CC BY
75
личественном, и в качественном отношении. В уездах с малопродуктивными землями случаи несправедливого решения земельного вопроса встречались достаточно часто, а вместе с этим и факты неподписания крестьянами уставных грамот были частыми.
Кроме сознательного нарушения законных положений , нередко помещики расчитывали также на плохую связь степных районов с губернским центром, заволжское бездорожье, большое расстояние. Так, в марте 1869 г государственные крестьяне деревни Усть-Пого-жей Ивановской волости Царицынского уезда писали в губернское присутствие, что при наделении землей выделили больше солончаков и песчаников, к тому же при поверке наделов приписали лишних 34,5 десятины, которых в действительности не было. Все это было занесено во владенную запись. В результате крестьяне необоснованно переплачивают помещику оброк. Считали крестьяне и сам оброк завышенным, не учитывавшим характеристики местных почв: 46,25 коп. за десятину усадебной земли, 24 коп. - пахотной и 28,25 коп. за десятину выгона [1. Ф.22. Оп.1. Д.4019. Л.4 - 5].
Таким образом, уставное движение наглядно демонстрировало, что проводившаяся реформа была ориентирована прежде всего на помещиков. Наделенные законным правом решать земельный вопрос в соответствии со своими интересами, землевладельцы весь -ма широко пользовались этим правом. Другая сторона - крестьяне - законодательным порядком ставились в неравные условия, а потому, обращаясь за помощью к мировым посредникам, далеко не всегда могли ее получить.
1. ГАСО. Ф.407.Оп.1.Д.744.Л .16.
2. Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. М., 1968.
3. Коновалов Ф.П. Материалы из архива мировых посредников Аткарского уезда // Материалы по крепостному праву. Саратовская губерния. Саратов, 1991.
4. Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М., 1991.
5. Российское законодательство Х - ХХ веков: в 9 т. М., 1989. Т. 7. Документы крестьянской реформы.
УДК 94(470.345) Н.А. Крисанова
ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ БОРЬБА И РЕПРЕССИИ ПРОТИВ ВУЗОВСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ 1930-х годов В МОРДОВИИ
Данная статья посвящена проблеме сложных и порой трагических взаимоотношений советской власти и научной интеллигенции. На примере Мордовии проведен анализ исторических событий 30-х гг XX в., показана жесткая идеологическая борьба и ее тяжелые последствия для республики и страны в целом. Высшая школа представляет собой один из важнейших институтов, деятельность которого направлена на формирование научных, идейных, культурных ориентаций в обществе. Этим объясняется самое пристальное внимание политической власти к системе высшего образования.
Ключевые слова: высшая школа, репрессии, идеологическая борьба, власть и общество.
N.A. Krisanova
IDEOLOGICAL STRUGGLE AND REPRESSIONS AGAINST THE UNIVERSITY INTELLIGENTSIA in the 1930s IN MORDOVIA
This article is devoted to the problem of complicated and even tragic period of relationships between the Soviet government and the scientific intelligentsia. The analysis of historical events of the 1930s is performed by example of Mordovia. The article also shows a hard ideological struggle and its severe consequences for the republic and for the whole country. The Higher School is one of the most important institutions as far as its activity is focused to develop scientific, ideological and cultural background in the society. This explains why political authorities pay so much attention to the system of higher education.
The key words: higher school, repressions, ideological struggle, authorities and society.
Современная научная полемика неоднозначна в оценке политических репрессий против научно-педагогической интеллигенции. Одни утверждают, что речь идет не столько об ошибках, совершенных по отношению к ней, сколько о трагедии, повлекшей за собой неоправданные жертвы, нанесшей невосполнимый урон интеллектуальному и духовному состоянию всего общества. Другие исследователи стремятся доказать, что это была борьба за интеллигенцию, за ее научную квалификацию , за органическое соединение научности с
принципами гуманности и социальной справедливости. Тем не менее трагические события весны 1938 г в Мордовии стали кульминацией страшного беззакония по отношению к мордовской интеллигенции, а преследование и уничтожение интеллектуальных сил в высшей школе нанесло невосполнимый урон развитию национальной науки и культуры.
Выявлением «политически враждебных» и «социально чуждых элементов» занимались многочисленные комиссии. Они разоблачали и «вычищали» тех, чьи
взгляды отличались от провозглашенной «генеральной линии». Лиц, ранее входивших в некоммунистические партии, объявляли «двурушниками» и «уклонистами», требовали от них саморазоблачения и отречения от прежней деятельности. Зачастую характеристики многих научных работников составлялись не на основе фактов, а из докладных записок, писем, устных заявлений и просто слухов. Так, дирекцией Мордовского рабфака был составлен список неблагонадежных преподавателей, среди которых И.П. Кривошеев, «по слухам, служил в старой армии, а семья сестры была раскулачена», У.И. Калмыкова, «по слухам, являлась дочерью бывшего жандарма», П.Д. Шалагин, «по слухам, вел разговоры, где выражал не вполне советские взгляды, находясь под влиянием жены, которая, по-видимому, являлась дочерью попа и поддерживала с ним связь» [8. Д.39. Л.21 - 22]. В Мордовской Высшей коммунистической сельскохозяйственной школе (ВКСХШ) к таким преподавателям относились И.Г. Черапкин (в прошлом эсер), Г.И. Жеребкин (невыяснено происхождение), Детцов (подпоручик старой армии) и др. [9. Д.1010. Л.4]. Подобные списки имели практически все учебные заведения.
На основании Директивы ЦК ВКП(б) «О чистке высших учебных заведений» от 15.04.1929 г в вузах Мордовии постоянно велась работа «по выявлению и исключению элементов, явно засорявших состав учащихся», к каким относились студенты, скрывшие свое происхождение при поступлении в вуз [9. Д.444. Л.19]. Так, студентка Всесоюзного института прядильных культур (г. Ин-сар Мордовской АССР) В. Демина была исключена как дочь кулака и привлечена к ответственности за подделку документов, где значилась как колхозница Лунин-ского колхоза Пензенской области [5. Д.2. Л.72]. Студентов Мордовского государственного педагогического института (МГПИ) В. Афонина и Т. Польдина исключили как сыновей кулаков, а студенту рабфака И. Дунаеву за сокрытие происхождения вынесли строгий выговор с предупреждением, «принимая во внимание его службу в Красной Армии и 12-тилетний педагогический стаж» [9. Оп.1. Д.2. Л.7; Д.16. Л.39].
Со второй половины 1930-х гг. в годовых отчетах педагогического института все чаще обращалось внимание на то, что партийно-массовая работа в вузе являлась неудовлетворительной. В пединституте «отсутствует партийная заостренность и большевистская борьба с проявлением оппортунистических извращений и настроений со стороны студенчества и педагогического коллектива, что является протаскиванием контрреволюционных положений» [9. Оп.1. Д.3. Л.42]. Любые нарушения, ошибки, просчеты в работе сразу же приобретали политическую окраску. Высказывание преподавателя на лекции, каким-либо образом расходившееся с общепринятыми положениями, тут же трактовалось как вылазка «контрреволюционных сил». Так, преподаватель методики математики И.А. Березкин «вместо привития студентам любви к науке подчеркивал, что в гильбертовской геометрии приходится заниматься чепухой, доказывая, что в треугольнике три угла. Вместо воспитания любви к великим ученым он около де-сятка раз называл «зубрами» великих ученых, Сталинских лауреатов Гельберта и Виноградова». Преподаватель ботаники Я.М Попов «читал свои лекции без увяз-
ки с последними достижениями генетики о стадийном развитии растений Мичурина и Лысенко», а лекции заведующего кафедрой основ марксизма-ленинизма А. П. Савина «страдали абстракцией и отрывом с практикой социалистического строительства» [9. Оп.3. Д.7. Л.30].
Совершенно неудовлетворительной в 1935 г. была признана работа кафедры мордовских языков и ее руководителя Д.Я Бондякова. Конфликтная ситуация, развернувшаяся вокруг последнего, проходила в рамках чистки преподавательского состава пединститута от антисоветских элементов, якобы разваливших работу отдельных научных ячеек. Ученого обвинили в срыве занятий по мокшанскому языку, «в склочничестве и рвачестве». Ученый совет института принял решение об увольнении профессора, приложив к делу документы, затребованные от Чембарского РИКа Пензенской области о его социальном происхождении. В документах говорилось, что Д.Я. Бондяков ранее проживал с отцом, который в 1930 г был привлечен по линии ОГПУ как кулак и был раскулачен. Подобная ситуация произошла и с деканом литературного факультета Г.С. Петровым, который подвергся настоящей травле со стороны группы преподавателей во главе с секретарем парткома пединститута П.Д. Ереминым и секретарем месткома М.И. Муратовым. Ученый в письме к директору пединститута А.Ф. Антонову писал: «В такой дикой атмосфере, безнаказанно господствующей среди преподавателей института, я больше работать не могу Я не в состоянии приступить к преподавательской деятельности, пока не будут приняты меры по ограждению меня от этого безобразного похода, который начат против меня и литературного факультета» [9. Оп.1. Д.64. Л.71]. Несмотря на требования ученого освободить его от работы, ГС. Петров проработал в вузе до весны 1937 г. и позже был репрессирован в числе многих других ученых пединститута. Любопытен тот факт, что немногим позже «разоблачители» П.Д. Еремин и М.И. Муратов сами оказались жертвами «разоблачений». В 1937 г. Муратов был снят с работы за то, что «в течение ряда лет выдавал себя за сына рабочего и сам из шкурнических целей некоторое время работал на заводе. Кроме того, он был обнаружен в связи с врагами народа через бывшую жену, проживавшую в Ленинграде» [9. Оп.1. Д.7. Л.31].
Насилие становилось универсальным способом решения всех проблем и трудностей. С его помощью можно было скрыть очевидные ошибки и просчеты. Так, на первого заместителя директора пединститута П.Г. Резаева «списали» многие недоработки и проблемы первых лет существования вуза, объявив его «контрреволюционным элементом» [9. Оп.1. Д.3. Л.43].
Осенью 1936 г. в местных газетах началась публикация статей, посвященных целым научным и учебным учреждениям. Так, в статье «Уроки не извлечены» в грубых политических ошибках обвинялась крупнейшая партийная организация Мордовии и весь коллектив Высшей Коммунистической сельскохозяйственной школы, а выступление на пленуме горкома ее директора Д.И. Гребенцова характеризовалось как «не партийное, притупляющее революционную бдительность». Это был вид политического доноса, по которому названные в статьях люди брались на заметку НКВД в первую оче-
редь. В ноябре этого же года была напечатана статья «О безответственных авторах и доверчивом институте», где критиковалась и дирекция научно-исследователь -ского института мордовской культуры [1, с. 345 - 346].
Это лишь отдельные факты, но они ярко свидетельствуют о том, что отношение к специалистам высшей школы со стороны партийных органов строились на политической и идеологической основе при прямом игнорировании их профессиональных качеств. Преданность догмам, политическая уступчивость, готовность выполнять любые партийные установки, приверженность «генеральной линии», социальное происхождение ценились выше независимости мышления, широты культурного кругозора и опыта научно-педагогической работы. Формировалась основная политическая линия в области кадровой политики, когда новая интеллигенция в вузах виделась послушной исполнительницей верховной власти, обслуживающей интересы партийной бюрократической системы. Это было началом тех массовых репрессий, которые значительно ослабят преподавательский состав высшей школы, надолго изгонят дух свободных дискуссий и споров из научной и студенческой среды. Вместо них будут насаждаться политический и научный конформизм, беспрекословное выполнение директивных указаний.
Идеологическим обоснованием репрессий, как известно, чаще всего служили обвинения во вредительстве и шпионаже в пользу «международного империализма». Дважды выступая на февральско - мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г, И.В. Сталин прямо заявил, что «вредительская и диверсионно-шпионская работа агентов иностранных государств задела в той или иной степени все или почти все наши организации как хозяйственные, административные и партийные». Так были обосновано грубейшее нарушение законности - массовые репрессии. В союзных и автономных республиках, краях и областях страны органами НКВД «раскручивались» буржуазно-националистические террористические центры и блоки. Три таких мифических блока якобы действовали на территории Мордовии, Чувашии и Горьковской области. Обращает на себя внимание абсолютная идентичность их материалов. Создается впечатление, что все они фальсифицировались по одной схеме, которая была задана из центра, а в местных органах лишь наполнялась конкретным содержанием. Но есть одна особенность: право-троцкистские блоки в Мордовии и Чувашии были еще и буржуазно-националистическими, которые ставили своей целью выход из состава Союза. «Мордовский право-троцкистский, буржуазно-националистический, террористический блок», согласно сфальсифицированным следственным документам, возглавлялся тогдашним первым секретарем обкома партии Михаилом Дмитриевичем Прусаковым, председателем ЦИК МАССР Никифором Григорьевичем Сурдиным и председателем Совнаркома республики Андреем Яковлевичем Козяковым. Всего по делу проходило около 100 человек - секретари областного и районных комитетов партии, председатели райисполкомов , все наркомы, врачи, инженеры, известные писатели, журналисты, научные работники и преподаватели вузов.
В первую очередь удар был направлен на научнопедагогических работников, особенно лингвистов и пи-
сателей как наиболее образованную и критически мыслящую часть интеллигенции, которые разрабатывали основы мордовского языкознания. Некоторым деятелям приписывались националистические тенденции, отход от классовых принципов. Так, в статье Г Уморина «Растет социалистическая Мордовия», опубликованной в журнале «Революция и национальность», писателям Я. Григошину и И. Кривошееву были навешаны ярлыки выразителей чаяний мордовского кулачества [4, с. 201].
Самым жестоким способом был сломлен дух круп -нейшего ученого в области мордовской лингвистики, замечательного педагога Анатолия Павловича Рябова. Начав свою исследовательскую деятельность в начале 1920-х гг., он принял самое активное участие в организации и проведении 1 и 2-го учительских съездов мордовских учителей (1925 - 1926 гг.). По рекомендации М.Е. Евсевьева в 1926 г. Рябов поступил в аспирантуру НИИ народов Востока под научное руководство профессора Д.В. Бубриха, а с 1934 г. заведовал кафедрой мордовских языков при Мордовском пединституте. Именно А.П. Рябов первым разработал и прочитал курс лекций по современному эрзянскому литературному языку, методике и истории эрзянского языка. По его инициативе институт приступил к проведению ежегодных научно-теоретических конференций по языковому строительству, которые вызвали огромный интерес и научную активность в ученом сообществе республики. Результатом этих научных конференций стали учебники родного языка, написанные Рябовым, так необходимые мордовской школе («Уроки эрзянского языка», «Эрзянская грамматика», «Морфология. Синтаксис»).
17 декабря 1937 г был выдан ордер на арест и обыск А.П. Рябова. В предъявленном ему обвинении указы -валось, что он завербован финским шпионом Бубри-хом, который якобы снабжал его шпионским материалом. Также был арестован брат Анатолия Павловича -Владимир Павлович Рябов, возглавлявший в этот период Мордовское книжное издательство. Его обвинили в создании террористической группы в возглавляемом им ведомстве. Под страшными пытками удалось до -биться признания арестованных в том, что они готовили убийство Сталина во время съезда Советов в Колонном зале Дома Союзов. А.П. Рябов признался в преступлении, которого не совершал, и подписал все бумаги и протоколы. Об этом свидетельствует акт графической экспертизы от 9.09.1955 г., проведенной военной прокуратурой Пензенского гарнизона. По свидетельству очевидцев тех событий, к моменту окончания следствия профессор от пыток и истязаний лишился рассудка. В ночь с 23 на 24 мая 1938 г А.П. и В.П. Рябовы были расстреляны. Они прожили недолгую жизнь, в расцвете творческих сил оборвалась их кипучая научная деятельность. Рябовы вернулись на свою малую родину в сложное время 1920-х гг.: мордовская наука делала только первые шаги, и они внесли в ее становление самый крупный вклад. За свои 44 года Анатолий Павлович написал около 30 научных трудов по вопросам мордовского языкознания и языкового строительства. Их судьба была во многом типичной для первого слоя мордовской интеллигенции, почти все представители которого погибли в период сталинских репрессий.
Странной была и психология обвинителей. Следователи знали, что признания были полностью выдуманы.
Они не могли верить тому, что внешне принимали всерьез. Признававшиеся знали, что следователи не верят им. Однако могущество государства и НКВД привело к тому, что все удивлялись подлинности этого фиктивного мира. Полностью никто не был введен в заблуждение, но мало у кого хватало мужества признаться в ужасной бессмыслице всего происходящего. В качестве одного из обвинений директору Мордовского пединститута А.Ф. Ан -тонову было предъявлено то, что он принял на работу опального М.М. Бахтина, наполнил библиотеку пединститута троцкистской литературой, тратил много денег на «врагов народа», оказывая им материальную и профессиональную помощь. Директора обвиняли в связи с руководителями республики и их совместной антисоветской деятельности. Несомненно, он как руководитель крупнейшего в республике высшего учебного заведения имел самое тесное общение с партийными и советскими работниками Мордовии. Так как факт личного общения отрицать было невозможно, ему придали антисоветскую окраску [6, с. 72 - 74]. Под пытками уже обессиливший Антон Филиппович Антонов признался во всех предъявленных ему обвинениях и в контрреволюционных связях с руководителями республики и был расстре -лян в ночь с 23 на 24 мая 1938 г. Его жена Татьяна Андреевна вместе с другими женами репрессированных отсидела в сталинских лагерях, а дети - Клара и Искра -долгие годы жили в детском доме.
Цепь обвинений, казалось, не имела конца. Преподаватель психологии Е.С. Лисицына обвинялась в продолжительной личной связи с врагом народа С.С. Арбузовым, а преподаватель немецкого языка А.А. Вайс был уволен с работы потому, что якобы «упорно скрывал свое личное дело, характеризующее его в прошлом». В июне 1937 г. республиканская газета «Мок-шень правда» опубликовала материал о «ликвидации вредительских действий преподавателей-врагов народа Нуянзина, Фролова и Краснописцевой в Институте массового заочного обучения» [3]. С окончанием учебного года из педагогического института были уволены ГН. Ярославцев (арестован), В.А. Андрофагин (арестован), В.Г. Иванов, Б.Н. Никольский, Ф.И. Петербургский, А.Н. Инкин (арестован), Д.И. Васильев (арестован) [2. Д.5. Л. 156 - 157,178, 186].
В 1937 г в случае контрреволюционной деятельности предусматривалось вынесение обвинительного приговора по сокращенной судебной процедуре: все должно быть завершено за несколько дней, без предоставления подсудимому каких бы то ни было возможностей защиты и права на обжалование приговора. В таких условиях 23 мая 1938 г. в Саранске под председательством дивизионного юриста А.Д. Горячева начала свою работу выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда СССР [7, с. 42]. Руководители так называемого « Мордовского право-троцкистского буржуазно-националистического, террористического блока» были приговорены к расстрелу Вместе с ними погибли профессор А.П. Рябов, В.П. Рябов, Т.П. Миронов, Т.В. Васильев, А.Ф. Антонов и многие другие ученые республики. На долгие годы попал в лагеря историк Д. И. Васильев. Многие преподаватели были исключены из партии, уволены с работы и арестованы. Среди них те, кто стоял у истоков высшего образования в Мордовии, - С.С. Абузов, ГИ. Батылкин, П.Д. Марочкин, Н.Д. Ермилов, М.Д. Смир-
нов, А. М. Чурин и др. За 1936 - 1937 гг сменилось шесть (!) директоров Мордовского пединститута: К.С. Чушко, А.Ф. Антонов, П.Д. Еремин, П.П. Шунейкин, Л.Ф. Само-хин, Д.И. Шоя.
Таким образом, республике, только что обретшей свою государственность, приступившей к формированию национальной интеллигенции, был нанесен удар, от которого она не могла оправиться многие десятилетия. Был почти полностью уничтожен цвет мордовской нации. Молодая республика осталась без своих ученых, писателей, журналистов, крупных хозяйственных работников. Был подавлен свободный творческий поиск, определяющий сущность науки. Административно-командное управление в годы культа личности нивелировало многообразие научных поисков и ввело казенное единообразие, в котором потерялась сама мысль соревновательности умов и талантов. Оставшийся профессорско-преподавательский состав заразился подозритель -ностью, процветало доносительство. В органы НКВД стали поступать доносы отдельных научных работников друг на друга. После волны прокатившихся репрессий в 1939 г. морально-психологическая атмосфера в педагогическом институте смягчилась, но чувство недоверия и страха быть заклейменным закрепилось в сознании на долгие годы. Кафедры, которые, как считала власть, «пригрели врагов народа», разоблаченных в 1937 г, подвергались неоднократным проверкам с целью определения теоретического уровня преподавания.
Таким образом, процесс формирования научно-педагогических кадров был приостановлен, все достигнутое в этом направлении было практически полностью уничтожено. Страх, загнанный глубоко вовнутрь, был непреодолимым. Это страшное чувство физически уничтожило одних, сломало и научило приспосабливаться других. Стремление к живому научному поиску ушло, стало никому не нужным. Критическая мысль исчезла, как исчезло живое общение и собственное мнение. Все было подогнано под одну жесткую схему, по которой надо было думать, жить и работать. События 1937 -1938 гг. сломали естественный ход научно-исследовательской и учебной деятельности высших учебных заведений республики, что существенно подорвало весь накопленный научный и профессиональный потенци -ал Мордовии. Но несмотря на это вузы республики продолжали работать.
1. Абрамов В .К. Мордовский народ (1897 - 1939 гг). Саранск: Изд-во Морд. ун-та, 1996.
2. Архив Мордовского государственного университета (А МГУ). Ф.1. Оп. 1.
3. Мокшень правда. 1937. 30 июня.
4. Ивашкин В.С. Знать и помнить // На перекрестке мнений. Саранск, 1990.
5. Инсарский районный государственный архив Республики Мордовия (ИРГА). Ф.14. Оп.1 «л».
6. Куклин В. Мезенкса шавондозь аф муворуфнень // Мокша. 1993. № 1.
7. Мартиролог - 1937-го (О сталинских репрессиях в Мордовии) // Политический вестник. 1989. № 3.
8. Центральный государственный архив Республики Мордовия (ЦГА РМ). Ф. Р-297. Оп. 2.
9. Центр документации новейшей истории Республики Мордовия (ЦДНИ). Ф. 269. Оп.1.
