CC BY
36
Е. П. Серапионова (Москва)
Полемика К. Крамаржа и Э. Бенеша о роли России в решении «чешского вопроса»
В статье рассматриваются различные точки зрения ведущих чехословацких политиков Э. Бенеша и К. Крамаржа о роли и значении российской политики в деле обретения Чехословакией независимости в 1918 г.
Ключевые слова. Э. Бенеш, К. Крамарж, Россия, образование Чехословакии в 1918 г., чехословацкое национальное движение, Первая мировая война.
Роль России в обретении чехами и словаками самостоятельного государства была одним из вопросов, по которым резко разошлись взгляды ведущих политиков межвоенной Чехословакии - К. Крамаржа и Э. Бенеша1. Ответ на него они давали совершенно по-разному, в зависимости от своей позиции по главной проблеме - отношению к России: как воспринимать Россию дореволюционную, императорскую, и как строить отношения с Россией большевистской, советской.
Э. Бенеш в этом вопросе шел за Т. Г. Масариком и утверждал, что царская Россия ничего не сделала, чтобы помочь решить «чешский» или «чехословацкий» вопрос. Аргументировал он это тем, что Россия противилась созданию чехословацкого войска на своей территории. Бенеш - в развернувшейся в 1920-е гг. дискуссии с Крамаржем - упрекал его в некритичном отношении к России, в ее идеализации. Тот, в свою очередь, искренне считал, что если бы не огромные жертвы России на фронтах, победа Антанты была бы сомнительной, а при сохранении Австро-Венгрии чехословацкое государство создать вряд ли бы удалось.
Уже в самой постановке вопросов заметна разница в мышлении двух политиков. Если Бенеш старался подтвердить свою позицию конкретными событиями и фактами, то Крамарж оперировал геополитическими соображениями и логикой, оставляя детали «за скобкой». Можно отметить и совершенно разный стиль выступлений и письма. Бенеш говорил и писал четко, достаточно сухо, логично, Крамарж - красочно и крайне эмоционально. В статье «Чешский народ и Славянство», опубликованной в газете «Кш^ш Listy» в канун
нового 1920 г., Крамарж восклицал: «Я хочу верить и надеяться, что чешский народ не изменит своему прошлому, и что не будет так низок, чтобы он, не обращая внимания на все миллионы жизней, принесенных русским народом в жертву за нашу и славянскую свободу - ведь ему никто не угрожал - отказался от своего славянского чувства и своей любви к России на том основании, что русский народ теперь несчастен, покинут, а мы свободны и поэтому уже в нем не нуждаемся, или же чтобы быть русофилом лишь потому, что считает
Россию наиболее подходящей для вывоза своих промышленных из" 2 делии»2.
Выступая в начале февраля 1920 г. в заграничной комиссии Национального собрания с обоснованием своей «русской» политики, Бенеш подчеркнул солидарность МИДа, который он возглавлял, с позицией президента Т. Г. Масарика. Он заявил, что различное отношение к России сложилось в Чехии еще в годы войны, так как существовали прозападное и пророссийское направления среди чешских политиков, ориентировавшихся на победу Антанты. Представителей пророссийского направления Бенеш называл наивными романтиками в духе старого славянофильства, не знавшими и не понимавшими российской действительности, переоценившими освободительный потенциал слабого, не готового к войне российского государства. Бенеш утверждал, что Россия не собиралась решать славянские проблемы, что старый режим был против чехословацкого сопротивления, не понимая его так же, как и большевики. Концепцию славянской политики министр иностранных дел оценил как неправильную, политически незрелую и непригодную3.
Крамарж не оставил это выступление без ответа. Полемика между двумя политиками становилась все острее и острее. Русская эмигрантская пресса отслеживала ход дискуссии и публиковала выступления Крамаржа и Бенеша. В феврале 1921 г. в интервью газете «Tribuna» Бенеш критиковал слова оппонента о том, что Россия выступала в войне за интересы славянства, прямо указывая, что царское правительство препятствовало формированию чехословацких воинских частей в России. Крамарж в ответной статье в «Národní Listy» возражал против этого, объясняя, что негативное отношение к увеличению национальных воинских подразделений было вызвано опасениями создать прецедент - появление чехословацкой армии повлекло бы за собой стремление к созданию польской и других, что могло вызвать неразбериху в высшем военном командовании в опасный момент войны. При этом Крамарж ссылался на то, что по той
же причине А. Ф. Керенский, в бытность его главнокомандующим и военным министром (после февральских событий 1917 г.), очень осторожно относился к этому вопросу, отказываясь содействовать росту чехословацких воинских формирований.
На самом деле это было несколько не так. Обнаруженные мной архивные документы позволяют уточнить некоторые моменты и прояснить причины негативного отношения российских властей к расширению чехословацкого войска. Напомню, что вскоре после начала войны, 12 сентября 1914 г., из чехов, проживавших в России, в расположении штаба Киевского военного округа была сформирована так называемая Чешская дружина4. При этом российская сторона руководствовалась политическими соображениями, не предполагая боевое использование чешских частей в составе русской армии5. Ядро дружины составили 720 добровольцев (позднее получивших название «стародружинников»). После прохождения боевой подготовки 3 ноября дружина была отправлена на фронт в распоряжение 3-й армии ген. Радко Димитриева. Отряды дружинников были распределены по полкам армии, и предполагалось их использование в качестве агитаторов и переводчиков в готовившемся наступлении на словацкую и чешскую территорию.
Во главе чешских частей стояли русские офицеры, которых планировали заменить чехами, добровольно перешедшими на сторону России из австрийской армии, в случае их согласия6. Уже в сентябре 1914 г. верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич (младший) разрешил зачислять в дружину пленных-добровольцев, при условии принятия их в российское подданство, приведения к присяге и ручательства за них представителей чехословацких организаций в России7. В декабре по ходатайству видных чешских деятелей в России было получено разрешение зачислять в дружину чехов-добровольцев, тотчас по взятии их в плен8. Набор осуществляли деятели Союза чешских обществ в России. Состав бригады пополнился двумястами так называемыми «новодружинниками». Позже к ним смогли присоединиться и военнопленные словаки. В донесении на имя министра внутренних дел от 9 апреля 1915 г. указывалось: «В настоящее время Его императорское высочество признал в равной мере возможным разрешить прием в означенную дружину на одинаковых основаниях с чехами также и военнопленных словаков»9. Причем чехословацкие формирования с самого начала, в отличие, скажем, от польских, не рассматривались как части русской армии, а имели характер союзных10.
В марте 1915 г. по решению съезда Союза чешских обществ в России его правление обратилось в Совет министров с новым ходатайством разрешить начать формирование особого войска из чехов и словаков11. В докладной записке, подписанной председателем Союза чешских обществ в России Богумилом Чермаком (1870-1921), петербургским предпринимателем и российским подданным, в частности, говорилось: «Массовые сдачи чешских солдат наводили нас на мысль, что явление это нельзя считать последствием трусости, а только как сознательную пассивную помощь братскому оружию»12. В этом документе содержалась также просьба освободить всех пленных чехов и словаков, пожелавших вступить в ряды чехословацкого войска, и считать их русскими подданными лишь временно, а «после объявления самостоятельности чешско-словацкого государства при-
13
знать их гражданами оного»13.
На организацию и содержание войска правление Союза испрашивало у российского правительства необходимые денежные средства в форме займа будущему чехословацкому государству. Военное министерство поддерживало эту идею, хотя отдельные военные косо смотрели на солдат и офицеров, нарушивших военную присягу, считая, что если они могли так поступить в отношении собственного отечества, то на них нельзя положиться. Вместе с тем Главное управление Генерального штаба и военный министр обращали внимание на то, что в условиях военного времени затруднения встречаются не столько в изыскании денежных источников, сколько в получении необходимых средств ведения войны: обученного личного состава и имущества всевозможных категорий. Кроме того, в донесении начальнику штаба Верховного главнокомандующего от 27 апреля 1915 г. указывалось: «В то время как чешские общества в России выносят целый ряд резолюций о необходимости добиться политической самостоятельности, чехи и словаки, подданные Австро-Венгрии, продолжают спокойно выполнять свой верноподданнический долг перед Монархией и не выказывают никаких стремлений к активным выступлениям с целью добиться своей независимости с оружием в руках»14.
Там же отмечалась необходимость учитывать неблагоприятное впечатление, которое на русское общество произвело бы появление в рядах армии чехов и словаков, «еще так недавно храбро сражавшихся за интересы Австро-Венгрии»15. В документе утверждалось, что, по свидетельству участников боев, «австро-венгерские войска, в том числе и чехи и словаки, сдаются в плен лишь тогда, когда все сред-
ства сопротивления исчерпаны»16. Против расширения дружины выступили представители МИД и МВД. Министерство иностранных дел занимало очень осторожную позицию, стараясь не брать на себя никаких обязательств относительно послевоенного устройства Европы. При этом ведомство внешней политики объясняло свою отрицательную позицию тем, что использование пленных противоречит международным нормам и договоренностям, и тем, что в случае повторного пленения эти люди в Австро-Венгрии будут казнены. Министерство внутренних дел было заинтересовано в использовании пленных в качестве рабочей силы, поэтому также негативно расценило такие планы. Его представители высказали сомнение в том, что все пленные оказались в русском плену из «идейных побуждений», подчеркивая, что, вероятно, большинство из них, выражая желание вступить в ряды чехословацких добровольцев, хотело лишь избавиться от условий, в которых содержались военнопленные, либо на-
17
деялись таким путем вернуться на родину1'.
Итак, дальнейшее расширение чехословацких частей натолкнулось на ряд препятствий объективного и субъективного характера, хотя дружинники прекрасно зарекомендовали себя в боевых действиях. 8 мая 1915 г. в телеграмме в Ставку генерал С. С. Саввич указывал: «Опыт почти 5-месячной разведывательной работы чешской дружины на фронте 3 армии показал, что чешские разведчики добывают весьма ценные сведения благодаря умению владеть языками большинства различных народов, сражающихся в рядах неприятельской армии. Кроме того, командующий армией признает чешских дружинников отличными рядовыми бойцами, неудержимо стремящимися вперед с глубокой верой в окончательное торжество русского оружия и с полным сознанием, что борются за правое дело. Пленные чехи и словаки весьма охотно изъявляют желание служить в рядах единоплеменной им чешской дружины и по боевым качествам мало отличаются от коренных дружинников»18. Благодаря проявленной доблести чехов и словаков на фронте в начале июля 1915 г. было принято решение о пополнении дружины19.
Но значительное увеличение числа легионеров стало возможным уже после Февральской революции в России. Этому в немалой мере способствовал проявленный чехами и словаками героизм в битве у Зборова (июль 1917) - их первом серьезном сражении на стороне России. В Российском государственном военно-историческом архиве хранится документ, в котором командир 3-го Чешско-словацкого стрелкового полка им. Яна Жижки
подполковник Н. П. Мамонтов подробнейшим образом описывал подготовку и ход этой операции, а также беспримерный героизм
чехов и словаков, сумевших преодолеть, казалось бы, неприступ-
20
ные укрепления противника20.
Масарику, находившемуся в это время в России, удалось решить вопрос о создании независимого чехословацкого войска: чехословацкая бригада в дальнейшем была преобразована в дивизию, а затем в корпус, насчитывавший 50 тыс. бойцов. По численности чехословацкое войско в России было несопоставимо с легионерами во Франции и Италии. Крамарж не мог согласиться с мнением Масарика и Бенеша о том, что Россия не сыграла никакой роли в решении «чехословацкого вопроса». Он оценивал ее очень высоко, отмечая, что хотя российский МИД не делал официальных правительственных заявлений в ходе войны, Николай II во время аудиенции чешской делегации пообещал после ее окончания поддержать независимость чешской нации. Ссылаясь на воспоминания французского посла в Петрограде М. Ж. Палеолога, Крамарж отмечал, что уже в 1914 г. министр иностранных дел С. Д. Сазонов высказался в том духе, что распад Австро-Венгрии и независимость чехов и других славян является одной из целей войны. В России появилось и первое чешское воинское подразделение - дружина. (Кстати, решение о ее создании было принято уже через 6 дней после начала войны, 7 августа 1914 г.) Наконец, Россия единственная из союзников признала чехословацкую независимость сразу после войны. Таким образом, по словам
Крамаржа, Россия была первой и долгое время единственной стра-
21
ной, которая выступала за чехословацкую независимость21.
На упреки Бенеша, что Россия не имела славянского плана в войне, Крамарж отвечал, что такого плана не имела никакая стра-на22. Крамарж во многих своих выступлениях и работах настаивал на том, что чехи и словаки обязаны России своей независимостью, а следовательно, имеют перед ней моральные обязательства. Поэтому он считал недопустимым признание большевистской России, таким образом, он связывал этот, казалось бы, уже исторический вопрос с практической политикой.
Крамарж был не совсем прав в том, что касается объяснений причин медленного продвижения вопроса о расширении чехословацких воинских формирований в России, но с его оценкой роли России в решении «чешского вопроса» в целом - вполне можно согласиться. Конечно, совсем не плодотворно дискутировать о том, что было бы, если бы Россия вообще не участвовала в «великой»
войне. Поэтому оставим этот аргумент Крамаржа, хотя учитывать его надо, чтобы понять ход мыслей чешского политика.
Но факт остается фактом, что именно в России было создано самое большое по численности чехословацкое войско за границей. Если отвечать на вопрос, хотело или не хотело царское правительство увеличения чехословацкого войска, то, на наш взгляд, это было по-разному в разные периоды: с начала войны до мая 1915 г. предполагалось, как об этом уже говорилось, лишь использование дружинников в качестве разведчиков и пропагандистов. С мая 1915 г. (начало поражений русской армии) даже если бы российские власти и хотели, то не смогли бы развернуть чехословацкие формирования в силу объективных причин: не хватало самых необходимых средств на снабжение русской армии, которая оказалась в критическом положении. Лишь к 1916 г. удалось наладить связи фронта с тылом. Весь 1916 г. в МИДе обсуждались различные проекты послевоенного европейского устройства. Там стали всерьез считаться с возможностью распада Австро-Венгрии и подумывали уже о расширении чехословацких воинских формирований в России, но рассчитывали иметь эту армию под своим контролем. С этим связана так называемая «афера» с Й. Дюрихом, которого пригласили в Россию и попытались создать под его началом независимый от масариковского Чешско-словацкого национального совета (ЧСНС) в Париже и противостоящий ему Чешско-словацкий народный совет в России.
Желание российских властей контролировать значительные иностранные вооруженные силы на своей территории вполне естественно. Кто бы вооружал и снабжал армию, если ее политическое руководство находится на территории другого государства, на которое оно в основном и ориентировано? Тем более что опасения иметь неконтролируемую значительную вооруженную силу в стране вполне оправдались позднее во время вооруженного конфликта легионеров с большевиками. Причем успехи чехословацкого корпуса в России объективно способствовали укреплению позиций чехословацкой делегации в Париже, позволили ей отстоять почти все территориальные претензии Чехословакии и закрепить границы государства, что признавали и Т. Г. Масарик, и Э. Бенеш.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См., например: Serapionova E. Karel Kramár o úloze Ruska v re-sení «ceské otázky» // Karel Kramár (1860-1937). Zivot a dílo. Praha, 2009. S. 261-268.
2 Статью в переводе на русский язык см.: Славянская заря. 9.11.1920.
3 Там же.
4 На заседании Совета министров 30 июля 1914 г. рассматривалось ходатайство со стороны чешских обществ в России о формировании особых войсковых частей из чехов-добровольцев для совместных действий против Австрии. Расчет был на то, чтобы, вторгнувшись с российской армией в Австро-Венгрию, поднять там восстание и освободить родину. Совет министров единогласно признал формирование чешских добровольческих частей вполне целесообразным. См.: Российский государственный военно-исторический архив (далее - РГВИА). Ф. 2003. Оп. 2. Д. 323 (1). Л. 3-3об. В телеграмме на имя начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего ген. Алексеева генерал Хода-рович 12 сентября 1914 г. сообщал, что Чешская дружина в Киеве сформирована (см.: Там же. Л. 18).
5 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 323 (1). Л. 3об.
6 Там же. Л. 5.
7 Там же. Л. 20-21.
8 Там же. Л. 36.
9 Там же. Д. 323 (3). Л. 169об.
10 Там же. Д. 323 (1). Л. 52, 84.
11 Там же. Д. 323 (2). Л. 118.
12 Там же. Л. 120.
13 Там же. Л. 120об.
14 Там же. Д. 323 (3). Л. 157.
15 Там же. Л. 157об.
16 Там же.
17 Там же. Д. 323 (1). Л. 41-42.
18 Там же. Д. 323 (3). Л. 174.
19 Там же. Д. 323 (4). Л. 224-224об.
20 Там же. Ф. 391. Оп. 2. Д. 64. Л. 2-7.
21 Kramár K. Pet prednásek o zahranicní politice. Praha, 1922. S. 66.
22 Kramár K. Na Obranu Slovanské Politiky. Praha, 1926. S. 68-71.
56
E. n. Cepanu0H0Ba
Serapionova E. P. The argument of K. Kramar and E. Benes about the role of Russia in solving the «Czech» issue
The article deals with diverse points of view expressed by the leading Czechoslovak politicians Edvard Benes and Karel Kramar towards the role played by Russia in the emergence of the independent Czechoslovak State in 1918.
Keywords: Edvard Benes and Karel Kramar, Russia, foundation of Czechoslovakia in 1918, Czechoslovak national movement, World War One.
