CC BY-NC-ND
42
А.Н. Марьин-Островский
ПОЛИТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ, ИНСТИТУТ СОБСТВЕННОСТИ И ЭКОНОМИКА ЗНАНИЙ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Настоящая работа посвящена проблеме формирования экономики знаний в современной России. Автор утверждает, что существование экономики знаний возможно только при условии наличия адекватной институциональной среды, которая, в первую очередь, предполагает существование высокоэффективного института собственности. Автор констатирует, что права собственности в современной России неспецифицированы и плохо защищены, что является следствием противоречивого политического и экономического развития. Предполагается, что институт собственности был сформирован путем взаимодействия ключевых политических и экономических акторов, которые на протяжении долгого периода времени не имели стимулов для создания эффективного режима собственности. В заключении работы делается вывод о том, что задачи перевода экономики России на инновационный путь развития в рамках текущей институциональной среды представляется едва ли решаемыми. А перестройка этой среды является крайне затрудненной, поскольку напрямую противоречит интересам правящей элиты. Таким образом, проблема построения экономики знаний к настоящему моменту является скорее политической, а не экономической по своей природе.
Ключевые слова: экономика знаний, инновационная экономика, инновации, политический режим, институт собственности, собственность.
Термин «экономика знаний» получил широкое распространение в рамках современного политического дискурса и часто является синонимом таких понятий, как «общество знаний», «инновационная экономика», «национальный инновационный комплекс» и т. п. Целый ряд людей - от государственных чиновников и политических деятелей до популярных общественных обозрева-
© Марьин-Островский А.Н., 2010 86
телей - щеголяют его повседневным употреблением, зачастую имея весьма и весьма туманные представления как о самом значении и происхождении термина, так и о его внутренней противоречивости и многогранности его интерпретаций.
Авторство термина приписывается Фрицу Махлупу, который впервые использовал его в 1962 г. в своей работе «Производство и распространение знаний в США»1. Помимо самого Махлупа, изначально в разработке данной проблемы активно участвовали Йозеф Шумпетер и Фридрих Хайек. В первоначальном своем значении экономика знаний «включает в себя элементы, относящиеся к одному из секторов народного хозяйства, в котором происходит и производство, и обработка знаний, и управление ими»2. В дальнейшем понятие экономики знаний было популяризировано «отцом современного менеджмента» Питером Друкером и под экономикой знания начали понимать в целом тип экономики, в которой знания играют решающую роль. С этого момента термин постепенно начинает приобретать все большее и большее количество интерпретаций и, по сути, становится междисциплинарным. Вполне возможно, что в гораздо большей степени экономика знаний -это социальное и культурное явление, тип общественного развития, где главной ценностью и основным структурирующим элементом социального взаимодействия выступают знания.
В России повышенное внимание данная проблема начала привлекать к себе с начала 2000-х годов. На наш взгляд, именно в это время были отчасти преодолены основные, наиболее значительные проблемы переходного периода - точнее, они были несколько искусственно «деактуализированы» - и на первый план были выдвинуты задачи вхождения России в современное глобальное сообщество. Тематика инновационного развития получила свою первичную разработку, как в академической среде3, так и в среде лиц, имеющих возможность принимать активное участие в выработке государственной политики и постановке целей общественно-политического курса4.
К настоящему моменту (сугубо по нашим индивидуальным оценкам) разработки, связанные с вопросом непосредственного формирования экономики знаний в РФ, либо носят преимущественно спекулятивный характер, либо имеют спекулятивную интерпретацию и, как правило, направлены на легитимацию жесткого государственного вмешательства в экономику (достаточно вспомнить аргументацию сторонников создания государственных корпораций). Исследования данной проблематики все же актуальны и злободневны. Именно от того, насколько России удастся найти свой путь интеграции в мировую глобальную политическую
и экономическую систему и какой статус она в ней будет иметь -сырьевой базы или лидера инновационного развития, и будет зависеть ее будущее. В случае вытеснения России на мировую периферию мы будем наблюдать с высокой вероятностью нарастание авторитаризма и изоляционизма политического режима. Инновационный же путь неизбежно связан с процессами демократизации.
В данной статье мы предпримем попытку анализа политических условий, необходимых для создания экономики знаний в современной России. Подобная плоскость анализа и постановка вопроса, с нашей точки зрения, являются перспективными по ряду следующих соображений. Во-первых, к настоящему моменту мы можем сформировать довольно отчетливое видение того, что собой должна представлять экономика знаний. Во-вторых, в общем и целом мы можем определить условия, необходимые для создания экономики знаний. И это в-третьих, мы до сих пор не можем четко ответить на вопрос: почему в одних странах таковые условия возникают, а в других нет? Или, формулируя иначе, - нам необходимо понимание условий второго порядка, в нашей интерпретации - политических условий. В этом ключе наша основная гипотеза может быть сформулирована следующим образом: создание и функционирование высокоэффективной инновационной экономики требует определенной дружественной институциональной среды, которая, в свою очередь, может быть сформирована лишь при определенных характеристиках политического режима. В более простой формулировке - «Серьезные инновации существуют только в демократических странах»5.
Таким образом, для проверки нашей гипотезы нам необходимо последовательно решить три задачи: во-первых, дать собственную интерпретацию понятия экономики знаний и четко обозначить условия, необходимые для ее формирования; во-вторых, произвести анализ текущей институциональной среды в России на предмет возможности выполнения таковых условий; в-третьих, установить связь между типом политического режима и текущей институциональной средой.
В настоящей работе под экономикой знания мы будем понимать тип экономической системы, в которой большая часть валового внутреннего продукта обеспечивается деятельностью по производству, обработке, хранению и передаче знаний. К настоящему моменту в мире данному определению в наибольшей степени соответствуют экономики пяти стран - США, Великобритании, Японии, Германии и Франции. Ключевым условием, на основании которого экономику можно идентифицировать как экономику знаний, является наличие определенной инновационной среды уровень
развития которой, в свою очередь, можно охарактеризовать через анализ специальных индикаторов, таких как: уровень экономической свободы, уровень коррупции, бюрократические барьеры, совокупность благоприятных условий для малого бизнеса, конкурентоспособность, доступность венчурного капитала, отношение общества к коммерческому успеху, степень защищенности от криминала и произвола чиновников, энфорсмент контрактов и др.6 По данным этих индикаторов - Россия стабильно занимает место во второй половине списка из сотни стран, по которым составляются индексы. Подобное бедственное положение дел просматривается и на микроуровне, через анализ деятельности конкретных предприятий на основе коэффициента Тобина (Tobin's q ratio), который представляет собой отношение рыночной капитализации компании к балансовой стоимости ее активов. Так, к примеру, при поглощении компанией «IBM» компании «Lotus» коэффициент Тобина достиг 15,2. Для большинства же крупных российских компаний коэффициент Тобина равен или меньше единицы. Для «Лукойла» - 1,0, для «Татнефти» - 0,5, для хребта «российской сырьевой сверхдержавы» «Газпрома» - 0,3, а для лидера отечественного автомобилестроения «АвтоВаза» - 0,27. Исходя из вышеперечисленного, мы можем как констатировать крайне низкий уровень развития общей инновационной среды в России, так и дать весьма негативную оценку инновационного потенциала конкретных крупных российских компаний.
Отсюда справедливый вопрос - результатом чего является подобное отставание России? Рассмотрим для начала два типа производства знания. Первый тип, характерный для индустриального этапа развития: здесь цепочка создания знания выглядит следующим образом - создание исследовательских мощностей в рамках жестких организационных структур (например НИИ) - производство «знания» - его внедрение - производство продукции и т. д. Все это происходит в рамках одной фирмы или цепочки жестко субординированных фирм. Второй тип характерен для инновационной экономики: создание фундаментального знания в рамках мягких структур (проектный менеджмент) - разработка конкретных технологических, управленческих решений - разработка товара, услуги на основе этого решения - разработка технологии продвижения этого товара или услуги - производство товара и т. д. Часто каждый этап осуществляют разные агенты (фирмы, институты, исследовательские коллективы, консалтинговые компании), на каждом этапе продукт может быть продан, продажа зачастую осуществляется через специальных посредников, состыковывающих интересы продавцов и покупателей в условиях информационной
асимметрии. Процесс производства знаний, таким образом, заметно усложняется, увеличивается общее число рыночных агентов, усложняется структура трансакций и количество их типов. Возникают новые типы рыночных активов и формируется потребность в большей степени их спецификации. Вполне логично, что все это требует адекватной государственной политики и должной институциональной среды.
Можно выделить три группы факторов, способствующих формированию высокоразвитой инновационной среды и развитию инновационной экономики:
1) адекватная государственная политика.
2) дружественная институциональная среда.
3) наличие высокоэффективных, конкурентных неинновационных секторов экономики, т. е. наличие полноценной индустриальной экономики.
Адекватная государственная политика предполагает две сферы государственного участия. Во-первых, финансирование фундаментальной науки, т. е. разработок, не имеющих конкретного применения и не могущих приносить непосредственной прибыли от внедрения их создателям, но тем не менее являющихся необходимым фундаментом для производства практических технологических разработок. Здесь участие государства крайне необходимо, поскольку частный бизнес, как правило, не заинтересован и не способен к финансированию фундаментальной науки как по причине высокой стоимости исследований, так и по причине невозможности интериоризации конечных результатов труда и выгод, с ним связанных. Так, достижения фундаментальной науки не могут оставаться в собственности фирмы, а, следовательно, фирма и не будет иметь стимулов к их производству. Во-вторых, координация национального инновационного развития. Поскольку инновационная деятельность обладает явным синергетическим эффектом, вполне обоснованным представляется искусственное установление некоторых приоритетных направлений развития. В связи с этим на плечи государства ложится ответственность за установление таковых приоритетов и создание специальных площадок и механизмов координации для рыночных агентов.
Институциональная среда. Как мы показали выше, экономика знаний обладает довольно сложной структурной организацией. Усложняющаяся система рыночных взаимодействий неизбежно приводит к росту трансакционных издержек (издержек взаимодействия) и, следовательно, неизбежно возникает потребность в формировании «компенсаторных» институтов по их уменьшению. Новые типы рыночных активов и операций, совершаемых с ними,
требуют должной нормативной базы, легализующей их статус, а также создания реальных механизмов по защите этих активов и новых типов правомочий. Чуть ниже мы покажем, что ключевым здесь является создание высокоэффективного института собственности, позволяющего рыночным агентам получать адекватное вознаграждение за их инновационную деятельность и предоставляющего им гарантии по защите их интеллектуальной собственности.
Неинновационный сектор. Если предыдущие две группы факторов скорее формировали возможности для полноценной инновационной деятельности, то наличие высокоразвитой «нетехнологичной» экономики делает ее для рыночных агентов просто необходимой. Дело в том, что при соблюдении данного условия единственной возможностью предприятия увеличить собственную прибыль является инновационная деятельность. Именно она дает возможность найти более перспективные способы продвижения собственной продукции, разрабатывать новые товары, уменьшать издержки и пр. Более того, поскольку данное условие предполагает существование конкурентного рынка и отсутствие свободных рыночных ниш, инновации превращаются в фактор выживания, то отказываясь от них, фирма неизбежно подвергается риску вытеснения с рынка более гибкими и адаптивными конкурентами. И напротив, если, к примеру, обычная торговая, спекулятивная деятельность - как это было в России 90-х годов8 - дает экономическим агентам возможность для извлечения сверхприбылей, никакого вопроса об инновациях и быть не может (то же относится и к сырьевому, и к промышленному-дотационному сектору).
Если для реализации условий, связанных с адекватной государственной политикой, с определенными ограничениями9, вполне достаточно выработки правящей элитой некоторой политической программы, направленной на перераспределение финансовых потоков и установление приоритетных программ национального инновационного развития, то для формирования оставшихся двух групп условий требуется более серьезная перестройка политического режима в целом. По сути, на наш взгляд, ключевой проблемой здесь является проблема наличия высокоэффективного института собственности. Поэтому для начала нам необходимо четко понять, что данный институт собой представляет, а затем установить его связь с экономикой знания.
Современное институциональное понимание природы прав собственности предполагает интерпретацию собственности как пучка правомочий, определяющего спектр допустимых для индивида (собственника) действий по отношению к объекту собственности. При этом определенные части этого пучка прав собственности
могут быть закреплены за разными индивидами. Подобные теоретические рамки анализа отделяют право собственности от вещи, т. е. индивид владеет не вещью, а правами на эту вещь.
Вторым значимым моментом для понимания природы прав собственности является представление о гаранте прав собственности. Реальная способность индивида или фирмы по реализации своих прав пропорциональна степени гарантированности этих прав. Вполне понятно, что, хотя гарантом прав собственности могут выступать и индивид, и организация, и некая иная общность самостоятельно, ключевым типом гаранта является государство: именно от его действий направленных либо на защиту прав собственности, либо на их «размывание», и будет зависеть эффективность института. Следует также понимать различие между самим институтом - как совокупностью норм и правил, и режимом функционирования института - как реальным способом выполнения правил. Государство обладает возможностью влиять как на сам институт непосредственно - через изменение законодательной базы, так и на режим его функционирования - через реализацию конкретных мер по защите прав собственности.
Можно предложить следующее определение: институт собственности представляет собой совокупность норм и правил, регламентирующих возможности индивидов и организаций использовать ограниченные ресурсы, а также механизмы по реализации этих прав. Мы также предполагаем возможность анализа института собственности в трех плоскостях:
1) по степени спецификации прав собственности - четкое определение объекта, субъекта собственности, всех правомочий, связанных с обладанием объектом собственности и т. д10;
2) по степени защиты прав собственности - наличие реально действующих механизмов, позволяющих в полной мере защитить объекты собственности от посягательств как со стороны бизнеса, так и со стороны государства;
3) по степени управленческого контроля - возможность всей полноты контроля за объектами собственности (через кадровую политику, контроль за финансовыми потоками и т. п.).
Иллюстрируя данную модель через метафору пирога, скажем, что первый пункт дает нам возможность понять - где и чей кусок пирога находится. Второй пункт говорит нам о возможностях защиты собственником своего куска пирога. Третий пункт означает реальную возможность собственника использовать пирог по прямому его назначению.
Вполне понятно, что ключевым здесь является первый пункт, поскольку если мы не имеем четкой возможности определить ни
объект собственности, ни субъекта собственности, то совершенно непонятно, кого и что нужно защищать, и кто и чем имеет право управлять.
К настоящему моменту мы можем констатировать, что в России сложилась система низкоспецифицированной и слабозащищенной системы прав собственности11. Государство не только плохо выполняет функцию гаранта прав собственности - в отношении посягательств на объекты собственности со стороны третьих лиц, но и само активно, сугубо в интересах правящей политической элиты, их нарушает.
Подобное положение дел в вопросах обеспечения прав собственности крайне негативно влияет на инновационный потенциал российской экономики. Во-первых, инновации требуют определенного объема финансирования и, следовательно, в целом благоприятного инвестиционного климата в стране. Коррупция, незащищенность прав собственности, непрозрачность экономических и политических процессов, бюрократические барьеры препятствуют притоку капитала и стимулируют его бегство из страны. Во-вторых, для российских предприятий неэффективный институт собственности означает высокие инвестиционные риски, а поскольку инновации являются по своей сути долговременными - и без того весьма рискованными - инвестициями, то риск вложения в инновационные проекты для бизнеса становится запредельным. Поэтому структура затрат на НИОКР в России сильно смещена в сторону государственного бюджета12. А государство, как правило, не может обеспечить достаточный уровнь контроля за своими вложениями и коммерциализировать конечный исследовательский результат. В-третьих, низкий уровень защиты интеллектуальных прав собственности в России ведет к низким оптимальным затратам на НИОКР Текущий уровень затрат на НИОКР в России ниже, чем в развитых странах, причем интенсивность затрат на НИОКР и уровень защиты прав на их результаты тесно связаны: в развитых странах более высокий уровень защиты сопровождается большими расходами на НИОКР. Затраты на НИОКР в России не соответствуют не только уровню защиты прав на их результаты, но и используемым в НИОКР человеческим ресурсам: при текущем числе исследователей расходы на НИОКР должны были бы быть выше. В-четвертых, целый ряд технологических разработок в силу своей высокозатратности может быть осуществлен лишь весьма крупными фирмами. Но в нынешних условиях для крупного российского бизнеса скорее более перспективной стратегией развития будет установление тесных и дружественных отношений с органами власти, нежели стратегия приобретения конку-
рентных преимуществ за счет инновационной деятельности (хотя обе эти стратегии и не исключают друг друга).
При всей очевидности этих негативных явлений в России по-прежнему сохраняется и искусственно поддерживается неэффективный институт собственности. Подобное обстоятельство можно объяснить эффектом блокировки13, т. е. ситуацией, при которой создаются препятствия для установления эффективной системы прав собственности в масштабе всего общества организациями, получающими выгоду от ранее сложившейся системы распределения конечных выгод. Иными словами, ситуации, при которой определенные игроки или социальные группы максимизируют собственные выгоды в ущерб всему остальному обществу14.
В современной России институт собственности сложился под воздействием двух групп игроков. Первую группу мы можем условно обозначить как власть, вторую - как бизнес, хотя такое разделение и имеет ряд сложностей. Во-первых, в период формирования института (1986-2009 гг.) ни властные субъекты, ни субъекты бизнеса четко не институционализированы. Во-вторых, границы субъектов крайне расплывчаты и не всегда поддаются четкому определению. В-третьих, в определенные моменты наблюдалась явная диффузия власти в бизнес и бизнеса во власть, что еще более затрудняет нахождение границ конкретных субъектов. Тем не менее можно сказать, что в целом власть организована как некоторая совокупность клиентел15, а ключевые бизнес-акторы могут быть отождествлены с теми или иными ФПГ (или ИБГ16).
При этом мы исключаем общество из процесса выработки системы прав собственности в РФ. Поскольку на микроуровне (через инкрементные воздействия, неявные институциональные сделки) общество не участвовало в процессе распределения значительных объектов собственности. А на макроуровне - т. е. в процессах институционального конструирования и распределения собственности, общество и вовсе не участвовало, поскольку таковое его участие может быть осуществлено лишь посредством специальных институтов (прежде всего мы имеем в виду политические партии), которые способны мобилизовать социум и обеспечить его организованное участие в политическом процессе.
Таким образом, институт собственности сложился в результате особого типа взаимодействия власти и бизнеса. В настоящей статье мы не имеем возможности рассмотреть все схемы такового взаимодействия, но мы можем предложить их классификацию на «черные», «белые» и «серые». В данном случае «черные» схемы представляют собой взаимодействия сугубо в рамках неформальных институтов, взаимодействия, зачастую даже прямо нарушаю-
щие принятые юридические нормы. «Белые» схемы соответственно построены на взаимодействии лишь в границах существующей юридической базы. И наконец, «серые» схемы являются наиболее распространенными практиками, которые предполагают неформальное использование формальных институтов.
При этом можно предположить существование довольно большого многообразия алгоритмов становления таких «серых» зон. С одной стороны, бизнес через неформальное взаимодействие с конкретными властными акторами мог добиться особого режима функционирования формальных институтов, с вариантами от их полного «засыпания» до их «дискретного» функционирования. А в ряде случаев бизнес, используя ранее сформированные неформальные практики взаимодействия, даже получал возможность «пролоббировать» собственные интересы, и получить некоторый «режим особого благоденствия» (например в виде кредитов, или импортно-экспортных квот и т. д.). Речь здесь идет о создании вполне формальных институтов через «серые» или «черные» практики принятия решений.
С другой стороны, и властные акторы могли как адаптировать уже существующие институты для собственных рентоориентиро-ванных интересов, так и способствовать становлению тех формальных институтов, которые имплицитно в будущем максимизировали бы их шансы в плане получения политической ренты.
Итак, если институт собственности возник из взаимодействия власти и бизнеса, а это взаимодействие было построено на основе стратегий использования «черных», «белых» и «серых» схем игры, то возникает вопрос - какие интересы через эти стратегии стремились реализовать власть и бизнес? Можно принять как аксиому тезис, что любой политический игрок стремится максимизировать собственную власть и влияние. При этом существуют всего три способа удержания или достижения власти: через принуждение (силовой ресурс), поощрение (экономический ресурс), убеждение (символический ресурс). Любой же бизнес-актор, по умолчанию, стремится к увеличению собственного капитала. Поскольку мы редуцировали нашу модель всего лишь до двух участников, вопрос можно переформулировать следующим образом - в чем нуждалась власть из того, что ей мог дать бизнес, и в чем нуждался бизнес из того, что ему могла дать власть?
Классифицируя интерес власти к бизнесу, мы выделили две группы интересов. Первая - социальные обязательства бизнеса. Поскольку любой политический игрок для удержания собственной власти нуждается в минимально эффективном функционировании государственного аппарата и реализации государством своих
функций по осуществлению адекватного социального обеспечения (понимаемого нами широко), то, в определенных обстоятельствах, вполне логичным шагом для власти будет перекладывание своих прямых обязательств на плечи бизнеса. В противовес идеальной модели рыночной демократии, при которой государство преимущественно осуществляет свои вышеозначенные функции за счет налоговых поступлений, собранных с бизнеса, в России, еще с советских времен, существует практика перекладывания социальной ответственности на плечи различного рода экономических субъектов.
Вторую группу интересов можно условно обозначить как сбор политической ренты, осуществляемый самыми различными способами, от простых схем прямой финансовой поддержки до организации довольно сложных систем ресурсообмена. Дело в том, что в ходе политического транзита и алгоритма институциональной имитации - т. е. практики формального, внешнего копирования западных институтов - в рамках политической системы РФ был сформирован институт выборов. Теперь позиция политика во властных иерархиях стала определяться масштабами его электоральной поддержки, что потребовало привлечения значительных финансовых и медийных ресурсов для организации эффективных избирательных кампаний. Хотя сам чиновник или депутат (по определенным причинам мы не разделяем иерархию государственной службы и иерархию выборных государственных или муниципальных должностей) потенциально обладал доступом к большому объему государственных ресурсов, напрямую он их использовать не мог. И это вынуждало его прибегать к взаимодействию с бизнес-актором.
С интересами бизнес-акторов дело обстоит еще интереснее. Парадокс состоит в том, что запрос на установление более специфицированной системы прав собственности мог прийти только со стороны бизнеса, так как само государство не заинтересованно в установлении высокоэффективного института собственности, поскольку в случае создания такового сбор политической ренты становится более проблематичным. Но и бизнес не выдвинул таковых требований. Во-первых, «размытый» институт собственности позволял производить скрытую «приватизацию прибылей» предприятия, еще находящегося в государственной собственности. Причем при определенных схемах работы бизнес-актор мог даже получать прибыли и с финансово-убыточных государственных активов. Во-вторых, уже установившие взаимодействие с государством бизнес-акторы вполне могли рассматривать это как конкурентное преимущество и продолжать делать ставку именно на упрочение своих
связей с политическими игроками в ущерб увеличению собственной «формально-институциональной» безопасности. В-третьих, в условиях громадного нераспределенного массива государственной собственности установление высокоспецифицированного института препятствовало бы «освоению» этого массива. В-четвертых, институт может достичь стабильности собственного существования лишь при достаточной степени его социальной легитимации, а с этим у бизнес-акторов всегда были существенные проблемы. Обобщая, можно сказать, что бизнес вовремя не осознал потенциальную угрозу со стороны государства и не понял значимости формирования специфицированной системы прав собственности для обеспечения долговременных выгод. В связи с этим нам кажется уместным подразделить интересы бизнеса на структурные, которые включают в себя, помимо эффективной системы прав собственности, еще и в целом адекватную экономическую политику (льготы, квоты, налоги, процедурные нормы и т. д.), и конъюнктурные - возникшие исходя из кратковременных условий исторического момента.
Отсюда - причины формирования в России неспецифициро-ванной системы прав собственности и низкоэффективного института собственности в целом мы видим в незаинтересованности ключевых акторов (как со стороны бизнеса, так и со стороны власти) в формировании такового института. А поскольку к настоящему моменту бизнес в качестве актора, воздействующего на формирование институционального дизайна, был фактически элиминирован, можно утверждать, что неэффективность института собственности в России предопределена интересами властных акторов и де-факто характеристиками текущего политического режима.
Резюмируя основные положения настоящей статьи, можно сформулировать следующую проблему. Несмотря на то что построение экономики знаний и формирование инновационной среды являются первостепенными задачами для России, причем задачами осознаваемыми и открыто артикулируемоыми даже представителями правящей элиты, выполнение этих задач в рамках текущей институциональной среды представляется едва ли возможным. А «реинжиниринг» этой среды крайне затруднен свойствами политического режима и достаточно в большой степени прямо противоречит интересам этой самой, призывающей к переходу на инновационный путь развития, правящей элиты.
Примечания
1 Махлуп Ф. Производство и распространение знаний в США. М.: Прогресс., 1966.
2 См.: Андросюк К.В. Происхождение видов... Многогранное понятие «Экономики знаний» // http://www.iteam.ru/publications/human/section_55/arti-cle_3527/
3 См.: Макаров ВЛ. Экономика знаний: уроки для России // Научная сессия общего собрания РАН (19.XII.2002), доклад.
4 См.: Инновационное развитие - основа модернизации экономики России / Ред. совет: В.П. Евтушенков, С.В. Кириенко, А.Б. Чубайс. М.: ИМЭМО РАН, ГУ-ВШЭ, 2008.
5 Ясин Е.Г. Инновационный призыв. // http://hse.ru/news/6802230.html
6 См.: Макаров ВЛ. Глобальные вызовы, возникающие при движении к обществу, базирующемуся на знаниях: доклад // http://www.artsoc.ru
7 См.: Гапоненко А.Л. Интеллектуальный капитал // http://www.koism.rags.ru; http://www.gubkin.ru
8 Яковлев А.А. Агенты модернизации. М., 2007.
9 Прежде всего, здесь имеются в виду проблемы контроля, связанные с эффективным целевым расходованием средств.
Более полный вариант см.: Honore A.M. Ownership. In Oxford essays in jurisprundence / Ed. by A.W. Guest Oxford, 1961 Р. 112-128.
11 См.: Динамика индексов защиты прав собственности в России // Права собственности, приватизация и национализация в России / Под общ. ред. В.Л. Тамбовцева. М., 2009. С. 428-450.
12 Чулок А.А. Распределение прав собственности на результаты НИОКР в постсоветской России: Кандидатская диссертация. http://www.hse.ru
13 См.: Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997.
14 Здесь и далее см.: Марьин-Островский А.Н. Трансформация института собственности в современной России // Трансформация «политического» и социальные институты в современной России. М.: ГУ-ВШЭ., 2008. С 88-104.
15 См.: Афанасьев М.Н. Клиентелизм и российская государственность: исследование клиентарных отношений, их роли в эволюции и упадке прошлых форм российской государственности, их влияния на политические институты и деятельность властвующих групп в современной России // http://ecsocman. edu.ru/db/msg/4553
16 См.: Паппэ Я. Олигархи: экономическая хроника: 1992-2000. М., 2000.
10
