Научная статья на тему 'Политические культы в Ленинграде: «Вождизм» Г. Е. Зиновьева и дискуссии в РКП(б) 1920-х гг'

Политические культы в Ленинграде: «Вождизм» Г. Е. Зиновьева и дискуссии в РКП(б) 1920-х гг Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
233
59
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПОЛИТИЧЕСКИЕ КУЛЬТЫ / ВНУТРИПАРТИЙНЫЕ ДИСКУССИИ / РКП(Б) / Г.Е. ЗИНОВЬЕВ / «ВОЖДИЗМ» / POLITICAL CULTS / INTRA PARTY DISCUSSIONS / RCP(B) / G.E. ZINOVIEV / «VOZHDIZM»

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Раков Т.Н.

В статье анализируется феномен политического почитания лидера ленинградских большевиков 1920-х гг. Г.Е. Зиновьева и его влияние на практики внутрипартийных дискуссий. Тематика политических культов в Советской России широко освещается в историографии, однако они редко рассматриваются в прямой связи с политическими разногласиями в РКП(б), а также отсутствуют исследования, посвященные местному «вождизму» Зиновьева. Автор статьи ставит цель показать политическую прагматику почитания Зиновьева, рассматривая элементы «вождизма» в их взаимодействии с конкретными вопросами внутрипартийной политики. Для решения этой задачи в статье анализируются различные источники, в частности, партийные документы (стенограммы конференций, протоколы), пресса. Автор статьи приходит к выводу, что «вождизм» не оказал существенного воздействия на дискуссии 1921 и 1925 гг., вокруг почитания Зиновьева его соратники не смогли организовать политическую мобилизацию. В случае профсоюзной дискуссии это объясняется неразвитостью политических культов лидеров РКП(б) в целом, а в 1925 году руководство ленинградской организации избегало открытого противостояния с ЦК.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE POLITICAL CULTS IN LENINGRAD: «VOZHDIZM» OF G.E. ZINOVIEV AND DISCUSSIONS IN RCP(B) IN 1920’S

The article analyzes the phenomenon of political veneration of G.E. Zinoviev, the leader of the Leningrad Bolsheviks in 1920’s and its infl uence on the practice of intra party discussions. The problem of political cults in Soviet Russia is widely covered in historiography, however, cults are rarely analyzed in direct connection with political debates in the RCP(b). There is no research about local «vozhdizm» of Zinoviev too. The author of the article aims to show the political pragmatics of veneration of Zinoviev and explore the elements of «vozhdizm» in their interaction with specifi c issues of intra party politics. To solve this problem, the article analyzes various sources: party documents (conference transcripts, protocols) and party press. The author of the article concludes that «vozhdizm» did not have a signifi cant impact on the discussions of 1921 and 1925. Associates of Zinoviev did not succeed in the organization of political mobilization around his fi gure. In the case of the trade union discussion, this could be explained by the underdevelopment of political cults of the leaders of the RCP(b) in general. During the debates of 1925 the leadership of the Leningrad organization avoided open confrontation with the Central Committee.

Текст научной работы на тему «Политические культы в Ленинграде: «Вождизм» Г. Е. Зиновьева и дискуссии в РКП(б) 1920-х гг»

DOI 10.26105/SSPU.2020.33.48.005

YAK 94(470.23-25).081 "1920/1925"(093):9293иновьев Г.Е.

ББК 63.3(2)613-3,83иновьев Г.Е.

Т.Н. РАКОВ

T.N. RAKOV

ПОЛИТИЧЕСКИЕ КУЛЬТЫ В ЛЕНИНГРАДЕ: «ВОЖДИЗМ» Г.Е. ЗИНОВЬЕВА И ДИСКУССИИ В РКП(Б) 1920-х гг.

THE POLITICAL CULTS IN LENINGRAD:

«VOZHDIZM» OF G.E. ZINOVIEV AND DISCUSSIONS IN RCP(B) IN 1920's.

В статье анализируется феномен политического почитания лидера ленинградских большевиков 1920-х гг. Г.Е. Зиновьева и его влияние на практики внутрипартийных дискуссий. Тематика политических культов в Советской России широко освещается в историографии, однако они редко рассматриваются в прямой связи с политическими разногласиями в РКП(б), а также отсутствуют исследования, посвященные местному «вождизму» Зиновьева. Автор статьи ставит цель показать политическую прагматику почитания Зиновьева, рассматривая элементы «вождизма» в их взаимодействии с конкретными вопросами внутрипартийной политики. Для решения этой задачи в статье анализируются различные источники, в частности, партийные документы (стенограммы конференций, протоколы), пресса. Автор статьи приходит к выводу, что «вождизм» не оказал существенного воздействия на дискуссии 1921 и 1925 гг., вокруг почитания Зиновьева его соратники не смогли организовать политическую мобилизацию. В случае профсоюзной дискуссии это объясняется неразвитостью политических культов лидеров РКП(б) в целом, а в 1925 году руководство ленинградской организации избегало открытого противостояния с ЦК.

The article analyzes the phenomenon of political veneration of G.E. Zinoviev, the leader of the Leningrad Bolsheviks in 1920's and its influence on the practice of intra party discussions. The problem of political cults in Soviet Russia is widely covered in historiography, however, cults are rarely analyzed in direct connection with political debates in the RCP(b). There is no research about local «vozhdizm» of Zinoviev too. The author of the article aims to show the political pragmatics of veneration of Zinoviev and explore the elements of «vozhdizm» in their interaction with specific issues of intra party politics. To solve this problem, the article analyzes various sources: party documents (conference transcripts, protocols) and party press. The author of the article concludes that «vozhdizm» did not have a significant impact on the discussions of 1921 and 1925. Associates of Zinoviev did not succeed in the organization of political mobilization around his figure. In the case of the trade union discussion, this could be explained by the underdevelopment of political cults of the leaders of the RCP(b) in general. During the debates of 1925 the leadership of the Leningrad organization avoided open confrontation with the Central Committee.

Ключевые слова: политические культы, внутрипартийные дискуссии, РКП(б), Г.Е. Зиновьев, «вождизм».

Key words: political cults, intra party discussions, RCP(b), G.E. Zinoviev, «vozhdizm».

Введение. Расширение понимания сферы политического, возникшее под влиянием подходов новой политической истории и исторической антропологии, позволяет рассматривать дискуссии в большевистской партии не только с их содержательной стороны. Внимание также стоит обратить и на то, как различные черты сложившейся в России к 1920-м гг. политической культуры влияли на ход дебатов. Одной из таких важнейших черт были культы партийных руководителей.

Цель - показать политическую прагматику почитания Зиновьева, рассматривая элементы «вождизма» в их взаимодействии с конкретными вопросами внутрипартийной политики.

Материалы и методы. Основными источниками в статье выступает петроградская и ленинградская пресса, а также стенограммы и протоколы районных партийных конференций. Они анализируются с точки зрения выявления способов почитания Г.Е. Зиновьева и наделения его фигуры политическим и символическим статусом, позволявшим через почитание его артикулировать определенную политическую линию. Такая работа с языком газет и партийных документов, принимая во внимание существование ряда клише, стремиться увидеть в них и некоторую политическую прагматику «вождизма».

Результаты. Первым из советских политических культов, привлекших внимание исследователей стал культ Ленина, который в своей монографии проанализировала Н. Тумаркин [14]. Уделив много внимания разнообразию риторики и языка раннего ленинского культа, Тумаркин преувеличила значимость его религиозной составляющей. В книге Б. Эннкера, рассматривающей зарождение ленинского культа, предлагается другое объяснение этой практики. Прежде всего, автор делает различие между почитанием живого вождя и мертвого. Применительно к первому Эннкер предлагает использовать термин М. Вебера «харизматическая власть», который описывает ситуацию политического господства, основанного на исключительном личном авторитете вождя [11, с. 19-20]. После смерти Ленина партия присваивает себе распоряжение его «харизмой», происходит сакрализация текстов партийного лидера, однако, это имеет мало общего с почитанием святых в православии. Культ Ленина имеет современный характер и в основе его лежит определенное отношение между массами и их лидерами. В книге Я. Плампера анализируются практики производства культа Сталина и его «артефакты» [6, с. 15].

Помимо культа Сталина в 1930-е гг. появляются и культы других членов партийного руководства. Одной из первых попыток рассмотрения региональных культов является статья М. Рольфа про массовые праздники и влияние на их содержание политических культов в сборнике «Культы личности в сталинизме» [13, р. 197-206]. Статья Б. Эннкера в том же сборнике ставит под вопрос распространенный в историографии тезис о том, что культ И.В. Сталина утвердился в 1929 году окончательно. Он утверждает, что после 1929 года культ не получает своего развития до самой середины 1930-х, а окончательное оформление сталинского культа он связывает с изменениями в структуре руководства партии, в которой все большую роль в принятии решений играет лично Сталин [12, р. 161-195].

Представленная историография в основном затрагивает культы В.И. Ленина и И.В. Сталина, что в общем неудивительно, учитывая их роль в рамках советской системы, однако к сюжетам региональных культов обращается лишь М. Рольф. Другая проблема - ранние советские культы [8, с. 56-63; 9, с. 99-121] и культы времен революции [2] лишь недавно стала предметом анализа историков.

Данная статья предлагает рассмотреть еще один случай регионального культа - практики почитания Г.Е. Зиновьева в 1920-е гг. В статье предлагается интерпретация культа Зиновьева именно как совокупности политических практик, т.е. действий партийного руководства в Ленинграде, направленных на достижение определенных политических целей. В данном случае, культ должен был помочь в победе в дискуссиях 1921 и 1925 гг. той политической позиции, которую разделяли Зиновьев и его соратники в руководстве города.

Г.Е. Зиновьев был председателем Исполкома Петроградского (позднее Ленинградского) Совета с 1917 по 1926 гг. Он не занимал руководящего поста в местной партийной организации, однако, безусловно оказывал влияние на политику местных большевиков. Его авторитет среди местных рабочих и партийцев усиливался не только благодаря его политической позиции, но и при помощи тех практик «вождизма», которые существовали вокруг его личности в 1920-е годы.

Под практиками вождизма в данной статье будут пониматься практики цитирования произведений Г. Е. Зиновьева в произведениях других ленинградских большевиков, практики присвоения имени вождя различным объектам или организациям, забота о здоровье вождя, избрание его в почетные президиумы конференций и руководство организаций, практики приветствий в адрес Зиновьева со стороны различных собраний, съездов или конференций. Представляется важным рассмотреть эти действия не только как ритуал, но и как политическую практику и понять, в какой связи она находилась с дискуссиями 1921 и 1925 гг. Для реализации этой задачи в статье используются различные источники: документы партийных конференций, периодическая печать.

Дискуссия 1921 года была одной из первых попыток задействовать вождизм в политических целях, в ней можно обнаружить первые черты того, что получит развитие лишь в середине 1920-х гг. Позиционирование Зиновьева в этой дискуссии происходило через создание образа ближайшего союзника В.И. Ленина по вопросу о роли профсоюзов и главного противника Л.Д. Троцкого. Председатель Петроградского совета сумел мобилизовать местную партийную организацию в поддержку так называемой «платформы десяти» и он активно использовал для этого «харизму» В.И. Ленина, всячески подчеркивая схожесть своих взглядов и точки зрения Ленина. Зиновьев мог заявить, что по вопросу о профсоюзах есть две точки зрения, одна «высказанная Троцким», другая «Лениным и мною» [3, 11 января]. «Платформа десяти» в Петрограде часто называлась «платформой Ленина и Зиновьева».

Но не только в близости точки зрения Зиновьева к позиции партийного вождя крылся секрет успешного для него проведения профсоюзной дискуссии. Позиция Зиновьева в Петрограде была уже достаточно прочной к 1921 году, и этому немало способствовало то, что первые элементы «вождизма» начинают складываться во время Гражданской войны. Эти элементы можно увидеть через символическое присутствие Зиновьева, выражавшееся в присвоении его имени ряду объектов в городе [5, с. 35-36]. Однако «вождизм» влиял на дискуссию о профсоюзах 1921 г. лишь посредством объединения позиций Ленина и Зиновьева, последний в политическом смысле был лишь союзником первого, но не самостоятельным партийным вождем.

В контексте дискуссии 1925 года «вождизм» играет более значимую роль по сравнению с 1921. Смерть Ленина и борьба с «троцкизмом» в партии стимулируют развитие практик возвеличивания и почитания умершего партийного лидера. Одновременно провинциальные партийные организации пытаются закрепить за собой тех или иных партийных руководителей в качестве «вождей». Г.Е. Зиновьев еще в годы Гражданской войны закрепил за собой статус «вождя» в Петрограде. Политическую прагматику статуса Зиновьева как вождя можно рассмотреть на примере появления цитат из его речей и публикации его произведений на страницах «Ленинградской правды».

Сразу несколько примеров появления высказываний Зиновьева на страницах газеты относятся к вопросу о политике в деревне. В номере от 21 февраля цитата помещена сразу под шапкой с названием и датой выхода и гласит: «Чтобы победить в настоящих условиях, нужно сделать каждую деревню, каждое село и волость окопом для рабочего класса, для завода, который является в свою очередь крепостью для Коммунистической партии» [4, 21 февраля]. Во второй раз цитаты из Зиновьева сопровождали материал под названием «Через отпускника в деревню». Движение отпускников также было важной инициативой для ленинградских большевиков, через рабочих, проводивших свой отпуск в родной деревне, местные партийцы пытались, с одной стороны, вести пропаганду среди крестьянства, с другой стороны, стремились получить информацию о положении дел на селе. Через цитирование подчеркивалось то, что и Зиновьев заинтересован в этом проекте. В данном случае цитат было две, они были размещены не как эпиграф, а в центре газетной полосы [8, 30 мая], что можно трактовать не просто как отсылку к тому, что

Зиновьев что-то говорил на этот счет, а как показатель его большой заинтересованности - «вождь» вовлечен в эту работу, его высказывания находятся в центре всех выступлений по этому вопросу. Цитаты из речей Зиновьева, связанные с движением отпускников появлялись и на страницах «Красной газеты». Так, в одном из номеров на «Странице отпускника» были напечатаны сразу три цитаты, две размещались по краям газетной полосы, над всеми материалами рубрики, третья - в центре газетной полосы [3, 3 июня]. Расположение цитат на полосе предваряло сами материалы, усиливало их авторитетом вождя. Цитаты из Зиновьева повторялась в этой рубрике и в последующих номерах [3, 5 июня; 16 июня; 19 июня; 1 июля; 3 июля; 8 июля].

Другим элементом практики вождизма на газетных страницах были приветствия в адрес вождя и ответные приветствия со стороны самого вождя. Их публикация в «Ленинградской правде» подчеркивала и важность самих событий, и подтверждала «открытость» Зиновьева, как «вождя» - если он вступает в коммуникацию, значит он доступен для «масс». Одним из примеров общения между вождем и его сторонниками была телеграмма, направленная в адрес выпускников Ленинградского коммунистического университета, который сам носил имя Зиновьева, а его студентов называли «зиновьевцы».

Сама отправка адреса была замещением физического присутствия «вождя» - Зиновьев начал приветствие с фразы о том, что «К моему искреннему огорчению, дела помешали мне сегодня присутствовать на вашем собрании, так как я должен был уехать в Москву» [4, 7 июня]. Стоит обратить внимание на несколько мотивов в этом предложении - его эмоциональный тон - «искреннее огорчение», выражение сожаления, которое усиливается сообщением, что другие обязанности Зиновьева «помешали» ему приветствовать выпускников университета лично, да и причина этой занятости также подается негативно - «я должен был уехать в Москву», слово «должен» говорит об обстоятельствах вне воли субъекта, а Москва служит местом, которое отрывает вождя от его истинного места - Ленинграда. Эмоциональный компонент коммуникации продолжается и в следующей фразе этого обращения - Зиновьев шлет «горячий братский привет прежде всего выпускаемым товарищам». Такие эпитеты как «братский» подчеркивают неформальное, близкое отношение между вождем и студентами. Эта эмоциональная близость, тем не менее, продолжается довольно официальной частью, в которой Зиновьев предупреждает выпускников университета о трудностях, которые их ждут во внутренней и во внешней политике. В этот же день письмо было также опубликовано и в «Красной газете» [3, 7 июня].

Помимо телеграммы, Г.Е. Зиновьев присутствовал в торжествах по поводу выпуска студентов еще несколькими путями. В репортаже, описывающем выставку выпускников университета в Таврическом дворце, писалось: «Зал заседаний декорирован живыми растениями, два огромных портрета Ленина и Зиновьева стоят за президиумом» [4, 7 июня]. Интересно, был бы портрет Зиновьева в зале, если бы сам он выступал там лично? Присутствия в виде портрета видимо было мало, потому что Зиновьев был выбран и в почетный президиум собрания.

Выпускавшиеся студенты также послали вождю свою ответную телеграмму, озаглавленную «Во всем и всегда останемся ленинцами», что в какой-то степени звучит как «клятва», обращенная и к покойному вождю, и его живому соратнику. Обращение далее продолжалось словами «Дорогой тов. Зиновьев», а эмоциональная связь между студентами и лидером местных большевиков была подчеркнута фразой «Мы, 1-й выпуск Коммунистического университета, прежде всего не можем не отметить то внимание, которое было проявлено с твоей стороны к нам во время учебы», где слова «с твоей стороны» выражали равноправные и близкие отношения студентов и вождя. Во время второго выпуска зиновьевцев зимой 1925 года они также направили обращение к Зиновьеву, содержавшее сходное обращение

на «ты»: «в день нашего выпуска передаем тебе наш пламенный привет» [3, 12 декабря]. Столь же интимные отношения с вождем сложились у рабочих Путиловского завода, которые и вовсе обращались к нему «Гриша», согласно некоторым мемуарным свидетельствам [1, с. 420-421]. В обращении этих выпускников содержалось и заверение Зиновьева в том, что «наша работа, где бы и какая бы она ни была, не наложит пятна на имя, которое носит наш коммунистический университет». Студенты Коммунистического университета отделяли имя Зиновьева от его фигуры и наделяли это имя важным символическим статусом. Значимость имени вождя подчеркивалась и такой фразой в другой заметке про выпуск студентов: «Оглушительный гром аплодисментов потрясает своды дворца Урицкого, когда тов. Минин предоставляет слово тому, чье имя носит коммунистический университет» [3, 12 декабря].

Другой пример приветствий «вождю» можно увидеть в рамках районных партийных конференций, которые адресовали такие послания не только в адрес вождей, но направляли их Центральному Комитету, в Ленинградский губком, в адрес партийных изданий. Стоит подробнее рассмотреть два примера приветствий в адрес Зиновьева, чтобы понять какие его образы выстраивались в рамках этой практики.

Приветствие в адрес Г.Е. Зиновьева от лица Шестой конференции партийной организации Московско-Нарвского района, опубликованное в «Ленинградской правде» состояло из заголовка, трех абзацев и завершающих приветствие лозунгов [4, 17 ноября]. В «Красной газете» все эти деления внутри текста отсутствовали, а озаглавлено приветствие было «Тов. Зиновьеву» [3, 17 ноября]. Заголовок в «Ленинградской правде» звучал так: «Товарищу Зиновьеву. VI-ая районная партийная конференция Московско-Нарвского района шлет Вам горячий пролетарский привет от имени 23.000 коммунаров нашего района» [4, 17 ноября].

Стоит обратить внимание сразу на несколько мотивов в этом предложении. Эмоциональная компонента заголовка содержала фразу о «горячем» привете. Само это прилагательное встречается и в телеграммах, отправленных от имени Зиновьева, и здесь происходит своего рода «узнавание» эмоций -вождь и его соратники существуют в рамках одной чувственной данности. Помимо того что привет был «горячий», он был также и «пролетарский», что сообщало партийному руководителю о том, что в этой районной организации состоят не «мелкобуржуазные элементы», а сознательные рабочие. В случае с Московско-Нарвским районом, который считался одним из бастионов Г.Е. Зиновьева в Ленинграде, такие приветствия служили сигналом, что лучшая часть рабочих северной столицы на его стороне.

Первый абзац приветствия был своего рода отчетом перед вождем - делегаты конференции утверждали, что«работа, проделанная нашей организацией, так широка по своему размеру и так высока по своему качеству, как это достойно пролетариев-коммунаров самого стойкого революционного отряда трудящихся нашей страны» [4, 17 ноября]. Интересно изображение районных коммунистов как «самого стойкого революционного отряда» - явное превознесение Ленинграда как города пролетарского авангарда и противопоставление его остальным партийным организациям.

Второй абзац приветствия был «заверением» вождя в том, что «партийная масса нашего района, не покладая рук, будет и впредь с такой же энергией продолжать работу по социалистическому строительству в городе и в деревне, по распространению и закреплению на основах ленинизма влияния нашей партии - так, как этому всегда нас учили тов. Ленин и Вы - один из его ближайших учеников и соратников. Никакие антиленинские уклоны и шатания никогда не найдут опоры в наших рядах» [4, 17 ноября].

Эти уверения выстраивались вокруг нескольких тем - работа в деревне, укрепление ленинизма и противостояние уклонам. В этом фрагменте особенно отчетливо видно, как в «вождизме» воплощались сиюминутные

политические задачи внутрипартийной борьбы. В 1925 году вопрос о политике партии в деревне был основным камнем преткновения между Г.Е. Зиновьевым, Л.Б. Каменевым и их сторонниками с одной стороны, и большинством Центрального комитета партии с другой. Обе стороны скрыто или явно обвиняли друг друга в «ревизии» ленинизма, в уклонах, так что заявление о том, что «уклоны...никогда не найдут опоры в наших рядах» со стороны районной конференции также стоит рассматривать, как сигнал верности своему «вождю».

Последний абзац приветствия содержал в себе просьбу - делегаты конференции хотели, чтобы Зиновьев передал «через Исполком Коминтерна всем братским коммунистическим партиям Запада и Востока, что пролетарии Ленинграда по-прежнему с неослабным вниманием следят за их борьбой, за укреплением ленинского единства в их рядах и, чуждые какой бы то ни было национальной ограниченности готовы всеми средствами, которые имеются в нашем распоряжении, облегчить и приблизить момент окончательной победы международного рабочего класса» [4, 17 ноября].

Помимо просьбы приветствовать другие партии Интернационала содержалось и очередное «заверение» вождя в том, что местные большевики чужды «национальной ограниченности». Слова «с неослабным вниманием следят за их борьбой» явно клишированные, такая формулировка встречается в целом ряде партийных резолюций того времени. Прибегая к этим клише, местные коммунисты хотели создать ситуацию «узнавания», совпадения своей позиции и позиции партийного вождя. Завершалось приветствие словами «Да здравствует Коммунистический Интернационал» - это было еще одно подтверждение для вождя (и вероятно для самих себя) настроений интернационализма среди большевиков Московско-Нарвского района.

Другой пример приветствия вождю от конференции можно найти в материалах Восьмой Петроградской районной партийной конференции. В этом случае основным мотивом почитания Зиновьева стало то, что он был председателем Коминтерна: «партконференция. приветствует в вашем лице большевистское объединение передовых рабочих всех стран - Коммунистический Интернационал» [7, л. 10].

Интересно, что в такой формуле происходило определенное перенесение - «в лице» Зиновьева можно было приветствовать все партии, входившие в Интернационал. Дальше «вождю» сообщалось о разных направлениях работы местной партийной организации, однако подчеркивалось, что местная деятельность не отменяет внимания к международным событиям, «мы ни на минуту не забываем наших обязанностей борцов за международную революцию» [7, л. 10].

Далее участники конференции продолжали: «Какой бы то ни было национальной ограниченности нет, и не будет места в наших рядах». Слова про «национальную ограниченность» повторяются и в приветствии Московско-Нарвской партийной конференции, и Петроградской. Вероятно, сама эта фраза была цитатой из работ кого-то из ленинградских большевиков или даже самого Зиновьева. Завершалось приветствие лозунгами - «Да здравствует международная пролетарская революция», «Да здравствует Коммунистический Интернационал», «Да здравствует товарищ Зиновьев». Получалось, что в этом приветствии Зиновьев отражал одну свою конкретную функцию -председателя Коминтерна, не было отсылок к другим его ипостасям (вроде «ученика» Ленина). «Порой какой-то элемент культа мог стать и негативной чертой вождя, так на одной из конференций партийный делегат задавался вопрос, как Зиновьев стал оппозиционером, раз он ученик Ленина [10]».

Еще одним примером того, что жанр приветствия вождю служил политическим целям можно найти в другом материале из «Красной газеты» - заметке «Обращение к тов. Зиновьеву». Данное обращение было направлено в адрес Зиновьева партийным активом Володарского района и появилось в газете в разгар острой полемики между большинством заседавшего в Москве

XIV съездом и представителями ленинградской делегации. «Обращение» содержало типичные клише - «горячий привет», в нем выражалась «уверенность в том, что ленинградская организации и в дальнейшем пойдет сплоченными ленинскими рядами» [3, 29 декабря]. Заканчивалось данное приветствие фразой про ленинское единство, что в контексте событий подразумевало, что ленинградская организация не является оппозиционной. В схожем стиле было выдержано и приветствие от комсомольцев Московско-Нарвского района [3, 31 декабря]. Вновь фигура самого Зиновьева служила олицетворением политической линии.

Другой составляющей вождизма, как практики, было избрание партийного лидера во всевозможные почетные президиумы партийных конференций или членом бюро различных организаций. На упомянутой выше конференции Зиновьев был избран членом ее почетного президиума, наряду с Каменевым, Сталиным, Рыковым, Томским и Лепсе [4, 11 ноября]. Всегда важен «набор» вождей, которых собрание посчитало важным включить в президиум. Например, Троцкий к 1925 году уже утратил такую привилегию. Важен и порядок перечисления вождей в президиумах: в приведенном примере Зиновьев и Каменев шли впереди Сталина, Томский, лидер профсоюзов, был упомянут ближе к окончанию списка.

Если говорить про включение в состав руководства различных организаций, то Зиновьев был избран «почетным председателем» губернского комитета местного комсомола, причем «почетными членами» его стали Г.Е. Евдокимов и П.А. Залуцкий, ближайшие сторонники Зиновьева в местном губкоме, а партийное руководство из Москвы не было удостоено такой чести [4, 3 марта]. Иногда вождя могли не избирать в руководство, а почтить более экстравагантным способом. Например, во время торжественного собрания рабочих фабрики им. Степана Халтурина, которое проходило в Таврическом дворце, Зиновьев был выбран «почетным прядильщиком» этой фабрики, а его жена, З.И. Лилина, была избрана почетной «ниточницей» [4, 29 марта] и это был единственный выявленный случай, когда вождизм лидера ленинградских большевиков распространился и на его жену.

Вождизм, как политическая практика в большевистской партии, складывался из целого ряда действий. Применительно к дискуссии 1921 года видно, что эта практика находилась на этапе своего становления, ряд ее признаков уже можно обозначить. Это и появление целого ряда объектов в Петрограде, названных в честь Г.Е Зиновьева, его присутствие в дискуссии не только физически, в качестве докладчика, но и символически в имени платформы («платформа Ленина-Зиновьева»).

В 1925 году ситуация разительно отличается. Появляется целый ряд новых элементов практики вождизма: избрание в почетные президиумы конференций и почетным руководителем организаций, посылка от имени различных собраний приветствий в адрес Зиновьева, появление цитат из его текстов на страницах партийной печати и в брошюрах других ленинградских большевиков.

Однако «вождизм» далеко не всегда помогал удержать позиции во внутрипартийной иерархии. Л.Д. Троцкий лишился к 1924-1925 гг. статуса партийного лидера, потерпев поражения в дискуссии. В 1926 году Г.Е. Зиновьев также теряет статус вождя. Если смотреть на ход дискуссии рубежа 1925/1926 года, то видно, что «вождизм» мало помог Зиновьеву сохранить контроль над местной партийной организацией. Еще до приезда в город группы из ЦК, Выборгский район становиться в открытую оппозицию к партийному руководству Ленинграда, следом за ним меняет позицию Петроградский райком. В течение же января в других районах происходит смена руководства, сторонники Г.Е. Зиновьева утрачивают контроль над всей партийной организацией, печатью, Советом. Летом 1926 года Зиновьева снимают с поста председателя Ленинградского Совета, председателя Исполкома Коминтерна, а чуть позднее выводят из состава Политбюро.

Выводы. Почему же практика вождизма, почитания Г.Е. Зиновьева не сыграла мобилизующей роли в рамках дискуссии 1925 года? Ответ на этот вопрос лежит в самом характере внутрипартийных дебатов указанного периода: руководство партийной организации Ленинграда не готово было признавать перед рядовыми коммунистами сам факт существования разногласий с ЦК. Город Ленина и его организация никак не могли оказаться в оппозиции. «Вождизм» Зиновьева проигрывал и более масштабному культу Ленина, стремительно приобретавшему необходимые черты сакрального, т.е. выводившегося за пределы политической сферы. Почитание Зиновьева было слишком локальной практикой, а значит, довольно хрупкой. Массовым культом был культ Ленина, а «вождизм» вокруг Зиновьева был уделом лишь его соратников в партийном руководстве города.

Литература

1. Григоров Г. Повороты судьбы и произвол: воспоминания, 1905-1927. М.: ОГИ, 2005. 526 с.

2. Колоницкий Б.И. «Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирование культа «вождя народа» [март-июнь 1917 года]. М.: Новое литературное обозрение, 2017. 511 с.

3. Красная газета. 1921, 1925.

4. Ленинградская правда. 1925.

5. Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и гражданской войны. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. 348 с.

6. Плампер Я. Алхимия власти. Культ Сталина в изобразительном искусстве. М.: Новое литературное обозрение, 2010. 495 с.

7. Протокол Восьмой Петроградской районной партконференции РКП(б) от 20-22 ноября // ЦГАИПД. Ф. 6. Оп. 1. Д. 187. Л. 10.

8. Резник А.В. Лев Троцкий и проблема культа вождя в 1917-1927 гг. // Уроки Октября и практики советской системы. 1920-1950-е годы: Материалы X международной научной конференции. Москва, 5-7 декабря 2017 г. М.: РОССПЭН, 2018. С. 56-63.

9. Он же. Политическая агиография Льва Троцкого и сакрализация революции: случай Георгия Устинова // Политизация языка религии и сакрализация языка политики во время революции и гражданской войны: Сборник статей / ред. Б.И. Колоницкий. СПб.: Лики России, 2018. С. 99-121.

10. Стенографический отчет девятой чрезвычайной конференции Петроградского района // ЦГАИПД. Ф. 6. Оп. 1. Д. 257. Л. 41.

11. Эннкер Б. Формирование культа Ленина в Советском Союзе. М.: РОССПЭН, 2011. 437 с.

12. Ennker B. Struggling for Stalin's Soul: The Leader Cult and the Balance of Social Power in Stalin's Inner Circle // Plamper J., Keller H. Personality cults in Stalinism. p. 161-195.

13. Rolf M. The Leader's Many Bodies: Leader Cults and Mass Festivals in Voronezh, Novosibirsk, and Kemerovo in the 1930's // Plamper J., Keller H. Personality cults in Stalinism. Göttingen: V und R Unipress, 2004. p. 197-206.

14. Tumarkin N. Lenin Lives! The Lenin Cult in Soviet Russia. Cambridge, Mass.; London: Harvard University Press, 1983. 315 p.

References

1. Grigirov G.I. Povoroty sud'by i proizvol: vospominaniia 1905-1927 [Turns of the Fate and Despotism: Memoirs, 1925-1927]. M.: OGI, 2005. 526 p. (in Russian).

2. Kolonitskii B.I. «Tovarishch Kerenskiy»: antimonarkhicheskaya revolyutsiya i formirovaniye kul'ta «vozhdya naroda» [mart-iyun' 1917 goda] [«Comrade Kerensky»: the anti-monarchist revolution and the formation of the cult of the «leader of the people» [March-June 1917]. M.: New Literary Review, 2017. 511 p. (in Russian).

3. Krasnaia gazeta [Red newspaper]. 1921, 1925 (in Russian).

4. Leningradskaia Pravda [Leningrad's Truth]. 1925 (in Russian).

5. Petrograd na perelome epokh. Gorod i ego zhiteli v gody revoliutsii i grazhdans-koi voiny [Petrograd at the Turn of the Eras. The City and its Inhabitants During the Years of Revolution and Civil War]. Saint Petersburg: Dmitrii Bulanin, 2000. 348 p. (in Russian).

6. Plamper J. Alkhimiia vlasti. Kult Stalina v izobrazitel'nom iskusstve [The Stalin Cult: a Study in the Alchemy of Power]. M.: New Literary Review, 2010. 495 p. (in Russian).

7. Protokol Vos'moy Petrogradskoy rayonnoy partkonferentsii RKP(b) ot 2022 noiabria [Protocol of the Eighth Petrograd District Party Conference of the RCP(b): November 20-22]. TsGAIPD. F. 6. Op. 1. D. 187. L. 10.

8. Reznik A.V. Lev Trotskiy i problema kul'ta vozhdya v 1917-1927 gg. // Uroki Oktyabrya i praktiki sovetskoy sistemy. 1920-1950-ye gody: Materialy X mezh-dunarodnoy nauchnoy konferentsii. Moskva, 5-7 dekabrya 2017 g. [Leon Trotsky and the problem of the cult of the leader in 1917-1927 // Lessons of October and the practice of the Soviet system. 1920-1950s: Proceedings of the X International Scientific Conference. Moscow, December 5-7, 2017]. M.: ROSSPEN, 2018. p. 56-63 (in Russian).

9. Idem. Politicheskaya agiografiya L'va Trotskogo i sakralizatsiya revolyutsii: sluchay Georgiya Ustinova // Politizatsiya yazyka religii i sakralizatsiya yazy-ka politiki vo vremya revolyutsii i grazhdanskoy voyny: Sbornik statey / Red. B.I. Kolonitskiy [Political Hagiography of Leon Trotsky and the Sacralization of the Revolution: the Case of Georgy Ustinov // Politicization of the Language of Religion and the Sacralization of the Language of Politics during the Revolution and Civil War: Collection of articles / Ed. B.I. Kolonitsky]. Saint Petersburg: Faces of Russia, 2018. p. 99-121 (in Russian).

10. Stenograficheskiy otchet devyatoy chrezvychaynoy konferentsii Petrogradskogo rayona [Transcript of theninth extraordinary conference of the Petrograd district]. TsGAIPD. F. 6. Op. 1. D. 187. L. 10. TsGAIPD. F. 6. Op. 1. D. 257. L. 41.

11. Ennker B. Formirovaniye kul'ta Lenina v Sovetskom Soyuze [Ennker B. Formation of the cult of Lenin in the Soviet Union]. M.: ROSSPEN, 2011. 437 p. (in Russian).

12. Ennker B. Struggling for Stalin's Soul: The Leader Cult and the Balance of Social Power in Stalin's Inner Circle// Plamper J., Keller H. Personality cults in Stalinism. p. 161-195.

13. Rolf M. The Leader's Many Bodies: Leader Cults and Mass Festivals in Voronezh, Novosibirsk, and Kemerovo in the 1930's // Plamper J., Keller H. Personality cults in Stalinism. Göttingen: V und R Unipress, 2004. p. 197-206.

14. Tumarkin, N. Lenin Lives! The Lenin Cult in Soviet Russia. Cambridge, Mass.; London: Harvard University Press, 1983. 315 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.