CC BY
0
НАУЧНАЯ СТАТЬЯ
УДК 316.4 ББК 60.025 М 69
DOI: 10.53598/2410-3691-2024-1-334-47-55
ПОЛИТИКА ПАМЯТИ КАК ИНСТРУМЕНТ ФОРМИРОВАНИЯ РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ: ПРИМЕНЕНИЕ МЕТОДА
КОНТЕНТ-АНАЛИЗА
(Рецензирована)
Андрей Павлович МИХАЙЛОВ
Адыгейский государственный университет, Майкоп, Россия
alexandr01.87@mail.ru
Тимофей Александрович РУНАЕВ
Кубанский государственный университет, Краснодар, Россия runaevt@yandex.ru
Аннотация. В статье отмечается, что в полиэтничном Краснодарском крае на современном этапе развития фиксируется несколько вариантов региональной идентичности (казачья, городская, адыго-шапсугская, причерноморская), носители которых находятся в разной степени комплиментарности по отношению друг к другу и обладают неодинаковыми представлениями о прошлом. В результате перед региональными властями возникает все большая потребность в проведении системной политики, направленной на сохранение исторической памяти. Поэтому целью предлагаемой статьи является выявление консолидирующего потенциала политики памяти в Краснодарском крае, направленной на укрепление гражданского единства российского общества посредством воспроизводства целостной региональной идентичности и использования ресурса отечественных коммеморативных практик с учетом этнокультурной специфики Кубани. Для этого осуществляется контент-анализ 450 постов официальных сообществ региональных и муниципальных органов власти Краснодарского края в социальной сети «ВКонтакте», оставленных за период с 2021 по 2023 гг. В результате делается вывод, что сегодня, наряду с образом Великой Отечественной войны, центральное место в репертуаре политики памяти занимает новая тема — специальная военная операция (СВО).
Ключевые слова: историческая память, инфраструктура памяти, репертуар памяти, политика идентичности, национальная безопасность.
Для цитирования: Михайлов А.П., Рунаев Т.А. Политика памяти как инструмент формирования региональной идентичности: применение метода Контент-анализа // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. : Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология. 2024. Вып. 1 (334). С. 47-55. DOI: 10.53598/24103691-2024-1-334-47-55.
ORIGINAL RESEARCH PAPER
MEMORY POLITICS AS A TOOL FOR FORMING REGIONAL IDENTITY: THE CONTENT ANALYSIS METHOD
Andrey P. Mikhailov
Adyghe State University, Maykop, Russia alexandr01.87@mail.ru
Timofey A. Runaev
Kuban State University, Krasnodar, Russia runaevt@yandex.ru
Abstract. This paper explores several variants of regional identity existing in the multiethnic Krasnodar Territory today (Cossack, urban, Adygo-Shapsug, Black Sea). The members of these identities are in varying degrees of complementarity with each other and have different ideas about the past.
As a result, there is an increasing need for the regional authorities to conduct a systematic memory policy. Therefore, the purpose of the proposed paper is to identify the consolidating potential of the memory policy in the Krasnodar Territory, aimed at the formation of a civic unity in the form of an integral regional identity. To do this, a content analysis is carried out of 450 posts of official communities of regional and municipal authorities on the VKontakte social network from the period between 2021 and 2023. As a result, it is concluded that today, along with the image of the Great Patriotic War, a new theme occupies a central place in the repertoire of memory politics — a special military operation.
Keywords: historical memory, memory infrastructure, memory repertoire, identity policy, national security.
For citation: Mikhailov, A.P., Runaev T.A. Memory politics as a tool for forming regional identity: the content analysis method // Bulletin of Adyghe State University. Series "Area Studies: Philosophy, History, Sociology, Jurisprudence, Political Sciences, Cultural studies". 2024. Iss. 1 (334). pp. 47-55. DOI: 10.53598/2410-3691-2024-1-334-47-55.
Введение. Сегодня на уровне федерального законодательства среди основных угроз для будущего России признается деформация исторической памяти, которая способна стать причиной потенциального духовно-нравственного кризиса [1]. Поэтому, согласно «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» 2021 г., память общества определяется в качестве национального приоритета развития государства [2], а для ее сохранения требуется совершенствование форм методов воспитания и образования среди молодежи [3]. Тем самым государственные структуры понимают необходимость системного проведения политики памяти, в результате чего на федеральном уровне вводятся нормы права и оформляются специальные институции (например, Межведомственная комиссия по историческому просвещению, Национальный центр исторической памяти при Президенте РФ) по сохранению значимых образов прошлого с целью укрепления гражданского единства многонационального народа России.
В рамках многонационального Краснодарского края историческая память может играть роль, как важного инструмента укрепления гражданского единства, так и фактора конфликтогенности. Дело в том, что на данный момент Кубань отличается ярко выраженной полиэтничностью, сформированной как историческими условиями, так и большой силой притягивания мигрантов из других регионов РФ и стран СНГ в последние десятилетия. Так, согласно результатам Всероссийской переписи населения 2020 года, на территории края сегодня проживают представители 136 народов [4], обладающих разными этническими идентич-ностями. При этом, согласно исследованию Отделения историко-филологических наук РАН, проведенному в 2016-2017 гг. под руководством В.А. Тишкова, в Краснодарском крае сегодня распространены четыре вариации региональной идентичности: казачья, преобладающая в степной части Краснодарского края, городская космополитическая — в Краснодаре, Сочи и Новороссийске, адыго-шап-сугская — на территории Туапсинского и Успенского районов, а также причерноморская — на побережье Черного моря, за исключением Сочи и Новороссийска [5; 33 — 340]. Существующие варианты региональной идентичности находятся в разной степени комплиментарности по отношению друг к другу, где причинами возникновения взаимной напряженности могут выступать, как разное прочтение исторических событий (например, Кавказской войны), так и наличие травматических коллективных воспоминаний, которые идут вразрез с общероссийским нарративом и обладают конфликтогенным потенциалом («расказачивание», голод 1932-1933 гг., факты коллаборационизма во время Великой Отечественной войны, межнациональные конфликты 1990-х гг.). Поэтому для поддержания гражданского единства со стороны краевой администрации и органов местной исполнительной власти
требуется проведение слаженной политики памяти. Тем самым целью предлагаемой статьи является выявление консолидирующего потенциала политики памяти в Краснодарском крае, направленной на формирование гражданского единства в виде целостной региональной идентичности.
Теоретические рамки. В современных memory studies на историческую память принято смотреть не как на неизменную постоянную сущность, которая определена раз и навсегда, а как на динамичное поле, где разные коллективные субъекты соперничают за установление собственных представлений о прошлом в качестве главного строительного материала для идентичности в настоящем [6; 46]. Следовательно, в данном символическом поле для больших шансов на победу каждый актор должен реализовывать уникальный «менеджмент прошлого» — собственную политику памяти.
Концептуально политику памяти следует понимать как деятельность государства и властных агентов, направленную на утверждение тех или иных представлений о прошлом. Область ее применения имеет широкий спектр функций: в первую очередь, к ней прибегают для укрепления солидарности группы, мобилизации электората, легитимации собственной власти [7; 33]. При этом любая политика памяти состоит из двух управленческих решений. Во-первых, она определяет репертуар тем прошлого, который используется властными агентами для достижения целей в настоящем. Это делает воспоминания человека о коллективном прошлом ограниченными, так как вспоминаемые человеком исторические образы, не входящие в репертуар, определяются в официальном дискурсе как чуждые и не заслуживающие доверия [8; 23]. Другими словами, политика памяти устанавливает рамки, в пределах которых люди получают возможность создания приемлемых стратегий воспоминаний коллективного прошлого. Во-вторых, политика памяти направлена на формирование мемориальной инфраструктуры — комплекса коммеморативных практик, организаций, специалистов / экспертов, поддерживающих и транслирующих выработанный репертуар памяти. В саму инфраструктуру памяти, согласно мнению О.В. Малиновой, может входить множество элементов: к примеру, праздники, ритуалы, памятники, музеи, топонимия публичных мест, художественные произведения и т.д. [7; 48]. Таким образом, благодаря заданному репертуару тем прошлого, выраженному через инфраструктуру памяти, властные круги получают возможность конструировать подходящую номинальную идентичность [9; 44].
Поэтому, чтобы определить особенности политики памяти, необходимо рассмотреть репертуар тем, репрезентируемых в публичном пространстве коллективными акторами в лице краевых и муниципальных органов власти, а также инфраструктуру памяти, которая создается и поддерживается властями в регионе.
Методы. Для выявления репертуара политики памяти властей в Краснодарском крае был осуществлен контент-анализ 450 постов официальных сообществ региональных и муниципальных органов власти в социальной сети «ВКонтакте», оставленных за период с 2021 по 2023 гг. (Таблица 1). С целью обеспечения репрезентативности выборочной совокупности были отобраны онлайн-сообщества административных единиц Краснодарского края, относящиеся к разным вариациям региональной идентичности. Единицей счета выступал отдельный пост (от имени администратора онлайн-сообщества), отражавший информацию о реальном проведенном коммеморативном мероприятии, связанным с историческим событием. В итоге все выбранные посты были распределены на пять смысловых категорий: «Великая Отечественная война» (ВОВ), «специальная военная операция» (СВО), «локальные вооруженные конфликты» (ЛВК), «история казачества», «другое».
В категорию «другое» попадали темы, удельный вес которых по отношению ко всему корпусу постов составлял менее 2%. А при анализе инфраструктуры памяти словарь включал такие категории, как «официальные поминовения», «патриотические акции», «выставки», «спортивные мероприятия», «концерты», «мемориальные доски», «памятники», «экскурсии», «парады», «уроки мужества», «форумы», «книги памяти», «топонимика».
Таблица 1. Характеристика выборки контент-анализа региональных и муниципальных органов власти в «ВКонтакте»
объект вид идентичности количество постов ID
Администрация Краснодарского края региональная 43 kuban_gov
Администрация г. Краснодара городская 130 krdru
Администрация МО Динской р-н казачья 115 dinskoi_raion
Администрация МО Туапсинский р-н адыго-шапсугская / причерноморская 69 tuapsereg
Администрация г. Геленджика причерноморская 93 kurort_gelen
Результаты и обсуждение. Полученный удельный вес тем (категорий) позволил не только определить структуру репертуара краевых и муниципальных властей, но и проследить изменения, которые возникли в нем в течение трех последних лет (Рисунок 1).
2021 2022 2023 2021 2022 2D23
Рисунок 1. Удельный вес репертуара политики памяти на уровне краевой администрации (слева) и местных органов власти (справа), в %
В соответствии с имеющимися результатами можно наблюдать несколько особенностей структуры и динамики региональной политики памяти.
Во-первых, в выявленном репертуаре политики памяти краевого уровня и муниципального уровня (в Краснодаре, Геленджике, Динском и Тупасинском районах) превалирует тема Великой Отечественной войны: она занимает 70% в контенте органов региональной власти и 62% — в меморативном наполнении онлайн-страниц органов местных властей. Тема Великой Отечественной войны традиционно обладает наибольшей интегративной силой для населения региона [10], что делает ее репрезентацию содержательной основой современной политики памяти властей в Краснодарском крае. Другими словами, к настоящему моменту образ Великой Отечественной войны продолжает оставаться реперной точкой, в которой происходит совпадение разных вариаций региональной идентичности.
Во-вторых, в 2023 г. репертуар политики памяти региональных властей расширяется за счет новой темы — специальной военной операции, занимающей 10% от всех репрезентированных мероприятий Администрацией Краснодарского края и 11,5% — местных органов власти. Такое усиление интереса к меморизации СВО в регионе обуславливается общей тенденцией российской политики. В частности удельный вес СВО в репертуаре политики памяти края увеличился вдвое, после утверждения Президентом РФ перечня поручений 16 июля 2023 г., где главам регионов было рекомендовано «принять дополнительные меры по увековечиванию памяти участников специальной военной операции» [11]. Расширение темы СВО сегодня сопровождается ростом разнообразия практик меморизации. Коллективное воспоминание о героях СВО осуществляется с помощью: открытия публичных мемориалов («Смерч журавлей» в Туапсе, «Дерево из осколков снарядов» в Краснодаре, «участник СВО» в Приморско-Ахтарске), организации музейных выставок («СВОи герои» в Краснодарском краеведческом музее им. Е.Д. Фелицына, «Герои спецоперации в графических новеллах» в парке «Россия — моя история»), изменения городской топонимики (присвоение улицам Краснодара имен Н. Гаджима-гомедова, Ю. Борисова и А. Присеко, погибших в зоне СВО), проведения уроков мужества и создания парт героев в образовательных организациях. В итоге можно констатировать, что, наряду с Великой Отечественной войной, к настоящему моменту появляется новый ресурс политики памяти, имеющий интегративную силу для формирования целостной идентичности в регионе.
В-третьих, на краевом уровне темы по истории казачества обладают большим весом в репертуаре политики памяти (10% в 2023 г.), чем на муниципальном уровне (4% в 2023 г.). В предшествующих исследованиях исторической памяти Юга России неоднократно подчеркивалось, что власти Краснодарского края продвигают нарратив о прошлом казачества, вокруг которого выстраивается образовательная инфраструктура памяти, включающая введение обязательного предмета «Кубано-ведение» в учебные планы всех уровней начального и общего образования (с 1 по 11 класс) с содержательной репрезентацией преимущественно казачьей истории [12; 117]; открытие казачьих классов, школ и детских садов [13; 88]; поддержание музейных экспозиций по истории казачества [14; 332]; создание молодежных организаций (например, «Союза казачьей молодежи Кубани», «Казачьих сотен» студентов высших учебных заведений Краснодарского края); подготовка специалистов по казачьей истории в стенах Кубанского государственного университета. Тем самым в предшествующих исследованиях констатируется, что именно через образовательную политику культивируется казачья идентичность, претендующая на общерегиональный масштаб [13; 101]. Однако, как показывают результаты контент-анализа, среди деятельности муниципальных органов власти история казачества практически не является объектом коммеморации (даже в Динском районе, где наиболее выражена казачья идентичность, удельный вес казачьей тематики в памятных мероприятиях не значителен: 6% в 2021 г., 5% в 2022 г., 7% в 2023 г.).
В-четвертых, тема локальных военных конфликтов (Афганской и чеченских войн) затрагивается всеми рассмотренными органами власти региона, однако занимает небольшую долю по отношению ко всему содержанию коммеморативных практик органов власти. В среднем за три года доля тематики локальных военных конфликтов составляет 6% и в репертуаре Администрации Краснодарского края, и в репертуаре местных органов власти. Если говорить об Афганской войне, то отношение к ней во многом объясняется расхождением официального и народного нарративов. В публичном дискурсе Афганская война нередко предстает в качестве политической ошибки, в то время как среди ее бывших участников как предмет
национальной гордости [15; 32], в результате чего сторонники последних вынуждены бороться за право на память [16; 336]. Если же говорить о чеченских конфликтах в 1994-1996 гг. и 1999-2009 гг., то противоречия заключаются уже в официальной позиции: с одной стороны, ее участники репрезентируются как пример героической борьбы с терроризмом, с другой выступают предметом забвения [17; 114].
В-пятых, в муниципалитетах прослеживается более широкий тематический спектр политики памяти, чем на уровне краевых органов власти. В категорию «другое» (20,3% в 2021 г., 21% в 2022 г., 17% в 2023 г.), как правило, попадают коммеморативные события, связанные с героями того или иного города или района (например, в Геленджике — это первый секретарь горкома КПСС Н.Ф. Погодин, в Динской — экс-губернатор Н.И. Кондратенко, в Краснодаре — педагог Ф.Ф. Брю-ховецкий). Но, несмотря на разнообразие данной категории, в ней присутствуют темы, общие для всех местных органов власти темы: «Авария на Чернобыльской АЭС» (2% в 2023 г.) и «жертвы терактов» в Беслане, в Татарстане, Ижевске (2% в 2023 г.).
В-шестых, вне репертуара политики памяти региональных властей остается Кавказская война, которую сложно использовать в качестве образа прошлого, создающего целостную региональную идентичность. Дело в том, что если для носителя казачьей идентичности она воспринимается в качестве предмета гордости и военной доблести, вокруг которого выстраиваются коммеморативные практики (например, «Гречишкинские поминовения»), то для представителя адыгской идентичности Кавказская война — историческая травма, которая содержит конфликтогенный потенциал в настоящем [14; 314]. Тем более, что уже ранее в ходе столкновения этих двух противоположных нарративов (героического и травматического) имелись прецеденты «войн памяти»: так со стороны адыгских политиков и общественных организаций недовольство вызывала установка памятника командующему Кубанской линии во время Кавказкой войны генералу Г.Х. Зассу в городе Армавире в 2003 году или же бюста адмирала М.П. Лазарева, установленного в том же году в поселке Лазаревское (г. Сочи) [18; 58]. Поэтому сегодня региональные власти выбирают политику умолчания в отношении Кавказской войны.
Что касается общей инфраструктуры памяти, репрезентируемой властями, то сегодня она представляет собой пеструю палитру разнообразных управленческих инструментов (Рисунок 2). Наиболее популярными из них являются традиционные коммеморативные практики (коллективные поминальные действия, отсылающие к значимым событиям прошлого), которые занимают 36% от всех мер мемориальной политики в регионе. Сюда относятся возложения цветов официальными лицами, массовые минуты молчания, регулярное проведение «Вахт Памяти». Также видное место в инфраструктуре памяти занимают историко-па-триотические акции, доля которых составляет 21%. Среди них наиболее популярными являются: «Свеча памяти», «Блокадный хлеб», «Красная гвоздика», «Сад памяти». Остальные инструменты региональной политики памяти встречаются гораздо реже: распространение памятного медиа-контента (в интернете) — 11%, создание выставок — 7%, организация спортивных мероприятий, приуроченных к историческим событиям или персоналиям — 5%, проведение концертов — 4%, открытие мемориальных досок — 4%. Кроме того, очень разнообразно выглядит категория «другое», в которую входят такие инструменты, как экскурсии (2,7%), воздвижение новых памятников (2,4%), парады (2,4%), уроки мужества (2%), форумы (1,4%), книги памяти (1,1%). Таким образом, современная инфраструктура памяти региона состоит преимущественно из традиционных способов публичного обращения к прошлому.
■ поминовение ■акция
медиа выставка ■спорт
■ концерт мемориальная доска другое
0% 10% 20% 30% 40% 50% 60% 70% 80% 90% 100%
Рисунок 2. Инфраструктура политики памяти в Краснодарском крае в 20212023 гг., в % (*возложение цветов, коллективные минуты молчания)
Заключение. Таким образом, по итогам проведенного исследования были сделаны следующие выводы. Во-первых, среди властей Краснодарского края разных уровней выстраивается согласованная политика памяти. Во-вторых, в целом репертуар политики памяти региональных органов власти включает, как правило, события новейшей истории (за исключением казачьей тематики, отсылающей к более ранним периодам прошлого). В-третьих, содержательно политика памяти как региональных, так и муниципальных властей в Краснодарском крае базируется на двух темах, обладающих интегративным потенциалом для формирования целостной идентичности в регионе, — Великой Отечественной войны и специальной военной операции. И если первая традиционно занимает центральное место в коммеморативной риторике властей и обладает устойчивой инфраструктурой культуры поминовения, то вторая является новым образом, который начинает все чаще появляться в памятной повестке региона. Остальные темы политики памяти либо носят редуцированный характер (как, например, история казачества или Афганская война и чеченские конфликты), либо отличаются локальностью, то есть привязанностью к истории муниципалитетов, либо вовсе исключаются из репертуара прошлого (как Кавказская война).
Примечания:
1. Об утверждении Основ государственной культурной политики: Указ Президента Российской Федерации от 24.12.2014 г. № 808 (в ред. от 25.01.2023). URL: http://www. kremlin.ru/acts/bank/39208 (дата обращения: 12.01.2024).
2. О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации: Указ Президента Российской Федерации от 2.07.2021 г. № 400. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/47046 (дата обращения: 19.01.2024).
3. Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей: Указ Президента Российской Федерации от 9.11.2022 г. № 809. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502 (дата обращения: 9.02.2024).
4. Итоги Всероссийской переписи населения. Т. 5: Национальный состав и владение языками // Федеральная служба государственной статистики: сайт. URL: https://rosstat.gov. ru/vpn/2020/Tom5_Nacionalnyj_sostav_i_vladenie_yazykam (дата обращения: 15.01.2024).
5. Савин И. С. Историческая память и российская идентичность на Северном Кавказе: особенности восприятия молодежи // Историческая память и российская идентичность / под ред. В. А. Тишкова, Е. А. Пивневой. М.: РАН, 2018. С. 312-343.
6. ОликДж. Фигурации памяти: процессо-реляционная методология, иллюстрируемая на примере Германии // Социологическое обозрение. 2012. Т. 11, № 1. С. 40-74.
7. Малинова О. В. Политика памяти как область символической политики // Методологические вопросы изучения политики памяти: сб. науч. тр. / отв. ред. А. И. Миллер, Д. В. Ефременко. Москва; Санкт-Петербург, 2018. С. 27-53.
8. Kubik J., Bernhard M. A Theory of the Politics of Memory // Twenty years after communism: the politics of memory and commemoration. New York: Oxford University Press, 2014. P. 7-36.
9. Jenkins R. Social Identity. London: Routledge, 2008.
10. Студеникина Е. С., Донцова М. В. Государственная политика памяти как ресурс развития и укрепления гражданской идентичности современной молодежи // Южно-российский журнал социальных наук. 2021. Т. 22, № 3. С. 43-60.
11. Перечень поручений по итогам заседания Совета по межнациональным отношениям. 16 июля 2023. URL: http://www.kremlin.ru/acts/assignments/orders/71690 (дата обращения: 21.02.2024)
12. Рожков А.Ю., Рунаев Т.А. Школьные учебники по новейшей истории Юга России как ресурс политики памяти // Южно-российский журнал социальных наук. 2021. Т. 22, № 2. С. 104-123.
13. Кочергин А.А. Казачья идентичность, историческая память, этнический дискурс: случай кубанского казачества // Историческая память и российская идентичность на Северном Кавказе. М.: ИВ РАН, 2017. С. 80-103.
14. Миллер А. И. Политика памяти в южных регионах России (Ростовская область, Краснодарский и Ставропольский края) // Политика памяти в России — региональное измерение : монография. Москва: Институт научной информации по общественным наукам РАН, 2023. С. 298-334.
15. Рождественская Е., Семенова В. Социальная память как объект социологического изучения // Интеракция. Интервью. Интерпретация. 2011. № 6. С. 27-48.
16. Ушакин С. Вместо утраты: материализация памяти и герменевтика боли в провинциальной России // Травма: пункты: c6. ст. Москва, 2009. С. 306-345.
17. Тайналова В. А. (Не)быть ветераном чеченских войн // Сибирские исторические исследования. 2021. № 2. С. 99-119.
18. Кринко Е. Ф. Политика памяти и мемориальные конфликты на Северном Кавказе // Историческая и этнокультурная тематика в учебном, научном и общественно-политическом дискурсе Северного Кавказа / под ред. В. А. Тишкова. Москва: ИЭА РАН, 2021. С. 54-69.
References:
1. Decree of the President of the Russian Federation № 808 dated December 24, 2014 (as amended. dated 25.01.2023) «On the approval of the Foundations of the state cultural policy». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/39208.
2. Decree of the President of the Russian Federation № 400 dated 2.07.2021 «On the National Security Strategy of the Russian Federation». URL: http://www.kremlin.ru/acts/ bank/47046.
3. Decree of the President of the Russian Federation №. 809 dated 9.11.2022 «On approval of the Foundations of State Policy for Preservation and strengthening of Traditional Russian spiritual and moral values». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502.
4. Results of the All-Russian Population Census. Volume 5 National composition and language proficiency // Federal State Statistics Service [website]. URL: https://rosstat.gov.ru/vpn/2020/ Tom5_Nacionalnyj_sostav_i_vladenie_yazykami.
5. Savin I.S. Historical memory and Russian identity in the North Caucasus: features of youth perception // Historical memory and Russian identity / ed. by V.A. Tishkov, E.A. Pivneva. M., 2018. pp. 312-343.
6. Olick J. Figuration of memory: a process-relational methodology illustrated by the example of Germany // Sociological Review. 2012. Vol. 11. №. 1. pp. 40-74.
7. Malinova O.V. The politics of memory as an area of symbolic politics // Methodological issues of studying the politics of memory / Ed. Miller A.I., Efremenko D.V. M.-St. Petersburg, 2018. pp. 27-53.
8. Kubik J. Bernhard M. A Theory of the Politics of Memory // Twenty years after communism: the politics of memory and commemoration. New York : Oxford University Press, 2014. P. 7-36.
9. Jenkins R. Social Identity. London: Routledge, 2008.
10. Studenikina E.S., Dontsova M.V. State policy of memory as a resource for the development and strengthening of civic identity of modern youth // South Russian Journal of Social Sciences. 2021. Vol. 22. №. 3. pp. 43-60.
11. List of instructions following the meeting of the Council on Interethnic Relations. July 16, 2023.URL: http://www.kremlin.ru/acts/assignments/orders/71690.
12. RozhkovA.Yu., Runaev T.A. School textbooks on the modern history of the South of Russia as a resource of memory politics // South-Russian Journal of Social Sciences. 2021. Vol. 22 №. 2. pp. 104-123.
13. Kochergin A.A. Cossack identity, historical memory, ethnic discourse: the case of the Kuban Cossacks // Historical Memory and Russian Identity in the North Caucasus. M., 2017. pp. 80-103.
14. Miller A.I. Memory policy in the southern regions of Russia (Rostov region, Krasnodar and Stavropol territories) // Memory policy in Russia — regional dimension: monograph. M., 2023. pp. 298-334.
15. Rozhdestvenskaya E., Semenova V. Social memory as an object of sociological study // Interaction. Interview. Interpretation. 2011. №. 6. pp. 27-48.
16. Ushakin S. Instead of loss: materialization of memory and hermeneutics of pain in provincial Russia // Trauma:items : Collection of articles. Moscow, 2009. pp. 306-345.
17. Tanailova V.A. (Not) to be a veteran of the Chechen wars // Siberian historical studies. 2021. № 2. pp. 99-119.
18. Krinko E.F. Memory politics and memorial conflicts in the North Caucasus // Historical and ethno-cultural topics in the educational, scientific and socio-political discourse of the North Caucasus / edited by V.A. Tishkov. M., 2021. pp. 54-69.
Статья поступила в редакцию 30.01.2024; одобрена после рецензирования 10.02.2024;
принята к публикации 15.02.2024.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
The paper was submitted 30.01.2024; approved after reviewing 10.02.2024;
accepted for publication 15.02.2024.
The authors declare no conflicts of interests.
© А.П. Михайлов, Т.А. Рунаев, 2024
