CC BY
88
Идея, что Маркс характеризует лишь общие структуры социального организма, отвлекаясь как от деятельности, так и субъектов, не нова. Высказав ее в форме гипотезы применительно к предисловию «К критике политической экономии», Келле и Ковальзон предложили разграничить три аспекта исторического процесса; естественноисторический, деятельностный и личностный21. Для начала 80-х годов это была перспективная идея. К тому же она открывала новые горизонты для конструктивного диалога с Западом, где, насколько мне известно, сходные соображения о дихотомии структуры и действия развивал Э. Гидденс.
Однако у гипотезы не было должного обоснования. Ибо отсутствовала методология выведения общественных отношений из деятельности, та методология, которой владел основоположник марксизма и эскиз которой мы попытались здесь набросать. Сформу тировав предположение, авторы не поставили достаточно четко вопрос, покрывает ли понятие формации все означенные аспекты исторического процесса или его следует относить к одному из этих аспектов.
Несводимость многообразия человеческого мира к формационным определениям проявилась тем временем в обращении историков и экономистов (хотя для последних это характерно в меньшей степени) к так называемой «мягкой» методологии, допускающей отказ от строго концептуа-лизуемых познавательных средств в пользу понятий неточных и неясных, таких, где сохраняется неопределенность либо их содержания, либо объема. Мягкая методология позволяет охватить колоссальное богатство материала и строить самые оригинальные объяснения и гипотезы, но она остается ограниченной в плане ведущей культурной функции науки — предсказания и прогноза. Переход российской социогуманитарной науки на новый более глубокий уровень предсказания и объяснения затруднен без выработки ясного и отчетливого представления о категориальном механизме связи между структурным и деятельностным аспектами научного анализа, без выявления, друшми словами, категориального смысла понятия цивилизации. Но это тема другого разговора.
Зобов ю. С.
ПОЛИТИКА ПРАВИТЕЛЬСТВА ПО РЕГУЛИРОВАНИЮ
КРЕСТЬЯНСКОГО ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА.
Южный Урал, входивший в состав обширной Оренбургской губернии, стал заселяться сравнительно поздно — с 30-х годов XVIII века, когда по инициативе правительства была сооружена Оренбургская укрепленная пограничная линия, размещены значительные контингенты регулярных и иррегулярных (казачьих) войск.
С момета основания Оренбурга и Оренбургского края (30—40-е годы XVIII века) правительство уделяло много внимания этому важному в военно-стратегическом и торгово-экономическом отношении району, открывающему пути в Казахстан и Среднюю Азию, району, обладающему огромными резервами незаселенных земель и поэтому привлекающему множество переселенцев.
Среди многочисленных правительственных указов, распоряжений, инструкций, предписаний, относящихся к Оренбургской губернии, многие касаются вопросов заселения этого края. В особенности это относится к первой половине XIX века, когда переселенческое движение на Южный Урал приобрело широкий размах.
21 См.: Келле В. Ж., Ковальзон М. Я. Теория и история.— М., 1981.—С. 61.
Рассмотрение правительственной переселенческой политики важно для понимания истинной роли государства в освоении окраин.
В заселении Оренбургского края в XVIII — первой половине XIX века участвовали различные категории населения: крепостные помещичьи и заводские крестьяне, насильственно переводимые сюда помещиками и заводчиками, казаки, поселяемые по распоряжению властей, беглые люди, государственные крестьяне, с разрешения правительства и самовольно переходившие на свободные земли.
Переселение государственных крестьян стало усиливаться с конца XVIII века, когда в центре страны все более острой становилась проблема крестьянского малоземелья. Испытывая недостаток земли, крестьяне Тамбовской, Пензенской, Воронежской, Курской и многих других губерний стали уходить на Южный Урал и далее в Сибирь.
Крестьянское переселенческое движение этого времени носило в основном стихийный характер. Крестьяне по собственной инициативе, на свой страх и риск, обходя различные препятствия, ограничения и запрещения властей, отправлялись сотнями и тысячами семей на новые места.
Правительство, обеспокоенное массовостью самовольных переселений, стремилось как-то регулировать колонизационный процесс, придать ему относительно организованный характер, не допускать самовольных переселений и побегов.
В феврале 1800 года вышел указ, временно запрещающий переселение казенных крестьян в Оренбургскую губернию1. Это запрещение было отменено в 1805 году, когда были установлены определенные правила переселения казенных крестьян из одной губернии в другую2, подтвержденные и дополненные сенатским указом 12 сентября 1808 года3.
В правилах подчеркивалось, что следует «не выпускать людей с прежних мест до получения от местного начальства удостоверения о водворении крестьян на новые места»4. Крестьяне, изъявившие желание переселиться, должны Оыли предварительно оформить все необходимые документы и погасить недоимки.
Однако, водворение и землеустройство переселенцев осуществлялось местными властями крайне медленно, не оперативно, с нарушением правил и нормативов, процветало взяточничество, всевозможные хищения и открытый произвол, что создавало запутанность, неразбериху в переселенческих делах, вызывало недовольство переселенцев и вынуждало их самим подыскивать землю, или оседать в селениях, где уже поселились их односельчане селиться на казачьих и владельческих землях, или на землях, занятых другими переселенцами. Все это порождало многочисленные земельные споры, тяжбы и конфликты, вынуждало крестьян на самовольные переселения.
Сенат указом 27 июня 1817 года подтвердил запрещение и недопустимость самовольных переселений казенных крестьян . 18 марта 1824 года Александр I утвердил новые правила переселения. Они были затем подтверждены и дополнены Положением Кабинета Министров от 31 января 1831 года6.
По этому положению местные власти должны были по прибытии поверенных от крестьян, желающих переселиться, определить им земельные участки под поселение. Наделять переселенцев следовало из расчета по
1 ГАОО. Ф. 6.—Оп. 2— Д. 1784,—Л. 1. .
2 ЦГИА. Ф. 1285,—Оп. 1,—Д. 116.—Л. 1—3.'
.3 ЦГИА. Ф. 1285.—Оп. 1.—Д. 96,— Л. 1—21.
4 ГАОО. Ф. 6,—Оп. 3.—Д. 3017,—Л. 1 .
5 ГАОО. Ф. 6,— Оп. 3,—Д. 9720.— Л. 40.
6 Там же.— Л. 261 об.— 263, 419.
15 десягин на мужскую душу, правда, была существенная оюворка. «Кроме тех случаев, ко(да само мирское общество пожелает допустить поселение большего числа душ».
Предписывалось не допускать самовольных переходов на другие земли, для чею в земскиv судах составлялись именные списки переселенцев.
По Положению переселенцам должны были предосгавлягься следующие льготы:
а) трехлетняя льгота от рекрутской повинности и от платежа податей, натуральных и денежных земских повинностей;
б) освобождение на 6 лет от воинского постоя;
в) по!ашение всех недоимок за прежние годы;
г) выдача пособия «для домашнего обзаведения» — 100 рублей на семью или на 50 рублей строительного леса.
Земским и градским полициям предписывалось наблюдать, чтобы переселенцы следовали по трактам «в надлежащем порядке», чтобы им отводили бесплатно на ночлег квартиры, «чтобы во время пути лошали и скот переселенцев допускаемы были к продовольствию на общих пастбищах без всякой платы».
Однако на практике эти предписания и льготы далеко не всегда осуществлялись местными властями. Переселенцы испытывали все те неимоверные трудности, с которыми тогда был связан переезд па новые места. Они юлодали, болели, нередко умирали в дороге. Прибыв на новые места, подол!у скитались в поисках подходящей земли. Порой, не найдя пристанища, возвращались домой вконец разоренные.
OflHOBpevteHHo с переселением государственных крестьян в середине 20-х годов XIX века усилились побеги помещичьих крестьян на земли края. Летом 1825 года в Уральск, Оренбург, Уфу и другие центры края они хлынули большим потоком из губернии Среднего Поволжья и Черноземного центра. Правительство приняло самые строгие репрессивные меры, чтобы остановить эту волну самовольно переселившихся крепостных крестьян на мифическую «реку Дарью» .
В конце 20-х—начале 30-х годов XIX века приобрело массовый характер переселение юсу дарственных крестьян в Оренбургскую губернию. Переселенцы направлялись преимущественно в Бузулукский, Оренбургский и Бугурусланскии уезды, где еще сохранялись свободные казенные земли. Всего по сведениям Оренбургской казенной палаты с конца 1820-\ годов до 1833 года переселилось 60 360 душ мужского пола i осу дарственных крестьян из 20 различных, губерний. Наибольшее число переселенцев было из Тамбовской губернии— 20 179 душ мужского пола или 33%. Много переселенцев было также из Пензенской, Воронежской и Курской губерний.
Наплыв переселенцев резко усложнил проблему их водворения и землеустройства. Местные власти явно не справлялись с этой задачей и направляли правительству многочисленные просьбы о приостановке переселений. В ответ на ходатайство военного губернатора П. П. Сухтелена, Министерство внутренних дел в сентябре 1830 года издало и направило на места печатный циркуляр, в котором подчеркивало необходимость недопущения самовольных переселений и соблюдения правил переселения.
В ответ на требование правительства и для окончагетьного водворения переселенцев Сухтелен учредил в июне 1832 года в трех выше указанных уездах особые переселенческие комиссии в составе земского исправника, двух асессоров, чиновника особых поручении и чепутага от казаков. В задачу комиссии входило выявить количество всех свободных казенных земель, установить численность зашедших переселенцев и места их расквартирова-
7 ГАОО. Ф. Ь. — Оп. 4. — Д.8897.— Л. 58.
ния, не допускать самовольного поселения переселенцев на казенных, а в особенности на казачьих и владельческих землях, прибегая в случае необходимости к полицейским мерам, к применению воинских команд.
Казенная палата просила Департамент государственных имуществ командировать в помощь комиссиям не менее 12 землемеров. В связи с неурожаем 18 32 года местные власти распорядились выдавать наиболее нуждающимся голодающим переселенцам хлеб и семена из запасных магазинов по одной четверти на человека.
В целом же, несмотря на принимавшиеся меры, местные власти явно не справлялись с задачей устройства переселенцев. Характерно, что когда в марте 1833 года Бузулукская переселенческая комиссия сообщила, чго в уезде «более 17 тысяч переселенцев приведены в известность», то вице-губернатор на полях заметил: «сие зарапортование так несправедливо, чго превосходит всякую меру!»*. Казенная палата признавала, что ей не удалось приостановить самовольное и возвратное переселение. К 1833 году в губернии оставалось неводворенными свыше 35 тысяч душ мужского пола, а к концу этого года их стало вместе с вновь прибывшими 38,6 тысяч.
Оренбургский военный губернатор В. А. Перовский направил в августе 1833 года министру финансов Е. Ф. Канкрину письмо с изложением трудностей переселенческого дела в губернии: ежегодно в губернию заходят тысячи новых переселенцев, не считая жен и детей, многие идут самовольно, без разрешения властей, допускают своеволие и «непозволительное неуважение к праву собственности», селясь на помещичьих и казачьих землях. Он приводил примеры, когда курские крестьяне-переселенцы заняли землю адмирала Мордвинова, тамбовские переселенцы основали деревню Кирсановку на дачах казаков Тоцкой станицы Оренбургского казачьего войска. Перовский просил приостановить переселение «пока среди переселенцев не будет наведен порядок»
В результате правительство вынуждено было принять меры по упорядочению переселений на Южный Урал. В июне 1833 года Министерство финансов распорядилось приостановить до 1835 года переселение казенных крестьян в Оренбургскую губернию. Затем указом 5 апреля 1834 года Комитет Министров отодвинул этот срок до 1 января 1836 года.
В конце 30-х годов правительство снова разрешило переселение государственных крестьян в Оренбургскую губернию. В письме от 29 декабря 1838 года Министр государственных имуществ П. Д. Киселев писал Оренбургскому губернатору В. А. Перовскому: «Я признаю нужным будущей весною выпустить некоторое число малоземельных крестьян в Оренбургскую губернию, но только с тем, чтобы они допускаемы были только на снятые уже там для водворения переселенцев участки, чтобы следование их совершалось партиями, подчиненных надзору благонадежных лиц по выбору управления государственными имуществами и чтобы по прибытии своем они немедленно были водворены и перечислены по месту жительства»'1.
28 февраля 1839 года царским указом было официально отменено запрещение на переселение в Оренбургскую губернию '. Однако вплоть до отмены крепостного права правительство стремилось сдерживать размах переселенческого движения на Южный Урал, придать ему более или менее организованный характер, не допускать повторения ситуации 30-х годов. Но оно так и не смогло остановить самовольного переселения.
Снижение масштабов крестьянской колонизации края в 40 ,—50-х годах
8 ГАОО. Ф. 6,— Оп. 4.— Д. 9720,— Л. 376 об.
5 ГАОО. Ф. 6,—Оп. 5.—Д. 10643,—Л. 49.
10 ГАОО. Ф. 6.—Оп. 5,—Д.— 10643,—Л. 58.
11 Там же,—Л. 61 об. • -
XIX века объяснялось также тем, что быстро сокращался фонд свободных казенных земель. Причем это было результатом не только прироста численности государственных крестьян (за счет переселения и численного прироста), но открытого расхищения земель края, осуществлявшегося нередко при фактически откровенной поддержке правительственных чиновников.
Большие массивы казенных земель присваивали представители местной администрации под видом долгосрочной аренды. Помещики и горнозаводчики во второй половине XVIII века и в первой половине XIX века захватывали башкирские и казенные земли.
Правительство практиковало раздачи казенных земель дворянам в виде пожалований. По предварительным подсчетам, только за первую треть XIX века было роздано свыше 100 тысяч десятин. Землю получили Министр иностранных дел К. В. Нессельроде, военный губернатор В. П. Перовский и многие другие.
Завершившееся к 1832 году межевание земель в губернии закрепило за дворянами и заводовладельцами все находившиеся к этому времени в их руках земли, в том числе спорные. Общая численность помещичьих и заводских земель по итогам генерального межевания (1831 год) составила 4 млн. 795 тыс. десятин.
У казаков находилось 3 млн. 178 тыс. десятин, государственных крестьян и казаков — 11 млн. 133 тысячи, у башкир и их припущенников — 11 млн. 738 тысяч десятин. Общегубернский земельный фонд составлял 30 млн. 845 тысяч десятин1'.
Интенсивное переселение государственных крестьян в первой половине XIX века быстро привело к тому, что казенные земли оказались относительно наиболее заселенными. Земельные же владения помещиков и горнозаводчиков, казачества и башкир включали обширные массивы незаселенных, «пустопорожных» земель.
Заселение помещичьих земель шло за счет перевода крепостных крестьян из внутренних губерний. Ежегодно в крае возникали новые селения помещичьих крестьян. Всего за первую половину XIX века численность помещичьих крестьян увеличилась примерно на 170 тысяч человек и составила в 1850 году около 240 тысяч душ обоего пола. Но и тогда заселенность помещичьих земель оставалась низкой. Помещики, как правило, не допускали поселения на своих землях некрепостных крестьян, сгоняли самовольных переселенцев.
Царское правительство всячески оберегало и расширяло земельные владения казачества, видя в нем силу для подавления народных движений и охраны пограничной линии. К владениям Оренбургского и Уральского казачьих войск неоднократно — в 20-е, 30 и 40-е годы присоединяли обширные земли, в результате чего казачьи земельные владения выросли в несколько раз и составляли в конце 1850-х годов у Оренбургского войска — 7 млн. 885 тыс. десятин, Уральского войска — 6 млн. 371 тыс. десятин13.
Правительство, идя навстречу стремлениям казачьих верхов, предоставляет им офицерские чины и дворянство и частично разрешает владеть крепостными дворовыми людьми.
Но когда участились случаи поселения казачьими чиновниками крепостных крестьян на казачьих землях, то в 1816 году вышел царский указ, запретивший казачьим чиновникам покупать и переселять крепостных крестьян на войсковые земли. Правительство не решалось широко открыть двери для помещичьей колонизации казачьих земель, боясь усложнения
12 ГАОО. Ф. 6.—Оп,—4,—Д. 9531,—Л,—4-5, 11—12.
13 ГАОО. Ф. 6,—Оп. 6,—Д. 13 610/6.—Л. 14—14 об.
и обострения социальной обстановки на военно-пограничных рубежах страны, хотя формально запрещение мотивировалось тем, что переселение крепостных «сопровождалось разорением крестьян и раздроблением даже семейств их»14.
На казачьих землях не имели право селиться и переселенцы из числа государственных крестьян. Тех, которые самовольно поселялись на землях казачьих станиц, власти сгоняли их силой.
Правда, желая увеличить численность казачьего населения и развивать хлебопашество на казачьих землях, правительство указом 17 марта 1832 года разрешило государственным крестьянам селиться на казачьих землях, но при условии причисления их в казачество с отправлением линейной службы'0. Но крестьяне отказывались переходить в казачество. Местные власти сообщили, что переселенцы, водворившиеся на казачьей территории, «находятся в чрезвычайном страхе от одной мысли, что они должны будут поступить в казаки10».
С 1835 года правительство приступило к заселению так называемого Новолинейного района, образовавшегося в результате проведения новой линии от Орска до ст. Березовской и включавшего свыше 4 млн. десятин земли, переданной Оренбургскому казачьему войску1 . Этот район заселяли преимущественно казаками внутренних кантонов, отставными солдатами, калмыками. Так как государственные крестьяне отказывались переходить в казачье сословие и поэтому не селились на казачьих землях, то по решению властей стал практиковаться насильственный перевод крестьян в казаки с последующим переселением их на Новую линию. Это вызвало волнение крестьян в Оренбургском и Троицком уездах.
Немало переселенцев самовольно или по пропуску селилось на башкирских землях. Среди припущенников были как русские государственные крестьяне, так и нерусские крестьяне — мишари, тяптяри.
Начиная с момента образования Оренбургского края (30-е годы XVIII века) царское правительство проводило политику экспроприации лучших башкирских земель, путем передачи их в казенное ведомство, в руки помещиков и заводчиков.
Поселение же припущенников и других переселенцев на башкирских землях шло главным образом стихийно, самовольно, что приводило к сложным, запутанным поземельным отношениям, порождало многочисленные конфликты и земельные споры. Указом 1 октября 1818 года временно, до окончательного размежевания,- была запрещена продажа башкирских земель и переселение на них крестьян.
Это запрещение было отменено законом от 10 апреля 1832 годам, который определял порядок размежевания дач вотчинникрв-башкир и их припущенников, условия аренды и продажи башкирских земель, нормативы земельного обеспечения различных категорий населения, проживающих на башкирских землях (башкир, мишарей, тяптярей, казаков, крестьян и т. д.).
Припущенники наделялись землей не в собственность, а во владение, то есть сближались по положению с государственными крестьянами. Этот закон открывал новые возможности для изъятия крепостническим государством земельных богатств коренного населения Башкирии.
Таким образом, царское правительство уделяло немало внимания заселению Южного Урала в дореформенное время. В основе переселенческой
и ПСЗ.— Т. XXXIII—№ 26164.
15 ГАОО. Ф. 6,—Оп. 5.—Д. 10296,—Л. 35.
16 ГАОО. Ф. 6,— Оп. 4,— Д. 9720,— Л. 233.
17 Н. Е. Бекмаханова. Формирование многонационального населения Казахстана и Северной Киргизии,—М. 1980,—С. 61.
18 ПСЗ — 2,— Т. VII VII — № 3287.
политики царизма лежали интересы крепостнического государства и дворянства.
Главная инициатива в заселении края исходила не от правительства, а от масс угнетенного крестьянства, стремящегося путем перехода на новые места покончить с малоземельем и нищегой.
Правительственная же политика по переселенческому вопросу не была четко продуманной, планомерной, а носила преимущественно ответный характер. В ней преобладали не поощрительные и организующие моменты, а запретительные и ограничительные мероприятия и узаконения. В ней меньше всего было заботы о нуждах переселенцев. Правила переселений, устанавливаемые правительственными органами, ими же не соблюдались, нарушались, оставались пожеланиями, рекомендациями, а не строго обязательно установленными.
Власти больше всего заботились не об облегчении положения переселенцев, а о противодействии и недопущении самовольных переселений, борьбе с побегами помещичьих крестьян. Но, как показывает рассмотренный материал, власти не справлялись с этой задачей. Меры, принимаемые по отношению стихийного самовольного переселения, в большинстве случаев оказывались малоэффективными и не могли остановить вольнонародного переселенческого движения из центра их окраины, движение, которое являлось одной из форм социального протеста трудящихся масс.
Правительственная политика, действие местных властей, их злоупотребления, взяточничество, казнокрадство вызывали недовольство переселенцев и их открытые волнения, обостряли социальную обстановку на этой да и на других колонизуемых окраинах.
Лоскутов С. А.
БОРЬБА ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ В РАБОЧИХ ГРУППАХ
ВОЕННО-ПРОМЫШЛЕННЫХ КОМИТЕТОВ В ГОДЫ ПЕРВОЙ
МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Деятельность политических партий России в период выборов и работы Военно-промышленных комитетов в должной мере еще не освещена в исторической литературе. Кроме брошюры С. П. Борисова «Борьба большевиков против военно-промышленных комитетов», опубликованной в 1948 году, и одновременной монографии Б. С. Сейраняна1, да некоторых (довольно разрозненных) фактов в работах А. Таняева, Н. Лисовского, Л. Чупракова", до сих пор по этому вопросу ничего не издано. Но в сущности и названные выше авторы, освещая в той или иной степени деятельность военно-промышленных комитетов, ограничивались показом «борьбы большевиков против политики буржуазии и царизма». Тактика других политических партий в период выборов в военно-промышленные комитеты оставалась в тени. В настоящей статье автор пытается в определенной мере восполнить этот пробел.
В августе 1914 года вспыхнула первая мировая война. Россия вступила в нее явно не подготовленной. Ее промышленность значительно отставала от
1 Сейранян Б. С. Борьба большевиков против военно-промышленных комитетов.— Ереван, 1961.
Лисовский Н. К. 1917 год на Урале.— Челябинск, 1967; Таняев А. Рабочее движение на Урале в годы империалистической войны.— Свердловск, 1931; Чупраков Л. П. Работа уральских большевиков в легальных организациях в годы первой мировой войны (1914 — февраль 1917 года) // Из истории партийных организаций Урала.— Вып. II.— Пермский государственный университет.— 1973.— С. 45.
и
