CC BY
147
2012
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Серия 6
Вып. 2
ПОЛИТИЧЕСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ В РОССИИ И КИТАЕ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ
УДК 316.4.0512 А. В. Виноградов
ПОЛИТИЧЕСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ:
ПРОБЛЕМЫ ИНСТИТУАЛИЗАЦИИ В КИТАЕ И РОССИИ
Европейская история последних веков, а вслед за ней и марксизм утверждали, что причины исторических изменений кроются в способе производства материальных благ, который создает адекватную себе общественно-политическую систему. Политические революции в этой схеме лишь фиксировали свершившиеся изменения. Сегодняшний мир, особенно за пределами Евроатлантики, существенно изменился. Одним из основных типов его развития стала модернизация, в которой субъектный компонент преобладает над стихийным, естественным. Практика показывает, что успешная модернизация всегда начинается со смены правящего класса. В одних случаях это происходит революционным путем, в других — эволюционным. Возможно, центральная задача современной России состоит не в том, чтобы создать новую политическую систему, а в том, чтобы найти способ обновления элит эволюционным путем и его инсти-туализировать.
Политические преобразования в России и Китае за последние 30 лет имеют много схожих и даже общих моментов. Обычно их близость связывают с начальной точкой — политической системой, которая сложилась в СССР и во многом была заимствована КНР. Однако в действительности даже существующие в настоящее время различия лишь по-своему подтверждают общую теоретическую модель и логику преобразований, которые начались практически одновременно, когда на рубеже 1980-х годов перед обеими странами встала задача повысить эффективность государственного управления. Их общая природа означает, что изучение опыта одной страны может иметь методологическое значение для другой.
Главный недостаток авторитарной политической системы, сформировавшейся в СССР и Китае, заключался в том, что неограниченные властные полномочия вождей открывали широкие возможности для злоупотреблений и действия случайных факторов, а высокая концентрация власти препятствовала формированию механизмов ее воспроизводства, поскольку любые формы преемственности при жизни вождя угрожали его монополии на власть. Власть становилась пожизненной, а вместе с этим
© А. В. Виноградов, 2012
66
восстанавливались недостатки классического, монархического авторитаризма — неэффективная система принятия решений и контроля за их исполнением.
В мировой истории модернизаторский импульс в большинстве случаев затухал вместе с дряхлением и смертью лидера, у которого не оставалось достойных преемников. Отсутствие механизма преемственности власти не позволяло модернизации стать стабильно успешным историческим опытом. Одна из возможностей заключалась в том, чтобы перевести эффективную авторитарную систему в институциональную форму и избавить ее от случайностей, связанных с отдельным человеком. Для этого надо было последовательно решить ряд задач, которые были успешно решены демократической системой, т. е. создать механизм воспроизводства власти, обеспечивающий ее стабильность при сохранении способности эффективно реагировать на текущие изменения. Поэтому на определенном этапе проведения модернизации естественным выглядело стремление к учреждению демократической системы, способной зафиксировать достигнутый результат, а главным способом для этого представлялась реконструкция основных социально-экономических и политических структур западного общества.
Такой подход и воплощала классическая теория модернизации: экономическая модель, построенная на частной инициативе и предпринимательстве, неизбежно ведет к формированию демократической политической системы, создающей благоприятные условия для экономической деятельности независимых субъектов — конкурентной рыночной среде. Ее характерными чертами, как известно, являются: выборность власти, наделяющая ее легитимностью; обеспечение динамизма через регулярное обновление власти; отсутствие «естественной монополии» на власть — разделение властей. В целом ряде государств Восточной Азии политическое развитие пошло именно в этом направлении, но общим моментом у них всегда было прямое, непосредственное и мощное влияние на этот процесс западных держав (Южная Корея, Тайвань и Гонконг).
Если избрать объективные критерии, то критерием эффективности политической системы следует считать ответственность власти, т. е. ее способность адекватно реагировать на различные вызовы — экономические, политические, внутренние и внешние. Тогда смысл политической модернизации заключается в создании эффективного политического механизма. Политическая модернизация, таким образом, предстает в виде смены парадигм ответственности, которая предполагает способность системы реагировать на вызовы в постоянном режиме и обновляться вместе со средой. Практические возможности для создания такой системы довольно широки.
Современная демократическая система на Западе возникла в результате преобразования, иногда революционного, авторитарной системы (и до сих пор в большинстве стран «старой» Европы сохраняются монархии). Ее конфигурация и конкретные параметры связаны с тем, что желание усовершенствовать власть шло снизу, от городской, предпринимательской культуры, поэтому политическая система, зафиксировав вектор начального движения, приобрела демократический характер, что предопределило дальнейшее направление ее эволюции. В России и Китае импульс к повышению эффективности власти шел не снизу — от общества, а сверху — от интеллектуальной и политической элиты, поэтому и результат оказался авторитарным.
Естественноисторическая трансформация политической системы не получила развития ни в России, ни в Китае. Обе страны вышли из естественного течения истории, не сумев модернизировать монархии, и были обречены развиваться далее за ее пределами. Предпринятые после этого попытки учредить демократические формы правления по
разным причинам оказались безуспешными — авторитаризм просто сменил обличие. С этого момента перед ними возникла задача усовершенствовать авторитарную систему. Переход от эффективной авторитарной системы к институциональной авторитарной системе, вероятно, и является главной задачей второй, нереволюционной фазы политической модернизации. В практическом плане эта задача наиболее остро вставала в момент ухода революционных вождей, легитимность которых как основателей нового государства была абсолютной.
Последние годы жизни Мао Цзэдуна характеризовались безраздельным господством неформальных и неправовых принципов руководства, при этом задачи оперативного управления выполнял уже не лидер, а его приближенные, естественно претендовавшие на осуществление властных функций и после ухода вождя. Такую ситуацию еще нельзя было считать разделением властей, но это уже было разделение власти, которое при Мао Цзэдуне так и не удалось ликвидировать.
Очень скоро после его смерти выяснилось, что Хуа Гофэн, ставший официальным преемником, не готов к выполнению этой миссии. Наиболее авторитетные лидеры КПК, так же как до этого «банда четырех», постоянно оспаривали его легитимность и заставили в конце концов вернуть в руководство страны Дэн Сяопина. На 3-м пленуме ЦК КПК (декабрь 1978 г.) к власти пришло «второе поколение» руководителей во главе с Дэн Сяопином. Оттесненное в годы «культурной революции» с ведущих ролей, оно не обладало высшими партийными постами, но имело высокую репутацию в партии и государстве. Это позволило ему взять на себя ответственность и, признав политические ошибки предшественников, использовать личный авторитет для укрепления партийного механизма, а не для его дальнейшей дискредитации. «Решение по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР» (июнь 1981 г.) не привело к отрицанию предшествующего периода, места Мао Цзэдуна в истории китайской революции и не потребовало новых процедур легитимизации власти. Сохранив преемственность, Дэн Сяопин не дал поводов усомниться в легитимности существующего политического механизма и, таким образом, сохранил возможность для его постепенного реформирования в будущем. В определенном смысле это был реванш, целью которого после «большой демократии» «культурной революции» стала модернизация авторитарной политической системы, а не ее демонтаж. Эта установка задала направление политического развития Китая на длительную перспективу.
Дэн Сяопин был уже не молод, однако его возраст оказался главным, но, вероятно, не единственным препятствием для занятия высших постов в партии и государстве. Стране, оказавшейся на перепутье, важно было не допустить нового раскола во власти, сохранить образ партийного единства и политическую стабильность. В этих условиях роль неформального лидера и нравственного авторитета, традиционно чрезвычайно высокая в Китае, позволила Дэн Сяопину избежать формальной концентрации власти и начать поиск исполнителей и функционеров рангом ниже. Еще на начальном этапе реформ для повседневной практической работы на высшие посты в партии и государстве он привлек относительно молодые кадры [см.: 1, с. 90].
Политические преобразования в КНР начались с ограничения срока пребывания на высших должностях. Передав высшие посты в партии и правительстве от выдвиженца «культурной революции» Хуа Гофэна Ху Яобану и Чжао Цзыяну, представлявших фракцию реформаторов, Дэн Сяопин и «второе поколение» руководителей КПК утвердили в Китае сменяемость власти, не связанную с естественными причинами,
68
а значит контролируемую (практика показывает, что КПК старается контролировать и естественные причины — возраст уходящих генсеков колеблется вокруг 70 лет, что позволяет обеспечить запас активности уходящему лидеру на переходный период). Совершив эту передачу, ветераны одновременно приняли меры, чтобы ограничить власть новых руководителей законодательно. Протекавший после разгрома «четверки» процесс перераспределения полномочий не только устранял негативные последствия монополизации власти Мао Цзэдуном, но, главное, изменил самоощущение ветеранов, которые, принимая решение об ограничении пребывания в должности двумя сроками и о невозможности совмещения высших постов в исполнительной власти и партийной иерархии, зафиксировали фактически сложившиеся изменения и ограничивали уже не свою власть, а власть будущих поколений. Отказ от пожизненного занятия постов и регулярное обновление власти были закреплены в Конституции КНР и Уставе КПК, создав предпосылки для предотвращения ее монополизации и повышения ответственности действующих руководителей.
На начальном этапе для оперативного контроля за выработкой и исполнением важнейших решений были созданы Центральная комиссия по проверке дисциплины и Центральная комиссия советников. Аккумулировав значительную часть партийных кадров старшего поколения, они освободили руководящие органы от их инерции. Сложившаяся модель разделения властей между поколениями позволила преодолеть возрастные ограничения и сделать руководство в целом более дееспособным. В дополнение к контрольным и кадровым функциям, оставшимся у ветеранов, Дэн Сяопин сохранил посты председателя Военного совета ЦК КПК и Центрального военного совета КНР, дававшие ему право оперативного вмешательства в критических ситуациях. В июне 1989 г. он воспользовался этим правом, сменив высшее руководство КПК и определив стратегию дальнейшего развития страны.
События на площади Тяньаньмэнь (1989) стали апогеем борьбы новой социально-экономической среды, построенной на рациональных и конкурентных принципах, со старой, авторитарной, неконкурентной и коррумпированной властью. Решительность Дэн Сяопина позволила подавить выступления и сохранить систему, но не решить проблему преемственности. Политические преобразования стали центральной задачей власти.
После ликвидации непосредственной угрозы действовавшей политической системе авторитет власти оказался в прямой зависимости от того, сможет ли она эффективно распорядиться результатами реформ: повысить уровень жизни, сократить отставание от ведущих стран мира и решить задачи национального объединения. Руководство страны было вынуждено выстраивать такую концепцию реформ, которая бы оптимальным образом связала власть КПК и стратегические цели Китая — экономическую мощь и авторитет на международной арене.
Зимой 1992 г. Дэн Сяопин сделал несколько принципиальных заявлений о характере и перспективах развития после распада СССР и поражения мирового социализма. Он подчеркнул необходимость подчинить деятельность государства трем критериям: развитию производительных сил социалистического общества, укреплению совокупной мощи социалистического государства, повышению уровня жизни народа, которые стали считаться критериями социализма. Существенное обновление идеологических основ стало началом новой масштабной трансформации китайского общества.
Важнейшим критерием зрелости общественной системы является ее способность к воспроизводству. На протяжении 1980-х годов сложившаяся в КНР политическая
модель подтвердила свою действенность, но не была институализирована, оставляя значительную роль случайным факторам. Неминуемый уход ветеранов из жизни сделал эту политическую задачу особенно актуальной. Предпосылки для институализа-ции в виде действовавшего механизма обновления высшего руководства уже существовали, необходимо было только сложить их в единую систему.
Патриархальное общество, в котором отсутствуют развитые экономические классы, могло быть дифференцировано только по возрасту, по принципу старший-младший. Их отношения регулировались одной из центральных в традиционной китайской культуре категорией «сяо» (сыновняя почтительность). Нынешние представления о поколениях китайских руководителей можно представить в качестве одной из интерпретаций «сяо». В авторитарной системе, выросшей из традиционного конфуцианского общества, только смена поколений позволяла, сохраняя преемственность, открыть простор инициативе и инновациям. Поэтому важным условием институализации преемственности было создание КПК непрерывной системы подготовки кадров высшего звена — нового поколения руководителей.
Два Генеральных секретаря ЦК — Ху Яобан и Ху Цзиньтао — были в свое время первыми секретарями ЦК КСМК, хорошо знали условия становления и взгляды нового поколения, имели возможность политического и профессионального роста вместе с ним. Партийно-политический опыт Ху Яобана, возглавившего практическое проведение реформ на рубеже 1980-х годов, в значительной степени способствовал формированию представления о поколениях руководителей КПК как о новом уровне идейно-организационного единства.
Важным следствием процедуры прижизненного поиска и подготовки преемников стало особое разделение властей между поколениями, где принятие стратегических решений осталось за обладавшими бесспорным авторитетом ветеранами. Впоследствии из этого механизма выросла традиция опеки представителей нового поколения руководства, которая проявляется в отборе и постепенном введении в состав высших органов власти вероятных преемников. Роль индивидуальной работы и личных связей в этой работе чрезвычайно велика. Все генеральные секретари ЦК КПК, начиная с Ху Яобана и до Ху Цзиньтао, обязаны своей карьерой вниманию и симпатиям Дэн Сяопина. Традиция личных поручительств и рекомендаций, воплощающих определенные гарантии нравственности кандидата, на протяжении столетий существовала в императорском Китае в качестве обязательного условия для сдачи государственных экзаменов на занятие чиновничьих должностей.
Партийная (или, как сейчас бы сказали, корпоративная) принадлежность — неотъемлемая черта такого механизма. Она создает благоприятные условия для самостоятельного карьерного роста. Но принадлежность к корпорации через родственные и семейные связи не является предосудительной, если действуют общие, единые для всех профессиональные критерии. Скорее, она укрепляет авторитет власти, подчеркивая ее способность к здоровому воспроизводству.
Однако тщательно отработанный регламент внутриэлитного отбора сам по себе не способен заменить особых процедур поддержания отношений власти с народом, которые бы обеспечивали его поддержку, ограничивая в то же время непосредственное участие масс в реальном политическом процессе.
Ключевым элементом институализации обновления власти является легитимизация нового поколения. В идеократическом, авторитарном государстве легитимным
70
лидером мог стать только тот, кто внес свой, уникальный вклад в идейно-теоретическую платформу партии, т. е. принял участие в формулировании общественно значимой цели. На начальном этапе Дэн Сяопин мог непосредственно делиться своей легитимностью с высшими партийными и государственными чиновниками, просто выдвигая их на руководящие посты. Но этот способ был ограничен во времени. Еще при Мао Цзэдуне КПК отстояла право на существенные коррективы марксистской идеологии, получившие известность как «идеи Мао Цзэдуна». Зафиксированные в партийных документах «идеи Мао Цзэдуна», а затем теория «строительства социализма с китайской спецификой» Дэн Сяопина, канонизировавшие лидеров, одновременно задавали строгие идеологические ориентиры не только для текущей политики, но и на перспективу — следующему поколению. Они и послужили примером для процедуры идейной легитимизации преемников. Идея «тройного представительства» Цзян Цзэминя, а затем концепция «гармоничного социалистического общества» и «научный взгляд на развитие» Ху Цзиньтао были уже частью процедуры преемственности, выводя их авторов в число высших партийных авторитетов и легитимизируя их политический курс. Верность этому курсу обеспечивается регулярными идейно-воспитательными и пропагандистскими кампаниями, проводимыми как внутри КПК, так и в обществе в целом.
Подбор, воспитание и легитимизация преемников — главный элемент существующей системы преемственности власти. Но не менее важную практическую роль играет ограничение единоличной власти лидера. Во-первых, со стороны старшего поколения. Ключевым элементом такого ограничения стала постепенная передача постов генерального секретаря, председателя КНР, председателя Военного совета ЦК КПК и Центрального Военного Совета КНР новому руководителю, которая в общей сложности растягивается на два с половиной года. Решающую роль в создании этого механизма, безусловно, сыграл опыт сохранения в 1980-е годы поста председателя Военного Совета ЦК КПК и ЦВС КНР за Дэн Сяопином. Во-вторых, ограничение власти лидера внутри одного поколения. Генеральный секретарь ЦК официально представляет очередное поколение руководителей, ядром которого является коллегиальный орган — Постоянный комитет Политбюро, поэтому его власть даже в оперативном режиме не абсолютна. Вторая по значению роль в нем и во всей властной иерархии, безусловно, сохраняется за премьером. Эта традиция «неравновесных дуумвиратов» берет начало в сотрудничестве Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая, затем в менее известном — Дэн Сяопина и Чэнь Юня. Практическое значение такого разделения вскрыл опыт Ху Яобана и Чжао Цзыяна, а затем Чжао Цзыяна и Ли Пэна во второй половине 1980-х годов в условиях нараставшей социально-политической нестабильности. Следующие пары, включая тандем Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао, а в скором будущем, вероятно, Си Цзиньпина и Ли Кэцяна создавались уже с учетом этих обстоятельств. В создании внутренне сбалансированной команды преемников сохраняется значительный потенциал для совершенствования: во-первых, у тандема преемников могут быть дублеры, во-вторых, в тандеме могут соблюдаться нормы выходцев из простолюдинов (лаобайсин) и партийно-государственной элиты (Си Цзиньпин, как известно, представляет «партию принцев» — детей высокопоставленных партийно-государственных чиновников, а Ли Кэцян — «партию комсомольцев», карьера которых была тесно связана с КСМК).
К этим ограничениям можно добавить «мягкое» воздействие на старшее поколение со стороны более молодого. Назначение наиболее вероятных преемников в состав
высшего руководства страны — в Постоянный комитет Политбюро и на посты заместителей председателя ЦВС, премьера и т. д. — не только преследует цель подготовить новое поколение руководителей, но и позволяет представлять его интересы в выработке и принятии текущих решений. Власть действующего лидера ограничена, таким образом, не только временем и постами, но и предшествующим и следующим поколениями.
В целом, Китаю удалось институализировать систему воспроизводства власти в рамках традиционной политической культуры и в соответствии с задачами модернизации. Основными элементами этой системы являются доставшаяся от первой, революционной фазы политической модернизации партия авангардного типа, обладающая монополией на власть (и это главное условие современного авторитаризма); отказ от пожизненной системы пребывания на высших партийных и государственных постах; представление о поколениях руководителей и периодическое обновление руководства; институализированный механизм подготовки и поиска преемников; идеологическая канонизация высшего руководства, обеспечивающая легитимность власти; постепенная передача власти и постов новому руководству.
В результате всех этих мер современная политическая система КНР приобрела необходимый динамизм, а за счет системы идейно-политического воспитания населения (другого обязательного элемента авторитарной системы, близкого конфуцианским традициям) — легитимность и стабильность. Важно отдавать себе отчет в том, что в идеократической и мобилизационной системе общественное мнение формируется в соответствии с задачами, которые ставит власть, и путем политических кампаний, проводимых массовой политической партией, утверждается в массах, а не наоборот, когда общество само определяет цели, ценности и ориентиры развития и в соответствии с ними избирает власть. Можно утверждать, что в Китае сейчас функционирует модернизированная авторитарная политическая система, сохранившая генетические черты традиционной политической культуры и способная эффективно отвечать на вызовы времени.
Методологически китайский опыт ценен тем, что продемонстрировал алгоритм политической модернизации авторитарной системы, который включает:
— естественноисторический процесс формирования механизмов обновления (сменяемость руководства, ограничение авторитарного режима через разделение власти между поколениями и между руководителями одного поколения, легитимизация нового руководства и т. д.);
— институализацию механизма преемственности с использованием опыта решения конкретных политических задач, которые не были частью заранее концепции. Некоторые из них, например Центральная комиссия советников, были со временем упразднены, но между оставшимися сложились тесные функциональные связи, а их логика, когда система создана, поддается реконструкции.
В России события развивались по другому сценарию. Неконтролируемый характер смены советских лидеров с 1982 по 1985 г. негативно отразился на авторитете и преемственности власти, которая не смогла провести обновление элиты эволюционным путем. М. Горбачев, стремясь заручиться поддержкой населения, был вынужден ускорить преобразования, но, не обладая достаточным авторитетом, не смог контролировать их ход. Возможности постепенного реформирования авторитарной системы были исчерпаны. Неудача Горбачева привела к революционному обновлению политической системы. В этой точке наши маршруты с Китаем разошлись, но ориентир остался
72
общим. Созданные в 1990-е годы в России демократические институты революционным образом ввели сменяемость, разделение властей, ограничили полномочия первого лица, т. е. другим способом добились того же, что и в Китае, но оказались неэффективны и нестабильны. Характерный для поставторитарного правления непримиримый конфликт исполнительной и законодательной власти, противоречия федерального центра и регионов и, главное, отсутствие опыта и традиций согласования интересов способствовали усилению авторитарных тенденций, призванных компенсировать недостатки демократических механизмов. Несостоявшийся импичмент Б. Ельцина в 1998 г. стал поворотной точкой, после которой тенденции к демократизации перестали играть ведущую роль в политическом процессе. В аналогичных обстоятельствах импичмент президента Бразилии Ф. Коллора в 1992 г. стал поворотным моментом в демократическом транзите этой страны [см: 2, с. 344-379].
Интересы политической стабилизации требовали снижения уровня конфронтаци-онности, в том числе за счет обновления политических элит. Отсутствие идейно-организационного единства власти не позволяло этого сделать без риска дестабилизации обычным путем — через проведение регулярных президентских выборов. В 2000 г. первый шаг — ротация высших кадров — был осуществлен. Одной из главных причин этого, как и в Китае, была неспособность Б. Ельцина осуществлять оперативное руководство страной. Отсутствие у него авторитета не позволяло ему и сохранить свое участие в политическом процессе. На В. Путина легла задача перейти от неэффективной демократии к эффективной модели управления. Ему удалось то, что до него удалось Дэн Сяопину, но не удалось Горбачеву и Ельцину — обеспечить смену курса, сохранив преемственность власти, и проложить путь от хаоса к порядку, а не от порядка, пусть и несовершенного, к хаосу, как это делали его предшественники. С 2002 г. он последовательно сокращал неподконтрольное и деструктивное пространство политической борьбы. В первую очередь, ограничил конкуренцию внутри правящего класса и постарался его консолидировать, создав «Единую Россию». Одновременно он сузил возможности оппозиции — повысил проходной порог на выборах в Думу, ликвидировал одномандатные округа, отменил прямые выборы губернаторов, ужесточил требования к регистрации политических партий и т. д. Став лидером правящей партии и автором ее программы развития, Путин создал предпосылки для идеологической легитимизации возможных преемников, конечно, в случае ощутимых успехов в социально-экономическом развитии.
Обновление региональных и федеральных элит сопровождалось постепенной трансформацией Совета Федерации в совет политических старейшин, который аккумулировал негативную инерцию, неизбежно накапливаемую властью, и не позволял ей превратиться в фактор конфронтации. Все эти меры стабилизировали политическую ситуацию. Вместе с тем упрощение политического пространства при повышении его управляемости еще больше усилило авторитарные тенденции.
В сущности, политическое развитие России в 2000-е годы шло в направлении той же модели, что и в Китае, но с другой стороны — по пути модернизации оказавшихся неэффективными демократических институтов, что не без основания воспринималось наблюдателями как восстановление авторитарного режима.
Успешное преодоление Путиным политического кризиса 1990-х годов стало важнейшим шагом в реконструкции стабильной политической системы. Признание обществом его личных заслуг позволило ему замкнуть политический процесс на себя,
73
оградив от его негативного влияния экономическое и государственное строительство. Этими успехами и были вызваны разговоры о продлении срока его полномочий. Передав пост, казалось бы, вопреки логике развития политической ситуации, он избежал восстановления пожизненной системы и создал предпосылки для придания стратегическому курсу динамизма в длительной перспективе. Став сменяемой, власть показала, что появился выбор между плохой и хорошей властью, а не между властью и хаосом, как это было в 1990-е годы.
Однако в современной России нравственного авторитета могло не хватить, чтобы эффективно контролировать общественно-политические процессы. Поэтому авторитет Путина был подкреплен не только высоким государственным постом премьера, но и поддержкой партии, гарантирующей конституционное большинство в парламенте. Путин повторил алгоритм Дэн Сяопина: он получил признание в качестве общенационального лидера, сделал власть сменяемой и сумел превратить сменяемость в фактор стабильности. Стабилизация политической ситуации сделала возможным продолжение реформ как в сторону демократизации, так и в сторону институализации авторитаризма.
Выбор преемника при сохранении за Путиным поста второго должностного лица в государстве формально привел к появлению двух центров силы и мог стать шагом к формированию двухпартийной демократической модели и ограничению единоличной власти лидера. Однако в результате сочетания внутренних (отсутствие серьезных успехов в социально-экономическом развитии и нарастание внутриэлитных противоречий) и внешних (мировой кризис) факторов этого сделать не удалось.
Идеальная модель демократизации, таким образом, не смогла ответить на вызов прагматичной и эффективной системы управления, что потребовало институализации авторитарной системы. Повторное выдвижение Путина на пост президента в 2011 г. продолжило движение к ее реставрации. Его возвращение означало, что эмпирически сложившийся механизм преемственности как главный показатель зрелости политической системы не был институализирован, отношения преемственности прерваны, а возможно, их и не было вовсе.
Препятствием для институализации авторитарной системы в России на данном этапе стал ряд случайных, несистемных факторов. Во-первых, возраст, позволивший Путину вернуться. Во-вторых, мировой кризис, негативно сказавшийся на экономическом развитии страны, и возросшая вследствие этого политическая и социально-экономическая нестабильность, требующая сильной, авторитетной фигуры.
Но есть и системные причины. Во-первых, отсутствие ясной идейной платформы, сделавшее невозможной идеологическую легитимизацию преемника, жизненно необходимую в авторитарной системе. Во-вторых, отсутствие высокопрофессиональной и государственнически ориентированной бюрократии, способной корректировать ошибки политического класса. У каждой из них есть объяснение.
После десятилетия разрушительных реформ В. Путин смог восстановить дееспособность власти и стабильность в стране. Но, исправив ошибки предшествующего периода, необходимо было двигаться дальше. Являясь по своей природе государственным чиновником, измеряющим свою деятельность практическими делами, он не смог сформулировать новую стратегию развития, а именно с ней все годы реформ связывали главные надежды на обновление выросшая из советского прошлого страна и ее политическая элита. Не удалось этого сделать и Д. Медведеву, шанс найти обновленную
версию либеральной идеи, соединив ее с государственной идеологией, не был реализован. Как бы то ни было, в начале второго десятилетия XXI в. национальная идея, лежащая в основе всякого обновления, так и не была найдена.
Мысль снять бремя поиска новой общенациональной идеи с политиков и переложить его на политическое окружение первых лиц впервые возникла еще во второй половине 1990-х годов. У власти тогда не было ресурсов для позитивных изменений, и в Кремле впервые появились политтехнологи с вполне определенной задачей — не допустить передачи власти в руки оппозиции. Их главным достоинством в тех условиях было сценарное мышление, которое позволяло не только реагировать на множество внезапных переменных, но и сразу включать их в политические построения. Это было особенно ценно в ходе избирательных кампаний, ставших в тот период одной из главных форм политической жизни. Несомненные успехи их деятельности породили бесконечные вариации на тему эффективной политики и мифы о всесилии политтех-нологий. Однако сценарного мышления оказалось недостаточно для конструирования больших социально-исторических проектов. К тому же и сами наемные рабочие нового политического класса, вероятно, были убеждены, что сохранение власти и есть новая национальная идея.
Но свою задачу в конце 1990-х годов они выполнили вполне профессионально — власть в чужие руки не ускользнула. Частью плана по ее передаче было создание партии. Однако и для «Единой России» новая национальная идея оказалась неактуальна — партия власти, опираясь на административный ресурс и не испытывая серьезной политической конкуренции, не была заинтересована в масштабных переменах. Она так и не обрела своего идеологического ядра и, как следствие, так и не смогла обрести настоящей, а не технологической поддержки населения. Одновременно отсутствие свободной конкуренции идей тормозило процесс демократизации.
На протяжении всего периода реформ надежды на успех политики связывали с избранием новой стратегии развития, в то время как государственные чиновники — с ответственностью и дисциплиной. Закономерным итогом путинского урегулирования стало доминирующее положение исполнительной власти в государственной жизни. Успехи практической политики усилили впечатление, что можно развиваться без идеологии, ориентируясь только на приоритетные проекты. Движение в сторону практики, которое принесло положительные результаты, требовало продолжения. Главным практическим препятствием для дальнейших преобразований стала восприниматься не теоретизирующая и ослабевшая оппозиция, а кадры государственного управления и отсутствие строгой исполнительской дисциплины.
Строгой последовательности в проведении государственной политики и быть не могло, потому что сама власть в нынешнем виде далеко не однородна. На рубеже 1990-х годов в нее пришли люди с активной жизненной позицией, но в подавляющем большинстве с ограниченным профессиональным и жизненным опытом. Переместившись с политического горизонта власти на правительственный, они сохранили активность, но в большинстве так и не смогли овладеть жизненно важными для государственных чиновников качествами — строгой исполнительской дисциплиной. Дефицит этих качеств удачно компенсировали бывшие силовики. Только ситуационный союз этих фракций давал надежду на продолжение реформ и удержание власти.
Выбор Ельциным Путина положил начало новому периоду вынужденного взаимодействия силовиков и либералов, но уже на принципах не идейно-политического
единства, а дисциплины и ответственности. Появление Путина было единственным способом укрепления власти, но не ее консолидации. По кадровому составу она осталась идеологически рыхлой, неоднородной, с четко выраженной внутренней стратификацией, отражавшей ее историческое восхождение. Между составлявшими ее группами были не только отличия, но и существенные расхождения, разный жизненный опыт и критерии успеха. Только используя свое уникальное положение в сложившейся политической конфигурации, Путину удавалось держать под контролем непростые отношения между ними. Медведеву поддерживать хрупкий баланс было гораздо сложнее. Стало ясно, что даже лишив оппозицию шансов, власть, возникшая в результате ситуационного союза, не может обеспечить себе преемственность.
Власть перестала верить в волшебную силу идеи и интеллекта. У Путина остался единственный выход — положиться на дисциплину и поиск новых кадров, которые бы честно выполняли порученное дело, если и не по собственному убеждению, то хотя бы по долгу службы. Это и стало причиной возвращения Путина во власть и к проверенным методам, для того чтобы, возможно, попытаться начать новый политический проект.
Главным недостатком власти в нынешней политической конфигурации является отсутствие системности в кадровой работе, без которой даже обновление состава не ведет к его улучшению. Как убедительно показал китайский опыт, исход преобразований зависит от качества власти, а главным ее достижением в историческом плане являются не успешные экономические реформы, а институализация механизма обновления. Кадровая реформа назрела, и Путин, похоже, нащупал механизм ее проведения. Но это не политическая реформа, которая в России всегда принимала форму революций, скорее, это реформа государственно-административного аппарата. В этом еще одно принципиальное сходство с началом реформ в СССР и КНР.
Общероссийский народный фронт, явно выходящий за рамки бюрократической «Единой России», и может стать той формой, которая способна не только расширить избирательный блок вокруг действующей власти, но и существенным образом обновить политическую и государственную элиту нереволюционным путем.
В заключение можно сформулировать общие принципы авторитарной политической модернизации.
Для придания власти стабильности и в демократических, и в модернизированных авторитарных системах используется один и тот же прием — разделение власти. В авторитарной системе, выросшей из патриархального общества, это разделение власти между поколениями и между руководителями одного поколения.
Естественноисторический характер формирования политической системы, являющийся реакцией на конкретные обстоятельства. Китайская модернизация оказалась эмпирической не только в экономике, но и в политике.
Главная политическая заслуга современного китайского руководства состоит в том, что, приведя общество в движение, оно смогло найти стабильные формы политического устройства, а китайскую бюрократию вновь сделать одной из самых эффективных в мире, сумев наладить особые процедуры отбора, воспитания и передачи профессиональных знаний следующим поколениям чиновников.
На сегодняшний день Китай планомерно идет от авторитаризма к новому авторитаризму, институционально более насыщенному и поэтому более стабильному и динамичному за счет институализированного динамизма в обозримой перспективе.
76
В России пока идет процесс концентрации власти, складывается новая авторитарная система, которую после достижения зрелости, можно будет институализировать.
Литература
1. Дэн Сяопин. Основные вопросы современного Китая. М.: Политиздат, 1988. С. 90.
2. ОкуневаЛ. С. Бразилия: особенности демократического проекта. М.: МГИМО, 2008. С.344-
379.
Статья поступила в редакцию 19 января 2012 г.
77
