CC BY
37
УДК 821.351.0
Адильгиреева Заида Сельдерхановна
аспирант. Дагестанский государственный педагогический университет, научный сотрудник сектора родных литератур. Дагестанский научно-исследовательский институт педагогики им. А.А. Тахо-Годи zaida.adil@mail.ru
Поэтические эмоции
И МЫШЛЕНИЕ В ЛИРИКЕ ДЖАМИНАТ КЕРИМОВОЙ (ГЕНДЕРНЫЙ АСПЕКТ)
Zaida S. Adilgireeva
graduate student. Dagestan state pedagogical university, research associate of sector of native literatures. The Dagestan research institute of pedagogics of A.A. Takho-Godi zaida .adil@mail.ru
Poetic emotion and
THOUGHT IN THE LYRICS OF JAMINET KERIMOVA (GENDER ASPECT)
Аннотация. В статье рассматривается явление кумыкской женской поэзии конца XX - начала XXI вв. Наиболее ярко демонстрируют женское начало в литературе данного периода произведения поэтессы Джаминат Керимовой. Её творчество позволяет сформулировать специфику кумыкской женской поэзии с позиций художественной философии, говоря о степени осмысления категории феминизма. Здесь на примере анализа стихотворения «Тюпгюч» наглядно и глубоко воплощаются женский мир, рассуждения мышления автора, позволяющие точно очертить круг явлений, которые для поэтессы представляются смыслом человеческой жизни.
Ключевые слова: женская поэзия, анализ, поэтесса, гендерный аспект, проблема, художественное воплощение, мышление, эмоции, сюжет.
Annotation. The article considers the phenomenon Kumyk women's poetry of the late twentieth and early twenty - first centuries, the Analysis of works of the poetess Jaminet Kerimova allows the researcher to formulate the specifics of the Kumyk women's poetry in terms of its artistic philosophy, speaking about the degree of comprehension categories of feminism. The author comes to the conclusion that Kumyk women's poetry, referring to immutable concepts and images that combines moral and aesthetic principle.
Keywords: women's poetry, analysis, poet, gender, problem artistic expression, thought, story.
Беспределен поэтический мир кумыкской поэтессы Джаминат Керимовой как образно творящей, созидающей свой неповторимый художественный космос. Вместе с этим, интересующий нас гендерный аспект предполагает множество специфических проявлений «женского» письма, которые связаны не столько с являющимся «наблолоеь/м» достоянием проблемнотематическим пространством творчества, сколько с особенностями эмоциональных рефлексий и строем мышления художника. Сегодня стала очевидной культурная ценность женской литературы, поскольку в ней сосредоточена, способствующая созданию более полной картины мира, квинтэссенция социального опыта равноценной по своей значимости части общества.
Ю.М. Лотман справедливо считает, что «... женщина с её напряжённой эмоциональностью живо и непосредственно впитывает особенности своего времени, в значительной мере обгоняя его. В этом смысле характер женщины можно назвать одним из самых чутких барометров общественной жизни» [1, с. 46]. Подобную мысль высказывает и НА. Кот-ляровский, характеризуя эмансипационное движение середины XIX века: «... женщина, при чуткости
своей души и впечатлительности, должна была отозваться на новые веяния жизни» [1, с. 101].
В мужских и женских текстах различны принципы типизации. Писательницы и семейные, и личные, и общественные отношения между людьми рассматривают путём перечисления и осмысления подробностей повседневной жизни. В женских текстах зафиксированы обыденные понятия и способы понимания мира, которые, чаще всего, не представляют интереса для мужчин. Повествование о частной жизни, повседневном быте, детях, семье всегда более эмоционально и живо в женских воспоминаниях и романах, нежели в мужских, поскольку женщины изображают свою сферу жизни, близкую и понятную для них.
Обозначенный в заглавии настоящей статьи аспект единства эмоций и мышления в литературно-художественном, поэтическом восприятии и выражении, в частности, отраженных книге Джаминат Керимовой «Избранные произведения», предполагает необходимость объяснения одного очевидного факта, что «близость функций эмоций и мышления маскируется двумя обстоятельствами: абсолютизацией гносеологического ас-
291
пекта человеческого мышления и традиционным феноменологическим отнесением к эмоциям не процессов, а одних их конечных «продуктов» -аффективных «волнений» и «телесных» изменений, легко доступных внешнему наблюдению.
В качестве иллюстрации высказанного тезиса рассмотрим стихотворение «На пне» («Тю-пгючде») [2, с. 9]. При этом необходимо сказать о том, что самоназвание стихотворения таит в себе символические значения: слово «Тюпгюч» в поэтической интерпретации Керимовой объединяет две семантические единицы - в одном случае в прямом значении пня, оставшегося после срубленного или сваленного какими-то внешними силами дерева, в другом, переносном, - выражением состоящим из двух слов - омонимом «пня» - «тюп гюч», который примерно означает «сила основания (глубоко в землю вросшего корня)». Имплицитный автор произведения встает на пень дуба, который ему кажется неподвластным никаким внешним влияниям, даже острой пиле и на который он, босоногий, как бы врастает. И далее, в его богатой фантазии, воображении рисуются разные вариации собственных преображений, реализованных благодаря магнитной силе дубового пня. И первое, что обнаруживается в эмоциональной рефлексии «автора» - это его «женское» лицо, переданное посредством присущим только специфи-чески-женскому «письму» в системе гендерных стереотипов междометием «вая гьейлер», которое исключительно характерно для лексики кумычки:
Яланаякъ мен де миндим тюпгючге,
Вая гьейлер, тюпгючдеги тюпгючге!
Я, босоногая, встала на пень,
Эх, какою силой наделен тот пень!
(Подстрочный перевод наш).
Мотивная структура стихотворения построена таким образом, чтобы ассоциативно приблизить, зримо представить описываемый объект (пень), который является как бы миром вне его сознания, сделать миром для него, что, если абстрагироваться, в своем истоке и в своем конечном пункте, есть особый вид ориентировочной деятельности, цель которой - помочь человеку (имплицитно, присутствующему читателю) сделать «мир вне его» «миром для него», и что в конце концов может приобретать для человека аксиологический смысл различения добра и зла. Что же касается эмоций, то, в действительности, они в структуре разбираемого произведения в качестве процесса есть не что иное, как деятельность оценивания поступающей в мозг информации о внешнем и внутреннем мире, которую ощущения и восприятия кодируют в форме его субъективных образов. Своеобычно, в стихотворении идет развитие процесса поэтических ощущений и восприятий, вызванных данной художественной ситуацией. Это, прежде всего, нежное признание героини произведения органической связи, «слиянности» и целостности человека с природой, подобное поэтическое вы-
ражение которого, как нам представляется, трудно найти у «собратьев» поэта по «цеху»:
Битген йимик мунда мени ёлларым, Бутакълардай гётерилген къолларым, Бутларым да тамурлагъа айлангъан,
Терек дел бир сыйыр магъа байлангъан.
Руки как ветки, устремлены в небеса,
И ноги в корни превратились,
И мне, словно к дереву, корова одна привязана.
(Подстрочный перевод наш).
Лирический сюжет строится посредством вкрапления в ткань повествования слетающих на вросшую в дубовый пень фигуру героини птиц, бабочек и других насекомых, детей, гоняющихся за бабочками - словом, эмоции, ощущения и чувства радости жизни в лоне природы, которые последовательно переходят в философские размышления о месте человека в мире природы и в обществе, в целом. Перечисленные признаки эмоций в сопоставлении с поэтическими рассуждениями, мышлением автора в методологическом отношении, можно полагать, служат весьма специфической задаче: они позволяют более или менее точно очертить круг явлений, которые для поэтессы представляются смыслом человеческой жизни.
В мотивной структуре стихотворения запечатлены малейшие мгновения растерянности от возникшей в воображении ситуации собственного «врастания» в корневой пень дуба («как мне найти сил, чтобы освободиться и сойти с пня?» «гючден чыкъма гючюм бармы тюпгючден, тю-тюп сама боларманмы тюпгючден?»), которые, однако, быстро сменяются и обретают новые, оптимистически-бодрые, жизнерадостные, конструктивно ориентированные и эмоциональнолирически окрашенные смыслы и контексты:
Болмасам не, терек болма башларман, Язлар гелип, ерек йимик яшнарман.
Эмен йимик болмасам да базыкъ мен,
Терек болсам, болмас эдим языкъ мен.
Къонмакъ онуш болар эдим къушлагъа, гелсе, Салкъын берер эдим яшлагъа. Яшнарэдим яз янгурлар явгъанда,
Агъач болуп янар эдим авгъанда.
Ну и что, что не смогу - превращусь в дерево, С весны, как деревья, расцвету;
Пусть, как дуб, толстой и не стану,
Но, как дерево, и я без пользы не останусь: Превращусь я в гнездовья для птиц,
Тенью заслоню детей от палящего зноя, Зацвету от весенних дождей,
В топливо, коль засохну, превращусь...
(Подстрочный перевод наш).
Таким образом, ассоциативное мышление автора, отталкиваясь от почти детских эмоций, развивается и углубляется, приобретает иные - социальные и философские - измерения: горение лирического
292
героя, как «топливо», по мысли повествователя, направлено на то, чтобы «согреть людей», во благо и благодарность народа. В содержательной структуре анализируемого стихотворения Дж. Керимовой эмоции в качестве процесса есть не что
Литература:
1. Корнилова ТВ. Методологические основы психологии / Т.В. Корнилова, С.А. Смирнов. Санкт-Петербург, 2006. 414 с.
2. Керимова Дж.А. Сайламлы асарлары. Махачкала, 2008. 350 с.
иное, как деятельность оценивания поступающей в мозг информации о внешнем и внутреннем мире, которую ощущения и восприятия кодируют в форме его субъективных образов «гнезда», «сени», «дрова на топку» и т.д.
Literature:
1. Kornilova T.V. Methodological foundations of psychology / T.V. Kornilova, S.A. Smirnov. St. Pe-tersburg:2006. 414 p.
2. Kerimova J.A. Saylamla of an asarlara. Makhachkala, 2008. 350 p.
293
