CC BY-NC-ND
49
Ю.Г. Бит-Юнан
ИСТОРИЯ АРЕСТА РОМАНА В.С. ГРОССМАНА «ЖИЗНЬ И СУДЬБА» В ОСВЕЩЕНИИ ПЕРИОДИКИ И ПУБЛИЦИСТИКИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ*
В статье проводится анализ публицистических произведений и материалов периодической печати русского зарубежья, посвященных «аресту» романа В.С. Гроссмана «Жизнь и судьба». Автор приходит к выводу, что специфика описания этого события отвечала публицистической прагматике.
Ключевые слова: журналистика русского зарубежья, публицистика, В.С. Гроссман, «Жизнь и судьба», мемуаристика.
Как известно, 19 декабря 1960 г. состоялось расширенное заседание редколлегии журнала «Знамя». Тема - обсуждение романа «Жизнь и судьба». Расширенным же заседание было названо постольку, поскольку главный редактор В.М. Кожевников пригласил туда представителей руководства Союза писателей. И фактически все присутствовавшие признали роман антисоветским, что отражено в стенограмме1.
Далее сотрудники редакции дважды официально уведомили автора о коллегиальном решении. Также рекомендовано было принять меры к тому, чтобы роман не попал во вражеские руки.
Меры были приняты, правда, не Гроссманом. 14 февраля 1961 г. три офицера Комитета государственной безопасности СССР изъяли отовсюду рукописи крамольного романа2.
Автор пытался протестовать, отправил письмо Н.С. Хрущеву и был впоследствии вызван в ЦК КПСС, где разговаривал о романе с М.А. Сусловым. Рукописи ему не вернули. И дело не получило огласки.
© Бит-Юнан Ю.Г., 2013
* Подготовлено при поддержке Программы стратегического развития РГГУ.
Как известно, относящиеся к перечисленным событиям документы - редакционные материалы, протоколы обысков, копия обращения к Хрущеву, запись сказанного Сусловым и т. д. - публиковались на родине Гроссмана более четверти века спустя. А при его жизни и даже вскоре после смерти об аресте и борьбе за возвращение рукописей мало кто слышал.
Заметно изменилась ситуация лишь в 1975 г., когда эмигрантские издания начали публикацию глав романа. В одном из редакционных примечаний упоминалось, что роман был арестован3.
Некоторые подробности читатели узнали в 1976 г. Тогда об аресте рассказал Б.С. Ямпольский в посмертно опубликованной «Континентом» статье «Последняя встреча с Василием Гроссманом»4.
По словам Ямпольского, в квартиру Гроссмана пришли некие «двое». Они и взяли «не только все копии, но и черновики, и материалы, а у машинистки, перепечатывавшей роман, забрали даже ленты пишущей машинки». Тут следует отметить, что эту историю Ямпольский узнал не со слов Гроссмана - ему ее поведал кто-то уже после смерти последнего. Протоколов же обыска, где сказано, что обыскивавших было не «двое», а про «ленты пишущей машинки» и вовсе нет упоминаний, мемуарист, конечно, не видел.
В 1979 г. об аресте романа рассказал и Г.Ц. Свирский. В его книге «На лобном месте: литература нравственного сопротивления» сообщается, что донос на Гроссмана в ЦК КПСС отправил Кожевников. Далее же сотрудники КГБ - после обыска у Гроссмана - бросили «на следовательский "конвейер" больную женщину-машинистку. "Конвейер" - это когда следователи меняются, а подследственный - нет»5.
У «больной женщины» и «ленту пишущей машинки» отобрали, и спать не давали, пока она не сообщила, сколько экземпляров напечатала и кто ей помогал. Затем обыски у родственников и друзей Гроссмана по всей территории СССР, изъятие 17 копий романа.
Похоже, мемуары Ямпольского в данном случае были главным источником. Разве что явно вымышленные сюжеты и детали Свир-ский где-нибудь еще почерпнул.
Тему продолжил Е.Г. Эткинд. На исходе 1979 г. нью-йоркский журнал «Время и мы» опубликовал его статью «Двадцать лет спустя. О Василии Гроссмане»6.
Она гораздо более аналитична, нежели книга Свирского, только на уровне фактографии различия невелики. Так, донос Кожевников отправил в КГБ, а не в ЦК партии, участвовали еще два сотрудника журнала. Как это стало известно, не сообщается.
& & &
Уместно отметить, что все писавшие тогда об арестованном романе не объясняли, почему он попал именно в «Знамя». Логичнее бы отдать роман в самый авторитетный журнал - «Новый мир». А.Т. Твардовский, главный редактор, был давним приятелем автора, и в его журнале впервые напечатана первая часть дилогии - роман «За правое дело»7.
Вопрос был, что называется, деликатный: Гроссман, выбрав «Знамя», словно бы демонстративно игнорировал Твардовского.
Причины странного выбора рассматривала впервые Н.А. Ро-скина. В 1980 г. парижским издательством выпущена ее книга «Четыре главы. Из литературных воспоминаний»8.
Роскина утверждала, что написала воспоминания в 1970 г., когда не знала еще о публикациях в эмигрантских журналах, а позже либо услышала о них, либо поверхностно с ними ознакомилась - из текста не понятно. Зато историю ареста она подробно описала. Согласно Роскиной, пока в «Знамени» решался вопрос о гроссманов-ской рукописи, «Твардовский, хотя у него с Гроссманом отношения перед этим были несколько нарушены (ему не понравился рассказ Гроссмана "Тиргартен", и между ними произошел резкий разговор), позвонил, выразил желание прочесть роман, и Гроссман дал ему один из дублетных экземпляров. Как рассказал мне Василий Семенович, Твардовский ему сказал, что он не спал двое суток, был в необыкновенном волнении от того, что он прочел...».
Деликатный вопрос о причине выбора «Знамени», таким образом, был снят. Однако в истории появился еще один участник - Твардовский. Необходимо было конкретизировать его роль.
Поэтому тема была продолжена. В том же 1980 г. «Континент» опубликовал мемуары Б.Г. Закса «Немного о Гроссмане»9.
Бывший сотрудник «Нового мира» с Роскиной не спорил и не соглашался. Вообще не упоминал о ней. Но тоже утверждал, что по какому-то несущественному поводу Твардовский поссорился с Гроссманом, когда тот заканчивал вторую часть дилогии, о чем тогда вообще «мало кто знал. Разве что ближайшие друзья».
Стало быть, пустячная ссора помешала Твардовскому вовремя узнать о планах Гроссмана. И «потому, закончив вторую часть романа, Гроссман не пошел с ней в "Новый мир" к Твардовскому, а отдал в журнал "Знамя"».
Согласно Заксу, ответа Кожевникова Гроссман дожидался чуть ли не год. Причем все это время Твардовский и Гроссман не разговаривали. Даже когда вместе с женами отдыхали в Коктебеле «поздней осенью 1960 года».
Однако затем они вновь случайно повстречались в Центральном доме литераторов. Там помирились, «и Гроссман попросил Твардовского прочитать роман и сказать, может ли его публикация быть возможной».
Твардовский помочь «сразу же согласился. Он прочитал роман сам, дал прочесть нескольким членам редколлегии».
Закс утверждал, что редакция «Знамени» вернула рукопись Гроссману. Однако вскоре был арест, и 14 февраля 1961 г. сотрудник КГБ изъял также экземпляр, хранившийся в новомировском сейфе. Расписка, данная в связи с изъятием, была позже редакцией утеряна.
Однако здесь многое документально либо не подтверждается, либо опровергается.
Прежде всего, Гроссману не пришлось так долго ждать ответа Кожевникова. Уже 23 мая 1960 г. был заключен договор и выплачен аванс. Окончательный вариант романа, 40 авторских листов, т. е. примерно 1000 стандартных машинописных страниц, Гроссману надлежало сдать к 1 октября10.
Стало быть, Кожевников выплатил четверть гонорарной суммы, еще не получив рукопись. Торопился он, потому что Гроссман в 1960 г. считался не только классиком литературы о Великой Отечественной войне, но и классиком советской литературы. Первая часть дилогии не раз переиздана, вторая анонсирована, главы напечатаны в периодике. Вопреки Заксу, о скором завершении работы знали сотни тысяч советских читателей. Твардовский и Кожевников - два редактора - не могли этого не знать. Вероятно, Кожевникову лестно было договориться о публикации гроссмановского романа; серьезные цензурные препятствия он вряд ли прогнозировал с учетом апробации в периодике11.
Редакции Гроссман передал три экземпляра рукописи. Обычная практика: один исходный, контрольный, с другим редактор должен работать, в третий же вносить правку, согласованную с автором. Вопрос о публикации был решен загодя, потому и понадобились три экземпляра. Однако мнение Кожевникова о романе радикально изменилось, о чем и был оповещен Гроссман еще до 19 декабря12.
Если Гроссман и Твардовский «поздней осенью 1960 года» вообще не разговаривали, то еще позже вряд ли стоило бы обсуждать вопрос о возможности публикации. А после 19 декабря Твардовский, весьма опытный функционер СП, вряд ли передал бы «антисоветский» роман для ознакомления «нескольким членам редколлегии». Кстати, Заксу вопреки, редакция «Знамени» не вернула рукописи Гроссману. Именно потому, что роман - «антисоветский».
Прагматика мемуаров Закса тем не менее становится ясна, если сопоставить их с воспоминаниями Роскиной.
Стараниями Роскиной выяснилось, что Гроссман не игнорировал Твардовского. Но если тот получил рукопись, не исключен был вопрос о причастности к доносу и аресту как самого Твардовского, так и членов редколлегии «Нового мира». Вот Закс и старался исключить такую возможность. Он не упоминал имени Роскиной, но утверждал, что рукопись в «Новый мир» попала лишь тогда, когда донос на Гроссмана уже был доставлен адресатам. А для подтверждения и понадобился рассказ о чуть ли не годичном ожидании ответа от Кожевникова. Роскина срок не конкретизировала, а Заксу необходимо было сказать, что за год донос не мог не дойти. И если гроссмановская рукопись была изъята из новомировского сейфа, значит, не Твардовский отправил экземпляр в КГБ или ЦК пар-тии13.
***
Репутацию главреда «Нового мира» защищали и другие мемуаристы. Но, пожалуй, наиболее специфичны свидетельства С.И. Липкина. В 1986 г. мичиганским издательством была опубликована его книга «Сталинград Василия Гроссмана»14.
Липкин, как и остальные, пишет о ссоре Гроссмана с Твардовским и последовавшем затем примирении. Так, «1 февраля 1961 года - еще до рокового заседания редколлегии» Гроссман якобы писал Липкину в Малеевку: «Имел перед болезнью беседу с Твардовским. Встретились у него, говорили долго. Разговор вежливый, осадок тяжелый. Он отступил по всему фронту, от рукописи и от деловых отношений отказался полностью, да и от иных форм участия в литературной жизнедеятельности собеседника отстранился».
Допустим, Липкин ошибся только в дате «рокового заседания». Но далее он сообщает, что «на этом отношения Гроссмана с Твардовским не оборвались окончательно».
По Липкину, Гроссман и его жена поздней осенью 1961 г. поехали отдыхать в Коктебель, где тоже отдыхали Твардовский с женой. Вот «жены и помирили мужей. Твардовский сказал: "Дай мне роман почитать. Просто почитать". И Гроссман, вернувшись в Москву, отвез ему, видимо, с некой тайной надеждой, роман в редакцию "Нового мира". После ареста романа к Гроссману чуть ли не в полночь приехал Твардовский, трезвый. Он сказал, что роман гениальный».
Но коль скоро примирение состоялось не ранее осени 1961 г., значит, Гроссман и Твардовский собрались обсудить вопрос о пу-
бликации через несколько месяцев после ареста рукописей. Непонятно также, что имел в виду Гроссман в письме, датированном 1 февраля.
Однако свидетельства Липкина выглядят не вовсе абсурдно, если допустить, что он, защищая Твардовского, не только домысливал сюжеты, но и передвигал, буквально тасовал, хронологические рамки известных ему событий. Если допустить, что Гроссман и Твардовский помирились не «поздней осенью» 1961 г., и даже не годом раньше, как писал Закс, а двумя, тогда мозаика складывается.
Гроссман отдал Твардовскому рукопись после ссоры. Твардовский прочел, «несколько членов редколлегии», вероятно, тоже, как Закс и писал. А печатать Твардовский не решался, предвидел цензурный запрет, о чем сообщил Гроссману - на исходе осени 1959 г. или в начале следующего. В результате вновь вышла ссора, о чем Гроссман и сообщил Липкину 1 февраля 1960 г. Тогда и принял Гроссман предложение Кожевникова. А с Твардовским он тогда был в ссоре, почему и на курорте осенью 1960 г. отказался с ним разговаривать.
Так ли точно было, нет ли, но свидетельства, обосновывающие правомерность этой версии, найти можно. Например, в мемуарах Н.П. Бианки. В 1999 г. изданы ее мемуары «К. Симонов, А. Твардовский в "Новом мире"»15.
Бывшая сотрудница журнала писала, что, после того как Твардовский узнал об аресте романа, «...он очень огорчился, все время повторял: я же его слезно просил рукопись в "Знамя" не отдавать. Как он мог довериться Кожевникову? Тот незамедлительно отправился советоваться в ЦК». Далее, в сноске, Бианки поясняет: «Василий Семенович второй экземпляр романа отдал в "Знамя" в надежде, что если не в "Новом мире", то, может быть, в "Знамени" напечатают».
Следует отметить, что свидетельство Бианки, видимо, самое точное из тех, что были проанализированы выше. Однако именно эта книга до сих пор не была учтена ни в одном исследовании о Гроссмане.
***
Таким образом, можно заключить, что мемуаристы, писавшие в 80-х годах ХХ в. об истории ареста и публикации романа «Жизнь и судьба», решали двойную публицистическую задачу. Во-первых, создавали Гроссману репутацию мученика, лишенного главной книги своей жизни. Во-вторых, доказывали, что ни Твардовский, ни сотрудники «Нового мира» не имели никакого отношения к аресту рукописи.
Примечания
1 См.: Фельдман Д.М. До и после ареста: судьба рукописи Василия Гроссмана // Литературная Россия. 1988. 11 нояб.
2 См.: РГАЛИ. Ф. 1710. Оп. 2. Ед. хр. 17.
3 Гроссман В. За правое дело. Отрывок из второго тома романа // Грани. 1975. № 97. С. 3.
4 Здесь и далее цит. по: Ямпольский Б.С. Последняя встреча с Василием Гроссманом (Вместо послесловия) // Континент. 1976. № 8. С. 133155.
5 Здесь и далее цит. по: Свирский Г.Ц. На лобном месте: At the place of execution: литература нравственного сопротивления. L., 1979. С. 253255.
6 Эткинд Е.Г. Двадцать лет спустя. О Василии Гроссмане // Время и мы. 1979. № 45. С. 5-12.
7 Гроссман В.С. За правое дело // Новый мир. 1952. № 7. С. 3-132; № 8. С. 74-228; № 9. С. 5-123; № 10. С. 128-210.
8 Здесь и далее цит. по: Роскина Н.А. Четыре главы. Из литературных воспоминаний. P., 1980. С. 101-129.
9 Здесь и далее цит. по: Закс Б.Г. Немного о Гроссмане // Континент. 1980. № 26. С. 352-363.
10 См.: РГАЛИ. Ф. 1710. Оп. 2. Ед. хр. 16.
11 См., напр.: Гроссман В.С. Сталинградские штабы // Литературная газета.
1960. 2 апр.; Утром и вечером // Литература и жизнь. 1960. 10 июня; В полку Березкина // Красная звезда. 1960. 15, 20 июля; В калмыцкой степи // Литература и жизнь. 1960. 26 авг.; В калмыцкой степи // Вечерняя Москва. 1960. 14 сент.
12 Фельдман Д.М. До и после ареста: судьба рукописи Василия Гроссмана // Литературная Россия. 1988.11 нояб.
13 Маркиш Ш.П. Пример Василия Гроссмана // Гроссман В.С. На еврейские
темы: В 2 кн. Кн. 2. Иерусалим, 1985. С. 412-415; Кублановский Ю.М. Жизнь и судьба Василия Гроссмана // Грани. 1986. № 141. С. 284-288.
14 Здесь и далее цит. по: Липкин С.И. Сталинград Василия Гроссмана. Mich-
igan, 1986. С. 75-76.
15 Далее цит. по: Бианки Н.П. К. Симонов, А. Твардовский в «Новом мире».
М., 1999. С. 146.
