CC BY
189
УДК 159.9:32
В. Ф. Петренко
А
Политическая психосемантика1
Статья посвящена рассмотрению проблем политической психологии. Рассматриваются особенности анализа политических и социальных представлений различных групп населения России. Описываются особенности применения психосемантических методов для изучения политического менталитета граждан России.
The article discusses problems of political psychology. Particularities of analyze of political and social presentations of different population's groups of Russia are characterizing. Particularities of using psycho-semantic methods in studying of Russian citizens' political mentality are given.
Ключевые слова: политическая психология, психосемантика, политический менталитет.
Key words: political psychology, psycho-semantic, political mentality.
Человек - существо не только прагматичное, стремящееся максимально удовлетворить свои индивидуальные желания и потреб -ности, не только социальное, стремящееся занять достойное место в обществе, где область «моего я» распространяется и на ближайшее окружение (родителей, детей, друзей, коллег по работе; на мой город, мою страну), но и символическое, живущее в мире языка, знаков, символов, где помимо экономической и политической борьбы за ресурсы и влияния, идет еще конкуренция в метальном семиотическом плане за доминирование значимых символов и представлений, за собственную трактовку и интерпретацию исторических событий, словом, ведется идеологическая борьба за доминирование собственной картины мира, того или иного индивидуального или коллективного субъекта. Наконец, человек еще и существо трансцендентальное, стремящееся выйти за рамки собственного «я» и обрести смысл своего конечного бытия, соотносясь с чем-то вечным, служа, работая ради чего-то непреходящего, выходящего за рамки собственной жизни. Мое индивидуальное «я» через идентификацию с историей моей семьи, рода, страны, через идентификацию с профессией, наукой, искусством, которые могут восприниматься как форма служения чему-то вечному, непреходящему, обретает смысл собственного существования. Наконец, рели-
1
' Исследования проводятся при финансовом поддержке РФФИ, грант № 08-06-001-176
гиозная вера (и не только религиозная), как показывает история человечества, является наиболее апробированным путем обретения смыслов существования как единичного человека, так и человечества, дает множество символов, выступающих нравственными ориентирами человека в мире. В этом плане для изучения политики того или иного государства, прогнозирования его развития и места в мировом сообществе важен не только экономический и политический анализ его ресурсов, оценка его военной мощи, состояния социальной сферы (образования, культуры, медицины), но и (тесно связанная с последней) оценка состояния общества в духовной сфере, его пассионарность (в терминах Л. Гумилева), степень доверия в обществе, степень милосердия к нуждающимся в его опеке и поддержке. Иными словами, «состояние умов», «качество населения», «социальный капитал» и «ментальный ландшафт», «общественные установки» и «национальные отношения», «религиозная веротерпимость» и «толерантность общества» - необходимые компоненты в политическом прогнозе развития того или иного государ -ства. Эти аспекты «ментального картографирования» составляют предмет области, известной под названием «психосемантика сознания», «психосемантика ментальности».
Чтобы функционировали политические и экономические институты, необходимы определенные фигуры сознания людей, реализующих экономическое и политическое поведение. Например, для того, чтобы существовало феодальное общество, необходимы феодалы, имеющие свои представления об отношениях вассала и сюзерена, о долге и чести рыцаря, крестьяне, имеющие свое отношение к земле и труду, погруженные в мир представлений сельской общины и ее традиционный уклад, и, наконец, необходима некая религиозная идеология, синхронизирующая взаимодействие различных сословий.
Чтобы существовало социалистическое общество советского типа (эпохи развитого социализма), необходима особая форма «двоемыслия» (Дж. Оруэлл) или «кентаврического сознания» (М. Мамардашвили), где нормы поведения граждан определяются не декларируемыми и конституционно закрепленными в конституции правами, а некими негласными правилами, нарушение или даже попытка обсуждения которых каралась инквизицией двадцатого века -спецслужбами НКВД, КГБ. Специфика сложной семиотической игры декларируемого и реально действующего породила специфический тип еретика-правозащитника, ориентированного в своей правозащитной деятельности именно на соблюдение конституционных прав граждан.
Помимо социальных представлений (в терминах С. Московичи), в механизм социального взаимодействия входят и эмоциональные состояния. Например, чувство религиозного воодушевления во времена крестовых походов; эсхатологические ожидания близкого конца света в Византии накануне первого тысячелетия, или доминирующее чувство страха во времена разгула инквизиции в Средневековье или в современном тоталитарном обществе.
Современная Западная Европа и Северная Америка, коммунистический Китай и Черная Африка, Арабский Восток и Индия отличаются не только и не столько промышленными технологиями и обликами городов, которые в условиях глобализации имеют тенденцию к стандартизации, сколько системой ценностей и картиной мира людей, их населяющих. Множество аспектов бытия определяют национальную психологию и картину мира населения тех или иных государств, тех или иных регионов. Это и географические (север/юг, климат, ландшафт, наличие водных артерий, плодородие почв, наличие природных ископаемых и т. п.), геополитические (расположение государства, наличие естественных преград для вражеского вторжений, транспортные коммуникации и т. п.), а главное история, культура и религия этого государственного образования.
России же, по меткому выражению, «страна с непредсказуемым прошлым», где за одно прошлое столетие трижды кардинально менялась идеология, экономическая и социальная политика. В результате разные социальные, возрастные, этнические, религиозные и региональные слои населения представляют собой «вавилонское смешение народов», вобрав в себя противоречивые ценностные установки различных исторических эпох России (от монархического православия и тоталитарного мировосприятия «гомо советикуса» до авторитаризма «управляемой демократии» и либерторианских идей в экономике). Не меньший хаос или феномен «кентаврического сознания» присутствует в голове среднестатистического россиянина. По нашим исследованиям, (Образ экономической и политической реформы в сознании россиян» (Петренко, Митина, 1997)), только четверть населения имела более или менее непротиворечивые политические установки, совпадающие с идеологией, имевшихся на то время политических партий. Большая часть населения демонстрировала синкретическое мышление, в котором желание рыночной экономики и выборности власти соседствовало с ностальгической тоской по «сильной руке» и требованием государственного регулирования цен.
В условиях колоссальной неоднородности общества и его крайней дифференциации не только по экономическому статусу, но и по мировоззрению и политическим, ценностным установкам (что, с одной стороны, чревато возможностью социального взрыва, но с дру-
гой, обеспечивает, исходя из «принципа необходимого разнообразия» Эшби, возможность динамических трансформаций) чрезвычайно важной становятся проблемы терпимости (толерантности), достижения консенсуса и доверия друг к другу отдельных социальных, национальных и религиозных групп, проблема доверия общества к институтам власти, к экономическим институтам и институтам суда и права. Как показали исследования лауреата Нобелевской премии по экономике американского психолога Дэниела Канемана (2006), психологические установки, прогнозы и ожидания, а также доверие населения к экономическим институтам и органам власти влияют на состояние экономики не в меньшей мере, чем ее, собственно, «объективные» детерминанты.
Политическая психология, предмет, задачи
Кардинальные экономические и политические изменения наше -го общества и вызванная ими трансформация общественного сознания создали потребность в психологическом осмыслении и рефлексии происходящих на наших глазах глобальных социальных процессов и анализа изменений политического менталитета отдельного человека как субъекта этих процессов. Ответом на этот социальный запрос стало появление практически новой для отече -ственной психологической науки области - политической психологии (см. Шестопал, 1988; Петренко, Митина, 1991; Юрьев 1992; Дубов, Пантелеев, 1992; Шмелев, 1992; Лебедева, 1993; Егорова-Гантман и др., 1993; Дилигенский, 1994; Гозман).
Предметом политической психологии, по мысли Е. Шестопал, выраженной в «Психологическом словаре» (под ред. Б. Г. Мещерякова, В.П. Зинченко, М., 2003), следует считать «двухсторонний процесс влияния психологических факторов на политическое поведение и политических действий на психологические состояния» (Шестопал, 2003, с.392). «Политическая психология, продолжает она, исследует широкий круг проблем как внешней политики (психология войны и мира, терроризм, принятие политических решений, этнические и межгосударственные конфликты, взаимное восприятие партнеров по переговорам), так и внутриполитической жизни (мотивация политического участия в традиционных институтах и новых движениях, дискриминация меньшинств, психология формирования политической идентичности и т. д.)».
Объект «политической психологии» - «политика» - выступает как особая деятельность людей по реализации коллективных инте -ресов одной сколь угодно большой группы людей (вплоть до государства или группы государств), сотрудничающих или противодействующих интересам другой социальной, этнической или профессиональной группы. Предмет науки, как мы знаем из соци-
альной эпистемологии и науковедения, строится на базе объекта науки, в первую очередь исходя из особенностей метода и специфики языка данной области знания.
Методы политической психологии заимствуются из психологии личности и теории общения, рефлексивных игр и психотерапии, из синергетики и теории катастроф, психолигвистики и теории дискурса, этнопсихологии и кросс-культурной психологии, теории личностных конструктов и психосемантики. Общим здесь является только размытое и плохо определенное поле «политической деятельности».
В этом плане ситуация в «политической психологии» напоминает положение в советской школе в тридцатых годах прошлого века, когда практиковался так называемый «комплексный подход» в обучении. Комплексность заключалась в том, что на уроках давался последовательно комплекс знаний о некотором объекте. Например, изучается объект «корова». На одном уроке дети изучали, как пишется это слово, на другом - какой продукт она дает, на третьем - к какому биологическому классу она относится и т. д. То есть организация обучения шла по «объектному», а не дисциплинарному основанию.
Близкое положение мы наблюдаем и в объединении проблематики политической психологии, в качестве которой рассматриваются, например, ситуация политических переговоров и широко применяются методы дискурс- и интент-анализа. Объектом рассмотрения и применения методов контент-анализа могут быть и сами политические декларации, манифесты, тексты соглашения и т. п. Объектом анализа могут быть и сами «высокие переговаривающиеся стороны», особенности их характера, стереотипы поведения и особенности принятия решения, и тогда могут использоваться биографический, психоаналитический методы, методы эмпатийного моделирования (вплоть до наведения гипнотической идентичности) личности другого человека, методы проективного анализа «живого» поведения или его видеозаписи. Идеи Г. Ласуэлла оказали значительное влияние на создание спецслужбами разных стран «психологических портретов» политических лидеров (от Мао Дзедуна и Хрущева до Киссенджера и Жириновского).
Другая область политической психологии связана с анализом политических и социальных представлений как конкретных соци-альных, этнических, религиозных групп населения, участников или контрагентов неких общественных процессов, так и широких масс населения, являющихся электоратом в демократических обществах. Эта область изучения политического менталитета общества.
Политический менталитет включает картину мира субъекта, систему ценностей, его политические установки. Провести четкую грань между политическими и иными формами сознания вряд ли
представляется возможным. Как выразился применительно к сво-ему времени немецкий канцлер О. Бисмарк, «Франко-германскую войну выиграл прусский учитель», и уровень образования, когнитивная сложность населения могут выступать одним из значимых параметров политического сознания, или менталитета. Последние два термина для нас скорее синонимичны, и если в философской литературе о содержательном наполнении картины мира принято говорить в терминах сознания, то в психологии в силу фрейдовского разведения сознательного и бессознательного, уместнее термин «менталитет», включающий как сознательные, так и бессознательные пласты картины мира, политические установки, настроения, стереотипы, имиджи и прочие, плохо рефлексируемые компоненты политического опыта.
Психосемантический подход в политической психологии
Психосемантический подход в своей основе восходит к методу Семантического Дифференциала Ч. Осгуда (Osgood, Susi, Tannenbaum, 1957), теории личностных конструктов Дж Келли (Kelly 1955) и методу репертуарных решёток (Келли, 2000; Франселла, Баннистер, 1987).
В психосемантике операциональный моделью сознания, описывающей категориальную структуру сознания субъекта и личностные смыслы субъекта относительно некоторой содержательной области, выступают субъективные семантические пространства (Петренко, 1983, 1997, 2005). Субъективные семантические пространства пред -ставляют собой обобщения исходного языка описания, присущего субъекту (респонденту), где первичные дескрипторы (термин лингвистики), шкалы (в терминах Ч. Осгуда) или конструкты (в терминах Дж. Келли) группируются с помощью статистических процедур (факторного, кластерного анализа или методов структурного моделирования) в содержательно более емкие категории-факторы).
При геометрическом представлении категории-факторы выступают осями некоторого n-мерного семантического (как правило, декартового) пространства, а личностные смыслы субъекта по поводу анализируемых объектов задаются как координатные точки внутри этого пространства, создавая своеобразную «ориентировочную основу действия» (термин Гальперина) - в нашем случае эмпатиче-ского встраивания, вчувствования в сознание другого или других. В этом смысле психосемантический подход близок к проективным методам и, как и последние, чувствителен к проблемам интерпрета -ции, но в отличие от проективных методов имеет дело с компактно представленными данными, включающими такие параметры, как когнитивная сложность (число независимых категорий-факторов), перцептуальная сила признака (выражаемая во вкладе фактора в
общую дисперсию и отражающая субъективную, связанную с моти-вационной сферой значимость данного основания категоризации категорий-факторов (как взаимосвязь различных оснований категоризации) и т. п.
Рассмотрим ряд типовых задач в области политической психологии реализуемых методами психосемантики.
1. Построение семантических пространств политических партий (см.: Петренко, Митина, 1991, 1992, 1997, 2005).
Для решения этой задачи в качестве дескрипторов (суждений) мы используем декларации политических партий, фрагменты выступлений известных политических лидеров, выдержки из конституции, документов ООН, ЮНЕСКО и т. п. Респонденты (испытуемые), коими являются руководящий состав различных партий, выносят свое согласие или несогласие с каждым из суждений из списка или то, насколько каждое суждение (обычно несколько сотен дескрипторов) соответствует позиции представляемой им партии.
Позиции каждой партии представляют не менее десяти респондентов из руководящего состава (а, как правило, несколько десятков респондентов, что зависит как от массовости партии, так и меры открытости ее общественному мнению, прессе, социологическим исследованиям и т. п.), что позволяет оценить величину дисперсии в ответах как меру, обратную степени идеологического единства. Факторизация матрицы данных позволяет выделить будущие факторы сходства/различия политических партий, определить размерность политического пространства как показателя дифферинцированности политической жизни общества и когнитивной сложности обществен -ного сознания, а также (проинтерпретировав содержание каждого фактора) выделить ведущие линии социального напряжения. Позиции каждой партии в семантическом пространстве представлены как координатные точки внутри этого политического пространства и можно определить (через проекцию позиции партии на оси категорий-факторов), насколько в позиции партии выражен тот или иной политический аспект, представленный содержанием фактора. Расстояния между координатами партий в семантическом пространстве обратно пропорциональны сходству их политических установок. И, используя кластеранализ, можно построить дендограммы или кластер-структуры, отражающие группировку партий, исходя из сходства их политических установок, и предсказать, таким образом, их возможные политические альянсы.
2. Семантическое пространство имиджей партий (см.: Петренко, Митина, 1997; Петренко, 2005).
В отличие от предыдущей задачи, где в роли респондентов выступают сами члены (как правило, лидеры) той или иной партии, выступающие носителями идеологии данных партий, в роли
респондентов для построения имиджей политических партий выступают рядовые избиратели, наблюдающие политику партий, так сказать, с «внешних позиций». В задачу респондентов (испытуемых) входит оценка списка партий по широкому диапазону шкал-дескрипторов (например, «партия имеет широкую поддержку у населения», «партия отражает интересы мелкого и среднего бизнеса», «партия пользуется поддержкой президента», «партия - носитель левой идеологии» и т. п.). При такой процедуре оценка партий оказывается более субъективной (чем в первой задаче) и зависимой от политической пропаганды, средств массовой коммуникации, политической рекламы. В отличие от политически более однородных респондентов - членов партий, оценки партий населением («людьми улицы») более разнообразны, их дисперсия выше, и представляется разумным для ряда специфических задач (например, для оценки образа партий различными социальными группами) строить семантические пространства имиджей для однородного контингента респондентов.
3. Оценка электоральной мощности политических партий (см.: Петренко, Митина, 1992, 1997).
Оценка степени поддержки населением той или иной партии осуществляется нами с помощью процедуры проекции позиций избирателей на семантическое пространство партий. Каждый респондент отвечает на все пункты опросника, на которые уже отвечали представители политических партий. Проведя, таким образом, своеобразную политдиагностику, можно определить координаты политической позиции данного субъекта в пространстве политических партий. Определить, к какой партии он ближе по политическим установкам. Эта процедура, умноженная на число респондентов, дает своеобразное электоральное облако политических позиций населения, что в свою очередь позволяет определить, вокруг каких партий наиболее высока плотность избирателей, т. е. определять степень популярности каждой партии у населения, а используя детермина-ционный анализ (см. Чесноков, 1982), выделять социально-демографический портрет избирателей данных партий. Как показали наши исследования (Петренко, Митина, 1994, 1997) электоральная плотность партий, определенная методами психосемантики, высоко коррелирует с непосредственными данными парламентских выборов.
4. Выделение типологии политического менталитета населения
Типовое построение семантического (в нашем случае политического) пространства подразумевает факторизацию (кластеризацию, применение метода многомерного шкалирования, структурного моделирования и т. п.) двухмерной матрицы данных. Полученное на
основе групповых данных семантическое политическое пространство отражает позиции людей, стоящих на совершенно разных политических позициях. Построение таких общегрупповых пространств (на основе репрезентативных выборок), отражая настроения в обществе, позволяет совершать эвристичный прогноз парламентских или президентских выборов, но с методологической точки зрения соответствует «среднегрупповой температуре по больнице».
Этот же методологический упрек может быть отнесен и социальной процедуре оценки рейтинга политических лидеров, учитывающей сторонников, но не учитывающей позицию людей, отвергающих этих лидеров. Процедура семантического многомерного рейтинга (Петренко, 2002, 2003, 2005; Петренко, Митина, 2004) дает, на наш взгляд, более адекватную оценку рейтинга лидеров.
Для широкого круга социально-психологических и социально -политологических исследований важно изучать не усредненное мнение населения, а политические идеи (идеологемы), политические конструкты, распространенные в обществе. Ставится задача построения политической типологии населения, выделения типов политической ментальности. Для решения этой задачи мы обращаемся ко всей базе данных (а не к двумерной матрице), образованной тремя переменными: шкалы-дескрипторы; объекты анализа; респонденты.
Такая база данных представляет собой куб (а вернее, параллелепипед) данных, и для решения ряда задач с использованием многомерной статистики можно проводить сечение этого куба по разным основаниям: по испытуемым, объектам, шкалам (см.: подробнее Петренко, 1997, 2005). Для решения этой же задачи (построения типологии политического менталитета) нами (Петренко, Митина, 1997) разработан алгоритм, где политическая позиция респондента представлена единой атрибутивной матрицей, и последующая факторизация (по испытуемым) матрицы сходства матриц позволяет выделить группировки респондентов, имеющих сходные политические установки. Дальнейшее построение семантических пространств для политически однородных групп респондентов, позволяет выделить когнитивную сложность политического сознания этих респондентов, а проведя содержательную интерпретацию факторов, описать политические идеологемы и конструкты, присущие этим людям. Использование основанного на теории множеств де-терминационного анализа (Чесноков, 1982; Петренко, Митина, 1997; Петренко, 2002) позволяет составить социально-демографический портрет респондентов (электората) - носителей того или иного политического менталитета.
5. Анализ динамики политического менталитета
Данный анализ необходим для предсказания развития полити -ческих процессов, происходящих в обществе, целенаправленного выбора «модели потребного будущего» (термин Н. Бернштейна) из сценарного веера возможного, и осознанных действий по элиминации нежелательных сценариев развития. Тем не менее описание «живого движения», эволюции и развития системы - одна из наиболее сложных методологических проблем науки. Как полагает Анри Бергсон, научные методы анализа динамических процессов способны дать только синхронические (фотографические, в терминах Бергсона) срезы процесса.
Для описания политической жизни общества методы психосе -мантики (как и любой лонгитюд в психологическом исследовании) позволяют получить серию синхронических срезов политического процесса (в нашем случае, в форме семантических пространств), и возникает вопрос, как от синхронических срезов перейти к описанию динамики. Проблема усложняется еще и тем, что со временем меняется не только менталитет, но и самое общество. Меняется политический контекст (дискурс), на передний план выступают новые проблемы, и выстраивая семантические пространства, релевантные времени, исследователь использует новые дескрипторы, а подчас вводит в исследование новых политических субъектов (государства, политические партии, политические персоналии).
Задачу установления генетической взаимосвязи семантических пространств, отражающих менталитет общества в различные временные этапы, мы решаем, устанавливая коррекционно-факторные связи дескрипторов в предположении малой изменчивости идеоло -гии партии (т. е. объектов) на достаточно малом интервале времени, а затем в объединенном пространстве дескрипторов описываем динамику самих объектов анализа с помощью аппарата разностных дифференциальных уравнений. Психосемантика нелинейных динамических процессов находится еще в стадии развития, и нами делаются попытки использования аппарата синергетики и теории диссипативных структур для описания динамики менталитета общества (см.: Митина, Петренко, 1996; Петренко, Митина, 1997, 2003).
6. Анализ геополитических представлений населения позволяет увидеть (и оценить) внешнюю политику государства глазами его граждан. Вместе с советской идеологией ушло в прошлое (но осталось у старшего поколения на уровне установок) деление стран мира на социалистические, капиталистические и развивающиеся («страны третьего мира»). Российское общественное сознание мучительно ищет свою новую геополитическую идентичность, свое место в содружестве государств (см. Солженицын 1994). На смену
идеологическому родству (подпитываемому многомиллиардными невозвратными займами и поставками оружия) пришли прагматические внешнеполитические отношения согласно известному принципу Черчилля - «в политике нет постоянных друзей, а есть постоянные интересы». В этом контексте представляется интересным, а для поддержки внешнеполитического курса важным, анализ представлений населения о геополитической карте мира; анализ образов (имиджей) различных стран; оценка степени дружественности по отношению к России и её граждан со стороны правительств и граждан этих стран и, наконец, анализ аутостереотипов, т. е. анализ образов России и ее населения в восприятии (глазами) самих российских граждан.
В психологической науке проблеме этнических ауто- и гетеро-стереотипов посвящено огромное количество исследований фаворитизма и этнозентризма (Дробижева, Аклаев, Солдатова, 1996; Лебедева, 1997; Berry. 1990; Taifel, Turner, 1986; Triandis, 1994). Значительно менее представлены (по крайней мере, на материале российского менталитета) исследования стереотипов восприятия стран - субъектов международной политики, так же как и исследования той системы категорий, через призму которой осуществляется восприятие и оценка этих стран. Эта задача решается путем построения семантических пространств (см. Петренко, Митина, Бердников, Кравцова, Осипова, 2000; Петренко, 2005), где объектами оценок по множеству дескрипторов, (характеризующих уровень развития экономики, культуры, политических свобод и демократических принципов, состояние вооруженных сил, религиозность общества и т. п.) выступают имиджи стран (их ауто- и гетеростереотипы). Специфика психосемантической картографии геополитического пространства (Мира, Европы, СНГ и т. п.) заключается в том, что путем наложения субъективных семантических пространств на географические карты, мы получаем визуальные геополитические пространства, где, раскрашивая эти карты по степени выраженности того или иного фактора, мы получаем визуально читаемый, целостный образ России в содружестве стран (по тем или иным экономическим и политическим аспектам), например, карты толерантности, дружественности по отношению к России окружающих её государств.
Список литературы
1. Гозман Л.Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология. - Ростов н/Д., 1996.
2. Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. - М., 1994.
3. Дубов И.Г., Пантилеев С.Р. Восприятие личности политического деятеля // Психол. журн. - 1992. - № 6. - С. 25-33.
4. Егорова Е.В. и др. Политиками не рождаются. Как стать и остаться эффективным политическим лидером. - М, 1993.
5. Петренко В.Ф., Митина О.В. Семантическое пространство политических партий // Психол. журн. - 1991. - № 6. - С. 55-77.
6. Петренко В.Ф., Митина О.В. Психосемантический анализ динамики общественного сознания (на материале политического менталитета). - М., 1997.
7. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. 2-е изд. доп. - М.; СПб., 2005.
8. Юрьев А.И. Введение в политическую психологию. - СПб., 1992.
9. Шмелев А.Г. Психология политического противостояния: тест социального мировоззрения // Психологический журн. - 1992. - № 5. - С. 26-36.
10. Kelly G. A. The psychology of personal constructs. - N.Y., 1955.
11. Osgood Ch., Susi C., Tannenbaum P. The measurement of Meaning. Urbana, 1957.
12. Petrenko V., Mitina O. The Psychosemantic Approach to Political Psychology // States of Mind. American and Post-Soviet Perspectives on Contemporary Issues in Psychology / Ed. D. Halpern & A. Voicounsky. 1997. - N. Y. Oxford Univer. Press. - P.19-48.
УДК 159.9:37
И. А. Мироненко
О перспективах прогресса российской школы в психологической науке
В статье рассматриваются перспективы прогресса российской психологический школы в мировой науке. Рассматриваются факторы, способствующие и препятствующие развитию современной российской психологической школы. Дается оценка достижения современной российской психологии.
The article discusses perspective of modern Russian psychological school in context of world's science. Factors, which are help and prevent development of modern psychological school are analyzing. Appraisal of modern Russian psychology's progress is given.
Ключевые слова: прогресс, российская психологическая школа, мировая наука.
Key words: progress, Russian psychological school, World's sciene.
В ходе острых современных дискуссий о прогрессе психологической науки особенно спорным и в то же время актуальным для отечественного профессионального сообщества является вопрос об оценке прогресса, достигнутого отечественной наукой, и о перспективах психологии в ближайшем будущем. На фоне несимметричного срастания отечественной и зарубежной науки и радикальных изменений, произошедших в российской психологической школы в
