CC BY
217
Д.О. Рябов
ПОЛИТИКА ПАМЯТИ В ФОРМИРОВАНИИ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ЕС
Аннотация
В статье анализируются направления и формы использования исторической памяти в политике идентичности современного Европейского союза и роль образа России в интерпретации европейцами своей истории и укреплении европейской идентичности. Автор выделяет три направления политики памяти ЕС: создание позитивной идентичности, то есть производство образов «своих» и чувства принадлежности к ЕС; обеспечение внутреннего единства; создание негативной идентичности за счет конструирования образов «чужих». Образ России используется в политике памяти во всех трех направлениях.
Автор демонстрирует, что образ России включается в основные формы политики идентичности, связанной с интерпретацией исторического прошлого: учреждение праздников и отмечание памятных дат; сооружение и снос памятников; утверждение образовательных стандартов, в частности, в средней школе; музейная политика; создание институтов памяти. В статье указывается, что интерпретация образа прошлого становится предметом конкуренции различных политических акторов, осуществляющих в ЕС политику европейской идентичности.
Ключевые слова:
политика памяти, европейская идентичность, Европейский союз, политика идентичности, образ России.
D. Ryabov
POLITICS OF MEMORY IN THE FORMATION OF EUROPEAN IDENTITY EU
Abstract
The article analyzes the directions and forms of use of historical memory in the politics of identity over time-the European Union and the role of Russia's image in the interpretation of the Europeytsy its history and strengthen the European identity. The author, you-allowed three directions of the politics of memory EU: the creation of a positive identity, that is, the production obracall "their" and sense of belonging to the EU; ensuring internal commontion; the creation of the negative is identical to industry through the construction of images of "strangers". The image of Russia is used in the politics of remembrance in all three directions. The author demonstrates that the image of Russia included in the fixed forms of identity politics associated with interPretoria historical past: the establishment of holidays and the celebration of anniversaries; construction and demolition sites; adoption of educational standards, particularly in secondary schools; Museum policy; establishment of institutions of memory. The article States that the interpretation of the image of the past becomes the subject of competition between different political actors engaged in EU policy the European identity.
Key words:
politics of memory, European identity, European Union, identity politics, image of Russia.
Сегодня Европейский Союз (ЕС) переживает не самые легкие времена, наиболее очевидным проявлением которых, стало голосование жителей Соединенного королевства на референдуме за выход из ЕС. Одной из причин нынешних разногласий между членами Союза можно считать кризисные тенденции в формировании европейской идентичности, которая оказывается менее значимой для граждан ЕС, чем их национальная идентичность. Вместе с тем, нельзя не признать, что на пути создания европейской идентичности были достигнуты серьезные успехи. В 2015 году, согласно опросу Евробарометра, 67% жителей стран ЕС «чувствовали себя в качестве граждан ЕС» [25, с. 35]. Это стало следствием как объективных успехов в интеграции в экономической, политической, социальной сферах, так и результатом целенаправленных усилий по формированию европейской идентичности, то есть политики европейской идентичности.
Политику европейской идентичности можно определить как целенаправленную деятельность политических акторов стран Евросоюза по формированию, поддержанию и корректировке европейской идентичности [25]. Мы предлагаем рассматривать политику идентичности как вид символической политики, разделяя при этом понимание последней в качестве «деятельности политических акторов, направленной на производство и продвижение/навязывание определенных способов интерпретации социальной реальности в качестве доминирующих» [16].
Политика европейской идентичности имеет много форм (формирование повестки публичных дискуссий, привнесение «европейской» проблематики в публичное пространство всех стран ЕС, распространение знаний о Евросоюзе, его устройстве и гражданстве, использование символов и ритуалов и другие [25]). Одной из значимых форм политики идентичности является политика памяти, предполагающая целенаправленную работу над интерпретацией коллективного прошлого, когда многие исторические факты переосмысливаются, реинтерпретируются, выдумываются или забываются [22]. Исторический дискурс чрезвычайно важен для идентичности многих типов политических сообществ (прежде всего, национального). В трудах ряда исследователей многие аспекты политики памяти уже получили освещение [1; 2; 15; 29; 30].
Однако роль политики памяти в создании современной европейской идентичности, на наш взгляд, недостаточно изучена. В каких формах осуществляется эта политика? Каковы ее основные направления? Наконец,
как в политике памяти ЕС используется образ России? Попытаемся ответить на эти вопросы, не претендуя на полноту и всеобъемлемость.
Итак, политика памяти ЕС осуществляется в трех направлениях, которые соответствуют трем направлениям политики европейской идентичности в целом. Репрезентации прошлого используются, во-первых, в создании позитивной идентичности, то есть производстве образов «своих» и чувства принадлежности к ЕС; во-вторых, в обеспечении внутреннего единства за счет ослабления внутренних символических границ (в первую очередь, национальных) и, наконец, в-третьих, в создании негативной идентичности, проведении видимой, прочной и легитимной символической границы между «своими» и «чужими», равно как и нормы отношения к «чужим» [подробнее о роли границ в коллективной идентичности 26]. Важнейшим Другим, поддерживающим идентичность современной Европы, является Россия, что уже было показано российскими и зарубежными исследователями [41; 42; 39; 38].
Рассмотрим, какие формы используются разными акторами политики европейской идентичности в политике памяти.
Во-первых, это учреждение праздников и отмечание памятных дат. Анализируя феномен «изобретения традиций», Э. Хобсбаум показал, что именно с процессами создания нации в европейских странах во второй половине XIX - начале XX вв. связано учреждение праздников, которые, вместе с прочими ритуалами и общественными церемониями, создавали возможность использовать «полезное прошлое» в настоящем. Это в значительной степени диктовалось необходимостью легитимации новой власти; при этом, в свою очередь, политический дискурс выступал средством легитимации нации как нового типа сообщества [33, р. 47-62]. Таким официальным праздником, легитимирующим ЕС, стал «День Европы», отмечаемый 9 мая. Традиции и ритуальные практики активно включаются в процессы создания и поддержания политической идентичности ЕС; среди них такие, как церемонии поминовения павших в войнах, спортивные мероприятия, празднование памятных дат (наряду с Днем Европы, это также День ветеранов и День высадки союзников в Нормандии) [44, р. 175]. От-мечание праздничных дат имеет большое значение в политике памяти, устанавливая иерархию ценностей, определяя и «своих», и «чужих», при этом не только выявляя прошлое, но и определяя будущее [7]. Так, в марте 2007 г. торжественно отметили полувековой юбилей Европейского сою-
за; в ходе празднеств, происходивших, прежде всего, в столице Германии, была принята Берлинская декларация — совместный документ ЕС, Евро-парламента и Еврокомиссии [34]. Показательно, что на празднование 60-летия высадки союзников в Нормандии в 2004 году был приглашен впервые и федеральный канцлер [35]; то есть, события Второй мировой войны приобретают новые значения, становясь фактором объединения европейских народов и борьбы за европейские ценности.
Во-вторых, формой политики памяти является сооружение памятников. В исследованиях феномена «изобретения традиций» была подчеркнута значимость установления памятников для легитимации такого вида сообщества, как национальное. В политике европейской идентичности подобные практики также востребованы. Например, в 2012 году, накануне двадцатилетнего юбилея создания ЕС, в Меце был открыт памятник четырем политическим деятелям, которых принято считать «отцами-основателями ЕС». К. Аденауэр, Р. Шуман, А де Гаспари и Ж. Монне стоят рядом с картой Европы, расположенной у их ног [21]. Другим случаем стало установление Монумента в память о Шенгенском соглашении недалеко от Шенгенского замка.
Формой политики памяти является и уничтожение памятников, примером чего служит, прежде всего, снос памятников советским воинам на территории стран ЕС, расположенных в Центральной и Восточной Европе. Наконец, обратим внимание и на запрет на водружение тех или иных монументов, не соответствующих идее европейской интеграции; так, польский историк и политик Я. Жарин отметил, что препятствием на европейском пути для украинцев является возведение памятников участникам ОУН-УПА [10]. Кроме того, поскольку ЕС позиционирует себя как закономерная стадия развития европейской цивилизации, то он активно использует для собственной легитимации практику маркировки памятников, сооруженных в предыдущие эпохи, для создания европейской идентичности. В частности, на это направлен проект «Знак Европейского наследия», стартовавший в 2011 году, в рамках которого независимые эксперты отбирают «символы европейской интеграции, идеалов и истории».
В-третьих, эффективным способом интерпретации реальности, осуществляемым, в первую очередь, государством, является утверждение образовательных стандартов. Для политики памяти особое значение имеют разработка единой концепции истории и стандартов в области препо-
давания исторической науки. Содержание европейского курса по истории для школьников стало предметом внимания Совета Европы, а учебник по «Истории Европы» готовил коллектив из 12 авторов из европейских стран [14].
В-четвертых, важную роль в политике памяти играют музеи. Роль музеев в создании коллективной идентичности сравнительно недавно стала вызывать интерес исследователей [4; 6]. Осенью 2007 года в Брюсселе был открыт Музей Европы, в самой концепции которого заложена идея укрепления европейской идентичности. Основная цель постоянной выставки - представить единую, несмотря на войны и распри, историю Европы, при этом отражая разнообразие и сложность европейских национальных историй. Согласно концепции музея, общие корни европейской культуры лежат в далеком историческом прошлом, мифах и верованиях. Выбранная временная граница начинается примерно с 1000 г. н.э., а пространственные границы совпадают с областью распространения латинского христианства [40].
Кроме того, необходимо упомянуть и «музеи советской оккупации», созданные в странах Балтии. Среди основных идей, заложенных в концепции музеев, - показать противоестественность нахождения народов этих стран в составе СССР и их принадлежность европейской цивилизации. Схожую цель преследует открытие в 1993 году парка «Мементо» в Будапеште: в нем собраны монументы советского периода венгерской истории.
В-пятых, особой формой политики памяти (по всей вероятности, не имевшей аналогов в прошлом) стало создание в 1998 году Института национальной памяти в Польше. Задачей, поставленной перед Институтом, стало изучение деятельности органов безопасности Третьего Рейха и СССР, а также органов безопасности Польши в 1940-1990 гг. с тем, чтобы расследовать «преступления» этого периода по отношению к польским гражданам. Впоследствии аналогичные учреждения были созданы в других посткоммунистических странах. В 2011 году многие из них приняли участие в организации Платформы европейской памяти и совести, что засвидетельствовано на официальным веб-сайте Платформы.
Образы прошлого включаются не только в целенаправленную историческую политику; они используется и в других формах политики европейской идентичности, например, в наградной политике, выступающей значимым способом продвижения собственной интерпретации социальной
реальности. Примером здесь может служить учреждение ежегодной международной премии имени Карла Великого, которая вручается за вклад в объединение Европы. Первым обладателем этой награды стал в 1950 г. Р. Куденхове-Калерги. Среди других лауреатов в разные годы были К. Аденауэр, У. Черчилль, Г. Киссинджер, Ф. Миттеран и Г. Коль, В. Гавел, Б. Клинтон, А. Меркель, Д. Туск, Д. Грибаускайте и др. Кроме того, в 2002 г. уже именем самого основателя панъевропейского движения, Р. Ку-денхове-Калерги, были названы премия и медаль; так, в 2010 году лауреатом этой награды стала канцлер ФРГ А. Меркель. Такой своеобразный вид награды, как беатификация также заслуживает внимания; католическая церковь начала процесс причисления к сонму блаженных одного из «отцов-основателей» ЕС, Р. Шумана [11]. Механизмом эксплуатации прошлого являются и реинтерпретация исторических факторов, и привлечение образов исторических деятелей, и использование символов. Так, активное привлечение в дискурс европейскости символа «русского медведя» помогает ассоциировать нынешнюю Россию с теми историческими периодами, когда наша страна вызывала на Западе не самые добрые чувства - например, с образом «империи зла» периода Холодной войны [43].
Таким образом, мы видим, как различные формы политики памяти используются для создания чувства принадлежности к ЕС, для формирования внутриевропейской солидарности за счет ослабления внутренних символических границ. Что касается третьего направления политики памяти, связанного с укреплением внешних символических границ, то, прежде всего, отметим востребованность интерпретации прошлого в исключении России из Европы, с одной стороны, и поддержании позитивной идентичности европейцев, с другой.
Наибольшую «прочность» символическим границам между ЕС и Россией придают объяснения, связанные с эссенциализацией различий; это обращение к вневременным факторам, которые призваны продемонстрировать сущностную чуждость России европейской цивилизации. При таком способе объяснения причины различий выглядят неустранимыми, по крайней мере, в обозримом будущем.
Память о прошлом включается в эссенциализирующий этнический дискурс, который подчеркивает принадлежность народов России, включая русский, к неевропейским этническим сообществам. Этот дискурс отражают тенденцию ориентализации России, и объясняет особенности русского
менталитета влиянием монголо-татарского ига, а государственности - наследием Золотой Орды [37, р. 129]; подобные - по сути, расистские - маркеры сегодня также встречаются, хотя публикуются, преимущественно, в маргинальных СМИ (например, в «Христианской Польше» [9]).
Конфессиональный дискурс, противопоставляя Россию и Европу, также обращается к историческом прошлому. Разделение христианства на западную и восточную ветви, взаимные обвинения в ереси обеих церквей способствовали маркировке православной России как не вполне европейской на протяжении всей истории российско-европейских взаимоотношений [36, р. 68-71]. Даже в сегодняшней католической прессе можно встретить использование термина «схизматики» применительно к России [Об отношении к Русской православной церкви как к схизматикам, обслуживающим, к тому же, интересы российской власти, см., напр.: 13]. Сегодня в СМИ ЕС можно встретить публикации, в которых выбор православного варианта христианства интерпретируется как важный фактор, определяющий и политическую систему РФ; так, в статье с красноречивым названием «Русские никогда не будут 'западниками'» чешский журналист пишет о том, что «типичного для Запада разделения светской и духовной власти в византийской традиции не существует: эти власти объединены в одном лице правителя. Автократ сам по себе является источником власти и права, и его воля — закон» [27].
Еще один тип дискурса, который использует историческое прошлое в качестве аргумента — это цивилизационный дискурс, предполагающий выведение характеристик России, ее внутренней и внешней политики, равно как и менталитета ее населения из сущностных характеристик российской цивилизации. Например, экс-сотрудник МИД Германии и военный эксперт Й. Химмельрайх пишет, что Путин следует сформировавшейся в течение тысячелетия древнерусской традиции концентрации власти в своих руках, и эта традиция препятствует быстрой внутренней демократизации России. Колониальная экспансия, с его точки зрения, является смыслом существования русской государственности и легитимацией господства: и в Древней Руси, и в Царской империи, и во времена СССР, и в наши дни [32].
Наконец, память о прошлом находится в центре собственно исторического дискурса. Исторический дискурс также является эссенциализи-рующим, в его рамках доказывается, что Россия всегда была чуждой европейским ценностям и, как правило, представляла для нее угрозу. Пре-
жде всего, это касается советского периода; РФ объявляют наследницей СССР не только в правовом аспекте, но и в моральном; на нее часто возлагают ответственность за все те преступления, которые, по мнению авторов, советский режим совершил против народов Европы (в связи с этим излюбленным риторическим приемом служит напоминание о том, что Путин был офицером КГБ) [3]. Однако западные авторы обращаются и к более ранним историческим периодам, доказывая, что Россия была агрессором в отношениях с той или иной страной задолго до появления советского режима (вспоминая, скажем, разделы Польши или присоединение прибалтийских территорий) [13].
Особую функцию у сторонников исключения России из «Европы» выполняет новая интерпретация Великой Отечественной войны, которая занимает важное место в политике европейской идентичности, особенно в последнее десятилетие. Основные положения ревизии существовавшей долгие годы точки зрения (даже во время Холодной войны) можно сформулировать следующим образом: Во-первых, ответственность за развязывание войны наравне с Гитлером несет СССР, заключивший т.н. Пакт Риббен-тропа-Молотова; Во-вторых, по сути, это была война между сталинским СССР и нацистской Германией на территории Центральной Европы. Необходимо отметить, что в качестве научного обоснования используется концепция «Кровавых земель» Т. Снайдера, которая представляет народы Центральной Европы в качестве жертвы войны (снимая тем самым ответственность с них за участие в холокосте или сотрудничестве с нацистами) [45]. В-третьих, результатом победы Советской Армии над нацистской Германией стало в первую очередь, порабощение Центральной и Восточной Европы и установление советского тоталитарного режима [5]. Этот тезис достаточно широко представлен в европейской публицистике, прежде всего, в странах Центральной Европы. В-четвертых, советские солдаты вели себя как завоеватели, а не освободители, совершая насилие над мирными жителями. В-пятых, «советское» приравнивается к «русскому», в результате чего ответственность за все негативное, что связано с войной, возлагают на Россию; другие же этносы СССР объявляются, скорее, жертвой русских [31]. В тех редких случаях, когда позитивный эффект действий Советской Армии отрицать сложно, делаются попытки утверждать, что это происходило благодаря действиям представителей нерусских народов СССР - например, польский министр иностранных дел Г. Схетына объявил,
что Освенцим освобождали бойцы Украинского фронта, то есть, по его мнению, этнические украинцы и, следовательно, современная Россия не имеет к этому событию никакого отношения [23].
А. Миллер, анализировавший ревизию знаний о Второй мировой войне как часть политики памяти, отмечал, что накануне расширения ЕС на Восток существовал достаточно прочно выработанный еще к 1980-м гг. консенсус по поводу истории. В этой картине прошлого ключевым событием являлся Холокост, и практически на все страны ЕС, так или иначе, возлагалась ответственность за эти события. В тот момент, когда произошло расширение ЕС, восточноевропейские страны, особенно балтийские, этот консенсус взорвали. Национальными героями в этих странах стали люди, которые участвовали в Холокосте. При этом европейцы представляются как жертвы коммунизма, который был принесен Москвой; в этой новой ситуации ключевым понятием становится тоталитаризм. Когда Европейский парламент принял в качестве общеевропейского дня памяти День памяти жертв тоталитарных режимов, то стало понятно, что европейский дискурс о прошлом переформатировался [18].
Однако следует подчеркнуть, что роль России в истории Второй мировой войны получает и другую интерпретацию, включаясь в политическую риторику евроскептиков. Для политики европейской идентичности, проводимой евроскептиками, в целом характерно использование образа России как неотъемлемой части европейской цивилизации; отстаивая национальный суверенитет и критикуя ЕС как наднациональное образование, они видят в России пример государства, успешно защищающего свои национальные интересы [25]. И левые, и правые евроскептики в ФРГ и Франции подвергли резкой критике отказ европейских лидеров принять участие в праздновании 70-летия Победы в Москве. В опубликованном в «Фигаро» обращении 60 французских парламентариев от правоцентристских партий напоминалось о братстве по оружию французов и россиян, боровшихся против фашизма, и подчеркивалось, что участие на самом высоком уровне в празднике в Москве необходимо ради подлинного образа самой Франции и Европы [25].
Как образ истории СССР и российской истории в целом отражается в школьных учебниках? В «Истории Европы» (1992), подготовленной двенадцатью европейскими историками под редакцией Ф. Делуша, отмечается, что Россия может рассматриваться в качестве европейской страны
только начиная с правления Петра I. В XX веке, однако, Россия сбилась с европейского курса. Примечательно, что последняя глава «Истории Европы» («Застой на Востоке, расцвет на Западе. Конец разделенной Европы?» [14, с. 262]) предполагает, что Россия возвращается в Европу (хотя и на условиях Запада).
В национальных учебниках стран ЕС история России представлена полнее. Й. Вон дер Лееув-Роорд констатирует, что в большинстве стран ЕС образ России в школьных учебниках негативный. Так, среди основных понятий, которые усваивают школьники в контексте российской истории, она называет слова «пятилетка», «кулаки», «ГУЛАГ», «террор», «страдания», «войны», «авторитаризм», «тоталитаризм», «Ленин», «Сталин», «кризис», «тираны», «бедствия», «экспансия», «каторга» [14, с. 266; 31]. В странах Новой Европы образ России наделяется к тому же отчетливо неевропейскими чертами. В польских учебниках истории общей тенденцией является противопоставление Запада и России (на протяжении веков ее характеристиками являются «азиатский» деспотизм в управлении, зависимость населении от власти, ксенофобия и фанатизм. История России описывается как история террора и несправедливости) [17, с. 65, 70]. Чуждость России европейской цивилизации подчеркивается и в учебниках стран Балтии [31]. Показательно, что описание «зверств», «грабежей», «насилия» русской армии» во время Ливонской войны [31] очень схожи, даже текстуально, с описаниями «зверств» Красной Армии во время Второй мировой войны, а также «зверств» российской армии в период южноосетинского конфликта 2008 года [24].
Особую роль в политике европейской идентичности, осуществляемой в форме школьного образования, играет интерпретация Второй мировой войны. Основной тенденций является стремление вытеснить историю Второй мировой войны на периферию исторического сознания европейцев как разобщающую народы. Тем не менее, в национальных учебниках трактовка событий 1939-1945 гг. используется как средство национальной идентификации [28, с. 21-32]. Польские учебники истории и ученики стран Балтии представляют историю своих стран как истории жертв тоталитарных режимов, причем сталинский режим предстает даже более опасным, чем нацистский [28, с. 27]. В политику памяти включается и тема изнасилований немок советскими солдатами. Эта тема широко обсуждается как в Германии, так и в других странах ЕС и нередко интерпре-
тируется в рамках цивилизаторского дискурса, идущего от пропаганды Третьего Рейха: «борьбы западного цивилизованного общества с опасными варварами» [7]. Тема сексуального насилия использовалась и в дискурсе «холодной войны», подтверждая миф о чуждом для европейцев, «азиатском», менталитете, сводящем женщину до функции «заслуженного приза победителя» (Э. Хайнеман) [7, с.48].
Позиция стран ЕС по отношению к установке тех или иных памятников также является формой политики европейской идентичности. Последние годы уничтожение и осквернение советских памятников стали заметным явлением [19; 12]. Это осуществляется именно в рамках борьбы с советским прошлым, как знак освобождения от советской оккупации. Неудивительно, что все страны ЕС в декабре 2009 года консолидировано воздержались при голосовании в ООН за резолюцию, осуждающую прославление нацизма и осквернение памятников борцам с фашизмом [19]. Обсуждение необходимости сноса советских памятников встраивается в дискурс о европейскости и стран, которые только ориентируется на вступление в ЕС и стремятся соответствовать европейским стандартам. Так, мэр Кишинева Д. Киртоакэ призвал снести памятник советскому солдату в Молдове, напрямую связал это с европейскими ценностями и возможностью вступления в ЕС: «Эстония демонтировала монумент 'Бронзовый солдат' из центра города, перенеся его на периферию, восстановив тем самым корректное положение вещей. Если Молдавия последует этому примеру, то через 10, 15, 20 или 25 лет мы будем гражданами Европы со всеми правами» [20].
Подводя итоги, заметим, что каждое сообщество обращается в той или иной степени к образам прошлого для формирования представлений о собственном настоящем и будущем. Как отметила Л. Фадеева, интерпретация прошлого выступает одной из важнейших стратегий политики идентичности [30, с. 78]; вероятно, наиболее ценное из опыта ЕС может быть использовано в политике памяти в рамках формирования гражданской идентичности в нашей стране.
Объем статьи не позволяет подробно рассмотреть вопрос об акторах политики памяти, осуществляемой в рамках формирования европейской идентичности ЕС, поэтому в заключение их просто перечислим - это прежде всего, политические структуры Евросоюза и государств-членов ЕС, политические партии, СМИ, экспертные сообщества, церковь и др. Поскольку политика идентичности включает в себя конкуренцию различных иденти-
фикационных дискурсов, то, как было показано в статье, существует два конкурирующих направления политики памяти, проводимые, с одной стороны, еврооптимистами, преследующими цель укрепления ЕС, с другой, евроскептиками, критикующими интеграционный проект и защищающими идею суверенитета национальных государств.
Литература
1. Ачкасов В.А. «Политика памяти» как инструмент строительства постсоциалистических наций // Журнал социологии и социальной антропологии. 2013. Т. XVI. №4.
2. Беляев Е.В., Линченко А.А. Государственная политика памяти и ценности массового исторического сознания в современной России: проблемы и противоречия // Studia Humanitatis. 2016. №2. URL: http://st-hum.ru/en/node/402 (дата обращения 12.01.2016).
3. Гантес О. Путин как бренд // ИноСМИ.ги. URL: http://inosmi.ru/politic/20111005/175589214.html (дата обращения 12.01.2016).
4. Герасименко Е.Е. Музей в институционализации социальной памяти: автореф. дисс. ... канд. культурологии. СПб., 2012.
5. Диц Г. Путинизация германской политики // ИноСМИ.ги. URL: http://inosmi.ru/world/20151014/230802093.html (дата обращения 12.01.2016).
6. Докучаев Д.С. Музеефикация региона, или какие истории нужны локальным сообществам // Вестник Пермского научного центра. 2014. №5.
7. Дубина В.С. Болезненная тема Второй мировой войны: память о сексуальном насилии по обе стороны фронта // Вестник РГГУ. 2011. №17.
8. Ефремова В.Н. Государственные праздники как инструменты символической политики в современной России: дисс... канд. полит. наук. М., 2014.
9. Енджейчак М. Туранское обличье России // ИноСМИ.ш. URL: http://inosmi.ru/russia/20140829/222672560.html (дата обращения 12.01.2016).
10. Жарин: Если украинцы хотят в ЕС, пусть не строят памятники бан-деровцам // DonPress.com. URL. http://donpress.com/news/28-10-2015-zharin-esli-ukraincy-hotyat-v-es-pust-ne-stroyat-pamyatniki-banderovcam (дата обращения 12.01.2016).
11. Зайцева Ю. Для беатификации «отца Европы» Робера Шумана не хватает только чуда. URL. http://www.rodon.org/relig-100604095920 (дата обращения 12.01.2016).
12. За сносом в Европе памятников героям Второй мировой войны стоят США // Военное обозрение. URL. http://topwar.ru/73802-za-snosom-v-evrope-pamyatnikov-geroyam-vtoroy-mirovoy-voyny-stoyat-ssha.html (дата обращения 12.01.2016).
13. Корчиньский Т. Безжалостная доктрина Путина // ИноСМИ.ш. URL: http://inosmi.ru/world/20140820/222500475-print.html. (дата обращения 12.01.2016).
14. Лееув-Роорд вон дер Й. История России в зарубежных учебниках // Метаморфозы Истории. 1997. №1.
15. Малинова О.Ю. Актуальное прошлое: Символическая политика властвующей элиты и дилеммы российской идентичности. М.: Политическая энциклопедия, 2015.
16. Малинова О.Ю. Конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России: символическая политика в трансформирующейся публичной сфере // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2010. №1.
17. Мареш Т. Образ восточного соседа: История Руси, России и СССР в польских учебниках для средней школы (40-90-е гг. XX в.) // Вестник РГГУ. 2008. №4.
18. Миллер А. Европейские войны памяти: кто взорвал консенсус истории и чем за это заплатит // Новая газета. 2015. 3 июля.
19. Мнишек И. Демонтаж истории: Осквернение памятников поддерживается на государственном уровне // Версия. URL. https://versia.ru/oskvernenie-pamyatnikov-podderzhivaetsya-na-gosudarstvennom-urovne (дата обращения 12.01.2016).
20. Мэр Кишинева предложил демонтировать памятники советским солдатам // Lenta.ru. URL. http://lenta.ru/news/2014/09/01/kishinev (дата обращения 12.01.2016).
21. Памятник работы Церетели увековечит отцов-основателей Евросоюза. URL: http://www.vesti.ru/doch.html?id=931755 (дата обращения 12.01.2016).
22. Поцелуев С.П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Политические исследования. 1999. №5.
23. Провокация по-польски. Польский министр считает, что концлагерь в Освенциме был освобожден украинцами // Российская газета. 2015. 1 янв.
24. Рябов Д.О. Российский Другой в политической идентичности ЕС: Репрезентации российско-грузинской войны в европейской прессе // Вестник Нижегородского ун-та им. Н.И. Лобачевского. 2014. №1-1.
25. Рябов Д.О. Образ России в политике европейской идентичности ЕС: дисс. ... канд. полит. наук. СПб., 2016.
26. Рябов О.В., Константинова М.А. «Русский медведь» как символический пограничник // Труды Карельского научного центра Российской академии наук. 2011. №6.
27. Странский P. Русские никогда не будут «западниками» // Ино-СМИ.ги. URL: http://inosmi.ru/world/20150525/228207376.html (дата обращения 12.01.2016).
28. Строковская Т.Е. Вторая мировая война в учебниках истории стран Евросоюза в контексте национальной идентичности // Историческая психология и социология истории. 2015. №1.
29. Сыров В.Н., Головашина О.В., Линченко А.А. Политика памяти в свете теоретико-методологической рефлексии: опыт зарубежных исследований // Вестник Томского государственного университета. 2016. №407.
30. Фадеева Л.А. Политика идентичности: акторы, стратегии, дискурсы // Политическая идентичность и политика идентичности / Под ред. И. Семе-ненко. М.: РОССПЭН, 2012. Т. 2.
31. Фомин А.В. Какой истории учат в школах Литвы. URL: http://news.tts.lt/ru/Litva_i_strani_baltii/8478-
Kakojj_istorii_uchat_v_shkolah_Litvy.htm (дата обращения 12.01.2016).
32. Химмельрайх Й. От стратегического партнера к стратегическому противнику // ИноСМИ.ш. URL: http://inosmi.ru/world/20150513/228013535.html (дата обращения 12.01.2016).
33. Хобсбаум Э. Изобретение традиций // Вестник Евразии. 2000. №1.
34. Шевцов Ю. Берлинская декларация // Агентство политических новостей. URL: http://www.apn.ru/publications/article16840.htm (дата обращения 12.01.2016).
35. German Chancellor to honour Britain's war dead on D-Day // The Telegraph. URL:
http://www.telegraph.co.uk/news/worldnews/europe/france/1463437/German-Chancellor-to-honour-Britains-war-dead-on-D-Day.html (accessed 12.04.2016).
36. Harle V. The Enemy with a Thousand Faces: the Tradition of the Other in Western Political Thought and History. Westport, CT: Praeger, 2000.
37. Malia M. Russia under Western Eyes: From the Bronze Horseman to the Lenin Mausoleum. Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University, 2000.
38. Malinova O. Russia and the 'West' in the 2000s: redefining Russian identity in official political discourse // Russia's Identity in International Relations: Images, Perceptions, Misperceptions / ed. R. Taras. L.: Routledge, 2013.
39. Morozov V., Rumelili B. The external constitution of European identity: Russia and Turkey as Europe-makers // Cooperation and Conflict. 2012. Vol. 47. №1.
40. The Museum of Europe, or how to show Europe to the Europeans. URL: http://eutopiamagazine.eu/en/élie-barnavi/columns/museum-europe-or-how-show-europe-europeans (accessed 12.04.2016).
41. Neumann I. B. Russia as a great power // Journal of International Relations and Development. 2008. №11.
42. Neumann I. B. Uses of the other: "the East" in European identity formation. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1999.
43. Riabov O., Lazari de A. Misha and the Bear: The Bear Metaphor for Russia in Representations of the "Five-Day War" // Russian Politics and Law. 2009. Vol. 47. №5.
44. Smith A. D. National Identity. - Reno: University of Nevada Press,
1991.
45. Snyder T. Bloodlands: Europe between Hitler and Stalin. NY: Basic Books / Random House, 2010.
References
1. Achkasov V.A. «Politika pamyati» kak instrument stroitel'stva postsot-sialisticheskikh natsii. Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antropologii. 2013. T. XVI. №4.
2. Belyaev E.V., Linchenko A.A. Gosudarstvennaya politika pamyati i tsen-nosti massovogo istoricheskogo soznaniya v sovremennoi Rossii: problemy i protivorechiya. Studia Humanitatis. 2016. №2. URL: http://st-hum.ru/en/node/402 (data obrashcheniya 12.01.2016).
3. Gantes O. Putin kak brend. InoSMI.ru. URL: http://inosmi.ru/politic/20111005/175589214.html (data obrashcheniya 12.01.2016).
4. Gerasimenko E.E. Muzei v institutsionalizatsii sotsial'noi pamyati. Av-toref. diss. ... kand. kul'turologii. SPb, 2012.
5. Dits G. Putinizatsiya germanskoi politiki. InoSMI.ru. URL: http://inosmi.ru/world/20151014/230802093.html (data obrashcheniya 12.01.2016).
6. Dokuchaev D.S. Muzeefikatsiya regiona, ili kakie istorii nuzhny lo-kal'nym soobshchestvam. Vestnik Permskogo nauchnogo tsentra. 2014. №5.
7. Dubina V.S. Boleznennaya tema Vtoroi mirovoi voiny: pamyat' o seksu-al'nom nasilii po obe storony fronta. Vestnik RGGU. 2011. №17.
8. Efremova V.N. Gosudarstvennye prazdniki kak instrumenty sim-volicheskoi politiki v sovremennoi Rossii. Disc. .. kand. polit. nauk. M., 2014.
9. Endzheichak M. Turanskoe oblich'e Rossii. InoSMI.ru. URL: http://inosmi.ru/russia/20140829/222672560.html (data obrashcheniya 12.01.2016).
10. Zharin: Esli ukraintsy khotyat v ES, pust' ne stroyat pamyatniki ban-derovtsam. DonPress.com. URL. http://donpress.com/news/28-10-2015-zharin-esli-ukraincy-hotyat-v-es-pust-ne-stroyat-pamyatniki-banderovcam (data obrashcheniya 12.01.2016).
11. Zaitseva Yu. Dlya beatifikatsii «ottsa Evropy» Robera Shumana ne khvataet tol'ko chuda. URL. http://www.rodon.org/relig-100604095920 (data obrashcheniya 12.01.2016).
12. Za snosom v Evrope pamyatnikov geroyam Vtoroi mirovoi voiny stoyat SShA. Voennoe obozrenie. URL. http://topwar.ru/73802-za-snosom-v-evrope-pamyatnikov-geroyam-vtoroy-mirovoy-voyny-stoyat-ssha.html (data obrashcheniya 12.01.2016).
13. Korchin'skii T. Bezzhalostnaya doktrina Putina. InoSMI.ru. URL: http://inosmi.ru/world/20140820/222500475-print.html. (data obrashcheniya 12.01.2016).
14. Leeuv-Roord von der I. Istoriya Rossii v zarubezhnykh uchebnikakh. Metamorfozy Istorii. 1997. №1.
15. Malinova O.Yu. Aktual'noe proshloe: Simvolicheskaya politika vlastvu-yushchei elity i dilemmy rossiiskoi identichnosti. M.: Politicheskaya entsiklope-diya, 2015.
16. Malinova O.Yu. Konstruirovanie makropoliticheskoi identichnosti v postsovetskoi Rossii: simvolicheskaya politika v transformiruyushcheisya pub-lichnoi sfere. Politicheskaya ekspertiza: POLITEKS. 2010. №1.
17. Maresh T. Obraz vostochnogo soseda: Istoriya Rusi, Rossii i SSSR v pol'skikh uchebnikakh dlya srednei shkoly (40-90-e gg. XX v.). Vestnik RGGU. 2008. №4.
18. Miller A. Evropeiskie voiny pamyati: kto vzorval konsensus istorii i chem za eto zaplatit. Novaya gazeta. 2015. 3 iyulya.
19. Mnishek I. Demontazh ictorii: Oskvernenie pamyatnikov podder-zhivaetsya na gosudarstvennom urovne. Versiya. URL. https://versia.ru/oskvernenie-pamyatnikov-podderzhivaetsya-na-gosudarstvennom-urovne (data obrashcheniya 12.01.2016).
20. Mer Kishineva predlozhil demontirovat' pamyatniki sovetskim solda-tam. Lenta.ru. URL. http://lenta.ru/news/2014/09/01/kishinev (Data obrashcheniya 12.01.2016).
21. Pamyatnik raboty Tsereteli uvekovechit ottsov-osnovatelei Evrosoyuza. URL: http://www.vesti.ru/doch.html?id=931755 (data obrashcheniya 12.01.2016).
22. Potseluev S.P. Simvolicheskaya politika: konstellyatsiya ponyatii dlya podkhoda k probleme. Politicheskie issledovaniya. 1999. №5.
23. Provokatsiya po-pol'ski. Pol'skii ministr schitaet, chto kontslager' v Os-ventsime byl osvobozhden ukraintsami. Rossiiskaya gazeta. 2015. 1 yanv.
24. Ryabov D.O. Rossiiskii Drugoi v politicheskoi identichnosti ES: Reprezentatsii rossiisko-gruzinskoi voiny v evropeiskoi presse. Vestnik Nizhe-gorodskogo un-ta im. N.I. Lobachevskogo. 2014. №1-1.
25. Ryabov D.O. Obraz Rossii v politike evropeiskoi identichnosti ES. Disc. ... kand. polit. nauk. CPb., 2016.
26. Ryabov O.V., Konstantinova M.A. «Russkii medved'» kak simvolicheskii pogranichnik. Trudy Karel'skogo nauchnogo tsentra Rossiiskoi akademii nauk. 2011. №6.
27. Stranskii P. Russkie nikogda ne budut «zapadnikami». Ino-SMI.ru. URL: http://inosmi.ru/world/20150525/228207376.html (data obrashcheniya 12.01.2016).
28. Strokovskaya T.E. Vtoraya mirovaya voina v uchebnikakh istorii stran Evrosoyuza v kontekste natsional'noi identichnosti. Istoricheskaya psikhologiya i sotsiologiya istorii. 2015. №1.
29. Syrov V.N., Golovashina O.V., Linchenko A.A. Politika pamyati v svete teoretiko-metodologicheskoi refleksii: opyt zarubezhnykh issledovanii. Vestnik Tomskogo gos. universiteta. 2016. №407.
30. Fadeeva L.A. Politika identichnosti: aktory, strategii, diskursy. Politi-cheskaya identichnost' i politika identichnosti. Pod red. I. Semenenko. M., ROSSPEN, 2012. T. 2.
31. Fomin A.V. Kakoi istorii uchat v shkolakh Litvy. URL: http://news.tts.lt/ru/Litva_LstranLbaltii/8478-
Kakojj_istorii_uchat_v_shkolah_Litvy.htm (data obrashcheniya 12.01.2016).
32. Khimmel'raikh I. Ot strategicheskogo partnera k strategicheskomu protivniku. InoSMI.ru. URL: http://inosmi.ru/world/20150513/228013535.html (Data obrashcheniya 12.01.2016).
33. Khobsbaum E. Izobretenie traditsii. Vestnik Evrazii. 2000. №1.
34. Shevtsov Yu. Berlinskaya deklaratsiya. Agentstvo politicheskikh no-vostei. URL: http://www.apn.ru/publications/article16840.htm (data obrashcheniya 12.01.2016).
35. German Chancellor to honour Britain's war dead on D-Day. The Telegraph. URL: http://www.telegraph.co.uk/news/worldnews/europe/france/1463437/German-Chancellor-to-honour-Britains-war-dead-on-D-Day.html (accessed 12.04.2016).
36. Harle V. The Enemy with a Thousand Faces: the Tradition of the Other in Western Political Thought and History. Westport, CT: Praeger, 2000.
37. Malia M. Russia under Western Eyes: From the Bronze Horseman to the Lenin Mausoleum. Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University, 2000.
38. Malinova O. Russia and the 'West' in the 2000s: redefining Russian identity in official political discourse. Russia's Identity in International Rela-tions: Images, Perceptions, Misperceptions. ed. R. Taras. L.: Routledge, 2013.
39. Morozov V., Rumelili B. The external constitution of European identity: Russia and Turkey as Europe-makers. Cooperation and Conflict. 2012. Vol. 47. №1.
40. The Museum of Europe, or how to show Europe to the Europeans. URL: http://eutopiamagazine.eu/en/elie-barnavi/columns/museum-europe-or-how-show-europe-europeans (accessed 12.04.2016).
41. Neumann I. V. Russia as a great power. Journal of International Relations and Development. 2008. №11.
42. Neumann I. B. Uses of the other: "the East" in European identity formation. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1999.
43. Riabov O., Lazari de A. Misha and the Bear: The Bear Metaphor for Russia in Representations of the "Five-Day War". Russian Politics and Law. 2009. Vol. 47. №5.
44. Smith A. D. National Identity. - Reno: University of Nevada Press,
1991.
45. Snyder T. Bloodlands: Europe between Hitler and Stalin. NY: Basic Books. Random House, 2010.
