CC BY
1384
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 9. 2008. Вып. 3. Ч. I
И. Н. Швецов
ПОЭТИЧЕСКИЕ НЕОЛОГИЗМЫ М. ЦВЕТАЕВОЙ В ПОЗИЦИИ РИФМЫ
Индивидуальное словотворчество традиционно изучается в лингвистике и поэтике. Существует множество работ, посвященных образованию, употреблению и функциям окказионализмов в поэтическом языке1. Поэтические неологизмы занимают существенное место в идиостиле М. Цветаевой. Проблема соотношения узуального и окказионального в поэтическом языке неоднократно становилась объектом исследовательской рефлексии2. Система дефиниций, разработанная для обозначения явлений, связанных с образованием и употреблением авторских слов, во многом противоречива. Термин «окказиональное слово» был впервые предложен Г. Паулем в работе «Принципы истории языка»3. Кроме термина «окказиональное слово», в современной лингвистике используются термины «неологизм» и «потенциальное слово». Окказионализмы традиционно противопоставляются неологизмам по принципу « авторство — его отсутствие». Как отмечает О. Г. Ревзина, «в противопоставлении неологизм — окказиональное слово происходит своеобразная подмена понятия: главным является, собственно говоря, не просто авторство, а функциональное назначение и характер бытования нового слова. Окказионализмы в поэтическом языке имеют настолько специфичное бытование, что по отношению к ним уместно использовать особый термин — поэтические окказионализмы»4. В применении к цветаевской неологии термином «окказиональное слово» нужно пользоваться с осторожностью. «Поэтический неологизм» или «авторское слово», как неоднократно отмечала Л. В. Зубова, является более удачным термином, чем «окказиональное слово», потому что, в отличие от него, не привносит этимологического значения оценочности5. Окказионализм — случайное слово (от англ. occasional — случайный). В поэтическом языке М. Цветаевой неологизмы — не случайное, а системное явление, они органично включены в языковую картину мира поэта, раскрывают особенности поэтического мышления, помогают понять особенности эстетического отношения поэта к слову.
О. Г. Ревзина пишет: «окказиональное поэтическое слово (Цветаевой — И. Ш.) не входит в синтаксически сложные и "осложненные" конструкции, где оно могло бы "потеряться", предпочитает те структурные схемы, где бы оно ясно звучало, проявлялось»6.
При чтении стихов М. Цветаевой возникает ощущение, что неологизмы значительно чаще встречаются в рифменной позиции, чем в нерифменной. Насколько это ощущение соответствует действительности, можно выяснить с помощью подсчетов по всему корпусу поэтических текстов М. Цветаевой. Для статистической проверки предположения об особой количественной маркированности рифм-неологизмов мы обратились к « Словарю поэтического языка М. И. Цветаевой»7 (далее — СПЯМЦ). К неологизмам в СПЯМЦ относятся все слова, не представленные в качестве отдельной словарной статьи в Академическом 4-х томном толковом словаре и в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля. Словоформы, входящие в потенциальный фонд русского языка, помещаются в СПЯМЦ как окказиональные.
© И. Н. Швецов, 2008
Исследованы были все неологизмы из всех поэтических произведений М. Цветаевой на предмет их зарифмованности/незарифмованности.
Всего в поэтическом языке М. Цветаевой, по подсчетам О. Г. Ревзиной, около 1000 неологизмов8. Некоторые из них употребляются только один раз, другие — несколько раз. С учетом всех повторов мы обнаружили у Цветаевой 2206 употреблений неологизмов. Из них в рифменную позицию, согласно нашим подсчетам, помещены 49,1 % (1084 слова), зарифмованы, но расположены в середине или в начале строки 27,8 % (614 слов). Не зарифмованы 23 % (508 слов). Таким образом, в 76,9 (49,1 + 27,8) случаях из 100 неологизмы у Цветаевой так или иначе зарифмованы.
Подсчеты подтверждают наши читательские ощущения: поэтические неологизмы действительно тяготеют к рифменной позиции. М. Цветаева часто подкрепляет авторское слово фонетическими повторами с другими неологизмами или узуальными словами. Можно предположить, что рифменная позиция для Цветаевой — значимая структурная, фонетическая и семантическая площадка, которая используется для экспериментов в области поэтического словообразования. Рифменная позиция делает неологизм заметнее, структурно и фонетически выделяет его. Однако для того чтобы с полной уверенностью делать такое утверждение, нужно проанализировать отмеченность авторских слов не только с количественной, но и с качественной точки зрения.
Слишком большое доверие к статистике приведет нас к смешению двух объектов изучения: рифменной позиции как частного приема легитимизации авторского слова и риф-мованности как «объективного свойства» цветаевской неологии. Хотелось бы разграничить эти понятия. Если рифму рассматривать как «прием», то статистика не столь значима, нужны, напротив, языковые прецеденты для различных типов рифм-неологизмов. Сама М. Цветаева относилась к рифме именно как к приему, как к «слуге», который должен подчиняться поэту: «Рифма — слуга, слуги должны знать свое место. Или уж — вовсе обходиться без слуг»9. В поэтическом идиолекте Цветаевой встречаются неологизмы, которые не попадают ни разу в рифменную позицию. Там, где рифма не нужна, а неологизм нужен, М. Цветаева обходится без звуковых перекличек с соседними словами. Это можно рассматривать как своеобразный звукосимволический минус-прием. На фоне многообразно подкрепленных фонетическими созвучиями неологизмов один «холостой» неологизм сразу бросается в глаза:
Из темного чрева, где скрытые руды, Ввысь — мой тайновидческий путь. Из недр земных — и до неба: отсюда Моя двуединая суть.
Авторское определение «тайновидческий» становится центральным словом приведенного отрывка, выделяясь ритмически: это шестисложное слово, самое длинное во всей строфе и лексически оно характеризует сложную природу поэтического творчества через соединение слов тайное и видение.
Постараемся показать различные виды связи неологизмов в рифменной позиции. Анализ соотнесенности различных конструктивных элементов рифмы-неологизма внутри конкретного текста в нашем случае будет продуктивнее подсчетов, затрагивающих весь корпус поэтических произведений Цветаевой.
Рифмы-неологизмы у Цветаевой часто вступают друг с другом в парадигматические отношения, они связаны не столько как части целого, сколько как разные модификации, как разные лексические варианты одного грамматического инварианта:
Крути, парень, паклю в жгут!
Нынче масляницу жгут.
Гикалу!
Шугалу!
Хапалу!
Чучелу!
В этом примере в рифменную позицию поставлены четыре неологизма, построенные по общей модели. Это существительные женского рода в форме винительного падежа единственного числа, образованные от узуальных глаголов со сниженной стилистической окраской: гикать, шугать, хапать. Четвертое рифмующееся слово — существительное чучелу — образовано не от глагола, а от существительного чучело. В литературном языке денотативная отнесенность слова чучело определяется по контексту. Это слово может быть отнесено к лицам и мужского, и женского пола, сохраняя грамматически средний род. Но М. Цветаева дает его с диалектно-просторечной флексией женского рода винительного падежа -у, тем самым унифицируя его с предыдущим рядом слов.
Если концевые рифмы связаны парадигматически, то синтагматически связанными оказываются рифмы, находящиеся в пределах одной строки:
Природы — на лоно, природы — на ложе.
Могла бы - свою же пантерину кожу
Сняла бы...
— Сдала бы трущобе — в учебу!
В кустову, в хвощёву, вручьёву, в плющёву.
В приведенном примере мы видим употребление в одной строке четырех неологизмов, образованных по общей словообразовательной модели, — это усеченные прилагательные, образованные от полных относительных прилагательных. Усеченная форма позволяет рифмовать прилагательное с существительным учебу (совпадают флексии).
Для М. Цветаевой характерно смешение парадигматической и синтагматической ориентаций рифмующихся слов:
Новобранщине — солдатчине,
Эполетщине — бобёрщине,
Всей пехотщине, поморщине,
<Хлеборобщине, военщине,
Что с армейской долей венчаны>
В этом тексте мы наблюдаем высокую концентрацию неологизмов в пределах одной строфы. Из-за фонетической близости неологизмов и комбинации разных типов рифм, в том числе диссонансных, сложно уловить, какое слово с каким именно перекликается. Скорее возникает ощущение, что все слова связаны повторением общих фонетических комплексов, содержащих суффикс -щин, окончание -е, но с разными ударными гласными.
При рифмовании узуального слова с неологизмом часто происходит стирание границ между авторским и узуальным словом. На это указывает Л. В. Зубова: «В той же "Поэме лестницы" имеется ряд, состоящий из узуальных и окказиональных существительных, структурное подобие которых приводит к ослаблению окказиональности новообразований узуальным фоном и, напротив, придает узуальным словам свойства
окказиональных — актуализацией их структуры и внутренней формы»10. Примеров подобного смешения можно найти множество. Вот пример из поэмы «Егорушка»:
Один: морской!
Другой: нет, стой!
Да ты с трусцой,
Орут, с польцой?
В этом примере не только на парадигматическом, но и на внутрисловном уровне происходит смешение узуального и окказионального. Трусца вне приведенного контекста воспринимается как узуальное слово, обозначающее неторопливый бег, мелкую рысь11. Но в данном случае трусцой зарифмовано с польцой. В отличие от трусцы, слова польца в русском языке нет. Благодаря рифменной позиции эти слова начинают восприниматься как равные по своему экспрессивному потенциалу, и слово трусца актуализирует потенциальное, но несвойственное языковому узусу значение, производное от слова трусость. В этимологическом отношении слова трусца, трус связаны с трясти, трусить. Корень *tr^s; tros индоевропейская база *trems — «семенить ногами»12. Помещение слова трусцой в рифменную позицию актуализирует его ретроспективные семантические потенции. Это сознательный прием смешения узуального и потенциального значений в пределах одного слова. Рифменная позиция заставляет по-новому посмотреть на уже известное слово, увидеть скрытые в нем потенциальные смыслы, переосмыслить его форму. Выражение да ты с польцой понимается в этом контексте как причисление к польской нации, но благодаря слову трусца, оно приобретает оттенок неодобрительного значения. Все имена существительные, образованные от прилагательных с помощью суффикса -ц, (ср.: гнильца, хитреца, хрипотца, ленца), обладают негативным экспрессивным ореолом. В нашем случае создается не только смысловое, но и формальное напряжение между рифмующимися словами: авторская словообразовательная модель польцой нейтрализуется узуальной трусцой.
Подведем итоги. Рифма для Цветаевой является способом структурного (смыслового, ритмического и фонетического) выделения и легитимизации авторского слова. Поэтические неологизмы Цветаевой значительно чаще употребляются в рифменной позиции, чем в нерифменной. Среди наиболее характерных способов употребления неологизмов можно отметить:
1. Смешение авторских и узуальных слов так, что узуальное воспринимается как авторское и наоборот;
2. Смешение парадигматической и синтагматической ориентаций рифмующихся неологизмов;
3. Использование слов, построенных по одной словообразовательной модели, как нескольких рифмующихся грамматических инвариантов;
4. Одиночные, незарифмованные неологизмы могут восприниматься как звукосим-волический минус-прием.
Вопросы, связанные с изучением поэтических неологизмов М. Цветаевой, требуют дальнейшего изучения. Представляется перспективным описать те словообразовательные модели, которые наиболее часто встречаются в рифменной позиции.
1 Винокур Г. О. Маяковский — новатор языка. М., 1943; Ревзина О. Г. Поэтика окказионального слова // Язык как творчество. М.,1996; Бакина М. А. Новообразования в современной русской поэзии // Рус. Речь. 1975. № 2; Габинская О. А. Типология причин словотворчества. Воронеж, 1981; Земская Е. А.
Словообразование как деятельность. М., 1992; Лопатин В. В. Проблемы нулевого словообразовательного аффикса // Учен. Зап. Ташкент. пед. ин-та. Актуальные проблемы русского словообразования. Ташкент, 1975. Вып. 1. Т. 143; и др.
2Ревзина О. Г. Словарь поэтического языка Марина Цветаевой: В 4 т. / Сост. И. Ю. Белякова, И. П. Оло-вянникова, О. Г. Ревзина. М., 1998. Т. 2.
3 Пауль Г. Принципы истории языка. М., 1960. 4Ревзина О. Г. Словарь поэтического языка... С. 7. 5 Зубова Л. В. Язык поэзии Марины Цветаевой. СПб., 1999. С. 50. 6Ревзина О. Г. Словарь поэтического языка... С. 15-16.
7 Там же.
8 Ревзина О. Г. Поэтика окказионального слова...
9ЦветаеваМ. И. Собр. соч.: В 7 т. М., 1994. Т. 5. С. 455.
10 Зубова Л. В. Указ. соч. С. 59-60.
11 Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М.; Л., 1963. Т. 15. С. 1059.
12 Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М., 1994. С. 267.
