CC BY
26
В. А. Скрипкина
ПОИСК ДУХОВНОГО ИДЕАЛА В РАННЕЙ ЛИРИКЕ С.М.СОЛОВЬЕВА
Творчество С.М.Соловьева (1885-1942) мало известно современному читателю. Особенно не повезло поэзии. За последние 75 лет его стихи изредка появлялись в антологиях, скромных журнальных публикациях, в 1999 г. небольшим тиражом была выпущена книга лирики 19171928 гг. Четыре дореволюционных сборника, книга поэм и сказок, подборки стихотворений в периодической печати известны только узкому кругу специалистов. Творческое наследие С.М.Соловьева обширно и многообразно. В 20-х годах, составляя план собрания сочинений, поэт наметил к изданию 15 томов. В своих духовных исканиях, творческом становлении С.М.Соловьев прошел непростой и весьма интересный путь. Давно пора сделать художественные достижения этого самобытного лирика и одновременно истинного представителя Серебряного века достоянием читательской публики.
Появление первых литературных опытов С.М.Соловьева в печати относится к 1905-1906 гг. С февраля 1905 г. началось сотрудничество поэта в брюсовских «Весах» (1). Его заметка «Айсадора Дёнкан в Москве», напечатанная в февральском номере, подписана скромно С. С. За полным именем поэта в № 5 «Весов» появились переводы баллад Ф.Шиллера «Кассандра», «Геро и Леандр» и «Рыцарь Тоггенбург». 19 мая 1905 г. осуществилась и первая публикация подборки стихов С. Соловьева под общим названием «Предания». (Явный отзвук «Золота в лазури» А.Белого!) В нее вошли пять стихотворений: «Иаков», «Primavera», «Дидона и Эней», «Ромео и Джульетта», «Сестре». («Северные цветы
ассирийские», М., «Скорпион»,1905.) Накануне появления альманаха в печати Соловьев шутливо замечал в письме к А.А.Блоку: «Я начинаю пользоваться подозрительным успехом, как поэт» (2). А после неоднократных дебатов в Астровском кружке о хри-стианском понимании «плоти» и «сладострастия» он определил свое credo, надо признать, credo филолога, а не теолога: «Мы — поэты, литераторы, и пусть в нашу религиозную жизнь не ввязываются. Мистические переживания должны быть сокровенны, и толпе пусть подносятся только результаты их, и непременно в литературной, изящной форме» (2, 394). 1905 год прошел для Соловьева в напряженной литературной работе. В письмах то и дело мелькало: «пишу много» (2, 397). Начата работа над романом «Дети Хаоса», задумана «Легенда о великомученице Варваре» — из истории становления христианства. Это не только попытка попробовать свои силы в жанре духовной литературы, но и антиницшеанский опыт, отрицающий позицию философа по отношению к роли христианства в мировой истории. Совершенствовался С.М.Соловьев и как переводчик. Даже замахнулся на перевод «Фауста» Гёте! (об этом упоминалось в письме Блоку от 9 июля 1905 г.) (2, 398). Занятия филологией приносили молодому человеку истинное наслаждение: «Я плачу над Шиллером, размякаю над Фетом и сливаюсь в одно с Жуковским, в которого окончательно влюблен...» (2,384). Кроме того, именно в 1905 г. он мечтал написать о Вл. Соловьеве — этот замысел стал трудом всей его жизни и завершился только в 20-е годы. 14 октября 1905 г. он сообщил о своих творческих планах в письме к Г.А.Рачинскому: «Обдумываю сочинение о Вл. Соловьеве, Мережковском и Вяч. Иванове. В голове возникла сложная и довольно стройная схема, но осуществить ее долго не дадут университетские занятия» (3). На различных литературных вечерах Соловьев читал отрывки из двух написанных к этому времени поэм «Дева Назарета» и «Саул и Давид», опубликованных позднее в двух альманахах «Свободная совесть» за 1906 г. К своим созданиям поэт требователен и строг: «... было грустно, когда я читал «Саула» чуть не в десятый раз и видел насквозь все его несовершенство и ученичество». (Письмо А.А.Блоку от начала марта 1905 г.) (2, 396).
Стихи, помещенные в «Северных цветах», были включены автором в первый поэтический сборник «Цветы и ладан» (1907), поэмы в него не вошли. Однако в конце творческого пути, составляя проспект собрания своих сочинений (в 15 томах), Соловьев отметил их в перечне произ-
ведений II тома (4). Так что на основании авторского высказывания делать вывод о художественной несостоятельности его созданий не стоит.
Пять первых опубликованных стихотворений С.Соловьева, несмотря на «объединяющее» название, кажутся сначала очень разнородными и несоединимыми в цикл или даже подборку. Это впечатление обманчиво. Как и многие его современники (Блок, Белый, Брюсов, В.Иванов и др.), С.Соловьев не мог предложить публике случайный набор стихотворений. В небольшом цикле у каждого из пяти свое место и свое значение. Рассмотрим развитие лирического сюжета в образно-символической системе «Преданий». На первый взгляд, в основе стихотворений — библейский (евангельский), литературный (Вергилий, Шекспир), живописный (Боттичелли) мотив. Впечатление это внешнее. При вдумчивом чтении раскрывается синтезирующий ассоциативные ряды глубинный смысл данной публикации. В первом стихотворении пророческий сон библейского Иакова — свидетельство богоизбранности еврейского народа. В Библии явившийся в видении герою Бог обещает ему богатство, власть, многочисленное потомство, которое будет «как песок земной» (Быт., 28, 14) и распространится везде. У Соловьева главный смысл пророческого сна — в другом: В былых утешенный печалях, Я внял пророчеству о Ней... (5) «Она» в образной системе символистов-соловьевцев — Вечно Женственное Божественное начало жизни. Для православного Соловьева — воплощение его в Богородице. Отсюда — следующий ряд символических образов — светлые дали, белые ступени. Из библейского предания поэт взял только заключительную часть пророчества: «и благословятся в тебе и семени твоем все племена земные» (Быт., 28, 14), подчеркивая, что главное, по его мысли, то, что Иудея станет родиной Христа, а христианство — истинным вероучением о любви для всех племен земных. Первым стихотворением задается тема всему циклу. Кроме того, утонченную интимность пережитому придает рассказ от первого лица. Лирический герой Соловьева существенно отличается от Библейского. Иаков Библии — человек земной, греховный, плотский. Он отправляется в дорогу не как изгнанник, а в надежде укрепить свои позиции, добытые обманом и притворством. Явление Бога и Божественной лествицы вызывает у него трепет и страх. Даже жертвенник он ставит из страха, а не из чувства благодарности или благоговения. У Соловьева Иаков — изгнанник, усталый, страдающий. Его вера проста и непоколебима. («Я знал».) Картины Ве-
филы (Божьего дома) и пророческого сна дают герою утешение, просветление и силы для новой дороги. Жертвенник ставится Богу в благодарность. Господь всезнающий и всемогущий, но не беспощадный. Просветляет, но не грозит. В общем, это Бог Нового Завета, а не Ветхого.
Две части стихотворения построены контрастно. Первая олицетворяет страдание: символы вечера, тумана, камня. Вторая — просветление: серебристо-белый свет, утро, надежда. Образно-цветовая символика усилена звуковой. Аллитерация на «г - р» делает пейзажную зарисовку более экспрессивной:
Горит заря огнем багровым.
Слетает пыль с горячих губ... (5, 13). Зловещий вид закатного неба гармонирует с душевным состоянием героя. Драматический пафос первой части усугубляется. Главная идея стихотворения — пророчество о будущем торжестве Божественной истины — выражена без чрезмерной патетики. Поэт преднамеренно скрыл экстраординарность состояния героя за обыденными, нейтральными действиями («пошел», «поставил»). Глубокая мысль о «дороге» (пути жизни), «иных» краях и странах открывает перспективу будущего, порыв к свету.
Второе, третье и четвертое стихотворения представляют разные ипостаси любви земной. «Primavera» — идиллическая картина Золотого века. Поэт воспроизвел флер утонченной красоты и изящества полотен С.Боттичелли. Пейзаж будто отражает черты эдемского существования, одновременно «золотистые плоды» — намек на мифологические сады Гесперид. В героине стихотворения Соловьева будто сливаются Весна, Флора, Венера, Грации живописного произведения. Аллюзивная отсылка к полотнам известнейшего художника итальянского Возрождения, думается, скрывает важный подтекст: разные детали, связанные с героиней стихотворения, явно подразумевают намек на Пресвятую Деву, предмет многих картин Боттичелли. Красно-синий плащ и целомудренный лик Венеры («Primavera»), неожиданные весной плоды граната («Мадонна с гранатом»), белые лилии («Благовещение»). В сознании рождается образно-смысловой ряд, в котором Весна — расцветающая природа— При-снодева — Вечная Женственность — едины. Колористическое решение образа Весны постепенно меняется. От светлых тонов, полувоздушного рисунка поэт двигался к ярким, насыщенным цветам — «рдели» «красные плоды», «густо-синей» краской «блещут небеса». Такой переход обусловлен замыслом. За весенним расцветом приходит время плодов. Герои стихотворения живут в гармонии с природным миром. О любовной «иг-
ре» поэт как будто только обмолвился. Кажется, царит Афродита Урания (Небесная). Но в стихотворении глубина беспредельного, как небо, взора героини «пуста». Любовь неодухотворенна, лишена высокого смысла всеединства.
В третьем стихотворении «Дидона и Эней» (в основе эпизод из «Энеиды») «брак» героев трактуется как грех, бесчестие. Любовь подменена плотским вожделением. Не зря у Вергилия чувство Дидоны называется безумием. В стихотворении Соловьева «несчастный брак» окружен рядами символов негативного значения: гроза, ливень, град, «замутившийся» водопад — грозящие знаки водной стихии — низменного сладострастия. Кроме того, водная пучина — знак инобытия, ада. Брак происходит в пещере, что тоже знаменательно. Пещера у народов восточных — гроб, место успения. В христианских апокрифах — ад. Разбушевавшаяся стихия вызывает дикий страх животных (в стихотворении овец, лошадей), что тоже можно посчитать признаком инфернальной окраски происходящего. Таким образом, центральное стихотворение цикла становится кульминацией нисходящей. Афродита Пандемос — искаженный лик Вечной Женствен-
ности.
Следующее стихотворение выводит лирический сюжет к иным, более возвышенным горизонтам. История трагической гибели шекспировского Ромео просветлена эпизодами взаимной любви героев. Снова, как в первом стихотворении цикла, эпические картины субъективизиру-ются повествованием от первого лица, экспрессивно окрашенными монологами юного Монтекки. Грех самоубийства от «мутного» яда высветляется целомудренно нарисованными картинами истории любви и брака, тайного, но заключенного по христианскому канону. Отношение к браку православного Соловьева весьма определенное: «. брак — первая церковь, образовавшаяся на земле, первый богоустановленный союз и первое торжество добра, истины и красоты над мраком злых сил» (2, 333). Данная позиция помогает постигнуть контрастную символику «Ромео и Джульетты». «Кудрей золотистые нити» героини будто служат продолжением лучей лампады в склепе. До этого воспоминания о первой встрече, свидании, браке связаны с образами «первого робкого луча зари», «голубой тишины», «красных плодов» (символ страсти). Другой ряд — «черная полумаска», «черный мох», «лик снегов белей», «холодный гранит», «холодный стеклянный сосуд», «холод смерти» — обозначает тревожные предзнаменования безвременной гибели. Общее впечатление
смутное. Поэт не дал окончательной оценки герою. Только трижды повторенный в последнем катрене эпитет «холодный» настораживает: то ли этим подчеркнута трагедия земной жизни, то ли это намек на холод адской бездны, куда неумолимо унесется душа самоубийцы (6).
Заключительное стихотворение цикла «Сестре» тоже построено как монолог одной из жен-мироносиц, обращенный к Марии Магдалине. Поэт выбрал евангельское предание о Воскресении Христа и тем самым утверждении Божественной истины и любви. Экспрессия речи «сестры» проникнута ожиданием необыкновенного, предвосхищением чуда. Символический ряд выполняет ту же цель: «рассветный час», белые одежды, лучи, цветы - все указывает на необычайную сущность происходящего. Кладбище представляется райским садом, где «лилий чаши» (перекличка с Благовещеньем), «только белые цветы» и т.п. Мы знаем по тексту Евангелия, кого должна встретить Мария, но в стихотворении апофеоз опущен, сюжет как будто обрывается на предвкушении, кануне торжества. Думается, тем самым подчеркнута главная идея — Христос Воскресший первой явится той, которая «возлюбила» больше других. Тем самым прославляется высшая, по христианским понятиям, ступень любви — любовь к Богу и правде Его. По слову св. Иоанна Златоуста, «любовь духовная выше всякой другой любви, она, точно какая-то царица, владычествует над своими и потому блистательней их одета...» (6, 283). Белые одежды героинь стихотворения явно символизируют их сущность. Любовь небесная побеждает мрак несовершенной земной жизни и открывает иные миры. Значимым в этом стихотворении представляется и образ лилии. На наш взгляд, в нем возвращение к теме «Иакова» - пророчестве о Ней, которая является Вечно-Женственным началом жизни, Софией Премудростью Божией, воплощенной в Марии-Христе-Церкви.
Образом, соединяющим все стихотворения цикла, является и подразумеваемая тема Италии — колыбели Христианства. «Primavera» — создание великого итальянского художника. Вергилиев Эней отказывается от любви Дидоны, покидает ее ради земли италийцев. Трагедия Ромео и Джульетты разворачивается в Вероне. Даже первое и последнее стихотворения связаны главной мыслью с Италией. Ведь именно в ней утвердилась и победила правда Христа Распятого. Цикл имеет кольцевую композицию. Начинается святым преданием Ветхозаветным — заканчивается Евангельским. Даже ритмический рисунок подчеркивает центральную смысловую линию. Первое и последнее стихотворения написаны четырехстопным ямбом (ритмическое утверждение). Второе, третье и
четвертое — хореем с частыми пиррихиями (неровность, смутность, недосказанность).
Первые опубликованные стихи С.Соловьева, конечно, нельзя назвать истинными шедеврами поэтического искусства. Особенно на фоне уже утвердивших себя первоклассных поэтов-современников Блока, Брюсова, Бальмонта, Белого... Однако даже эта публикация показывает, с одной стороны, что у музы С.Соловьева свое неповторимое лицо; с другой, что он лирик определенного времени, когда поэтам становится тесно в рамках одного стихотворения. Укрупнение формы, вылившееся в циклизацию, имеет общую для всех тенденцию — попытку как можно полнее и многограннее выразить свой философский и эстетический идеал, надежду на грядущее преображение жизни.
1 К.М.Азадовский и Д.Е. Максимов в статье «Брюсов и «Весы», правда, отмечают: «С 1908 года к «Весам» значительно приблизился С.М. Соловьев (...) Вскоре С.Соловьев, сотрудничавший в «Весах» уже с 1905 г., стал одним из основных членов группы скорпионцев. Однако он помещал в «Весах» главным образом стихи, а в своих критических выступлениях лишь поддерживал общую линию журнала, не внося в нее существенного своеобразия» // Валерий Брюсов. Литературное наследство. Т. 85. -М., 1976. - С. 294.
2 Переписка Ал. Блока с С.Соловьевым // Александр Блок. Новые материалы и исследования. Литературное наследство. Т. 92. - М., 1980. - Кн. I. - С. 396.
3 РГАЛИ, ф. 427, оп. 1, е/х 2903.
4 ОР РГБ, ф. 696, карт. 4, е/х 3.
5 Соловьев С. Цветы и ладан. - М., 1907. - С. 14.
6 Св. Игнатий Брянчанинов писал: «Только один из грехов - самоубийство - не подлежит врачеванию покаянием, но каждый из них умерщвляет душу и делает ее неспособной для вечного блаженства» // Энциклопедия православной веры. - Клин, 2004. -С. 489.
