13ИЗ ИСТОРИИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Ю. Б. Костякова
ПОЛИТИЧЕСКИЕ РИТУАЛЫ В ЖИЗНИ КОМСОМОЛЬЦЕВ НАЧАЛА 1920-х гг.
Введение в проблему исследования
Жизнь комсомольцев начала 1920-х гг. в статьях, книгах и воспоминаниях часто описывается в соответствии с традициями героизации и романтизации боевого прошлого страны. Современные исследователи также нередко следуют созданному в советский период историческому канону. Внимание авторов сосредоточивается на деятельности и личностях членов Российского коммунистического союза молодежи (РКСМ) государственного или регионального масштаба, а жизнь молодежи данного периода рассматривается сквозь призму комсомола. В итоге создается впечатление масштабности комсомольского движения, которое охватывало если не всю молодежь, то большую ее часть.
Такой ракурс трактовки своей истории вполне соответствовал цели и задачам этой политизированной общественной организации, которая в числе прочего служила своеобразным инкубатором для будущей партийной и административно-управленческой интеллигенции. Членство и активная работа в комсомоле рассматривались как свидетельство идейной преданности молодого человека советской власти, духу и идеологии партии. РКСМ
© Костякова Ю. Б., 2020
Костякова Юлия Борисовна — кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры стилистики русского языка и журналистики, Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова, uka29@yandex.ru (Cand. Sc. (History), Associate Professor at the Department of Stylistics of the Russian Language and Journalism, Katanov Khakass State University).
(ВЛКСМ) не только идейно и организационно сплачивал, но и воспитывал молодежь, используя комплекс политических ритуалов, основа которого была заложена в первое десятилетие существования этой организации.
Ритуал, являющийся сложной формой символического действия, чаще всего используется в культовых системах (религиозная сфера) и в различных типах социального поведения (общественно-политическая сфера). Исследователями он рассматривается как «средство закрепления отношения субъекта (или группы) к священным объектам, особо значимым этапам общественной или человеческой жизни, а также статуса и принадлежности к определенной группе»1.
Политический же ритуал представляет собой установленный порядок политических действий, форму символического поведения субъектов политики. Он обладает значительной силой воздействия на эмоциональное состояние людей, поэтому эффективно используется для формирования политических традиций, трансляции политических идей и внедрения их в массовое сознание. Более узко он трактуется как «орудие власти, инструмент манипуляции общественным мнением с целью борьбы за власть, ее удержания, легитимации власти»2. Однако следует учитывать, что политический ритуал служит и специфическим средством установления и поддержания эмоциональной связи между властью и обществом, между различными группами (слоями, классами) внутри общества. Участие в нем является своего рода демонстрацией принадлежности к общественно-политической группе населения или партии и в то же время средством «вербовки» новых членов в ее ряды.
Ритуал чаще всего ассоциируется с религиозной сферой, в которой с помощью ритуальных действий осуществляется закрепление принадлежности людей к сакрально значимой группе, культовому сообществу, религиозной общине и т. д. Политический ритуал также является символическим средством, но используется для развития у людей «представлений о политических институтах, качествах политических лидеров». Он представляет собой «действие, посредством которого выражается символическое, выполняет роль мощного орудия, посредством которого мы
3
конструируем политическую реальность» .
Однако политический ритуал, по мнению Г. И. Мусихина, содержит как минимум две точки пересечения с ритуалом религиозным, поскольку, во-первых, «все политические ритуалы вырастают из четко выраженных политических убеждений, во-вторых, устойчивые политические ритуалы создают условия для общей системы взглядов»4. Перформативность и тех и других ритуалов, т. е. одинаковая вовлеченность в действие всех участников, позволяет не только увидеть это сходство, но и проецировать виды религиозных ритуалов на политическую действительность, в том числе начала 1920-х гг.
Ритуализация общественно-политической жизни молодого Советского государства была вызвана целым рядом причин. В. В. Глебкин справедливо полагает, что основная причина заключалась в разрушении «девственной» замкнутости пространства, окружавшего человека. Революция «ввела этого человека в другой мир, в мир, населенный такими загадочными "существами", как "мировая революция", "мировой капитализм", "коммунизм", "буржуазный парламент", "труд и капитал"», которые, будучи абстракциями, «требовали "телесного" освоения, "одомашнивания", введения в повседневность, в "сегодня" рабочих будней»5. Политические ритуалы служили одной из форм адаптации человека к новой реальности, но также способом формирования «новой» реальности как совокупности политизированных мифов, упорядоченных с помощью ритуалов.
В начале 1920-х гг. комсомольцы составляли меньшинство среди своих сверстников и им приходилось отстаивать свои политические взгляды, бороться с идейно враждебным окружением. Поэтому вопрос о расширении рядов местной комсомольской ячейки или организации в целом становился не только политическим, но и стратегическим. Численное превосходство позволило бы успешнее отстаивать свои права, защищать единомышленников, внедрять в сознание молодежи идеи и ценности советской власти. В этой ситуации важным было заявить о себе, о своей приверженности новым идеалам, о решительном отрицании «буржуазных» ценностей. Эпатажность первых комсомольцев и их мероприятий позволяла им выразить себя, доказать свою «идейную отличность» от остальных, привлечь внимание общества и новых сторонников. Но несмотря на креативность
проводимых акций, в большинстве случаев, как мы полагаем, их организаторы следовали определенным политическим ритуалам, перенимая их у старших, партийных товарищей, получая информацию и опыт в числе прочего из газет.
Советские периодические издания старались регулярно информировать читателей о деятельности комсомольцев, благодаря чему в прессе того времени оказался зафиксирован значительный объем фактической информации и сведений личного характера. Основу эмпирической базы исследования составили периодические издания Минусинска — уездного центра Енисейской губернии (с 1934 г. — Красноярский край). Анализ газет, и особенно публикаций, содержащих подробное описание различных комсомольских мероприятий, позволил выявить виды политических ритуалов, их особенности применительно к специфике начала 1920-х гг., цель и причины совершения ритуальных действий.
К истории становления уездной комсомольской
организации
В рассматриваемый период Минусинск был крупным торговым центром. Но наш интерес к данному населенному пункту и уезду в целом обусловлен прежде всего его богатыми революционными традициями, поскольку сюда вплоть до 1917 г. регулярно ссылали представителей партий, оппозиционных царизму. Эти люди и в ссылке продолжали заниматься агитационно-пропагандистской деятельностью, в том числе и среди молодежи, что стимулировало создание политизированных молодежных кружков еще в дореволюционный период6. В 1917—1918 гг. в местных большевистских газетах печатались обращения к молодежи, в них говорилось о необходимости создания ею собственного союза, который на первое место должен был ставить «культурное просвещение и труд»7. Минусинский Союз трудящейся молодежи, созданный в феврале 1918 г., не был массовым и позиционировал себя как беспартийное объединение. Однако в отличие от другой городской организации — Спортивно-просветительного общества молодежи — оказывал действенную поддержку местной большевистской организации, а его члены занимались активной агитацией и разъяснительной работой8.
Но создание местных ячеек РКСМ, учрежденного в октябре 1918 г., в Минусинске оказалось невозможным из-за начавшейся Гражданской войны, приведшей к падению Минусинской коммуны и установлению режима Колчака. После освобождения уездного центра в сентябре 1919 г. партизанской крестьянской армией под руководством П. Е. Щетинкина и А. Д. Кравченко новая власть предприняла попытку создать «кружок социалистической молодежи, стоящий на платформе советской власти». Сложность этой задачи, по мнению инициаторов, заключалась в том, что молодые люди «вследствие своей неразвитости» не могли активно работать и «терялись в общей массе неразвито-
9
сти и темноты» .
Кружок социалистической молодежи предлагал им открытое обсуждение насущных вопросов, возможности для самообразования и саморазвития, «чтобы поддержать огонь, зажженный... лучшими предшественниками»10. Культурная направленность новой организации, традиционная для молодежных объединений периода Гражданской войны, привлекала молодых людей, стимулировала их самоорганизацию. Поэтому, как мы считаем, несмотря на пассивность большей части молодого населения, запреты и открытое противодействие со стороны родителей и педагогов, ожидавших очередной смены политической власти и боявшихся репрессий, кружок продолжил свое существование в Минусинске и являлся основой для будущей уездной комсомольской организации.
Создание ее стало возможно в 1920 г. после восстановления советской власти в Красноярске и относительной стабилизации ситуации в уезде и губернии. Первым массовым мероприятием уездного комитета РКСМ было празднование Международного юношеского дня (5 сентября 1920 г.). В описании его организации и проведения11 отчетливо заметны признаки политического ритуала: мифологизация истории РКСМ, митинговая форма общения с собравшимися, вовлекающая их в коллективное действие, наличие обязательных политических символов (красные знамена, революционные песни) и др.
Ритуализация жизни и деятельности комсомольцев:
причины и следствия
Члены РКСМ в быту часто ничем не отличались от своих сверстников. Их поведению в кругу «односоюзников» вне публичной сферы было свойственно все то, что характерно для любой молодежной компании: стремление к общению в среде «своих», повышенная эмоциональность, экзальтация вместе с шумливостью, игнорирование интересов окружающих. Поэтому собрания ячейки часто напоминали посиделки («вечерки») — традиционную форму проведения досуга в городе и в сельской местности. В качестве наиболее яркого примера приведем жалобу руководства городской типографии в уездный комитет РКП(б) на своих соседей — Минусинскую ячейку РКСМ. Ее члены, как сообщалось в письме, «ведут себя непристойно: сжигают пробки электросчетчиков... оборвали электропровод, сильно шумят, поют песни, чем мешают конторе работать»12.
Но в отличие от обычных посиделок помещение комсомольской ячейки оформлялось в соответствии с ритуалом освящения культового места. Комнату украшали обязательными политическими символами того времени (стол с кумачовой скатертью, красное знамя, портрет В. И. Ленина), в оформлении использовали символические цвета: белый (чистота, официальность) и красный (революционность, символ борьбы). Это стремление к соблюдению ритуала было свойственно не только городским, но и сельским организациям, финансовые возможности которых оказывались весьма ограниченными. Так, комсомольцы с. Тесь, не имея собственных средств, обратились к местным коммунистам с просьбой профинансировать приобретение красного знамени и известки для побелки клуба. Не получив требуемой суммы, они вынуждены были просить помощи у сельхозкооператива, который безвозмездно пожертвовал «материал для знамени и пуд известки»13. Стремление к получению желаемого и настойчивость в изыскании необходимых политических символов говорят о значимости для молодых людей выполнения ритуала освещения своего культового места.
Важным в жизни комсомольцев был ритуал инициации — принятия в ряды РКСМ. Согласно Уставу организации, рабочая
и крестьянская молодежь должна была составлять около 90 % вступающих и принималась в Союз без рекомендаций членов партии и комсомола14. Судя по спискам кандидатов, которые с 1922 г. регулярно публиковались в уездной газете «Власть труда», это соотношение представителей пролетарского и непролетарского происхождения среди принимаемых в комсомол в целом соблюдалось.
Такой подход к формированию состава комсомольской организации соответствовал идейным установкам партии и представлениям ее лидеров о том, что классовое происхождение в первую очередь определяет поведение и сознание гражданина, поэтому социально-бытовые и другие факторы, влияющие на формирование личности, допустимо не учитывать. Комсомол рассматривался как база подготовки будущих студентов различных учебных заведений, а в итоге — новой рабоче-крестьянской интеллигенции. Она, как полагали большевистские лидеры, должна была в скором будущем стать надежной опорой партии, поскольку «ее социальное происхождение» являлось «гарантией не только близости рабочему классу, но и верности Советской власти»15.
В рассматриваемый же период происходило ужесточение отбора кандидатов, при котором происхождение считалось важным, но не главным критерием. Это было вызвано двумя основными причинами.
С весны 1921 г. по всей стране, и особенно в Сибири, началось масштабное сокращение численности членов комсомольских организаций: в течение двух лет она уменьшилась в два раза. Р. В. Рыбаков, приводя эти данные, считает одной из причин такого явления добровольный выход из Союза молодых людей, разочарованных политизацией этой организации и сокращением культурной составляющей в ее работе, а также несогласных с политикой государства в отношении крестьян, некоторые покидали Союз по бытовым мотивам (изменение семейного положения, влияние родителей и т. д.)16.
Аналогичная ситуация сложилась и в Минусинском уезде. С мая по ноябрь 1922 г. работа организаций на местах, особенно в сельской местности, приостановилась ввиду «ослабления» их состава (т. е. значительного сокращения численности). Это заставило руководство уездного комитета РКСМ обратить внимание
на рабочие поселки и промышленные предприятия, где «вербовка» новых членов была бы более эффективной17.
Второй причиной послужило усиление внутрисоюзной дисциплины и введение политграмоты. Следствием этого стала борьба с «засоренностью» рядов РКСМ выходцами из «чуждых» сословий и людьми, которые вступали в Союз следуя моде, поддавшись всеобщему эмоциональному порыву или в поисках личной выгоды. В результате «чисток», проведенных в рамках «кампании роста и укрепления РКСМ» в 1923 г., отсеивалась половина, а иногда и большая часть состава ячеек Минусинского уезда18. Чтобы впредь избежать подобных явлений, ритуал инициации был усложнен и проводился, по нашим наблюдениям, в четыре этапа. Это придавало ему особую торжественность, а для участников данный ритуал являлся своеобразным символом вступления во взрослую жизнь и одновременно серьезной проверкой.
На первом этапе молодой человек должен был заполнить анкету и написать заявление о том, чтобы его приняли в ряды РКСМ, таким образом подтверждая свое решение стать комсомольцем. Обязательными для кандидата были занятия в кружке по изучению Устава, Программы РКСМ, истории юношеского движения за границей и в России. Его анкета поступала на утверждение ячейки лишь после получения визы руководства кружка о том, что «вновь вступающий усвоил преподан-
19
ные ему знания» .
Далее списки кандидатов размещались в уездной газете с указанием их полных фамилии, имени, отчества, года рождения, социального статуса (служащий, рабочий, крестьянин). В условиях сложности информационного обмена и неразберихи в документообороте публичное оглашение фамилий давало возможность собрать о кандидатах информацию, прежде всего дискредитирующего характера, и таким образом обезопасить себя от «нежелательных» людей. Наибольшую опасность для формирующейся организации представлял «элемент, который в период военных бурь шел вразрез с организацией РКСМ», а в мирное время надеялся за счет членства в комсомоле получить путевку для поступления в вуз20. Доступ таких людей к высшему образованию и возможностям сделать карьеру позволял им войти в состав
интеллигенции, а это уже представляло угрозу для власти. Поэтому фильтрации кандидатов уделялось большое внимание.
Кроме того, придание публичной огласке намерения молодого человека вступить в Союз могло вызвать негативную реакцию со стороны его родственников, учителей, руководителей учебного или трудового коллектива. По нашему мнению, это заставляло будущего комсомольца ответственно подходить к своему решению и способствовало отсеиванию недостаточно «сознательных».
Третий этап представлял собой собственно церемонию принятия в ряды РКСМ. Она обычно приурочивалась к пленумам уездных комитетов партии или комсомола, к торжественным заседаниям, посвященным государственным праздникам (7 ноября, 1 мая) или региональным памятным датам (например, 19 сентября — годовщина освобождения Минусинска от колчаковцев). Завершающим этапом служила публикация в прессе отчета о мероприятии с обязательным упоминанием о том, что прием в члены Союза прошел в торжественной обстановке и с «политическими напутствиями».
Заметим, что частью ритуала инициации был и внешний вид комсомольца. Такую моду нередко перенимали молодые люди, желавшие вступить в ряды РКСМ или сочувствовавшие этому движению, но также и те, кто просто участвовал в культурных мероприятиях, организованных ячейкой РКСМ. Например, для девушки типичным был следующий внешний вид: стриженные «в кружок» волосы, красный платок/косынка на голове, белая блузка, черная юбка21.
Новопринятый комсомолец должен был подтвердить то, что он достоин оказанной ему чести. Главным доказательством являлась демонстрация своей политической позиции и социальной активности. Это выражалось в участии в различных официальных (обязательных) и неформальных мероприятиях. К первой группе мероприятий относились в первую очередь собрания ячейки. Нередко стремление организаторов все делать по правилам приводило к излишней бюрократизации таких собраний. Судя по критическим публикациям в газете «Власть труда», обычными явлениями были: длинная повестка дня, пространные доклады о политическом положении, зачитывание официальных
документов, выработка резолюций, лозунговые призывы «мобилизовать все силы» без изложения конкретного плана мероприятий и обозначения способов и средств достижения поставленной цели (решения проблемы). Все это снижало интерес комсомольцев к участию в работе организации. В результате ячейки на местах, особенно в сельской местности, бездействовали или ограничивались разовыми акциями. Одной из причин снижения активности служила также банальная нехватка времени, прежде всего в период сельхозработ (посевная, уборка урожая).
Уездная газета старалась активно поддерживать работающие организации, показывая на их примере, как и что могут сделать комсомольцы на местах: обустроить сельский клуб, организовать работу кружков (театрального, физкультурного, всеобуча), провести спектакль, зачитать доклад, материально помочь местному детдому или работающим подросткам в освоении политической и экономической грамоты. Обязательным элементом заголовка или завершающего абзаца заметки было сообщение о том, что ячейка (молодежь села/предприятия) «не спит» или хотя бы «не унывает». В том случае, когда «реально бросающегося в глаза» в работе недавно созданной ячейки отметить было невозможно, авторы заметок хвалили «энергичность» новоиспеченных комсомольцев.
Обязанностью членов РКСМ также являлось участие в организации и проведении митингов, государственных праздников, годовщин и других политических мероприятий. Но наибольший энтузиазм вызывало у них участие в неформальных мероприятиях, где отсутствовал жесткий регламент и можно было проявить инициативу, творческий подход, фантазию. К ним в первую очередь относились театрализованные постановки, составлявшие неотъемлемую часть любого праздничного мероприятия.
Самодеятельность также использовалась в антирелигиозной деятельности комсомольцев, активизация которой началась в 1922—1923 гг. Как показал анализ публикаций, она совмещала формальные (политические установки сверху) и неформальные начала (выбор формы мероприятий, определение содержания, состава участников, средств презентации и т. д.). По целевому назначению, содержанию и формам реализации кампанию борьбы с религией можно охарактеризовать
как ритуал ниспровержения чужих святынь, в ходе которого предпринимались активные и настойчивые попытки заменить духовные идеалы «научными» постулатами, дискредитировать носителей веры и служителей культа, физически разрушить культовые места и символы веры. Такое отношение к религии в целом соответствовало общей тенденции того времени, охарактеризованного А. В. Квакиным как период, когда «торжество молодого победителя в Гражданской войне трансформировалось в культ
успеха, в право сильного и юного диктовать свои нормы и прави-
22
ла поведения всем остальным»22.
Усиление в начале 1920-х гг. внешнего открытого политического контроля, который в основном проявлялся в установлении партийного руководства РКСМ, привело к тому, что «если комсомол и допускался к политической деятельности, то только под контролем коммунистической партии, в строго определяемых партией рамках»23. Комсомольцы все больше копировали стиль и формы работы партийных организаций. Это приводило, по нашему мнению, к бюрократизации молодежной организации, к отсутствию учета особенностей психологии и возраста ее членов. Еще одним следствием данного явления, как мы считаем, стало формирование ритуалов восхваления и самовосхваления РКСМ.
Составляющими ритуала восхваления были: 1) публикация стихов, воспевающих «красную молодежь», у которой «в руках винтовки, в устах обеты» и которая готова «авангардом и тесным
24
строем уготовлять пути героям» ; 2) коллективное исполнение комсомольских, революционных и песен периода Гражданской войны, в которых главными героями выступали молодые люди, сражавшиеся и погибавшие «за лучший мир, за святую свободу»; 3) использование в выступлениях, документах и газетных заметках устойчивых словосочетаний, превозносящих заслуги РКСМ и комсомольцев в «защите интересов трудящихся масс».
Самовосхваление являлось неотъемлемой составляющей любого доклада, отчета, резолюции и других документов. Традиционными для них были: 1) акцентированное внимание на заслугах и достижениях Союза или ячейки; 2) завуалированные объяснения причин неудач и трудностей (массовый отток членов, невыполнение планов, затухание работы ячеек), если их невозможно
было игнорировать; 3) преувеличение значения РКСМ в «деле революции и хозстроительстве», в общественно-политической жизни страны и мира.
Ритуальность восхваления и самовосхваления определялась, по нашим наблюдениям, символичностью и повторяемостью описанных действий, выполнение которых позволяло закреплять принадлежность молодых людей к политизированному сообществу (комсомольцы), поддерживать эмоциональную и организационную связь между Центральным комитетом и региональными организациями Союза, между РКП(б) и РКСМ.
Действенность ритуалов как эпизодов «повторяющейся и упрощенной культурной коммуникации» обусловлена тем, что и их непосредственные участники, и наблюдатели «разделяют взаимную веру в описательную и предписывающую действительность символического содержания коммуникации». «Ритуальная эффективность, — считает Дж. Александер, — заряжает участников энергией и привязывает их друг к другу, повышает их идентификацию с символическими объектами коммуникации, усиливает связь участников и символических объектов с наблюдающей аудиторией, соответствующим "сообществом" в целом»25. Этот вывод, по нашему мнению, применим и к политическим ритуалам, одной из задач которых являлось духовное и организационное сплочение людей на основе веры в коммунистические идеалы.
Наиболее ярким примером этому могут служить праздничные демонстрации и митинги, в организации и проведении которых комсомольцы принимали непосредственное участие. Отчеты о подобных мероприятиях, опубликованные в уездной газете «Власть труда», позволяют увидеть трехчленную структуру таких ритуалов, которую выделяет С. П. Поцелуев: 1) отделение участников от повседневной жизни; 2) помещение их в чрезвычайные условия; 3) возвращение в повседневность, но уже в качестве «посвященных»26.
К празднику здания и помещения организаций украшались флагами, иногда — транспарантами и другими видами наглядной агитации. Эта визуализация праздника символами новой власти вместе с музыкальным сопровождением (духовой оркестр, коллективные песнопения) создавали не только праздничное настроение, но и ощущение измененной действительности, попав
в которую участники отделялись от повседневности и включались в коллективное, чаще всего торжественное действие (парад, демонстрация, торжественное заседание и пр.).
«Чрезвычайные условия» таких ритуальных мероприятий создавали, по нашему мнению, изображаемые выступающими/докладчиками мрачные картины «угнетенного прошлого», вредительской деятельности «старорежимных элементов», невыносимого положения детей, молодежи и рабочих за рубежом, неминуемой войны, которую собираются развязать капиталисты и т. д. Контраст праздничного настроения и чувства угрозы позволял успешно манипулировать участниками, внедрять в их сознание нужные идеологические установки и политические мифы. Признаком их восприятия, по нашему мнению, служили аплодисменты как ритуальное действие, демонстрировавшее включенность людей в политическое представление.
Возвращение в действительность в обновленном состоянии ощущалось на уровне эмоций. Авторы заметок о митингах, демонстрациях и других массовых праздниках указывали, что после окончания участники долго «не желали расходиться», «прощались с дневной праздничной радостью», возвращались домой глубокой ночью или под утро в «приподнятом радостном настроении», хотели продлить ощущение сопричастности с коллективным действием, устраивая стихийные митинги или спонтанные публичные выступления27. Одним из проявлений обновленного состояния служило также ощущение единства, силы, надежды, что заставляло молодых людей принимать участие в новых мероприятиях и ритуалах.
Заключение
Можно констатировать, что в рассматриваемый период политические ритуалы активно использовались для решения насущных задач советской власти, в том числе в борьбе с «пережитками прошлого», с религией и религиозностью граждан, в формировании политической «обрядности». Они способствовали упорядочению новых политических мифов, консолидации общества на основе большевистских идей, ориентации людей в быстро изменяющейся действительности. Отметим, что проведение
таких ритуалов и их вербальное наполнение во многом определяла лозунговая направленность советской идеологии. Это, как мы считаем, приводило к формированию специфического поведения, когда ритуальное повторение транслируемых лозунгов становилось признаком нового, «политического» человека.
Молодежь, как наиболее восприимчивая к внешнему влиянию часть населения, активно участвовала в новых ритуалах, видя в этом способ самореализации и самоутверждения, форму протеста против «старого мира» и средство достижения желаемого будущего. Комсомол, используя свои организационные и творческие ресурсы, стремился объединить молодежь, вовлекая ее в коллективные действия политической направленности.
В начале 1920-х гг. формирующаяся бюрократизация РКСМ отчасти компенсировалась активным развитием самодеятельности. Объединение формального и неформального придавало политическим ритуалам освящения, инициации, ниспровержения чужих святынь, восхваления и самовосхваления элементы игры, что и обусловило их популярность среди комсомольцев и внесоюзной молодежи.
Как показало исследование, описанные ритуалы использовались для конструирования общей системы взглядов, стереотипов мышления и поведения не только в политической, но и бытовой сфере. В условиях ритуализации и активной политизации общественной жизни формировалась личность молодых людей, многие из которых, пройдя комсомольскую школу и получив путевку в вуз, влились в ряды новой, советской интеллигенции.
Примечания
1 Левада Ю. А. Ритуал // Новая философская энциклопедия: в 4 т. / Ин-т философии РАН, Нац. общ.-науч. фонд. М., 2010. Т. 3. С. 458.
2 Цуладзе А. М. Политическая мифология. М., 2003. С. 22.
3 Kertzer D. Ritual, Politics, and Power. New Haven; London, 1988. Р. 75.
4 Мусихин Г. И. «Блеск и нищета» политических ритуалов // Полития. 2015. № 2. С. 100.
5 Глебкин В. В. Ритуал в советской культуре. М., 1998. С. 101.
6 Липинская К. А. Далеко в заснеженной Сибири. Красноярск, 1974. С. 12.
7 К трудящейся молодежи! // Товарищ. 1918. 1 янв. (№ 72). С. 4.
8 Гидлевский В., Сафьянов М., Трегубенков К. Минусинская коммуна 1917—1918 гг. М.; Л., 1934. С. 240—242.
9 Собрание молодежи // Соха и молот. 1919. 16 нояб. (№ 45). С. 2.
10 В. К молодежи // Там же. 1919. 30 нояб. (№ 51). С. 1.
11 Как мы впервые проводили Международный юношеский день: (из воспоминаний комсомольца) // Власть труда. 1923. 12 сент. (№ 93). С. 4.
12 Архив города Минусинска. Ф. Р-5. Оп. 1. Д. 13. Л. 24.
13 Комсомолец. Кооперация помогает // Власть труда. 1923. 29 июня (№ 63). С. 3.
14 Устав Российского коммунистического союза молодежи: (принят III Всероссийским съездом РКСМ, 2—10 октября 1920 г.) / РКСМ. М., 1920. С. 3.
15 Золотарев О. В. Интеллигенция Советской России в нэповские годы // Интеллигенция и мир. 2011. № 4. С. 33.
16 Рыбаков Р. В. Внутрисоюзная демократия и «болезненные явления»: к вопросу свободомыслия в комсомоле 1920-х гг. // Известия Иркутского государственного университета. Сер.: История. 2014. Т. 9. С. 140.
17 Шестернин Е. К пленуму РКСМ // Власть труда. 1922. 12 нояб. (№ 20). С. 1—2.
18 Брр. Ненормальности изжиты, работа налаживается // Власть труда. 1923. 24 июня (№ 61). С. 3.
19 Кружки // Там же. 1923. 6 мая (№ 41). С. 2.
20 Брр. Указ. соч.
21 Потерялась девушка // Власть труда. 1923. 14 окт. (№ 108). С. 4.
22 Квакин А. В. Интеллигенция и духовный кризис в России после 1917 года // Интеллигенция и мир. 2014. № 2. С. 21.
23 Слезин А. А., Скоропад А. Э. Открытый внешний политический контроль над комсомольскими организациями в РСФСР (1918—1929 гг.) // Социодинамика. 2013. № 12.
24 Немчинова Т. Красная молодежь // Власть труда. 1922. 19 нояб. (№ 22). С. 4.
25 Alexander J. C. Cultural pragmatics: social performance between ritual and strategy // Sociological Theory. 2004. Vol. 22, no. 4. P. 527.
26 Поцелуев С. П. Ритуал политический // Словарь по политологии / под ред. В. Н. Коновалова. Ростов н/Д, 2001. С. 217—218.
27 Как мы впервые проводили Международный юношеский день. С. 4.
