CC BY
78
Поэтика Павла Васильева с точки зрения методологических принципов литературоведения американских ученых Р. Уэллека и О. Уоррена (По материалам книги R. Wellek and A.Warren / Theory of Literature / Penguin Books) Попова Н.В.
Попова Нина Викторовна /Popova Nina Viktorovna - соискатель, кафедра теории литературы и литературной критики Московский литературный институт имени А.М. Горького, г. Москва
Аннотация: в статье мы представляем результаты исследования специфической структуры творчества, поэтической формы, техники поэтического искусства П. Васильева с применением методологических принципов литературоведения американских ученых Р. Уэллека и О. Уоррена, высказанных ими в книге «Теория литературы» / Theory of Literature Penguin Books, 1956 г., делая обзор главных направлений литературоведческой мысли и объективно оценивая синтез указанных методологических принципов с точки зрения их научной ценности и недостатков. Применяется аксиологический подход, методы историко-типологического и структурно-семиотического изучения художественных текстов.
Abstract: the results of studying the specific structure of the art, poetic form, and techniques ofpoetic art of P. Vasil 'ev using the methodological principles of literary criticism developed by American scientists R. Wellek and A. Warren and advanced in their book /Theory of Literature /Penguin Books 1956. The main trends of the literary criticism concepts are reviewed, and synthesis of the indicated methodological principles are objectively evaluated from the viewpoint of their scientific value and drawbacks. The axiological approach and the methods for historical typological and structural semiotic analyses of art texts are applied.
Ключевые слова: теория литературы, Р. Уэллек и О. Уоррен, Павел Васильев, поэтика, литературоведение, компаравистика, формализм.
Key words: theory of Literature, R. Wellek and A. Warren, Pavel Vasil'ev, poetics, literary criticism, comparativistics, formalism.
Творчество выдающегося русского поэта первой половины ХХ века Павла Васильева (1910-1937) оказало огромное влияние на современный литературный процесс. Судьба Павла Васильева, творческая и человеческая, трагична. Горька и его «посмертная» творческая судьба - погибший на взлете своего таланта, яркий и талантливый поэт Павел Васильев долгое время оставался для многих малоизвестным поэтом. И только в 50-х годах ХХ столетия творчество П. Васильева открылось как важное явление культуры России, вызывая интерес и желание исследовать его поэзию целенаправленно и системно, в строго литературоведческих рамках, в контексте его преемственных связей с фольклором и с классической русской литературой, и наследования его поэтических традиций современными поэтами.
Оценка его творчества претерпевала существенные метаморфозы в течении времени, но на протяжении всего пути становления и развития его поэтическое творчество по формальным признакам и тематическому содержанию было органично встроено в доминирующую парадигму русской поэзии.
Зарубежные исследования творчества П. Васильева представлены в основном работами ученых Казахского государственного университета Алмааты и Павлодарского государственного университета им. С. Торайгырола. Среди них особое внимание заслуживают исследования Т. Мадзигон, Д. Мергалиева, С. Шайдармановой, Г. Рахимбердинова.
Настоящая работа ставит своей задачей провести анализ специфической структуры творчества, поэтической формы, техники поэтического искусства П. Васильева с применением методологических принципов литературоведения американских ученых Р. Уэллека и О. Уоррена, высказанных ими в книге Theory of
Literature / Penguin Books • 1956 (книга издана на русском языке в 1978 году, вступительная статья А.А. Аникста, комментарии Б.А. Гиленсона), делая обзор главных направлений литературоведческой мысли и объективно оценивая синтез указанных методологических принципов с точки зрения их научной ценности и недостатков.
Книга американских ученых Рене Уэллека и Остина Уоррена Theory of Literature (Теория литературы) -фундаментальный труд по литературной компаративистике и одна из наиболее популярных на Западе работ по теории литературы. Впервые изданная в США в 1949 году, она выдержала многократные издания на разных языках. Авторы знакомят читателя с основными проблемами истории и теории литературы, сравнительного литературоведения, стихосложения и текстологии, приемами и методами анализа художественной образности, стиля, ритмики.
Несмотря на спорность некоторых методологических принципов Р. Уэллека и О. Уоррена, например: отрицание объективного познавательного содержания литературы, своеобразие взглядов на важнейшую общественную роль литературы, негативное или проблематичное освещение некоторых аспектов и вопросов литературоведения, - книга представляет определенную научную ценность и являет собой обширный информативный источник, вместивший в себя значительное количество работ литературоведов различных направлений. Книга, несомненно, вызывает интерес еще и тем, что художественные приемы и острота подачи
материала вызывают желание полемизировать с авторами, что весьма полезно со всех точек зрения, ведь, как известно, «в споре рождается истина»!
Тематически книгу можно разделить на две части: первая посвящена проблемам методологии и литературоведения, вторая - поэтике. Theory of Literature - значительное культурное и научное явление, появившееся в переломный момент развития американского литературоведения. Академическое американское литературоведение в лице возглавивших консервативное направление и назвавшимся «неогуманистами» И. Бэббита и П.Э. Мора получило аргументированный отпор со стороны всех, кто боролся за новые пути в творчестве и научном исследовании искусства. Это были и сторонники буржуазного либерализма -литературовед В.В. Брукс и представители течения «новой критики» - К. Берк и Р.П. Блэкмуд, и первые американские натуралисты Х. Гарленд, Ф. Норрис и С. Крейг. Новыми явлениями в американской литературной критике стали работы Д. Хьюнекера и Г. Менкена. Огромное влияние на процесс разрушения старых принципов литературоведения и закладку нового научного базиса американского литературоведения оказали такие направления в европейской литературе, как модернизм, символизм, импрессионизм, натурализм, (сыгравший ведущую роль в разрушении ханжеских запретов, мешающих реальному и правдивому изображению действительности в американской литературе).
Theory of Literature появилась именно в то время, когда для нее настал наиболее благоприятный момент. Книга подводила итоги определенному направлению американской литературы и открывала новые горизонты литературоведения и развития формалистического направления, представленного в США школой «новой критики», а также синтезировала методологию этого направления.
Авторов книги, ученых-литературоведов Рене Уэллека и Остина Уоррена объединило убеждение в необходимости утвердить преимущественное значение анализа художественной формы. Основную часть Theory of Literature написал Рене Уэллек (1903-1995), чех по происхождению. Он окончил Карлов университет в Праге, где изучал англистику и романистику. Среди его учителей были В. Матезиус, О. Фишер, В. Тилле.
Р. Уэллек с 1935 года преподавал в Школе славистических и восточноевропейских исследований Университетского колледжа в Лондоне, после второй мировой войны жил и работал в США (Айовский университет и Йельский университет). Он стал одним из пионеров сравнительного метода в американском литературоведении, был близок к новой критике. В последние годы жизни был прикован к постели, в этом состоянии продиктовал два последних тома своей фундаментальной восьмитомной Истории современного литературоведения и литературной критики 1750-1950 (1955-1992). Кроме того, им были написаны следующие труды:
- Immanuel Kant in England: 1793-1838 (1931),
- The Rise of English Literary History (1941),
- Essays on Czech Literature (1963),
- Confrontations: Studies in the Intellectual and Literary Relations between Germany, England, and the United States during the Nineteenth Century (1965),
- The Literary Theory and Aesthetics of the Prague School (1969),
- Discriminations: Further Concepts of Criticism (1970),
- Four Critics: Croce, Valéry, Lukács, and Ingarden (1981),
- The Attack on Literature and other essays (1982).
Второй автор - Остин Уоррен (1899-1986) - коренной американец, среди его трудов можно выделить:
- Alexander Pope as critic and humanist (1929),
- The elder Henry James. - N.Y. ^1934),
- Rage for Order: essays in criticism (1959),
- In Continuity: the Last Essays of Austin Warren (posthumous 1996).
В главе «Природа литературы» автор Р. Уэллек таким образом оценивает специфику языка литературы: «Язык - такой же материал литературы, как камень или бронза - материал ваяния, краски - живописи, а звуки - музыки. Но следует помнить, что язык - не просто инертный материал, как камень, но, в свою очередь, творение человека и поэтому несет в себе культурное наследие той или иной языковой группы». И, как следствие этого, что наиболее важно для анализа художественной формы творчества П. Васильева, утверждает: «... в романе звукопись не столь важна, как в определенного рода лирических стихотворениях, по этой причине не допускающих адекватного перевода на другой язык...» [3, 39].
Действительно, в этом с Р. Уэллеком невозможно не согласиться: неукротимое, яростно-завоевательное, ошеломляющее звучание стихов Павла Васильева имеет магнетическую силу звука, накаленную метафору, образное дыхание строки, интонационное звучание. И это практически невозможно перевести на другой язык. Одним из подтверждений этого служат слова В. Цыбина: «Павел Васильев был поэтом интонации, то есть словаря... Языковая стихия Павла Васильева непередаваемая: разрушаются структуры. И волевая тяга стиха, не сюжетная, а стихийно-вечевая, останавливается, становится мертвой» [18, 280].
Но в этой же главе книги присутствуют утверждения, отправляющие нас в русло формальных дефиниций. Это - отрицание реальной жизненной основы в изображениях, создаваемыми писателями. Автор настаивает на том, что источник творчества - не реальный мир, а вымышленный. Более того, в аналитических размышлениях автора о роли, месте и основе литературы не звучат такие основополагающие слова, как «жизнь» и «человек». Сформированный взгляд на абстрактность, оторванность, разобщенность литературы и жизни - проходит красной нитью через весь материал исследований авторов, выступающих на твердых позициях дегуманизации искусства. Но разве смысл творчества не в его человеческой значимости? Л.Н. Толстой утверждал: «Искусство ... есть необходимое для жизни и движения к благу отдельного человека и человечества средство общения людей, соединяющее их в одних и тех же чувствах». [15, 87]
Действительно, общепризнанным фактом является известная условность художественного изображения. Но эта условность не противоречит реальному жизненному воплощению действительности в художественном произведении. Литература - важнейшее средство художественного познания действительности. И процессы культурно-исторического развития общества, многомерный ряд памятников культуры и искусства дают нам весомую и твердую аргументацию для опровержения подобного вида сентенций.
В контексте вышеуказанных выводов авторов книги, самым ярким доводом в пользу неразрывного единения жизни и искусства, в частности - литературы, могут служить поэтические произведения П. Васильева, с их чеканной, широкой поступью по реалиям жизни.
«То, что позднее ошеломит критику, покажется отчасти внешним экзотическим украшательством, -имеет реальное происхождение, реальную жизненную основу. При его редкой впечатлительности, Васильев отмечал и запоминал все, что так или иначе характеризовало быт казачества и быт кочевников-казахов, и эти наблюдения в достатке питали его творческое воображение при создании таких широких эпических полотен, как «Соляной бунт или «Кулаки», и, конечно, стихов о родном крае», - напишет о живой, жизненной основе поэтики П. Васильева Ал. Михайлов [2, 10].
Рассуждения о природе литературы продолжены в главе «Назначение литературы» О. Уорреном. Он демонстрирует полное согласие с принципами, которых придерживается Р. Уэллек. Один из важнейших вопросов этой главы - общественная функция литературы. Автор целенаправленно свел его исключительно к пропаганде. Да, конечно, пропаганда пользуется всеми достижениями науки и искусства, но она сама - не литература, а только эрзац приемов и воплощений, в зависимости от места и времени «обитания». Но литература, единым кровотоком связанная с жизнью, и писатель - плоть и кровь своего времени и народа -это абсолютно иное! И уровень художественного произведения, и его потребность в обществе напрямую зависят от степени проникновения писателя в жизнь своего времени, в его радость, боль и горе, в устремления и надежды.
Анализируя творчество П. Васильева, поэта русского, неразрывными узами связанного с глубинными народными традициями, ошибочно пользоваться данным методологическим принципом оценки назначения литературы. Родная земля, «родительница-степь», вскормила, выпестовала и подарила миру его вдохновенный талант. Поэт шел по пути зрелого реалистического искусства, с языком своего времени, а зачастую - опережающего его, со своей живой современной темой, чутко внимающей пульсации жизни.
В главе «Общее литературоведение. Сравнительное литературоведение. История национальных литератур» авторы высказывают спорное мнение, что литература едина, как едино человечество. Этот тезис, отражающий эклектическую и надклассовую позицию авторов, не может не вызвать возражения. «Сопоставляя явления разных национальных литератур, нельзя ограничиваться «текстом», необходимо учитывать своеобразие исторических, экономических условий, в которых развивается культура разных народов, особенности социально-классовой позиции писателей, являющихся объектом сопоставительного анализа», - опровергает данное мнение Б. Гиленсон в комментариях к тексту русского издания [10, 294].
Главы «Литературная теория, история литературы и критики», а также «Подготовка материала и установление фактов» научно обоснованы, имеют важное практическое значение и представляют своего рода «литературоведческую грамматику».
Обоснованные сомнения в правильности позиции авторов вызывают вопросы, рассматриваемые в части III Теории литературы: литература и биография, литература и психология, литература и общество, литература и идеи, литература и другие искусства.
Разделив литературоведение на два основных направления - изучение внешних условий возникновения художественного произведения и изучение внутреннего «наполнения», - авторы Теории литературы выстраивают свою научную аргументацию против многообразия исследовательских методов литературоведения, исследующих литературу в ее общественном контексте.
Авторы, в принципе, не отрицаю важности многоаспектного изучения произведения: «Среди различных методов, в основе которых лежит причинно-следственная связь, предпочтительнее те, что истолковывают произведение искусства в понятиях суммарного окружения, поскольку нелепо видеть в литературе
следствие какой-нибудь одной-единственной причины. (...) Мы не можем не признать, что толкование, опирающееся на совокупность всех факторов, благополучно избегает критики, которой не выдерживают многие современные течения в литературоведении» [4, 39-40], - а также: «...никто не станет отрицать, насколько полезно и плодотворно глубокое знание условий, в которых создавалось литературное произведение; истолковательная ценность таких исследований несомненна». [5, 89-90].
Но, тем не менее, не плодотворному изучению литературы в ее множественных связях с действительностью и не генетивному литературоведению авторы отдают предпочтение (иногда противореча своим же утверждениям), а имманентному и статичному изучению литературного произведения: «... казуальное изучение оставит в стороне проблемы описания, анализа и оценки такого явления, как произведение искусства слова. Причина и следствие здесь несоотносимы, конкретный результат этих внешних обстоятельств - произведение искусства - всегда непредсказуем. Что касается истории, внешних факторов, разумеется, нужно учитывать их роль в создании произведений искусства. Однако реальные проблемы лежат в иной плоскости - когда мы оцениваем, сравниваем и выделяем те индивидуальные факторы, которые, вероятно, и определяют сущность конкретного произведения искусства» [6,90]. Утверждая это, авторы делают важнейшую ошибку, так как без тесной взаимосвязи с внешними факторами произведение теряет свою художественную биографию, свою историю.
В контексте исследования творчества Павла Васильева такой статичный взгляд и отрицание важности изучения причинно-следственных связей абсолютно неприемлемо. Без изучения причинно-следственных связей, «температуры» времени, когда создавались его эпические поэмы, в частности: «Песня о гибели казачьего войска», «Соляной бунт», главы «Патриотической поэмы», - невозможно глубинное проникновение в пространство авторского замысла и его воплощения. Не учитывать глобального влияния на васильевскую поэтику смены эпох, мировоззрений, всего уклада народной жизни, значения русской и азиатской культур - глубоко ошибочно. Об этом же говорит и А. Хвалин в статье «Русский азиат»: «При кардинальных общественно-политических сдвигах бывает, что в жизни одного человека фокусируются усилия целых поколений предшественников. Избранные судьбой на роль первопроходцев, они испытывают гигантское давление со стороны двух миров. Обычно они погибают. Таково было предназначение и Павла Васильева» [16, 158].
Своей связью с народом он очень дорожил и считал себя представителем народной речи, народных вкусов, народных желаний и чаяний. А время создания его самых ярких произведений было жестоким и страшным временем - «время перед кровавой вакханалией 1937-го было взвинчено подозрительностью, криком об «угрозе со стороны правых», «русском национализме», «русском шовинизме», <...> «русском заговоре против ВКП(б), против правительства и советской власти...»[7,15]. Как можно не учитывать его влияния и давления на поэта?
Важнейшей с методологической точки зрения главой является глава «Литература и общество», вместившая в себя содержательные ссылки и цитаты ученых, изучающих отражение идей в литературе. Авторы утверждают, и с ними нет нужды в этом спорить, что: «Литература «изображает» жизнь, а жизнь в широком смысле слова - это жизнь общества, хотя предметом литературного «подражания» бывали и естественный мир природы, и внутренний, субъективный мир отдельного человека. Поэт такой же член общества, как все другие, он занимает определенное общественное положение, получает известное общественное признание и поощрение» [14, 113].
Также можно полностью принять критику авторами чрезмерного интеллектуализма в литературоведении, превращающего художественную литературу просто в иллюстрацию философских идей определенной эпохи: «Литература не является философским знанием, переведенным в образную системы и стихи, а выражает общее отношение к жизни...». Трудно не согласиться и с имеющим большую долю истины парадоксальным утверждением цитируемого здесь Ф. Гундольфа: «Мы не из эпохи доходим до Шекспира, а из Шекспира постигаем его эпоху».
Но двойственна точка зрения Р. Уэллека, высказанная в заключении главы: «Существует великая литература, соотносимая с обществом слабо, даже вовсе не соотносимая; социальная литература - только разновидность литературы, и в теории литературы она занимает скромное место, если, конечно, не придерживаться того мнения, что литература призвана лишь «отражать» жизнь, в частности общественную жизнь. Но литература не обязана подменять социологию и политику. В ней самой ее оправдание и назначение» [8, 109].
Конечно, есть много произведений, не имеющих социально-политической «оснащенности», но главным созидателем и содержанием искусства является человек, и все составляющие его чувств, мыслей, желаний, устремлений. Тонкие материи душевной организации человека существуют не в потустороннем мире, не в неосязаемом эфире, а во вполне определенном, сложно организованном общественном организме.
Глава «Литература и другие искусства» привлекает ясно и точно изложенными вопросами об источниках и влияниях, о сотрудничестве и взаимном вдохновении литературы и других искусств. Данная глава обращается к сложной проблеме: «... суть ее состоит в том, что литература подчас осознанно стремилась
добиться того воздействия, которое оказывает живопись (стать живописью словом) или музыка (преобразоваться в музыку). Известны и такие примеры, когда поэзия даже хотела сделаться скульптурой. (... ) Конечно, не трудно показать, что буквальное преобразование поэзии в скульптуру, музыку или живопись неосуществимо. Когда о поэзии говорят, что она «скульптурна», имея при этом в виду стихи Лэндора, Готье или Эредиа, перед нами лишь неточная метафора, при помощи которой пытаются выразить известное сходство впечатлений от такого рода поэзии и от греческой скульптуры...» [9, 111].
Многое, изложенное в этой главе, действительно интересно. Без сомнения, многие стихи и поэмы П. Васильева словно написаны кистью живописца, имеют свою «вещность», сгустившиеся наэлектризованные краски, они насыщены описаниями, заставляющими по меньшей мере вспомнить о приемах изобразительных искусств, а то и представить себе описываемую сцену, как полотно художника:
Голубизной и сверкающей кровью По небу ударил горячий рассвет, И, горизонт перевернутый сдвинув, Снегами сияя издалека,
На крыши домов Натыкаясь, как льдины, Сплошным половодьем пошли облака.
(Песня, 1930) [1,77]
В своей цвето-образно-художественной системе поэт самобытно и разносторонне использует традиционную трехцветную гамму: желтый, красный, синий - играя, как живописец, всеми фактурными оттенками этих цветов. Доминантную роль здесь играют именно оттенки желтого - пшеничный, рыжий, оранжевый, медный, особенно золотой, так как это цвета степи, солнца, урожая, меда, «золото кожи», «золотое перо осени», «золотые ковры трав», «золотая пурга овса», «золотое тело, «золотая вода в ковше», в конечном итоге - это цвет жизни. Символом родины у П. Васильева становится не «голубая Русь» (А. Блок, С. Есенин), а «родительница-степь».
Солидарно с поднятым Р. Уэллеком и О. Уорреном в Теории литературы вопросом о способности поэзии оказывать такое же воздействие, какое оказывает музыка, - можно провести анализ музыкальности творчества П. Васильева, тембральной глубины его поэтической речи, необыкновенного звукового насыщения его поэтики. Здесь также уместно процитировать слова В. Цыбина: «Стихи эти сами ворвались в меня, не дожидаясь, когда я вникну в них, назвучусь их неукротимым звучанием. <...> Эти стихи нужно было произносить - мимо любящего влажные звуки неба - гортанью, читать их гулом, рвущимся из груди. Прежде всего поразило звучание, ... необычная звучность ритмов...» [17, 277].
Действительно, поражают звуковая аранжировка и модуляция, при которых устраняются скопления согласных, усиливается ритмическая пульсация, виртуозная музыкальность, оркестровость строк. Необходимо подчеркнуть, что в гармоническом ритме его поэтики лейтмотивом проходит звук акцентного накала. В мире Павла Васильева все «кипит», «пенится», «бушует», «бурлит», «перекипает», «грохочет» и «звенит»: «бушуют полыни», «кипенье судеб», «солнце звенит на подковах» и т.п. В приведенных примерах наиболее емким и наиболее обобщенным является слово «бушевать», которое передает авторское восприятие мира природы - мира пульсирующего, яростного, изменчивого.
Наибольший интерес с точки зрения нашего исследования вызывает часть IV Теории литературы, посвященная принципам анализа литературного произведения. Здесь Р. Уэллек и О. Уоррен
наиболее многосторонне демонстрируют свою методологию. Авторы последовательно рассматривают различные слои литературного произведения, начиная с таких первоэлементов, как эвфония, ритм, метрика. Затем рассматриваются стилистика речи, образные средства, композиция и жанры. Достаточно широко и подробно дан обзор различных литературоведческих теорий, понятий и категорий.
Самой актуальной для анализа является глава «Образ, метафора, символ, миф». Предлагая именно такую последовательность терминов, авторы утверждают: «... что именно в таком направлении проходит слияние двух весьма важных для теоретика литературы сторон поэзии. В первом плане поэзия есть выражение чувственно-индивидуального, чувственная и эстетическая данность; поэзия тем самым вводится в ряд музыки и живописи и отторгается от философии и естественных наук; в плане втором поэзия - это «фигуральный», «образный» способ выражения - некая оперирующая метонимиями и метафорами косвенная речь, которая ревниво соотносит разные области, уточняет свой предмет, перелагая его на языки других систем» [11, 202-203]. То же самое утверждается в труде Б. Томашевского «Теория литературы» (1925), в частности - в подразделе «Поэтика». А данный труд, на наш взгляд, послужил информативным источником и прообразом Теории литературы Уэллека и Уоррена.
Достаточно подробно в части определения понятия «символ» дается исследование использования в традиционном и индивидуальном употреблении цветовых образов - как образов-символов. Здесь уместно, в дополнении уже сказанному о значении цвета в творчестве П. Васильева, добавить акцентную значимость
образа-символа огня, костра, очага, как одной из доминантных стихий в лирике поэта. Здесь воедино сливаются ало-золотое восприятие мира и персонификация, олицетворение огня в виде различных символов: петуха, павлина, селезня.
Однако если судить о символизме в поэзии, следует всегда различать «закрытый» символизм современного поэта и постигаемый символизм поэтов прошлого. Значительное место в этой главе занимает вопрос о целесообразности написания критических и литературоведческих работ на том же языке символической образности, что и само рассматриваемое произведение. Действительно, в первую очередь, важна изначальная установка исследования и определение: что является предметом исследовательского анализа - сам творец или его творение?
Обращаясь к понятию «миф», авторы считают, что миф - это крупномасштабная реализация поэтической метафоры. По их мнению, именно в метафоре и мифе обнаруживается назначение и функция литературы. И в контексте сложности перевода поэзии П. Васильева на другие языки, актуально звучит мнение авторов: «В самом деле, этимологические метафоры, не «обыгранные» в родном языке, иностранцу непременно будут казаться личным достижением того или иного поэта. Чтобы почувствовать и оценить его метафорическое мышление нужно досконально знать и язык, и литературный этикет избранной эпохи» [12, 226].
Последовательно перейдя от мотивации лингвистической и ритуальной метафор к телеологии метафоры поэтической, авторы привлекают куда более крупные величины - они ведут, в сущности, речь о функции художественной литературы. И невозможно не быть солидарными с авторами в том, что, поскольку обе сферы -поэзия и жизнь - находятся в постоянном взаимодействии, взаимопроникновении, много важнее было бы раскрыть «крупномасштабные эквиваленты, психические корреляты».
Ошибочна, считают авторы, точка зрения, что все изображенное поэтом - в точности пережито им в жизни. И они абсолютно правы, аргументировано опровергая такую плоскую, нерациональную для литературоведения позицию некоторых исследователей. Так же как и видеть в поэтических образах, прежде всего, отпечаток бессознательного.
Во многом созвучна итогам анализа фольклорных истоков поэтики П. Васильева и следующая мысль авторов: «В эстетике фольклора создатель образов - это колдун, маг, а поэт - одержимый, вдохновенный, дееспособный безумец. И как первобытный поэт творил молитвы и заклинания, так и поэт современный может (подобно Йейтсу) употреблять образ, образ буквальный, как средство создания магико-символической системы образности» [13, 222].
Книга Теория литературы в сравнительно сжатой форме охватывает большое количество вопросов литературоведения, хотя многое освещено авторами, по меньшей мере, спорно. Большим достоинством книги является ее информативность, а привлечение значительного количества работ литературоведов разных направлений делает ее энциклопедией литературоведения. В целом, изучение методологических принципов литературоведения американских ученых Р. Уэллека и О. Уоррена, высказанных ими в книге Theory of Literature - плодотворная, значительно обогащающая научный кругозор исследовательская работа, позволяющая провести много интересных и актуальных параллелей в творчестве Павла Васильева.
Литература
1. ВасильевП.Н. Стихотворения и поэмы. М.: Советская России, 1989. 630 с.
2. Михайлов А. Степная песнь. М.: Сов. Россия. 1985. 559 с.
3. Rene Wellek and Austin Warren / Theory ofLiterature / Penguin Books, 1956. 384 с.
4. Rene Wellek and Austin Warren / Theory of Literature. 384 с.
5. Там же
6. Там же
7. Сорокин В.В. Крест поэта М.: Алгоритм, 2006, 608 с.
8. Уэллек Р. / Уоррен О. Теория литературы. М.: Прогресс, 1978. 328 с.
9. Уэллек Р. / Уоррен О. Теория литературы. 328 с.
10. Там же
11. Там же
12. Там же
13. Там же
14. Там же
15. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 20-ти томах, т. 15. М.: Художественная литература. 1964. 480 с.
16. Хвалин А. Русский азиат // Литературная учеба. 1990 г. № 4. С. 158 - 163.
17. Цыбин В. Д. Удивления. М. Сов. Писатель. 1991. 427 с.
18. Цыбин В. Д. Удивления. 427 с.
