political struggle for important state positions was characterized, the possibilities of favorites and their influence on appointments, the problems of adequate implementation of financial reforms (reforming the tax base) were noted, which constructed a special historical memory of the French society.
Keywords: information society, narratives, Ancien Régime, songs, political satire, France
Во Франции Старого порядка песни являлись одним из важных способов распространения новостей. Они выступали оперативным откликом на политические события, содержали в себе рефлексию общества относительно государства и его агентов, а также являлись способом передачи новостей. Популярность использования песен в данном ключе была обусловлена мнемонической техникой, когда любой человек, даже безграмотный, мог легко получать и передавать сообщения.
Песенный нарратив важен для изучения властного дискурса. М. Йоргенсен и Л. Филлипс отмечали [1, с. 37], что власть распространяется посредством различных социальных практик, а также конституирует дискурс, знание, сущности и реальности, в том числе посредством песен.
Во французской историографии, в первую очередь, исследовательский интерес концентрировался на изучении происхождения и содержания песенников XVIII века [2]. В дальнейшем можно отметить тенденцию к анализу влияния дискурса эпохи Просвещения на песенный нарратив [3], изучение эволюции французских песен на протяжении Нового времени [4]. Французскими исследователями предпринимались попытки проанализировать связь политического контекста и песенного нарратива [5, 6]. В основном, подобные исследования затрагивали первую половину XVIII века или период Французской революции [7].
К проблематике изучения песен XVIII века как способа передачи информации и трансляции определенных политикоориентированных взглядов обращался в своих исследованиях Роберт Дарнтон. В своих исследованиях он доказывал, что песни в обществе, где большинство было неграмотным, выступали мощным средством передачи сообщений, которое в Париже в XVIII в. функционировало очень оперативно [8]. Именно на методах и подходах, которые Р. Дарнтон использовал в своих исследованиях, мы стремимся построить данное исследование.
В нашей стране интерес к изучению политических смыслов внутри французских песен Нового времени в основном ограничивался исключительно периодом Французской революции. Еще в 1930-е гг. в свет вышел сборник «Песни Первой французской революции. 1789-1799» [9], аккумулировавший основные песни периода. Согласно марксистской парадигме стихотворения и песни в нем рассматривались как воплощение классовой борьбы в годы революции, песни изучались
как отражение определенного политического события [10]. В дальнейшем фокус на изучении французских революционных песен сохраняется, отечественные историки предпочитают сравнивать данный опыт с опытом Русской революции [11, 12]. В связи с определенной лакуной в историографии цель нашего исследования будет состоять в выявлении и анализе основных тем песенного нарратива Старого порядка второй половины XVIII века до начала Французской революции.
Во Франции XVIII века песни могли быть короткими от четырех строчек, так и длинными в несколько страниц. Куплеты могли многократно переписываться и распространяться среди населения как анонимно, так и в качестве писем к конкретному адресату. На основании просмотренных материалов Национальных архивов Франции, видно, что в ряде случаев владелец дописывал рукой сочиненные куплеты на листках к уже имевшимся.
Песни исполнялись на мотив популярных и известных всем мелодий, поэтому, как правило, в начале листка указывалось, на мотив какой мелодии надлежало исполнять те или иные строки. В ряде случае мы знаем авторов строк, поскольку в источниках было указано имя [13, л. 2-3]. Однако чаще всего эти листки были анонимными. Куплеты могли быть без названия, был известен только мотив, на который их надлежало исполнять [14, л. 1-2].
На протяжении всего XVIII века можно выделить ряд наиболее часто встречаемых мелодий. Как правило, мотив, на который исполнялись куплеты, был народным, и потому имя автора мелодии не было известно. Иногда на выбор могло предлагаться два мотива для исполнения. Наиболее часто встречались мелодии «Tous les Bourgeois de Chârtre», «Air des Pendus», «Air Joconde», «Air sur le Sultan Saladin», «Richard Coeur de Lion», «Air filii et filice», «Air des Revenans» и др.
Можно найти случаи, когда авторство мелодии было подписано, как например, песня на мотив «Споем, споем» Месье Колле, посвященная возвращению парламентов в 1774 году. Порой попадались листки, когда люди пытались общаться с автором и писали ему ответные куплеты - например, «куплеты, адресованные Месье Колле, автору» [14, л. 1-2 об.]. В некоторых листках было указано, что песня выступала сатирой против конкретных лиц. Например, песня на мотив «Quoi, ma voisine, es-tu fâchée?» была написана против графа Артуа, принца Конде-Бурбона,
герцога Энгиена и принца Конти в октябре 1788 года за их высказывания против третьего сословия [15, л. 1 об.-2].
Особый интерес к политическим песням можно наблюдать у государственных мужей того времени. Граф де Морепа за время нахождения в отставке сумел собрать наиболее известные французские куплеты Нового времени. Они вошли в так называемый сборник Морепа [17], который включал в себя самые популярные французские песни XVII—XVI11 веков. Один из деятелей Французской революции маркиз де Мирабо также собирал едкие политические песни, сказки и памфлеты с середины XVII века по конец XVIII века, в настоящий момент они хранятся в Национальном архиве Франции. Песни данной подборки самого разного политического спектра — от написанных в честь Дофина до куплетов, посвященных интендантам провинций и др. [18, по. 5.1].
В целом, подобная практика рефлексии в отношении политических реалий не была нова для Франции того времени. Более того, особый всплеск политических песен Нового времени приходился на различные пики кризисов. В этом плане стоит вспомнить мазаринады, распространявшиеся по Франции во время Фронды. Много сатирических песен было создано в начале XVIII века во время регентства герцога Филиппа Орлеанского. Часть из них представляла отклик на знаменитую аферу шотландца Джона Лоу, в ходе которой во Франции была создана финансовая пирамида, были выпущены первые в стране бумажные деньги, после чего население потеряло доверие к проводимым мероприятиям; другая часть раскрывала взаимоотношения регента и парламентов [18, по. 10.3], в частности окончание периода послушных парламентов после смерти Людовика XIV [18, по. 12].
Данные примеры важны для нас, чтобы подчеркнуть определенную преемственность создания и использования во Франции XVIII века политических песен на сюжеты, которые отражали политическую нестабильность государства.
Следует отметить, что палитра героев политических песен Старого порядка очень обширна. В песенном нарративе Старого порядка мы встречаем упоминание королей Людовика XV и Людовика XVI, Марии-Антуанетты, императора Священной Римской империи Иосифа II, принца Конде, брата короля графа Д'Артуа, герцога Шу-азеля, графа де Верженна, аббата Грегуара, канцлера Мопу, хранителя печати Ламуаньона, главного министра Ломени де Бриенна, генерального контролера финансов Машо, генерального контролера финансов Калонна, маршала Ришелье, министра барона де Бретейля, графа де Сегюра, герцогини де Полиньяк, мадам Помпадур, Месмера и др. Как видим, в основном это царствующие персоны, министры и государственные деятели, а также двор.
Чаще всего песенные нарративы представ-
ляли собой сатиру на политическую структуру Старого порядка. В этом плане показательна песня, исполнявшаяся на популярный мотив «Des Bourgeois de Chârtre». Состоящая из двадцати куплетов, она подвергала очень едким нападкам весь двор Людовика XV. Песня была написана в 1763 году в жанре «ноэль» - особой рождественской мелодии. Популярность этой песни подтверждает то, что она вошла в сборник Морепа [17]. Использование жанра «ноэль» было характерно для политической сатиры двора и придворного общества. Нам встречались ноэли начала XVIII века, исполнявшиеся на тот же мотив. Там упоминались принцы Конде и Тюренн [18, no. 10.1], поднималась темы восстановления парламентов в прежнем величии или международных отношений в Европе [19, no. 5.4.].
Ноэль 1763 года, сохраняя в своей основе концепт рождественских песнопений, рассказывал о надменном характере мадам Помпадур, которая не собиралась идти на поклонение младенцу Иисусу (аллюзия на поклонение волхвов), а хотела, чтобы его принесли к ней:
«Господин, - сказала маркиза королю,
Пусть его приведут в мой дом.
Я не собираюсь идти ни к кому» [20, ед. хр. 81.1.].
Таким образом, подчеркивалось, что мадам Помпадур заправляет всем двором и посягает на все сакральное, поскольку не высказывала должное уважение младенцу Христу.
Французские политические деятели, в свою очередь, поступали иначе. Многочисленные герои песни - король и королева, маркиз де Пю-исье, посол в Лондоне герцог Неверский, маркиз де Люгеак и другие, в отличие от мадам Помпадур, шли к колыбели младенца Иисуса. В песенном нарративе сакральная форма использовалась, чтобы высмеять политические пороки, среди которых были практика подкупа должностных лиц, кумовство, взяточничество. Политические пороки смешивались с христианскими, в первую очередь, гордыней, которой страдала мадам де Помпадур. Если обратиться к этическим моментам данного общества, которое шло на поклон к младенцу Иисусу, то это было общество, заработавшее свое состояние, не имея каких-либо талантов.
В частности, это относится к появлению на политической арене герцога Сезара Габриэль де Шуазёль-Пралена, родственник герцога де Шуа-зеля, ставленника мадам Помпадур. С 1761 года он вместо Шуазеля управлял иностранными делами, а Шуазель принял на себя морское и военное министерства.
«Прален говорит: любое дело
Для меня словно иврит.
Меня поставили в министерство.
Сами не зная зачем;
Так что я не знаю ничего, кроме
Как говорить.
Герцог и сестра управляют всем.
Но с ней можно справиться
С помощью нескольких монет» [20, ед. хр. 81.1.].
Как мы видим, Прален представал в тексте недальновидным политиком, что вполне понятно и обусловлено, учитывая год и обстоятельства создания песни. Ноэль представляет собой реакцию французского общества на подписание невыгодного Парижского мира, завершившего Семилетнюю войну. И подписал его 10 февраля 1763 года именно Прален как министр иностранных дел.
Среди политических проблем, которые пронизывали этот нарратив, стоит выделить рефлексию в отношении политической свободы. Общество волновали вопросы свободы прессы, которая тогда во Франции была подцензур-на, распространения так называемых «летр де каше». Мы видим, что всем заправляла политическая воля маркизы де Помпадур, даже если что-то противоречило воле монарха.
«Королю не нравилось это изгнание.
Но маркиза хотела его.
Ее воля будет исполнена» [20, ед. хр. 81.1.].
В целом, посыл данного нарратива состоял в том, чтобы распространить вести о порочности персон, окружавших Людовика XV, и всячески их осмеять.
Нарратив также показывал противостояние между разными группировками при дворе. В песне видна политическая борьба между Рене Шарлем де Мопу, в 1763 году назначенным хранителем печати и вице-канцлером, который стремился занять должность канцлера, и Гийомом де Ламуаньон де Бланменилем, который получил должность канцлера после отставки 27 ноября 1750 года д'Агессо.
«Канцлеры Франции;
Ибо их было двое,
И за право первенства
Рассорились между собой.
Для меня Мопу
Является канцлером.
Он мог бы поспорить со мной!
Известно, что для того, чтобы купить эту должность
Я продал свою компанию» [20, ед. хр. 81.1.].
Тезис о порочности двора, который ярко представлен в данном ноэле, не является уникальным. В ряде других песен второй половины XVIII века мы наблюдаем эту тему, проходящую лейтмотивом. Можно найти много негативных коннотаций, связанных с окружением Людовика XVI. Встречались характеристики, что во дворе от простого служащего до прокурора царят ярость и месть [21, л. 3], смятение и отсутствие разума [21, л. 5 об.]. Более того, ряд куплетов содержали призыв полиции навести порядок при дворе [21, л. 3 об.]. Политических деятелей в песнях обзывали пингвином (граф де Сегюр), бондарем (ба-
рон де Бретейль) [22, л. 1-2], вещью (герцог де Шуазель) и т.д.
В песенном нарративе можно также проследить принцип, согласно которому при дворе формировались структуры, наделенные властью. Так, в песне 1788 года, исполнявшейся на мотив «Les Simples Jeux de Son Enfance», отмечалось, что военный совет во Франции формировался из людей, которые находились в фаворе, совет состоял из стариков, лжецов и мечтателей [23, л. 1-2 об.]. В песне 1787 года, исполняемой на мотив «De l'alpichy», в сатирическом ключе описывалось, как герой однажды был очень удивлен, что не имея богатства, таланта или фигуры покорной сестры, стал маркизом и полковником [18, no. 3.1], что очень коррелирует со случаем Пралена. Но, поскольку герой песни на мотив «De l'alpichy» не знал военного ремесла, ему дали пост канцлера герцога Орлеанского. Это подтверждает тезис Норберта Элиаса о функционировании феномена придворного общества, где фаворитизм выступал основным инструментом распределения власти в Новое время [24].
Одна из самых громких тем, затронутых в песнях, касалась парламентов, в частности, мы остановимся на сюжете возвращения парламентов в 1774 году, когда Людовик XVI, занявший трон после смерти Людовика XV, отменил реформу Мопу. Как известно, в ходе данной реформы были упразднены прежние парламенты, которые выступали институтом ограничения власти короля. Ранее население восприняло реформу Мопу негативно, поскольку предполагало, что с упразднением прежних парламентов король превратится в неограниченного никакими институтами правителя.
В итоге к 1774 году в песенном нарративе отмечалось [15, л. 1-2 об.], что король поступил правильно, восстановив парламенты, которые были инструментом ограничения его власти. В «Песне о возвращении Парламента в 1774 году», «Песне, адресованной архиепископу Парижа о возвращении Парламента в 1774 году» аргументация строилась на том, что это исторически верное явление, парламент существовал все время и поэтому должен существовать всегда.
«Великий король, твоя божественная мощь,
Отзывает тени с Франции» [15, л. 1].
Людовик XVI воспринимался великим королем, он излучал силу и могущество, и, тем самым, убирал тень с Франции, в которой страна находилась со времени проведения реформы Мопу. В текстах король возвращал честь и жизнь призракам, под этими призраками понимались прежние парламенты. В нарративе в глаза бросался призыв воспевать эту великую победу. Отдельно привлекает внимание образ короля, который «приходит, чтобы осушить наши слезы».
В этом плане следует обозначить противопоставление образов монархов - Людовика XV и Людовика XVI, которое мы наблюдаем в песен-
ном нарративе XVIII века. В песне, написанной на мотив «Avec les Jeux dans le Village», на проведение реформы Мопу, монарх был представлен как деспот, который «отправляет свой слишком упрямый парламент в изгнание» [21, л. 1]. При этом деспотом согласно тексту его называли как при дворе, так в городе или деревне. Таким образом, в обществе транслировался образ Людовика XV - правителя, который уничтожал традиционные французские ценности, и Людовика XVI, которых их защищал при восшествии на престол. Очевидно, что эта тема долгое время волновала французское общество, поскольку известный нам текст песни «Avec les Jeux dans le Village» датирован 1787 годом, т.е. спустя 16 лет после проведения реформы.
К концу XVIII века образ короля в песенных нарративах все чаще подвергался десакрали-зации, о которой писала Л. А. Пименова [25, с. 38-59]. Эта тенденция хорошо видна в песнях. На момент восшествия на престол дискурс в отношении Людовика XVI был направлен на прославление монарха [26, л. 1-2]. К 1787 году, в нарративе песни, исполняемой на мотив «Le Mouchoir, Belle Laimonde», ситуация иная: «Что делает Людовик в Версале? Ой! Людовик - это еще не все, Он стреляет в зайца в лесу, Ни разу не промахнувшись»; «Как король Вулкан, он работает, И делает отмычки» [21, л. 4]. Для нас важен не сколько сам текст, сколько примечание, приписанное после строк. В нем говорилось, что король «очень искусный кузнец и знает секреты мастеров железа лучше, чем государственные» [21, л. 4]. Благодаря подобным сравнениям королевской персоны с Вулканом в обществе распространялись слухи о неспособности Людовика XVI управлять делами государства. Данный случай был не единственный, когда короля сравнивали с античными богами. В других строках, исполняемых на мотив «De la Baronne» [21, л. 4], мы находим сравнение с Бахусом, в части обвинения в пьянстве и обжорстве.
Подобный образ короля-пьяницы становится определенным лейтмотивом в песнях Старого порядка 1787 года. Более того, в ряде случаев этот образ алкоголика приобретал жесткую и категоричную окраску: «Он утешается вином, И сказал: когда у меня в руке будет стакан, Кто посмеет противостоять мне?» [21, л. 4 об.]. Вместе с тем, в куплетах мы прослеживаем идеи, что у короля доброе сердце и, таким образом, он выступал «невинным автором наших несчастий» [21, л. 4 об.] и «источником беспорядка» - он представлял собой безвольную личность, поскольку королева «все делала, делает и будет делать» [21, л. 5]. Известны также песни, подвергавшие сомнению отцовство Людовика XVI при рождении Дофина в 1785 году [27, л. 1-4].
Таким образом, если в 1774 году куплеты транслировали восхищение королем, что он восстановил прежние парламенты, то куплеты, записанные в 1787 году, показывали совершенно иное.
«Чтобы рассказать очень слепому принцу
О подданных, законных правах
Парижа и провинции,
Парламенты объединяют свои голоса» [21, л. 2 об.].
К сентябрю 1788 года эта тема курсировала в обществе, но приобрела иной тон, пропагандировавший патриотизм и прославлявший парламентариев.
«Черная клевета обвиняет парламенты в аристократизме,
В то время как наша монархия обязана своим спасением энергии призраков» [28, л. 1].
Парламенты сравнивались с ареопагом в части используемых добродетелей, мужества, патриотизма. Отмечалось, что парламентарии посвящали свою жизнь родине.
Но проблема диалога парламента и короля не была решена. В куплетах содержался призыв, что «нам было бы хорошо научить короля читать» [21, л. 2 об.]. Более того, она все более обрастала финансовой проблематикой. Накануне Французской революции политические песни-сатиры все больше затрагивали вопрос недостатка денежных средств в государстве и попытки проведения реформ в области налогообложения.
Основной дискурс песенного нарратива был направлен на критику действий генерального контролера финансов Шарля де Колонна. Как ранее Неккер и Тюрго, Калонн прибегал к займам как средству стабилизации экономики Франции. Но данная политика не решала финансовых проблем в стратегическом смысле, поэтому в
1786 году Шарль де Колонн предложил королю план реформ. Для того, чтобы общественное мнение положительно оценило предлагаемые финансовые реформы, генеральный контролер предложил созвать собрание нотаблей - представителей привилегированных классов для преодоления сопротивления парламентов. В
1787 году, когда нотабли не поддержали проект, Людовик XVI лишил поддержки своего министра и отправил его в отставку.
Песни транслируют нам мнение общества по проектам, которые предлагал Шарль де Ка-лонн. В 1787 году появляется большой массив подобных песен. Заглавие ряда из них отвечало повестке дня («Нотабли, которые обращаются к Калонну», «Ответ на песню, где нотабли обращаются к Калонну» [29, л. 1-1 об.).
Калонн обвинялся в том, что он лишил народ средств, при нем деньги уходили из бюджета. Действительно, стоит вспомнить дефицит бюджета, который при нем достиг рекордных 125 миллионов ливров. Наряду с Шарлем Калонном обвинения в растрате финансов выдвигались
против Марии-Антуанетты, которая делила вместе со своими «сообщниками» добычу, чтобы оплатить услуги своих придворных Полиньяков и министра Королевского двора барона де Бре-тейля [21, л. 5].
В песне, исполнявшейся на мотив «Avez vous vu sic?», мы видим следующее описание попытки договориться Шарля Калонна с собранием нотаблей:
«Говорят Калонн в агонии. Он просит экстренное прощение. Каждый из нотаблей написал Мы предлагаем ему Монфокон» [30, л. 2]. Отсылка на Монфокон тут не случайна, поскольку именно Шарль Калонн восстановил легендарную виселицу на холме Монфокон. Обществом данный факт воспринимался как дурное предзнаменование, поскольку в XIV веке казначей Пьер де Реми, по приказу которого была сооружена эта виселица, был первым на ней повешен. Таким образом, по Парижу активно курсировали вести о неспособности Шарля Калонна договориться с собранием нотаблей и распространялись слухи, что Калонн плохо закончит.
Отдельным сюжетом отметим, как общество реагировало на само собрание нотаблей. В одной популярной песне жанра пуассар, вышедшей по завершению собрания нотаблей (вероятно, подобные песни пели на рынке торговцы рыбы «пуассары», известные своими грубыми выражениями), мы наблюдаем непосредственное обвинение нотаблей в заговоре. Государство было названо банкротом, люди, обличенные властью, не собирались ничего платить, поскольку они разрушили Францию. Отмечалась проблема, что дворянство и церковь действовали сообща [31, л. 1-1 об.]. Также можно заметить характеристику собрания нотаблей, которое было нерешительным и не соответствовало духу времени [32, л. 1 —об.].
По завершении собрания нотаблей в песнях пелось, что финансовые проблемы государства так и не были решены и более того, что ничего в государстве не планировалось к изменению и народ так и останется несчастным. «Гранды не хотят ничего платить, Потому что они разрушили Францию» [16, л. 1]. Давалось объяснение, почему нотабли не стремятся ничего менять:
«Они ничего не хотят для третьего сословия, Потому что они — поддержка трона, Который сделал их аристократами И что король им дал корону» [16, л. 1]. Транслировали ли песни, чего конкретно опасалось общество в преддверии финансовых проблем? В основном опасения касались увеличения налогов. «Если сильно увеличат налоги, То вместо обещанной курицы Француз увидит ее без горшка И себя без рубашки» [30, л. 2 об.].
Использование концепта знаменитого обещания курицы в горшке для каждого крестьянина, данного Генрихом IV, было очень популярным накануне и в годы Французской революции. Этот концепт активно использовался в песнях, гравюрах, настольных играх для распространения принципов равенства и позднее революционных ценностей [33, с. 558].
Отметим, что кроме постановки проблемы в куплетах предлагались способы изменить текущую ситуацию. В текстах 1788 года отмечалось, что «единственным лекарством от всех наших проблем являются Генеральные штаты и это правильный путь» [32, л. 1]. Иными словами, общество отзывалось с недоверием к собранию нотаблей и все надежды связывало с грядущим собранием Генеральных штатов.
Иногда песня-сатира приобретала формат водевиля. В водевиле на тему собрания нотаблей [18, по. 3.1] действующими лицами выступали король, контролер финансов, духовенство, парламентарии, дворяне, магистраты, граф д'Артуа. В отличие от основного массива проанализированных нами песен, в данном случае водевиль исполнялся по ролям на мотив нескольких мелодий.
В нем король призывал нотаблей прислушаться к предлагаемым «замечательным» проектам. Контролер финансов говорил, что он только и думает, как помочь народу. Духовенство полагало, что Шарль Калонн пытается их раздеть. Дворяне намекали контролеру финансов, что этот великолепный проект претендует на провал. Парламентарии отмечали странное безрассудство в намерении короля заставить парламент зарегистрировать новые налоги [18, по. 3.1]. Калонн отвечал, что необходимо распространить налог на все население Франции. Магистраты не были согласны оплачивать это безумие Шарля Калонна и просто призывали к некоторой экономии. Мэр отмечал, что если народ раздет Шарлем Калон-ном, то просто пусть в два раза больше работает. Граф д'Артуа пел о том, что необходимо найти деньги любым способом и ему было все равно, как именно. Нотабли обращались к королеве с просьбой услышать их трудности и просили просто прекратить оказывать Калонну поддержку. Королева, в свою очередь, отвечала, что Калонн не пользовался ее милостями. Водевиль завершался строками, что общество презирает собрание нотаблей, а Франция огорчена и не получит необходимой помощи [18, по. 3.1]. Таким образом, песенный нарратив обрастал дополнительным слоем повседневной культуры и приобретал театральность.
Отдельный момент при изучении песенного дискурса в части финансовых проблем связан с образом Ломени де Бриенном, заменившем не находившегося в фаворе у Марии-Антуанетты Шарля де Калонна. При помощи королевы 3 мая 1787 года Ломени де Бриенн занял пост главно-
го министра государства. С одной стороны, его образ - это образ сильного человека, который взял бразды правления в свои руки. В куплете на мотив «Joconde» сравнение Ломени де Бриенна и Шарля Калонна было дано в пользу первого. «Бриенн сможет добиться успеха, Амбициозный, священник, Ему необходимо управлять своим хозяином. При дворе, с поддельным сердцем, С плохой или хорошей головой Можно иметь большие успехи По сравнению с Калонном» [21, л. 6]. В этих строках мы снова наблюдаем восприятие двора как места, где люди не обладали какими-либо добродетелями.
С другой стороны, персона Ломени де Бриен-на, как и ранее Шарля Калонна, в песнях была окрашена негативно. Так, в куплете, исполнявшемся на мотив «Mon petit cocur à chaque instant soupire», пелось, что Ломени де Бриенн отдаст народ Франции в руки Вельзевула [21, л. 7]. Прогнозировался провал его министерства. Неизвестный автор строк в песне «Le principale ministre» был недоволен тем, что парламенты теряли свои права, дворяне - их владения, правосудие отправлялось не по закону, предрекались беспорядки со всех сторон, голод и война [34, л. 1-1 об.]. Таким образом, посыл нарратива не менялся, он по-прежнему стремился распространить среди общества идею, что королевство было поставлено в тупик из-за деятельности королевских министров.
После безрезультатного собрания нотаблей Ломени де Бриенн вместе с хранителем печати Кретьеном Франсуа де Ламуаньоном работал над декретами об увеличении гербового сбора и о новом общем налоге на землю. Ломени де Бри-енн убедил Людовика XVI провести ложу справедливости, чтобы заставить парламенты зарегистрировать декреты. Парламент высказал несогласие с этим действием, после чего парламентарии были отправлены в ссылку в Труа. Именно на Ламуаньона, бывшего ранее президентом Парижского парламента, в большей степени был обращен гнев общества. «Проклятого священника, И его **** Ламуаньона Мы бы хотели увидеть их появление На сером шнурке из волос. Друзья мои, этот праздник Мы скоро увидим: Шоу, которое вот-вот начнется. Закончится прекрасным пожаром Великий бог! Позвольте мне пофантазировать Это счастливый день для Людовика» [35, л. 1 об.].
Таким образом, в песне на мотив «Ton humeur est Catherine», датированной июлем 1788 года, заметна сила негодования, которое обрушилось на Ломени до Бриенна и Ламуаньона. Благодаря нарративу создавалось представление о стране,
где все общество было встревожено, у политиков не хватало желания и сил решить проблемы государства, народ уповал на собрание Генеральных штатов, а король находился в столкновении даже со своими советниками.
Для понимания синхронности появления подобной рефлексии в песнях, отметим, что на подобные темы писали не только песни, но и стихи. Так, одно из стихотворений 1788 года носило название «Нерегулярные финансы», где министры-деспоты действовали против населения [36, л. 1-1 об.].
Представляет интерес еще одна особенность рефлексии в отношении финансовых реформ, отраженная в куплете на мотив «Quoi ma voisine est très fachee»:
«Без земельной субсидии, Без гербовой бумаги Я, бедный и без дела, Я не переживаю. Но в ожидании пока я приобрету Землю и дома, Без гербовых бумаг Я иду писать
Стихи и песни» [21, л. 7 об.]. Данный куплет показывает, что появление подобных нарративов являлось ожидаемым проявлением рефлексии по поводу финансовых проблем. И этот пример рефлексии не был единичным. В куплете, исполнявшемся на мотив «Chanson, Chanson» [21, л. 3 об.] отмечалось, что несмотря на действия министра Королевского двора барона Луи Огюста де Бретейля король постоянно попадал под атаку песен, что говорит нам о них, как действенном механизме реагирования на политику. В свою очередь, власть не могла не обращать внимание на смыслы, распространявшиеся при помощи куплетов.
Таким образом, песенные нарративы могли представлять собой едкую сатиру на политическую структуру - нападкам подвергалось окружение короля, характеризовалась политическая борьба за важные государственные позиции, отмечались возможности фаворитов и границы их влияния, проблемы адекватного проведения финансовых реформ (реформирования налогооблагаемой базы) и процесс десакрализации власти короля. Песни также могли прославлять персону короля в части возвращения к прежним нормам и обычаям, как это прослеживалось при восстановлении парламентов Людовиком XVI. Франции и ее народу предрекались беды, если не будут решены основные финансовые проблемы государства. В целом, эти темы транслировали определенную безысходность, которая нависла над государством во второй половине XVIII века. В песенном нарративе Старого порядка накануне Французской революции мы можем констатировать постановку проблемы, но выхода из нее в куплетах французскому обществу и Франции не предлагалось.
Литература и источники
1. Йоргенсен М.В., Филлипс Л.Д. Дискурс-анализ. Теория и метод. Харьков: Изд-во «Гуманитарный Центр»,
2008. 354 с.
2. D'Estrée P. Les origines du Chansonnier de Maurepas // Revue d'Histoire littéraire de la France. 1896. № 3. Pp. 332-345.
3. Didier B. L'air dans quelques dictionnaires de musique du XVIIIe siècle // Recherches sur Diderot et sur l'Encyclopédie.
2009. № 44. Pp. 85-98.
4. Buffard-Moret B. La chanson au XVIIIe siècle : un micro-genre de la poésie fugitive / B. Buffard-Moret // La chanson poétique du XIX siècle. Rennes, 2006. Pp. 135-160.
5. Cottret B., Cottret M. Les chansons du mal-aimé: raison d'État et rumeur publique (1748-1750) / R. Mandrou // Histoire sociale, sensibilites collectives et mentalites, Paris, PUF, 1985. Pp. 303-315.
6. Grasland C. Chansons et vie politique à Paris sous la Régence // Revue d'histoire moderne et contemporaine. 1990. T. 37. № 4. Pp. 537-570.
7. Brécy R. La chanson révolutionnaire de 1789 à 1799 // Annales historiques de la Révolution française. 1981. T. 53. Pp. 279-303.
8. Дарнтон Р Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века М.: Новое литературное обозрение, 2016. 192 с.
9. Ольшевский А. Песни Первой французской революции. 1789-1799. [Москва] ; [Ленинград] : Academia, 1934. 808 с.
10. Рубинштейн A. Песни французской революции // Литературный критик. 1939. № 8-9. С. 109-128.
11. Васильев К.Б. Французские революционные песни с русскими словами и американские журналисты как зеркало русской революции // Электронный философский журнал Vox. 2017. № 23. [Электронный ресурс]. -URL: http://vox-journal.org (дата обращения: 12.04.2024).
12. Раку М.Г. Музыка «революционной Франции» в раннесоветской культуре: опыты исторической реанимации // Искусство музыки: теория и история. 2016. №14. C. 86-112.
13. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 320. Оп. 2. Д. 2669.
14. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2692.
15. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2690.
16. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2747.
17. Recueil Clairambault-Maurepas : chansonnier historique du XVIIIe siècle. Paris : A. Quantin, 1879-1884. 10 vol.
18. Archives nationales de France (ANF). M. 791.
19. Archives nationales de France (ANF). M. 790.
20. Российская государственная библиотека (РГБ). Ф.64. К.1.
21. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2697.
22. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2691.
23. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2721.
24. Элиас Н. Придворное общество: Исследования по социологии короля и придворной аристократии. М.: Языки славянской культуры, 2002. 368 с.
25. Пименова Л.А. Монархия и придворное общество во Франции в конце Старого порядка. М.: Исторический факультет МГУ, 2018. 410 с.
26. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2732.
27. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2750.
28. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2718.
29. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2702.
30. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2749.
31. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2716.
32. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2706.
33. Демичева Т.М. Власть, общество и государство в настольных играх Французской революции // Bylye Gody. 2023. №18(2). С. 553-564.
34. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2717.
35. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2720.
36. РГАСПИ. Ф. 320. Оп. 2. Д. 2713.
References
1. J0rgensen M., Phillips L. Discourse Analysis as Theory and Method. SAGE Publications, 2002. 230 p. (Russ. ed.: Iorgensen M.V., Fillips L.D. Diskurs-analiz. Teoriya i metod. Khar'kov, Gumanitarnyi Tsentr Publ., 2008. 354 p.)
2. D'Estrée P. Les origines du Chansonnier de Maurepas. Revue d'Histoire littéraire de la France, 1896, no 3, pp. 332-345.
3. Didier B. L'air dans quelques dictionnaires de musique du XVIIIe siècle. Recherches sur Diderot et sur l'Encyclopédie, 2009, № 44, pp. 85-98.
4. Buffard-Moret B. La chanson au XVIIIe siècle : un micro-genre de la poésie fugitive, La chanson poétique du XIX siècle. Rennes, 2006, pp. 135-160.
5. Cottret B., Cottret M. Les chansons du mal-aimé : raison d'État et rumeur publique (1748-1750). Histoire sociale, sensibilites collectives et mentalites, Paris, PUF, 1985, pp. 303-315.
6. Grasland C. Chansons et vie politique à Paris sous la Régence. Revue d'histoire moderne et contemporaine, 1990, t. 37, no 4, pp. 537-570.
7. Brécy R. La chanson révolutionnaire de 1789 à 1799. Annales historiques de la Révolution française, 1981, t. 53, pp. 279-303.
8. Darnton R. Poetry and the Police: Communication Networks in Eighteenth-Century Paris Harvard University Press, 2012. 240 p. (Russ. ed.: Darnton R Poeziya i politsiya. Set' kommunikatsii v Parizhe XVIII veka. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2016. 192 p.).
9. Ol'shevskii A. Pesni Pervoi frantsuzskoi revolyutsii. 1789-1799. [Songs of the First French Revolution. 1789-1799]. [Moscow], [Leningrad], Academia Publ., 1934. 808 p.
10. Rubinshtein A. Pesni frantsuzskoi revolyutsii [Songs of the French Revolution]. Literaturnyi kritik [Literary critic], 1939, no 8-9, pp. 109-128.
11. Vasil'ev K.B. Frantsuzskie revolyutsionnye pesni s russkimi slovami i amerikanskie zhurnalisty kak zerkalo russkoi revolyutsii [French Revolutionary Songs with Russian Words and American Journalists as a Mirror of the Russian Revolution]. Elektronnyi filosofskii zhurnal Vox [Electronic Philosophical Journal Vox], 2017, no 23. Available at: http:// vox-journal.org (Accessed 12 April 2024).
12. Raku M.G. Muzyka «revolyutsionnoi Frantsii» v rannesovetskoi kul'ture: opyty istoricheskoi reanimatsii [Music of "revolutionary France" in early Soviet culture: experiments of historical reanimation]. Iskusstvo muzyki: teoriya i istoriya
[The Art of Music: Theory and History], 2016, no 14, pp. 86-112.
13. Rossiiskii gosudarstvennyi arkhiv sotsial'no-politicheskoi istorii (RGASPI) [Russian State Archive of Social and Political History], coll. 320, aids 2, fol. 2669.
14. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2692.
15. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2690.
16. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2747.
17. Recueil Clairambault-Maurepas : chansonnier historique du XVIIIe siècle. Paris, A. Quantin, 1879-1884, 10 vol.
18. Archives nationales de France (ANF), m. 791.
19. Archives nationales de France (ANF), m. 790.
20. Rossiiskaya gosudarstvennaya biblioteka (RGB) [Russian State Library], coll. 64. fol. 1.
21. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2697.
22. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2691.
23. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2721.
24. Elias N. Die höfische Gesellschaf. Suhrkamp, 1969. 456 s. (Russ. ed.: Elias N. Pridvornoe obshchestvo: Issledovaniya po sotsiologii korolya i pridvornoi aristokratii. Moscow, Yazyki slavyanskoi kul'tury Publ., 2002. 368 p.).
25. Pimenova L.A. Monarkhiya i pridvornoe obshchestvo vo Frantsii v kontse Starogo poryadka [Monarchy and court society in France at the end of the Ancient Regime]. Moscow, Istoricheskii fakul'tet mGu Publ., 2018. 410 p.
26. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2732.
27. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2750.
28. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2718.
29. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2702.
30. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2749.
31. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2716.
32. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2706.
33. Demicheva T.M. Vlast', obshchestvo i gosudarstvo v nastol'nykh igrakh Frantsuzskoi revolyutsii [Power, Society, and the State in French Revolution board games]. Bylye Gody, 2023, no 18(2), pp. 553-564.
34. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2717.
35. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2720.
36. RGASPI, coll. 320, aids 2, fol. 2713.
© «Клио», 2024 © Демичева Т.М., 2024
