CC BY
35
Политическая экономия: панегирик вместо эпитафии?
Размышления над книгой «Судьба политической экономии и ее советского классика»1
Д. А. ФОМИН,
кандидат экономических наук, Институт экономики и организации промышленного производства СО РАН, Новосибирск
Рецензируемая книга - больше чем книга. Предмет ее повествования не удерживается в узких рамках, очерченных заглавием. Эта книга представляет собой скорее суждения достаточно известных и уважаемых людей через призму политической экономии об экономической науке, среде ее формирования, судьбе социализма и страны. Жизнь Н. А. Цаголова - не более чем центральный стержень повествования, на который авторы нанизывают свои экономические очерки.
Книга очень искренняя. Написанная завлекающе-легким литературным языком, она сообщает читателям массу подробностей экономической научной жизни. Многие из них не слишком лицеприятны для героя книги и самих авторов. Внимательный читатель без труда найдет эти моменты, и никто и ничто не ограничивает его попытки самостоятельно их объяснить.
Хотелось бы быть правильно понятым. Не слишком романтическое восприятие личности Н. А. Цаголова и малолестные характеристики экономической науки, приведенные
1 Дзарасов С., Меньшиков С., Попов Г. Судьба политической экономии и ее советского классика. - М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. - 454 с.
© ЭКО 2006 г.
166 ЭКО
Ьь ЕЬ ёМ
в рецензии, не должны заслонить главное - высокое качество рассматриваемой книги. Ведь написанное не является рецензией в общепринятом смысле этого слова - это во многом попытка альтернативного видения событий и фактов, изложенных в книге. Речь идет не столько о книге, ее положительных моментах и недостатках, сколько о взгляде автора данных размышлений на предмет повествования. Возможность различного рода интерпретаций свидетельствует о несомненной научной и публицистической ценности книги, показывает многоплановость работы, глубину и сложность затронутых проблем.
Появление книги глубоко закономерно. Современная экономическая наука в большинстве своем представлена людьми, начинавшими свою карьеру в эпоху развитого социализма, когда от экономистов, по крайней мере формально, требовалось доказывать эффективность советской плановой экономики и критиковать капиталистический способ производства. Сейчас наступили другие времена, времена восхваления рынка, капитализма и демократии. Но люди остались, теперь экономисты служат капитализму. Этот переход должен быть объяснен. Или, что еще лучше, оправдан. Нужны доказательства того, что ученые действовали так, как действовали, не в силу собственных научных убеждений или шкурных соображений, а их побуждала некая демоническая сила, которой невозможно было противостоять. И в этой связи рецензируемая книга в определенном смысле является попыткой создать нравственный базис, который бы определял взгляд современных экономистов на ситуацию прошлого.
Работа представляет собой взаимопроникающий синтез нескольких параллельных сюжетов, раскрученных от частного к общему. От биографии главного героя следует плавный переход к этапам развития экономической науки. Экономическая наука представлена на широком историческом фоне появления социализма. Социализм рассмотрен как результат действия объективных экономических и социальных процессов. Логично, вслед за авторами, при рецензировании работы придерживаться выбранной сюжетной линии.
Цаголовы: цепь компромиссов
Задача книги, как написано в ее заглавии, заключалась в том, чтобы создать «...концептуальную биографию. Она должна объяснить экзистенциальный выбор, сделанный им (Н. А. Цаголовым. - Прим. ред.) в контексте своего времени. В судьбе, жизни и творчестве Н. А. Цаголова колоритно отражаются основные черты и противоречия, достоинства и пороки, надежды и провалы уходящей эпохи» (с. 11). Нужно сказать, что задача создания концептуальной биографии авторами решена весьма успешно. Описание научного наследия Н. А. Цаголова начинается с того, что один из авторов (С. С. Дзарасов) показывает социальную среду, в которой формировался будущий классик советской политэкономии, и время, насыщенное бурными политическими процессами. Тщательное рассмотрение биографии деда и отца оказалось весьма продуктивным с точки зрения определения мировоззренческих позиций самого Николая Александровича Цаголова.
Исследование рода Цаголовых начинается с середины XIX века. Здесь читатели впервые сталкиваются с Харитоном Цаголовым, дедом главного героя книги. Политика колонизации Кавказа состояла в переселении кочевых народов с гор на равнину и в христианизации населения, исповедующего магометанство. По распоряжению царского наместника графа Воронцова в 1852 г. 645 осетинам мужского пола, принявшим христианство, выходцам из Дигорского ущелья, было выделено 4870 десятин на плодородном черноземе. Другим 619 осетинам, оставшимся верным исламу, было выделено 3764 десятин земли в менее плодородной и болотистой местности. Место поселения первых получило название Вольно-Христиановское, вторых - Вольно-Магометановское (с. 24). Нетрудно рассчитать, что на одну душу мужского населения, принявшего христианство, приходилось в среднем 7,45 десятин плодородной черноземной земли, а сохранившего религию -6,08 десятин болотистой земли. Цаголовский род, как отмечает С. С. Дзарасов, шел в авангарде втягивания кавказских народов в орбиту общероссийского экономического и культурного пространства (с. 32). Поэтому очевидно, что малая родина будущего политэконома Н. А. Цаголова - село Вольно-Христиановское.
Позднее из села Христиановское выйдет целый ряд известных деятелей - юристов, журналистов, экономистов, историков, врачей, инженеров. Только в МГУ будут работать четыре профессора, уроженца этого села (с. 25). Авторы
обращают внимание, что все известные горцы Дигорского горного ущелья - именно из Христиановского. А жители Магометановского, имевшие с ними общие исторические корни и родственные связи, заметного следа в истории не оставили. Авторы объясняют этот феномен теорией пассио-нарности Л. Н. Гумилева. Согласно их объяснению, принявшие христианство горцы - это в высшей степени пассионарии, идущие в ногу со временем и успешно выживающие в быстроменяющемся мире. На мой взгляд, возможны и другие объяснения, тем более что по теории Гумилева пассионарии - это люди, которые ценят свои взгляды и убеждения превыше всего, выше даже собственной жизни2.
Революция по причине, на которой мы остановимся позже, закрепила позиции лояльной к власти части горцев.
Как бы там ни было, но дед Цаголова совершил первый серьезный поступок, решительно порвав связь с прошлым. Но еще большие изменения связаны были с отцом Н. А. Ца-голова, Александром. Свою карьеру он начал как священник и учитель церковно-приходской школы. Революцию, в отличие от простых крестьян-осетин, он не принял и бежал от народного гнева в г. Алагир (с. 35). Будучи, вне всякого сомнения, человеком умным и дальновидным, он остро почувствовал неизбежное поражение царской власти. Поэтому в 1909 г. он подает прошение об увольнении с церковной службы, снимает рясу и переезжает с семьей в столицу Осетии - г. Владикавказ.
В 1910 г. 41-летний отец большого семейства подает заявление с просьбой о приеме на юридический факультет Московского университета экстерном. Это заявление удовлетворяют, и уже в 1912 г. он становится дипломированным юристом (с. 39). В этой истории много неясного, но очевидно одно: без протекции и помощи властей превращение священника в юриста было бы невозможным.
Во Владикавказе дела нового юриста идут блестяще, семья живет в полном достатке. Революция и гражданская война расшатывают материальное положение семьи, а увлечение революционной борьбой приводит к гибели стар-
2 Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. М.: Институт ДИ-ДИК, 1997. С. 78-83.
шего брата Николая - Георгия. В 30-е годы отец с младшими детьми перебирается в Москву и до конца жизни (до 1941 г.) работает юристом. Об этом периоде жизни А. Х. Ца-голова авторы, к сожалению, ничего не рассказывают.
Н. А. Цаголов усвоил урок отца и деда и преуспел в романе с властью значительно больше. Жизненный успех заведующего кафедрой политэкономии Московского государственного университете несомненен. Кавалер орденов Ленина, Октябрьской Революции, Красного Знамени (с. 391). Постоянно переезжает из одной шикарной квартиры в другую. Что еще? Авторы не скупятся на подробности. «Особое умение пользоваться всеми материальными и духовными благами жизни. Он был гурманом, любившим вкусно поесть, пить самые выдержанные коньяки и ароматные вина, слушать классическую музыку, посещать лучшие постановки московских театров, путешествовать, ездить всегда в курьерских вагонах, отдыхать в лучших санаториях Кисловодска и Сочи, останавливаться в лучших номерах первоклассных гостиниц» (с. 174).
Видимо, посчитав сказанного недостаточным для характеристики своего героя, авторы продолжают: «В 1946 г. в Москве было всего 200 частных автомобилей, один из которых, трофейный "Опель" принадлежал Цаголову. Он шил свои костюмы у самых признанных мастеров, которые ценили его вкус и всегда считались с его требованиями» (с. 174). Ну и конечно «Николай Александрович был большим жизнелюбом и любимцем женщин, которые всегда тянулись за ним нескончаемым шлейфом» (с. 235).
Но что же двигало всеми Цаголовыми. Прямого ответа в книге, конечно же, нет, но на с. 35 об Александре Цаголове сказано следующее: «Видно, что глава семьи высоко ценит свою семью, гордится ей. Такой не оставит свое чадо без забот и хорошего образования. Его жизнь действительно была посвящена благополучию и преуспеванию своих потомков и тогда, когда он был учителем и священником, и тогда, когда сбросил рясу и стал адвокатом». Эту характеристику, вне всякого сомнения, можно распространить и на его сына - Николая. Но если материальное благополучие -
это цель жизни, то что же тогда традиция предков, вековая религия, идеалы молодости, политические убеждения, научные взгляды, дружба с товарищами? По теории оптимальности, это ограничения, которые можно вводить в модель жизни или выводить из модели в зависимости от того, максимизируют они целевую функцию или минимизируют.
Принесение духовного на материальный алтарь - это основной религиозный обряд позднего социализма. И жрецы от экономической науки шли во главе этого процесса. Это был мелкий и плоский мир, и великая грандиозная идея социализма в нем уже не помещалась. Не в этом ли заключаются нравственная причина гибели социализма в нашей стране и тот беспросветный хаос, воцарившийся вслед за гибелью?
Карьера ученого: модель Цаголова
Имеет смысл более подробно остановиться на этапах жизненного и научного пути советского классика политэкономии.
Родился в 1905 г. В 1912 г. поступил в начальную школу при немецкой кирхе во Владикавказе, в 1916 г. переведен в элитную классическую гимназию. В 1920 г. окончил гимназию, получив, судя по всему, неплохое для тех лет образование. В том же 1920 г. поступает на экономический факультет только что созданного во Владикавказе политехнического института. В 1922 г. переводится в Москву, в Институт народного хозяйства (впоследствии названный именем Г. В. Плеханова). В 1924 г. получает диплом экономиста, возвращается в столицу Осетии и работает преподавателем в Северо-Кавказском педагогическом институте. Вновь не удовлетворившись провинциальной средой, в 1926 г. Николай Цаголов уезжает в Москву и поступает в аспирантуру Института экономики Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук. После окончания аспирантуры в 1929 г. три года работал заведующим кафедрой Воронежского планового института. Наконец, в 1932 г. Н. А. Цаголов был назначен на первую свою
по-настоящему высокую должность - ученого секретаря Института экономических исследований Госплана СССР. Назначение сопровождалось переездом в Москву, из которой, не считая эвакуации в войну, Цаголов уже не уедет.
Здесь стоит задуматься о причинах столь стремительного карьерного роста молодого ученого. Прежде всего, образование, полученное Н. А. Цаголовым в период революции, гражданской войны и послевоенной разрухи, вряд ли было хорошим. Экономическое образование тех лет представляло острую идеологическую область общественной жизни, подверженную политической конъюнктуре и лишенную методологических принципов экономической науки. Кроме того, у вновь назначенного ученого секретаря не было никакого опыта политической или общественной и, главное, хозяйственной практической деятельности.
Научные заслуги? Авторы книги указывают, что Н. А. Ца-голов в 1925 г. опубликовал несколько статей во владикавказской газете «Власть труда», причем эти работы они называют ученическими (с. 75). В 1929 и 1930 гг. Н. А. Цаголов опубликовал еще две работы в журнале «Под знаменем марксизма», которые условно можно считать его кандидатской диссертацией. В первой из них он рассмотрел колебания капиталистического воспроизводства3. По сути, в работе изложена теория Маркса о причинах цикличности производства при капитализме.
Вторая работа, большую часть которой составляет критика попавших в опалу по политическим соображениям экономистов, посвящена доказательству того, что экономика мирового хозяйства не есть самостоятельная научная дисциплина, но есть составная часть политической экономии4. Завершается статья категоричным выводом: «Проблема мирового хозяйства есть составная часть политической эко-
3 Цаголов Н. А. К пониманию марксовой теории кризисов // Под знаменем марксизма. 1929. № 2-3. Переиздано: Он же. Вопросы методологии и системы политической экономии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. С. 3-29.
4 Цаголов Н. А. К проблеме мирового хозяйства (методологические заметки) // Под знаменем марксизма. 1930. № 7-9. Переиздано: Он же. Вопросы методологии и системы политической экономии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. С. 29-54.
номии как науки, исследующей закономерности жизни и смерти капиталистического общества» (с. 54). Дальше будет видно, что этот явный «левый загиб» товарища Цаголо-ва перейдет в не менее явный «правый перегиб».
Таким образом, есть основания полагать, что к моменту назначения на должность в институт Госплана у профессорствующего в провинции Н. А. Цаголова не было особых научных достижений в области планирования, не было опыта работы в партийных, советских или хозяйственных органах. Эта его профессиональная неподготовленность впоследствии едва не стоила ему жизни.
Тем не менее уже к тому времени карьера состоялась. Почему? Ответ нужно искать в особенностях политики и кадровых назначениях революционных лет. В работе А. П. Прохорова «Русская модель управления» дается исчерпывающее объяснение причин появления и доминирования национальных меньшинств в период изменения стабильной фазы развития общества5. Менталитет русского человека, сформировавшийся под воздействием общины с ее сглаживающими уравнительными тенденциями, не в состоянии понять и принять изменившиеся стереотипы поведения и новую среду. Поэтому политические силы, заинтересованные в радикальной модернизации российского общества, всегда прибегали к помощи чужеродных национальных элементов. Это было характерно для периода крещения Руси, правления Петра и, конечно же, социалистической революции. Так что и латышские стрелки, и еврейские комиссары, и китайские охранники, и чешские повстанцы - закономерный атрибут русского восстания-революции.
Ранее было уже упомянуто о том, что в середине века в МГУ работало четыре профессора-осетина, выходцы из того же села, что и Н. А. Цаголов. В книге упоминается также о двух высокопоставленных двоюродных братьях Н. А. Цаго-лова. Это позволяет судить о том, что к тому времени в Москве сложилась достаточно сильная осетинская диаспора.
5 Прохоров А. П. Русская модель управления. М. : ЗАО «Журнал Эксперт», 2002. С. 188-192.
Но вновь обратимся к тексту книги. В Госплане Н. А. Цаго-лов был активно вовлечен в работу по подготовке плановых заданий на вторую и третью пятилетки, квинтэссенцией которых стали межотраслевые балансы народного хозяйства. Массовые репрессии выбили кадры из Института экономических исследований, его закрыли. Оставшиеся сотрудники были переведены в центральный аппарат Госплана, из них была сформирована группа экономических советников (с. 121). При председателе Госплана В. И. Межлауке Н. А. Цаголов входил уже в состав особой группы при председателе. Но судьба группы оказалась трагичной. Её руководителя расстреляли, два члена группы попали на долгие сроки в лагеря, лишь двоим, в том числе Н. А. Цаголову, удалось избежать ареста (с. 364).
Авторы книги объяснение случившегося находят в мис-тическо-иррациональной плоскости: «Эти чудовищные факты рассматривались многими, в том числе Цаголовым, как проявление бессмысленной, маниакальной подозрительности Сталина, навязавшего свой кровожадный стиль советскому руководству» (с. 85). Объяснение - чисто субъективное, оно сводится к гипертрофии личности Сталина в истории. При этом широкая объективная историческая реальность игнорируется.
Советское политическое руководство в начале 30-х годов, действовавшее из соображений неизбежного военного столкновения с капиталистическим миром, экономической целью провозгласило массовую индустриализацию экономики. Под ней понималось создание мощного промышленного комплекса, способного производить в нужном объеме и качестве средства ведения войны. Но для индустриализации страны нужны были кардинальные структурные преобразования экономики - необходимо было ослабить позиции аграрного сектора, малозначащих в военном отношении отраслей промышленности и сферы услуг, усилить отрасли машиностроения, металлургии, транспорта.
Переходу на новый ускоренный курс развития страны предшествовала острая внутрипартийная борьба со сторонниками традиционного развития общества и экономики, по-
лучившая название борьбы с правыми уклонистами. Окончательный разгром правой оппозиции состоялся на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г.6
Острая борьба развернулась и по экономическим вопросам. Разногласия с правыми уклонистами проявились в теории экономического равновесия, практическим воплощением которой стали народнохозяйственные балансы. Победа на политическом фронте обеспечила сталинскому руководству победу и на экономическом. В декабре 1929 г., выступая на конференции аграрников-марксистов, Сталин подверг сокрушительной критике баланс ЦСУ 1925/26 гг., разработанный Базаровым и Громаном7. Критиковался, разумеется, не сам баланс. Критиковалась идея планомерного пропорционального развития экономики страны, идея сохранения существующей структуры экономики. По большому счету - доказывалась невозможность выживания слабой социалистической страны с замедленным эволюционно-пропорциональным развитием в окружении враждебного высокотехнологичного капиталистического мира.
Важным моментом для понимания мотивов массовых репрессии является осознание того, что ненадлежащее выполнение профессиональных обязанностей рассматривалось как уголовное преступление со всеми вытекающими отсюда последствиями. Чем выше был ранг человека, тем большими потерями оборачивались для общества его ошибки, и тем выше была ответственность за их совершение. Применение системы персональной уголовно-правовой ответственности в профессиональной хозяйственной деятельности было одним из основных факторов чрезвычайной эффективности командной экономики. Репрессивная система позволяла держать управленческую элиту в постоянном сверхчеловеческом напряжении, чрезвычайно необходимом для выполнения сверхзадач. Кроме того, обеспечивала ротацию кадров, замену низкоквалифицированных управленцев профессионалами. О том, какие позитивные изменения произошли в
6 Сталин И. В. О правом уклоне в ВКП(б). Собр. соч. Т. 12. С. 1-107.
7 Сталин И. В. К вопросам аграрной политики в СССР. Собр. соч. Т. 12. С. 141-172.
управлении экономикой в результате чистки кадров, написано Г. И. Ханиным8. В дальнейшем, в 60-е, 70-е, а особенно в 80-е годы, исполнительный бюрократический аппарат был избавлен от ответственности за свои действия, что привело к деградации правящей элиты и застою в экономике.
За период работы в «сталинском Госплане» (выражение авторов) (с. 112) и некоторое время спустя Н. А. Цаголов опубликовал несколько работ о балансе народного хозяйства. Авторы книги на с. 121 говорят, что ничего интересного эти работы не содержат. С точки зрения научной ценности, наверное, это так. Но они позволяют проследить эволюцию взглядов Н. А. Цаголова на планомерность развития социалистической экономики. В самой ранней его работе 1936 г., посвященной планированию, есть такие строки: «Поскольку общественный процесс воспроизводства есть единство и различие движения общественного труда и его продукта, постольку и определенные сочетания элементов этого процесса должны получить в балансе выражение: а) как определенная форма пропорциональности натуральных элементов, а, следовательно, и отраслей народного хозяйства и б) как определенная форма соответствия, равенства или неравенства количества труда, содержащихся в продуктах разных отраслей. Пропорциональность в воспроизводстве есть определенное отношение целого (народное хозяйство) и его частей (отдельных сфер производства), совокупного общественного продукта и его отдельных составных элементов»9.
В 1941 г. по тому же поводу он напишет следующее: «Само собой разумеется, что установление определенных пропорций между объемами средств производства и предметов потребления, между фондами накопления и потребления не может рассматриваться как проблема чисто количественная, решение которой зависит только от достигнутого уровня про-
8 Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: Учебное пособие. Новосибирск: НГТУ, 2003. Т. 1. Экономика СССР в конце 30-х -1960 год. С. 7-13.
9 Цаголов Н. А. и соавт. К разработке проблем баланса народного хозяйства // Плановое хозяйство. 1936. № 7. Переиздано: Цаголов Н. А. Вопросы теории производственных отношений социализма. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. С. 324.
изводительных сил. Установление таких пропорций зависит от очередных задач социалистического строительства, от соотношения классовых сил в стране, взаимоотношения города и деревни, потребностей обороны и т. д. Диктатура рабочего класса на основе учета всех этих обстоятельств устанавливает соотношения между фондами накопления и потребления, и этим предопределяется планирование межотраслевых связей народного хозяйства»10.
Чтобы «само собой разумеется» состоялось, Цаголову понадобилось пять долгих лет. Вероятно, Н. А. Цаголов в 30-х годах не вполне понимал сложившуюся политическую конъюнктуру и правила игры. К тому же, не будучи искушенным в политических интригах и аппаратной борьбе, он не смог вовремя оценить нависшую над ним угрозу. Практически до конца работы в Госплане Цаголов занимался планированием на основе балансов. И то, что все эти балансовые упражнения не привели его к расстрелу или заключению, - действительно чудо.
К чести Цаголова, он, хотя и с опозданием, но осознал, в чем заключалась его ошибка, и понял, что в дальнейшем нет никаких гарантий того, что ошибки больше не произойдет или она ему вновь сойдет с рук. Поэтому Цаголов подал заявление об уходе и с 1939 г. работает в Институте экономики АН СССР в должности старшего научного сотрудника.
С этого года для Н. А. Цаголова начинается «период растерянности». Массовые чистки 30-х годов ослабили позиции родственного клана, обеспечивающего поддержку Н. А. Ца-голова. Репрессирован был один его двоюродный брат, оказался в эмиграции другой. Новая советская элита каких-либо заслуг за Н. А. Цаголовым не замечала. Мимо него прошла и война: в тот период старший научный сотрудник Института экономики занимается в Грузии разработкой темы использования местных ресурсов на нужды войны (с. 130).
10 Цаголов Н. А. и соавт. «Экономическая таблица» К. Маркса и схема баланса народного хозяйства СССР // Проблемы экономики. 1941. № 2. Переиздано: Цаголов Н. А. Вопросы теории производственных отношений социализма. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. С. 356, 357.
Выход из тени стал возможен только в начале 50-х годов. В книге сообщается, что в 1946 г., после изменения порядка присуждения ученых степеней и званий, от которых зависело вознаграждение за труд, Н. А. Цаголов принял решение написать докторскую диссертацию (с. 134-135). Но как реализовать это желание, если он не занимался экономикой СССР? Тем не менее он нашел выход. Бюрократический партийный и государственный аппарат, вслед за признанием Сталиным заслуг русского народа в победе над фашизмом, инициировал широкомасштабную кампанию русского шовинизма. И Н. А. Цаголов доказывал, что Россия -родина передовой экономической мысли. Его докторская диссертация «Дворянская и буржуазная экономическая мысль в период крестьянской реформы» была посвящена главным образом описанию экономических воззрений Н. Г. Чернышевского (с. 136).
После защиты диссертации в 1949 г. восемь лет Н. А. Цаголов продолжает работать в Институте экономики. В 1957 г. он переходит на работу в МГУ, где занимает должность заведующего кафедрой политической экономии (с. 198). Что способствовало переходу на новое место работы? Какие таланты Николая Александровича позволили занять пост заведующего главной кафедры экономического факультета главного вуза страны? Были ли у него значительные достижения в области политэкономии в период работы в Институте экономики? Из текста книги этого не видно. Не нашел их и рецензент книги. В прижизненном издании собрания произведений Н. А. Цаголова есть специальный сборник, в котором представлены его политэкономические работы11. Помимо цитированных выше работ 1929 и 1930 гг. в книге содержится только одна работа, написанная по политэкономии до 1957 г. под названием «О соотношении базиса и надстройки»12. Как по содержанию, так и по объему больше она похожа на тезисы аспиранта в материалах конференции молодых ученых, нежели на серьезный труд серьезного ученого перед занятием серьезной должности.
11 Цаголов Н. А. Вопросы методологии и системы политической экономии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. - 480 с.
12 Там же. С. 163, 164.
В качестве одной из основных заслуг вновь назначенного заведующего кафедрой С. С. Дзарасов называет творческое применение методологии восхождения от абстрактного к конкретному. Описанию этого метода отведен специальный параграф главы III (с. 219-224). С. С. Дзарасов пишет следующее: «Во множестве устных и печатных выступлений он (Н. Цаголов. - Д. Ф.) еще в 1930 г. дал неизвестную до этого интерпретацию методологии «Капитала», на которую тогда мало кто обратил внимания. Из «Науки логики» Гегеля, разъяснял Цаголов уже позднее, Маркс взял метод восхождения от абстрактного к конкретному и блестяще применил его в «Капитале» к анализу капитализма и созданию научной системы его экономических законов и категорий». Но какие печатные работы можно привести в доказательство того, что открытие методологии «Капитала» Маркса - заслуга Н. А. Цаголова? Работы Цаголова 1929 г. и 1930 г., засчитанные ему в качестве кандидатской диссертации (смотри выше), на мой взгляд, доказательствами явно не являются.
Кроме того, в книге практически не упомянуты такие исследователи этой темы, как Э. В. Ильенков и А. А. Зиновьев, правда, на с. 222, где комментируется метод абстракции в политической экономии, упоминается имя Э. В. Ильенкова, а в списке литературы к гл. 3 - его работа 1960 г. «Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале" Маркса» (с. 284).
По совершенно необъяснимым причинам авторы не упоминают имя А. А. Зиновьева, который после окончания МГУ в 1951 г. в течение трех лет изучал метод восхождения от абстрактного к конкретному на материалах «Капитала», то есть проводил логический анализ структуры работы. Результаты этих исследований были защищены в МГУ в виде кандидатской диссертации в 1954 г. Эта работа привлекла внимание преподователей и аспирантов, сложился коллектив по творческому изучению наследия Маркса13. Кстати, все
13 Зиновьев А. А. Русская судьба, исповедь отщепенца. М.: ЗАО Изд-во Центрополиграф, 1999. С. 271, 272.
это происходило за три года до прихода Н. А. Цаголова на кафедру политэкономии МГУ.
Разумеется, для выявления приоритетов в области методологии Маркса необходим более тщательный анализ. Но отметим, что и упомянутый Эвальд Ильенков и неупомянутый Александр Зиновьев - два самых ярких советских философа. Кроме того, последний - признанный у нас и за рубежом специалист по логике и методологии науки. В этой связи заслуги Н. А. Цаголова в понимании методологии Маркса авторы, скорее всего, преувеличили.
Дальнейшая жизнь Н. А. Цаголова и его деятельность имеют уже непосредственное отношение к сегодняшнему дню и положению в экономической науке XXI века. В тот период (конец 50-х - середина 1985 гг.) обозначили себя современные деятели экономической науки, появились традиции, сформировались научная среда и правила поведения в ней. Имеет смысл более подробно остановиться на этом.
Расстрелянная наука
Авторы книги совершенно правы, когда утверждают, что судьба советской экономической науки оказалась самым непосредственным образом связанной с судьбой социализма. Эта связь проявилась главным образом в огромнейшем воздействии государства на экономическую науку в течение всего периода строительства социализма в СССР.
Первоначальный период Советской власти, длившийся до конца 20-х годов, характеризовался расцветом экономической науки. Возникшая на гребне народного революционного энтузиазма и вобравшая в себя лучшие гуманистические идеалы и культурные традиции своего времени, лишенная какой бы то ни было цензуры и погруженная в полную свободу, наука достигла невиданного ни ранее, ни позже интеллектуального уровня. Теория длинных волн Н. Д. Кондратьева, организационные основы крестьянского хозяйства А. В. Чаянова, балансы народного хозяйства П. И. Попова, тектология А. А. Богданова, инженерно-экономическая научная организация труда А. К. Гастева - всех
трудов того времени, обогативших отечественную и мировую экономическую науку, не перечислить. Множество ярких, свободолюбивых, честных и талантливых людей по-разному смотрели на социализм и предлагали разные пути его построения.
Все изменилось в 30-е годы. Обеспечение высоких темпов индустриализации потребовало от государства подавления политической оппозиции, установления тотального контроля над всеми сферами общественной жизни, сокращения демократических прав и свобод, проведения массовых репрессий.
В этот период развития страны нужна была только та экономическая наука, которая отражала бы интересы государства на пути его ускоренного развития. Другая часть науки была не только не нужна, она была вредна. Была вредна, так как указывала на сложности и муки превращения аграрной страны в индустриальную, влекшие за собой страдания, нищету и голод для подавляющего числа граждан. Была вредна, так как вносила идейный разброд и хаос в стройные ряды строителей коммунизма, опровергая официальную пропаганду и лживую статистику.
Многие интеллектуальные изыскания ученых того времени, хотя и обогащали экономическую науку и могли впоследствии быть востребованными, казались представителям власти в преддверии большой войны неуместными занятиями, расточительством сил и средств. Можно ли было обойтись без значительной части экономистов, плановых работников, статистиков, финансистов, пусть даже эта часть, вне всякого сомнения, честна и высокопрофессиональна? Да, можно. Сама по себе экономика того периода была достаточно простой, ее производство и планирование сводилось к небольшой группе номенклатуры товаров и на первых порах трудностей не представляло.
По этим соображениям массовые репрессии среди экономических научных и практических работников как варварский метод подчинения энтузиазма и регламентации социальной энергии стали не только возможными, но и целесообразными с точки зрения власти. Каковы были по-
следствия репрессий для экономической науки? Обозначим некоторые из них.
Наиболее очевидно то, что был уничтожен ряд высокоинтеллектуальных деятелей науки, разгромлены возглавляемые ими коллективы, научные направления, школы. Изъяты из массового обращения их труды, на многие десятилетия ошельмованы их имена. Это привело к оскудению и обеднению экономической науки.
Власть обозначила себя единственным заказчиком и ценителем научных экономических работ, она диктовала, какие работы нужны и актуальны. Кроме этого, государство определяло, кого из них восхвалять, кого - отправить в лагеря, кого - расстрелять. Всякие же критерии, оценки, мнения внутри экономического сообщества с тех пор потеряли значимость. Экономическому сообществу был преподнесен урок того, что любая работа лишь тогда чего-то стоит, если на нее обратили внимание власти. Экономисты в большинстве своем вынесли этот урок. Вынесли с большим бесчестьем для себя. Лояльность власти, отсутствие собственного мнения и научной позиции, готовность обосновать и поддержать любое государственное начинание - это не полный перечень качеств, сформировавшихся после чисток экономистов.
Произошло перерождение экономической среды. Большинство ученых-экономистов поняли, что успех в новой среде определяется не интеллектуальными способностями и вкладом в развитие науки, а высокими психологическими адаптационными возможностями, идейной беспринципностью, гибкостью и приспособленчеством. Карьерный рост в большинстве случаев обеспечивался не научными заслугами и не сопровождался профессиональными успехами, а определялся властями. Такие выдвиженцы формировали по тем же критериям свое ближнее и дальнее окружение. В этом окружении не было места честным и квалифицированным работникам, они неизбежно выталкивались на периферию экономической жизни, занимаясь второстепенными и маловостребованными экономическими темами.
Неизбежное понижение качества экономических разработок, отсутствие в науке ярких личностей привело к паде-
нию престижности занятия экономической наукой. Наиболее талантливая молодежь крайне редко связывала свой жизненный путь с экономикой. Это проявилось, в частности, в низком конкурсе на экономические специальности вузов. Положение выправилось только в 80-е годы, и не по причине повышения уровня экономической науки. Наконец, экономисты вполне обоснованно испытывают на себе недоброжелательное отношение коллег-ученых, представителей точных и естественных наук. Распространенная в их среде точка зрения о том, что экономика - не наука, она не отвечает ни одному критерию научности, сформировалась, конечно же, не случайно.
Одним словом, стреляли в ученых, расстреляли науку. Или, по выражению С. Г. Кара-Мурзы, стреляли в шинель, а попали в сердце.
Ангажированные властями экономисты много умели и могли. Могли, вслед за правителями и идеологами, обосновать неизбежность построения коммунизма уже при жизни существующего поколения. Или доказать победу социализма в соревновании с капитализмом. Или разработать программу создания продовольственного изобилия для советских граждан. Или обосновать подъем жилищного строительства до уровня, обеспечивающего каждую семью отдельной квартирой. Или - создать программу перехода от социализма к капитализму за 500 дней. Или сформулировать возможность удвоения ВВП за десять лет. В условиях, когда нет никаких сдерживающих интеллектуальных начал, нет глубины понимания проблем и профессиональной ответственности за сказанное и написанное, неизбежны спекуляции на трудностях и невежество.
Конечно, велика была еще сила инерции, приверженности традициям прошлого. Сумела пережить чистки часть квалифицированных работников. Наконец, удалось сохранить достаточно высокий уровень экономической науки в тех отраслях, вход в которые был невозможен дилетантам и где профессиональная среда была ограничена. Это, прежде всего, экономико-математические методы, статистика, финансы, специализированные отраслевые исследования.
Политэкономии в этом отношении повезло куда меньше. Яркие творческие личности были вообще большой редкостью в советской экономической науке, но еще большей редкостью они были среди политэкономов. И само их появление встречало более чем настороженное отношение. Практически у всех из них были трения с властью и скверные отношения с коллегами. Многие их работы, теоретически осмысливающие хозяйственную практику советской экономики, не имели шансов дойти до читателей. Работы стали известны широкой общественности и ученым-экономистам только в конце 80-х годов прошлого века, когда идеологические работники и находившиеся в их услужении экономисты утратили монополию на печатное слово и эксклюзивные права на занятия теорией. А те люди, которые официально олицетворяли политэкономию, за 70-летний период сумели довести эту древнейшую и почетнейшую дисциплину, насчитывающую 400 лет, до чрезвычайно убогого состояния. Убогого до такой степени, что как только появилась возможность избавиться от нее в учебных и научных программах, этой возможностью не преминули воспользоваться. Политэкономия - это все дальше и дальше уходящее понятие, не знакомое студентам и экономистам вот уже свыше десяти лет.
На смену советской политэкономии пришел западный «экономикс». Для оценки такой подмены авторы не жалеют эпитетов. Вот один из них. «Академическая и вузовская среда крайне встревожена этой перспективой и указывает, что оправдывающая подобный путь развития импортированная теория отвечает нашим нуждам еще меньше, чем советская политическая экономия. Принятая сейчас к преподаванию в российских вузах неоклассическая теология представляет собой набор таких абстрактных аксиом, вера в которые оставляет нашу экономику во власти олигархического произвола и обрекает ее на превращение в обслуживающий сектор транснациональных корпораций. Ничего хорошего от такой "теории" нам ожидать не следует. Она преследует не научные, а лишь идеологические и политические цели» (с. 274).
Но возникает вопрос: если «экономикс» - это плохая наука, то почему же она так легко и безболезненно заменила политэкономию? Наиболее логичным представляется такой ответ: если западный «экономикс» - это плохо, то советская политэкономия - это хуже, чем плохо. И если согласиться с таким объяснением, то невольно напрашивается еще один вопрос: какую оценку выставить одному из главных деятелей политэкономии социализма, какова ценность его научного наследия?
Пожалуй, политэкономические работы - это самый итог научной жизни Н. А. Цаголова. Помимо отдельных статей, заслугой Н. А. Цаголова в этой области называется руководство коллективом ученых, главным образом преподавателей МГУ, сложившегося для написания учебника по по-литэкономии14. В чем особенность построения и изложения учебного пособия? Прежде всего, в его теоретической основе. Она имеет две составляющие - это работы Маркса и текущие официальные директивы руководящих партийных и хозяйственных органов страны. Реферированное изложение «Капитала» Маркса, периодически разбавленное последними идеологическими установками, конкретизирующими неизбежность гибели капитализма и победу коммунизма -вот что такое учебник по политической экономии времен развитого социализма. Само собой разумеется, учебник не содержит описание теоретических взглядов западных ученых, которые не стоят на позиции марксизма. Или критику с теоретических марксистских позиций практики экономической советской жизни, хотя работ на эту тему, по мере разрастания пропасти между декларациями и реалиями, становилось все больше.
Помимо идеологической зашоренности и обильного цитирования партийной марксистской литературы (в отдельных произведениях это цитирование доходит до 20-30% текста), в работах Н. А. Цаголова полностью отсутствуют показатели и факты экономической жизни. «Экономика без цифр» есть яркое свидетельство оторванности автора от ре-
14 Курс политической экономии. В 2 т. / Под ред. Н. А. Цаголова. М., 1973. Учебник имеет несколько изданий.
альности, виртуальности и надуманности его творчества. Не случайно, что один из авторов книги о Н. А. Цаголове, Г. Х. Попов, называет политэкономическое наследие Цаголова «новым вариантом утопического социализма» (с. 371), при котором «логичность абстракции Цаголова достигнута переходом в нечто придуманное, то есть в сферу утопии».
Однако была ли в том вина Н. А. Цаголова? Думается, что нет. Сам по себе учебник, созданный под его редакцией, был отнюдь не худшим учебником того времени. Так же как не был и лучшим. Да и сами определения типа «хороший» или «плохой» вряд ли целесообразны при оценке учебника. Сама обстановка тех лет обеспечивала запрограммированность невозможности появления в политэкономии ничего яркого и талантливого.
Есть основание считать, что к концу 60-х годов Н. А. Цаго-лов понял ограниченность своих политэкономических занятий и то, что в существующем виде политэкономия не может помочь решению стоящих перед социализмом задач. Доказательство этого - появление работ позднего Н. А. Цаголова о социалистическом механизме хозяйствования. В них он обратился к вопросам планирования экономики, эффективности социалистического производства, управления, хозяйственного расчета15. Однако в этих работах заметны незнание экономических реалий, суждение об экономике зрелого социализма сквозь призму экономических марксистских воззрений XIX века, идеологическая предвзятость суждений, принципиальное дистанцирование от экономических показателей, статистики, фактов.
Для примера можно проанализировать одну из последних работ Н. А. Цаголова «Концепция развитого социализма и политическая экономия»16, опубликованную в 1983 г. В работе восемь ссылок, и все на работы В. И. Ленина, Л. И. Брежнева, материалы XXIV съезда КПСС. Автор анализирует, чем отличаются понятия «ступень», «стадия», «главная стадия», «этап», «фаза». Говорит о том, что при
15 Статьи на эту темы собраны в 2, 5, 6 и 7 разделах книги: Вопросы теории производственных отношений социализма. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983.
16 Там же. С. 15-36.
высшей стадии коммунизма обязательно произойдет расширение состава производственных отношений. А также о том, что планомерность - это всеобщая форма производственных отношений социализма. И т. д. Все это было далеко от реальности. А ведь реальность была такова, что ставила под сомнение уже саму идею выживания социализма. В то время уже появились работы, в которых прогнозировался жесткий экономический кризис и доказывалась неизбежная вслед за ним трансформация политической системы.
Наука позднего социализма жила своей обособленной жизнью, решая эгоистические корпоративные интересы. Те части книги, которые описывают жизнь Н.А. Цаголова в его финишные 10-20 лет и научное сообщество тех времен, дают представление о сущности и содержательности экономической науки. Кроме того, многие эпизоды жизни тех лет до боли знакомы современному научному и педагогическому работнику.
Например, там можно найти характеристики двух деканов экономического факультета МГУ, занимавших эти должности в период работы на факультете Н. А. Цаголова. Один из них - М. В. Солод-ков. До назначения на должность декана был секретарем партбюро, затем - секретарем всей парторганизации МГУ. В дальнейшем он хотел продолжить карьеру в аппарате горкома или ЦК. Не получилось. Пришлось завершить партийную карьеру, довольствоваться постом декана. В душе при этом он был сильно обижен (с. 377-378). Сменил его на этом посту один из авторов книги -Г. X. Попов. У него была бурная политическая молодость - в качестве члена и секретаря комитета комсомола МГУ. После окончания университета встала дилемма: куда идти работать -либо в ЦК ВЛКСМ, либо в аспирантуру МГУ. Вовремя осознав начавшиеся застойные явления и невозможность карьеры в комсомольских органах, автор принял решение идти в аспирантуру (с. 378).
Наконец, в книге можно найти описание множество оригинальных методик того, как надо делать карьеру и сохранять свое лидирующее положение в коллективе. Здесь приводятся апробированные методы борьбы с конкурентами с использованием административного ресурса вышестоящей организации, и способы контроля подчиненными своего непосредственного начальства, и принципы подбора команды, обеспечивающие несменяемость лидера. Эти части книги
превосходят популярные в последнее время издания, посвященные корпоративному макиавеллизму. Особенно интересна в этом отношении пятая глава книги.
Будучи одним из заведующих кафедрой экономического факультета, Н. А. Цаголов смог распространить свое влияние на весь факультет и поставить в зависимость от себя декана факультета. Как? Для этого Н. А. Цаголов, во-первых, добился того, чтобы во главе факультета стал кандидат наук, не имеющий звания профессора. Для этого нашлась подходящая фигура - М. В. Солод-ков. Во-вторых, Н. А. Цаголов взял на себя все «хлопоты» перед ВАК по присвоению декану звания профессора и подготовке докторской диссертации. То есть перевел отношения «начальник -подчиненный» в альтернативную плоскость «ученик - учитель».
В книге читатель найдет немало подобных примеров (гл. 5).
Но какое событие было наиболее важным в деятельности Н. А. Цаголова на посту заведующего кафедрой политэкономии МГУ? С. С. Дзарасов его звездным часом называет проведенную в мае 1965 г. научную конференцию по вопросам совершенствования управления социалистической экономикой. Этому событию посвящен отдельный параграф (с. 261-269). Это мнение совпадает и с мнением Г. Х. Попова, который утверждает, что в 60-е годы Н. А. Цаголову удалось одержать победу над Институтом экономики (с. 380-385).
Если это событие считают важным авторы, то логично будет его рассмотреть. Обращают на себя внимание два момента. Во-первых, изменение приоритетов и ценностей научного работника и среды его функционирования. Заметим, что звездным часом не названы ни появление новой теории, ни ее признание, ни выход монографии и т. д., то есть успех явно лежит не в профессиональной плоскости, а в организационной области околонаучных интриг путем проведения конференции, привлечения внимания к ней председателя Совмина СССР А. Н. Косыгина и организации газетной шумихи в «Правде». В общем в том, что сейчас называют пиар-технологиями. Само по себе это -знаковое явление для понимания новой сущности экономической среды, критериев успеха в ней.
Во-вторых, это явление достаточно полно характеризует власть.
Давайте представим себе собрание из 400 участников, главным образом вузовских преподавателей политэкономии, обсуждающих актуальные проблемы социалистической экономики. На каком уровне могли обсуждать их люди, не знавшие ни механизмов экономического воспроизводства, ни статистики, ни реального положения в отраслях? Что хотела получить власть от этой конференции, и, главное, что могла получить? С какой целью втягивалась в научные разборки и интриги? К тому времени власть уже настолько деградировала, что не понимала не только того, что нужно делать, но и того, чего делать не нужно.
Лихорадочные шатания власти, отражающие растерянность и беспомощность хозяйствующих верхов перед лицом надвигающихся экономических трудностей, вызванных усложнением характера экономики, расширением номенклатуры производства, углублением специализации и кооперации, в полной мере отразились и на отношениях с экономической наукой. Лишенный интеллекта бюрократический аппарат пытался найти решение возникших проблем, используя широкий диапазон научных предложений, начиная от полумарксистских идей харьковского профессора Е. Г. Ли-бермана и заканчивая тотальной АСУ-низацией производства и массовой экономико-математической шизофренией.
Но экономическая наука зрелого социализма уже ничем не могла помочь. Она, разумеется, могла обосновать решение властей. Но кто будет обосновывать решение властям? Пережившая чистку и репрессии, физически уничтоженная и психологически сломленная, лишенная лучших интеллектуальных кадров и расплодившая в своих рядах серость и человеческое ничтожество, экономическая наука могла быть только в арьергарде экономической политики, оставив руководство страны один на один с проблемами.
В отношении государства и экономической науки заключается одна из драм социализма. Для обеспечения выживания ранний социализм принес на жертвенный алтарь лучших экономистов. Формирующийся в чрезвычайно жестких внутренних условиях и враждебной внешней обстановке, социализм был беспощаден к тем, кто усложнял ему и без
того нелегкую жизнь, и благоволил к тем, кто хоть чем-то помогал его становлению. С тактических конъюнктурных соображений того времени политическая лояльность и готовность служить власти ценились куда больше, чем квалификация, принципиальность, человеческая честность и порядочность. Но эти качества стали жизненно необходимы зрелому социализму, построившему сложную наднациональную экономическую систему и вовлекшему в орбиту своей деятельности колоссальнейшие материальные, природные и человеческие ресурсы. Однако востребованных качеств уже не было. А то, что было, могло обеспечить только поражение социализма в противостоянии с капитализмом, что и случилось. Юное социалистическое государство уничтожило то, без чего трудно было обойтись зрелому государству.
Тоталитарное социалистическое государство несет ответственность за гибель экономической науки, но и экономическая наука несет ответственность за гибель позднего социализма. Такова диалектика отношений экономической науки и государства социализма.
И самое последнее - тираж книги. В последнее время экономическая наука сильно выросла в количественном отношении? Массовая раздача ученых степеней кандидата и доктора наук в бесчисленных диссертационных советах при бесчисленных научных и кадровых институтах. Подготовка студентов-экономистов практически во всех вузах страны по более чем по 150 специальностям. Появление большого количества фондов, исследовательских центров, независимых аналитиков. Этот количественный рост, в полном соответствии с законом диалектики, привел к окончательному падению качества экономической науки. В России мало не только талантливых писателей, но и ничтожно мало грамотных и требовательных читателей. Три тысячи экземпляров этой замечательной книги есть страшный диагноз экономической науке. А возможно, и окончательный приговор.
