CC BY-NC-ND
76
Ю.Г. Бит-Юнан
ПОЕЗДКА В.С. ГРОССМАНА В АРМЕНИЮ В ПУБЛИЦИСТИКЕ И МЕМУАРАХ
В данной статье анализируются материалы советской периодической печати, относящиеся к поездке В.С. Гроссмана в Армению в 1961-1962 гг. Автор демонстрирует противоречия в свидетельствах мемуаристов и, основываясь на других источниках, пытается установить, чья версия более доказательна.
Ключевые слова: В.С. Гроссман, С.И. Липкин, Р.К. Кочар, Н.А. Гончар-Ханджян, «Дети большого дома», «Добро вам!».
Биография В.С. Гроссмана до сих пор относится к области не столько научного анализа, сколько своего рода мифотворчества. И это закономерно. Специфика описания жизни и творчества Гроссмана определяется спецификой события, которое по сей день признается ключевым. Как известно, 14 февраля 1961 г. сотрудники КГБ конфисковали у Гроссмана те рукописи романа «Жизнь и судьба», которые им предоставил сам автор.
Вот почему с конца 1980-х годов, когда роман был наконец издан в СССР и обрел популярность, мемуаристы и исследователи пытались ответить на два главных вопроса.
Первый: каким образом вполне, казалось бы, обычный советский писатель мог на исходе 1950-х годов создать книгу, не соотносимую в принципе с контекстом официальной советской литературы. Второй же вопрос касается последствий ареста.
Диапазон ответов на первый вопрос достаточно широк - от поэтапной эволюции до мировоззренческого кризиса, повлекшего кардинальное изменение творческих установок1. Впрочем, анализ версий не входит в задачу данной работы.
При обсуждении второго вопроса мнения литературоведов и мемуаристов практически не расходятся. Последствиями стали го-
© Бит-Юнан Ю.Г., 2014
нения, негласный запрет на публикации, соответственно, бедность, редкие случайные заработки, получить которые удавалось лишь стараниями немногих друзей, сохранивших верность опальному писателю. Но с учетом библиографии Гроссмана все это выглядит крайне сомнительно. Поэтому объектом анализа в данной работе и стал один из подобных случайных заработков.
Впервые о нем рассказал Семен Липкин. В 1986 г. мичиганским издательством "Ann Arbor" была опубликована книга его воспоминаний «Сталинград Василия Гроссмана»2. В 1988 г. сокращенная редакция была опубликована в СССР журналом «Литературное обозрение» под заглавием «Жизнь и судьба Василия Гроссмана»3. В 1990 г. полная редакция воспоминаний с послесловием автора была опубликована в СССР4.
Липкин писал, что осенью 1961 г. его знакомая, армянская переводчица Асмик, фамилии которой он не помнит5, попросила рекомендовать ей какого-нибудь писателя, который мог бы отредактировать сделанный ею подстрочный перевод на русский язык романа Рачия Кочара6 «Дети большого дома». И, конечно, Липкин рекомендовал своего лучшего друга - автора конфискованной книги7.
Однако дочь самого Кочара Мери Кочар рассказывает эту историю совершенно иначе: «Василий Гроссман приехал в Ереван осенью 1959 года. Это было тяжелое для писателя время, когда его роман "Жизнь и судьба" арестовали и то ли в верхах, то ли в КГБ ему заявили, что роман выйдет в свет этак лет через двести. Гроссман был не только морально подавлен, но и стеснен материально.
Отец тогда мечтал издать на русском языке свой роман "Дети большого дома" и обязательно в переводе Гроссмана, которого просто боготворил. <...>
С Гроссманом отца познакомил Вардкес Тевекелян, тогдашний председатель Литфонда, тоже выходец из Западной Армении.»8
Противоречия между свидетельством Липкина и М. Кочар коренные. Липкин утверждал, что Гроссман отправился на заработки в Армению благодаря его посредничеству. И с Кочаром он познакомился, как мы можем судить по рассказу Липкина, уже в Армении. М. Кочар же заявила, что Гроссмана познакомил с Кочаром председатель армянского Литфонда - могущественной организации, которая решала почти все финансовые вопросы армянского отделения СП СССР. В Литфонде распределяли гонорары, выделяли в кредит деньги на приобретение кооперативных квартир, оплачивали санаторно-курортное лечение и т. д. Следовательно, у этого литературного заказа был принципиально иной статус, и вполне можно было обойтись без посредничества Липкина.
Следует отметить, что М. Кочар допускает фактографическую ошибку: она утверждает, что Гроссман приехал в Армению осенью 1959 г., после ареста романа, но, очевидно, все же имеется в виду осень 1961 г. Такая ошибка, в общем, позволительна, в мемуарах иногда ошибаются в датах, но это далеко не всегда дискредитирует их свидетельство. В данном тексте идея так же остается неизменной.
Кроме того, Липкин заявил, что Таронян просила найти какого-нибудь писателя. А М. Кочар утверждала, что отец «боготворил» Гроссмана и мечтал, чтобы «Дети большого дома» вышли именно в его обработке.
Как известно, два противоречащих друг другу суждения не могут быть одновременно истинны. Впрочем, из этого не следует, что один из мемуаристов обязательно прав. Вполне вероятно, на деле все было иначе. И сомнение здесь вызывает не только то обстоятельство, что мнения мемуаристов разошлись, но и то, что Гроссман принял это предложение.
В середине 1950-х годов Гроссман уже был мастером военной прозы. Его очерки переиздавались вновь и вновь, а роман «За правое дело» стал классикой. Об аресте рукописей не знал почти никто, поэтому и гласных переоценок литературной репутации Гроссмана не было. Он в принципе мог все заново начать, написать еще одну книгу о войне, вроде романа «За правое дело», или даже завершить последний, но менее провокационно. У него никто не отнимал такой возможности. Художественная обработка подстрочника приносила хорошие деньги - этим зарабатывали некоторые поэты и прозаики, - но она считалась скорее ремеслом, чем творчеством, и в конечном счете сводилась к редактуре. Для действующего писателя Гроссмана это было явным понижением статуса.
Можно было бы, впрочем, предположить, что Гроссман нуждался в деньгах. Об этом как раз и написал Липкин: «Я подумал, что неплохо бы Гроссману поехать в Армению, да и гонорар за перевод романа нужен сейчас Гроссману позарез...». С ним согласился другой мемуарист - критик «Нового мира» Анна Берзер, чья книга воспоминаний «Прощание» была опубликована в 1990 г.: «Он поехал в Армению (если называть все своими именами) из-за нужды и несчастья»9.
Более того, находясь в Армении, Гроссман вел переписку со своей женой, О.М. Губер. В 1967 г. некоторые его письма были опубликованы в сборнике художественных и документальных произведений русских авторов об Армении «Глазами друзей»10. Так, в одном из декабрьских писем 1961 г. говорится: «Задерживался я
сильно и поэтому как-то не радуюсь в полной мере этому событию. Радуюсь я тому, что сумел вытянуться из материальной беды, не одалживая денег, не залезая в долги благодетелям»11.
Однако эти слова только вызывают новые вопросы. Дело в том, что в 1961 г. Гроссман вряд ли был беден. В 1960 г. он получил от журнала «Знамя» аванс за публикацию романа «Жизнь и судьба». Сумма эта составила 16 587 р., о чем мы узнаем из письма ответственного секретаря «Знамени» В. Катинова к Гроссману. В том же письме говорится, что деньги возврату не подлежат12. В условиях 1960 г. это была огромная сумма.
В том же 1960 г. Гроссман опубликовал несколько фрагментов «Жизни и судьбы» в советской периодике13. Публикации эти должны были оплачиваться по высокой ставке, поскольку Гроссман считался известным военным писателем.
Наконец, в 1958 г. были переизданы военные очерки Гроссмана, в 1959 г. - роман «За правое дело». А роман «Степан Коль-чугин» был опубликован дважды: в 1959 и 1960 гг.14 В 19401950-х годах за авторский лист (40 тыс. знаков) платили в среднем 3 тыс. руб. Гроссман же мог получать и по более высокой ставке. При переиздании книги автор, как правило, получал от 50 до 60 % от первоначальной стоимости авторского листа, т. е. по 1500-1800 руб. Объем военных очерков - более 30 листов, романа «За правое дело» - примерно 46 листов. Объем «Степана Кольчугина» соотносимый - более 44 листов.
Приведу для примера несколько цен. Средняя зарплата в то время была около 650 р. Обеденный стол - 300 р., стул - 55 р., женское пальто с меховым воротником - 700 р., мужские ботинки - 300 р.15
На общем фоне гонорары, выплачиваемые писателям, кажутся и, что немаловажно, казались неправдоподобно высокими. Некоторые драматурги в год получали более миллиона рублей. И это не раз становилось причиной серьезнейших скандалов. В ЦК партии постоянно велись разговоры о необходимости обложить писателей прогрессивным налогом16. Но одно оставалось бесспорным: писатель - представитель элиты. А представители элиты должны были зарабатывать большие деньги - такова специфика советского и вообще русского мышления. Гроссман же был членом СП с 1937 г. Трудно поверить, что он бедно жил. Поэтому вопрос о причинах и степени его финансовой нужды остается открытым.
Но на этом вопросы не заканчиваются. Дело в том, что «Дети большого дома» не просто роман об участии армянской молодежи в войне. Это роман, который был написан в два этапа. Первая редакция книги вышла по-армянски в 1952 г. В 1954 г. в Армении «Дети
большого дома» были опубликованы в переводе Арусь Тадеосян17. В 1955 г. книга была переиздана18. Перевод этот трудно назвать идеальным, но этого было вполне достаточно, чтобы обратить внимание на книгу. Требования к переводу, видимо, были формальными. Надлежало опубликовать роман не только на национальном, но и на общегосударственном языке. Это также может подтверждаться и тем, что перевод был короче оригинала на несколько авторских листов, а тираж был сравнительно невелик - 5 тыс. экз.
Однако формальностью дело не ограничилось. В 1955 г. расширенный и отредактированный перевод Тадеосян был опубликован московским издательством «Советский писатель». Тираж этого издания составил 15 тыс. экз. В 1956 г. «Детей большого дома» напечатал «Воениздат»19. Тираж неизвестен: цифра не указана не только ни в одной книжной летописи, но даже в выходных данных книги. Однако вряд ли он был меньше предыдущего, поскольку это не соответствовало издательской практике того времени.
Но впоследствии Кочар, видимо, решил продолжить работу над книгой. В 1959 г. появилось ее продолжение, ставшее, таким образом, второй частью романа. Соответственно, возникла необходимость перевести вторую книгу. И для решения этой задачи был выбран Гроссман. Почему? Ведь перевод Тадеосян был опубликован двумя крупнейшими московскими издательствами, значит, он был признан приемлемым. Отказ от перевода Тадеосян неизбежно наносил удар по репутации последней и лишал ее источника дохода. Многие переводчики жили на выплаты за переиздания - и Та-деосян вряд ли была исключением. После же появления гроссма-новской редакции перевод Тадеосян не был опубликован ни разу. А вот Армянское отделение СП СССР эта акция, наоборот, вводила в серьезные расходы. Гроссман был не просто переводчиком, а мастером военной прозы. Ему полагалось не только оплатить переезд, проживание и питание, но и предоставить культурную программу. А работу надлежало оплатить по высокой ставке. Дорогой был гость - во всех смыслах. Кроме того, непонятно, зачем потребовалось вновь переводить весь роман, а не одно только продолжение, ведь это дополнительные траты. Примеры же коллективного перевода не были редкостью, и никто бы тогда не был обижен.
Непонятно также, почему Гроссману не предложили эту работу раньше, коль скоро Кочар так им восхищался. Зачем было ждать, пока выйдет перевод Тадеосян? К слову сказать, отношения между Гроссманом и Кочаром под конец явно испортились. Приведу цитату из письма Гроссмана к Липкину: «Сема, вот я и окончил работу, - "доругаюсь" с автором, получу деньги и поеду в Сухуми. <...>
С клиентом идут острые разговоры. Он человек очень неглупый, понимает, что ему сделано хорошо, но в то же время невольно меня ненавидит, как зверь, попавший на остров в лапы доктора Моро. А доктор Моро, действительно, его сильно резал и мял и несколько приподнял его на лестнице литературной эволюции. Но знаешь, очень больно: "Где моя шерсть, зачем отрезан мой хвост? Я не хочу быть голым, без шерсти"»20. Разногласия, следовательно, возникли из-за вопросов художественных, хотя именно их и должен был решить Гроссман.
* * *
Для того чтобы прояснить ситуацию, необходимо вернуться к ключевому событию - аресту романа «Жизнь и судьба».
Изъятие рукописи - само по себе явление специфическое. Типичными санкциями считались цензурный запрет или арест автора и произведения соответственно. Здесь же традиция нарушается. Рукопись арестована - автор на свободе. Возможные причины, побудившие членов ЦК КПСС принять подобное решение, уже подробно рассматривались21. Здесь же я позволю себе лишь воспроизвести некоторые выводы.
Арест романа был превентивной акцией. Руководство ЦК КПСС стремилось исключить любую возможность публикации «Жизни и судьбы», потому что вероятность номинации этого романа на Нобелевскую премию была крайне высока. При этом, безусловно, учитывался опыт Б.Л. Пастернака. В 1956 г. Пастернак отправил роман в два журнала. То же самое сделал Гроссман в 1960 г. Пастернаку, как и позже Гроссману, отказали в публикации. И тогда Пастернак организовал публикацию книги за границей. В 1957 г. роман вышел в Милане, а в 1958 г. Пастернак был удостоен Нобелевской премии. На родине писателя это стало причиной грандиозного скандала22. Пастернаку удалось оправдаться, но его опыт был учтен. Поэтому Гроссмана не просто уведомили, что роман признан идейно порочным и потому не будет напечатан, но и напомнили, что он обязан пресечь любую попытку публикации «Жизни и судьбы» за границей. Затем у него были конфискованы рукописи - пусть не все, это было неважно. Важна была подпись Гроссмана в протоколе обыска, удостоверяющая, что других копий романа у него нет. Это значило, что любая не согласованная с ЦК публикация любого фрагмента «Жизни и судьбы» - например, в эмигрантском журнале - неизбежно повлекла бы уголовную ответственность, поскольку подразумевала бы, что Гроссман обманул сотрудников КГБ и выдал им не все копии романа. Дока-
зать обратное он бы не смог. Книга оказалась не просто заперта -она стала оружием против автора. Достаточно было напечатать небольшой фрагмент, чтобы поставить его и его родных под удар. Вопрос был снят бесшумно.
Выражаясь метафорически, можно сказать, что это был кнут. Но по правилам должен быть и пряник. Время все-таки изменилось, прошло более четырех лет со времени проведения ХХ съезда КПСС. Политические изменения хрущевской эпохи подразумевали возможность компенсации ущерба, если не морального, то материального. Гроссману, видимо, и подсказали выход из положения - командировку в Армению. Он получал все: почет и уважение, новые знакомства и новый опыт - но только не роман «Жизнь и судьба». И, безусловно, ему выплатили хороший гонорар. В этом смысле история, рассказанная М. Кочар, кажется более правдоподобной, чем липкинская. Видимо, акция была организована ЦК, поэтому, скорее всего, Гроссмана с Кочаром познакомил не кто-то, а глава армянского Литфонда.
Однако это не объясняет, какова была выгода для Кочара или армянского Союза писателей. Вполне вероятно, что их интересы тоже учитывались. Предположительный ответ заключается в следующем. Перевод с участием Гроссмана был не просто новым - он был качественно новым как по отношению к первой редакции перевода Тадеосян, так и по отношению ко второй редакции. Тадеосян была исключительно переводчиком, а Гроссман - действующим прозаиком. И это было принципиально важно при выдвижении книги на соискание самой тогда престижной премии по литературе - Ленинской премии. Эта премия была введена еще в 1925 г., но долгое время никому не присуждалась. В 1957 г. традицию возобновили - и эта мера полностью отвечала политическим реалиям хрущевской эпохи. Сталинская премия, как и прочие атрибуты сталинского режима, ликвидировалась, Ленинская же, наоборот, возрождалась.
Однако номинировать на Ленинскую премию можно было только книгу, вышедшую в предыдущем году, т. е. в 1957 г. премировали только за книги, изданные в 1956 г. И по этой причине ни первый, изданный в Армении, ни второй, московский, переводы романа не подходили. Перевод Гроссмана значительно повышал статус романа и давал его автору новую возможность участвовать в гонке претендентов. Это должно было служить весомым аргументом и для армянского отделения СП СССР, и для руководителей Литфонда, и для самого Кочара. Иначе говоря, интересы всех сторон совпали - в стороне осталась только Тадеосян.
ф Ф Ф
Поездка завершилась благополучно. В 1962 г. роман «Дети большого дома» был издан в двух томах на русском языке23. В выходных данных было указано, что перевод подготовлен В. Гроссманом и А. Таронян. Сам Гроссман со многими познакомился, многое видел и попробовал. Затем вернулся домой с деньгами... и написал ставшее уже известным письмо Н.С. Хрущеву, в котором просил об одном - вернуть «Жизнь и судьбу». Вскоре его принял М.А. Суслов, отвечавший тогда за идеологическую работу. Говорил уважительно, называл Гроссмана «товарищем», к просьбе его отнесся с пониманием, но отказал. Роман провокационный - публикация неизбежно приведет к грандиозному скандалу, люди не поймут и не простят. Но не это главное. Главное, по словам Суслова, что ситуация не безвыходная. И драматизировать ее не надо. Гроссману ведь никто не запрещает писать. Только писать нужно так, как предписано. Суслов даже направление указал, одобрив такие работы, как «Степан Кольчугин», «Народ бессмертен», «За правое дело»24.
И возможности вновь поехать на заработки никто у Гроссмана не отнимал. В составе СССР было тогда 14 союзных республик, исключая Российскую. Каждый год можно было куда-то ездить, знакомиться с местными обычаями и кухней и редактировать подстрочники. Это было даже выгоднее, чем писать самому. Над «Жизнью и судьбой» Гроссман работал около 10 лет, а в Армении он за два месяца работы получил годовое жалованье инженера или университетского профессора. Только ему это, видимо, было не нужно. Через два года Гроссман умер.
Роман «Дети большого дома» был также опубликован в 1966 и 1971 гг. Затем о нем будто забыли, а в 1989 г. вдруг вспомнили и издали большим тиражом - 200 тыс. экз.25 Нетрудно догадаться, почему. В 1988 г. в СССР был опубликован роман «Жизнь и судьба». Это событие присвоило иной статус и Гроссману-писателю, и Гроссману-редактору. В конце 1980-х годов открылись первые частные издательства, поэтому тираж уже имел коммерческое значение и не был номинальным, как в доперестроечное время. Высокий тираж свидетельствовал тогда о высоком спросе. В этом смысле участие Гроссмана в подготовке издания действительно способствовало росту его популярности.
* * *
Однако история подготовки романа «Дети большого дома» к публикации - не единственный вопрос, связанный с поездкой Гроссмана в Армению. Редактируя русскоязычный подстрочник
романа Кочара, Гроссман начал работу над путевыми заметками об Армении. Сначала они назывались «Путевые записки пожилого человека», позже Гроссман озаглавил их «Добро вам!» - так переводится на русский армянское приветствие «Барев дзес!». Работа над заметками заняла у Гроссмана около года26. Затем был поставлен вопрос об их публикации. Эта история также рассказана в «Жизни и судьбе Василия Гроссмана».
Гроссман, по словам Липкина, отправил рукопись Твардовскому, тот ее одобрил, и текст вскоре был сдан в набор, однако возникла проблема: «...главлит поставил на верстке свой жизнеда-тельный штамп, но предложил-приказал - выбросить один абзац...». Далее Липкин цитирует этот абзац: «"Я низко кланяюсь армянским крестьянам, что в горной деревушке во время свадебного веселья всенародно заговорили о муках еврейского народа в период фашистского гитлеровского разгула, о лагерях смерти, где немецкие фашисты убивали еврейских женщин и детей, низко кланяюсь всем, кто торжественно, печально, в молчании слушал эти речи. Их лица, их глаза о многом сказали мне, кланяюсь за горестное слово о погибших в глиняных рвах, газовых и земляных ямах, за тех живых, в чьи глаза бросали человеконенавистники слова презрения и ненависти: "Жалко, что Гитлер всех вас не прикончил".
До конца жизни я буду помнить речи крестьян, услышанные мною в сельском клубе»27.
Согласно Липкину, Гроссман отказался выполнить требование, потому как слишком тяжело переживал последствия ареста «Жизни и судьбы» и не хотел больше идти на уступки. Сам же Липкин, напротив того, считал, что как раз в этой ситуации можно было сделать шаг назад: «Я надеюсь, что не принадлежу к тем писателям-рабам, которым непримиримость Гроссмана кажется глупостью, проявлением вздорного характера, но все же я тогда считал и теперь считаю, что Гроссман совершил ошибку. Конечно, дороги, очень дороги были Гроссману 10 или 12 строк новомирского набора, окаймленные красным запретительным карандашом, но в "Добро вам" около ста страниц, и какие бесценные мысли нашел бы в них читатель, какое глубокое чувство охватило бы его.»28.
Таким образом, продолжает Липкин, при жизни автора книга не была издана. Однако о ней не забыли. Верстку читали, о планировавшейся публикации слышали: «После смерти Гроссмана с версткой "Добро вам" познакомилась поэтесса Сильва Капути-кян. О многом поведали армянке-патриотке эти записки, и она увезла произведение, посвященное ее народу, на родину, чтобы
попробовать там его напечатать, поскольку, за исключением нескольких строк, это произведение получило разрешительный штамп московского лита, весьма, естественно, почитаемого в Армении. Проходит около года - о записках ни слуху ни духу. Выполняя завет Гроссмана, я поехал в Армению. Выяснилось, что верстка находится в журнале "Литературная Армения", выходящем на русском языке, но из-за строк, выброшенных литом, редакция опасается печатать "Добро вам", хотя и очень этого хочет. С помощью моего знакомого, профессора-литературоведа Левона Мкртчяна, удалось убедить редакцию в безопасности и необходимости напечатать работу Гроссмана - о записках уже заговорили в Ереване, - и в 1965 году "Литературная Армения" опубликовала "Добро вам", - конечно, без запрещенного абзаца. Были и другие сокращения. Я понимаю, что нарушил волю Гроссмана, но думаю, что поступил правильно, такую прекрасную вещь не надо было прятать от читателей»29.
Следовательно, подарил читателю «Добро вам!» именно Лип-кин и не кто иной - пусть и при участии нескольких посредников. Однако сроки, указанные мемуаристом, выглядят как-то неправдоподобно. Гроссман умер 14 сентября 1964 г. Сильва Капутикян могла прочитать «Добро вам!» и увезти верстку в Армению только осенью того же года. Примерно через год, как пишет сам Липкин, он отправился в Армению, чтобы осведомиться о судьбе путевых заметок. Это либо самый конец лета, либо осень 1965 г. Готовить текст к публикации тогда никто еще не начинал - он всего лишь «находился в журнале "Литературная Армения"». Неизбежно потребовалось бы время на набор и верстку машинописи. Также отняло бы время преодоление различных формальностей, которые, как следует из показаний того же Липкина, были. Поэтому заявление мемуариста, что записки Гроссмана были напечатаны в том же 1965 г., звучит несколько неправдоподобно. Не должны их были успеть напечатать. И тем не менее - успели! «Добро вам!» действительно было опубликовано «Литературной Арменией» в 1965 г., только не в 11-м или 12-м номере журнала, чего следовало бы ожидать и что еще хоть как-то можно было бы объяснить на основе воспоминаний Липкина, а в 6-м и 7-м номерах, т. е. за несколько недель до того, как сам Липкин приехал в Армению. Если он туда по гроссманов-скому вопросу вообще приезжал.
Таким образом, Липкин, с одной стороны, прав, но, с другой стороны, не должен бы быть прав. И эта проблема отличается от описанной выше. В истории организации поездки Гроссмана в Армению конфликтовали два источника. В данном же случае проти-
воречие в самом источнике. Удачей можно считать, что и здесь есть вторая точка зрения - статья Н.А. Гончар-Ханджян «К истории публикации "Добро вам!" В. Гроссмана и к истории журнала "Литературная Армения"»30.
Отзыв Гончар-Ханджян на липкинские мемуары начинается, по традиции, с выражения благодарности, а затем переходит от частного к общему и к тому, что она характеризует как «субъективность» повествования.
Гончар-Ханджян пишет, что работала в редакции «Литературной Армении» в 1961-1969 гг. и потому знает, как публиковалось «Добро вам!». «Была это одна из тех публикаций, которые "Литературная Армения" шестидесятых предприняла с полнейшим пониманием ее ценности и осуществила, как говорится, с ходу, без каких-либо колебаний, задержек и оглядок».
«И вот теперь, спустя два с лишним десятилетия, читая "Воспоминания" С. Липкина, я не могла не испытать особого интереса к той их части, которая связана с историей "Добро вам", не порадоваться опубликованным здесь письмам из Армении, в которых Гроссман делится со своим другом всем тем, что подмечает, чувствует, наблюдает, <... > разве что посожалела при этом, что в течение двух десятилетий С. Липкин не нашел возможным поделиться ими с читателями, чему, не сомневаюсь, охотно пошла бы навстречу та же "Литературная Армения".» - упрекает мемуариста Гон-чар-Ханджян.
Далее она отмечает временные противоречия, о которых говорилось выше, и заступается за редакцию журнала: «Субъективная версия развивается дальше - с повышением активности героя-рассказчика относительно пассивности редакции, опасливо придерживающей верстку из-за выброшенных литом строк. И вот наконец убеждения "в безопасности и необходимости напечатать работу Гроссмана" возымели действия на трусливо медлившую редакцию, и "Литературная Армения" опубликовала "Добро вам" - "конечно, без запрещенного абзаца. Были и другие сокращения"».
Последнее суждение Липкина явно спровоцировало критика. Заметно, как меняется полемическая интонация: «Все представленное ранее я отношу за счет субъективности и за счет путаницы. Но в последнем я уже вижу проявления небрежения к состоявшейся публикации произведения, судьба которого, открытие которого читателю, судя по всему, так волновали мемуариста. С. Липкин с этой публикацией даже не познакомился. Иначе он с удовлетворением должен был бы прочесть в ней те самые "окаймленные красным запретительным карандашом" истинно почитаемого в Москве
московского лита, чрезвычайно дорогие для Гроссмана строки. <...> Редакция русского журнала в Армении, с полным пониманием достойной задачи взявшаяся опубликовать армянскую прозу Гроссмана, не только не трепетала при виде выброшенных литом строк и не ждала от кого-либо заверений насчет безопасности, но закрыла глаза на московский запретительный карандаш, и дорогие писателю строки остались на месте. <...> Так что в резюмирующих словах С. Липкина ("Я понимаю, что нарушил волю Гроссмана, но думаю, что поступил правильно, такую прекрасную вещь не надо было прятать от читателей") лишь одно объективно верно, что "Добро вам" Гроссмана не надо было прятать от читателей, остальное -субъективно и грешит против фактов».
Однако упрекнуть оппонента в «субъективности» было недостаточно: это звучало бы голословно. Поэтому Гончар-Ханджян изложила свою версию произошедшего. По ее словам, в начале 1965 г. она находилась в Москве и в конце февраля встретилась с переводчицей Р.Я. Райт-Ковалевой, сотрудничавшей с редакцией «Литературной Армении». Тогда же речь зашла и о заметках Гроссмана: «Впервые я услышала об истории и мотивах неопубликования этих заметок в "Новом мире". Экземпляр их (подаренный самим автором) имелся у Риты Яковлевны, и я тогда же... его прочитала. Таким вот образом, благодаря Р.Я. Райт-Ковалевой, и произошло первое знакомство редакции журнала "Литературная Армения" (пускай хоть в лице одного ее сотрудника) с текстом гроссманов-ских заметок и с их печальной историей».
Гончар-Ханджян обещала поведать историю «Добро вам!» главному редактору «Литературной Армении» Гургену Боряну и попросить его помочь опубликовать гроссмановские путевые заметки. Дальше, пишет мемуарист, дело пошло быстро: «По моем возвращении в редакцию в десятых числах марта в "Новый мир" на имя А.Т. Твардовского было послано подписанное Г. Боряном письмо, суть которого состояла в том, что "Литературная Армения", если нет на то возражений со стороны "Нового мира", хотела бы поместить на своих страницах путевые заметки В. Гроссмана об Армении...
А.Т. Твардовский откликнулся коротким письмом, в заключение которого было выражено согласие "уступить" армянские заметки Гроссмана "Литературной Армении". <...> Получив согласие А.Т. Твардовского, редакция запросила из "Нового мира" верстку, каковая вскоре и была выслана».
Таким образом, резюмирует Гончар-Ханджян, вопрос публикации гроссмановской книги был решен «по инициативе и запросу редакции», но никак не при посредничестве Липкина.
Критик отмечает еще ряд противоречий в мемуарах переводчика, однако реферирование всей статьи не является задачей данной работы. Существенно другое: в воспоминаниях Липкина проявляется особая прагматика. Липкин предстает в воспоминаниях о Гроссмане не просто верным другом, но старшим литературным соратником.
Липкин утверждал, что именно он предсказал неудачу первой гроссмановской эпопеи «Степан Кольчугин». Гроссман, если верить Липкину, неоднократно спрашивал у него совета, когда на первого давили издатели и редакторы, готовившие к печати «За правое дело». Но еще важнее другое: именно по совету Липкина Гроссман спрятал рукописи «Жизни и судьбы», что и спасло роман от забвения. Один экземпляр взял на хранение сам Липкин31.
Все эти детали приобрели особое значение в 1980-х годах, когда «Жизнь и судьбу» Гроссмана начали издавать за границей и переводить на европейские языки. Тогда же, в 1984 г., был написан и «Сталинград Василия Гроссмана». Однако история публикации «Добро вам!» - типичная для мемуаров Липкина - не выдерживает критики другими источниками. Липкин настаивал, что поездка в Армению началась фактически и завершилась символически (публикацией путевых записок) при его посредничестве. Воспоминания Мери Кочар и Гончар-Ханджян это опровергают. Само по себе это не значит, что свидетельство Липкина ложно, и не дискредитирует его заявлений полностью, однако вопрос об их качестве и прагматике исключить нельзя.
Липкин не скрывал, что пишет не столько биографию Гроссмана, сколько его агиографию. Духовная непоколебимость Гроссмана многим даже внушала страх: «Его нравственную, а не только художественную силу чувствовали все. Порой боялись ее. Когда мы вступили в Германию и начались постыдные, дикие происшествия, кто-то из фронтовых стихотворцев, пародируя известную песню, сочинил: "Средь огня и насилий Едет Гроссман Василий, Только он не берет ничего"»32.
О святости Гроссмана говорил, по свидетельству Липкина, признанный гений А.П. Платонов: «Наша духовная близость, наша будничная близость (если один из нас не был в отъезде, мы встречались ежедневно) не мешали мне понимать, что мой спутник-брат со всеми его мелкими, мне как никому другому открытыми недостатками намного выше меня и по таланту, и по своим душевным качествам. "Вася, ты же Христос", - говорил ему при мне Андрей Платонов, и я понимал, почему он так говорил»33.
Потому и завершение журнальной редакции мемуаров не звучало неожиданно: «Истинные поэты всегда пророки». В книжной
редакции эта мысль была усилена: «Вслед за верующим румыном я прошу у Господа простить меня, если скажу, что Гроссман был святым»34.
Но коль скоро святой прислушивался к совету друга, пользовался его помощью и даже иногда связями, то и авторитет друга повышался. А что еще важнее, в пору триумфа «Жизни и судьбы» стали публиковаться не только переводы, но и собственные произведения Липкина, которые раньше появлялись в печати не так ча-сто35. И хотя Липкин будто пытается убедить читателя в том, что он не достоин своего старшего друга, создателя гениальной дилогии о Второй мировой войне, это скорее напоминает попытку древнерусского книжника следовать принципу самоуничижения, обязательного при написании жития.
Созданная Липкиным биография Гроссмана была также очень удобна для многих писавших в начале 1990-х годов о роковом конфликте Гроссмана с советским режимом36. Однако такая мифология была востребована не только в то время. Актуальна она и по сей день, как о том свидетельствует снятый недавно Е. Якович и показанный по телеканалу «Культура» документальный фильм о Гроссмане «Я понял, что я умер»37. Но если кинодокументалистика может содержать публицистическую компоненту, то обязательное условие академического подхода - избавление от нее. Следующее же обязательное условие - критическое отношение к источнику и, повторюсь, анализ его прагматики.
Примечания
1 См., напр.: Панков А. Трагическое прозрение // Литературная Россия. 1988. 8 июля; Лобанов М. Пути преображения // Молодая гвардия. 1989. № 6. С. 228258; Бочаров А.Г. Василий Гроссман: Жизнь, творчество, судьба. М.: Советский писатель, 1990; Ellis F. Vasiliy Grossman: The Genesis and Evolution of a Russian Heretic. Oxford: Berg, 1994. P. 7-15; Елина Н. Василий Гроссман. Иерусалим: [б.и.], 1994. С. 145-180; GarrardJ., Garrard C. The Bones of Berdichev: The life and fate of Vasily Grossman. N. Y.: The Free Press, 1996.
2 Липкин С.И. Сталинград Василия Гроссмана. Ann Arbor, MI: Ardis, 1986.
3 Липкин С.И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана // Литературное обозрение. 1988. № 6. С. 96-108; № 7. С. 98-109.
4 Липкин С.И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана // Липкин С.И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана; Берзер А.С. Прощание. М.: Книга, 1990.
5 Переводчицу звали Асмик Таронян.
6 Р.К. Кочар (1910-1965, наст. фамилия Габриелян) - армянский советский писатель, известный, в первую очередь, произведениями о Великой Отечественной войне.
7 Здесь и далее цит. по: Липкин С.И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана // Литературное обозрение. 1988. № 7. С. 103-108.
8 См.: Кочар М.Р. Гроссман восхищался Кечарисом, а Бродский рвался за границу [Электронный ресурс]. URL: http://www.karabah.h18.ru/press2008/10/1009. html (дата обращения: 01.04.2014).
9 Берзер А.С. Прощание // Липкин С.И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана; Берзер А.С. Прощание. С. 250.
10 Глазами друзей: Сб. / Сост., автор предисловия и примечаний Р. Авакян. Ереван: Айастан, 1967.
11 Цит. по: Гроссман В. Письма из Армении // Глазами друзей. С. 360.
12 См.: Фельдман Д.М. До и после ареста: Судьба рукописи Василия Гроссмана // Литературная Россия. 1988. 11 нояб.
13 См.: Гроссман В. В калмыцкой степи (Отрывок из романа «Жизнь и судьба») // Вечерняя Москва. 1960. 14 сент.; Он же. В калмыцкой степи (Отрывок из романа «Жизнь и судьба») // Литература и жизнь. 1960. 26 авг.; Он же. Утром и вечером (Отрывок из романа «Жизнь и судьба»: Полностью роман будет опубликован в журнале «Знамя») // Литература и жизнь. 1960. 10 июня; Он же. Сталинградские штабы (Глава из романа «Жизнь и судьба») // Литературная газета. 1960. 2 апр.; Он же. В полку Березкина (Отрывок из романа «Жизнь и судьба») // Красная Звезда. 1960. 15 июля; 20 июля.
14 См.: Гроссман В.С. Повести. Рассказы. Очерки. М.: Воениздат, 1958; Он же. За правое дело. М.: Воениздат, 1959; Он же. Степан Кольчугин. М.: Детгиз, 1959; Он же. Степан Кольчугин. М.: Гослитиздат, 1960.
15 Лурье Л., Малярова И. 1956 год: Середина века. СПб.: Нева, 2007. С. 344-347.
16 Бузин Д. Александр Фадеев: Тайны жизни и смерти. М.: Алгоритм, 2008. С. 119-140.
17 Тадеосян Арусь Аркадьевна (1904-1983) - переводчица с армянского.
18 Кочар Р.К. Дети большого дома. Ереван: Айпетрат, 1954; Он же. Дети большого дома. Ереван: Айпетрат, 1955.
19 См.: Кочар Р.К. Дети большого дома. М.: Советский писатель, 1955; Он же. Дети большого дома. М.: Воениздат, 1956.
20 Цит. по: Липкин С.И. Сталинград Василия Гроссмана. С. 112.
21 Бит-Юнан Ю.Г, Фельдман Д.М. Интрига и судьба Василия Гроссмана // Вопросы литературы. 2010. № 6. С. 153-183.
22 См. подробнее: Толстой И.Н. Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ. М.: Время, 2009.
23 Кочар Р.К. Дети большого дома: В 2 кн. Ереван: Армгосиздат, 1962.
24 См. подробнее: Фельдман Д.М. Указ. соч.
25 Кочар Р.К. Дети большого дома. М.: Худож. лит., 1989.
26 См. подробнее: Bit-Yunan Y., Chandler R. Introduction // Grossman V. An Armenian Sketchbook. N. Y.: NYRB, 2013. P. VII-XIV.
27 Липкин С.И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана // Литературное обозрение. 1988. № 7. С. 105.
28 Там же.
29 Там же.
30 Здесь и далее цит. по: Гончар-Ханджян Н.А. К истории публикации «Добро вам!» В. Гроссмана и к истории журнала «Литературная Армения» // Литературная Армения. 1989. № 2. С. 76-87.
31 Липкин С.И. Рукописи не горят: Как был спасен роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» // Русская мысль. 1989. 5 мая.
32 Липкин С.И. Сталинград Василия Гроссмана. С. 9.
33 Там же. С. 9-10.
34 Там же. С. 145.
35 См.: Липкин С.И. Родина: стихи. М.; Л.: Военмориздат, 1941; Он же. Сталинградский корабль: Боевые действия краснознаменной канонерской лодки «Усы-кин». М.: Военмориздат, 1943; Он же. Очевидец: Стихотворения разных лет. М.: Советский писатель, 1967; Он же. Тетрадь бытия: стихи и переводы. Душанбе: Ирфон, 1977; Он же. Воля. Ann Arbor, MI, 1981; Он же. Декада. N. Y.: Chalidze, 1983; Он же. Картины и голоса. L.: Overseas publications interchange, 1986; Он же. Кочевой огонь. Ann Arbor, MI: Ardis, 1984; Он же. Вторая дорога: зарисовки и соображения. М.: Олимп, 1995; Он же. Декада: Сб. М.: Книжная палата, 1990; Он же. Жизнь и судьба Василия Гроссмана // Липкин С.И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана; Берзер А.С. Прощание.
36 См., напр.: Блажнова Т. Все течет на круги своя: О сборнике поздней прозы Василия Гроссмана «Все течет...» // Книжное обозрение. 1994. 29 нояб. С. 5; Данилова Е. Знак беды? // Вопросы литературы. 1993. № 3. С. 34-67; Иванова Н. Пройти через отчаяния // Юность. 1990. № 2. С. 89-94.
37 Я понял, что я умер [Видеозапись] / Реж. Е. Якович; в ролях: В.Н. Войнович, И.Л. Лиснянская, Ф.Б. Губер и др.; Телеканал «Культура», 2013 [Электронный ресурс] // Телеканал «Культура». URL: http://tvkultura.ru/brand/show/ brand_id/57511 (дата обращения: 01.04.2014).
