CC BY
31
Д.А. Баженов. Политическая коммуникация против инструментальной рациональности: альтернатива или ещё один тупик? С. 51-54.
IV
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОММУНИКАЦИЯ: ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ
АСПЕКТЫ
УДК 303.01
Д.А. Баженов ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОММУНИКАЦИЯ ПРОТИВ ИНСТРУМЕНТАЛЬНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ: АЛЬТЕРНАТИВА ИЛИ ЕЩЕ ОДИН ТУПИК?
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Н И. ЛОБАЧЕВСКОГО
Политическая коммуникация и инструментальная рациональность анализируются в контексте неомарксистских и постструктуралистских концепций. Инструментальная рациональность - тип мышления, ставший базовым для современной цивилизации — в социальном плане привела к феномену «бессмысленности смысла», когда любое действие, явление или предмет теряет самоценность и может рассматриваться лишь в контексте какой-либо внешней цели. Вместе с тем техника, как и сама рациональность, не однобока и сугубо инструментальна, в связи с чем актуализируется конкретный механизм её использования, а именно: соотнесения целей, средств, норм, ресурсов, акторов, что выражает понятие коммуникативности. Пространство административного господства и контроля замещается коммуникативными практиками, дискурсами (коммуникативная рациональность и координи-рующе-нормативный контроль над технической системой).
Ключевые слова: политическая коммуникация, коммуникативность, инструментальная рациональность, технократический этос, неомарксизм, постструктурализм, франкфуртская школа, делиберативная демократия.
Современную общественную систему обозначают различным образом в зависимости от концептуальных ориентиров. Интернационализированная по обе стороны океана французская традиция, идущая от структурализма, характеризует социум по культурной характеристике эпохи - как постмодернистское общество. Альтернатива - интернационализированная немецкая мысль, не забывающая свою классику в лице К. Маркса и М. Вебера, называет современные общества позднекапиталистическими. Центральная маркировка такого состояния общества - это инструментальная рациональность как главная социетальная характеристика. Его прообразом выступает общество организованного капитализма, складывающегося на западе в ходе преодоления «Великой депрессии»; уход от «государства - ночного сторожа» к его функциональному срастанию с квазимонополистическим капитализмом [1, с. 483]. Глубокой пропасти как таковой между двумя пластами нет, работа современного американского неомарксиста Ф. Джемейсона так и называется:«Постмодернизм как культурная логика позднего капитализма» [2]. Вместе с тем часто признается и вошло в обиход, что французская континентальная мысль имеет более литературно-критический или эстетический характер, тогда как немецкая - социологический. Оба пласта мысли могут рассуждать об одной предметности, но использовать разный понятийно-категориальный аппарат, восходящий к своей традиции и приводящий к аналогичным результатам, как, к примеру, в работах М. Фуко [3]. В. Фурс отмечает, что критические теоретики даже использовали идеи
Вестник НГТУ им. Р.Е. Алексеева. «Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии».
постструктуралиста в момент образовывающегося вакуума в 1970-х, а затем, последователи как М. Фуко, так и франкфуртских мыслителей именовали себя критическими теоретиками, независимо от методологической родословной [4]. Так или иначе, ключевой темой и Фуко, и франкфуртцев была прогрессирующая субстанциональность господства: дисциплинирующие практики или инструментальный Разум - инструментальная рациональность. Как бы ни характеризовали теоретическое ядро первого поколения критических теоретиков, осмелюсь утверждать, что ключевое связующее звено - это тема инструментальной (технической) рациональности, из которой уже и вытекают концепции реификации господства, давления принципа реальности, десублимации, одномерности и т.д. Критику инструментальной рациональности в комплексе всех общественных и онтологических отношений следует считать основной линией исследований первого поколения франкфуртцев.
Инструментальные рациональность и Разум - это тип мышления, ставший базовым для западной, а, значит, и современной цивилизации, постепенно вытеснивший все остальные. Идеалистический аналог и дополняющий процесс развития принципа стоимости, поглотившего социальное из материальной сферы. В функциональном плане такое мышление сводится к «техническому суммированию фактических данных», «единственным критерием для него стала его операциональная ценность и его роль в господстве над людьми и природой», «кажется, что само мышление оказалось низведенным до уровня промышленного процесса и подчиненным строгому графику - словом, стало частью производства» [5, с. 28]. В социальном плане данная рациональность привела к феномену «бессмысленности смысла», когда любое действие, явление или предмет теряет самоценность и может рассматриваться лишь в контексте какой-либо внешней цели: «теперь любое занятие, преследующее какую-либо цель, называется продуктивным только в том случае, если в итоге оно сулит прибыль» [5, с. 50]. Альтернатива инструментальной рациональности не просматривалась, поэтому и бытовало пророчество Т. Адорно о постепенной деградации человеческого вида к «пресмыкающемуся», лишь реагирующему на функциональные стимулы, императивы системы капиталистической репродукции. Однако прогноз не сбылся. Техника, как и сама рациональность, не однобока и сугубо инструментальна, как утверждал Г. Маркузе: её имманентный телос не направлен только против антропологического субстрата [6, с. 168]. Важен конкретный механизм её использования, а именно: соотнесения целей, средств, норм, ресурсов, акторов, что выражает понятие коммуникативности. Здесь корни второго поколения критических теоретиков, так или иначе инкорпорировавших философию языка, проблематику коммуникативности (Ю. Хабермас, К.-О.Апель, А. Веллмер и другие). Такой тренд нельзя объяснить только прогрессом исследований языка, его направляет объективный процесс нараставшей и продолжающейся информационно-коммуникативной революции, в корне менявшей ракурс проблемы техники и инструментальной рациональности. Ю. Хабермас заметил эту социальную логику ещё до происходящих в конце ХХ веке событий. Его работа об общественности хоть и представляет собой «нейтральную», историческую реконструкцию категории, в свете позднейшего творчества она есть не что иное как исследование генезиса коммуникативности на общественно-политическом поле, где пространство административного господства и контроля с их внутренним телосом (инструментальная рациональность и техническая система) замещается коммуникативными практиками, дискурсами (коммуникативная рациональность и координирующе-нормативный контроль над технической системой) [7]. Данные процессы и сводятся к феномену политической коммуникации. Можно провести параллель с современной системой политического управления, которая должна функционировать по следующему идеальному типу. Она представляет собой двойную структуру. В основе - административно-технический персонал, это и есть государственные и муниципальные служащие, которые осуществляют и проводят политическое управление: основа технократического этоса и идеологии. Однако, существует и второй уровень - политико-идеологический, нормативный, координирующий и целезадающий - избираемая и контролируемая гражданами политическая элита. Совсем другой вопрос, что в стране эти два уровня либо срослись, либо админи-
Д.А. Баженов. Политическая коммуникация против инструментальной рациональности: альтернатива или ещё один тупик? С. 51-54.
стративно-техническая часть («административный ресурс») подчинил и господствует над це-лезадающей, нормативной. Так или иначе, данная система - вариант попытки реализации коммуникативной рациональности, системы делиберативной демократии, являющейся главной темой размышления зарубежных политических философов, в том числе критического направления (Ю. Хабермас, С.Бенхабиб, Р. Форст). Граждане вовлекаются в обсуждение, формируя общественную волю, которая выражается в разработке политических решений в процессе дискуссии. Общество само становится автором законов, которым оно подчиняется. Так обеспечивается подлинное равенство граждан, в полной мере обеспечивается «политика руками народа в интересах народа». Закон должен быть одобрен всеми гражданами (исходя из принципа равенства), то есть должно быть достигнуто согласие, которое, в свою очередь, должно быть рационально обоснованным консенсусом, а не результатом принуждения или манипуляций [8, с. 120-121]. «Эти бессубъектные коммуникации внутри и вне запрограммированных на принятие решений политических объединений образуют арену, где может происходить более или менее рациональное формирование общественного мнения и политической воли по поводу значимых для всего общества тем и нуждающихся в регулировании дел. Неофициальное формирование общественного мнения выливается в институциализирован-ные в виде выборов решения и в законодательные постановления, за счет которых коммуникативно созданная власть трансформируется во власть, административно применяемую» [9, с. 396]. В корне верны и гносеологические предпосылки делиберации - ни один человек или группа не может «предвидеть все разнообразие точек зрения по вопросам этики и политики, которые будут восприниматься разными людьми», ни один человек или группа не может обладать всей полнотой информации, необходимой для того, чтобы сделать наиболее удачный рациональный выбор [10, с. 71].
Нереализуемость на данный момент такой демократической системы и освобождающей силы политической коммуникации отчасти коренится не только в реальных условиях, но и в понятийной ошибке совершенной Ю. Хабермасом в его преувеличении роли языка, коммуникативного действия взамен современной роли труда и стратегического действия, что часто именуется у его критиков и комментаторов как «утопия чистого дискурса», например, у отечественного философа Ю. Давыдова или его западного коллеги Т. Рокмора [11,12]. Ситуация равноправного, равноценного диалога с полным выявлением смыслового ресурса и координирующего цели плана действий при текущем общественно-историческом уровне невозможна. Слишком сильна сама же описанная Ю. Хабермасом ситуация «систематического искажения коммуникации». Императивы крупных корпораций и высших эшелонов политической элиты просто недостижимы для обсуждения и нормативного контроля со стороны граждан демократических государств. Превозносимая философами-коммуникативистами общественность сама находится под контролем, в большей или меньшей степени, партику-ляристов. Следовательно, философия языка в виде дискурсивной этики зашла в тупик. Данный пробел на понятийном уровне решил восполнить нынешний лидер Франкфуртской школы, ученик Ю. Хабермаса - А. Хоннет. Совсем иначе выстроивший коммуникативный поворот в русле не языкового взаимодействия, а через теорию признания (recognition): условием-предпосылкой коммуникации является признание субъектов друг другом, «социальная интеграция представляет собой процесс, который принимает форму борьбы среди социальных акторов за признание их самобытности (идентичности), пока все группы и индивиды не будут обладать равными шансами на участие в организации их совместной жизни» [13]. Уже через этот момент взаимодействия осуществляются априорно процессы, по ошибке перенесенные на языковой и постязыковой этап Ю. Хабермасом. Признание субъектов друг другом осуществляется на институциональном уровне, то есть социетально, ещё до вступления в акт коммуникации, уже задается горизонт возможных взаимодействий [13, с. 293]. Тем самым включение и исключение (пренебрежение, disrespect) индивидов на различных уровнях институтов, где и осуществляются коммуникативные действия, задают актуальный фон политического процесса. Тем самым снимается логический порочный круг первичности действия.
Вестник НГТУ им. Р.Е. Алексеева. «Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии».
Утопический (Хабермас), коммуникативное действие (нормативное, координирующее) S> R инструментальное (целерациональное, административно-техническое). Или реалистический (Хоркхаймер и Адорно), инструментальное действие (целерациональное, административно-техническое) S > R коммуникативное (нормативное, координирующее). По законам диалектического мышление выход находят в чем-то третьем, в иной плоскости. Таким образом, переход в понятийном плане от лингвистического варианта коммуникативного поворота к теории признания соответствует в пространстве политического процесса от актуализации политической коммуникации к борьбе социальных групп за иерархию, к новым социальным движениям [14, с. 93,99]. При этом следует заметить, что некоммуникативные, квазимарксистские критические теории себя не исчерпали. Полное право на существования имеют положения, что именно изменения в структурах базиса, в первую очередь, смена технологических витков, играют определяющую роль в формировании политико-идеологической структуры. Вектор развития на био/нано технологии вместе с внедрением локальных, полностью автоматизированных производственных систем, например, 3D-принтеров ведет не только к окончательному размыванию рабочего класса, но и к росту индивидуальной автаркии и социальной атомизации, подрыву патерналистских, религиозных и традиционных ценностей. Если теории делиберативной демократии акцентируют беспартийное существование, то с таким трендом следует уже говорить об углублении этого признака, способном принимать различные формы - децентрализации, безгосударственности, прямой демократии в виде всеобъемлющих электронных процедурных и автоматизированных административно-технических систем, и другие.
Библиографический список
1. MandelE. Late Capitalism / E. Mandel. - Lowe & Brydone Printers Limited, 1976. P. 483.
2. Jameson F. Postmodernism, or, The Cultural Logic of Late Capitalism/ F. Jameson. - Duke University Press. Place of Publication: Durham, NC, 1991.
3. McCarthy T. The Critique of Impure Reason: Foucault and the Frankfurt School // Political Theory. 1990.Vol. 18, N 3.Publishedby: Sage Publications, Inc. Pp. 437-469.
4. Фурс, В. Полемика Хабермаса и Фуко и идея критической социальной теории [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/logos/number/2002_02/08.htm (Дата обращения 05.01.2016).
5. Хоркхаймер, М. Затмение разума. К критике инструментального разума [Текст] / М. Хоркхаймер. - М.: Канон+, РООИ «Реабилитация», 2011.
6. Marcuse, Н. Negations: Essays in Critical Theory. First published by Allen Lane, Penguin Press, 1968. P. 168.
7. Habermas, J. The Structural Transformation of the Public Sphere. An Inquiry into a Category of Bourgeois Society / J. Habermas. First MIT Press paperback edition, 1991.
8. Habermas, J. Between Facts and Norms. Contributions to a Discourse Theory of Law and Democracy/ J. Habermas. - Second printing, Massachusetts Institute of Technology, 1996. Pp. 120-121.
9. Хабермас, Ю. Вовлечение Другого. Очерки политической теории [Текст] / Ю. Хабермас. - М.: Издательство «Наука», 2001.
10. Benhabib S. Toward a Deliberative Model of Democratic Legitimacy, in Seyla Benhabib (ed.),Democracy and Difference, Princeton, 1996.
11. Давыдов, Ю. История теоретической социологии. В 4-хт. Т. 4 [Текст] / Ю. Давыдов. М.: Изд-во Канон+, ОИ «Реабилитация», 2002.
12. Рокмор, Т. К критике этики дискурса [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://sbiblio.com/biblio/archive/rokmor_kkritikeetiki/ (Дата обращения 05.01.2016).
13. Honneth A. The Critique of Power. Reflective Stages in a Critical Social Theory. First MIT Press paperback edition, 1993.
14. Deranty Jean-Philippe and Renault Emmanuel. Politicizing Honneth's ethics of recognition. Thesis Eleven, Number 88, February 2007: 92-111 SAGE Publications, 2007.
