CC BY
107
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 12 (150). История. Вып. 31. С. 84-93.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ В ВЫСШИХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ ЮЖНОГО УРАЛА В 30-е ГОДЫХХВЕКА
В статье впервые комплексно рассматриваются политические репрессии в вузах Южного Урала. Особое внимание уделено рассмотрению раннее неизвестных фактов политического террора в отношении преподавателей, служащих и студентов вузов. В статье широко использован материал центральных и местных архивов.
Ключевые слова: политические репрессии 30-х гг. ХХ в., высшие учебные заведения Южного Урала, преподаватели, служащие, студенты, реабилитация жертв террора.
Страна в начале 30-х гг. ХХ в. наращивала темпы развития промышленного производства, сельского хозяйства, что требовало высококвалифицированных специалистов в различных областях человеческого знания. Важным звеном в процессе подготовки высококлассных специалистов являлось высшее образование, где ощущалась нехватка кадров. Поэтому для развития экономики региона важным было не только строительство промышленных объектов, но и открытие высших учебных заведений.
В начале 30-х гг. ХХ в. на Южном Урале распахнули двери ряд высших учебных заведений, где готовили специалистов для народного хозяйства страны и региона. В декабре 1929 г. начались занятия в Уральском ветеринарном институте, который в апреле 1930 г. перевели в Троицк. В Челябинске в мае 1930 г. открылся Уральский институт индустриального земледелия. В 1934 г. в связи с образованием Челябинской области институт получил наименование «Челябинский институт механизации сельского хозяйства». В 1930 г. в Оренбурге начались занятия в педагогическом и сельскохозяйственном институтах. 1 октября 1932 г. в Магнитогорске открылся индустриально-педагогический институт. С
1933 г. ведет свою историю Магнитогорский горно-металлургический институт. Весной
1934 г. Челябинский областной отдел народного образования получил задание от Областного комитета ВКП(б) по организации педагогических институтов в городах Челябинске, Магнитогорске и Шадринске, но выполнено оно было с определенными коррективами только в июле 1934 г. В середине 30-х гг. ХХ в. в Оренбурге и Кургане ведется подготовка специалистов в Высших коммунистических сельскохозяйственных школах (далее ВКСХ111)1.
Репрессивная политика государства в отношении профессорско-преподавательского состава, сотрудников и студентов институтов стала во многом сдерживающим фактором развития высшего образования на Южном Урале в 30-е гг. ХХ в.: чтобы стать преподавателем или студентом института, недостаточно было иметь определенную квалификацию или собственное желание соответственно, также необходимо было представить справку о социальном происхождении. Затем парторганизация эти сведения проверяла. Все это являлось проявлением «чистки» социального состава в вузах.
Проблема политических репрессий в высшем образовании Южного Урала актуальна в связи с переосмыслением исторической значимости политического террора в СССР в 30-е гг. ХХ в.
Долгое время историки Южного Урала не могли приступить к изучению данной научной проблемы: цензура и закрытость архивов - одна из причин такого явления. Только во второй половине 80-х гг. ХХ в. появляются работы, посвященные политическим репрессиям на Южном Урале2.
В данной статье мы будем рассматривать Южный Урал в границах Челябинской, Оренбургской и Курганской областей. Башкирскую республику исследователи традиционно относят к данному региону, мы же считаем, данное административно-территориальное образование может стать предметом для самостоятельного исследования.
При изучении вопроса репрессивной политики в Оренбургских вузах следует выделить работы Л. И. Футорянского - доктора исторических наук, профессора, заслуженного деятеля науки Российской Федерации.
Он одним из первых выявил сущность политических репрессий в Оренбуржье. Л. И. Футорянский оценил характер влияния политических репрессий против интеллигенции, рассмотрел судьбу некоторых репрессированных преподавателей институтов города Оренбурга. Во вступительной статье к «Книге памяти жертв политических репрессий в Оренбургской области» Л. И. Футорянский определяет основные репрессивные действия в отношении работников народного образования, главным образом, обращает внимание на репрессивную политику государства, проводимую в вузах города. В новейшей статье Л. И. Футорянского были систематизированы ранее опубликованные им данные о репрессиях на Южном Урале, а также введены новые, неизвестные ранее, факты. Таким образом, Л. И. Футорянский своими трудами ввел новые данные и определил основные направления дальнейшего исследования проблемы3.
В работе В. М. Войнова даны общие характеристики явлений культуры Оренбургского края в 30-е гг. XX в., но автор допустил некоторые неточности. В частности, он неверно указал фамилию репрессированного заведующего кафедрой растениеводства Сельскохозяйственного института профессора С. С. Бажанова (в статье В. М. Войнова указан как С. С. Баясанов)4.
Р. К. Кузахметов в статье «Судьбы культуры в 1928-1940 годах» пишет о репрессивных действиях в отношении интеллигенции Оренбуржья: писателей, поэтов, преподавателей, студентов вузов, называя их «чудовищными». Автор рассматривает репрессивную политику государства против студентов и сотрудников сельскохозяйственного вуза Оренбурга5.
Значительный вклад в изучении проблемы политических репрессий в Оренбуржье и, в частности, в Сельскохозяйственном институте города Оренбурга, внесли работы А. В. Федоровой - доктора исторических наук, профессора6. Они освещают важные вопросы политического террора против интеллигенции в Оренбуржье. Публикации автора основаны, главным образом, на архивных документах. А. В. Федорова в статьях «Председатель облсовета», «Командарм строительного фронта» и других использовала материал следственных дел. В работе «Возвращение к правде» А. В. Федоровой отмечается, что «на защиту профессора
Оренбургского Сельскохозяйственного института С. С. Бажанова, объявленного "откровенным реставратором капитализма" бросились ректор Пудаев и научные сотрудники... »7. Нельзя не отметить, что в документах, хранящихся в ЦДНИОО, есть сведения о том, что Г. М. Пудаев не защищал С. С. Бажанова. Действительно, Г. М. Пудаева уволили с формулировкой «за покровительство врага народа Бажанова.», но, как свидетельствует протокол партийного собрания, 8 мая 1937 года слушался доклад «О неверных вредительских установках профессора Бажанова.», авторами которого были Г. М. Пудаев и П. Е. Езонов8. На очередном партийном собрании Г. М. Пудаев заявил, что «врага Бажанова я не знал до Института»9. Итак, А. В. Федоровой сделано немало в изучении проблем политических репрессий в Оренбургском крае. Профессор, доктор исторических наук Л. И. Футорянский в одной из своих работ отмечает, что «.. .статьи А. В. Федоровой способствовали публичной реабилитации многих жертв массовых политических репрессий. Этой цели служили недоступные ранее архивные источники, в том числе хранящиеся в "особых папках" под грифом "Совершенно секретно"»10.
В 1998 г. вышла в свет работа А. Г. Крючкова и С. А. Кушнира, посвященная жизни и дея-тельностипрофессораСельскохозяйственного института С. С. Бажанова. Авторы знакомят читателей с биографией ученого, подробно анализируют селекционную работу профессора на Оренбургской земле. Они особо подчеркивают, что проделанные С. С. Бажановым сельскохозяйственные эксперименты на Бузулукском опытном поле «до сих пор имеют значение для сельскохозяйственной практики». К сожалению, А. Г. Крючкову и С. А. Кушниру не удалось избежать неточностей. Например, они сообщают, что профессор С. С. Бажанов умер в тюрьме в 1943 г.11 Хотя доктор исторических наук Л. И. Футорянский в своих работах по данному вопросу отмечает, что С. С. Бажанов был расстрелян в феврале 1938 г.12
В 1999 г. была опубликована книга «Оренбургский государственный педагогический университет» коллективом авторов под редакцией В. С. Болодурина. В данной работе нас интересует глава «Оренбургский пединститут в предвоенные годы (1930-1940)», где сообщается о конкретных преподавателях, которые пострадали от репрессий, но автор
ограничился только пофамильным перечислением преподавателей. В. С. Болодурин в другой работе, освещающей проблемы образования в Оренбургской области, исследует жизнь педагога в сложные 20-30-е гг. XX в.13
В 1998 г. в свет вышла книга, посвященная проблеме истории Челябинского государственного педагогического института (далее - ЧГПУ). Авторский коллектив рассматривает основные направления репрессивной политики государства в 30-е гг. ХХ в. по отношению к преподавателям, сотрудникам и студентам института. Анализируемое нами издание было дополнено, и в 2004 г. издана очередная книга, освещающая историю Челябинского педагогического института. Авторскому коллективу удалось выявить некоторые аспекты репрессивной политики государства в институте. Важный источник использовали авторы при рассмотрении поведения ректора ЧГПУ И. К. Зеленского на допросах в НКВД, речь, вероятно, идет об архивно-следственном деле, хотя прямая ссылка на него в книге от-сутствует14.
В 2003 г. появилась работа доктора исторических наук А. Л. Худобородова, где автор называет некоторых жертв политического террора в ЧГПУ в 30-е гг. ХХ в.15
В 2003 г. увидела свет работа Л. М. Конева и Н. А. Вахрушевой, посвящённая профессору ЧГПУ В. М. Экземплярскому, где авторы подчеркивают, что по «распоряжению органов УНКВД г. Москвы выехал [В. М. Экземплярский. - С. С.] в Челябинскую область "как член семьи осужденной"»16.
В том же году в Курганских средствах массовой информации появляется серия статей, посвященных проблемам политических репрессий в ВКСХШ Кургана. Основное внимание авторы уделили ректору школы Г. В. Войлошникову17.
В 2004 г. в Челябинске вышла работа, посвященная деятельности ректоров ЧГПУ. В этой работе нас интересуют, главным образом, очерки, посвященные руководителям института, которые работали в 30-е гг. ХХ в. Особое внимание авторы уделяют политическим репрессиям в отношении И. К. Зеленского18.
В 2006 г. на Всероссийской конференции в Курганском государственном университете А. И. Филиппов сделал доклад о жизни Г. В. Войлошникова, опираясь на архивные документы, привел подробную биографию19.
В 2007 г. появилась работа А. Н. Терехова о высшем историческом образовании на Южном Урале в 30-е гг. ХХ в. Автор ограничился краткими сведениями о некоторых репрессированных преподавателях и студентах исторических факультетов вузов ЮжноУральского региона20.
Итак, мы рассмотрели основные работы, посвященные различным аспектам политических репрессий в высшем образовании Южного Урала в 30-е гг. ХХ в. Однако приходится констатировать, что комплексной обобщающей статьи по данной научной проблеме пока нет. Эту задачу мы и хотим решить в нашей работе.
Рассмотрим репрессивную политику государства в вузах Южного Урала в 30-е гг. ХХ в.
Сложным периодом в становлении Челябинского педагогического института была осень 1934 г. Из столицы в начале октября 1934 г. прибывает новый директор института И. Я. Щукин, который принимает дела у исполняющего обязанности директора института Г. П. Дмитриева.
Институт периодически «очищали» от «классово-чуждых» преподавателей, студентов и служащих учреждения. Так, согласно приказу по Челябинскому пединституту от 28 января 1935 г., была уволена из института библиотекарь Поздеева как классово-чуждая и «скрывшая свое социальное происхождение при поступлении на работу». Типичный случай для 30-х гг. ХХ в. произошел со студентом пединститута А. Волоховым, который при поступлении в вуз скрыл от комиссии, что он -сын дьякона и бывший офицер старой армии. Данные факты биографии студента стали известны руководству института - реакция последовала незамедлительно: А. Волохова исключили без права поступления в учебные заведения страны в течение следующих пяти лет21.
Вскоре жертвой политических репрессий стал и директор института Иван Яковлевич Щукин. Выпускника Иркутского университета и философского отделения Московского института красной профессуры обвинили в «троцкизме»22.
В начале октября 1935 г. Наркомпрос РСФСР назначает директором Челябинского пединститута Ивана Кондратьевича Зеленского. В это время усиливается идеологический контроль в учебных заведениях. Так, на заседании парткома пединститута 26 мая
1936 г. рассматривался доклад комиссии по разбору заявления о «зажиме самокритики» в институте. В процессе обсуждения вопроса секретарь парткома отметил, что поступок И. К. Зеленского «здесь на заседании комитета считаю антипартийным». Суть поступка заключается в следующем: директор института обозначил свою позицию по обсуждаемой проблеме так: «не вижу фактов зажима самокритики»23. Политическая травля директора, сотрудников, студентов и служащих института с каждым месяцем усиливалась.
На партийном собрании педагогического института 22 августа 1936 г. обсуждали материал, помещенный в областной газете «Челябинский рабочий» под общим заголовком «Политическая близорукость». Директора института И. К. Зеленского обвинили в «гнилом либерализме», так как он не разоблачал якобы контрреволюционную деятельность своих сотрудников24. Данная практика была распространена по всей стране, и Южный Урал в данном случае не стал исключением: здесь практически всех директоров крупных институтов сначала обвиняли в том, что они прикрывают «контрреволюционеров», «троцкистов», «бухаринцев» и других «социально чуждых» для советского общества людей в вверенных им учреждениях, а уже затем руководителей учебных заведений объявляли «врагами народа», увольняли из института, исключали из партии. После рассмотрения их дел двойками или тройками судьба человека была решена, как правило, этих людей приговаривали к высшей мере наказания - расстрелу, согласно постановлению правительства «О порядке ведения дел о подготовке и совершении террористических актов» приговор должен был исполняться немедленно.
Партийные работники требовали обращать особое внимание на преподавание социально-экономических и исторических дисциплин.
В партийную организацию ЧГПУ поступило заявление от группы комсомольцев, по сути своей доносительного характера, в котором сообщалось, что преподаватель В. М. Нефедов не раскритиковал перед студентами вторых курсов исторического, математического и естественного факультета «вредоносность лженауки» педологии, которую он в недавнем прошлом преподавал25. Дело в том, что согласно постановлению ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе
Наркомпросов» от 4 июля 1936 г. педология объявлялась лженаукой, а преподаватели, продолжавшие пользоваться положениями этой науки, становились лжеучеными26. Таким образом, В. М. Нефедова объявили «неразоружившимся педологом», который, по мнению доносителей, продолжает «вредить <.> делу - наведения большевистского порядка в школе»27.
В середине 30-х гг. ХХ в. в стране один за другим следуют судебно-политические процессы, где осуждают разного ранга «вредителей», а идеологическая составляющая процесса насаждалась через прессу в массы, которая играла роль всеобщего катализатора. В результате на каждом предприятии, учреждении на территории страны находили «своих» троцкистов, бухаринцев, резидентов иностранных разведок и т. п. Сфера народного образования на Южном Урале также оказалась включенной в общие тенденции репрессивной политики государства.
На повестке дня партсобрания членов и кандидатов ВКП(б) партийной организации пединститута 26 января 1937 г. значился вопрос о процессе над троцкистско-зиновьевским параллельным центром. Секретарь парткома А. Кунгурцев отметил: «У себя в организации мы должны удвоить свою большевистскую бдительность»28. В результате активной деятельности партийных работников в институте вскоре вскрыли «свою» контрреволюционную группу. Согласно архивным документам, в ее состав входили преподаватели: И. К. Зеленский, М. С. Давидов, П. Р. Ибшман, П. М. Бобровский; студенты: М. Ставский, Полосин, Ромашкин и другие. Согласно решению № 26 пункта 2 Обкома ВКП(б) Челябинской области от 1 ноября 1937 г. И. К. Зеленского уволили из института, а уже 14 декабря его арестовали органы НКВД Челябинской области29.
Вскоре после ареста И. К. Зеленского будут арестованы преподаватели: М. С. Давидов, П. М. Бобровский, их обвинят в активном участии в право-троцкистской организации и её враждебной деятельности в стенах Челябинского государственного педагогического института. В процессе «очищения» института от «правых» органы НКВД арестовали ещё одного преподавателя института - П. Р. Ибшмана, ему инкриминировали шпионаж в пользу Польши. Большую роль в разоблачении организации «правых» в институте сы-
грали агенты органов НКВД. Известные методы допроса позволяли, как правило, получать от подследственного нужные показания и имена «сообщников» по контрреволюционным действиям против советской власти. Во время допросов И. К. Зеленский рассказывал о «рындинской группе» и её антисоветских действиях на территории Челябинской обла-сти30. Свое название группа получила от фамилии репрессированного первого секретаря Челябинского Обкома ВКП(б) К. В. Рындина, обвиненного в преступлениях, предусмотренных статьей 58 пунктами 6, 7, 8, 11 Уголовного кодекса РСФСР31. На допросе 25 декабря 1937 г. И. К. Зеленский, отвечая на один из вопросов, подробно остановился на своей деятельности в пединституте: «Содержание учебно-методической работы мною извращалось с целью воспитания педагогических кадров в контрреволюционном духе»32.
В контрреволюционных «выпадах» против руководства партии был обвинен И. В. Новак, так как при обсуждении вопроса о нациях и национальностях преподаватель отметил: «. тов. Сталин не является абсолютной истиной по национальному вопросу», в результате преподавателя исключили из рядов ВКП(б)33. Историк, доцент Д. Е. Хайтун был назван «антимарксистом» так как, по мнению доносчиков, мало цитировал Ф. Энгельса и советовал студентам читать статьи К. Радека34. Репрессивная политика проводилась и в отношении студенчества Челябинского педагогического института. Так, студентов, которые читали и использовали на занятиях статьи К. Радека, обвиняли в троцкизме - это и произошло со студентом Клепиковым. Дело в том, что студент исторического факультета Клепиков 15 февраля 1937 г. читал в комсомольской школе вступительную лекцию к истории СССР, а в список рекомендованной литературы была включена статья уже «заклятого врага народа» К. Радека35. Аналогичная ситуация произошла со студенткой Ромашкиной: у неё обнаружили печатные работы Л. Троцкого и К. Радека. Студента исторического факультета первого курса М. Ставского обвинили в «антисоветских троцкистских выступлениях». Он был недоволен политикой государства в сельском хозяйстве и высказывал свое отношение к данной проблеме в институте так: «Государство выкачивает средства из сельского хозяйства, спекулируя на сельскохозяйственных продуктах.». Также М.
Ставский был против процесса переименования городов: «зачем переименовывать города - Петроград, Царицын, Екатеринбург и др. в имена вождей, ведь этим снижается историческая роль основателей этих городов»36.
Репрессивная политика привела к тому, что новому директору П. Б. Жибареву пришлось решать проблему нехватки высококвалифицированных специалистов. Павел Борисович, ожидая пополнения кадровых ресурсов через систему Наркомпроса, пытается привлекать на работу «опальных» преподавателей. В частности, был принят профессор В. М. Экземплярский, которого выслали из столицы на Южный Урал, в Челябинскую область, как «члена семьи осужденного» - его жену в 1935 г. приговорили к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере37.
Таким образом, политические репрессии в Челябинском педагогическом институте против руководящего аппарата, преподавателей, служащих и студентов осложнили работу учебного заведения. Хорошая агентурная сеть НКВД в 30-е г. ХХ в. в ЧГПУ позволила выявить «врагов народа»: И. К. Зеленского, М. С. Давидова, П. Р. Ибшмана и других.
Враги народа были выявлены и в Магнитогорском индустриальном педагогическом институте. На общем собрании партгруппы пединститута 3 декабря 1936 г. преподавателя истории Загоровского обвинили в искажении истории. Об этом якобы свидетельствовало выступление студента-историка о теории «перманентной революции Троцкого»38.
На общем собрании партийной группы 14 февраля 1937 г. студентов института Клотца и Трюбемского обвинили в контрреволюционных высказываниях. Так, Клотц говорил, что «.стоит вождям чихнуть, как получаются всевозможные решения». В качестве подтверждения своей мысли приводил постановление ЦК о педологии. Вина Трюбемского заключалась в том, что на студенческом вечере он включил радио, по которому передавали митинг в Москве о вынесении приговора троцкистам. Студент политическую ситуацию прокомментировал кратко и лаконично: «Все это ерунда»39. На своем собрании 28 октября 1937 г. парторганизации отметила, что в институте работали «враги народа»: Чегодаева, Барилов, Ковнатор и другие.
Поиск врагов народа шел и в Магнитогорском горно-металлургическом институте. В конце августа 1936 г. органами НКВД в сте-
нах института была вскрыта «контрреволюционная троцкистская организация», состоящая из студентов, обучающихся на вечернем отделении. По делу осуждено 10 человек. Их обвинили в троцкистской агитации, в злобных террористических выпадах против руководства ЦК ВКП(б) и лично И. В. Сталина. В июне 1937 г. директор института Антон Михайлович Упенек был исключен из партии с формулировкой «за пособничество врагам народа» и уволен из института. Вспомнили о прошлом директора: в 1912-1914 гг. он придерживался анархических взглядов, имел выговоры от партийных органов40. К марту 1938 г. органами НКВД было арестовано 24 студента дневного и вечернего отделений, 3 штатных преподавателя и 5 совместителей41.
Тревожно было и в Оренбургском педагогическом институте. В марте 1931 г. по решению Краевого комитета ВКП(б), обследовавшего агропединститут, был снят с работы директор М. М. Тимофеев. Руководство института обвинили в том, что оно «.. .не занималось должным просмотром и выправлением учебно-производственных планов и программ, их насыщенность ленинизмом»42. После убийства С. М. Кирова 1 декабря 1934 г. политические репрессии становятся массовыми. Утверждалось, что убийство было подготовлено руководством «правотроцкист-ского блока». На очередном партийном собрании в пединституте было констатировано: «Убийство Кирова обязывает нас быть бдительными»43.Пособников«правотроцкист-ского» блока стали искать и в стенах института. В пединституте создавалась атмосфера тотальной слежки. В результате, партийными органами было выявлено 13 «врагов народа» в стенах института, в число которых входила и группа «врагов народа» - «националистов-троцкистов» в составе: И. М. Бикчентеева, Г. А. Айдарова, В. М. Добрыченко, Е. М. Мироненко, А. Х. Мухамедзянова, Б. Д. Сергеева44. Согласно данным Книги памяти Оренбургской области И. М. Бикчентеев, Г. А. Айдаров, Б. Д. Сергеев были приговорены к расстрелу45. Уволили руководителей института: Ф. К. Алимова - заведующего учебной частью; А. А. Чарышева - директора пединститута. Их обвинили в допущении деятельности «троцкистов-националистов» в институте. В 1937 г. пединститут потерял опытных руководителей и педагогов, что крайне негативно отразилось на работе вуза46.
Набирали обороты политические репрессии и в сельскохозяйственных вузах Южного Урала. В 1937-1938 учебном году в Челябинском институте механизации сельского хозяйства был арестован «букет врагов народа».
В отчетном докладе партийного комитета института за январь-апрель 1938 г. отмечалось: «Парторганизация, очищая свои ряды, исключила как врагов народа 6 человек»47. Так, секретаря парткома института Башмакова на закрытом партийном собрании 13 января 1938 г. обвинили в связи с врагом народа. Врагом народа оказался брат, а связь заключалась в том, что Башмаков носил передачу ему в тюрьму НКВД: передавал белье и сигареты. В результате собрание приняло решение: «Башмакова из рядов ВКП(б) исключить за связь с врагами народа». Среди преподавателей института врагами народа были объявлены: А. М. Барковский, А. А. Шпилько, В. Ф. Карелин, П. И. Забелло и другие. Всего из учебного заведения органами НКВД было «изъято» около 40 человек, большая часть которых - преподаватели, работавшие с момента организации института48.
Тяжелая обстановка была и в Оренбургском сельскохозяйственном институте. В ноябре 1931 г. в вузе было вскрыто дело «вредителей» среди научных работников. По этому делу проходили профессора Дорофеев и Васильев; доценты Эльманов и Решетов, а также научный работник Рогозин. Их обвинили во «вредительстве», а руководителей института - в «отсутствии политической бдительности»49.
На очередном закрытом заседании парт-коллектива института 13 июня 1933 г. были представлены выводы комиссии, которая обследовала партколлектив вуза. В частности, члены комиссии отметили «недостаточную политическую бдительность со стороны Бюро партколлектива», что позволило некоторым научным работникам, по мнению проверяющих, вести якобы «вредительскую» работу. Для исключения подобного в будущем было предложено «вести систематическое изучение [курсив наш. - С. С.] политического лица каждого научн[ого] работн[ика], в особенности из старых [курсив наш. - С. С.] профессоров (Небольсина, Жуковского, Панферова, Бажанова, Лазаренко, Томина». За каждым из названных научных работников предлагалось прикрепить членов партии для подробного «изучения» их деятельности.
Проводимая работа получала логическое завершение в каждом отдельном случае. Так, на совещании научных работников 5 июня 1934 г. обсуждался вопрос о кафедре химии и, в частности, «антисоветское настроение» профессора В. А. Жуковского, который высказал мнение, что химическая промышленность СССР не достигнет уровня Германии в этом секторе экономики.
Партийные органы пристально следили не только за профессорско-преподавательским составом, но и за студентами. Партком требовал изучить социальное происхождение каждого обучающегося в вузе и «изъять весь чуждый элемент из Института». Так была выявлена «троцкистская вылазка» В. Г. Мигачева. Суть «вылазки» заключалась в следующем: во время беседы со студентами и сдающими испытания на рабфак «о троцкистско-зиновьевском процессе» в присутствии студентов (5 человек) он утверждал, что «Троцкий, Зиновьев и Каменев совершили революцию, за что им надо сказать спасибо, а потом судить»; и признавал Л. Д. Троцкого мировым оратором. Вскоре В. Г. Мигачев получил взыскание со стороны партийных органов.
В марте 1935 г. в Агрозооветинституте (с 1934 г.) расследовали дело Круглова. Круглов - студент первого курса второй группы зоофа-ка - обвинялся в том, что излагал студентам-сокурсникам «непролетарские взгляды о политике Советской власти»; выразил сомнение в «ортодоксальности экономического учения Карла Маркса». Все это партийные органы квалифицировали как «антисоветскую вылазку Круглова»50.
В сельскохозяйственном институте профессора С. С. Бажанова обвинили во «вредных установках», партком института констатировал, что «.педагогическая, практическая и исследовательская работа профессора Бажанова <.> на Опытной станции имела определенный выраженный вредительский характер». Поэтому посчитали невозможным оставление С. С. Бажанова на работе в институте. В 1937 г. парткомом были приняты меры к «разоблачению» С. С. Бажанова. В феврале 1938 г. профессора С. С. Бажанова расстреляли. Собиралась информация и на руководство вуза, которая затем направлялась в Наркомпрос и НКВД, где принимались «соответствующие» меры51.
В октябре 1937 г. с должности директора Агрозооветинститута уволили Г. М. Пудаева
с формулировкой «за покровительство врагов народа». В начале 1938 г. директором института назначили И. П. Панкова52. Поиск «врагов народа» и их «пособников» продолжался и в 1938 г. В апреле арестован Г. Я. Фольц - преподаватель немецкого языка и химии. Преподавателя Агрозооветинститута обвинили в том, что он якобы «является агентом Германской разведки, по ее заданию на территории Советского Союза проводил разведывательную, диверсионную и террористическую деятельность». Г. Я. Фольца особая тройка УНКВД Оренбургской области 3 октября 1938 г. осудила к расстрелу, приговор исполнили в тот же день. Спустя 30 лет Г. Я. Фольца реабилитировали посмертно53.
Согласно данным Книги памяти Оренбургской области, жертвами стали 15 сотрудников института, но необходимо отметить, что это неполные данные о репрессированных - полный список возможно будет составить, когда архивно-следственные дела будут переданы из ведомственного архива УФСБ по Оренбургской области в государственные архивохранилища.
Сложным стал период 30-х гг. ХХ в. для Высших коммунистических сельскохозяйственных школ (далее - ВКСХШ) Южного Урала.
Так, 1 апреля 1936 г. была принята резолюция общего закрытого партийного собрания первичной парторганизации при Оренбургской ВКСХШ об итогах работы парткома за истекший год. В результате проверки партийных документов «изгнано» из партии и из школы 35 человек «социально-чуждых» и «классово-враждебных элементов»54.
Затем на общем партийном собрании ВКСХШ 8 июня 1936 г. было решено, что «... важнейшая и основная задача парторганизации и руководства школы [вести] немедленную, решительную борьбу по выявлению и разоблачению троцкистских и бухаринских двурушников, шпионов, вредителей.»55. В начале 1937 г. в школе вскрыта «контрреволюционная работа» ректора ВКСХШ В. И. Третьякова, И. Ф. Гаркуша, М. С. Федотова и других сотрудников школы их объявили врагами народа и расстреляли56.
Усиление контроля за сотрудниками высшего учебного заведения в 30-е гг. ХХ в. имело негативные последствия. Из Оренбургской ВКСХШ начинают выгонять способных и талантливых преподавателей. На общих партий-
ных собраниях разбирают компрометирующие материалы. Так, 1 октября 1937 г. состоялось очередное партсобрание, где рассматривали материал на членов и кандидатов партии. Студента школы Д. С. Петренко исключили из партии и обязали ректора школы его отчислить, так как он имел «тесную связь со своим братом - врагом народа». Преподаватель школы Лебедев был снят с работы и исключен из партии, так как имел «бытовую связь с разоблаченным врагом народа Чирковым». В результате тотального контроля и слежкой к концу 1937 г. была вскрыта «контрреволюционная работа» в школе, возглавляемая новым ректором Л. И. Хайкиным57.
На заседании бюро Оренбургского Обкома ВКП(б) 7 января 1938 г. приняли решение: «ректора ВКСХШ Л. И. Хайкина с работы снять и из членов ВКП(б) исключить как врага народа». К этому времени он уже был арестован органами НКВД. Лев Исаакович Хайкин приговорен к высшей мере наказания - расстрелу с конфискацией имущества58. Вскоре жертвой политических репрессий стал преподаватель Г. И. Эпштейн. По неполным данным жертвами политического террора стали 7 сотрудников и студентов Оренбургской ВКСХШ.
Тревожно было и в Курганской ВКСХШ. Жертвами политического террора стали преподаватели и студенты учебного заведения. Так, в 1936 г. по обвинению в антисоветской агитации был арестован студент второго курса А. К. Дьяков. В сентябре 1936 г. Челябинским областным судом он приговорен к 3 годам лишения свободы. Ректора школы Г. В. Войлошникова обвинили в проведении «подрывной работы в школе», вскоре исключили из партии за «тесную связь с врагом народа» и освободили от должности59. В 1937 г. преподавателя А. В. Войлошникову-Панютину - жену ректора - обвинили в контрреволюционной деятельности. Тройкой УНКВД по Челябинской области ее приговорили к 10 годам лишения свободы60.
В Троицком ветеринарном институте был арестован органами НКВД ректор Н. К. Шкаев. В 1938 г. решением тройки УНКВД по Челябинской области руководителя вуза приговорили к 7 годам заключения без права переписки.
Сложными в работе сельскохозяйственных вузов были 20-30-е гг. XX в.: арестованные директора, вскрытые контрреволюционные
организации. Политические репрессии в названных учебных заведениях отразились и на сельском хозяйстве Южного Урала. Колхозы и совхозы не получили нужного числа высококвалифицированных специалистов.
Политические репрессии в целом в сфере высшего образования на Южном Урале значительно осложнили развитие высшей школы региона. Во-первых, органам НКВД не только удалось репрессировать часть преподавателей вузов Южного Урала, но и подавить инакомыслие у оставшихся служащих в этих заведениях. Во-вторых, пострадали сотрудники и студенчество институтов Южного Урала, которых за малейшее политическое колебание повсеместно изгоняли из вузов. Необходимо подчеркнуть, что большое количество высших учебных заведений региона не были в полной мере обеспечены научно-педагогическими кадрами61. В-третьих, высшие учебные заведения лишились достаточно опытных руководителей.
В результате политических репрессий был нанесен сильнейший удар по профессорско-преподавательскому составу вузов Южного Урала, по неполным данным, более 100 опытных специалистов и руководителей учебных заведений были уничтожены как «враги народа». К сожалению, до сих пор не представляется возможным установить точное количество репрессированных преподавателей, сотрудников и студентов вузов Южного Урала. Проблема заключается в отсутствии книг памяти в некоторых областях Южного Урала, в частности, в Челябинской области. По-прежнему исследователям малодоступны или вовсе недоступны архивно-следственные дела.
Примечания
1 Болодурин, В. С. Образование и педагогическая мысль в Оренбуржье. Оренбург : Оренбург. книж. изд-во, 2001 С. 145; Магнитогорский педагогический. Челябинск, 1972. С. 4; Челябинский государственный педагогический университет. 2-е изд., испр. и доп. Челябинск, 2004. С. 21-22; Магнитог. рабочий. 1989. 29 апр. С. 2; История культуры Южного Зауралья. Т. 2. Курган, 2004. С. 68.
2 Федорова, А. В. Профессор Бажанов С. С. // Блокнот агитатора. № 5-6. Оренбург, 1989. С. 36-39; Футорянский, Л. И. Десять лет за 10 дней // Нар. учитель. 1990. 31 окт. и др.
3 Футорянский, Л. И. : 1) Начальный период репрессий и их пик на Южном Урале // Проблемы истории массовых политических репрессий в СССР. К 70-летию начала «антикулацкой» операции НКВД СССР : материалы V Всерос. науч. конф. Краснодар, 2008. С. 84-98; 2) Дважды юбилейный // Оренбургский край в системе евразийских губерний и областей России : всерос. науч.-практ. конф. Оренбург, 2004. С. 3-32; 3) Не предавать забвению! // Книга памяти жертв политических репрессий в Оренбургской области. Калуга, 1998. С. 6-16; 4) Репрессии // История Оренбуржья. Оренбург, 1996. С. 239-245; 5) Репрессии 1927-1938 годов // Оренбург. Челябинск, 1993. С. 204-213; 6) Десять лет за 10 дней // Нар. учитель. 1990. 31 окт.
4 Войнов, В. М. Культура в годы предвоенных пятилеток // Оренбург. Челябинск, 1993. С. 215.
5 Кузахметов, Р. К. Судьбы культуры в 19281940 годы // История Оренбуржья. Оренбург : Оренбург. книж. изд-во, 1996. С. 253-260.
6 Федорова, А. В. 1) «Ваш отец, муж, сын.» // Юж. Урал. 1989. 19 марта. С. 2; 2) Время смывает клейма // Юж. Урал. 1989. 23 марта. С. 2; 3) Вдохновители беззаконий // Юж. Урал. 1988. 7, 9 авг. С. 3; 4) Возвращение к правде // Юж. Урал. 1988. 4 авг. С. 3; 5) Забытые имена // Юж. Урал. 1988. 6 авг. С. 3; 6) Край Оренбургский : люди, события факты. Оренбург, 1999; 7) Профессор Бажанов С. С. // Блокнот агитатора. № 5-6. Оренбург, 1989. С. 36-39; 8) Трагические месяцы // Юж. Урал.
1988. 5 авг.; 9) У памяти в долгу // Юж. Урал.
1989. 17 марта. С. 2.
7 ЦДНИОО. Ф. 1507. Оп. 1. Д. 4. Л. 34-38.
8 ЦДНИОО. Ф. 1507. Оп. 1. Д. 21. Л. 16.
9 ЦДНИОО. Ф. 1507. Оп. 1. Д. 22. Л. 15.
10 Футорянский, Л. И. Хранительница времени // А. В. Федорова : библиогр. указ. Оренбург, 2000. С. 9.
11 Крючков, А. Г. Профессор С. С. Бажанов /
A. Г. Крючков, С. А. Кушнир. Оренбург, 1998. С. 9.
12 Футорянский, Л. И. Не предавать забвению! // Книга памяти жертв политических репрессий в Оренбургской области. Калуга, 1998. С. 15.
13 Оренбургский государственный педагогический университет / под ред. Болодурина
B. С. Оренбург, 1999; Болодурин, В. С. Образование и педагогическая мысль в Оренбуржье. Оренбург, 2001.
14 Челябинский государственный педагогический университет. 2-е изд., испр. и доп. Челябинск, 2004. С. 42-43.
15 Худобородов, А. Л. Как это было : о трагической судьбе директора Челябинского государственного педагогического института И. К. Зеленского в 1930-е годы // Южный Урал в судьбе России (к 70-летию Челябинской области) : материалы науч.-практ. конф. Челябинск, 2003. С. 168-170.
16 Конев, Л. М. Первый профессор психологии Челябинска / Л. М. Конев, Н. А. Вахрушева // Исторические чтения : материалы регион. науч. конф. центра ист.-культур. наследия г. Челябинска. Вып. 6. Челябинск, 2003. С. 85.
17 Краснов, Б. Архив раскрывает тайны // Курган и курганцы. 2003. 17 июня. С. 4; Филиппов, А. Судьба. О школьном учителе и казачьих вольностях // Курган и курганцы. 2003. 6 мая. С. 4; Оси-пова, А. Листая школьный дневник // Там же.
18 Очерки о ректорах Челябинского государственного педагогического университета. Челябинск, 2004.
19 Филлипов, А. И. О забайкальце - Войлош-никове Георгии Васильевиче // IV Зырянов-ские чтения : материалы Всерос. науч.-практ. конф. (22-23 нояб. 2006 г.). Курган, 2006.
20 Терехов, А. Н. Становление высшего исторического образования на Южном Урале в 30-е годы ХХ века // Ист. чтения : материалы науч. конф. «Культура Урала ХХ века», посв. 90-летию со дня образования в Челябинске комитета по организации разумного развлечения. Челябинск, 2007. С.182-197.
21 Челябинский государственный педагогический университет. 2-е изд., испр. и доп. Челябинск, 2004. С. 27.
22 ОГАЧО. П-208. Оп. 1. Д. 6. Л. 9.
23 Там же. Д. 3. Л. 14, 15.
24 ОГАЧО Ф. П-288. Оп. 1. Д. 2. Л. 66.
25 ОГАЧО Ф. П-208. Оп. 1. Д. 4. Л. 34-34 об.
26 ГАРФ Ф. А-2306. Оп. 69. Д. 2232. Л. 35-40.
27 ОГАЧО Ф. П-208. Оп. 1. Д. 4. Л. 34-34 об.
28 Там же. Д. 6. Л. 9, 9 об.
29 ОГАЧО Ф. П-288. Оп. 67. Д. 2025. Л. 3.
30 Челябинский государственный педагогический университет. 2-е изд., испр. и доп. Челябинск, 2004. С. 42.
31 Нечаев, С. В. Лидеры политической элиты Челябинской области. 1934-2006 гг. Челябинск, 2007. С. 35.
32 Челябинский государственный педагогический университет. 2-е изд., испр. и доп. Челябинск, 2004. С. 42.
33 ГАРФ. Ф. А-2306. Оп. 70. Д. 3638. Л. 22.
34 Очерки о ректорах Челябинского государственного педагогического университета. Челябинск, 2004. С. 25.
35 Челяб. рабочий. 1937. 16 марта. С. 5.
36 ОГАЧО. Ф. П-208. Оп. 1. Д. 2. Л. 75.
37 Челябинский государственный педагогический университет. Челябинск, 1998. С. 56-57.
38 ОГАЧО. Ф. П-1864. Оп. 1. Д. 2. Л. 19 об.
39 Там же. Д. 3. Л. 10.
40 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 71. Д. 46. Л. 89.
41 Магнитог. рабочий. 1989. 29 апр. С. 2.
42 Центр документации новейшей истории Оренбургской области (далее - ЦДНИОО). Ф. 1465. Оп. 1. Д. 7. Л. 8.
43 ЦДНИОО. Ф. 1465. Оп. 1. Д. 32. Л. 3 об.
44 РГАЭ. Ф. 4394. Оп. 1. Д. 379. Л. 115; ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 2. Д. 176. Л. 95.
45 Книга памяти жертв политических репрессий в Оренбургской области. Калуга, 1998. С. 20, 43, 291.
46 Государственный архив Оренбургской области (далее - ГАОО). Ф. Р-1893. Оп. 1. Д. 24. Л. 23.
47 ОГАЧО Ф. П-214. Оп. 1. Д. 10. Л. 117.
48 Там же. Д. 10. Л. 94.
49 ЦДНИОО. Ф. 1507. Оп. 1. Д. 13. Л. 28-29.
50 Там же. Д. 17. Л. 12 об.
51 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 71. Д. 46. Л. 141.
52 Федорова, А. В. ОГАУ - 75. От института к университету / А. В. Федорова, С. И. Бакули-на. Оренбург, 2005. С. 63.
53 Архив УФСБ РФ по Оренбургской области. Д. 13488. Л. 1, 118.
54 ЦДНИОО. Ф. 382. Оп. 1. Д. 33. Л. 33.
55 Там же. Д. 41. Л. 74.
56 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 71. Д. 66. Л. 137; Книга памяти жертв политических репрессий в Оренбургской области. Калуга, 1998. С. 75, 319, 331.
57 ЦДНИОО. Ф. 382. Оп. 1. Д. 41. Л. 89-128.
58 Архив УФСБ РФ по Оренбургской области. Д. 7866. Л. 70-79.
59 ГАКО. Ф. Р-675. Оп. 1. Д. 110. Л. 47.
60 Осуждены по 58-й. // Книга памяти жертв политических репрессий Курганской области. Т. 1. Курган, 2002. С. 65; Т. 7. Курган, 2007. С. 23.
61 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 166. Л. 2-3.
