Научная статья на тему 'ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛОЯЛЬНОСТЬ И КОЛЛЕКТИВНАЯ ПАМЯТЬ: ВАРИАНТЫ СОГЛАСОВАНИЯ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ "СОВЕТСКИХ ВЕРУЮЩИХ"'

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛОЯЛЬНОСТЬ И КОЛЛЕКТИВНАЯ ПАМЯТЬ: ВАРИАНТЫ СОГЛАСОВАНИЯ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ "СОВЕТСКИХ ВЕРУЮЩИХ" Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
88
21
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СОВЕТСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ / ПРАВОСЛАВИЕ / ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛОЯЛЬНОСТЬ / КОЛЛЕКТИВНАЯ ПАМЯТЬ / ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Бубнов Александр Юрьевич, Апанасенок Александр Вячеславович

Статья посвящена анализу механизмов формирования двойственной«советско-православной» идентичности в контексте динамики памяти о советском периоде истории. Рассматриваются варианты согласования идентичностей советскими гражданами в послевоенные годы. Изучение механизмов согласования внешне противоречивых идентичностей позволяет обратиться к анализу влияния коллективной памяти о значимых событиях советского прошлого. Основной вывод работы состоит в том, что необходимо разделять политическую лояльность как идентификацию себя с государственными институтами и множественность культурных идентичностей, связанных с коллективной памятью. Важнейшую роль в соединении советской и православной идентичностей играет память о Великой Отечественной войне, в частности, конструирование нарративов о тайном православии советских руководителей.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по истории и археологии , автор научной работы — Бубнов Александр Юрьевич, Апанасенок Александр Вячеславович

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

POLITICAL LOYALTIES AND COLLECTIVE MEMORY: OPTIONS FOR RECONCILING THE IDENTITIES OF “SOVIET BELIEVERS”

The article is devoted to the analysis of the mechanisms of formation of a dual “Soviet-Orthodox” identity in the context of the dynamics of memory of the Soviet period of history. Variants of reconciliation of identities by Soviet citizens in the post-war years are considered. The study of the mechanisms of reconciliation of seemingly contradictory identities allows us to turn to the analysis of the influence of collective memory about significant events of the Soviet past. The main conclusion of the work is that it is necessary to share political loyalties as identification of oneself with state institutions and a plurality of cultural identities associated with collective memory. The memory of the Great Patriotic War, in particular, the construction of the crypto-Orthodox narratives of the Soviet leaders, plays an important role in uniting the Soviet and Orthodox identities.

Текст научной работы на тему «ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛОЯЛЬНОСТЬ И КОЛЛЕКТИВНАЯ ПАМЯТЬ: ВАРИАНТЫ СОГЛАСОВАНИЯ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ "СОВЕТСКИХ ВЕРУЮЩИХ"»

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2022. № 1

Александр Юрьевич Бубнов,

кандидат философских наук, доцент кафедры истории и теории политики факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова (Ленинские горы, д. 1, 119991, Москва, Россия), e-mail: alexandr-bubnov@mail.ru

Александр Вячеславович Апанасенок,

доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (Нахимовский просп., д. 51/21, 117418, Москва, Россия),, e-mail: apanasenok@ yandex.ru

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛОЯЛЬНОСТЬ И КОЛЛЕКТИВНАЯ ПАМЯТЬ: ВАРИАНТЫ СОГЛАСОВАНИЯ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ «СОВЕТСКИХ ВЕРУЮЩИХ»

Статья посвящена анализу механизмов формирования двойственной «советско-православной» идентичности в контексте динамики памяти о советском периоде истории. Рассматриваются варианты согласования идентичностей советскими гражданами в послевоенные годы. Изучение механизмов согласования внешне противоречивых идентичностей позволяет обратиться к анализу влияния коллективной памяти о значимых событиях советского прошлого. Основной вывод работы состоит в том, что необходимо разделять политическую лояльность как идентификацию себя с государственными институтами и множественность культурных идентичностей, связанных с коллективной памятью. Важнейшую роль в соединении советской и православной идентичностей играет память о Великой Отечественной войне, в частности, конструирование нарративов о тайном православии советских руководителей.

Ключевые слова: советская идентичность, православие, политическая лояльность, коллективная память, Великая Отечественная война.

Aleksandr Yurevich Bubnov,

Kandidat of Philosophical Sciences, Associate Professor, History and Theory of Politics Programm, Political Science Department, Lomonosov Moscow State University (Leninskie Gory 1, Moscow 119991, Russia), e-mail: alexandr-bubnov@mail. ru

Aleksandr Vyacheslavovich Apanasenok,

Doctor of History, Leading Researcher, Department of History, Institute for Scientific Information on Social Sciences, Russian Academy of Sciences (Nakhimovsky prosp. 51/21, 117418 Moscow, Russia), e-mail: apanasenok@ yandex. ru

POLITICAL LOYALTIES AND COLLECTIVE MEMORY: OPTIONS FOR RECONCILING THE IDENTITIES OF "SOVIET BELIEVERS"

The article is devoted to the analysis of the mechanisms of formation of a dual "Soviet-Orthodox" identity in the context of the dynamics of memory of the Soviet period of history. Variants of reconciliation of identities by Soviet citizens in the post-war years are considered. The study of the mechanisms of reconciliation of seemingly contradictory identities allows us to turn to the analysis of the influence of collective memory about significant events of the Soviet past. The main conclusion of the work is that it is necessary to share political loyalties as identification of oneself with state institutions and a plurality ofcultural identities associated with collective memory. The memory of the Great Patriotic War, in particular, the construction of the crypto-Orthodox narratives of the Soviet leaders, plays an important role in uniting the Soviet and Orthodox identities.

Key words: Soviet identity, Orthodoxy, political loyalty, collective memory, the Great Patriotic War.

Интерес к истории советского общества, нарастающий по мере того, как само это общество все более становится историей, вполне закономерен. Спустя 30 лет мы находимся на пересечении двух тенденций памяти. Еще живы поколения людей, которые являются носителями советского опыта, но в то же время восприятие советского периода все более находится под влиянием культурных образов и общественно-политических дискурсов. Динамика этих тенденций исследовалась представителями гейдельбергской школы культурологии, в первую очередь Яном и Алейдой Ассман. Ян Ассман вводит понятие культурной памяти, под которой он понимает память как область смыслов, опосредованных культурой, в отличие от коммуникативной памяти индивидов как носителей непосредственного опыта1. Чем дальше хронологически стоит от нас тот или иной период советской истории, тем сильнее он находится под влиянием культурной памяти и ее символических медиаторов,

1 Ассманн Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004.

в первую очередь текстов. В этой перспективе интересно посмотреть на проблему существования двойственной «православно-советской» идентичности в послевоенный период истории СССР и ее отражение в постсоветских практиках культурной памяти.

Важнейшая трансформация представлений об идентичности в гуманитарных науках связана с отказом от эссенциализма как представления о неизменности и материальной обусловленности идентичностей. В рамках конструктивистской критики сформировались подходы, рассматривающие идентичность как совокупность культурных идентификаций индивида, изменяющихся под воздействием социальных конвенций и дискурсивных практик2. Легкость, с которой после краха идеологической монополии КПСС произошел переход значительной части лояльных советских граждан (включая советскую номенклатуру) к православной идентичности (как минимум в позицию «сочувствующих»), указывает на отсутствие непроходимых барьеров между православным и советским в массовом сознании.

Насаждение материалистического мировоззрения и борьба с религией оставались важными аспектами советского проекта практически до самого его завершения. Менялась политика во многих сферах: ранний большевистский исторический нигилизм сменялся сталинской национализацией истории; от ожидания мировой революции переходили к построению социализма в отдельно взятой стране; от репрессий против церкви и верующих — к нормализации отношений и ограниченной легализации, однако задача окончательной победы над религией никогда не ставилась под сомнение.

Э. Джентиле предлагает различать «гражданские религии» демократических режимов как совокупность ритуальных форм почитания предков, институтов и ценностей и «политические религии» тоталитарных режимов, стремящиеся к определению конечных смыслов человеческого существования и непримиримые к альтернативным формам сакрального3. Существование православия в Советском Союзе определялось тем фактом, что конструирование советским государством нормативной идентичности находилось под идеологическом контролем «политической религии».

2 Малинова О.Ю. Исследование политики и дискурс об идентичности // Политическая наука. 2005. № 3. С. 8-20.

3 Джентиле Э. Политические религии. Между демократией и тоталитаризмом. СПб.: Владимир Даль, 2021.

Изучение истории советского атеизма показывает, что борьба советского государства с религией может быть рассмотрена в трех аспектах. В довоенный период сталинским руководством преимущественно решалась проблема нейтрализации церкви как политического института, после чего в годы войны последовала временная нормализация отношений. Хрущевские гонения означали перенос основной борьбы государства с религией в идеологическое измерение, как с конкурирующим теистическим мировоззрением. В период застоя на первый план выходит проблема сохраняющегося духовного влияния религии на советское общество. В этот период идеологические структуры советской власти стремятся наполнить атеизм позитивным содержанием, сделав его полноценной альтернативой духовного аспекта религии4.

Лояльность духовенства и верующих советскому государству и его институтам, массовый советский патриотизм в этот период выступают как вынужденная мера, связанная с необходимостью сохранения религиозной жизни в условиях государственного давления. Стратегией церкви против социальной изоляции, последовательно осуществляемой советским режимом, становились приспособление и мимикрия. Начиная с послания митрополита Сергия 1927 г. и заканчивая использованием церковными иерархами клише советской пропаганды, таких как борьба за мир и моральный кодекс строителя коммунизма5.

С другой стороны, в послевоенные годы формируется массовый феномен «советских верующих». Вопросы практической политики, одобрения деятельности властей и признания важных достижений государства на пути построения справедливого общества не вызывали проблемы у основной части верующих. Православная идентичность была вполне совместима с «гражданской религией» советского государства, что выражалось в одновременном соблюдении как советских, так и православных традиций. Существует много данных, зафиксированных в отчетах уполномоченных Совета по делам Русской православной церкви, о массовом сохранении обрядовой религиозности весь период существования СССР, в том

4 Смолкин В. Свято место пусто не бывает: история советского атеизма. М.: Новое литературное обозрение, 2021.

5 Шлихта Н.В. «Православный» и «советский»: к вопросу об идентичности верующих советских граждан (1940-е — начало 1970-х гг.) // Антропологический форум. 2014. № 23. С. 82-107.

числе не прерывавшаяся традиция крещений новорожденных и упрощенного празднования Пасхи6.

В теории отрицание «религиозных» претензий советской идеологии, несовместимых с православием, должно было приводить к незавершенности советской идентичности верующих. Последовательным решением для тех верующих, кто принимал советскую идентичность в ее идеологической полноте, был отказ от веры. Известно несколько случаев, когда бывшие священники переходили на «противоположную сторону»: наиболее известный пример — А.А. Осипов, который стал активным пропагандистом атеизма и лектором общества «Знание».

В этом смысле феномен обрядовой религиозности в советский период должен рассматриваться не как синтез идентичностей, а как существование в идеологической тени советского режима некоторой автономии частной жизни, не входящей в сферу регулирования государства. Впрочем, настойчивые попытки советского идеологического аппарата в послевоенный период придать атеизму второе дыхание, сделав его массовой духовной традицией, показывают, что советским руководством происходящее осознавалось как проблема.

Проблема советской идентичности православных верующих или проблема «советских верующих», таким образом, может быть условно разделена на несколько составляющих. Здесь кажется очевидным ответ на вопрос о политической лояльности церкви государству и его институтам. Церковь приспосабливалась, чтобы избежать репрессий и социальной изоляции. В то же время советский патриотизм как естественное состояние массового сознания и синкретизм народной веры позволяли в практическом плане уходить от неудобных вопросов о несовместимости идентичностей.

Более сложной и фундаментальной является проблема возможности существования полноценной советской и одновременно православной идентичности. Н.В. Шлихта приводит как пример конструирования такой идентичности объяснение архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого), опубликованное в «Журнале Московской патриархии» в 1948 г., и письмо митрополита Григория (Чукова) главе Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпову 1954 г. В обоих случаях речь идет о попытке крупных церковных

6 Апанасенок А.В., Пудякова И.С. Функционирование традиционной православной культуры в СССР 1940-1980-х годов как историографическая проблема: ключевые вопросы и возможные пути их решения // Известия Юго-Западного государственного университета. Серия: История и право. 2021. Т. 11. № 3. С. 193.

деятелей в момент ухудшения церковно-государственных отношений сформулировать непротиворечивую советско-православную идентичность по модели: «марксизм и достижения советского строя минус атеизм»7. Атеизм рассматривается как второстепенная часть марксистского учения, как его ошибка, связанная с материалистической вульгаризацией «психологической» сути религии. Однако подобное православное «сменовеховство», как показал ход событий, было малоперспективной попыткой отрицать духовную составляющую марксизма как политической религии.

Другая возможность возникновения полноценной советской православной идентичности, снимающей противоречия идеологического и мировоззренческого характера, видится нам в контексте формирования общенациональной памяти о войне, как триумфе и трагедии всего общества. Как отмечает Л.П. Репина, «зафиксированные коллективной памятью образы событий в форме различных культурных стереотипов, символов, мифов выступают как интерпретационные модели, позволяющие человеку или социальной группе ориентироваться в окружающем мире и в конкретных ситуациях, в которых индивид или коллектив должен и может делать свой осознанный или вынужденный выбор»8.

В период правления Л.И. Брежнева начинается процесс постепенного повышения статуса памяти о Великой Отечественной войне. Введение традиции юбилейных парадов Победы дополняется созданием системы коммемораций и закреплением образов войны в культурной памяти через систему массовых коммуникаций (в первую очередь через кино и литературу). Процесс этот был связан с остыванием утопической составляющей коммунистического проекта и необходимостью укрепления советской гражданской идентичности. Война была единственной исторической эпохой, где церковь и государство не противостояли друг другу, а действовали сообща. Патриотическая позиция, занятая церковью в годы войны, создавала предпосылки для интеграции православия в советскую идентичность. Однако в советский период эта возможность не реализовалась, сохраняясь в идеологической тени советского режима, на периферии коммуникативной памяти военного поколения.

7 Шлихта Н.В. Указ. соч. С. 91.

8 Прошлое для настоящего: История-память и нарративы национальной идентичности: коллективная монография / Под общ. ред. Л.П. Репиной. М.: Аквилон, 2020. С. 14.

Идентичность, соединяющая в непротиворечивый комплекс православие и позитивную оценку советского проекта, начала формироваться уже после крушения СССР, отсылая к образам и памяти военного времени. Важной предпосылкой стало постепенное выдвижение в постсоветский период памяти о войне в центр российской национальной идентичности, на место пустоты, оставшейся после краха коммунистической идеологии. Институционализация памяти о войне сделала ее общенациональным ритуалом, выведя за рамки семейной и личной. Это движение резонировало с усилением в 2000-е гг. консервативных общественных настроений и массовой ностальгией по советскому, преимущественно в варианте брежневского «золотого века».

Русская православная церковь, являясь крупнейшим религиозным актором политики памяти, не могла, разумеется, остаться в стороне от символического утверждения Великой Отечественной войны в центре национальной идентичности. Можно выделить три нарратива о войне, которые доминируют в дискурсе представителей церкви: война как столкновение добра и зла (выведение памяти из исторического контекста и помещение ее в метафизическое измерение); война как наказание за грехи (испытание веры и последующее очищение); война как проявление Божественного чуда9. При этом обращение церкви к памяти о войне не означало однозначного оправдания советского строя. Доминирующее в современной Русской православной церкви отношение к мемориализации советского периода определяется памятью о новомучениках, которая препятствует реабилитации советского строя.

Не приходится сомневаться в оживлении веры в годы войны и связи православия и советского патриотизма. Об этом свидетельствуют и данные о количестве богослужений, и личные биографии многих священников, которые были тесно переплетены с войной, включая будущего патриарха Пимена, и многое другое. Однако соединение православного и советского в непротиворечивый синтез требует совсем другого уровня рефлексии.

Как попытки совместить православную и советскую идентичности можно рассматривать конструирование особого типа памяти о Великой Отечественной войне, связанного с влиянием чудес на

9 Аникин Д.А. Память о Великой Отечественной войне как символический ресурс: особенности функционирования в религиозном сообществе // Studia Humanitatis. 2020. № 1. URL: https://st-hum.ru/content/anikin-da-pamyat-o-velikoy-otechestvennoy-voyne-kak-simvolicheskiy-resurs-osobennosti

ключевые события войны и намеками на крипторелигиозность советских руководителей. Наиболее известным примером такого типа памяти являются предания, отраженные в многочисленных православных сборниках, о важной роли Казанской и Тихвинской икон Божией Матери в спасении Ленинграда, Москвы и Сталинграда. Источником этих преданий, по всей видимости, выступают самиздатовские тексты, распространявшиеся еще в 1980-е гг., до официального изменения отношений власти и Русской православной церкви. В начале 1990-х гг. они были первый раз изданы как часть сборника «Россия перед вторым пришествием» за авторством протоиерея Василия Швеца10. Центральной частью предания выступает рассказ о примирении Сталина с церковью и спасении Ленинграда под влиянием встречи с митрополитом Гор Ливанских Илией (Кара-мой). Илия передает Сталину послание Богородицы о необходимости для спасения от немецкого нашествия открыть церкви и выпустить из тюрем священников, а также организовать крестный ход вокруг осажденного Ленинграда.

С одной стороны, рассказы о заступничестве Богородицы продолжают православную традицию преданий о роли чудотворных икон в избавлении от иностранных нашествий от Тамерлана до Наполеона. С другой — содержат оправдание советского государства, которое посредством явления чуда преображается в момент наивысшей опасности, что отсылает к традиции преображения богоборческого государства в эпоху поздней Римской империи при императоре Константине.

Сюжет этот получил большое распространение в православной среде, был много раз пересказан в православных СМИ и со временем стал обрастать новыми подробностями и свидетельствами. Развитием предания стала легенда о «воздушном крестном ходе» — облете Москвы 8 декабря 1941 г. самолетом с Тихвинской иконой Божией Матери, рассказанная православным писателем Николаем Блохиным в повести, посвященной обороне Москвы11. Легенда содержит множество исторически недостоверных деталей. В частности, известно, что Тихвинская икона в декабре 1941 г. находилась на оккупированной немцами территории Тихвина, а не в Москве. Популяризация легенды о «воздушном крестном ходе» в православной среде вызвала ряд критических отзывов среди православных

10 Россия перед вторым пришествием / Сост. С. Фомин. 2-е изд., испр. и доп. М.: Адрес-Пресс, 2001.

11 Блохин Н. Рубеж // Проза.ру. 2006. URL: https://proza.ru/2006/01/01-102

публицистов, оценивающих ее как недостоверную и намекающую на криптоправославие Сталина12.

Развитие сюжета о тайном православии Сталина содержится и в первой версии жития Матроны Московской, составленного З.В. Ждановой. В том числе — нашумевший рассказ о встрече святой и Сталина в октябре 1941 г., в ходе которой она предсказывает, что Москва устоит, если Сталин не покинет город. Там же содержится и многозначительный намек о том, что Сталин — заложник своего окружения. Эти сюжеты позже были подвергнуты критике комиссией по канонизации и убраны в канонической версии жития, что, однако, не отменяет причин их появления и популярности среди православных сообществ, а также феномена православного сталинизма.

Схожим примером поиска православной идентичности у советских руководителей можно считать биографию маршала Г.К. Жукова, подготовленную его дочерью М.Г. Жуковой, — «Маршал Жуков. Сокровенная часть души»13. Биография полководца, ставшего уже в брежневскую эпоху символическим конкурентом Сталина, олицетворяющим победу советского народа в войне, конструируется с опорой на семейную память и трудно верифицируемые свидетельства. Жуков возит с собой по фронтам Казанскую икону, спасает от фашистов и передает в Киев Гербовецкую икону Божией Матери, восстанавливает православный храм в Германии, организует поминовение павших воинов и совершает другие поступки, свидетельствующие о нем как о тайно сочувствующем православию.

Отдельные эпизоды, связанные с религиозностью ряда наиболее выдающихся советских маршалов периода войны, приводятся в статье К.И. Цеханской14. Автор статьи считает приведенные примеры проявлением массовой русско-советской идентичности, русская часть которой, неразрывно связанная с православием, сохранялась

12 Савченко Н. Был ли облет Москвы с Тихвинской иконой 8 декабря 1941 года? // Легитимист. 2013. 24 октября. иИЬ: https://legitimist.ru/sight/history/2013/ byil-li-oblet-moskvyi-s-tixvinskoj.html; Каверин Н. Православная мифология конца ХХ века // Благодатный огонь. 2005. № 13. иЯЬ: http://www.blagogon.ru/articles/183

13 Жукова М.Г. Маршал Жуков. Сокровенная часть души. М.: Издание Сретенского монастыря, 1999.

14 Цеханская К.В. Феномен религиозности русских в годы Великой Отечественной войны // Великая Отечественная война и мировое социально-экономическое, политическое и культурное пространство: Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 70-летию Победы в Великой Отечественной войне / Отв. ред. П.Н. Волков. Чебоксары: Чувашский государственный педагогический университета имени И.Я. Яковлева, 2015. С. 228-258.

в скрытом и бессознательном виде в годы религиозных гонений, а во время войны получила возможность открыто заявить о себе.

В частности, утверждается об организации А.М. Василевским так называемого кенигсбергского молебна Казанской иконе Божией Матери, способствовавшего падению немецкой обороны. Приводятся примеры ношения образов святых (Б.М. Шапошников), участия в богослужениях в осажденном Ленинграде (Л.А. Говоров), изготовления колокола в дар православной церкви (Ф.М. Толбухин) и некоторые другие. Источником являются ссылки на устные свидетельства очевидцев, приводимые в публикациях ряда православных СМИ. Несмотря на часто критикуемый в православной среде характер этих свидетельств как «благочестивых мифов», возможность таких фактов существует. Все перечисленные военачальники — бывшие офицеры царской армии, а Л.А. Говоров являлся бывшим офицером армии Колчака, чье профессиональное и личностное становление в определенной степени связано со старым режимом. К этому можно добавить, что отец А.М. Василевского и брат Ф.М. Толбухина были священниками. Открытая демонстрация своей православной идентичности, до этого скрываемой, становится возможной для них в результате изменения государственной политики в отношении церкви.

Другой вопрос заключается в том, что православие так и не становится допустимой и одобряемой частью советской идентичности, и свидетельства, сохраняющиеся в устной памяти, актуализируются только в 1990-е гг., в совершенно ином социально-политическом контексте — уже как элемент конструирования памяти. В конструировании подобного рода памяти сообществом верующих можно усмотреть конкуренцию за символические ресурсы через встраивание памяти о войне в православную идентичность. Однако, по нашему мнению, речь идет о более спонтанном и массовом процессе. Обрядовая православная идентичность, которая фиксируется все послевоенные годы, синкретическая вера, сочетающаяся с советской идентичностью, в 1990-е гг. преобразовалась через новые мифы о войне в вариант неосоветской идентичности. Православный ренессанс после снятия политических ограничений, когда необходимость в мимикрии отпадает, распространился среди сочувствующих православию советских людей. Одна из используемых в процессе конструирования «советско-православной» идентичности дискурсивных стратегий заключается в реинтерпретации советского периода через демонстрацию того,

что атеистическая часть его идеологии была поверхностной и всегда сохранялась связь с глубоко спрятанной православной традицией. Эта стратегия применима к реинтерпретации любых насильственных модернизаций и разрывов традиции, в том числе к петровским преобразованиям.

В итоге можно говорить о нескольких вариантах совмещения православной и советской идентичностей. В послевоенный период доминирующей мотивацией верующих, принимающих советскую идентичность, является политическая лояльность государству. Наряду с этим среди лояльных советских граждан сохраняется массовая обрядовая религиозность, свидетельствующая о синкретизме народной веры. Потенциальная возможность соединения советской и православной идентичностей через память о Великой Отечественной войне зарождается в позднесоветское время, но актуализируется уже после распада СССР как реакция на крах государственности и сопутствующий ему кризис идентичности. В ее основе — принятие советского строя через конструирование нарратива о криптоправо-славии советских руководителей.

ЛИТЕРАТУРА

Аникин Д.А. Память о Великой Отечественной войне как символический ресурс: особенности функционирования в религиозном сообществе // Studia Humanitatis. 2020. № 1. иЯЬ: https://st-hum.ru/content/anikin-da-pamyat-o-velikoy-otechestvennoy-voyne-kak-simvolicheskiy-resurs-osobennosti

Апанасенок А.В., Пудякова И.С. Функционирование традиционной православной культуры в СССР 1940-1980-х годов как историографическая проблема: ключевые вопросы и возможные пути их решения // Известия Юго-Западного государственного университета. Серия: История и право. 2021. Т. 11. № 3. С. 189-200.

Ассманн Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры,

2004.

Блохин Н. Рубеж // Проза.ру. 2006. №Ь: https://proza.ru/2006/01/01-102

Джентиле Э. Политические религии. Между демократией и тоталитаризмом. СПб.: Владимир Даль, 2021.

Жукова М.Г. Маршал Жуков. Сокровенная часть души. М.: Издание Сретенского монастыря, 1999.

Каверин Н. Православная мифология конца ХХ века // Благодатный огонь.

2005. № 13. ШЬ: http://www.blagogon.ru/articles/183

Малинова О.Ю. Исследование политики и дискурс об идентичности // Политическая наука. 2005. № 3. С. 8-20.

Прошлое для настоящего: История-память и нарративы национальной идентичности: коллективная монография / Под общ. ред. Л.П. Репиной. М.: Аквилон, 2020.

Россия перед вторым пришествием / Сост. С. Фомин. 2-е изд., испр. и доп. М.: Адрес-Пресс, 2001.

Савченко Н. Был ли облет Москвы с Тихвинской иконой 8 декабря 1941 года? // Легитимист. 2013. 24 октября. URL: https://legitimist.ru/sight/history/2013/byil-li-oblet-moskvyi-s-tixvinskoj .html

Смолкин В. Свято место пусто не бывает: история советского атеизма. М.: Новое литературное обозрение, 2021.

Цеханская К.В. Феномен религиозности русских в годы Великой Отечественной войны // Великая Отечественная война и мировое социально-экономическое, политическое и культурное пространство: Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 70-летию Победы в Великой Отечественной войне / Отв. ред. П.Н. Волков. Чебоксары: Чувашский государственный педагогический университета имени И.Я. Яковлева, 2015. С. 228-258.

Шлихта Н.В. «Православный» и «советский»: к вопросу об идентичности верующих советских граждан (1940-е — начало 1970-х гг.) // Антропологический форум. 2014. № 23. С. 82-107.

REFERENCES

Anikin, D. A. "Pamiat' o Velikoi Otechestvennoi voine kak simvolicheskii resurs: osobennosti funktsionirovaniia v religioznom soobshchestve," Studia Humanitatis, No. 1, 2020, URL: https://st-hum.ru/content/anikin-da-pamyat-o-velikoy-otechestvennoy-voyne-kak-simvolicheskiy-resurs-osobennosti

Apanasenok, A. V., and Pudiakova, I. S. "Funktsionirovanie traditsionnoi pravoslavnoi kul'tury v SSSR 1940-1980-kh godov kak istoriograficheskaia problema: kliuchevye voprosy i vozmozhnye puti ikh resheniia," Izvestiia Iugo-Zapadnogo gosudarstvennogo universiteta. Seriia: Istoriia i pravo, Vol. 11, No. 3, 2021, pp. 189-200.

Assmann, J. Kul'turnaia pamiat'. Pis'mo, pamiat' o proshlom i politicheskaia identichnost' v vysokikh kul'turakh drevnosti. Moscow: Iazyki slavianskoi kul'tury, 2004.

Blokhin, N. "Rubezh," Proza.ru, 2006, URL: https://proza.ru/2006/01/01-102

Fomin, S. (ed.) Rossiiaperedvtorymprishestviem. 2nd ed. Moscow: Adres-Press,

2001.

Gentile, E. Politicheskie religii. Mezhdu demokratiei i totalitarizmom. St. Petersburg: Vladimir Dal', 2021.

Kaverin, N. "Pravoslavnaia mifologiia kontsa 20 veka," Blagodatnyi ogon', No. 13, 2005, URL: http://www.blagogon.ru/articles/183

Malinova, O. Iu. "Issledovanie politiki i diskurs ob identichnosti," Politicheskaia nauka, No. 3, 2005, pp. 8-20.

Repina, L. P. (ed.) Proshloe dlia nastoiashchego: Istoriia-pamiat' i narrativy natsional'noi identichnosti: kollektivnaia monografiia. Moscow: Akvilon, 2020.

Savchenko, N. "Byl li oblet Moskvy s Tikhvinskoi ikonoi 8 dekabria 1941 goda?" Legitimist, 24 October, 2013, URL: https://legitimist.ru/sight/history/2013/byil-li-oblet-moskvyi-s-tixvinskoj .html

Shlikhta, N. V. " 'Pravoslavnyi' i 'sovetskii': k voprosu ob identichnosti veruiushchikh sovetskikh grazhdan (1940-e — nachalo 1970-kh godov)," Antropologicheskii forum, No. 23, 2014, pp. 82-107.

Smolkin, V. Sviato mesto pusto ne byvaet: istoriia sovetskogo ateizma. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2021.

Tsekhanskaia, K. V. "Fenomen religioznosti russkikh v gody Velikoi Otechestvennoi voiny," Velikaia Otechestvennaia voina i mirovoe sotsial'no-ekonomicheskoe, politicheskoe i kul 'turnoeprostranstvo: Materialy Vserossiiskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii, posviashchennoi 70-letiiu Pobedy v Velikoi Otechestvennoi voine, ed. P. N. Volkov. Cheboksary: Chuvashskii gosudarstvennyi pedagogicheskii universiteta imeni I.Ia. Iakovleva, 2015, pp. 228-258.

Zhukova, M. G. Marshal Zhukov. Sokrovennaia chast' dushi. Moscow: Izdanie Sretenskogo monastyria, 1999.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.