CC BY
77
Вестник Челябинского государственного университета. 2018. № 2 (412). Философские науки. Вып. 47. С. 28—33.
УДК 130.2 ББК 71.0
ПОЛИТИЧЕСКИМ МИФ КАК ФОРМА СОХРАНЕНИЯ ПРАВДЫ ПРОШЛОГО
М. Н. Шумихина
Гуманитарный университет, Екатеринбург, Россия
Статья раскрывает особенности политического мифа, его связи как с идеологией, так и с культурой. Через выявление специфики политического мифа автор пытается понять, каким образом политическая идея, облаченная в мифологические формы, становится «правдой жизни» и как посредством политического мифа возможно показать правду прошлого.
Ключевые слова: политический миф, идеология, миф-идея, миф-образ, миф-событие, культурная память, правда прошлого.
Информационная война является одним из средств пропаганды и влияния на умы людей. Основным средством ведения информационной войны становятся политические мифы.
В современном мире, как никогда, существует потребность сохранения действительного прошлого (его правды), так как от этого зависит и настоящее, и будущее народов, будущее человечества. Ведь, изменяя прошлое, мы меняем будущее, и в этой ситуации роль политических мифов может быть существенной.
Русский писатель, этнограф, лексикограф XIX в. В. И. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» понятию «правда» дал следующее определение: «Правда — истина на деле, истина во образе, во благе; правосудие справедливость» [4. С. 118], отражая субъективную сторону данного понятия. Вместе с тем соотношение правды и истины, есть соотношение части и целого, где правда отражает лишь часть объективно существующей истины, «она в большей степени отражает кривизну воспринимающей системы человека, которая в процессе жизни постоянно меняется в зависимости от эмоционального состояния человека и его отношения к воспринимаемой реальности. И, кроме того, сегодняшняя правда человека может отличаться от той, которая была вчера и от той, что будет завтра» [5], но в любом случае без правды невозможно прийти к истине.
Политический миф как форма прошлого, как и любой миф, становится достоянием культуры, но возникает проблема, является политический миф правдой прошлого или он искажает образы прошедших эпох.
Целью исследования является попытка обоснования того, что посредством политического мифа возможно показать правду прошлого. Но, чтобы понять, каким образом политический миф
остается в культуре и сохраняет правду прошлого, необходимо выявить его сущность и структуру.
Политические мифы исторически родились вместе с политической властью еще в догосударствен-ных образованиях. По мнению Н. И. Шестова, это было вызвано отчасти существованием конфликтов по поводу власти [12. С. 181]. При этом политический миф не явился из ничего, его истоком стал миф архаический, отсюда между политическим и архаическим мифами наблюдается много общего.
Множественные подходы к проблеме определения мифа к началу XXI в. дают понимание того, что миф не просто вымысел или фантазия и не только средство для манипуляции сознанием масс, о чем писал Р. Барт, а подлинная реальность, носитель особой жизненной правды (А. Ф. Лосев, М. Элиаде и др.).
Архаические и политические мифы объединяет то, что они создают образ реальности. Они позволяют человеку осмыслить свою жизнь. Формируя образ мышления и действия человека, мифы становятся средством социализации и инкультурации, то есть включения человека в эту реальность. И архаическим, и политическим мифам свойственны такие характеристики, как целостность, единство всех элементов, общепризнанность, всеобщность, простота. По мнению К. Флада, политические мифы должны обладать достаточным авторитетом и служить как моделью реальности, так и образцом для нее в глазах тех, кто им доверяет. Следовательно, заключает автор, их политическое значение сравнимо со значением мифов архаических обществ в вопросах распределения власти [11. С. 40]. В ситуации, когда политический и архаический мифы оказываются не в состоянии интегрировать сообщество и предложить его членам смысл жизни, они утрачивают свою социальную функцию.
Вместе с тем, являясь превращенной формой архаического мифа, политический миф обладает свойственными только ему особенностями. Прежде всего он обладает свойством создания образа будущей реальности (создает новую картину мира). Синкретическая природа мифа архаического в политическом мифе ставится уже под вопрос. И если в архаическом мифе превалирует чувственное, а рациональное выражено через чувственные суждения, то ключевая роль в политическом мифе принадлежит рациональной идее, служащей власти, отсюда можно сказать, что в политическом мифе доминирует «искусственное» начало, которое постепенно облекается в сакральные формы. Действенность самих политических мифов зависит от различных форм их поддержания и внедрения в массы, каковыми могут стать искусство, реклама, СМИ и т. д.
Миф, будучи синкретичным, тем не менее обладает структурой. Особенность структуры политического мифа выражена во взаимосвязи его основных элементов, представленных в виде тотального единства мифа-идеи, мифа-образа и мифа-события, бытующих в одном идеологическом поле [9].
Исток политического мифа находится в идее, которую сознательно конструируют политики, идеологи, партийные группировки, стремясь создать новую реальность для народа. Властные структуры понимают, что миф-идея не будет действенным без образной составляющей, поэтому власти делают заказ искусству, литературе и так далее на создание образов, которые порождает миф-идея. Таким образом, миф-идею властные структуры сознательно подкрепляют мифами-образами, чтобы он проникал в душу масс, но это возможно лишь в ситуации, если идея перекликается с вечными архетипическими образами (Героя, Врага, Друга, Чуда, Золотого века и т. д.), которые выполняют функцию консолидации, солидаризации общества. «Соединение мифа-идеи и мифа-образа входит в сознание человека, определяет его мировосприятие, начинает экзистенциально переживаться, задает смысл дальнейших поступков человека, окрашивает смыслом его существование, то есть становится мифом-событием. Миф-событие — сплав реально произошедшего и воспринятого сознанием, понятого, осмысленного, интерпретированного, иногда — перевернувшего жизнь человека, ставшего для него событием» [8. С. 27].
Спецификой политического мифа является и то, что он всегда рождается в рамках определенной идеологии. Его принадлежность к идеологии, связка с идеологией заключаются в том, что миф
рационален и всегда поставлен на службу властным структурам. При этом сама идеология представляет собой некую систему, модель («матрицу Гирца), которая соткана из политических мифов и принимается определенными группами общества в качестве истинных без строгих доказательств.
«Плодотворной почвой» для мифов-идей, несущих в себе вечные образы, становятся государства, в которых наблюдается социально-политический, духовный кризис. Массы ждут, надеются и ищут чего-то, что, как они предполагают, даст им гармонию, беззаботную жизнь, полную всяких благ. В то же время, чтобы миф-идея стал мифом-событием, возникает необходимость в создании своего рода «обрядов» и «ритуалов», которые ведут к переживаниям, проживанию мифа. Обряды и ритуалы — внешние механизмы, которые помогают укоренению мифа, превращению мифа-идеи в жизнь, в событие.
В свою очередь миф-событие выражается через переживание и закрепляется в разнообразных формах культуры: начиная с монументального искусства, картин, кинофильмов, произведений литературы и заканчивая народным фольклором: предания, песни, частушки, анекдоты, сказки, былинный эпос и др. В этих формах даются оценки деятельности правителей, проявляется отношение к власти, государству, отдельным историческим деятелям. В итоге политический миф может трансформироваться в культурный.
Все «продукты» мифа-события — это ответ политическим властям со стороны масс. Это реакция на существующую идеологию. Это все переживаемое, наболевшее, это правда жизни, которую власти иногда замалчивают. Анализ данных форм дает представление о реальном отношении народа к властям, к пропагандируемым идеям.
Мифы-идеи теряют свою действенность, когда лишаются доверия со стороны масс. Политические мифы прошлого намного чаще становятся «разменной монетой» для политиков и активно эксплуатируются властями, чем сохраняются в культуре и сохраняют для будущих поколений реальную действительность прошлого. В любом случае, неизменно становясь прошлым, политический миф выходит в пространство памяти.
Феномен памяти является достоянием не только индивидуумов, но и коллектива в целом (в данном случае речь идет о памяти как об абстрактной категории, коллективная память существует «на уровне коммеморации» (А. Ассман). Разработка исследования коллективной памяти в культуре началась с М. Хальбвакса. Впоследствии к ней обратились Т. Адорно, Я. Ассман, А. Ассман, А. Мегилл, П. Нора, П. Рикер, О. Г. Эксле,
А. Эткинд, С. Г. Кара-Мурза, Ж. Т. Тощенко, Л. П. Репина и др. В современной науке, с одной стороны, существуют попытки отождествить разновидности коллективной памяти; так, например А. Эткинд в своем сравнительном исследовании памяти о жертвах массового террора в двух обществах, России и Германии, пишет: «Речь идет о памяти в отношении реальных исторических событий, разделяемой многими членами социальной группы и запечатленной в меняющемся объеме культурных символов, которые понятны и значимы для членов этой группы. В разных исследованиях такую память называют исторической, коллективной, социальной, национальной, повседневной или популярной» [13. С. 130—131]. С другой стороны, некоторые исследователи дифференцируют память на социальную, историческую, политическую, коммуникативную, культурную. Вместе с тем невозможно провести четкое различие между разными видами памяти, они всегда взаимодополняют друг друга, как отмечает Алейда Ассман: «Параллельное существование различных видов памяти не стоит считать постмодернистским релятивизмом; скорее, здесь имеет место система сдержек и противовесов (checks and balances), взаимодополнений и обоюдного контроля. Одновременно нельзя не признать, что границы между различными сферами памяти отнюдь не непроницаемы и зачастую обнаруживают многообразные пересечения» [2. С. 22].
После распада идеологии политический миф начинает жить в других условиях, становится некой «формой прошлого в настоящем», в которой уже нет сакральности, в ней запечатлено прошлое как вечное. Эта «форма» становится пунктом фиксации культурной памяти, которая является одной из разновидностей памяти коллективной.
Культурная память всегда подводит к осмыслению прошлого. Культурная память — это сосуд для артефактов, направленный «на борьбу с историческим временем». Культурная память оформлена и ритуализована, она опирается на объективации, «облекающие смысл в прочные формы» [3. С. 54]. По словам Я. Ассмана, «культурная память опирается на твердое», что представляет собой «вещный мир, который человек создает сам» [Там же], при этом речь идет не просто о материальных предметах, речь идет о предметах культуры, к которым относятся, помимо вещей, песни, танцы, сказки и т. д. Культура же в этом случае представляет собой коллективный интеллект и коллективную память, то есть надындивидуальный механизм хранения и передачи некоторых сообщений (текстов) и выработки новых. В этом смысле пространство культуры может быть определено как пространство некоторой
общей памяти, то есть пространство, в пределах которого некоторые общие тексты могут сохраняться и быть актуализированы [Там же]. Ю. Лот-ман отмечает: «Прошлые состояния культуры постоянно забрасывают в ее будущее свои обломки: тексты, фрагменты, отдельные имена и памятники. Каждый из этих элементов имеет свой объем "памяти", каждый из контекстов, в который он включается, актуализирует некоторую степень его глубины» [7. С. 621].
Культурная память не может подвергнуться унификации по той простой причине, что она имеет в своем устройстве две основные части памяти: функциональную память, отвечающую за обеспечение повторяемости (символические практики — традиции, ритуалы, канонизация артефактов), и накопительную, обеспечивающую долговремен-ность (материальные репрезентации — книги, картины, фильмы, библиотеки, музеи, архивы и т. д.). Такое условное разделение не просто имеет право на существование, оно помогает выделить культурную память из других видов коллективной памяти, и отметить ее исключительное свойство всеохватности [1. С. 58]. При этом содержимое культурной памяти «нуждается в постоянном истолковании, обсуждении и обновлении», так как оно «усваивается следующими поколениями и должно соответствовать актуальным потребностям, вызовам современности» [Там же].
Механизмами, позволяющими переводить идеи, образы в контекст культурных и социальных процессов, являются социокультурные практики: туристские, рекламные, художественные, также и музейные практики. Музей — это своего рода «социальный генофонд», хранящий культурную память, на основе которой могут совершаться трансформации культурных форм. «Тем самым музей не только фиксирует прошлое, но и позволяет проектировать будущее, выступать механизмом культурного наследования. Его роль, таким образом, в выявлении, фиксации, обработке, хранении, демонстрации, исследовании и утверждении форм культурного опыта» [6. С. 93].
Свою жизнь в пространстве культурной памяти политический миф как носитель социально-культурной информации, жизненно-смысловых значений начинает лишь тогда, когда начинает проявляться в артефактах культуры. Одними из основных хранителей артефактов являются музеи. Музеи не просто сохраняют артефакты культуры, в музейном пространстве они получают вторую жизнь. Политические мифы как формы прошлого посредством слов, текстов, вложенных в уста экскурсовода, представленных экспонатов, символов, знаков, исчезнувшей идеологии, общей,
воссозданной в рамках музея, «атмосферы прошлого», способны «рассказать» не только о героическом прошлом государства, но и трагических страницах его истории. Так, политический миф как форма прошлого входит своим содержанием в настоящую действительность и оказывает на нее непосредственное влияние, но при этом политический миф в своей превращенной форме должен выступать не как идеологема, заместитель правды, а как способ сохранения правды прошлого. Для этого политический миф необходимо представить в единстве своих элементов. В случае когда посредством музейных практик будут актуализировать только миф-идею и поддерживающие ее мифы-образы, это будут просто события как факты истории. О них пишут и их анализируют историки, которые, как правило, берут не все реальные события, а выделяют наиболее значимые из них, актуализируя в настоящем лишь удобное прошлое. И только в сочетании с формами культуры, закрепившими переживания, чаяния народа, мифы-события наполняют прошлую реальность, чувствами, «красками», дают объективное представление о ней, раскрывают правду прошлого. Поэтому миф показывает правду прошлого только в том случае, если главное в нем — Событие. В то же время разные эпохи культивируют новые мифы-образы, которыми обрастает идея и которые становятся не просто частью культуры, но и новым Событием для народа, отдельного человека.
Так, миф «28 панфиловцев» уже при рождении получил политическую окраску. Созданный в рамках советской идеологии, он по сей день является предметом активных дискуссий. Был ли подвиг? Были ли панфиловцы? Если были, то сколько? Почему 28? И так далее. До сих пор не прекращаются попытки растоптать имена героев. А нужно всего лишь прийти к истине, показать трансформацию смыслов, образов панфиловцев в историческом времени, но не сталкивать смыслы и существующие образы о героях, а показать их в единстве. При этом невозможно положить на разные чаши весов миф и правду, правда всегда в мифе, потому что миф — это и есть самая настоящая реальность. Фронтовой корреспондент Василий Коротеев в газете «Красная звезда» впервые описал бой гвардейцев-панфиловцев, остановивших немецкие танки, отметив, что «погибли все до одного, но врага не пропустили». Уже на следующий день вышла передовица «Завещание 28 павших героев», в которой информация была представлена в следующих цифрах: 28 героев остановили наступление 50 вражеских танков, уничтожив 18 из них. Эти статьи и послужили основой главной версии подвига, которая стала правдой для многих советских людей,
поэтому в советскую эпоху миф-идея о героизме панфиловцев подкреплялся и выражался самыми разнообразными образами, становясь Событием. В 1966 г. в Москве в честь панфиловцев была названа улица в районе Северное Тушино (улица Героев-панфиловцев). В их честь в 1975 г. был сооружен мемориал в Дубосекове. Также в деревне Нелидово (1,5 км от разъезда Дубосеково) воздвигнут мемориал и открыт Музей героев-панфиловцев. «Памятники обезличены, вся мемориальная группа — это собирательный образ тех людей, которые погибли здесь во имя своего Отечества, их бесстрашию и воле» [10]. 8 мая 1975 г. к 30-летию Великой Победы был открыт памятник 28 гвардейцам-панфиловцам, он же мемориал славы «Победа» в парке имени 28 гвардейцев в городе Алма-Ата (Казахстан) и др.
Параллельно героической правде уже в 1947 г. появляется иная правда, которая в Советской России открыто не объявлялась. Да, бой был, герои были, но погибли не все, как выяснили прокуроры, проводившие проверку обстоятельств боя у разъезда Дубосеково, что некоторые панфиловцы даже прошли через немецкий плен, может быть, они уже не герои, а «предатели»?
Так миф-идея «28 героев-панфиловцев», появившийся благодаря фронтовому корреспонденту и столь необходимый в период Отечественной войны политическим властям, первоначально подкреплялся самыми разнообразными героическими образами, став Событием, правдой жизни для миллионов людей. Распад советской идеологии не привел к распаду политического мифа, но новая эпоха привнесла в миф новые образы, совсем уже не героические, что и стало порождением информационной войны — по существу, войны образов, когда для одних панфиловцы остаются героями, а для других предателями. Эту войну образов и способна примирить культурная память. В частности, через музейные практики необходимо показать правду прошлого, не отрицая героизм панфиловцев и не замалчивая реальных документальных фактов. Ведь не так важно, было их 28 или 100 человек, неважно, что некоторые из них затем прошли немецкий плен, а важно, что подвиг был и были люди, которые шли на смерть, важно, что отстояли Москву и Россию, подарив мирное небо потомкам, важно, что их подвиг стал примером мужества, стойкости, самопожертвования, сыграв огромную мобилизующую роль в период Великой Отечественной войны, недаром это событие отозвалось в народе.
Таким образом, в пространстве культурной памяти политический миф трансформируется в миф культурный, сохраняя свое политическое
содержание. Он хранит правду прошлого, а любая правда важна потому, что она правильна и ее нужно транслировать современным поколениям, поэтому сегодня главная задача — не идеализировать прошлое, не вести войну с прошлым, а на-
ладить с ним культурный диалог. И политический миф в музейном пространстве как интертекст в своем абсолютном единстве — идея, образ, событие, — который отсылает нас к ушедшим эпохам, способен его обеспечить.
Список литературы
1. Ассман, А. Длинная тень прошлого: Мемориальная культура и историческая политика / А. Ассман ; пер. с нем. Б. Хлебникова. — М. : Новое литератур. обозрение, 2014. — 328 с.
2. Ассман, А. Новое недовольство мемориальной культурой / А. Ассман ; пер. с нем. Б. Хлебникова. — М. : Новое литератур. обозрение, 2016. — 232 с.
3. Ассман, Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / Я. Ассман. — М. : Языки славян. древности, 2004. — 368 с.
4. Даль, В. И. Иллюстрированный толковый словарь русского языка: современное написание : избранное / В. И. Даль. — М. : Астрель : АСТ, 2007. — 160 с.
5. Зорин, П. Истина и правда. Их иллюзорные и виртуальные грани [Электронный ресурс] / П. Зорин. — URL: http://www. http://soznanie.spb.su/articles/3606/.
6. Кочергин, А. Н. Трансформация музейной практики в современных условиях / А. Н. Кочергин // Соц. трансформации.— 2013. — № 23. — С. 93—102.
7. Лотман, Ю. М. Семиосфера / Л. Ю. Лотман — СПб. : Искусство, 2000. — 704 с.
8. Мясникова, Л. А. Политический миф как носитель исторической памяти / Л. А. Мясникова, М. Н. Шумихина // Вопр. упр. — 2016. — № 2 (20). — С. 25—31.
9. Мясникова, Л. А. Политический миф: образ, идея, событие / Л. А. Мясникова, М. Н. Шумихина // Контекст и рефлексия: философия о мире и человеке. — 2015. — № 6. — С. 20—35.
10. Памятник героям-панфиловцам «Подвигу 28» [Электронный ресурс]. — URL: http://www.https:// www.msmap.ru/monuments/2478.
11. Флад, К. Политический миф. Теоретическое исследование / К. Флад. — М. : Прогресс-Традиция,
2004. — 400 с.
12. Шестов, Н. И. Политический миф теперь и прежде / Н. И. Шестов. — М. : ОЛМА-ПРЕСС,
2005. — 414 с.
13. Эткинд, А. Кристаллизация памятников в растворе памяти. Культурные механизмы политической скорби в России и Германии / А. Эткинд // Культуральные исследования : сб. науч. работ / под ред. А. Эткинда, П. Лысакова. — СПб. ; М. : Изд-во Европ. ун-та в С.-Петербурге, Летний сад, 2006. — С. 126—167.
Сведения об авторе
Шумихина Марина Николаевна — аспирантка, направление «Теория и история культуры», Гуманитарный университет. Екатеринбург, Россия. shmnsk@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2018. No. 2 (412). Philosophy Sciences. Iss. 47. Pp. 28—33.
THE POLITICAL MYTH AS A FORM OF PRESERVING RETENTION OF THE PAST
M.N. Shumikhina
Liberal Arts University — University for Humanities, Yekaterinburg, Russia.
shmnsk@mail. ru
The article discloses the features of the political myth, its relationships with both ideology and culture. Being sensible of the fact that the political myth is an altered form of the classical "sacred" (archaic) myth the author underlines that masterminds coin a myth with the purpose of maintaining the consolidation of the society and manipulating public consciousness in the interests of authorities. At the same time on the back of archetype the political myth expresses eternal human cultural meanings and values.
Through revealing the specifics of the political myth the author makes an attempt to understand in what way
a political idea closed in the forms of the myth becomes "the realities of life", and in what way it is possible to
show "the truth of the past" by means of the political myth.
Keywords: political myth, ideology, myth-idea, myth-image, myth-event, cultural memory, the truth of the past.
References
1. Assman A. Dlinnaya ten 'proshlogo: Memorial'naya kul'tura i istoricheskaya politika [A long shadow of the past: Memorial culture and historical politics]. Moscow, New Review of Books Publ., 2014. 328 p. (In Russ.).
2. Assman A. Novoye nedovol'stvo memorial'noy kul'turoy [New discontent with memorial culture]. Moscow, 2016. 232 p. (In Russ.).
3. Assman Ya. Kul'turnaya pamyat': Pis'mo, pamyat' o proshlom i politicheskaya identichnost'v vysokikh kul'turakh drevnosti [Cultural memory: Writing, memory of the past and political identity in high cultures of ancient times]. Moscow, Languages of Slavic of Ancient Times Publ., 2004. 368 p. (In Russ.).
4. Dal' V.I. Illyustrirovannyy tolkovyy slovar' russkogo yazyka: sovremennoye napisaniye: izbrannoye [Illustrated glossary of the Russian language: contemporary spelling: selected entries]. Moscow, Astrel' Publ., AST Publ., 2007, 160 p. (In Russ.).
5. Zorin P. Istina i pravda. Ikh illyuzornye i virtual'nye grani [Truth and verity. Their illusory and virtual angles]. Available at: http://www.http://soznanie.spb.su/articles/3606/ (In Russ.).
6. Kochergin A.N. Transformatsiya muzeynoy praktiki v sovremennykh usloviyakh [The transformation of museum practices under modern conditions]. Sotsial'nye transformatsii [Social Transformations], 2013, no. 23, pp. 93—102. (In Russ.).
7. Lotman Yu.M. Semiosfera [The Semiosphere]. St. Petersburg, Iskusstvo Publ., 2000. 704 p. (In Russ.).
8. Myasnikova L.A., Shumikhina, M.N. Politicheskiy mif kak nositel' istoricheskoy pamyati [The political myth as a historic memory bearer]. Voprosy upravleniya [The Issues of Management], 2016, no. 2 (20), pp. 25—32. (In Russ.).
9. Myasnikova L.A., Shumikhina M.N. Politicheskiy mif: obraz, ideya, sobytiye [The political myth: image, idea, event]. Kontekst i refleksiya: filosofiya o mire i cheloveke [The Context and Reflection: Philosophy of the World and Man], 2015, no. 6, pp. 20—35. (In Russ.).
10. Pamyatnik geroyam panfilovtsam "Podvigu 28" [The Memorial to the Panfilov Division's Twenty-Eight Guardsmen "To the Feat of 28"]. Available at: http://www.https://www.msmap.ru/monuments/2478 (In Russ.).
11. Flad K. Politicheskiy mif. Teoreticheskoye issledovaniye [The political myth. A theoretical study]. Moscow, Progress-Traditsiya Publ., 2004, 400 p. (In Russ.).
12. Shestov N.I. Politicheskiy mif teper'iprezhde [The Political myth now and before]. Moscow, OLMA-PRESS Publ., 2005. 414 p. (In Russ.).
13. Etkind A. Kristallizatsiya pamyatnikov v rastvore pamyati. Kul'turnye mekhanizmy politicheskoy skorbi v Rossii i Germanii [The Crystallization of monuments in the solution of memory. Cultural mechanisms of political grief in Russia and Germany]. Kul'tural'nye issledovaniya [Cultural Studies]. St. Petersburg, European University in St. Petersburg Publ., Summer Garden, 2006. Pp. 126—167. (In Russ.).
