Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 18 (272). Философия. Социология. Культурология. Вып. 25. С. 127-129.
В. В. Мануковский
«ПОГРАНИЧНАЯ СИТУАцИЯ.» И «ПОДЛИННОЕ БЫТИЕ» В ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫХ КОНЦЕПЦИЯХ К. ЯСПЕРСА И Л. ШЕСТОВА
Статья посвящена анализу взаимосвязи понятий 'пограничной ситуации' и 'подлинного бытия' у К. Ясперса и Л. Шестова. В ней рассматриваются основные характеристики 'пограничной ситуации' и особенности ее понимания К. Ясперсом и Л. Шестовым, раскрываются особенности взаимосвязи между 'пограничной ситуацией' и 'подлинным бытием' в их концепциях. Акцентируется внимание на разнице подходов мыслителей к такому явлению, как повседневность.
Ключевые слова: ситуация, пограничная ситуация, подлинное бытие, трагедия, бытие -в - трагедии.
Одной из наиболее значимых категорий философии экзистенциализма является понятие 'пограничной ситуации', введенное в научный оборот К. Ясперсом. Его смысловая емкость позволила ему войти в языковой тезаурус других современных гуманитарных наук, таких как психология, искусствоведение, социология и т. д.
Ситуация - это пространство встречи мира и человека. Мир и человек в ситуации проникают друг в друга и образуют единую структуру. Постоянное пребывание в ситуации - это способ существования человека в мире. Жизнь есть череда постоянно сменяющих друг друга ситуаций. Человек не может не быть в ситуации как таковой. Когда человек выходит из одной ситуации, он тут же попадает в другую. Исследователь экзистенциализма О. Ф. Больнов характеризует эту сущностную особенность ситуации следующим образом: «Человек никогда не может избежать заточения в ситуацию»1. В ситуации нет разделения на внешнее и внутреннее, субъективное и объективное, данные понятия в ситуации едины.
По мнению К. Ясперса, человеческие ситуации бывают двух видов: во-первых, ситуации, которые поддаются изменению, и человек в итоге справляется с ними; во-вторых, ситуации, которые неизменны по своей сути, и перед ними человек бессилен. Последние немецкий мыслитель называет «пограничными». К таким ситуациям относятся: смерть, страдание, зависимость от случайности, борьба, вина2. Соприкоснувшись с этими феноменами, человек переживает величайшее душевное потрясение, отрешается от рутинной повседневности, преодолевает ее грани-
цы и в итоге совершает личностный прорыв к трагической сути бытия.
Содержание, аналогичное смыслу 'пограничной ситуации', можно также обнаружить в учениях других экзистенциальных мыслителей, например, у русского философа Л. Шестова, что свидетельствует о несомненной близости философско-мировоззренче-ских оснований их концепций.
Тем не менее, при определенном смысловом единстве различие между названными философами заключается в объеме выделяемых ими экзистенциальных ситуаций. Если К. Ясперс выделяет целый ряд 'пограничных ситуаций', то Л. Шестов анализирует только одну из возможных, а именно ситуацию, связанную с проблемой зависимости человека от случайности.
Но не всякая случайность становится объектом анализа отечественного философа, а лишь та, которая оставляет глубокий след в душе человека, становится судьбоносной и определяющей для всей дальнейшей траектории жизни человека, т. е. 'случайность трагическая'. Шестов характеризует ее следующим образом: «.. .это положение, из которого нет и абсолютно не может быть никакоговыхода»3. 'Трагическая случайность' выбивает человека из привычной колеи, и он переживает тяжелые жизненные испытания. Это состояние человека, описываемое Л. Шестовым, можно определять, по аналогии с терминологией К. Ясперса, как 'пограничную ситуацию'.
Данное утверждение подкрепляется и тем обстоятельством, что характерные особенности 'пограничной ситуации' у немецкого и 'трагической случайности' у русского мыслителя совпадают. 'Пограничная ситуация' у
128
В. В. Мануковский
К. Ясперса трагична и сопряжена с глубоким потрясением человека, она отбрасывает человека в одиночество, где он остается один на один со своими несчастьями. Л. Шестов также считает, что 'трагическая случайность' в жизни человека неизбежна, что удел каждого: «Рано или поздно <...> быть непоправимо несчастным»4. И у К. Ясперса, и у Ше-стова данные ситуации становятся прологом 'подлинного бытия'. Следовательно, данное обстоятельство также подтверждает нашу мысль о том, что вполне оправданно относить рассматриваемое понятие Шестова 'трагическая случайность' к категории типичных для экзистенциализма 'пограничных ситуаций'.
Данное положение раскрывается в том, что механизм обретения 'подлинного бытия' для человека в концепциях К. Ясперса и Л. Шестова также общий. Человек погружается в 'пограничную ситуацию', сталкивается в ней с трагедией, затем человек становится перед выбором: либо учитывать трагический опыт в своей последующей жизни, либо отказаться от него и жить так, как будто 'пограничной ситуации' не было. Если человек избирает первый путь, то происходит переоценка всех его ценностей в соответствии с трагическим опытом, полученным в 'пограничной ситуации', и все, что не согласуется с ним, отбрасывается как ложное. Таким образом, трагический опыт открывает возможность 'подлинного бытия' человека.
Но рассматриваемые нами мыслители делают совершенно разные выводы из трагического опыта, полученного в результате переживания 'пограничной ситуации'. В силу этого у них понятие 'подлинного бытия' наполняется разным содержанием.
Человек в философии К. Ясперса, пережив 'пограничную ситуацию', обнаруживает свою глубокую связь с Богом и постигает Его замысел относительно себя. Здесь и теперь человек встречается со своей судьбой и открывает для себя собственное предназначение, его бытие становится подлинным, а он сам обретает покой. Трагический опыт 'пограничной ситуации' позволяет человеку осмысленно преобразовать повседневное бытие и сделать его более содержательным и интенсивным. Таким образом, 'подлинное бытие' - это повседневное бытие, которое трансформировалось под воздействием трагического опыта личности, прошедшей 'пограничную ситуацию', и наполнилось иным, духовным смыслом.
В отличие от К. Ясперса, для Л. Шестова трагический опыт и трагедия человеческого бытия, а значит, и сама 'пограничная ситуация', самоценны. У него 'пограничная ситуация' и 'подлинное бытие' сливаются, образуя единый феномен, который определяется нами как «бытие - в - трагедии». Подлинная жизнь человека возможна только в области трагедии, т. е. перманентно в 'пограничной ситуации', а высшей точкой жизни является, по мнению Н. А. Бердяева, «мучения и корчи человека»5. В свою очередь, трагический опыт личности призван не преобразовать повседневное бытие человека и не превратить в подлинное, а, напротив, полностью уничтожить его.
Трагедия должна заменить собой повседневность и стать новой точкой отсчета не только для переоценки ценностей одного человека, но и человеческого мира в целом. Шестов настаивает на пересмотре морали с учетом трагического опыта: «Трагедии из жизни не изгонят никакие общественные переустройства и <...> настало время не отрицать страдания, как некую фиктивную действительность, от которой можно избавиться <...> магическим словом "ее не должно быть", а принять их, признать и, быть может, наконец, понять»6.
Трагедия, по мысли Шестова, должна заменить собой сердцевину общепринятой морали, т. е. кантовский категориальный императив. Это вернет морали человечность. Принятие трагедии выведет сознание на иной уровень, так как сконцентрирует его на проблеме отдельной личности. Н. А. Бердяев поясняет эту позицию Л. Шестова: «Новая, высшая мораль, прошедшая через трагедию, должна сознательно поставить в центре мира индивидуальность, ее судьбу, ее права, ее единственную ценность и назначение»7.
Такая интерпретация Л. Шестовым 'пограничной ситуации' и 'подлинного бытия' не обещает человеку покоя, а наоборот, подлинность равнозначна хаосу, а лейтмотивом поведения человека становится бунт против действительности. В философии Л. Шестова нет места божественному замыслу по отношению к человеку. Единственное, что знает человек о своей судьбе и своем предназначении - он должен бунтовать.
Такая разная интерпретация трагического опыта и подлинного бытия основана на разнице подходов к явлению повседневности
«Пограничная ситуация» и «подлинное бытие».
129
К. Ясперса и Л. Шестова. В европейском экзистенциализме нет стремления уничтожить повседневное, неподлинное бытие человека, но есть стремление духовно преобразовать его, наполнить новым содержанием и смыслом. Другими словами, в Европе повседневное, неподлинное бытие воспринимается как неизбежная константа человеческого бытия, создающая почву бытия подлинного.
Шестов же отразил точку зрения большинства русских мыслителей, которые категорически не могут принять окружающей действительности и предпочитают не преобразовать ее, а разрушить до основания, чтобы затем на руинах старого создать новый, лучший мир.
В итоге, у К. Ясперса объектом преобразования человека выступает он сам и его повседневное бытие, а у Шестова таким объектом является внешний мир, который нуждается в радикальном переустройстве.
Примечания
1 Больнов, О. Ф. Философия экзистенциализма. СПб. : Лань, 1999. С. 83.
2 Ясперс, К. Введение в философию. URL : http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/ yasp/vvedfil.php.
3 Цит. по: Кувакин, В. А. Мыслители России : избранные лекции по русской философии. М. : Рос. гуманист. о-во, 2004. С. 463.
4 Шестов, Л. Апофеоз беспочвенности. М. : АСТ, 2000. С. 491.
5 Бердяев, Н. А. Шестов и Киркегор. URL : http://knigosite.ru/library/read/29268.
6 Шестов, Л. Достоевский и Ницше (философия трагедии). М. : АСТ, 2000. С. 448.
7 Бердяев, Н. А. Трагедия и обыденность. URL : http://www.e-reading.org.ua/bookreader. php/5661/Berdyaev_-_Tragediya_i_obyden-nost%27.html.