ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Д. Г. Алилова
ПОЭТИКА ОДЫ Т. ГРЕЯ «БАРД»
Пиндарическая ода Томаса Грея «Бард» по праву считается одной из «самых совершенных классических од, когда-либо созданных на английском языке»1. Ее выход в свет В авг. 1757 г. вызывает у современников «немое изумление» (mute amazement)2, за которым следует шквал критических высказываний — от восторженно-панегирических до резко уничижительных. Авторами первых оказались лучшие поэты переходного к новой художественной системе периода — О. Голдсмит, У Шенстон, Дж. Битти, а впоследствии и У Каупер3. Полярный полюс критики возглавляет сам С. Джонсон, законодатель литературных вкусов того времени, метко названный современником «великим повелителем литературы».
Замысел оды «Бард» (The Bard, опубл.1757), значительная часть которой была создана еще в 1755 г., возник в результате скрупулезного изучения Греем античной и средневековой истории. В марте 1754 г., пытаясь как-то объяснить свое «затворническое» пребывание в Кембриджской библиотеке, Грей пишет своему другу Хорасу Уолполу: «.. .почему ты считаешь, что я так зарылся в пыли старинных летописей, что мне безразлично, что происходит в нынешнее время правления Георга II? Я все еще жив (я хотел бы, чтобы ты это знал), и хотя нынешние события для меня лишь предмет для размышления, все же почувствуй разницу между прошлым и настоящим»4. В 1750-е гг. в «старинных летописях» Грей и находит истинную поэзию, для него эти летописи — и есть источник поэзии, величие которой проявляется тем яснее, чем дальше мы отступаем в глубь времен. Грей знакомится с рукописными материалами, содержащими величайшие памятники старинного народного творчества и средневековой поэзии. При этом сочинения древних кельтов остаются значительно менее доступны, ибо вплоть до XVI в. кельтская традиция была по преимуществу устной, несмотря на наличие письменности. Письменность, по убеждению древних кельтов, была связана с магией и считалась гораздо более могущественной, нежели устная речь, и поэтому использовалась лишь ограниченным кругом лиц и лишь в исключительных случаях. Наиболее развитая часть кельтской мифологической традиции, неизменно связанная с мистицизмом, представлена в учении друидов древних кельтов, среди которых особое место занимали барды и прорицатели. Их могущество определялось способностью видеть незримое (этимология древнеирландских слов, связанных с культом, свидетельствует, что «знание» воспринималось особым «зрением»). В Уэльсе, например, существовал особый метод предсказания, он назывался «озарение рифмами»5 и являлся прерогативой исключительно бардов. Привилегированный социальный статус валлийских поэтов, представляющих профессиональный орден, был закреплен в средневековом своде законов Уэльса.
© Д. Г. Алилова, 200В
На протяжении нескольких веков барды как хранители древнейшей устной традиции кельтов (а с появлением письменности — и монахи), представляли особую опасность для английской короны в контексте ее политики покорения соседних стран, мужественно переживших набеги викингов VIII-XI вв. и последующее завоевание норманнов. Наиболее упорное и длительное сопротивление оказывали Шотландия и в особенности Ирландия, где барды находились под особой защитой могущественных вождей, ибо существовало четкое осознание того, что сохранение национальной независимости зависит и от сохранения национального слова и письменности. Уэльсу же удавалось сохранять фактическую независимость до вторжения армии Эдуарда I в 12В2—1284 гг.
В прозаическом вступлении к «Барду» автор предуведомляет читателя о том, что «следующая ода основана на предании, все еще бытующем в Уэльсе, согласно которому Эдуард I, завоевав эту страну, отдал приказ всех бардов, попавших в плен, предать смерти»6. Согласно легенде, при покорении соседних земель войско Эдуарда I было приведено в замешательство при виде одинокой фигуры беззащитного барда — единственного избежавшего казни, который с вершины высокой скалы неземным голосом возвещал о трагической судьбе норманнов, бросая упреки королю в несчастьях и опустошениях, которые он принес на эту землю. Бард также заявил монарху, что, несмотря на всю его жестокость, ему никогда не удастся уничтожить благородный поэтический дух гения на этом острове. Когда его песнь, оказавшаяся пророческой, была завершена, он бросился со скалы в бурный поток.
Подобное освещение карательных действий английской короны по отношению к соседним странам не могло не вызвать (и не только в литературных кругах) немало возражений и сомнений в подлинности описываемых событий. «Я не думаю, что в „Барде“ отображена правда в области нравов или политики», — категорично заявит С. Джонсон в «Жизнеописаниях поэтов» (1779—1781) и спустя два десятилетия после выхода в свет оды Грея7. Скупые сведения о трагической судьбе валлийских бардов Грей почерпнул из второго тома «Общей истории Англии» (опубл. 1750) Томаса Карта, где лишь вскользь говорится о массовой казни через повешение бардов, призывавших валлийцев к неповиновению. Уже спустя четыре года после публикации «Барда» Грею представится возможность более подробно ознакомится с теми событиями благодаря рукописи XVI в. «История семьи Гуэдер» (A History of the Gwedir Family, опубл. 1770), принадлежащей перу сэра Джона Уинна, последнего прямого потомка принца Уэльского во времена королевы Елизаветы. По воспоминаниям современников, Грей был настолько удовлетворен тем, что его «поэтическое видение», запечатлевшее трагические события давних дней, получило веское подтверждение, что собственноручно переписал часть письма со сведениями из манускрипта, хранящегося в одной из частных библиотек, о чем свидетельствует переписка Томаса Перси и валлийского литератора Эвана Эванса (письма от 21 июля, 8 авг. и 15 окт. 1761 г.)8, который, в свою очередь, вдохновленный примером Грея, спустя семь лет подготовит к изданию сборник «Фрагменты стихотворных сочинений древних валлийских бардов» (Specimens of the Poetry of the Ancient Welsh Bards, 1764).
В свой «Дневник для заметок» (Common-Place Book) Грей перепишет и ряд изданных Эдуардом I и Генрихом IV указов, направленных против странствующих бардов, которые в монарших документах именованы бродягами (vagrants). И несмотря на это, как отмечает Грей в очерке «Камбрия» (Cambri, 1750), «их сочинения. все еще сохранились, их язык (хотя и почти не слышен) все еще жив, а их искусство стихосложения известно и применяется ими до сих пор»9. Подобное представление о ценности поэзии восходит к Пиндару, провозгласившему, что сокровищницы песен не уничтожит ни дождь, ни вихрь, ибо
в отличие от неподвижной статуи, песня находится в вечном движении и, уносясь вдаль, продолжает жить (песни 5-я Немейская, 4-я Истмийская и др., а также высший апофеоз поэзии — 1-я Пифийская)10. Одним из первых в английской поэзии оды «в стиле Пиндара» создавал Джон Сазерн (книга «Пандора», 1584), а во второй половине XVII в. — и такие крупные поэты, как Драйден и Свифт, вслед за Абрахамом Каули, чьи «Пиндарические оды» (Pindaric Odes, 1656), изданные ровно за сто лет до греевского «Барда», во многом соответствовали своим древнегреческим образцам по «возвышенности» стиля, но отличались в композиционном плане.
Созданная «в стиле Пиндара» (что обозначено в самом подзаголовке оды), сравнительно небольшая по объему ода «Бард» имеет трехчастное строение — написана повторяющими друг друга строфическими триадами, и каждая триада состоит из строфы, антистрофы и эпода (у Пиндара число триад колеблется от 1 до 13). Вместе с тем, при их композиционной близости, оду Грея отличает такое ритмическое разнообразие, что ее можно представить как полифоническое произведение, где монодическая лирика переходит в хоровую, по окончании которой первая звучит вновь, но уже в иной тональности. Так, песнь избежавшего казни барда, посылающего проклятия «кровавому тирану» (ст. 1-8) переходит в авторское описание войска Эдуарда I и самого барда, где голос автора звучит относительно размеренно и несколько отстраненно (ст. 9-22), пока не прерывается песней-плачем барда по казненным поэтам (ст. 23-48), а затем подхватывается хором их голосов из потустороннего мира (ст. 49-100). Завершается ода пророчеством барда (ст. 101-142) и двустишием, где автор возвещает об уходе последнего барда в «бесконечную ночь» (ст. 143-144). Тематическое и строфическое членение в оде Грея не совпадает — налицо длинные тирады, «перехлестывающие» из строфы в строфу. Подобная композиционная стратегия полностью обусловлена авторским замыслом — обыгрывая несовпадение этих членений, автор выделяет большие тирады так, что монолог — пророчество барда — переходит из первой антистрофы (ст. 23-28) в эпод (ст. 29-48), а хор голосов казненных поэтов неумолчно звучит всю вторую строфу, антистрофу и эпод (ст. 49-96) и затихает лишь в конце первого катрена третьей строфы (ст. 97-100).
Следуя античной традиции, Грей дает нумерацию своим пиндарическим одам: «Бард», опубликованный вслед за Одой Первой — «Шествие поэзии» (The Progress of Poetry, созд. в 1754), соответственно обозначен как Ода Вторая. Обеим одам предпослан общий эпиграф — «Ясно для просвещенных» — строка из Второй Олимпийской песни Пиндара. Ко времени издания своего одического «диптиха» Грей — уже всеевропейски признанный автор знаменитой английской элегии — во многом предугадал судьбу своего «Барда», что совершенно очевидно уже по эпиграфу. Однако поэт и не предполагал, насколько узким окажется этот круг «просвещенных»11. Именно поэтому для второго издания пиндарических од в 1768 г. он, дополнив эпиграф последующей строкой из Второй Олимпийской песни: «А для народа нужны толкователи», подготовил к ним многочисленные комментарии.
Несмотря на сделанные автором «коррективы» диапазон мнений о художественных достоинствах оды оставался необыкновенно широк — начиная с негодующих замечаний С. Джонсона по поводу «неровности стиля» оды, которая, по его мнению, «лишена всяческих достоинств, в том числе и новизны»12, — до дружеского совета поэта О. Голдсмита, выделившего курсивом в своем критическом «Обзоре пиндарических од» слова древнегреческого основателя общего образования Исократа, советовавшего своим ученикам: «Изучай народ» (курсив автора эссе. — Д. А. — The Monthly Review. 1757. No. 17. Sept.)13.
При этом Голдсмит еще одним курсивом выделил и свое безусловное признание поэтического гения Грея, которого, по его словам, сама «Муза отметила своим знаком» (курсив автора эссе. — Д. А.). Однако греевские оды, как прозорливо отмечает Голдсмит, из-за «кажущейся неясности, неожиданных переходов и рискованных (hazardous) эпитетов» не получат справедливой оценки большинства читателей и лишь впоследствии будут признаны образцами «возвышенного» (sublime) стиля14.
В «Эссе о поэзии и музыке» (1762, опубл. 1776) Дж. Битти, причислив «Барда» к самым изящным одам, когда-либо созданным рукой мастера, берет под защиту новизну и необычность ее «образного стиля и композиционной фрагментарности» (a figurative style and desultory composition). «Если уж подлинное пророчество, — отмечает Битти, — всегда должно быть несколько неопределенным, что его можно полностью понять лишь после того, как оно осуществится... то и это произведение, в котором имитируется сам пророческий язык, тоже в определенной степени должно быть неясным, и не в образах или словах. а в аллюзиях»15.
По замыслу Грея, ода «Бард» должна была служить своего рода «иллюстрацией» к его «Истории английской поэзии» наряду с его последующими переложениями древнескандинавских и древневаллийских эпических песен — «Роковые сестры» (The Fatal Sisters), «Нисхождение Одина» (The Descent of Odin), «Триумф Оуэна» (The Triumphs of Owen, все три оды опубл. 1768) и «Смерть Хоэла» (The Death of Hoel, опубл. 1775, две последние остались незавершенными). Взяв за основу результаты «Исследований по английским поэтам» (Observation on the English Poets), проведенных его предшественником Александром Поупом, и частично их переработав, Грей намеревался показать многовековой процесс становления и развития английской поэзии. Для этого еще в конце 40-х — начале 50-х гг. он глубоко и досконально изучает романскую, германскую и кельтскую поэтики, которые и послужили основой английской просодии. В своем «Исследовании английского стихосложения» (Observations on English Metre, 1747, опубл. 1814) Грей рассматривает множество разнообразнейших стихотворных размеров, приводя примеры из античной и средневековой поэзии, из Чосера, Э. Спенсера, Мильтона, Драйдена, а также первых реформаторов английской метрики и стиля — Томаса Уайетта и графа Сарри (Генри Говард).
План Грея по написанию «Истории английской поэзии» (к сожалению, так и оставшийся незавершенным) как по замыслу, так и по его частичному исполнению, представляет собой уникальную попытку показать взаимодействие и взаимовлияние различных национальных систем индоевропейского стихосложения и их роль в становлении английского стиха. Считая историю стиха важнейшей частью истории поэзии, Грей стремился проследить «шествие поэзии», прежде всего, в модификации стиха, варьировании метра, ритма, рифм, строф. Сложность «поэтического» замысла Грея продемонстрировать многоступенчатое «шествие поэзии» заключалась и в том, что он намеревался при творческом освоении образцов древневаллийских и древнескандинавских песен не ограничиваться использованием кельтских и скандинавских сюжетов и образов, а, выявив экспрессивные возможности языка, как можно ближе переложить древние сочинения посредством старинных поэтических приемов и частичного использования стихотворных размеров древних кельтов и скальдов. Так, в «Барде» Грею удается виртуозно использовать поэтический прием, близкий к одному из сложнейших приемов валлийского стихосложения cynghanedd, насчитывающий 14 разновидностей. Английский исследователь Эдвард Снайдер16 отмечает, что валлийское слово cynghanedd не имеет точного эквивалента в английском языке, но близко по значению слову «consonance» — «созвучие согласных». Этот широко
используемый валлийцами стихотворный прием совмещал наряду с созвучием согласных и определенный набор рифм. Начальный стих второй антистрофы (ст. 49) оды «Бард», в котором начинает звучать хор голосов казненных поэтов, представляет собой блестящий пример использования Греем этого характерного для валлийской поэтики стихотворного приема:
Weave the warp, (and) weave the woof
1 2 3 4 1 2 3 4
Любопытно, что большинство предпринятых валлийскими поэтами попыток применить в английском стихе этот древнейший стихотворный прием, как правило, оканчивались неудачей из-за особенностей английской языковой системы, существенно отличающейся от древневаллийской, ибо в первой, как известно, отсутствует система изменения префиксов и флексий, характерная для флективных языков.
Английские и валлийские исследователи «кельтских» сочинений Грея признают, что без его заметок и комментариев к «Барду» едва ли кто-нибудь смог бы выявить и проследить, насколько близок в ритмическом отношении к валлийскому Gorchest-Beirdh11 стихотворный размер, использованный Греем в эподах (ст. 43-46):
No more I weep. They do not sleep.
On yonder cliffs, a grisly band,
I see them sit, they linger yet,
Avengers of their native land.
На это ритмическое сходство указал сам Грей в комментарии к оде: «Двойная каденция служит здесь не только для передачи необузданного (wild) эмоционального состояния и для метрического разнообразия эпода, но и потому, что этот поэтический прием имеет сходство с исключительно валлийским стихотворным размером Gorchest-Beirdh, что дословно означает «высокое мастерство бардов», который встречается только в валлийской просодии18. Подробнее ознакомится с мастерским использованием этого стихотворного размера Грею помогла работа Джона Д. Райса по валлийскому языку и просодии, изданная в конце XVI в. (Cambrobrytannicae Cymraecaeve Linguae Institutiones, 1592), о чем свидетельствуют выписанные поэтом в «Дневник для заметок» ряд стихотворных образцов из этой книги. И хотя этот стихотворный размер был впервые использован в середине XV в., т. е. спустя полтора столетия после завоевания Уэльса Эдуардом I, Грей посчитал его наиболее приемлемым для своих эпод, где столь величаво звучит протестующий монолог одинокого барда, скорбящего по трагической участи поэтов.
Ни в одном из произведений Грея так, как в «Барде» — насыщенно и разнообразно, — не использована аллитерированная связь не только внутри стиха, но и между стихами, когда последнее слово строки аллитерирует с первым словом следующей:
Mighty Victor, mighty Lord!
Low on his funeral couch he lies! (ст. 63-64)
Подобный вид аллитерации между стихами (строками) часто встречается в кельтском стихосложении. Наличие не только аллитерации, но и насыщенность внутренней рифмой (разработанной ирландскими филидами и валлийскими бардами еще в VIII-X вв.)19, свидетельствует о более чем успешной попытке, предпринятой Греем, поэтического освоения образцов древней кельтской поэзии.
Пиндарическая ода «Бард», открывающая собрание «кельтских» сочинений Грея, своей темой мистического пророчества и новизной в выборе набора выразительных средств для передачи древнейших поэтических приемов, а также частичным использованием старинных стихотворных размеров дала импульс к созданию не только поэтических произведений Э. Эванса «Фрагменты стихотворных сочинений древних валлийских бардов» (1764), описательной поэмы У Мейсона «СагаСаеш» (1759), оссиановской поэзии Дж. Макферсона (1760-1765, 1773), но и, бесспорно, вдохновила Х. Уолпола на создание первого готического романа «Замок Отранто» (1765), который, в свою очередь, положил начало «готической прозе».
1 Golden M. Thomas Gray. New York, 1964. P. 145.
2 Johnson S. Lives of the English Poets. London; Paris; New York; Melbourne, 1889. P. 175.
3 Спустя 20 лет после выхода «Барда» У Каупер признался в своем «предвзятом мнении» и крайне несправедливой оценке од Грея и назвал их автора «единственным поэтом со времен Шекспира, который заслужил право называться Великим» (см.: Письмо к Джозефу Хиллу, апрель ПИ). Gray. Poetry and Prose. With Essays by Johnson, Goldsmith and others. Oxford, 1959. P. 17.
4 The Correspondence of Gray, Walpole, West and Ashton: In 2 vol. Oxford, 1915. Vol. 2. P. 147.
5 Этот метод предсказания представлял собой «высказывания в трансе» — когда воображение затуманивало сознание настолько, что бард засыпал глубоким сном, и ему являлись рожденные магией мысли, которые он высказывал, находясь в этом экстатическом состоянии. — Маккалох Д. А. Религия древних кельтов. М., 2004. С. 214, 215.
6 The Complete Poems of Thomas Gray. Oxford, 1966. P. 18.
7 Johnson S. Lives of the English Poets. P. 182. — Очень образно о категоричности и безапелляционности суждений С. Джонсона выразился О. Голдсмит: «Спорить с Джонсоном бессмысленно: если его пистолет даст осечку, он прибьет вас рукояткой» (Boswell J. Life of Dr. Johnson: In 2 vol. London, 1960. Vol. 2. P. 509).
8 The Percy Letters. The Correspondence of Thomas Percy and Evan Evans / Ed. A. Lewis. Lousiana, 1957. Vol. 5. P. 5-12, 14-16.
9 Цит по: Johnston A. Thomas Gray and the Bard: An Inaugural Lecture Delivered at the University College of Wales, Aberystwyth. Cardiff, 1966. P. 7.
10Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты / Под ред. М. Л. Гаспарова. М., 1980. С. 58-59, 130-131, 168.
11 The Correspondence of Thomas Gray: In 3 vol. / Ed. P. Toynbee and L. Whibley. Oxford, 1935. Vol. 2. P. 518.
12 Johnson S. Lives of the English Poets. P. 182; Boswell J. The Life of Dr. Johnson: In 2 vol. London, 1960. Vol. 1. P. 250.
13 Goldsmith O. Review of the Pindaric Odes / Gray. Poetry and Prose. With Essays by Johnson, Goldsmith and others. Oxford, 1959. P 14.
14 Goldsmith O. Review of the Pindaric Odes / Gray. Poetry and Prose. With Essays by Johnson, Goldsmith and others. Oxford, 1959. P. 15.
15Beattie J. An Essay on Poetry and Music, as They Affect the Mind / Beattie J. Essays. Edinburgh, 1778. P. 290-291.
16 Snyder E. D. Celtic Revival in English Literature. 1760-1800. Gloucester, 1965. P. 39.
17 Johnston A. Gray’s Use of the Gorchest y Beirdd in “The Bard” // Modern Language Review. 1964. Vol. 59. № 3. P. 335.
18 Johnston A. Gray’s Use of the Gorchest y Beirdd in “The Bard” // Modern Language Review. 1964. Vol. 59. № 3. P. 335.
19 Гаспаров М. Л. Очерк истории европейского стиха. М., 1989. С. 44-45.