CC BY
224
УДК 947.04:930.1(09) Е.Н. Дербин
ПОЛИТИЧЕСКОЕ УСТРОЙСТВО ДРЕВНЕЙ РУСИ В ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ НАУЧНЫХ ШКОЛ ИСТОРИКОВ РОССИИ И УКРАИНЫ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX века
Рассматривается проблема политического устройства Древней Руси в представлениях научных школ историков России и Украины конца XIX - начала XX в. Прослеживается влияние на изучаемую проблему московской, петербургской и киевской исторических школ.
Ключевые слова: политическое устройство Древней Руси, формы верховной власти на Руси, московская, петербургская и киевская исторические школы.
В новейшей отечественной историографии за последние десятилетия наблюдается повышенный интерес к схоларной проблематике, обнаруживающей феномен научных школ в исторической науке [1; 6; 13; 18; 40; 41; 43; 48; 53; 55-58]. Это объясняется главным образом попыткой формализовать современный историографический процесс, найти в нём главные движущие силы. В связи с этим наибольшее внимание обращают на себя исследования научных школ историков конца XIX - начала
XX в. В них можно увидеть поиск и относительных параллелей развития науки в конце XX - начале
XXI в., и прерванных в советское время традиций дореволюционных сообществ учёных, их научной культуры. Особенностью данных работ на сегодня является стремление к изучению концептуальных, методологических и коммуникативных оснований научных школ. Однако четвёртое сущностноопре-деляющее поле функционирования подобных схоларий - единство в проблематике исследований -малопривлекательное для историографов. Следовательно, главная цель предлагаемой статьи - выявить и проанализировать, в частности, проблему политического устройства Древней Руси, как она представлена в научных школах историков России конца XIX - начала XX в., куда входили и историки Украины1. Это позволит, с одной стороны, определить ведущие векторы в историографии проблемы того времени, с другой - расширить наши представления о неформальной связи тех учёных в рамках научных школ.
Ограниченный объём статьи не позволяет вполне раскрыть собственное отношение к дефиниции и критериям понятия «научная школа», о чём идут нескончаемые дискуссии и написано огромное количество литературы (обзор литературы см.: [42; 43]). И всё-таки необходимо констатировать своё согласие с теми авторами, кто считает данный неформальный институт науки явлением закономерным, необходимым, массовым2, обеспечивающим преемственность научного знания и создающим условия для его развития [44. С. 35]. Выделяются такие устойчивые критерии научной школы, как педагогическая связь учителя и учеников (более одного поколения), разрабатывающих сходные проблемы на основе общей методики исследования, в русле относительно единой концепции.
Конец XIX - начало XX в. - время расцвета дореволюционной отечественной исторической науки, а не кризис, как утверждали советские историки для идеологического оправдания насильственной ломки предшествующей историографии и утверждения марксистского направления. Значительное усложнение теоретических и практических подходов к познанию прошлого, разнообразие политических программ преобразования общества с их историческим обоснованием, наконец, подъем университетско-академической науки, подготовленный всем ходом её предыдущего развития свидетельствует об этом. Дифференциация истории как науки в этот период и в методологии, и в проблематике, и в организационных формах, и в общественной позиции учёных достигла того уровня, который привел к формированию особых научных школ, складывавшихся преимущественно в университетских центрах. Прежние направления (консервативное, либеральное, демократическое; западниче-
1 Как правило, в историографической литературе анализируются и сравниваются лишь московская и петербургская научные школы, тогда как обходится вниманием киевская, которая либо вообще не упоминается, либо рассматривается отдельно. Это значительно ограничивает наши представления о развитии исторических школ в дореволюционной России, куда, несомненно, необходимо включать украинских историков, так или иначе связанных с киевским университетом.
2 Не в смысле большого количества школ, а в смысле большого охвата учёных, принадлежащим к ним.
ство и славянофильство) с их широкими концептуальными положениями перестали укладываться в рамки стремительного движения отечественной историографии. В это время следует прежде всего говорить о научно-образовательных и лидерских типах исторических школ, где могла соблюдаться необходимая преемственность: учитель - ученик. В дореволюционной России таких школ возникло только три и все они так или иначе были связаны со «столичными» университетами Москвы, Петербурга и Киева. Территориально их следует обозначать как московская, петербургская и киевская. Провинциальные университетские центры России и Украины конца XIX - начала XX в. не сформировали собственных схоларий в сфере изучения отечественной истории. На данный процесс оказало влияние множество факторов: и отдаленность от основных архивных фондов, располагавшихся в «столицах», и замещение кафедр русской истории выходцами из столичных университетов, продолжавших их научные традиции. Наконец, остальные немногочисленные высшие учебные заведения располагались на периферии центральной России и Украины и не были связаны непосредственно с территорией, где разворачивались основные события русской истории.
Ведущее положение в отечественной историографии конца XIX - начала XX в. занимала московская историческая школа во главе с крупнейшим историком того времени В. О. Ключевским. Он, являясь учеником и преемником С. М. Соловьева по кафедре русской истории в Московском университете, долгие годы разрабатывал собственную концепцию и методологию изучения отечественной истории, что в сочетании с педагогическим талантом способствовало сплочению вокруг него целой плеяды учеников и последователей (обзор литературы см.: [13]). Если в первых своих лекциях 1870-х гг. В. О. Ключевский еще следовал прежней схеме исторического развития России от родовых отношений к государственным через гражданское общество, уделяя главное внимание смене политических форм [29], то в докторской диссертации «Боярская дума Древней Руси» (М., 1882) историк представил новый подход. Изучая эволюцию древнерусской администрации, он обратился к социально-экономическим факторам, что привело к формированию так называемой торговой теории генезиса восточнославянской государственности, теории образования городовых волостей. В знаменитом «Курсе русской истории» (М., 1904-1922. Ч. 1-5) она приобрела окончательный вид.
Древнерусское государство возникло, по мнению В. О. Ключевского, на торговых основаниях, на том пути «из Варяг в Греки», по которому ездили в Византию «вооруженные варяжские купцы» еще ранее половины IX в., а славянские города, лежавшие на этом пути, стали искать у них покровительства своим «торговым оборотам». Отсюда призвание варяжских князей и объединение древнерусских земель или собственно «городовых областей» под их владычеством. Таким образом, происхождение государства было «делом внешней русской торговли» [28. С. 20-34; 30. С. 144-162; 32. С. 252-255].
В то же время В. О. Ключевский сохранял основные элементы родовой теории С. М. Соловьева, что отразилось и в его взглядах на институт княжеской власти. Подобно С. М. Соловьеву, В. О. Ключевский отмечал нераздельное владение всей Русской землей княжеским родом Рюриковичей «по известному порядку», то есть «лествичному восхождению» князей, когда «каждый князь был лишь временным держателем той или другой волости» [28. С. 71; 30. С. 179-210].
Источником власти первых русских князей В. О. Ключевский считал как «общественный интерес» граждан в них для защиты страны от внешних врагов и охраны её торговых путей (экономический фактор), за что они «получали определенный корм», так и «вооруженную силу», которая «превращается в политическую власть» путем насильственного её захвата. «Расширяя свои владения, князья киевские устанавливали в подвластных странах государственный порядок», - писал В. О. Ключевский, а «главной целью княжеской администрации был сбор налогов». Этот же экономический интерес определял и внешнюю деятельность первых киевских князей, направленную «к приобретению заморских рынков» [30. С. 153, 160, 163-165, 167, 170, 354].
В XI в., по мнению В. О. Ключевского, отношение к княжеской власти в русском обществе изменяется, так как «с христианством стала проникать на Русь струя новых политических понятий и отношений». На киевского князя пришлое духовенство переносило византийское понятие о государе, поставленном от Бога не для внешней только защиты страны, но и для установления и поддержания внутреннего общественного порядка, тем самым сообщая княжеской власти «характер верховной государственной». Однако, замечал В. О. Ключевский, единая верховная власть на Руси тогда не была единоличной. Она имела довольно условное, стесненное значение. «Князья были не полновластные государи земли, а только военно-полицейские ее правители». Их признавали носителями верховной
власти, поскольку они обороняли землю извне и поддерживали в ней существовавший порядок. «Но не их дело было созидать новый земский порядок» [30. С. 155, 174, 208, 229, 269; 32. С. 104-106].
Интересы земли представляли, по В. О. Ключевскому, «два общественные класса, две различные политические силы, друг с другом соперничавшие», - боярская дума и вече. Эти учреждения различались между собою не столько правительственными функциями, сколько социально-политическими интересами. Роль княжеской власти именно в том и состояла, чтобы объединить эти силы. Князь «от Бога», он был обязан выражать интересы всех, быть третейским судьей, защитником земли. Для чего «по понятиям века все отношения князя должны были держаться на крестном целовании, на договоре с политическими силами времени, среди которых он вращался», - писал В. О. Ключевский. Поэтому, «не отрицая державных прав целого княжеского рода, старшие города не признавали их полноты за отдельными родичами и считали себя в праве договариваться с ними, требовать, чтоб князья садились на их столы с их согласия» [28. С. 47-51].
Впрочем, В. О. Ключевский отмечал, что «в старых городах киевской Руси этот договор не успел развиться в точно определенные постоянные условия, подобные позднейшим новгородским, в такие условия, которые везде имели бы одинаково обязательное значение: они определялись обстоятельствами, расширялись или стеснялись, даже иногда совсем исчезали, смотря по тому, на которую сторону склонялся перевес силы». Отсюда, в согласии с уже устоявшейся в историографии традицией, В. О. Ключевский выводил преобладание боярской власти в Галицко-Волынских землях, княжеской во Владимиро-Суздальской земле и веча в Новгородской. При этом с начала XIII в. вместо единого княжеского рода образуются обособленные княжеские линии; вместо порядка очередного перехода князей со стола на стол по праву родового старшинства происходит наследование от отца к сыну; вместо княжеских волостей появляются уделы; вместо князей-кормленщиков - князья-вотчинники [28. С. 47, 68, 73-82; 31. С. 51-72, 335-349].
Взгляды В. О. Ключевского на политическое устройство Древней Руси в основном сохраняют своё значение в общих трудах его учеников по русской истории: П. Н. Милюкова, М. К. Любавского,
A. А. Кизеветтера, М. М. Богословского, Н. А. Рожкова, М. Н. Покровского, Ю. В. Готье, В. И. Пиче-ты и др. [5; 8; 12; 27; 34; 38; 47; 52]. Это объясняется и тем, что никто из них не специализировался на изучении древнерусской истории, и тем, что их исследовательская деятельность всецело шла в русле развития, детализации предложенной учителем концепции, основываясь на единстве методов познания прошлого (от общего к частному) [57. С. 176, 206].
Главой петербургской школы историков России в конце XIX - начале XX в. был выдающийся исследователь Смутного времени С. Ф. Платонов [7. С. 91-167]. Не изучая специально древнерусский период, он излагал его в многократно переиздававшихся «Лекциях по русской истории» (1-е изд. -СПб., 1899; 10-е изд. - Пг., 1917), где шёл вслед за В.О. Ключевским во взгляде на политическое устройство Древней Руси [21]. Это очень наглядно демонстрирует отсутствие своеобразной концепции отечественной истории у представителей петербургской школы, к сочинению которой они особо и не стремились. Характерным признаком этой школы был метод научного реализма и эмпиризм. Метод раскрытия исторической эпохи во всей её конкретности, через тщательный анализ фактов, основанный на пристальном внимании к источнику, без заданности установленной схеме и социологического догматизма, стремление к объективности. Эта источниковедческая направленность, сосредоточенное внимание на конкретном выражении исторических процессов, новаторский характер отдельных идей очень ярко проявились именно в трудах учеников С. Ф. Платонова. В отличие от учеников
B. О. Ключевского они были более самостоятельны в своих взглядах на политическое развитие Древней Руси. Важно также отметить, что в их работах наблюдается стремление пересмотреть некоторые положения концепции В. О. Ключевского, свидетельствующее о безусловном противостоянии московской исторической школе.
В частности, рассмотрим вкратце взгляды на изучаемый вопрос учеников С. Ф. Платонова -Н. П. Павлова-Сильванского, А. Е. Преснякова и М. Д. Присёлкова. Хотя Н. П. Павлов-Сильванский уделял меньшее внимание разработке первого периода русской истории «от доисторической древности до XII в.». Темой его главных работ были последующие века, в которых он усматривал период феодализма на Руси, сходного с западноевропейским и связанного с господством крупного землевладения - «боярщины» [54. С. 9-10, 126, 138-144, 147, 150-158, 160-162]. В эпоху же Киевской Руси, считал Н. П. Павлов-Сильванский, существовал общинный строй, «когда пришлые князья, со своими дружинами и с посадниками, являются элементом, наложенным сверху на строй мирского само-
управления, и вече сохраняет свою суверенную власть, призывая князей и изгоняя их» [46. С. 148]. Посвятивший специальное исследование аристократическому элементу на Руси, историк не считал, что боярство до XII в. имело самостоятельное значение в сравнении с князем и вечем [45. С. 3-14].
А. Е. Пресняков своими исследованиями в сравнении с Н. П. Павловым-Сильванским, наоборот, внёс крупный вклад именно в изучение политического устройства домонгольской Руси. Взгляды его по этому предмету нам известны главным образом из его диссертации «Княжое право в Древней Руси» (СПб., 1909) и «Лекций по русской истории» (М., 1938. Т. 1). В них он, не соглашаясь с характеристиками княжеского владения Русью X-XII вв., выдвинутыми С. М. Соловьевым (родовая теория) и В. И. Сергеевичем (договорная теория), считал, что князья Рюриковичи осуществляли владение страной в соответствии с принципами большой нераздельной семьи. Право на княжение в каждой волости приобреталось прежде всего наследованием по отцу, по семейному, отчинному праву. Поэтому и раздробление Киевского государства он связывал главным образом с семейно-отчинным правом, предусматривавшим раздел отцовского имущества между сыновьями. Однако «князь XI-XII столетий не был государем ни сам по себе, ни тем более как член владельческого рода. Ни о единоличной, ни о коллективной государственной верховной власти древнерусских князей говорить не приходится», - писал А. Е. Пресняков. Сфера особого «княжего права» еще не выделилась, «она развивается в сфере общего права», то есть народного, обычного, лишь дополняя его [49. С. 132-133, 184-185].
Вслед за В. И. Сергеевичем А. Е. Пресняков признавал, что князь, опираясь на свое «одиначест-во» с вечевой общиной, скрепленное взаимным крестоцелованием и рядом, есть «народная власть», так как народ, а не дружина «составлял главную силу князей». Княжеская же власть была призвана «для удовлетворения насущных общественных потребностей населения - внешней защиты и внутреннего наряда». В то же время А. Е. Пресняков замечал: «Элементарные нити древнерусской волостной администрации сходились в руках князя, а не веча или каких-либо его органов. В этом оригинальная черта древнерусской государственности». «Дуализм князя и веча был своеобразным внутренним противоречием, которого не разрешила жизнь Киевской Руси», - заключал автор [49. С. 185, 405].
Для того чтобы княжеская власть доросла до высшего государственного властвования, необходимо было создать особые государственно-правовые отношения и «преодолеть замкнутость самоуправляющихся общинных миров», а это протекало медленно и «уже за хронологической гранью рассматриваемого нами периода русской истории». В то же время «в севернорусских народоправст-вах» шел обратный процесс, вырабатывались постоянные органы веча, ограничивающие и контролирующие княжескую власть во всех ее сферах. «А на юге, - писал А.Е. Пресняков, - силой, с которой пришлось князьям считаться, которая вступила с ними в конкуренцию, явилось, в конце концов, не вече народное, а земледельческое боярство» [49. С. 403, 428-429]. Такова общая картина политического развития Древней Руси, как это представлял себе А. Е. Пресняков.
Главным сочинением М. Д. Присёлкова в это время является его магистерская диссертация «Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XИ вв.» (СПб., 1913), вызвавшая оживлённую дискуссию. В ней, а также в его школьном учебнике «Русская история» (М., 1915; 2-е изд. М., 1917) М. Д. Присёлков наглядно демонстрирует эклектизм петербургских историков во взгляде на политическое устройство Древней Руси. С одной стороны, историк разделяет основные положения городовой или торговой теории В. О. Ключевского. С другой - для М. Д. Присёлкова построения В. О. Ключевского лишь фон, основа, на которой можно решать отдельные проблемы самостоятельно, порой идя вразрез со схемой, привлекая все возможные достижения современной историографии. И действительно, там, где речь идёт об этногенезе восточных славян или крещении Руси автор разделяет взгляды А. А. Шахматова, описывая общественный строй, привлекает труды А. Е. Преснякова. В этом типичная черта петербургской научной школы, не строившей общей концепции и не стремящейся её развивать, а направляющей усилия на конкретные исследования отдельных проблем и источниковедческие штудии. В частности, М. Д. Присёлковым обосновывается взгляд на происхождение политической власти киевского князя как старейшего не родовой традицией, а перенесением на него церковной практики управления метрополией на основе «церковной иерархии, где равночестные «отцы наши» - епископы - смыкались в собор под отеческою рукою митрополита». «Правда жизни была сложнее книжной монашеской теории и вела . к борьбе и отчужденности», не находя поддержки этой теории ни среди князей, ни среди киевского общества, - часто подчёркивает историк [50. С. 70-71, 120, 130-131, 157, 160, 167]. В занятии княжеских столов, по М. Д. Присёлкову,
не было единого принципа, реальная жизнь подсказывала его: занятие силой, избрание вечем, по завещанию или договору князей, под влиянием церкви, бояр, дружинных слоёв [50. С. 202-204, 208]. Отмечается также безусловная зависимость князей и от «первой дружины» (бояр), и от «церковных кругов», и от широких кругов общественности (вече), с которыми им приходилось ладить. Вече, Боярская дума и князь - три элемента верховной власти. Но в Киевской Руси они несли на себе черты «политической неопределенности», - делает вывод М.Д. Присёлков [51. С. 30-52].
Переходя к изучению взглядов по рассматриваемой проблеме историков Киевского университета конца XIX - начала XX в., необходимо отметить, что русскую историю здесь преподавали профессора В. Б. Антонович и В. С. Иконников, соответственно древний период - первый, а новый период - второй. В. С. Иконников известен своими трудами в области отечественной историографии. В. Б. Антонович изучал историю Правобережной Украины и Великого княжества Литовского. Оба ученых, бывшие в разные годы деканами историко-филологического факультета и председателями созданного при их активном участии «Исторического общества Нестора-летописца», являлись также сотрудниками Киевской археографической комиссии. В. Б. Антоновичу удалось создать собственную историческую школу, которая со временем разрослась до масштабов национальной школы историков Украины3. На начальном этапе его учеников объединяло общее направление монографического изучения отдельных древнерусских земель, единая методология и концепция [41. С. 3-23]. Проблема политического устройства Древней Руси в каждом из исследований киевских историков по областной тематике «удельно-вечевой эпохи» стояла весьма остро.
Сам В. Б. Антонович, несмотря на активные занятия археологией и чтение в университете курса лекций по истории домонгольской Руси, не посвятил себя специальному исследованию данного периода, излагая его в соответствии со взглядами Н. И. Костомарова. Восприняв федеративную теорию последнего, В. Б. Антонович исходил из признания Древней Руси федерацией городовых областей, основанных на «племенном распределении народа». Возникнув «в доисторическое время», города как вечевые центры общин и юридические единицы земель с пригородами после возвышения княжеской власти становились также местами пребывания князей, центрами военной организации края. Однако развитие удельной системы, считал В. Б. Антонович, не нарушало прежнего быта. Княжеские столы, или уделы, не всегда совпадавшие с делением земель, по мнению историка, все равно подчинялись им как младшие города старейшим и старались к нему присоединиться [3. С. 136-137]. Подобный строй городских общин перешел из Древней Руси в Литву, о чем В. Б. Антонович уже писал, основываясь на самостоятельных исследованиях. Причем в другой области его научных интересов -истории казачества он также высказывался в пользу того, что казаки - это потомки древнерусских общинников. Таким образом, исторически обосновывая точку зрения об особой демократичности украинского народа, В. Б. Антонович стремился привнести её в свою общественную деятельность, которая отличалась умеренностью взглядов и просветительским характером [41. С. 23-32].
Представления В. Б. Антоновича, идущие от Н. И. Костомарова, детально разрабатывались учениками историка. Областная тематика их первых крупных сочинений не представляла собой особой программы учителя, а вытекала из самой практики. Удобная для отражения занятий студентов над древнерусскими источниками и последующего написания медальных или кандидатских (дипломных) работ, она получила дальнейшее развитие в магистерских и даже докторских диссертациях историков школы В. Б. Антоновича. Началом серии исследований по истории древнерусских земель считаются монографии П. В. Голубовского (1881) и Д. И. Багалия (1882), посвященные Северской земле до половины XIV в. Однако еще ранее вышли близкие по направленности труды Н. П. Дашкевича о Болоховской земле (1876) и И. А. Линниченко о вече в Киевской области (1881). Далее последовали очерки Н. В. Молчановского о Подольской земле (1885), А. М. Андрияшева (1887) и П. А. Иванова (1895) о Волынской земле, М. С. Грушевского о Киевской земле (1891), М. В. Довнар-Запольского о Белорусских землях (1891), П. В. Голубовского о Смоленской земле (1895), В. Е. Да-нилевича о Полоцкой земле (1896), В. Г. Ляскоронского о Переяславской земле (1897) и, наконец,
3 Уже непосредственные ученики В.Б. Антоновича, преподававшие в различных вузах Украины, создали его дочерние школы: И.А. Линниченко и П.А. Иванов в Новороссийском университете в Одессе; Д.И. Багалей в Харьковском университете; В.Г. Ляскоронский в Нежинском лицее князя А.А. Безбородко (впоследствии Историко-филологическом институте); М. С. Грушевский в Львовском университете (Научное общество им. Т. Шевченко); П.В. Голубовский, М.В. Довнар-Запольский (Историко-этнографический кружок), А.М. Анд-рияшев, В.Е. Данилевич и А.С. Грушевский в Киевском университете.
А. С. Грушевского о Турово-Пинском княжестве (1901). Всех их объединяла, как уже было отмечено, общая концепция и единая проблематика.
В основе древнерусских земель, считали киевские историки, лежали племена, пользовавшиеся автономией и составлявшие из себя федерации самоуправляющихся семейных общин. Во главе этих общин, которые объединялись в земские округа с центральными городами, стояли выборные старейшины, чья власть была значительно ограничена вечем. «Старейшины являлись как главными административными и судебными лицами своей общины, так и предводителями ее войск в войнах». Постепенно военная удача и добыча возвышали старейшину, чтобы переменить его роль на положение постоянного князя. Таким образом, наряду с выделением специального класса воинов-дружинников, создавался институт князей-военачальников. Впрочем, власть этих князей по-прежнему в большинстве случаев ограничивалась народным вечем или «была чисто исполнительная» [4. С. 1-2; 10. С. 210-212; 17. 2-е изд. С. 289-291; 19. С. 51-56; 24. С. 66-68; 26. С. 42; 33. С. 1-8; 35. С. 268, 450].
Дальнейшее развитие политической власти связывалось с подчинением Киеву и киевским князьям восточнославянских земель. Однако это подчинение носило лишь внешний характер: с обязанностью выплаты дани, поставки воинов и принятия посадников. Во внутренних же делах земли пользовались прежней самостоятельностью, в них оставались свои князья, продолжали действовать общинные органы управления. При этом последние постепенно вытеснялись княжеской властью из политической и административной сферы, что позволило утверждать о существовании временного периода угасания, ослабления вечевой деятельности [17. 2-е изд. С. 292-297; 19. С. 57-58; 24. С. 69; 26. С. 107].
Возвращение веча к политической активности, вызванное образованием со второй половины XI в. уделов (отсюда и наименование периода - «удельно-вечевой»), не свидетельствовало, считали киевские историки, об антагонизме княжеской власти и народа. Постепенное формирование независимых земель имело обоюдный процесс как со стороны местных общин, стремившихся к обособлению, так и со стороны размножения княжеского рода, предоставлявшего каждой земле собственного князя. «Киевские князья не были в состоянии заглушить племенные инстинкты», - подчеркивал Д. И. Багалей. Положение княжеской власти на Руси в это время (до середины XII в.) всюду было одинаковым. И. А. Линниченко констатировал: «В народе существовал совершенно ясный и правильный взгляд на назначение князя: это земский чиновник, избранный для исполнения тех обязанностей, которые считались специальностью княжеской семьи - военачальства и суда. Недовольный деятельностью своего князя, народ показывает ему путь от себя, то есть изгоняет, а на место его приглашает другого из того же княжеского рода, так как авторитетом в военном и судебном деле пользовался преимущественно князь». Другие княжеские функции, как решение вопросов войны и мира, сношения с иными государствами, землями и князьями, заключение с ними союзов и договоров; назначение чиновников (административных, полицейских, судебных, фискальных и др.); издание законов; забота о церковном благоустройстве и т.д. - исполнялись под контролем земства и его органов, главным из которых являлось вече. Оно могло вмешиваться во всякую сферу княжеской деятельности, если находило это нужным. Что касается Княжеской или Боярской Думы, то ее киевские историки считали только совещательным органом при князе и не имевшем самостоятельного значения в управлении землей в отличие от более поздних времен. В целом отмечалось также, что «жизнь не отлилась еще в прочные юридические формы, отношения отличались неопределенностью, административный механизм - несовершенством», - как писал М. С. Грушевский. Это касалось вопроса и о преемственности княжеской власти в каждой земле. При одновременном действии различных способов занятия столов (родовое старшинство, отчинность, добывание силой, договор, народное избрание), любой из них нуждался в санкции со стороны земли, заключавшей ряд с князем, который устанавливал взаимные обязательства и был гарантией их выполнения. Иначе возникали усобицы и соперничество как между князьями - претендентами на власть, так и между князем и вечем. И в том, и в другом случае чаще всего все решало конкретное соотношение сил. Причем в междукняжеских отношениях большую роль играли не только материальные средства или родовые счеты, но и отношения между землями, как отзвуки былых межплеменных отношений [4. С. 2, 268-270, 280; 10. С. 218, 220, 223-225, 229-234; 17. 2-е изд. С. 57-60, 301-310, 315-333, 341-345; 19. С. 177-211, 237; 24. С. 81-84; 26. С. 263-268, 274-275, 301, 304, 307, 309-312; 33. С. 14, 17, 22, 55-58, 60-64].
Со второй половины XII в. начинают выделяться особенности положения княжеской власти в отдельных древнерусских землях. В итоге, как замечал Д. И. Багалей, «после Батыева нашествия Русь
представляла такую картину. В одних княжествах какой-нибудь из трех общественных элементов (князь, вече, дружина) одерживает решительную победу над двумя остальными, в других все эти три элемента находятся почти в равновесии. В Ростово-Суздальской земле князю удается сломить и вече и дружину. В Новгороде Великом вече является полновластным господином. .В Галиче дружина получает преобладающее значение» [4. С. 301. - Ср.: 33. С. 3, 59, 64]. В отношении тех земель, о которых писали киевские историки, ими рассматривалось равносильное значение князя, веча и дружинного элемента власти в Киевской земле [17. 2-е изд. С. 301, 310, 332-333], Северской [4. С. 302, 305; 9. С. 175-177], Переяславской [35. С. 454, 459, 461-464], Смоленской [10. С. 213, 222, 226-227, 277, 290; 24. С. 67, 83], Турово-Пинской [14. С. 69-72] и др. Подчиненное положение княжеской власти вечу, подобное новгородскому и псковскому народоправствам, усматривалось в Полоцкой земле [19. С. 177, 192, 197, 199, 201; 24. С. 67, 83]. В Галицко-Волынской же земле власть князя ограничивалась боярством. Причем свое господство, полагали киевские историки, оно приобрело вследствие местных условий, а не под влиянием аристократических порядков соседних стран, как считалось прежде [2. С. 117, 153-155; 26. С. 267-272, 275; 37. С. 54-55, 58-60].
Таким образом, концепция политического устройства Древней Руси историков киевского университета (школы В. Б. Антоновича) в целом соответствовала устоявшимся земско-вечевым представлениям, сложившимся в отечественной историографии к концу XIX - началу XX в. Её особенности большей частью касались лишь периода формирования политических институтов. Ибо киевские историки, обращавшие пристальное внимание на этнографические аспекты истории, исходили прежде всего из племенной специфики зарождения и развития политической власти на Руси. Их взгляды сохраняют свое значение и в последующих сочинениях, не связанных с областной тематикой, а также находят отражение в лекционных курсах и научно-популярных работах [11; 20; 22; 25; 36; и др. - См. также: 41. С. 32-37, 47-48]. И это несмотря на то, что некоторые из киевских историков в дальнейшем переходят от позитивистской методологии к экономическому материализму, как, например, М. В. Довнар-Запольский [23; 39], или под влиянием националистических взглядов вносят существенные коррективы в общую концепцию истории Древней Руси, как, например, М. С. Грушевский [15; 16].
В итоге можно констатировать, что на проблему политического устройства Древней Руси в отечественной историографии конца XIX - начала XX в. значительным образом влияли представления и методология научных школ, сформировавшихся в университетских центрах Москвы, Петербурга и Киева. Если согласиться с основными критериями данных схоларий - единство концепции, методов, проблематики и коммуникативной практики, то определяющими для московской исторической школы В. О. Ключевского была его концепция русской истории, для петербургской С. Ф. Платонова - методика исследований, а для киевской В. Б. Антоновича - проблематика, связанная с национальными и политическими судьбами Украины. Отсюда в представлениях первой проблема политического устройства Древней Руси выглядит стройной теорией возникновения и развития государственной власти, представленной прежде всего властью князей, основанной на социально-экономических интересах. Представления второй научной школы, не сформировавшей своей единой концепции, выделяют отдельные особенности изучаемой проблемы, в связи с тщательным анализом источников и фактов. Общим их выводом выглядит точка зрения о неопределенности, противоречивости, неразвитости политического строя Древней Руси. Третья историческая школа, искавшая демократические истоки украинского народа в древнерусской истории, развивала земско-вечевые представления о политическом устройстве, бытовавшем на Руси.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ананьич Б. В., Панеях В. М. О петербургской исторической школе и ее судьбе // Отечественная история. 2000. № 5. С. 105-113.
2. Андрияшев А. М. Очерк истории Волынской земли до конца XIV столетия. Киев, 1887.
3. Антонович В. Б. Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Киев, 1885. Т. 1.
4. Багалей Д. И. История Северской земли до половины XIV столетия. Киев, 1882.
5. Богословский М. М. Учебник русской истории. 4-е изд. М., 1917. Ч. I.
6. Бон Т. М. Русская историческая наука (1880-1905 г.). Павел Николаевич Милюков и московская школа / пер. с нем. Д. Торицина. СПб., 2005.
7. Брачев В. С., Дворниченко А. Ю. Кафедра русской истории Санкт-Петербургского университета (18342004). СПб., 2004.
8. Вишняков Е. И., Пичета В. И. Очерки русской истории. М., 1908.
9. Голубовский П. В. История Северской земли до половины XIV столетия. Киев, 1881.
10. Голубовский П. В. История Смоленской земли до начала XV столетия. Киев, 1895.
11. Голубовский П. В. Лекции по древнейшей русской истории. Киев, 1904.
12. Готье Ю. В. Очерк истории землевладения в России. Сергиев-Посад, 1915.
13. Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского» в исторической науке и российской культуре. Челябинск, 2010.
14. Грушевский А. С. Пинское Полесье: Исторические очерки. Ч. 1: Очерк истории Турово-Пинского княжества. XI-XШ вв. Киев, 1901.
15. Грушевский М. С. Украни - Руси. Кшв, 1991. Т. 1; Ктв, 1992. Т. 2; Кшв, 1992. Т. 3.
16. Грушевский М. С. Киевская Русь. СПб., 1911. Т. 1.
17. Грушевский М. С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891; 2-е изд., репринт. Киев, 1991.
18. Гутнов Д. А. Об исторической школе Московского университета // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 8: История. 1993. № 3. С. 40-53.
19. Данилевич В. Е. Очерк истории Полоцкой земли до конца XIV столетия. Киев, 1896.
20. Данилевич В. Е. Пособие по истории Древней Руси. Киев, 1913.
21. Дербин Е. Н. Институт княжеской власти на Руси IX - начала XIII века в дореволюционной отечественной историографии. Ижевск, 2007.
22. Довнар-Запольский М. В. Вече. Князь, его дума и администрация. Дружина и боярство // Русская история в очерках и статьях / под ред. М.В. Довнар-Запольского. 2-е изд. М., 1910. Т. 1. С. 226-268, 290-311.
23. Довнар-ЗапольскийМ. В. История русского народного хозяйства. Киев, 1911. Т. 1.
24. Довнар-Запольский М. В. Очерк истории Кривичской и Дреговичской земель до конца XII столетия. Киев, 1891.
25. Довнар-Запольский М. В. Политический строй Древней Руси. Вече и князь. М., 1906.
26. Иванов П. А. Исторические судьбы Волынской земли с древнейших времен до конца XIV века. Одесса, 1895.
27. Кизеветтер А. А. Местное самоуправление в России К-ЖК ст. М., 1910.
28. Ключевский В. О. Боярская Дума Древней Руси. Добрые люди Древней Руси: репринт. с изд. 1902, 1892 гг. М., 1994.
29. Ключевский В. О. Лекции по русской истории, читанные на Высших женских курсах в Москве в 1872-1875 гг. М., 1997.
30. Ключевский В. О. Сочинения: в 9 т. М., 1987. Т. I: Курс русской истории. Ч. I.
31. Ключевский В. О. Сочинения: в 9 т. М., 1987. Т. II: Курс русской истории. Ч. II.
32. Ключевский В. О. Сочинения: в 9 т. М., 1989. Т. VI: Специальные курсы.
33. Линниченко И. А. Вече в Киевской области. Киев, 1881.
34. Любавский М. К. Лекции по древней русской истории до конца XVI века. 4-е изд., доп. СПб., 2000.
35. Ляскоронский В. Г. История Переяславской земли с древнейших времен до половины XIII столетия. Киев, 1897.
36. Ляскоронский В. Г. Киевский Вышгород в удельно-вечевое время. Киев, 1913.
37. Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь. Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001.
38. Милюков П. Н. «Исконные начала» и «требования жизни» в русском государственном строе. Ростов н/Д, 1905.
39. Михальченко С. И. М. В. Довнар-Запольский: историк и общественный деятель // Вопросы истории. 1993. № 6. С. 165-166.
40. Михальченко С. И. Киевская школа в российской историографии (школа западно-русского права). М.; Брянск, 1996.
41. Михальченко С. И. Киевская школа: Очерки об историках. Брянск, 1994.
42. Мохначева М. П. Межвузовские научные связи российских историков во второй половине XIX века в контексте истории научно-педагогической школы В. О. Ключевского // В. О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии: материалы науч. конф. (Пенза, 25-26 июня 2001 г.). М., 2005. Кн. I. С. 282-297.
43. Мягков Г. П. Научное сообщество в исторической науке: Опыт «русской исторической школы». Казань, 2000.
44. Очерки истории отечественной исторической науки XX века / под ред. В.П. Корзун. Омск, 2005.
45. Павлов-Сильванский Н. П. Государевы служилые люди. М., 2000.
46. Павлов-Сильванский Н. П. Феодализм в России. М., 1988.
47. Покровский М. Н., Никольский Н. М., Сторожев В. Н. Русская история с древнейших времен. М., 1910. Т. 1.
48. Попов А.С. В.О. Ключевский и его «школа»: Синтез истории и социологии. М., 2001.
49. Пресняков А. Е. Княжое право в древней Руси: Очерки по истории X-XII столетий. Лекции по русской истории: Киевская Русь. М., 1993.
50. ПрисёлковМ. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб., 2003.
51. Присёлков М. Д. Русская история: Учебная книга для VII-VIH классов мужских гимназий и VII кл. реальн. училищ. М., 1915.
52. Рожков Н. А. Обзор русской истории с социологической точки зрения. Ч. 1: Киевская Русь (с VI до конца XII века). 2-е изд. М., 1905.
53. Ростовцев Е. А. А. С. Лаппо-Данилевский и петербургская историческая школа. Рязань, 2004.
54. Свердлов М. Б. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII-XX веков. СПб., 1996.
55. Цыганков Д. А. Профессор В. И. Герье и его ученики. М., 2010.
56. Чирков С. В. Археография и школы в русской исторической науке конца XIX - начала XX в. // Археографический ежегодник за 1989 г. М., 1990. С. 19-27.
57. Шаханов А. Н. Русская историческая наука второй половины XIX - начала XX века: Московский и Петербургский университеты. М., 2003.
58. Эммонс Т. Ключевский и его ученики // Вопросы истории. 1990. № 10. С. 45-61.
Поступила в редакцию 21.01.13
E.N. Derbin
The political structure of Old Rus' in the views of historical schools in Russia and Ukraine at the end of XIXth -beginning of XXth centuries
The article deals with the problem of the political system of Old Rus' in the views of historical schools in Russia and Ukraine at the end of XIXth' - beginning of XXth' cc. The influence of Moscow, St. Petersburg and Kiev historical schools on the researched problem is also shown.
Keywords: political system of Old Rus', forms of the supreme power in Rus', Moscow, St. Petersburg and Kiev historical schools.
Дербин Евгений Николаевич,
кандидат исторических наук, старший преподаватель
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) E-mail: [email protected]
Derbin E.N., candidate of history, senior lecturer
Udmurt State University
426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st.,1/2
E-mail: [email protected]
