CC BY
63
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 3 (15). С. 397-408. УДК 32.019.5
DOI 10.25513/2312-1300.2017.3.397-408
А. Н. Канюков
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ДОВЕРИЕ И ЛИДЕРСТВО. ТОЧКИ СОПРИКОСНОВЕНИЯ
Рассматривается проблема фальсифицируемости концепта доверия. Исследуется феномен политического доверия в информационном пространстве. Представляется авторская классификация лидерства и ядерные имиджевые характеристики, которые могут использовать лидеры соответствующего уровня. Приводятся наглядные примеры функционирования доминанты в политической жизни. В заключение обсуждается целесообразность использования деятельностного подхода к формированию политического доверия.
Ключевые слова: политическое доверие; лидерство; имидж; классификация лидерства; деятельностью подход.
A. N. Kaniukov
POLITICAL TRUST AND LEADERSHIP. POINTS OF CONTACT
The article considers the problem of falsifying the concept of trust. The phenomenon of political trust in the information space is investigated. Author's classification of leadership and nuclear image characteristics are presented, which leaders of the appropriate level can use. Illustrative signs of functioning of the dominant in political life are given. In conclusion, the expediency of using the activity approach to the formation of political trust is discussed.
Keywords: political trust; leadership; image; classification of leadership; activity approach.
Мы живём в обществе, наполненном конфликтами, сплетнями, слухами, борьбой за власть и деньги. Наличие и потенциал ресурсов порождает борьбу за их увеличение, которая осуществляется единицами и группами. Как бы ни формировались группы, искусственно или естественно, всегда появляются лидеры, которые начинают структурировать процесс и задавать вектор. Лидеры стараются добиться доверия к себе, потому что так они способны передавать информацию с низким уровнем её критического осмысления, а когда им нужно, предлагать своим сторонниками совершать акции прямого действия.
Фальсифицируемость концепта «доверие»
Карл Поппер утверждает, что критерием научного статуса теории является её фальси-фицируемость, опровержимость или прове-
© Канюков А. Н., 2017
ряемость [1, с. 69]. Для нас это означает, что само по себе мнение о существовании явления доверия может быть поставлено под сомнение, так как утверждение ещё одного автора о существовании явления имеет меньшую научную ценность, чем подтверждение его отсутствия хотя бы одним автором либо установление границ его существования. Как мы можем говорить о технологии формирования доверия к политическим лидерам, когда не убеждены в факте фальсифицируемо-сти явления? Что, если такого явления, как «доверие», просто не существует? Иэн Шапиро в своей книге обратил внимание на то, что сама возможность политического знания находится под угрозой, так как, в отличие от естественных наук, объектом исследования в социальных науках является артефакт -человеческий язык [2, с. 212]. Можем ли мы допустить, что доверие - семантическая игра,
не имеющая под собой научного основания? Что, если регулярные опросы часто показывают низкие основания доверия политикам просто потому, что такого явления не существует? Вдруг выражение: «Я доверяю политику», - можно заменить без потери смысла на одно из следующих выражений: «Я поддерживаю его политику»; «Я симпатизирую этому политику»; «Мне выгодно поддерживать этого политика»? Неужели, конкретизируя явление подобным языком, мы не узнали бы больше о наших собственных мотивах и мотивах других людей? Может быть, концепт доверия скрывает что-то иное, а следовательно, утрачивает право быть самостоятельным объектом исследования, потому что объектом исследования должно быть хоть как-то известное и существующее, которое подлежит определению. В социальных науках невозможно изучать то, что возможно обозначить в мыслях только как Х.
Теория фальсифицируемости Поппера обязывает нас быть непочтительными. Мы вправе отказать всем тем, кто до нас ранее исследовал доверие. Их великое множество, и многие из них не согласны друг с другом. Мы тоже можем быть не согласны со всеми предположениями, озвученными относительно доверия ранее. Но действительно ли зря мы начали наш разговор о доверии? Как можно теперь оправдать исследование данного феномена?
В своём «Трактате» Людвиг Витгенштейн утверждает, что Пропозиция - это Истинностная Функция Элементарных Пропозиций. (Элементарная Пропозиция является Истинностной Функцией самой себя) [3, с. 132]. То есть истинная речь не может вытекать из ложных посылок. Истину следует искать не в наблюдении, а в прояснении. По моему убеждению, концепт доверия, неподвластный внешнему наблюдению, более конгруэнтен для теории Поппера, чем для псевдонаучной концепции верифицируемо-сти, что является его несомненным преимуществом.
«Человечек политический» живёт в информационном пространстве, реагируя на него, размышляя и давая оценки. Он эмоционально откликается на происходящее и способен на действие ради политических целей, в некоторых случаях стараясь довести своего
противника до полного уничтожения. Для нас это означает, что речь, язык и текст, воздействующие на его (нашу) психику, обладают не меньшей значимостью, чем поступающая об объективном мире информация. Да и может ли быть иначе, если в обоих случаях всё упирается в рецепторы и нервные пути? Означает ли это, что концепт доверия способен создавать социальную реальность?
В России увольняют губернаторов «за утрату доверия», что бы это ни было. Не является ли легитимность следствием доверия, а её утрата - следствием его отсутствия? Что произойдёт, если люди на улице и перед телевизором договорятся, что не могут доверять действующей власти, и с этим будет нужно что-то делать?
Я вовсе не хочу сказать, что поднятый мною вопрос о реальности доверия не имеет смысла, но приходится признавать, что если дискурс утраты доверия способен оказывать воздействие на политическую ситуацию, значит, мы обязаны уделить его изучению достаточно сил и времени, чтобы иметь возможность учитывать его в политическом информационном пространстве.
Вторая часть ответа на вопрос о фаль-сифицируемости доверия заставляет нас обратиться к онтогенезу и состоит в признании способности ребёнка реагировать на окружающие события. Поппер, размышляя о возможности врождённого знания, указал на подобные реакции, назвав их «ожиданиями», не подразумевая при этом, что они являются сознательными [1, с. 85]. По его мнению, ребёнок рождается с некими реакциями, «ожиданиями», например, кормления. Другой особенностью организма является потребность находить регулярности, что помогает структурировать хаотичную окружающую среду. По моему мнению, психологическим сопровождением реакций, подобных кормлению, является доверие. Нарушение подобного «ожидания» приводит к серьёзным последствиям. Так, Микаэл Балинт стал рассматривать сходные феномены через понятие «базисный дефект», указывая на то, что для таких людей состояние фрустрации представляет собой неоспоримое доказательство злобного и враждебного отношения со стороны их окружения, разрушающего доверие к окружающему миру [4, с. 33].
Неужели мы смогли получить подтверждения реальности феномена доверия из самой сердцевины теории фальсифицируемо-сти? Возможно ли, что борьба с вечно враждебным, «не дающим» окружением может привести к желанию изменить политическую систему? Возможно ли, что политический лидер с подобными особенностями будет обладать паранойяльными чертами и, вследствие этого, убеждён в том, что его политика - единственное верное для народа, а все, кто против неё, его враги? Способен ли он ради этого убивать людей?
Политическая наука не может игнорировать подобные возможности. Она обязана их исследовать. Но сейчас для нас важен сам факт реальности последствий для политического пространства при наличии такого явления, как доверие. Оба приведённых примера позволяют представить модели социального экспериментирования с концептом доверие, в том числе поставить под сомнение сам феномен или показать его ограничения, т. е. позволяют пройти тест на фальсифици-руемость. Более того, через признание факта необходимости учитывать политическое доверие на нас ложится ответственность за подлинное понимание этого феномена, его значения и роли. Но нам не следует быть «щедрыми» и включать в этот концепт всё, что угодно. Мы должны отбросить лишнее и сохранить лишь суть, возможно даже, что на этом пути нам придётся подобрать более подходящее название. Теперь мы открыты для этого.
Неразличимое
Уже в самом начале языковой традиции понятие «доверие» (лат. - credo; инд. -shraddha) расширяется до понятия «вера» [5, с. 124]. Тем не менее Эмиль Бенвенист считает, что данный концепт находил сферу своего применения не только в религии, но и в практике человеческих отношений, связанных с помощью и выгодой. Речь идёт о собственности, которую можно доверить другому, в том числе божеству, с различной целью и не бояться её потерять, надеясь на возвращение или возмещение. Примером последнего является применимость данного концепта к религиозным обрядам, например к жертвоприношению. Но были и более сен-суалистские трактовки данного концепта. Так, Ганс Келлер усмотрел в creddhe (shraddha)
трактовку «вложить своё сердце в кого-либо». Несмотря на кажущееся более чёткое именование предмета, данная трактовка только сильнее запутывает ситуацию. Во-первых, потому что увеличивает компонент магии в этимологии. Что значит «вложить сердце»? Это возможно сделать физически либо речь идёт о метафоре? Тогда метафоре чего: души, чувств, предметов? Что заставляет делать вложение: любовь, надежда, страх, желание? Какими качествами должен обладать объект, в который помещается сердце: богатством, знатностью, харизматичностью? В конечном счёте всё сводится к тому, что некий «чудесный предмет» может быть «чудесным образом» помещён в том числе в «чудесное создание». Проблема в том, что подобная трактовка неприменима к научному знанию. «Доверие», хоть и невысказанное, ограничивает сферу научного поиска и подпадает под критерий фальсифицируе-мости Поппера в отличие от «сердца» Келлера. Во-вторых, Бенвенист настаивает на том, что cred не может трактоваться как сердце в силу отсутствия подобной орфографической традиции в индоевропейских языках. В силу данных обстоятельств этимологически я считаю наиболее верным взять за основу трактовку, предложенную Бенвенистом.
История понятия «лидерство» не является настолько древней, как доверия. Жан Блондель настаивает на том, что нет общепринятого определения этого понятия, точно так же как не существует характеристики, которая применялась бы к лидерству вообще [6, с. 8]. Первое упоминание понятия «лидерство» (leader), по сообщению Ральфа Сто-ждилла, появилось в Оксфордском словаре английского языка примерно в 1300 г. [7, p. 7] и просто указывало неформализованным языком на статус субъекта. Но какой концепт использовался до XIV в.? Не думаю, что будет ошибкой усмотреть истоки данного понятия если не в этимологии, то в коннотации понятия "kratos". Бенвенист указывает на две семантические группы значений, относящиеся к нему: 1) слова со значением физического и морального «превосходства», «преимущества» в бою или на собрании; 2) твёрдый, лютый, жёсткий.
Постепенно понятие «лидерство» всё более становится несводимо лишь только
к формальной позиции и указывает на человека, обладающего определёнными качествами. Появлялись и иные определения, близкие по значению. Так, Макс Вебер считал, что «господством» называется возможность встречать повиновение определённых групп людей [8, с. 252]. Господство суть авторитет, который используется для оказания влияния на окружающих с целью подчинить их. Помимо традиционного и легального господства, Вебер выделял харизматическое - качество личности, признаваемое необычайным, благодаря которому она оценивается как одарённая сверхъестественными, сверхчеловеческими или по меньшей мере наделённая особыми силами и свойствами, недоступными другим людям [Там же, с. 279]. Принимая это определение, мы вынуждены либо говорить о чудесах и магии, либо об очередном сенсуалистском описании знакомых явлений, которое следует заменять при первой возможности более подходящей терминологией.
Концепты кратос, господство и лидерство, сохраняя нюансы, исторически переплетаются друг с другом. Их объединяет указание на способность тем или иным путём, благодаря формальным или личностным характеристикам, достигнуть над другими людьми властных отношений.
Феномен политического доверия
Политическое доверие является следствием процессов коммуникации в обществе. Лидеры совершают действия в информационном пространстве, для того чтобы убедить общество в том, что им можно доверить власть и важные решения. Между тем в информационном пространстве существуют совершенно особые законы и понятия. Для понимания их обратимся к меткой сентенции Эдмунда Гуссерля, который был убеждён, что подлинное желание сказать есть желание сказать правду и истиной является дискурс, похожий на реальность [9, с. 130]. Доверие к лидеру формирует дискурс, похожий на реальность. Но для всех ли реальность одинакова? На этот вопрос мы должны дать отрицательный ответ. Чувство реальности является следствием работы памяти и заключается в том, что некое воспоминание или всплывшее в памяти впечатление организуется в историческую последовательность [10, с. 149]. Так рождается политическая мифоло-
гия. Правдоподобное для «Другого» не может стать собою, потому что ему мешает чувство нереального, указывающее как раз на то, что в реальность нужно попасть своим сообщением. Именно поэтому так устойчивы убеждения, формируемые длительными пропагандистскими кампаниями. Воспитание восприимчивого к пропаганде гражданина следует начинать ещё с детства, когда уровень критического мышления ещё невысок. Картинка должна достраиваться материалом из максимально различных источников информации. Таким образом, формируется удивительная фантасмагория.
Вам никогда не приходило в голову, что вы постоянно видите вокруг себя «сумасшедших людей», каждый из которых живёт в своём мире? У них своя идеология и свои убеждения, они чертовски не правы, но не является ли это следствием того, что их память и чувство реального отличаются от ваших? Когда «сумасшедшие» начинают объединяться ради борьбы за власть, появляются партии. Они выбирают себе «главного сумасшедшего». Именно он задаст «тренд безумия» и укажет направление для «безумных действий»: такого человека мы будем называть политическим лидером. Для того чтобы понравиться «толпе сумасшедших», он должен озвучивать идеи, которые им нравятся, и поддерживать их мечты, надежды и ожидания. Тогда «безумные» его примут и смогут проголосовать на избирательном участке.
Когда объединяется много «сумасшедших» вокруг определённых ценностей, появляется стандарт нормы, на которую стараются ориентироваться те, кто не уверен в том, что может принимать собственные решения и нести за них ответственность. Особенно говорливые «безумные» получают статус лидеров мнений, и к ним начинают прислушиваться. Похожие на них воспринимают их слова как истину, а непохожие - как ложь или «бред». Но зачем людям быть «сумасшедшими» друг для друга, не будет ли жизнь более простой и менее полной опасностей, если люди начнут понимать, что их чувство реальности является лишь фантазией? Жан-Поль Сартр указывал на способность страха, в противовес рефлексии, придавать строго определённое трансцендентное будущее [11, с. 68]. Тревога и боязнь одино-
кого, заброшенного в мир человека заставляет убеждать самого себя в какой-то версии чувства реальности. Стереотипы и онтологические предпосылки служат той же задаче, хотя их функционал шире, так как позволяет ещё и сокращать время на принятие решения. Этим же функциям служит и идеология. Она как маркер для наиболее короткого во времени поиска «умалишённых».
Погружённость в дискурс уникальности индивидуального мира и его «безумия» создаёт из пропаганды в информационном пространстве ориентир для социума. Я выделяю принципы дискурса политической коммуникации:
1. В политической коммуникации нет правды.
2. В политической коммуникации есть правдоподобное.
Воображаемое
3. Люди опираются на дискурс других ради получения информации.
4. Правдоподобное не может быть доказано, так как невозможно доказать причины происходящего.
Поэтому я убеждён, что политическое доверие есть вера. Говоря о знаменитом треугольнике Жака Лакана: «Воображаемое, символическое, реальное», - постараемся представить его в виде, применимом для процессов политической коммуникации (рис.). Тогда место реального занимает правдоподобие, а доверие находится в регистре воображаемого. Третьим элементом треугольника является политический образ, или, иначе говоря, имидж политика, который раскрывается на индивидуальном уровне как символическое.
Доверие
Символическое Реальное Политический образ Правдоподобие
Политическая коммуникация в разрезе символического, воображаемого и реального
Роль доверия в политическом лидерстве
О доверии принято говорить как о характеристике, которую следует завоёвывать политическому лидеру. Но может ли быть успешным лидер с низким уровнем доверия? Современный исследователь политических институтов и доверия к ним Элиас Папаио-анну в своём исследовании указывает на текущий кризис доверия в Европе к политикам, партиям, парламентам и даже ООН [12, р. 5]. Это означает, что доверие к одному элементу системы не может быть само по себе определяющим. Важным значением для устойчивости системы является возможность поддержания её за счёт других элементов, тоже наделённых доверием. Но есть и обратная тенденция, когда два элемента, наделённых доверием, вступают в противоречие и конфликт, они способны как укрепить к себе доверие, так и потерять его по отдельности или
обоюдно. Возможно ли говорить о том, что политический конфликт - это конфликт доверий? Я готов утвердительно ответить на этот вопрос.
Каждое господство старается укрепить веру в свою «легитимность» и позаботиться о ней [8, с. 252]. Поэтому всегда будут лидеры, готовые бороться за свои привилегии. Тем не менее нам следует разделять между собой выборные или невыборные власти. Если к первым относятся президент и собрания депутатов «всех мастей», то ко вторым -бюрократия, армия, судебная власть и общественные силы. Оба кластера вынуждены опираться на легитимность. В некоторых странах, например в России, представителей бюрократии политические власти способны достаточно легко лишить легитимности и отправить в отставку. В других, например во Франции, - бюрократический аппарат министерств является достаточно устойчивым
к смене политических лидеров. Сильные министры способны даже сами успешно переходить полностью в политическую ипостась, что подтвердили последние выборы президента Франции, на которых победил бывший министр экономики Эммануэль Макрон.
Армия вторгается в политическое пространство чаще всего в странах Африки и Южной Америки. Но военным, в силу их специфики и «заточенности» на совершение силового противостояния, тяжело уследить за бюрократическим аппаратом, чья компетентность в управлении институтами превышает армейскую. В результате военным тяжело совладать с коррупцией и недовольством населения, что может привести к установлению полномасштабной военной диктатуры. Тем не менее в ряде случаев к власти в результате государственных переворотов приходят лидеры, совмещающие в себе талант полководца и политический талант, что приводит к рождению достаточно устойчивых систем вроде системы Фиделя Кастро на Кубе и Аугусто Пиночета в Чили.
Судебная власть редко когда поставляет из своих рядов общественных лидеров в авторитарных режимах. Любопытным примером является бывший глава Конституционного суда Египта Мухаммед Мурси, избранный президентом после свержения Хосни Мубарака. Данный пример примечателен тем, что своим заместителем он назначил Махмуда Мекки, работавшего до этого старшим судьёй. Данный опыт оказался неудачен, так как их тандем правил страной не более года.
Общественные силы оказываются успешными в деле создания новых лидеров, так как они свободны от излишней формализации и бюрократии вроде таких институтов, как чиновничество, армия и суд, и стимулируют личную инициативу. Тем не менее многие общественные организации являются аффилированными структурами с разными политическими партиями, и поэтому иногда их самостоятельность ставится под сомнение. Нередки случаи, когда политики и общественники совмещают две ипостаси, особенно если стараются сохранить независимость или создать своё движение. Так, в настоящее время Алексей Навальный для распространения своей антикоррупционной
инициативы сначала создал отделения Фонда борьбы с коррупцией (ФБК) и лишь затем перешёл к созданию партийных ячеек «Партии Прогресса», от которых снова перешёл к созданию региональных штабов для ведения своей президентской кампании, во время которой делает ставку на активные общественные протестные силы, находящиеся в регионе.
Господство выборных и невыборных властей опирается на доверие населения и осуществляется лидерами данных структур. Их разнообразие я считаю возможным назвать дисперсией лидерства. Дисперсия становится шире и разнообразнее в демократической системе, но уже и однообразнее -в авторитарной.
Классификация лидерства
Ранее мы установили, что дисперсия лидерства в политическом пространстве достаточно широка, в неё входят выборные и невыборные власти. Роберт Даль говорил, что А располагает властью над В тогда, когда А является причиной определённого поведения В при условии, что без воздействия со стороны А тот вёл бы себя иначе [13, р. 202]. Данное определение убедительно показывает, что концепт «лидерство» описывает властные отношения среди людей. Даже в отношениях двух человек один очень часто оказывается ведущим, а другой - ведомым. Та же ситуация возникает и в более крупных группах. Поэтому я пришёл к выводу о наибольшей целесообразности установления классификации лидерства на основе ширины охвата влияния, распространяемого лидером:
1. Лидерство первого уровня - малые группы, в том числе спонтанно формируемые. Такие группы характерны для друзей и знакомых, которые решают совместно принять участие в политической акции.
2. Лидерство второго уровня - влияние лидера выходит в информационное пространство, но масштаб известности распространяется в пределах района. Такой лидер не обладает сплошной известностью, скорее о нём что-то иногда бывает слышно. Тем не менее такой лидер приобретает известность среди активных участников своего круга. В большинстве своём к таким лидерам относятся активные общественники, занимающиеся решением определённых проблем,
и партийные активисты / функционеры мелкого и среднего звена.
3. Лидерство третьего уровня - лидер получает общественное признание, его известность находится в пределах крупного города или области. Со своей известностью он может претендовать на успешное участие в избирательной кампании своего территориального представительного органа власти, он регулярный гость в СМИ. Фактически уже на этом уровне мы можем говорить о профессиональном подходе к лидерству.
4. Лидерство четвёртого уровня - лидеры пытаются выйти за границы своей области и расширить своё влияние на другие города, области и регионы. Их цель - пробиться в федеральный парламент или занять министерское кресло. Пик этого уровня - участие в президентских выборах либо разумная претензия на это.
5. Лидерство пятого уровня - это высший уровень влияния лидера, так как его известность достигает значительной части пределов страны и выходит на международный уровень.
Любопытно, что лидерство в малых группах далеко не всегда конкретизируется исследователями. Так, согласно Галине Андреевой, лидером является такой член малой группы, который выдвигается в результате взаимодействия членов группы для организации группы при решении конкретной задачи в конкретной ситуации, принимая на себя определённые функции [14, с. 215]. Чаще всего эти функции разделяют как направленные либо на решение задачи, либо на создание эмоционального фона. Ярким примером последнего являются фашистские вожди, которые эксплуатируют недостаток эмоционального удовлетворения в промышленном обществе [15, с. 328].
Лидерство второго и третьего уровня уже не может быть настолько упрощённым. Лидеры находят себе применение в различных сферах общественной жизни и демонстрируют свою полезность гражданам. Изначально или со временем они приобретают свою специализацию, в которой становятся наиболее полезными и эффективными. Так, мною было выделено семь ядерных имиджевых характеристик, составленных на основе проведённой ранее исследовательской работы [16]:
1. Консерватор - сторонник традиционных ценностей. Хорошо себя чувствует, исповедуя авторитарный стиль лидерства. Нетерпим к альтернативным ценностям.
2. Законник - следит за соблюдением законодательства и подготавливает новые законы. Его специализация близка к экспертной позиции в области юриспруденции, тем не менее он не только пользователь, но и создатель.
3. Защитник. Его основная функция -защита прав социальных групп. Необходимо указать, что защита действующей власти тоже входит в данную категорию.
4. Этик. Его основная задача - социальная критика. Он ставит себе целью восстановление справедливости на основе общепризнанных нравственных норм и ориентиров.
5. Эксперт. Его авторитетное мнение является основанием для принятия решения. Он не боится объяснять людям, как правильно с точки зрения достижения результата следует поступать.
6. Эффективный менеджер. Его конёк -грамотные действия в любой ситуации. В отличие от «эксперта» он стремится доказать, обосновать или реализовать на практике принятое решение. Он умеет управлять и достигать поставленных задач, в силу чего часто его позиция воспринимается как экспертная.
7. Имидж статуса. К этой ядерной характеристике мы относим тех лидеров, которые не обзавелись специализацией и стараются характеризовать себя с точки зрения занимаемой ими формальной должности.
Если для удобства примера взять Законодательное собрание Санкт-Петербурга пятого созыва, то в Виталии Милонове можно легко угадать имиджевые характеристики консерватора, а в Борисе Вишневском и Максиме Резнике - защитника, председатель ЗакСа Вячеслав Макаров опирался на имидж статуса, а бывший псковский депутат Лев Шлосберг решил завоевать себе образ этика.
Доминанта в политической жизни
В каждом отдельном человеке, помимо личных воспоминаний, есть великие «изначальные» образы. Эти образы и мотивы были названы архетипами (а также доминантами) [17, с. 71]. В статье я не ставлю задачу доказать наличие коллективного бессознательно-
го, но некоторые идеи, родившиеся в психоанализе, как мне кажется, заслуживают внимания. Одна из таких идей - это наличие неких шаблонов восприятия, реагирования или действия (сравните с Поппером). Нет ничего необычного в наличии подобных шаблонов. Человеческая психика устроена схожим образом. В каждом государстве функционирует примерно один и тот же перечень институтов и разыгрываются близкие сценарии борьбы за власть. Неужели при этих условиях возможно отметать некие единые шаблоны лидерства, на которые откликается психика человека? Может быть, осмыслять «харизму» Макса Вебера стоит в терминологии подобных шаблонов?
Я убеждён, что лидерство четвёртого и пятого уровня - это не просто трудовые будни общественников, это способность най-
ти отклик в психике огромного количества людей. Такой отклик опирается на единые шаблоны реагирования и обладает притягательной силой. На этом уровне политический миф будто создаётся сам собой, что, конечно, редко бывает на практике. Человек обращается к опыту своей памяти и находит аналогии и ассоциации между действиями в информационном пространстве политиков настоящего, а также великими людьми и событиями прошлого. Человек с незапамятных времён интуитивно персонифицировал эти силы в образах богов, представленных в мифах с величайшей тщательностью, в соответствии с их многообразными особенностями [18, с. 371]. Постараемся провести некие параллели между этими силами и известными нам политиками, для чего обратимся к таблице.
Соотношение архетипа и наиболее близкого к нему образа политика
Архетип Политик
Вотан - индуцирует «захваченность» и «одержимость» общества, ярость и неистовство, демонстрацию своего превосходства Гитлер - эмоционально вдохновляющий и сеющий разрушения. Ему удалось индуцировать в немцах желание взять реванш и восстановить империю. Временами истеричное поведение, риторические способности и «харизма» сделали из неудачливого художника фюрера целой нации, которая на несколько лет оказалась в плену безумства разрушения
Мудрый старец - всем своим существом передаёт, что обладает мудростью и знанием, способностью к размышлениям, интуицией и готовностью применять свой острый ум Сталин - «эффективный менеджер», который изображается спокойным и мудрым мужем, готовым предложить нетривиальное решение. Его холодный расчёт способен осчастливить и сделать несчастными миллионы людей
Мать - образ, способный на амбивалентность, воплощает в себе авторитет женского. К нему относится забота и мудрость, а также ощущение чего-то опасного и тёмного Валентина Матвиенко - бывший губернатор Санкт-Петербурга, а ныне Председатель Совета Федерации ФС РФ. Создала себе имидж жёсткого и хитроумного политика, способного на резкий тон и покорность высшей власти
Дева - совокупное название собрания женских прообразов, среди которых андрогинная Афина, производящего впечатление интеллектуальной и духовной силы Ирина Хакамада - дочь японского коммуниста, работавшая учительницей, ведущей, депутатом, а в итоге ставшая писателем и тренером личностного роста. Всегда обладала не только способностью сохранять женскую привлекательность, но и потрясающей способностью к интеллектуальным спорам и рациональному логическому мышлению, благодаря чему смогла войти в элиту российской либеральной политики
Тень - негативные и скрытые свойства, персонифицирует в себе то, что не признаётся на сознательном уровне под давлением доминирующей нравственности Рамзан Кадыров - чеченский лидер, сумел заслужить имидж человека, нарушающего права меньшинств, журналистов, судей и любых других граждан РФ, проживающих в республике. Такое впечатление, что он воплощает в себе «тёмную» сторону мускулинности, одновременно стараясь обаять и привлечь образом своей силы
Окончание табл.
Архетип Политик
Трикстер - двойственная сущность и способность менять облик, склонность к коварным розыгрышам, способность представать в образе Бога, человека или животного Владимир Путин - выходец из КГБ, человек-загадка, способный удерживать власть несоизмеримо долго, воплощает в себе надежды и разочарования. Склонен к авантюрам и эффектным комбинациям. Редко допускает ошибки, любит внимание и не лезет за словом в карман
Колдовской демон - одарённый, способный достигать своей цели почти магическими методами, производящий жуткое впечатление, загадка и мудрость Владислав Сурков - серый кардинал Владимира Путина, получивший статус главного политического технолога после ухода Александра Волошина. Жёсткий с «врагами» президента и одновременно «мягкий» с народом фактически. Благодаря высоким ценам на нефть разработал соглашение «достаток в обмен на невмешательство», на которое согласилось большинство населения страны. Соглашение регулярно подкреплялось высоким уровнем политической манипуляции выборного процесса
Жертва - воплощение несправедливости мира и стечения обстоятельств Сергей Магнитский - погибший в 2009 г. в изоляторе «Матросская тишина» аудитор консалтинговой компании "Firestone Duncan". Написал более 400 жалоб на своё содержание. По слухам, его преследование и смерть связаны с желанием юриста предать огласке данные о мошеннических возвратах НДС. Самый трагичный архетип, используется крайне редко
Герой - образ совершающего выдающиеся действия на благо общества или ради великой цели Алексей Навальный - создаёт себе имидж человека, вступившего в противостояние с государственной машиной, готового самоотверженно принести себя в жертву ради великой цели
Анима - женская подавляемая часть в мужчине Харви Милк - первый открытый гей, победивший на выборах в штате Калифорния. Воспрепятствовал дискриминационной поправке и добился увеличения прав гомосексуальных американцев в Калифорнии. Был убит
Политическое доверие в информационном пространстве
По мнению Сергея Рубинштейна, человек не пассивное созерцательное существо, а существо деятельное, и изучать его поэтому нужно в свойственной ему активности [19, с. 435]. Это означает, что предметом исследования политика должен быть продукт его деятельности, т. е. политический дискурс. Последний проявляется не только во время личных встреч с избирателями, но и во время массовых мероприятий, а также посредством появления политического текста в СМИ.
Любой специалист, знакомый с новостной индустрией mass media, понимает, что журналисты не могут самостоятельно отслеживать происходящее в окружающем пространстве. Чтобы они могли обратить пристальное внимание на какое-либо событие (политическое действие), необходимо снаб-
жать их информацией. Я говорю о том, что журналист начинает свою работу, уже имея на руках заданную кем-то позицию. Дальше он может провести своё расследование и совместно с руководством принять решение о публикации материала в той или иной форме.
Для потребителей информационного контента это означает необходимость понимания того, что даже публикация достоверного факта и отсутствие такой публикации несёт в себе интенцию борьбы за властные позиции. В силу этого я категорически отрицаю саму возможность нейтральной журналистики. При определённой редакторской политике к этой миссии можно приближаться, она, как говорится, на горизонте, а горизонт, как известно, воображаемая линия, отделяющая небо и землю.
Таким образом, главным остаётся вопрос: «Кто может сказать или написать что, кому и в какой ситуации?» [20, с. 50]. Отве-
чая на эти вопросы, мы можем начать понимать цели и контекст данного сообщения, что является необходимым условием понимания возможности доверия к нему. Опираясь на терминологию Витгенштейна, мы должны заключить, что политический текст состоит из пропозиций, которым не только имманентно присуща истинность / ложность, но и способность давать характеристику актору сообщения. Так, информация о действиях политиков - защитников Пулковской обсерватории, составленная ими самими, передаёт информацию для сторонников их деятельности, указывает на негативные аспекты, которые они хотят преодолеть посредством своего участия, а также сообщают обществу имиджевую характеристику, с помощью которой они определяют себя. Их пропозиции могут иметь рациональную или эмоциональную основу, внушать надежду или вызывать тревогу. Но подобные действия политика должны соответствовать желаемому имиджу. Не должно быть смысловых противоречий в формировании имиджа. Невозможно одновременно быть искренним сторонником и противником действующей власти. У этой позиции мало оснований для доверия избирателя.
Смысл политического доверия - максимально некритичное восприятие переданного отправителем сообщения. «Те, кто контролирует дискурс, могут косвенно контролировать сознание людей. А поскольку действия людей управляются их сознанием (знаниями, отношениями, идеологией, нормами, ценностями), контроль над сознанием означает косвенный контроль над действиями» [20, с. 27]. Когда общество видит смысловое соответствие между действиями и заявленным имиджем, оно будет доверять политику в ситуации экспертной позиции его имиджа. Когда есть рассогласование между действиями и заявленным имиджем, обществом будет принята во внимание именно деятельность. Поэтому формировать имидж следует посредством опоры на деятельностный подход.
Что касается лидеров четвёртого и пятого уровня, ситуация несколько сложнее. Для того чтобы задействовать архетипическое восприятие собственного имиджа и доверия к нему, невозможно остановиться на полумерах. В информационном пространстве, в от-
личие от реального мира, герой не может быть неизвестным. Неизвестный герой уже не неизвестный. Это герой, который был назван. Чтобы завоевать политическое доверие на этом уровне, следует вести себя соответствующим образом и обладать ещё рядом навыков и талантов таких, как риторические способности, понимание референтной группы, способность находить нетривиальные решения, иметь везение и обеспечить себе доступ к максимально возможным ресурсам либо уметь эффективно использовать имеющиеся. Важен и внешний облик, способный акцентировать внимание или на внешней привлекательности, или на отличительных особенностях. Поэтому трудно отыскать независимых лидеров подобного уровня в традиционном авторитарном обществе. Необходимо переступить границы нормативного и дозволенного, столкнуться с социальным давлением и регулярно проявлять свои лучшие качества. Только при подобных условиях возможно получить шанс на задействование в обществе столь сильных прообразов по отношению к своей персоне. В силу способности политика задействовать необходимые компоненты появляются разговоры о «магической харизме». Но тот, кому нужно постичь подобную магию, должен идти учиться в Хогвартс, остальным же следует браться за изучение политической технологии.
Заключение
В статье мы рассмотрели вопрос о фаль-сифицируемости концепта «доверие». Нам удалось установить, что пропозиции самой теории Поппера заложили основу для прохождения «тестированием» этой теорией данного концепта. В процессе исследования был получен вывод о том, что этимологически концепт «доверие» восходил к концепту «вера». Но для информационного политического пространства тоже неразумно использовать иную трактовку данного концепта. В статье рассмотрены исторические перипетии смысловых содержаний понятий "кга1ю8", «господство», «лидерство» и найдены точки соприкосновения, позволяющие утверждать их синонимичность.
Рассматривая феномен политического доверия, мы обратились к теории чувства реального Жака Лакана. Мы смогли установить важность механизмов ассимиляции но-
вой информации для памяти и выстраивания чувства реального, собственной мифологии, «сумасшествия». В политическом пространстве объединение людей по признакам схожести своего «безумия» приводит к формированию политических партий, а наиболее «буйные» становятся их лидерами. Следствием понимания этого стала артикуляция принципов дискурса политической коммуникации:
1. В политической коммуникации нет правды.
2. В политической коммуникации есть правдоподобное.
3. Люди опираются на дискурс других ради получения информации.
4. Правдоподобное не может быть доказано, так как невозможно доказать причины происходящего.
В статье были очерчены дисперсия лидерства, круг общественных лидеров, способных оказывать влияние на происходящие политические процессы. Была предложена классификация лидерства, составленная на основе широты охвата влияния лидеров на социум. В информационном пространстве лидеры начинают играть более существенное влияние, начиная со второго и третьего уровня. Мною было выделено семь ядерных имиджевых характеристик для данных лидеров. Лидеры четвёртого и пятого уровня оказываются близки к архетипическому содержанию психики, прообразам, типажам, с помощью которых социум дифференцирует значимых субъектов. На этом уровне грамотное выполнение политтехнологических задач способно привести к наделению лидера новым содержанием. Возможны и включения в систему «коллективного безумия» для тысяч и даже миллионов людей. Были представлены доминанты, которые для понимания, как это выглядит на практике, были иллюстрированы образами политических деятелей, по мнению автора, подходящими для этой задачи.
В заключение размышлений был рассмотрен вопрос о необходимости учёта дея-тельностного подхода при формировании политического доверия. Действия политика в информационном пространстве должны соответствовать желаемому имиджу. Не должно быть смысловых противоречий между
заявленным имиджем и деятельностью, при их наличии общественность будет ориентироваться в выборе характеристик, которые будут восприниматься как реальное в политике, на его действия. При желании задействовать имидж, основанный на доминантах, лидеру придётся выйти за пределы нормативного в обществе и столкнуться с серьёзным социальным давлением. Регулярные правильные действия, внешний облик и ресурсы дадут возможность приблизиться к реализации данной задачи. Также автор настаивает, чтобы специалисты в политической науке критически подходили к понятию «харизма».
Такие понятия, как «архетип», «харизма», имеют серьёзные сложности в тестировании на принцип фальсифицируемости, но пригодны для прояснения передаваемого смыслового содержания, если новый концептуальный аппарат ещё не наработан. Это возможно, потому что нужно устанавливать смысловое единство при передаче сообщения и добиваться понимания. Но при этом должно быть чёткое осознание того, что речь не идёт ни о какой магии, чуде или любом другом виде сверхъестественного. И последнее, почему я подтверждаю возможность использования подобной терминологии для передачи смыслового содержания, - это то, что в политической и социальной науке опе-рационализация, к сожалению, происходит через верификацию. Собираются все возможные варианты трактовок какого-то понятия и добавляется ещё одна. До тех пор пока не существует надёжных механизмов фаль-сифицируемости понятий и вывода их из употребления, что иногда происходит в естественных науках, бессмысленно и даже опасно для научного знания отсеивать что-то, не разобравшись в сути явления.
ЛИТЕРАТУРА
1. Поппер К. Р. Предположения и опровержения: Рост научного знания / пер. с англ. - М. : АСТ : АСТ-Москва, 2008. - 638 с.
2. Шапиро И. Моральные основания политики : учебное пособие / под ред. В. С. Малахова ; пер. с англ. - М. : КДУ, 2009. - 298 с.
3. Витгенштейн Л. Избранные работы / пер. с нем. и англ. В. Руднева. - М. : Издат. дом «Территория будущего», 2005. - 440 с.
4. Балинт М. Базисный дефект: Терапевтические аспекты регрессии / пер. с англ. - М. : Коги-то-Центр, 2002. - 256 с.
5. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов / общ. ред. и вступ. ст. Ю. С. Степанова ; пер. с фр. - М. : Прогресс-Универс, 1995. - 456 с.
6. Блондель Ж. Политическое лидерство: Путь к всеобъемлющему анализу / пер. с англ. Г. М. Квашнина. - М. : Российская академия управления, 1992. - 135 с.
7. Stogdill R. M. Handbook of Leadership. A Survey of Theory and Research. - N. Y., 1974. - 576 p.
8. Вебер М. Хозяйство и общество: очерки понимающей социологии : в 4 т. / сост., общ. ред. и предисл. Л. Г. Ионина ; пер. с нем. - М. : Издат. дом Высшей школы экономики, 2016. -445 с.
9. Кристева Ю. Семиотика: Исследования по семанализу. - М. : Академический проект, 2013. - 285 с.
10. Лакан Ж. Семинары. - Кн. III : Психозы (1955-1956) / пер. с фр. А. Черноглазова. -М. : Гнозис, 2014. - 432 с.
11. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии / пер. с фр., примеч. В. И. Колядко. - М. : Республика, 2000. -639 с.
12. Papaioannou E. Trust(ing) in Europe. How Increased Social Capital Can Contribute to Eco-
nomic Eevelopment. - [S. l.] : Center for European Studies, 2013. - 137 p.
13. Dahl R. The Concept of Power // Behavioral Science. - 1957. - Vol. 2, № 3. - P. 201-215.
14. Андреева Г. М. Социальная психология : учебник для высших учебных заведений. -5-е изд., испр. и доп. - М. : Аспект Пресс, 2002. - 364 с.
15. Адорно Т. В. Исследование авторитарной личности / пер. с нем. - М. : Астрель, 2012. -473 с.
16. Канюков А. Н. Влияние механизмов политической коммуникации на уровень политического доверия (на примере депутатов Законодательного собрания Санкт-Петербурга). - М., 2015. - 142 с.
17. Юнг К. Г. Психология бессознательного / пер. с нем. - М. : АСТ : Канон+, 2001. - 400 с.
18. Юнг К. Г. Душа и миф. Шесть архетипов / пер. А. А. Спектор. - Минск : Харвест, 2004. -400 с.
19. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. - СПб. : Питер, 2001. - 720 с.
20. Дейк Т. А. ван. Дискурс и власть: Репрезентация доминирования в языке и коммуникации / пер. с англ. - М. : Книжный дом «ЛИБРО-КОМ», 2013. - 344 с.
Информация о статье
Дата поступления 28 июня 2017 г.
Дата принятия в печать 12 июля 2017 г.
Сведения об авторе
Канюков Анатолий Николаевич - аспирант кафедры политических институтов и прикладных политических исследований Санкт-Петербургского государственного университета (Санкт-Петербург, Россия) Адрес для корреспонденции: 191124, Россия, Санкт-Петербург, ул. Смольного, 1/3
E-mail: [email protected]
Article info
Received June 28, 2017
Accepted July 12, 2017
About the author
Kaniukov Anatolii Nikolaevich - graduate student of the Department of Political Institutions and Applied Political Studies of the St. Petersburg State University (St. Petersburg, Russia)
Postal address: 1/3, Smolnogo ul., St. Petersburg, 191124, Russia
E-mail: [email protected]
Для цитирования
Канюков А. Н. Политическое доверие и лидерство. Точки соприкосновения // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 3 (15). С. 397-408.
For citations
Kaniukov A. N. Political Trust and Leadership. Points of Contact. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2017, no. 3 (15), pp. 397-408. (in Russian).
